Текст книги "Точка Столкновения(СИ)"

Автор книги: Вячеслав Лешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 102 страниц)

– С тобой невозможно разговаривать! – Тардес недовольно плюхнулся на кровать.

– Из-за того что многие у кого есть сила ведут себя как ты – думают только о себе – мы и живем в аду...

Тардес перебил отца приступом смеха от его последних слов.

– Согласен, сказано чересчур, – улыбаясь, признал Крегер. – Но все же... Ты хочешь жить, как все, но забываешь, что в отличие от остальных несешь ответственность за общую безопасность...

– Это тоже не впечатляет...

– И из-за твоего безрассудства однажды Кефалии может просто не стать. Это серьезно! Я вообще не понимаю, что с тобой происходит. Какая семья, какой возраст, когда это стало важным для тебя? Тебе же на все в этой жизни наплевать, 'вольная душа'. Ты весь в меня. Никогда не найдется такой красавицы, что сможет пленить твое сердце. Твое сердце принадлежит всем им разом. А понял! Это просто лень, твоя лень переросла все возможные пределы. Конечно, зачем идти куда-то, пытаться помочь этому миру рискуя собой ведь это так тяжко, так ненавистно, невозможно поднять свой зад с кровати! Лучше остаться дома и на все наплевать. Ведь я же, как и прежде предлагаю тебе возможность оторваться от однообразных дней обычной жизни, которые как ни насыщай разнообразием, все равно надоедают. Даю тебе возможность соскучиться по этой мирной жизни, пройдя через испытание понять ее ценность и самое главное снова напомнить миру о себе. Ведь ты угасаешь, становишься частью серой массы, о тебе забывают. Когда последний раз твое имя красовалось на страницах газет. Года три назад?

– Полтора.

– Уже полтора года ты разлагаешься, бесконечно отдыхаешь и совершенно не приносишь пользы. Слава от твоих былых свершений угасает, скоро девчонки перестанут тянуться к тебе. Ведь это образ твоей жизни: риск, адреналин, суровая игра с судьбой, а после победа, годы всеобщей любви и почивания на лаврах.

– Или смерть.

– Я лишь предлагаю тебе снова стать самим собой. Мы с тобой оба знаем, что только там – в мире полном опасностей, где твоя сила значит многое, ты по-настоящему живешь, здесь ты просто бледная тень самого себя, 'оружие, простаивающее без дела' – не смог удержаться! Завеса чудовищной лени поразила твой мозг, ты навыдумывал себе всяких страхов и поставил перед собой ложные цели. Давай вставай, просто встань вопреки своей лени. Над нашим зеленым миром снова нависла беда – возможность тебе снова проявить себя.

– Как ты заговорил! Когда это тебе вдруг стало не наплевать на наш зеленый мир? Вспомни, кем ты был раньше, тебе ли рассуждать о долге?

– Хочешь подискутировать?

– У нас вообще-то серьезный разговор.

– Я был слеп, я был кретином – ты это хотел от меня услышать? Моя прогнившая душа потянулась к спасительному свету лишь в конце. Я прозрел лишь к старости. И прозрел ли? ... Короче! К сожалению лишь под конец понял, что к чему в этом мире и хочу, чтобы ты не совершал моих ошибок.

– За меня не волнуйся, со мной все нормально. Искупай свои грехи, сколько хочешь. Рискуй своей жизнью, тем более она у тебя заканчивается. Только почему ты меня тянешь за собой?

– Любое действие порождает противодействие. Если есть зло, то должны быть и воины способные его остановить. А без тебя я просто дряблый старик.

– У тебя я вижу, крыша поехала окончательно.

– А это что такое? – маг увидел на полке свиток от почтовой птицы. Золотистый свиток такой же, как и тот в котором магу пришло экстренное письмо из Армидеи прикрепленное к лапке почтового феникса. – Тебе тоже присылали приглашение!

– Да, прилетала эта птица из Армидеи пару дней назад, я ничего отвечать не стал, она улетела.

– Ты не дал ответа, и они решили надавить на тебя через меня. Видишь, ты нужен этому миру!

– Мы идем в Армидею? – обреченно уточнил Тардес.

– Да. 'Армидейский Кризис', бессмертное Чудовище Таргнера вот уже больше недели терроризирует золотой город. Пойдем туда, посмотрим, что там за человек-волк такой нарисовался.

– Мне уже страшно.

– Давай собирайся, не выноси мне мозг. На трудном пути главное сделать первый шаг, дальше все пойдет само собой. Будет весело, это я тебе обещаю.

