Текст книги "Небо над войной (СИ)"

Автор книги: Шайкаллар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 67 страниц)

Айнон по старой рабской привычке сжал губы и без звука скатился с чужого плеча, что играло роль подушки. Он переждал еще пару мгновений, дожидаясь, пока лечебное зелье еще немного поборется с жуткими симптомами еще более жуткой попойки, а пока он пытался вспомнить, как он здесь оказался. Перед глазами была тревожная темная пелена.

Наконец стало ясно, что он ничего не вспомнит, и что зелье уже не поможет. Тевинтерец с трудом сел, борясь с приступом тошноты, на миг зажмурился, переживая особо настойчивые волны дурноты, и вновь открыл глаза. И тут же закрыл. Открыл. Ущипнул анестезированное зельем и алкоголем запястье. Тихо храпящий Себастьян без рубашки, но, слава Создателю, в штанах, исполнявший всю ночь роль грелки и подушки, никуда не делся. Айнон подавил нервный смешок. Хорошо хоть в штанах, и что не Андерс. Он огляделся.

Тяжелые темно-бордовые шторы с золотым узором, темное дерево, резной камин с фарфоровыми фигурками, вазы с цветами… Где-то такое он уже видел… Ах да, хорошо обставленный дом аристократа. Они все на одно лицо, даже внутри мало чем различаются. Одинаковая мебель, утварь, ткани. Айнон ущипнул себя за переносицу. Честное слово, он все равно ничего не помнил. Тевинтерец скосил взгляд в бок. На втором плече Себастьяна мирно сопела Мерриль; если удастся по-тихому отсюда убраться, будет способ оправдаться. Где он и как сюда попал – все еще было актуальным вопросом.

Айнон с трудом поднялся и шагнул к единственным видимым здесь дверям. По ту сторону был небольшой зал, в центре которого лежала гора одежды вперемешку с картами, причем одна из них была прибита его же метательным ножом к стене и еще одна к потолку. Айнон изумленно моргнул, пытаясь представить себе угол, из которого он это делал. Получалось плохо, потому что получалось, что бросал он его с пола из положения лежа. У противоположных стен было два дивана. И оба были заняты – на одном по-мужски похрапывала Авелин. В половине доспеха, то есть только в нагруднике. А вот на втором…

Айнон ущипнул запястье, а потом еще раз. Причем во второй, похоже, до синяка. Но голова спящего Фенриса с живота Изабеллы никуда не делась. Похоже, они частенько раньше так засыпали: он почти целиком на ней, ее разведенные бедра сжимают его бока, пальцы переплелись. Причем Изабелла только в платье, а эльф лишь в штанах. Оба до жути довольные. Накатила новая волна тошноты и боли.

Мужчина двинулся назад. Кажется, там был кувшин с водой. На пороге его настигло странное чувство. И дело тут было даже не в том, что Себастьян уже к этому моменту проснулся. Зеленоватый церковник сидел на полу, обнимаясь с ночным горшком. Айнон тоскливо вздохнул.

– Святая Андрасте. Вот скажи, Себастьян, почему когда мы оказываемся в одной компании, ты все время блюешь?

– Извини, – Себастьян болезненно застонал и вновь склонился над горшком.

А Айнон снова вздохнул. Но странное чувство вызывал не несчастный принц-которого-все-время-тошнило, а платяной шкаф у дверей. Тевинтерец осторожно потянул дверцу. А через миг вскинул брови в нешуточном удивлении. В шкафу сидел, точнее спал, Донник в одном белье. Слава Создателю, могло быть и хуже, например, он мог быть и без…

– Хо-холодно, – отважный стражник, не просыпаясь, попытался закутаться в висевшую там тряпку непонятного назначения, похожую на выкидыш союза бального платья и мажеской мантии.

Айнон решительно прикрыл дверь. Та-ак. Где два стражника, там и полказармы. Хотя количество одежды на полу соседнего зала его удивляло сильнее. Вот и он сам был в рубашке и брюках, хотя предпочел бы, чтобы вещей было чуть больше, хотя бы еще сапоги. Тевинтерец развернулся и решительно направился вглубь дома. Где-то же должна быть кухня с водой, верно?

