Текст книги "Небо над войной (СИ)"

Автор книги: Шайкаллар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 67 страниц)

– Это будет так приятно, – произнес Айнон, с трудом оторвавшись, и его губы скользнули по горлу Фенриса, – взять тебя.

– Я не… – начал Волчок, не слишком уверенно, его начало потряхивать, и Айнон снова прервал его поцелуем.

– Но не здесь, – согласился он.

Айнон опустил лицо в изгиб между шеей и плечом Фенриса, жадно лизнув кусочек сладкой кожи, провел носом в направлении кадыка, и Волчок испустил глухой нетерпеливый стон. Айнон усмехнулся, отодвигаясь.

– Тише. Я могу скрыть нас от глаз, но не звуки.

Именно этот момент и выбрала Мерриль, чтобы радостно взвизгнуть, привлекая к себе внимание. Фенрис вздрогнул и закусил губу, впиваясь в Айнона яростным взглядом. Мужчина хмыкнул и вернулся к брошенному занятию, целуя горло, посасывая твердый кадык и осторожно царапая зубами клейма. Фенрис застонал и запрокинул голову, открывая шею для дальнейших ласк. Эльф положил ладони ему на грудь, то ли отталкивая, то ли притягивая ближе. Айнон скользнул кончиком языка по светлой полоске клейм. Он придвинулся еще ближе, коленом раздвигая его ноги, и вжимаясь бедром в пах. Фенрис охнул, и Айнон прикусил край острого уха.

– Я знаю, чего ты хочешь.

Волчок странно всхлипнул, в то время как мужчина ритмично давил бедром на его возбужденную плоть. Мимо прошел Андерс, что-то ища, и Фенрис со стоном вцепился в мантию Айнона, как никогда ясно понимая, что они стоят почти на виду у всех, скрытые лишь тенью и странным навыком убийцы. Айнон лизнул подставленное ухо и шепнул, обжигая влажный след дыханием:

– И я с радостью дам тебе все, что ты пожелаешь.

Он плавно скользнул на колени. И Фенрис застонал, глядя широко распахнутыми глазами, как тонкие пальцы полуэльфа взялись за завязки его штанов.

– Ты… – мимо проплыла Мариан, и он закусил ребро ладони, вспомнив про звуки. Магесса удивленно мазнула по ним невидящим взглядом и пошла дальше.

Айнон на нее даже и внимания не обратил, он мысленно поблагодарил Варрика, заставившего их снять доспехи, и жадно лизнул выступающую тазовую косточку. Очаровательная и трогательная, она каждый раз почти ввергала его в полубезумное состояние. Он чуть передвинулся, в доспехах было бы сложнее добраться до желаемой “добычи”, которую он и выпустил из плена ткани. Возбужденная плоть нетерпеливо подрагивала. Айнон жадно облизал губы. И это все – его.

Сверху раздался еще один приглушенный стон, чуть более жалобный, чем раньше. И он послушно качнулся вперед, вдыхая острый мускусный запах чужого возбуждения и слизывая прозрачную капельку с розового кончика. Обвел языком головку, дразня чувствительную щель, и наконец наклонился, медленно погружая вожделенную “добычу” глубоко в горло.

– Creator…

Он поднял на Фенриса взгляд. Яркие глаза, чей цвет растворился в сумраке и желании, были широко распахнуты, и смотрели с жаждой и неким неверием, как и всегда, сколько бы они этого ни делали, будто он не верил, что кто-то может согласиться на подобное по собственной воле. Сам Волчок тяжело и хрипло дышал, крупно вздрагивая. Айнон обвил его бедра, прижал Фенриса к стене, чтобы трясущимся ногам стало легче держать вес, и вернулся к прерванному занятию. Он вновь погрузил его напряженную плоть себе в рот, глубоко в горло, достав до основания и заскользил вверх и вниз по стволу, сжимая его губами, чтобы создать приятную тесноту.