– А что случилось с дядей Фросреем, ничего по этому поводу не слышно?

– Никакой он тебе ни 'дядя'. Сдулся Армидеец, нет его больше.

Тардес начал неторопливо одеваться, по нескольку минут ища свои носки, потом кеды. Крегер осматривая его комнату, наступив ни туда в жутком бардаке, завалив несколько стопок книг и кучу грязной посуды, что на них стояла, остановился и рассматривал картины написанные сыном. Впрочем 'картины' это громко сказано, скорее это любительские зарисовки. Среди любительских зарисовок в глаза Крегеру сразу бросилась одна полноценная картина, она лежала отдельно, в стороне от остального беспорядка, было видно, что над этим изображением Тард работал очень кропотливо, долго и упорно. На этой картине была изображена сияющая светом обнаженная девушка с крыльями за спиной, красавица больше похожая на ангела стоящая среди темных деревьев.

– И это вместо того чтобы овладеть способностью 'ледяного доспеха' ты рисуешь облака над морем? – рассматривая мольберт недовольно качал головой Крегер.

– Не обращай внимание. Это так... бессмысленные попытки найти себя в мирной жизни. А что там с 'ледяным доспехом'?

– Я же говорил тебе, легкий способ овладеть этой способностью, вместо того что бы напрягать свой мозг всякой абстрактной ерундой, это просто графически представить, изобразить свой будущий желаемый внешний облик. И вместо того чтобы воссоздать свой облик в ледяном доспехе ты рисуешь всякую чушь? ... Ух, – недовольно скривился Крегер, разглядывая картины с эротическим содержанием. – 'Ледяной доспех' дает возможность, таким как ты, покрывать себя слоем непробиваемого льда. Метровым слоем! При этом значительно увеличивая массу тела в размерах – то есть по сути это возможность превращаться в огромного ледяного великана. В бою это значительно бы удваивало твои шансы. Ведь я пытаюсь заставить тебя овладеть этой способностью с двадцати лет, а ты засранец даже не помнишь того, что эта способность собой являет. Вот уродец!

– Сам понимаешь, у меня совсем нет времени на это.

– Вместо того чтобы 'кутить' сутками напролет лучше бы порядок навел, – сказал Крегер ужасаясь слою пыли покрывающему комнату.

– Так все уходи! – одевшись Тардес начал выпроваживать отца. – Мне надо подключиться к Инфосу. Нужно оставить всем друзьям сообщение о том, что я ухожу.

– Думаю, уже весь город знает о моем приходе. Всем и так понятно, что я пришел за тобой.

– Я должен на прощание пояснить девчонкам, что я их люблю и все такое. Давай иди, подожди наверху, минут через пять я поднимусь.

Отец вышел из комнаты, а Тардес лег на кровать, закрыл глаза и его сознание, по его желанию сообщилось с информационным пространством Инфосреды – миром управляемых снов как ее называли. Крегер сидя на диване в гостиной, прождал несколько часов, вот уже солнце начало катиться к вечеру, а Тардес все не выходил из подвала. Дверь дома открылась, в гостиную вломилась целая толпа молодых артэонов. Парни и девчонки, желающие этим вечером повеселиться, принесли с собой несколько ящиков со спиртным. Их смех и разговоры разом оборвались, когда посреди гостиной они увидели злобного мага. 'Здравствуйте. Мы пришли к Тарду', – оправдались они. 'Так все, выметайтесь отсюда!' – гнал их за дверь Крегер. 'Тард сказал, что его дом принадлежит нам всем', – выталкиваемый Крегером говорил кто-то из парней. 'Теперь Тарда нет, теперь здесь я!' – не желал ничего слышать Крегер. Выгнав их, он закрыл дверь на замок. 'Не дом, а проходной двор какой-то', – возмущаясь, Крегер уселся на диван. Время шло, хозяин дома так и не выходил из подвала. 'Тард ленивая скотина! Выходи, я все равно никуда не уйду без тебя! Не надейся!' – стуча посохом по полу, не вставая с дивана, Крегер пытался докричаться до ленивого сына, прячущегося в подвале.

Тардес медленно переваливаясь из стороны в сторону, не спеша вышел из подвала. Его лицо было отлежано, он протяжно зевал. Увидев отца, он с отвращением скривился, будто увидел что-то мерзкое и жутко надоедливое. 'Ты все еще здесь', – недовольно бубнил он себе под нос.