Зал выходил в еще один зал, а точнее, на галерею второго этажа в какой-то библиотеке. Мужчина удивленно вскинул брови, оглядывая царящий в ней беспорядок. Пару мгновений его разрывали противоположные чувства: найти попить и навести порядок. Порядок победил. Айнон тяжело вздохнул и принялся расставлять предметы по местам. Для начала он собрал с трех столов двух кресел и двух диванов книги. Кому бы ни принадлежала эта библиотека, интересы у него были те еще. “Трудная жизнь в верхнем городе: чем выше, тем труднее”, “Кожа и перья: пересечения форм”, “Общенародные законы Киркволла” и… “Сто один способ использовать картошку в форме фаллоса”. Н-да…

На том же диване он нашел и трех стражников. Айнон присмотрелся. Эту женщину он знал. Кажется, именно она все время отиралась в “Висельнике”. А этих двух почти бронированных парней, между которыми лежала рыжая, не помнил, хоть убей.

У книжного шкафа он поборолся с желанием рассортировать все это богатство в алфавитном порядке, но желание попить воды в этом веке победило, и Айнон просто расставил книги, где было место. Собрал все бутылки в одном углу и принялся складывать аккуратными стопками записки, внимательно вглядываясь в текст, разглаживая мятые листки почти на автомате. “Изабелла, Изабелла, Мерриль, Карвер”. Одно радовало: он в таком плачевном состоянии у Хоук дома.

Выровнял резные фигурки на камине, отметив, что большая статуя над ним очень похожа на изображение Древнего Бога, с несколькими характерными для Тевинтера элементами. Айнон смахнул с изображение пыль, пытаясь припомнить, кто бы это мог быть. За дверью справа что-то хрустнуло с характерным звуком, крошащегося под ногой стекла.

Убийца дернул рукой и чертыхнулся, перевязи с ножами не было. Ножей вообще сейчас у него не было. Это как же надо было напиться, чтобы лишиться самого главного? Он шагнул к столу и вынул две игральные карты из колоды, что он умудрился собрать по всей библиотеке, когда убирал книги. Это, конечно, не нож, но картой вполне можно перерезать горло. Если постараться.

Айнон осторожно толкнул дверь. Он, конечно, у Хоук, но как знать, может, убийцы и воры у нее тут как у себя дома?

За дверями оказался холл, по углам которого виднелась еще пара громко храпящих стражников. По залу, хрустя битым стеклом, ходил, убираясь, Андерс, на пару с незнакомой эльфийкой. Кажется, ее звали Орана. Фенрис часто о ней рассказывал, недовольно кривясь. Его задевало, что ныне свободная эльфийка стала служанкой магессы. Наивный Волчок пока еще не понимал, что свобода не сильно отличается от рабства – ты, как и прежде, вынужден выполнять чужие приказы, только теперь ты делаешь это ради жилья и еды, и порой готов также ломаться ради них, как в рабстве ради хозяйской милости. У свободы было только одно отличие: если твой условный хозяин решить тебя избить или изнасиловать, ты волен зарядить ему кулаком в челюсть и коленом в пах, и никто тебе и слова не скажет. В итоге быть слугой лучше, чем из рабства сразу на улицу, когда ты даже не знаешь куда идти и с чего начать.

Андерс что-то весело напевал, жизнерадостно таская туда-сюда то груду доспехов, то бутылки, то стопку книг. А за ним по пятам бегало три кота: черно-белый, черный и рыжий. Вся эта ватага смотрела на мага преданным обожающим взглядом и не отставала ни на шаг. Андерс замирает – они садятся полукругом, ожидая его. Андерс идет – они торопливо несутся следом один за другим. Андерс за дверь – они преданно ждут у нее. Айнон нервно хихикнул.

– И тебе того же, – весьма бодро отозвался маг. Айнон с отвращением и долей зависти вспомнил, что Справедливость следит за его трезвостью, и потому Одержимый такой до отвращения счастливый.

– Ага, – Айнон деловито кивнул. – На открытие Храма не забудь меня позвать.

– Какого Храма? – Андерс замер со стопкой исписанного пергамента, недоуменно моргая.

– Кошачьего бога, – тевинтерец движением головы указал на котят, смотрящих на мага обожающим трепетным взглядом. – Хотел бы я посмотреть, из чего они его сложат.