Фенрис застонал чуть громче и тут же закусил ладонь, вспомнив про звуки и скользя полубезумным взглядом по веселящимся в комнате друзьям. Он запустил руку в длинные пряди, и Айнон решил, что он хочет сам задавать ритм, направляя движения, но Волчок лишь крупно вздрагивал, позволяя ему самому решать, что делать, и ритмично сжимал длинные пряди между пальцами. Айнон заурчал, создавая вибрацию, и ускорил движение. Сердце колотилось, как бешеное. Боль собственного возбуждения напоминала о себе еще сильнее с каждым поглаживанием и посасыванием плоти, но за прошедшие годы рабства он научился игнорировать свои потребности и уделять все внимание… партнеру.

Отчего-то Ашварахти считал верхом дрессировки, если раб мог кончить только по приказу хозяина. Сломать эту установку было непросто, но со временем Айнон справился и с этим, а вот навык остался. Внезапно Фенрис дернулся с тихим, заглушенным стоном, вонзаясь ему в самое горло, и замер, глядя в глаза Изабелле. Плоть во рту задрожала, и горячая жидкость выплеснулась, стекая в горло. Айнон, не колеблясь, проглотил все до последней капли, не чувствуя вкуса, дождался, когда дрожание прекратилось, и выпустил “добычу” изо рта, поцеловал головку, слизывая с нее последние остатки возбуждения. Сверху раздался удивленный вздох.

Айнон поднял голову и поймал потерянный взгляд Фенриса – его броня исчезла, и он выглядел потрясенным, смущенным и чертовски уязвимым. Казалось, он замер в ожидании, что ему сейчас причинят боль. Но спустя мгновение на место смущения пришло какое-то новое и едва уловимое чувство, которого мужчина раньше не замечал. Остро ощущая, как легко спугнуть это мгновение, он зачарованно застыл, желая, чтобы этот свет в глазах Волчка никогда не исчезал. Эльф протянул руку и осторожно скользнул кончиками пальцев по его щеке. Зеленые глаза сверкали множеством чувств, но все перекрывало нечто напоминающее нежность.

Кто еще смотрел на него с таким чувством?

Айнон прикрыл глаза, чтобы скрыть свое потрясение и смущение. Они оба были лишены ласки, и теперь она ранила и шокировала сильнее всего остального, проникала сквозь всю броню. Так больно и так сладко. Он повернул голову и коснулся благоговейным поцелуем ладони. От света в груди и какой-то щемящей нежности, темный клубок внутри растворился без следа. Варрик был прав, он – тупой дракон. Но как можно потерять подобное сокровище?

Он позволил себя поднять и с наслаждением потянулся – не слишком уж приятно стоять коленями на деревянном полу.

– А ты… – Фенрис смущенно замялся.

Айнон вопросительно выгнул бровь, но через миг перестал издеваться и тепло улыбнулся.

– Я – отлично. Идем, пока нас не принялись искать с собаками.

Он аккуратно сжал протянутую ладонь и направился к камину, где стояли незанятые два кресла. Там он тут же занял “свое”, с подушкой, Фенрис лишь насмешливо поднял брови и занял второе. Айнон тепло ему улыбнулся и тут же вздрогнул.

– А вот вы где! – из-за кресла возник Варрик. – Я уж решил, что пора организовывать спасательную экспедицию, – Фенрис фыркнул, бросив быстрый взгляд на Айнона и отвернулся. Гном подозрительно их оглядел. – А что это вы вдруг такие счастливые? Ну-ка, давайте с подробностями.

– Варрик!

Тетрас испуганно подпрыгнул и шмыгнул вперед.

– Только не снова. Спрячьте меня!

Тевинтерцы весело захихикали, но Айнон все же укрыл его сумрачным полотном. Когда Мерриль ушла, Варрик с облегчением выдохнул и устроился в кресле, в то время как Айнон с невозмутимым лицом пересел на широкий подлокотник к Фенрису. Он огляделся. Все счастливо болтали, шумно обсуждая что-то лежащее на столе. Тетрас вздохнул.

– Ну и что ты делаешь весь день в этом громадном домище? – Варрик заинтересованно глянул на Фенриса, делая -надцатую попытку завести разговор о работе.

– Танцую, конечно, – эльф фыркнул, бросая быстрый взгляд на непривычно удовлетворенного Айнона.

– Правда? – Тетрас, заметив их переглядывания, еще более заинтересованно оглядел обоих. Было у него предположение насчет этих танцев.

– Ношусь по комнатам, исполняя балет “Ежедневная уборка”, – продолжил в том же тоне Фенрис.