– Ну, ни сволочь ли? Я его здесь жду, а он там дрыхнет!

– Отвали... Я просто не спал почти всю прошлую ночь... Да и позапрошлую тоже.

– Знал бы ты, где я спал этой ночью.

Тардес направился на кухню.

– Ты надо мной издеваешься?!

– Я могу поесть перед дорогой? Последний раз насладиться пищей, перед тем как ты утащишь меня, хрен знает куда... Пойду, приготовлю омлет, сделаю салат, – Тардес издевался над отцом. Он знал как его отцу – вчерашнему темному магу тяжело даются воздержания мага светлого. Самый главный запрет необходимый для просвещения и полного абстрагирования от всего мирского – это отказ от пищи. Крегер любил поесть до тех пор, пока его желудок не атрофировался 'во имя следования по пути светлого мага'. При упоминании пищи у Крегера внутри все свело. Юмора сына он не разделил и посмотрел на Тардеса как на придурка, при этом недовольно пробубнив: 'Ты не ешь мяса, какой толк от такой еды?'. Спустя пять минут из кухни под раздражающее завывание, которым Тардес напевал себе под нос любимые музыкальные мотивы, из кухни стали доноситься приятные запахи пищи. Крегер устав давиться слюной раздраженно направился на кухню.

– Может, заночуем тогда, а завтра утром отправимся в путь. Уже поздно, топать через лес по темноте... сам знаешь, к чему это порой приводит, – сидя за кухонным столом с полным ртом говорил Тардес.

Маг, осмотрев содержимое нескольких чайников на плите, взял тот, в котором было что-то похожее на чай. – Лучше возьми кофе. Этому чаю уже неделя, если не больше, – посоветовал ему Тардес.

– В самый раз, – ответил Крегер, наливая себе черную жижу, которая когда-то была травяным чаем. – Что значит 'заночевать'? Это значит остаться у тебя до утра, чтобы ты опять своих подружек позвал, накачался спиртным, чтобы наутро я тебя вообще расшевелить не смог? Нам же в Армидею надо, ни в какую-нибудь дыру, а часть артэонского мира. Зачем идти туда пешком, если есть телепортирующее сообщение? Один шаг в портал и мы уже в золотом городе. Там и заночуем.

– Нет. Если хочешь чтобы я пошел с тобой – мы пойдем пешком. Это мое условие.

– Тард, не компостируй мне мозг. Сейчас дело серьезное. Армидейский кризис это тебе не борьба с 'террористами' на юге. Нет у нас времени, чтобы гулять по лесам. В другой раз.

– Ну, папа! Или я никуда не пойду! Ведь должен я получить какую-то пользу для себя. Я хочу пройтись по любимым местам. Хочу вновь прогуляться по тропам среди северных лесов, увидеть Плачущее озеро при свете луны. Я не был там сто лет. Какой смысл от приключения, если в нем нет долгого похода?

– Что со своими подружками ты туда не ходил? Совсем уже обленился, трутень.

– Мои девушки не особо любят походы на природу, всецело не понимают этой красоты. А те, что понимают, те интересные необычные личности, интересные девчонки – они не доступны для меня. Таким нужна любовь, долгие отношения, такие уже давно замужем. Или мы идем пешком или пошла эта Армидея куда подальше!

– Ладно. Заодно пройдем по землям Эвалты, посмотрим как там ситуация.

– А что с Эвалтой?

– После кризиса Армидея вывела оттуда все войска, там начался хаос...

Тард просто захлопнул дверь дома не став закрывать ее. 'Пусть друзья пользуются. Пусть дом наполняется весельем, даже когда меня нет. Мне скрывать нечего, в отличие от некоторых' – так Тард объяснил отцу дом брошенный открытым. Крегер как обычно смотрел на сына с непониманием.

Отец направился к воротам, а Тардес одевшись серо и неприметно, пытаясь остаться незамеченным для всех, направился в центр города. У Кефалии не было своей армии, Тардес был единственным здешним воином, что делало его местной главной знаменитостью. В городе ему были установлены два памятника. Один в главном парке, обязательно посещаемом туристами, там он изображен сражающимся с минотавром несколько лет назад напавшим на поселение артэонов Срединных Земель. Другой в центре города, на главной площади перед центральным дворцом, здесь он стоит в полный рост со щитом и мечом. Каменные доспехи второго монумента были украшены бриллиантами, своим блеском имитирующими наросты льда поверх брони, в глазах у этой статуи сияли синим, будто ледяные самоцветы. Это неверное еще одна особенность этого мира – здесь знаменитостями были такие как Тард. Ни известные общественные деятели, ни творцы искусства, развлекающие толпу лицедеи, и даже не политики. В диком необычном мире всеобщими героями и кумирами были отважные воины бросающие вызов Тьме.