– Ах, это… – Одержимый вздохнул.

– Кстати, а что вчера было?

Через пять минут расспросов Айнон решил, что не настолько псих, чтобы идти через весь холл, засыпанный битым стеклом, без обуви, и решил вернуться обратно, – кажется, в жуткой куче из одежды и карт он видел и свои сапоги. Он бодро преодолел библиотеку и замер на пороге зала. Кучу одежды уже раскапывал проснувшийся Фенрис. Эльф обернулся на звук шагов и, увидев его, смущенно улыбнулся, заливаясь нескромным румянцем. Айнон недоуменно выгнул бровь.

– Avanna, – Волчок виновато отвел взгляд. Убийца устало вздохнул и подавил волну болезненной тошноты.

– Solia dia, – полуэльф присоединился к раскопкам, с самым невинным лицом устраиваясь рядом на полу.

“Копали” они молча, Айнона тошнило от всего сразу, а Фенрис сверкал алыми кончиками ушей и беспокойно прикусывал нижнюю губу. И было непонятно, помнил ли он что-то компрометирующее или предполагал. А может, и не в воспоминаниях было дело, впрочем, спрашивать Айнон не спешил. Немного покопавшись, он с удовольствием вытащил свои сапоги. А через миг из кучи вещей Фенрис вынул что-то детского размера. Откуда у Хоук в доме ребенок? На ум пришла только та пара оборванцев из Клоаки, что были с Эвелиной. Кажется, Хоук взялась их опекать вместо отступницы.

– Это… штаны Варрика? – эльф с интересом рассматривал деталь одежды гнома. – А как он тогда ушел? В спальне только Себастьян, Мерриль и Донник.

Айнон весело хмыкнул.

– Что-то мне подсказывает, что он и не ушел, – он моргнул, вспоминая все, что он сегодня видел. – Кажется, в холле на люстре что-то храпело.

Фенрис истерично хихикнул, вновь заливаясь румянцем. Чудный алый оттенок разлился по щекам, стек по шее и захватил часть груди. Fastevas! Как же хотелось знать, что он такого помнит.

– Там, кстати, Андерс убирается, – Айнон отвел от Волчка взгляд и устало ущипнул себя за переносицу. – Я его пытался расспросить насчет вчерашнего.

– Ну и как все прошло?

– Он все время смеялся.

– Неожиданно, – через миг тихо смеялся уже Фенрис.

– У нас есть шанс разбудить Варрика и спросить у него, – Айнон задумчиво следил, как скрывается за тканью лириумный узор.

Фенрис кивнул, быстро защелкивая застежки своей туники. Румянец чуть побледнел, но не исчез до конца, – кажется, в одежде он чувствовал себя, как и Айнон, более уверенно. Через пару минут они уже стояли в холле и с интересом рассматривали храпящую люстру. Учитывая, что она была простой замковой, то есть простое железное кольцо, размером с колесо телеги, с таким же числом кованых спиц. И все это висело на цепях, а в центре этой красоты спал Варрик, без штанов, зато в своей куртке.

– Хм, – Айнон склонил голову к плечу, рассматривая открывшиеся им зрелище. Они стояли на балконе второго этажа, у самых перил, на которых были видны след рук и ног, так что картина была что надо. Они даже могли видеть бутылку, с которой Варрик не расстался даже во сне. – Не знаю даже, попросить Хоук подогреть его или охладить.

– Ты хочешь позавтракать или вспомнить вчерашний день? – Фенрис слева тихо хмыкнул.

Полуэльф на миг задумался, представляя каждый вариант в подробностях.

– Логично, – он кивнул. – Жаренный гном нам пока ни к чему.

– Но меня больше интересует другой вопрос, – Фенрис вздохнул, – что было после того, как мы наткнулись на озеро?

– А мы наткнулись на озеро? – Айнон с интересом глянул на Волчка, он этого тоже не помнил. Не говоря уже о том, что он не представлял, где здесь вообще можно было найти озеро, разве что они до Рваного берега дошли.

– Еще как наткнулись… – эльф вздрогнул, а затем опять покраснел.

Айнону захотелось взвыть: так хотелось знать, что же вчера было. Вместо этого он перегнулся через перила и поискал взглядом Одержимого.