– Ты что, пошутил? Внемли, Церковь! Пусть этот день занесут в календарь как праздничный!

– А ты думал, я никогда не шучу? – вот теперь он возмущался. Варрик фыркнул в кружку и глянул на тихого полуэльфа, с мечтательным выражения лица смотрящего в камин.

– Ну а ты, Красавчик?

– Пеку пирожки с джемом и вышиваю крестиком, – Айнон придал лицу выражение “это же очевидно”.

– Серьезно? – Варрик поднял брови. – Знаешь, я даже не понимаю, шутишь ли ты сейчас.

– Варю яды, естественно. А ты, что ли, можешь представить меня в фартуке, пекущим пирожки? – Айнон выразительно изогнул брови, игнорируя тихо хихикающего Фенриса, который как раз сегодня и созерцал эту картину: Айнон в фартуке, пекущий пирог.

Через пару секунд Фенрис не выдержал и рассмеялся, легкомысленно хлопая полуэльфа по плечу. Айнон вежливо улыбнулся Варрику: вообще-то и пяльца у него были – мелкая моторика, будь она проклята. Для варки ядов и метания ножей. Пересмешник вон крючком вязал. Только вот сам Айнон лучше бы умер, чем признался в подобном.

С боку, у небольшого рабочего стола, что-то зашевелилось и Варрик резко обернулся к застывшему от испуга церковнику.

– Эй, Певчий, а что это ты делаешь?

– Ничего! Ничего! – Себастьян ловко отпрыгнул от стола и вскинул руки.

– Ты пытаешься заглянуть в мои записи? – Варрик подозрительно его оглядел.

– До меня… – церковник замялся. – Дошли странные байки о “пряжке праведности”.

– Как пряжка разговаривает про будущее твоих штанов? – Тетрас вскинул брови. – Или про то, как она на лицах грешников клеймо выжигает? Мне лично больше нравится про штаны. Там пафосу больше.

Грянула еще порция смеха, теперь тевинтерцы, ничуть не смущаясь, смеялись, уткнувшись друг в друга.

========== 66. Шиповник ч.3 ==========

Комментарий к 66. Шиповник ч.3

С переездом меня, и я снова с вами))

Его жизнь была похожа на этот старый дом. Такая же пустая, холодная и лишенная хозяина. С гулким эхом и трупами в темноте. И точно так же разваливалась.

Он прибыл в Киркволл и остался в нем, не имея сил и дальше убегать. Он просто больше не мог бежать. Вечно испытывать страх и неуверенность, одиночество и бессмысленность собственного выбора. Он сбежал, чтобы быть свободным, но, убегая от хозяина, укрываясь от ищущих его наемников, он не был свободен, он был рабом страха и бегства. Ничего не изменилось. Поводок все еще связывал его с хозяином. Он все еще был рабом, как далеко бы он ни сбежал. И он устал от этого.

Хоук и компания стали его отдушиной. И защитой. Вездесущая, командующая всеми Хоук легко заменяла хозяина, впутывая его и всех вокруг, кто осмеливался назвать себя ее другом, в многочисленные неприятности, таская по всему городу и его окрестностям, спасая и помогая всем. А компания друзей Хоук заменила ему Воинов Тумана. Он неплохо проводил время, напиваясь в компании с Варриком и перебрасываясь не слишком уж злыми, но достаточно едкими, чтобы держать в тонусе их обоих, комментариями с Андерсом. Иногда к нему заходила Авелин или Изабелла, или все сразу. Пустой, принципиально не убранный дом Данариуса сразу заполнялся смехом и дружеским подшучиванием. Он тоже переставал быть пустым и одиноким.

Но, как и с домом, от этого он не становился целее и счастливей.

Вместе с Хоук в его жизни появилась Изабелла. Бойкая пиратка улыбалась ему, она принимала его как равного, закрывала глаза на его прошлое и ничуть не скрывала своего желания. Для нее он был как все. Без рабского поводка и шлейфа трупов за спиной. Она была настойчива, и он уступил ей.

Он просто хотел быть счастливым.

А Изабелла ничего не хотела от него сверх того, что он готов был ей дать. С ней он мог притвориться нормальным, нет, обычным, без рабского прошлого, без хозяина, идущего по следу. Он окунался в ее лишенные трепета объятия, на полчаса становясь просто мужчиной без прошлого и расы. Эти полчаса он мог бы назвать счастьем.