В гармонии и безмятежности Кефалии присутствовал один все омрачающий элемент, кажущийся просто диким, который местными жителями, как и любыми другими артэонами воспринимался абсолютно спокойно. В центре города помимо главного дворца и площади, башни увенчанной Кефалийской звездой, также возвышался алтарь для жертвоприношений, неотъемлемый атрибут большинства артэонских городов. Похожее на пирамиду строение, на вершине которого возвышалось жертвенное ложе. Раз в полгода вокруг алтаря собиралась большая часть жителей города и специально отобранный артэон жертвоприноситель, под ритуальной маской скрывающий свою личность, пронзал ножом жертву, своей покинувшей тело душой питающую Духа. Жертвой был кто-то из молодых артэонов (здесь от пятнадцати до двадцати пяти лет) отобранный системой похожей на лотерею. Казалось бы, как разумные артэоны могли выставить это место умерщвления тысяч жизней в центр города, какие же они тогда разумные? Но здесь пожертвовать свою жизнь Духу было честью, долгом который исполнялся с радостью, жертвоприношения выходя за рамки разумного, походили на общегородские праздники.

В самом центре города под главным дворцом, под роскошными апартаментами для проведения встреч важных гостей Кефалии, в неприступном подземном бункере, куда посторонним в обычное время вход был запрещен, у Тардеса была своя собственная оружейная. Дверь в оружейную открылась сама собой. 'Здравствуйте мистер Тардес' – поприветствовала его 'Кефи' – здешняя система управления городом. С его приходом свет в огромных залах оружейной включился сам собой. На стенах здесь висело самое разнообразное оружие. Отдельный зал занимали различные тренажеры, на которых он должен был поддерживать свою форму. Стены главного зала были завешаны картинами и черно-белыми фото, воспевающими его подвиги. На большинстве изображений фрагменты его путешествий в далекие дикие южные земли или победы над очередными отрядами южных дикарей пытающихся прорваться через границу Арвлады. На одной картине запечатлена его победа над Харгаром – главарем банды орков долгое время терроризирующих леса юго-западной части Арвлады. При этом его постоянный спутник во всех приключениях – его отец, нигде изображен не был. Лишь на паре серых фото отразивших фрагменты из чьей-то памяти, на заднем плане можно было разглядеть темный силуэт отца, на картинах воспевавших подвиги Тардеса его не было и в помине. Это всегда задевало Тарда, ведь большинство его так называемых 'подвигов' были заслугами его отца. Это Крегер приходил за ним, вырывал его из плена мирной жизни, порой силой заставлял изнеженного артэонским теплом Тардеса оставаться мужчиной и идти вперед наперекор страху и сомнениям. Можно сказать Крегер делал всю основную работу. Без помощи, без силы этого безумного мага Тард не то, что не совершил и половины своих 'подвигов', он был бы мертв уже давным-давно. При этом артэонская пропагандистская машина, которой нужны были герои, яркие примеры для начинающих солдат всегда обходила Крегера стороной, приписывая все заслуги Тардесу. Да и сам Крегер не хотел славы, его устраивала роль тени своего 'бесстрашного' сына. В центре главного зала на подставке со специальной подсветкой красовались доспехи Тарда. В целом оружейная больше походила на выставочную экспозицию в музее, потому что таковой и являлась. Периодически сюда приводили группы туристов, это место обожали посещать почитатели (можно сказать фанаты) Тардеса, вернее почитатели не его лично а того образа что был ему создан пропагандистской машиной артэонского мира. Для тех, кто видел в Тарде могучего бесстрашного воина несущего свободу и мир в дикие земли, эта оружейная была чем-то вроде храма поклонения своему кумиру.

Его доспехи были бронекостюмом, стандартным обычным вроде тех, что носили солдаты Армидеи или СБК. Цвет его брони был стальной – нейтральный, он не относился не к одной из армий Арвлады. В обычной жизни черные длинные волосы всегда прикрывали левую половину его лица, скрывали от окружающих уродливый шрам. Также и стальной шлем его бронекостюма сделанный специально под него на время боевых походов полностью скрывал изуродованную левую половину его лица. Из-за шлема скрывающего половину лица, оставляя ему лишь один глаз чтобы смотреть на мир, в рядах солдат Армидеи и СБК его прозвали Одноглазым.