– Эй, Андерс, – он подождал, когда маг обратил на него внимание, и махнул рукой в сторону люстры. – Не мог бы ты…

Одержимый злорадно оскалился…

– А потом мы… – Варрик уныло вздохнул и простужено хлюпнул носом, плотнее кутаясь в плед. Айнон не знал было ли это последствием нахождения озера, или метко пущенной Андерсом ледяной стрелы, лечить же гнома мстительный маг отказался, ссылаясь, что лекарства у него в лечебнице, как и книга заклинаний. – Натолкнулись на пьяных матросов.

– Матросов? – Айнон удивленно вскинул брови и глянул на хихикающего в стороне мага. Андерс весело закивал.

– Они ушли еще утром, у них корабль отплывал в Антиву.

– В общем, не представляю, на что мы играли, и как вышло, что, в конце концов нас разнимало человек двадцать, – Варрик снова хлюпнул и припал к кружке с горячим вином и специями, заботливо принесенную ему Ораной.

– Н-да, – Андерс хмыкнул, – это потому что Изабелла с воплем: “Сейчас, котенок, мы найдем тебе славного мужика!” пошла прямым ходом в сторону нетрезвых моряков.

– Нас остановил патруль стражников, который, э-э-э… по странному стечению обстоятельств после этого пил вместе с нами, – закончил Тетрас.

Айнон ущипнул себя за переносицу, силясь вспомнить, и похолодел. Он смутно вспомнил, что кто-то притащил ящик крепкой выпивки. А затем, через пол-ящика, они полночи гонялись по городу за Изабеллой, что вознамерилась найти Мерриль мужика. Самым привычным для себя способом, среди пьяных моряков посредством игры в карты. Он резко выпрямился, восстановив в памяти смазанный эпизод игры в карты на тонкую, будто травинка, фигурку.

– А кто выиграл Маргаритку?

– Э-э-э, Себастьян, кажется, – Андерс закусил губу, стараясь не заржать в голос.

Айнон с облегчением выдохнул.

– О, и у нас был ром! – оживленно припомнил Варрик.

– Ром?

– Изабелла пиратка, ты должен помнить, – с укором глянул на него гном, – вот у нее и оказался ящик превосходного рома, – Тетрас мечтательно закатил глаза. – Невообразимо превосходного.

– Да. Он действительно у нас был, – согласился Фенрис, все еще предпочитая ни на кого не смотреть, с преувеличенным интересом рассматривая лириумный узор на своих руках.

Айнон горестно застонал, примерно представляя, на что они были способны с ящиком рома на… а сколько их тогда было?

– А у тех ребят, что мы встретили на свадебном марш-броске, был еще эль, – Варрик кивнул своим мыслям.

– А дальше мы как-то оказались в доме у Хоук? – Айнон с надеждой оглядел погрустневшую компанию, что-то такое шевельнулось на краю сознания, холодное, липкое и… – А, я вспомнил… – он кисло скривился, – мы допили ром, а потом наткнулись на озеро и стали прыгать с наколдованного трамплина, да? – теперь уже стонал Фенрис, закрыв лицо руками. Айнон изумленно моргнул. – Мы что, это голыми делали?

Из пледа застонал Варрик.

– Лучше бы я этого не видел, – Андерс истерично хихикнул. – Жаль, что Справедливость запрещает мне напиваться.

– Надеюсь, когда я выйду из дома, над нами весь город ржать не будет? – Айнон умоляюще глянул на смущенно хихикающего мага.

– Только потому что дело было ночью, и половина города спала, – утешил его Одержимый.

– Что за спор, а стонов нету? – они обернулись на хриплый голос. На лестнице стояла взлохмаченная Хоук непередаваемого салатово-синего оттенка. – Ой.

– Почему мне кажется, что вторая часть истории мне совсем не понравится? – Айнон страдальчески заломил брови.

– Вторая – это до того, как мы стали играть в карты на раздевание с поцелуем, или после? – Мариан хихикнула и неровной походкой дошла до кресла.

Айнон побледнел, легко складывая два и два, он быстро глянул на смущенных “трезвенников”.

– Не говорите мне, что это был Себастьян.

– В первый или шестой раз? – участливо уточнил Андерс.

Убийца со стоном закрыл лицо руками. В этот момент вяло встрепенулась Хоук.