Она шутила, кидала в него виноградины и заливала их постель вином, что стекало тонкими ручейками по ее упругим грудям, крепким бедрам, по шелковистой коже, во впадинку пупка, в жаркую щель между ног. Она смеялась, стонала, царапала острыми ногтями его кожу. И не замечала… ничего, что могло бы омрачить ее улыбку, упрямую, будто ростки растения, пробивающиеся сквозь камни мостовых.

А он просто хотел быть счастливым, хоть недолго.

И тоже не замечал ничего, что могло бы омрачить эти полчаса. Он улыбался, иногда невпопад, молчал, когда ее ногти царапали клейма, и забывал, что все может быть по-другому. Зачем помнить, если она изгибается под ним? Не отказывает и часто приходит сама. Не требует измениться, не хочет чего-то определенного, смотрит на него, как на равного. Она не была мечтой, она была рядом. Она не требовала борьбы. Но и не спасала сама.

Он выигрывал, иногда проигрывая, у Варрика, ругался с Андерсом, шел за Хоук, сражался, страдал от боли, терпел жжение клейм и тошнотворный запах собственной крови, с облегчением откидывался в объятия Изабеллы и не желал помнить. Ни о чем: ни о свободе, ни о хозяине, ни о прошлом, оставленном на Сегероне. Он жил как все: пил, играл, сражался, помогал другим, спал с женщиной, – и все равно его жизнь была похожа на старый, разваливающийся дом Данариуса. На дом, принадлежащий Данариусу. Не было свободы, не было освобождения. Не было счастья…

Они желали, чтобы он покинул этот дом, они просто не понимали, что дом был отражением его самого, отражением его внутреннего мира. Он рассыпался вместе с ним.

А затем в Киркволл прибыл Айнон. Улыбчивый, ехидный, сильный и властный. Фальшивые улыбки и холодные глаза, он смеялся, но, как и Фенрис, боялся собственного прошлого, он был свободен, но у него не было цели. И Фенрис внезапно осознал, что он гораздо счастливей Айнона – хоть он в бегах от своего хозяина, но у него есть друзья, пусть и такие странные, как Хоук с сотоварищами; у Айнона, хотя его хозяин уже много лет как был мертв, не было и этого, только бесконечная, всепожирающая месть магистрам, которые исчезнут лишь с уничтожением всего Тевинтера…

Фенрис и не заметил, как разваливающийся дом потеплел, стал чище и веселее. Как вечерние молчаливые посиделки у камина с Айноном стали важнее получаса с Изабеллой. Айнон тепло смотрел на него, искренне отвечал на все расспросы, снимал рядом с ним свои маски и фальшивые улыбки и с трепетом прикасался к нему. Все время касался его, точно зная, где не было лириумных клейм. Фенрис не понимал его.

– О, Фенрис, мы всегда касаемся тех, кто нам нравится, – Изабелла соблазнительно улыбнулась ему и бестрепетно коснулась его руки.

Она касалась его как обычного мужчину, одного из тысяч. Раньше ему нравились ее прикосновения. Все остальные касались его так, будто он ранен, болен, будто он заразен. Как будто он раб. Разные прикосновения, но все они говорили, что он другой, что он отличается от остальных. Все они напоминали о его хозяине. И только Айнон касался его так, будто он был самым дорогим в его жизни. И трепет его касаний, наполнял его теплом, и заставлял кожу Фенриса гореть, жадно запоминая места, где скользили ласковые пальцы.

Отношение Айнона к нему было очевидным, и не очевидно в то же самое время. В его улыбках, обращенных к нему, всегда было тепло и мягкость, они были и в его взглядах, касаниях, в вечной молчаливой поддержке. В словах не было нужды. И все же его забота пугала, а безусловное принятие потрясало. Как кто-то все это может заслужить, не делая ничего? Не бывает так просто, не достается подобное так легко. В жизни все нужно заслужить – как раб он понял это очень быстро. Хочешь еды – будь послушен, хочешь спать – будь расторопен, не хочешь боли – не поднимай глаз и молчи.