– Это еще что, а вот танцы на столе после этого…

Андерс спрятал лицо в ладонях и истерично захихикал…

Через пару часов они все проснулись и почти пришли в себя. Недобро посмеивающийся Андерс благодушно сподобился их подлечить. Точнее, убрать головную боль, простуду Варрика, синяк на скуле Себастьяна и царапину на плече Изабеллы. Как оказалась, всесильная магия была способна исцелить что угодно и даже вернуть с того света мертвеца, но только перед последствием пьянки она была бессильна. Так что мучаться им предстояло, как и всем смертным. Тем не менее, они все смогли прибраться, они – это Айнон, Андерс и Орана, а Хоук даже причесалась, хотя все равно выглядела так, будто она головой тормозила о землю. Впрочем, все может быть.

Айнон с улыбкой поглядывал на одинаково смущенных Авелин и Донника. Остальные стражники оказались не такими щепетильными, они весьма бодро отыскали свою одежду, отдали честь своему капитану и весело поспешили в казарму, и даже троица из библиотеки ни разу не испытала неловкости, хотя положение, в котором их застал Айнон, невинным даже с трудом назвать нельзя было. Тевинтерец со смешком выровнял стопки бумаг на столе и всякие мелочи, рассортировав их как получилось. Он даже аккуратно сложил манифесты Андерса и удовлетворенно улыбнулся, глядя на свою работу. Порядок всегда приводил его в состояние покоя. Полуэльф сам себе кивнул и сделал вид, что не видел ошеломленного взгляда следящей за ним Мариан.

Остальные в это время вяло жевали бутерброды, приготовленные тепло улыбающейся им Ораной, и попивали вино из запасов Хоук. Изабелла в кресле тискала тихо хныкающую Мерриль, что, видимо, жаловалась пиратке на тяжкую жизнь. Чуть дальше сидел смущенный и измученный Себастьян, а на другом диване хмурился такой же смущенный Фенрис, который все никак не мог поверить, что все это с ним произошло. Рядом чему-то улыбался Варрик. Самое страшное, что, наверное, это он так представлял, как переиначит эту историю в общедоступную байку. Андерс и Хоук поделили второе кресло.

В доме они почти прибрались, осталось только залатать выбоины в каменных стенах и купить новый шкаф для книг, взамен того, что они по ночи сломали, и шторы, вместо тех, что они спалили. Он на миг задумался, пытаясь представить, что нужно было делать, чтобы разнести шкаф в мелкие щепки, и спалить шторы через одну.

– Айнон.

Он вынырнул из своих размышлений. Рядом стояла Хоук и чему-то улыбалась, а на фоне звучала стройная мелодия, наигранная на лютне. Все же Орана была очень талантливой девушкой. Изабелла и Мерриль уже танцевали, а Мариан стояла прямо перед ним с требовательной улыбкой на лице. Его посетило нехорошее предчувствие.

– Хоук, – он мрачно оскалился.

– Два танца, Айнон, и я никогда не буду вспоминать игру на раздевание.

– Шантаж, Хоук?

– Сделка.

Айнон хмыкнул и приглашающе протянул ей руку. Магесса с усмешкой вложила в нее свою узкую ладошку, закрепляя своеобразный договор. Мариан оказалась подвижной, чего нельзя было сказать по ее мужской грубоватой походке и привычке выбивать ногой двери. Она легко подстроилась под его шаг и расслабилась, отдаваясь на его волю. Ее лицо разгладилось, глаза наполнились светом. Она была красивой женщиной, даже он мог это признать. Черные кудряшки, сапфировые глаза и чарующая улыбка, тонкая талия под его рукой. Ей бы платье вместо доспехов и цветы вместо посоха. Он тоже расслабился. В конце концов, он любил танцевать.

Ткань на пояснице магессы под его ладонью была приятно жаркой, а сама Мараин в его руках податливо гибкой, легко повторяя за ним сложные пируэты незнакомого ей танца. Он тепло улыбнулся и замурлыкал под мелодию слова тевинтерской песни, мелодию которой наигрывала на лютне Орана. Тяжелый подол бархатного платья Хоук хлестал его по ногам на особо резких поворотах, а кудри иногда задевали лицо, окружая его сладким медовым запахом цветов. Женщина доверчиво льнула к нему и откидывалась назад, когда это требовалось.

Как же давно он не танцевал. Раньше ему, как рабу, часто приходилось это делать, чаще в женской роли, реже в мужской, и все же ему это нравилось. Зачастую позиции атаки или защиты стиля убийц были очень похожи на движения в танце, и потому и то, и другое всегда доставляло ему удовольствие. Хоук мягко улыбнулась, вслушиваясь в незнакомые слова, и прикрыла глаза. Тонкие пальцы были доверчиво расслаблены в его ладони. В какой-то момент они достигли абсолютной гармонии, полностью уйдя в танец, забыв обо всем мире.

Варрик с интересом следил за кружащимися под музыку. Ривейнка с Маргариткой вовсю дурачились, потому что ни одна из них не знала ни одного танцевального шага, – пиратка, может, и знала когда-то, но сейчас вряд ли бы вспомнила, а Айнон и Хоук выглядели на редкость умиротворенными, даже и не скажешь, что они друг друга терпеть не могли, и не далее, чем несколько часов назад, пытались друг дуга убить, разломали шкаф и сожгли шторы. Она с молнией в руках, он с ножами; наверное, сложись все иначе, из них вышла бы весьма горячая парочка. Они удивительно гармонично смотрелись друг с другом. А сейчас они столь же горячо кружили по залу с изяществом и величием истинных аристократов, и не заподозришь, что один из них бывший раб и убийца, а другая беженка и отступница.

Тетрас быстро глянул в бок и со смешком пихнул мрачного Фенриса. Впрочем, как он заметил, Андерс тоже счастливым не выглядел, коршуном следя за довольной магессой.

– Скажи же, что Красавчик – красавчик, – Варрик игриво подвигал бровями.

– Он… – эльф удивленно моргнул, опешив от такого напора и выбора темы, – достаточно привлекателен, я полагаю.

– О, Мрачный, ты такой…

– Мрачный? – едко уточнил Фенрис.

– Тормоз, – Варрик хихикнул и тут же стал серьезным. – Смотри, эльф, он не всегда будет с красивыми женщинами лишь вальсировать. Любой огонь потухает без дров.

– О чем это ты? – эльф изумленно заморгал.

От того, чтобы выдать какую-нибудь особо важную тайну, гнома спас подошедший полуэльф. Айнон как будто знал, что тут его обсуждают. Мариан тем временем выпиливала мозги у Андерса, уговаривая того на танец.

– Все, я устал. Хочу домой, – мужчина тоскливо вздохнул и плюхнулся аккурат между ними. – Может, пойдем, а? – он страдальчески заломил брови и глянул на Фенриса. – У меня там…

– “Любимое кресло, вино и недочитанный сборник экзотических ядов”, – Варрик хихикнул. – Идите уже, дети мои, – он махнул рукой в сторону мнущейся четы Хендир. – Я тоже пойду, а тот тут теперь вечер парочек.

– Люблю тебя, Варрик! – Айнон усмехнулся, бодро вставая с дивана.

– Ага.

Тетрас с интересом проводил взглядом тевинтерцев и вздохнул. Иногда он чувствовал себя отцом выводка трудных подростков. Сбоку раздался звон разбитой вазы, когда Мерриль случайно задела стол. Варрик вновь тяжело вздохнул.

______________________________

Avanna – тевин. “Привет”, а Solia dia – более официальное “Добрый день”. Понимаю, что тевинские слова, когда говорят два тевинтерца – моветон, но я таким неловким образом подчеркиваю их принадлежность к одной, отличной от остальных присутствующих, национальности.

========== 55. Шиповник ч.2 ==========

Комментарий к 55. Шиповник ч.2

Спасибо всем, кто читает и комментирует. И большое спасибо за награду))

Айрэ и Саруман – Верити http://pleer.com/tracks/6843552ssGo

________________________________________________

В камине треснуло полено, и яркие искры на миг взвились вверх. Внезапный звук вырвал его из оцепенения. Кругом была ночь, рассеиваемая лишь пламенем камина. В доме царила тишина, только в соседнем кресле, в том, что обычно сидел он сам, вздрагивала Хоук. По спокойному, бледному, будто мраморному лицу торопливо сбегали крупные капли. В синих глазах непрерывно плясало пламя, а длинные игольчатые ресницы замерли злыми копьями. Скорчившаяся в кресле магесса была неподвижна, будто скульптура. И столь же красива в своей неподвижности и скорби.