Айнон давал ему все это без условий и колебаний, как будто он имел на это право. Как будто чужой раб был достоин его тепла.

Но он точно так же непринужденно улыбался Варрику, заботливо таскал на руках Мерриль, хотя ненавидел магов, прикрывал спину Хоук и совершенно искренне отвечал Авелин. Иногда Фенрис не представлял, где кончается или начинается его искренность, где что-то предназначенное только для него, а где для других. Дружелюбный Айнон иногда напоминал Андрасте, что безмятежно улыбается всем от рабов до кунари, от Матерей до убийц, не видя между ними разницы.

Айнон ненавидел прикосновения так же сильно, как и он сам. Всякий раз предпочитая оказываться в недосягаемости, или просто держал людей подальше от себя острым языком и злыми, колючими высказываниями. А сам Айнон ограничивался лишь быстрым скупым похлопыванием по плечу Варрика, или Авелин. Изредка захватывал Хоук за запястье, чтобы вытолкнуть ее из зоны поражения. Но когда дело касалось самого Фенриса, он легко вторгался в личное пространство, без колебаний прикасался к нему.

Иногда он смотрел на него больным лихорадочным взглядом, и Фенрису казалось, что Айнон ждет от него первого шага. Но он не знал, как сделать этот шаг. Он нес слишком огромный груз на своих плечах: бегство, рабство, хозяин, неразрешенное прошлое, вереница страхов и шлейф трупов. Со всем этим он не мог даже думать о будущем. Слишком тяжелый груз нес на своих плечах Айнон: темные тайны, работа в гильдии, усталость и боль в глазах. Иногда казалось, что он ведет битвы пострашнее проблем Хоук. Фенрис не желал увеличивать его груз своим, прекрасно зная, что Айнон без колебаний разделит с ним все, от счастья до боли, – такова была его суть. Такова была его преданность, невозможная, абсолютная, и которую он совсем не заслужил.

Фенрис хотел стать свободным, чтобы самому оказать ему поддержку. Чтобы ему было что предложить.

Когда Данариус умер, он вздохнул с облегчением. Он больше не будет тем, кому нужна помощь, теперь он сам окажет ее. Он поможет Айнону бороться с его тьмой. Станет равным, плечом к плечу, а не позади. А потом он понял то, что всегда было очевидным и было прямо перед ним.

Ему не нужно было быть достойным этих чувств и преданности, не нужно было искать доказательства своей ценности, – он уже был ценен, у него уже все было. Только глупый раб внутри него думал, что он должен заслужить внимание Айнона. Требовалась лишь решимость принять его. Все могло бы случиться раньше, но он не сожалел. Он стал сильнее и многое понял.

Фенрис толкнул двери поместья, быстро входя в темную прихожую. Было непривычно, что двери больше не скрипели. К тому же именно скрип спас тогда безголового убийцу, решившего в одиночку убить магистра. Фенрис поморщился. С другой стороны, отсутствие привычного звука тоже было частью изменений. Он теперь и сам был способен позаботиться о важном для себя “человеке”.

Войдя в холл, он запустил руку в волосы, стряхивая с них воду. Ему повезло, что дождь начался, когда он уже был на лестнице, так что сильно промокнуть он не успел. Хотя приятного все равно было мало. Фенрис неспешно поднимался, размышляя над тем, кого он застанет в светлой гостиной. Отчего-то хотелось, чтобы только Айнона.

– С возвращением.

Айнон тепло улыбался ему из кресла, одной рукой придерживая громоздкий том. В груди непривычно потеплело, на миг перехватив дыхание. Было так приятно, что теперь был кто-то, кто ждал его и говорил “с возвращением”. Айнон делал это и раньше, но тогда это воспринималось как нечто дежурное. А теперь это было его, его собственное. Трепетное и драгоценное. Только его. Айнон внимательно его оглядел и удивленно поднял брови.

– Ты промок?

– А, да, – Фенрис только сейчас вспомнил, что по шее неприятно стекали холодные капли, и он недовольно поморщился, – там дождь.

Айнон отложил книгу и выпрямился.

– Снимай доспехи. Тунику тоже. Я сейчас, – и вышел.