Хоук смотрела на него пьяными глазами и беззвучно плакала. Без единого звука, будто не замечала своей слабости. Она смотрела на него, полная боли и скорби. Смотрела, будто он был зеркалом, будто она желала рассмотреть чудовищ в своем отражении. Завтра она не вспомнит ни своих слов, ни своих слез, окунувшись в объятия одержимого. Он тоже не вспомнит.

Он слушал ее бессвязный шепот и думал, что где-то на корабле плывет его сестра. Что, быть может, она так же, как и сестра Хоук, вскоре будет лежать в крови, и он, как и Хоук, будет повторять: “Я убил сестру”. И у их пьяных посиделок у камина появится еще одна общая деталь, еще один общий призрак. Они будут пить вино из крови и слез рабов, а рядом с ними во тьме будут их проклинать мертвые сестры. Их сестры, которых убили они. А за дверями, заполняя ночной город, будет стоять армия из их мертвых друзей. Каждого из которых убили они сами.

Он смотрел в глаза Хоук и видел, как она кружится в танце с Айноном, как тяжелое бархатное платье глубокого синего тона, под цвет ее глаз, хлещет его по ногам, а он шагает, не сбиваясь с такта и улыбаясь. Ведя магессу плавно и властно, заботливо поддерживая на поворотах. Узкая мраморная ладонь на кобальтовом бархате. А на бесстрастном, умиротворенном лице – искренняя улыбка. Еле заметная, но настоящая. Тяжелый подол обвивает ноги, черные кудри скользят по лицу. Будто фарфоровые куклы на каминной полке.

Вид улыбающейся Хоук в его руках… Это всего лишь танец. И ничего больше. Почему его глупое сердце так тяжело и больно билось в груди? Он не всегда будет просто танцевать. Так сказал Варрик, он понимал это, вот только он не мог решиться на последний шаг. Он все еще не знал, что может он предложить ему, кроме еще больших проблем и сомнительного удовольствия общения с собой? Чем может заслужить хорошее расположение? Что нужно сделать, чтоб все внимание этого мужчины принадлежало ему?

Он смотрел на слезы, заливающие ее лицо, и видел Айнона, залитого кровью и дождем, глупую улыбку на бескровном лице, беззвучный шепот кровавыми губами. Алые разводы на голубом шелке обоев. Пугающее, ошеломляющее зрелище. Будто взгляд в сердце пустоты.

Сначала он увидел широкую полосу, затем сползающего по стене Айнона. Он замер, пораженный невозможностью происходящего. А затем он ощутил, как свело мышцы лица и плеч, а дыхание перехватило. От охватившего его внезапного ужаса и ощутимого ледяного укола в сердце его затрясло, словно от озноба. Осознание было таким ясным. Айнон не бог, не всесилен, он смертен, он может истекать кровью и быть слабым, и тоже нуждается в защите и поддержке. В ком-то равном, кто встанет рядом и разделит груз. Всего груз.

Самоуверенный, жестокий, язвительный, беспомощный и умирающий на полу в крови.

А затем пришла ярость. Холодная, голодная и злая. На мага, что с радостью дал бы Айнону умереть, на полуэльфа, решившего умереть у него на руках и с улыбкой на лице, на себя, за бессилие и страх. На то, как легко теряется в этом мире важное.

Он всегда испытывал к нему чувства. Вид залитого кровью мужчины позволил ему понять, что незаметно они стали куда больше, чем просто “нравится”. Больше, чем были три года назад. Но что на самом деле чувствовал Айнон, все еще было для него секретом. Нет, его симпатия была очевидна, и интерес их был взаимен. Но насколько чувства Айнона больше простого “нравишься”? Если не сделать шаг, как узнать, что скрывают его улыбки? Если только смотреть, как узнать, сколько в его улыбках искренности?

В первый раз он изменился, стоя над телами своих первых друзей. Второй – над телом Айнона. Он боялся третьего: слишком уж большая цена, которую он вряд ли вынесет.