Фенрис хмыкнул и еще раз тряхнул головой, разбрасывая тяжелые капли. Он потянулся к ремням нагрудника, торопливо скидывая броню. И столь же торопливо защелкал застежками влажной туники. Через пару минут он с облегчением сел в кресло перед камином, наслаждаясь идущим от него теплом. Вскоре заболят клейма, но это его больше не волновало – когда-то он корчился в одиночестве от боли на холодных простынях, переживая очередной приступ агонии, а теперь, когда придет боль, заботливые руки обязательно ее усмирят, ведь он не был больше один. И ему не надо было со всем бороться в одиночестве.

На голову опустилось полотенце, а в руки лег бокал с вином. Он даже удивиться не успел, как Айнон, стоящий за креслом, невозмутимо принялся вытирать с его волос воду, аккуратными, массирующими движениями. Фенрис торопливо прикрыл глаза от жгучего тепла в груди и каких-то других странных чувств, уговаривающих его расслабиться, перехватить уверенные ладони и оставить на них благодарные поцелуи.

– Итак, и что ты делал с Авелин?

Фенрис фыркнул. Айнон всегда был в курсе почти всех дел в городе, и это давно уже не удивляло.

– Она отчего-то решила, что мы с тобой имеем отношение ко всем мертвым работорговцам в Киркволле.

Было так странно говорить “мы”, будто они одно целое, будто неразделимы, связаны, принадлежат друг другу. Он никогда не был “мы”, только “он”. Было так странно. Будто он долгое время жил в темноте при свете одной лишь свечи, и вдруг все озарило солнце. Будто пространства вокруг стало больше, будто стало больше его самого. Айнон позади насмешливо фыркнул.

– Ну да, нам же нечем больше заняться. А они такие милашки, что других врагов, кроме чокнутых тевинтерцев, у них нет. Ох уж эта Авелин, – он вздохнул. – Это из-за Хоук.

– М?

– Очередной побег магов из Круга. Мередит в исступлении, храмовники в ужасе, стража в панике, Андерс в экстазе, – Айнон убрал полотенце и присел на подлокотник соседнего кресла, внимательно его оглядывая. – Не холодно?

– Нет, – Фенрис поспешил смущенно уткнуться в свой бокал.

– Чудно, – мужчина тепло улыбнулся. – Я тут тебе подарок нашел.

Фенрис изумленно моргнул и проглотил идиотское “мне?”. Айнон тем временем шагнул вглубь комнаты, уронил полотенце на спинку стула и взял что-то со стола. Через миг он вернулся к Фенрису, протягивая ему что-то прямоугольное.

– Это… – Фенрис удивленно рассматривал какую-то очень старую книгу. Хотя переплет у нее и был новый, но внутри были старые пожелтевшие, местами порванные или слегка обгорелые листы. Было видно, что содержимому не одна сотня (десятков? М.: лучше просто сотня) лет, чернила местами выцвели. Кое-где встречались изящные изображения разных существ. Более того, он не мог понять язык, на котором была написана эта книга.

– Я ведь обещал найти тебе хорошую книгу, – Айнон непривычно неловко усмехнулся. – Это сборник долийских сказок и легенд. Прости, что старая, но у долийцев нет общеизвестной письменности, она известна лишь хранителям. Так что книгу писали после падения Арлатана силами множества хранителей, чтобы сохранить часть культуры. Сборник потом многократно переписывали, дописывали и прочее, в общем, где-то бродит еще десяток копий, – мужчина вздохнул. – Книга не сильно популярная, так как раз нет письменности, то нет и словаря. Вернее, есть несколько, хм, отдельных работ с небольшим перечнем слов, но не более.

Айнон смущенно закусил губу, что случалось с ним настолько редко, что это почти шокировало, и нерешительно положил на подлокотник толстый блокнот. Глядя на неуверенного Айнона, Фенрис даже забыл о книге в руках.

– Когда я пытался выучить долийский, я собрал все эти статьи, чуть дополнил и получилось что-то вроде словаря. Там не очень много слов, но, чтобы перевести сказки, хватит, – он задумчиво мазнул пальцами по переплету книги, что сжимал потрясенный Фенрис и тихо продолжил. – Уверен, наши матери рассказывали нам в детстве эти истории. Я… не могу вернуть тебе память, но могу вернуть сказки, – мужчина грустно улыбнулся.