Хоук закрыла глаза, и вновь вокруг воцарилась тихая ночь. Все образы ушли, оставив опустошенность и горечь. Тепло от камина постепенно высушивало следы от слез, и вскоре не осталось даже странных переживаний, смытых тремя бутылками вина. Сонная Хоук тоскливо смотрела в камин, будто в пламени его сгорали все маги и весь Киркволл.

Быть может. Он не хотел знать. Глаза закрылись сами собой, стирая образ грустной магессы.

Сквозь сон и тепло камина он ощутил осторожные касания и сонно моргнул, вглядываясь сквозь пьяную, сонную дымку. Отчего-то он не чувствовал угрозы. Чужое присутствие навевало лишь покой. Танцующее пламя кусочками вырывало из темноты детали. Темные волосы и насмешливый рот.

– Снова спишь в кресле? – ласковое движение отодвинуло волосы с лица. – И опять пил с Хоук, – в мягком голосе – тихий укор.

Лириумные клейма привычно обожгло болью. От тепла камина, от неудобной позы, от алкоголя, щедро плескавшегося в крови и столь раздражающего капризную магическую субстанцию, впаянную в его кожу. Он пил, чтобы забыть боль, а когда он пил, лириум напоминал о себе болью. Похоже, ему было не убежать.

– Клейма, да? – к мягкости добавилась нотка беспокойства.

Он не заслужил его. Убийца, предатель. Да, это он умел. Он остался с повстанцами, и они мертвы, он оставался в тавернах, и туда неизбежно приходили охотники, он остался в Киркволле, и в город пришла магистресса. Если он останется рядом с ним, все повторится вновь. Предательство, смерть, кровь, боль… Это то, в чем он хорош, он не умеет иначе.

– Давай, поднимайся, – сильные руки вынули его из кресла и, когда он качнулся, обвили его талию, притянув к горячему боку. – Уж извини, как принцессу не понесу, – в тихом голосе лишь забота и только немного веселья.

Всегда забота и принятие. Всегда, и это пугало. Как кто-то может быть таким всеобъемлющим, как кто-то все это может заслужить? Не бывает так просто, не достается подобное так легко. Как все это может быть для него? Он просто убийца, предатель, раб. Разве он заслужил что-то, кроме боли? Он ничего не может защитить, он ничего не может предложить…

Постель обожгла кожу холодом, и он поморщился. Клейма возмущенно кольнуло и опалило болезненным огнем. Сквозь сжатые зубы вырвался невольный стон. Даже алкоголя было мало, что бы заглушить зов капризного лириума.

– Сейчас.

Камин вспыхнул, освещая его спальню. Двери скрипнули, что-то шевельнулось во тьме. Через миг вернулся Айнон, кровать прогнулась под его весом, когда он сел рядом. Мужчина аккуратно расстегивал застежки его туники. И здесь пламя выхватывало части его лица. Ему нестерпимо, до зуда захотелось поцеловать этот насмешливый рот. Смешок. “Все, что захочешь”, – показалось? Мужчина наклонился, заслоняя свет от камина. У него оказались мягкие и прохладные губы, забавно. Легкое, дразнящее прикосновение, и он вновь отстранился. Уверенные руки бережно помогали выпутаться из одежды.

– Потерпи.

Его аккуратно перевернули на живот, и он сонно вздохнул. Тревоги не было. Он уже давно понял, что позволит Айнону если не все, то многое. За спиной что-то звякнуло, по комнате поплыл приятный аромат лаванды. Спустя пару мгновений на спину легли теплые ладони. Они медленно, едва касаясь, очертили лопатки и скользнули вдоль позвоночника вниз. Лавандовое масло растекалась прохладой по коже, усмиряя жжение. Ладони снова легли на лопатки. Пару мгновений, и они уже с силой прошлись по коже и клеймам, круговыми движениями кистей разглаживая мышцы на всей поверхности спины.

Лириумный узор вспыхивал болью, что тут же превращалась под ладонями в дрожь. Пальцы требовательно очерчивали линии, а затем ладони проходили поверх. Лириум под ними вспыхивал, будто игристое вино, и начинал, казалось, петь. Превращаясь в странное, сладко-тянущее, похожее на возбуждение, гудение. И в этом уже не было боли, только тепло.