Фенрис зажмурился. Чувство восхищения Айноном граничило с желанием ему врезать, чтобы избавиться от болезненных чувств в груди. Что за невозможное создание? Как можно столь небрежно, походя, и книга столетней давности, и воспоминания, словарь написанный своей рукой… В груди кипела обжигающая нежность. Что там Варрик говорил? Ногами, руками и биться до последнего? Фенрис судорожно вдохнул, проталкивая ком в горле.

– Я…

– Ага! – Айнон радостно улыбался. – Давненько мы не устраивали чтение сказок у камина.

– Одеяла и подушки?

Айнон беззаботно рассмеялся и вышел из комнаты за одеялом, а Фенрис задумчиво скользнул ладонью по словарю. Кажется, он хотел узнать значение какого-то слова.

Спустя пару минут мужчина вернулся с одеялом и парой подушек, все это было брошено на пол между камином и креслом. Айнон бодро устроился на полу, откинувшись спиной на край кресла, и выразительно похлопал по одеялу между разведенных коленей. Фенрис удивленно моргнул, понимая, что ему предлагают. Вспыхнувшее на мгновение смущение он задавил воспоминанием о лице убийцы, когда тот понял, что кормить его будут с ложечки. Фенрис хмыкнул и откинулся на грудь Айнона.

– …и умоляла его освободить отца, но гордыня его была велика, а гнев ужасен, и он отказался. В тот самый миг из моря слез земли вышла на землю Митал, она коснулась ладонью Эльгарханова лба, и от ее касания Эльгархан успокоился и понял, что гнев завел его слишком далеко*…

Книга лежала у Фенриса на коленях, а палец Айнона скользил по строчкам, указывая слова. Вскоре Фенрис даже начал узнавать некоторые из них. Удивительно, но, кажется, мужчина запомнил, что он выучил кунарийский, только лишь слушая речь косситов.

Большим пальцем другой руки Айнон вырисовывал круги у него на животе, а слова истории выдыхал в ухо, иногда целуя в висок, тихо, словно он делил с ним какую-то тайну, и его мог еще кто-то услышать. Его запах, такой правильный и знакомый, окружал Фенриса, убаюкивая ничуть не хуже тихого голоса. Было странно, но правильно быть заключенным в кольцо его рук, чувствуя жаркое дыхание, и как бьется в его груди сердце.

– …а ночью, когда солнце отправилось спать, Митал собрала вокруг его ложа сияющую землю, и слепила из нее шар…

Убаюканный теплом и тихо журчащим голосом Айнона Фенрис незаметно уснул. В теплых объятиях сна женщина с огненными волосами тихо рассказывала ему о Митал, бережно прижимая к себе его и такую же рыжеволосую девочку. В кольце ее рук он чувствовал себя счастливым.

_________________________________

Из “Повести о касании Митал”, рассказанной Гишарелем, хранителем Ралаферинского клана долийских эльфов. – Спросите, откуда это? А хрен его знает))) http://ru.dragonage.wikia.com/wiki/%D0%AD%D0%BB%D1%8C%D1%84%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BF%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BE%D0%BD

========== 67. Новый путь ч.1 ==========

– Леталлан, я вынуждена просить тебя об одной вещи.

Айнон рассеянно моргнул, пытаясь понять, кто такой Леталлан, и что он делает в их компании посреди “Висельника”. Он моргнул еще раз, наконец, найдя соответствие в своей памяти. Эльфийский: “Леталлан” – соклановец. Тем временем Мерриль закончила страдать смущением и вновь обратилась к Хоук и компании, которые сидели за своим любимым столом. Айнон бросил быстрый взгляд на компаньонов. Авелин и Андерс недовольно хмурились, Варрик и Хоук обеспокоенно оглядывали эльфийку, Фенрис невозмутимо пил, делая вид, что его тема разговора вообще не касается. Остальные сегодня отсутствовали. Изабелла из-за похмелья, Себастьян из-за служения. Он перевел взгляд на Мерриль и придал оскалу дружелюбия.

– Я надеялась, что кроме арулин’хольма мне ничего больше не понадобится, но элювиан по-прежнему не работает, – Мерриль смущенно уткнулась взглядом в пол. – Я думаю… Я думаю, мне нужно вернуться к духу, который помог мне в самом начале.

Айнон подавился своим пивом.

– Думаешь, он тебе поможет? – Хоук нахмурилась, бросив на него обеспокоенный взгляд.

– Он знает что-то про это зеркало. Всего он мне не рассказал, да и доверять ему опасно… – Андерс что-то одобрительно проворчал, но Мерриль его проигнорировала. – Он видел, как зеркало изготовили, а все, кто может о нем знать, обитают в Тени. Я призвала духа, но он меня, кажется, не слышит. Он заточен в реликвии, а реликвия хранится в Расколотой горе. Я хочу поискать его там, – она смущенно улыбнулась.

– К чему нам следует быть готовыми, если что-то пойдет не так? – Авелин нахмурилась еще сильнее.

– Я сама точно не знаю. Никогда не видела одержимых, – Мерриль хлопнула длинными ресницами. – Хранительница говорит, что они… меняют форму прямо на глазах.

– Значит, ты просишь нас отправиться с тобой и последить за чем-то, но сама не знаешь за чем? – Рыжая тоскливо вздохнула.

– Это просто предосторожность, Авелин. Ничего плохого не должно случиться.

– Умеешь ты успокаивать, – Авелин покачала головой.

– Но… если все пойдет не так… – Мерриль снова замялась, аккуратно и с трудом подбирая слова. – Если он овладеет мной, ты должна будешь меня убить, – она подняла взгляд на растерявшуюся от такой новости Хоук.

– Я точно пойду, – Айнон вскинул руку. Хоук бросила на него взволнованный взгляд и обернулась к долийке.

– Ради этого зеркала ты готова рискнуть стать одержимой? – Мариан страдальчески изогнула брови. – Неужели оно того стоит?

– Если это поможет вернуть хоть один кусочек нашей истории – это стоит того, чтобы рискнуть, – Мерриль упрямо поджала губы, Айнон уже знал это выражение лица, как, впрочем, и остальные, судя по коллективному вздоху. – Ты нужна мне, леталлан. Я себе не прощу, если из-за меня кто-нибудь пострадает.

– Ох, Цветик… – Варрик неуверенно глянул на Мариан.

– Если ты твердо решила это сделать, то ладно, – Хоук вздохнула: она, как и все, видела, что Мерриль сделает это с ними или без них, и лучше с ними. – Я пойду с тобой и прослежу, чтобы ничего плохого не случилось, – она обернулась, быстро оглядывая присутствующих. – Авелин?

– Прости, Хоук, я на дежурстве, – Рыжая виновато подняла руки.

– Ясно, значит, все остальные идут.

– Нас уже не спрашивают, да? – Айнон удивленно вскинул брови.

– Ты же все равно согласен.

Убийца фыркнул.

Через два часа Расколотая гора встретила их толпой разбойников, затаившихся на широкой дороге, ведущей к лагерю долийцев. Айнон метнул нож в одного из их, покуда Хоук набрасывала на них “Бурю”; странное все же они выбрали место для засады. Понятно, если бы где-то в городе или перед городом, или рядом с городом, но здесь? Как будто сюда толпами городские на экскурсию ходят. Или это они долийцев ждут? Наивные… Тевинтерец отстраненно проследил, как его компаньоны легко расправились с шестью разбойниками.

– Прежде всего, – Варрик убрал арбалет в спинной чехол, – кому взбрело в голову прятать демона в пещере в Расколотой горе?

– А где бы ты его спрятал? – Мерриль с интересом глянула на гнома.

– В Тевинтере, может быть. Или в Андерфелсе. Но подальше от Киркволла – это уж точно.

– Эй, – Айнон возмущенно глянул на него, – в Тевинтере и так их до фига и больше. Куда ни плюнь, всюду демоны да одержимые.

– Вот там ему было бы самое место, – Варрик фыркнул.

– Им вообще здесь не место, – закончил их спор Фенрис.

– И где, по-твоему, их место? – Андерс угрожающе скрестил руки на груди.

– Поговорим с Маретари перед началом? – Хоук оглядела их недружную компанию. Возможно, было ошибкой брать такую разноидейную компанию. Хотя обычно разное отношение тевинтерцев и остальных не сильно мешало в их делах, но, похоже, это приключение станет исключением.