Он остановился обреченно глядя на свои доспехи. В нескольких местах на броне имелись сколы, вмятины и повреждения, оставленные от вражеских мечей, осколков разорвавшихся бомб. Сколько раз он находился на волосок от смерти, сколько раз был в шаге от того чтобы остаться инвалидом. Крепкая броня, защитив его тело, пестрила следами от сотни смертельных ударов предназначавшихся ему. От понимания этого ему становилось жутко страшно. Ладони покрылись испариной, куда-то глубоко внутрь пробралась дрожь. 'Нет, я не могу так больше' – глядя на ненавистные доспехи, ощущая на душе тяжесть, он сокрушался от жалости к самому себе. 'Это все этот старый урод! Это все он виноват!' – вскипев от злости, он ударил кулаком свой костюм. От удара залы оружейной огласил звон железа, из разбитого кулака потекла кровь. 'Этот старый пердун тянет меня в эту бездну. Я могу сказать ему 'нет'. Я должен сказать, ему 'нет'. Нужно пойти и послать его в задницу прямо сейчас. Раз и навсегда!' – он гневно кричал от собственной беспомощности. В его душе вспенилась вся накопленная на этот несправедливый мир обида, неудовлетворенность жизнью.

С наполненными злобой, лютым гневом глазами он направился к выходу. Гнева в нем хватило только чтобы дойти до выхода из главного зала. Вопреки разбушевавшимся эмоциям он понимал, что сам для себя является проблемой. Его жизнь легка и беззаботна и многие о такой жизни мечтают, но в этом то и была проблема – он не знал, чего он хочет. Устав от своей жизни, желая что-то в ней поменять, он просто не понимал, что именно его не устраивает, в чем причина его неудовлетворенности. Что будет после того как он скажет отцу окончательное 'нет'? Изменится ли его жизнь к лучшему? В этом то и проблема – нет, не изменится, будет только хуже, он это понимал. Отец был для него просто отдушиной, тем, кого можно было во всем обвинять и просто ненавидеть, только чтобы не признавать собственной глупости, склонности к саморазрушению. Сказав отцу окончательное 'нет' он останется с собой один на один и тогда ему точно конец, и будет некого винить. Заставляя эмоции утихнуть, разумно глядя на мир он это понимал.

Эмоции отступили, он стоял на выходе из главного зала оружейной. Позади в свете луча на подставке блистала его броня, впереди манил покоем мирной жизни выход из этого подвала. Глядя вперед вопреки всей душащей тяжести он разумно понимал, что этот путь ведет к ошибке. Это было легко: просто послать все к черту, вернуться домой, завалиться на кровать и ничего не делать, но это только на первый взгляд, а что будет дальше? Кем он станет тогда, что будет делать? Дальше писать свои 'картины' и развлекаться с подругами, которые к нему – к обычному артэону Тарду быстро начнут терять интерес? Как сможет он в глаза всей общественности сказать, что он устал, признаться в своей слабости, опозориться на всю Преферию, 'Одноглазый сломался' – чтобы так своими хриплыми голосами про него говорили солдаты. Ведь он слишком привык быть всеобщим любимчиком, его эго уже не уместить в рамки простой обычной жизни. Как сможет он взглянуть в глаза тысячам почитателей его воинственного образа, фанатам его подвигов, если станет простым артэоном? Как сможет придать тех, кто в него верит? Честь, уважение, всеобщая любовь угаснут, местами сменятся перешептываниями за спиной, из героя он станет антигероем, отрицательным примером для всех. Все эти бесконечное расспросы: 'Зачем?' 'Почему ты так поступил?' 'Что это трусость или слабость?' – ведь они никогда не оставят его в покое. В итоге в самом худшем варианте – участь изгоя единственный способ обрести покой. Если учесть его пристрастие к алкоголю, то перспектива прорисовывается печальная.

Стиснув зубы, ему силой приходилось заставить себя смириться с неизбежным. Участь простого серого артэона никогда не устроит его, без ненавистного тяжелого образа Тардеса Кефалийского великого преферийского свободного воина он ничто. Или жизнь в одиночестве в стороне от общества преданного им, бесконечное прозябание в череде однообразных дней или снова риск, снова опасность, снова этот чертов бронекостюм, слава, всеобщая любовь, надежды тысяч простых мирных артэонов. Что лучше жизнь в полной слабости и лютой ненависти к себе, но все же жизнь или смерть в облике героя? Тард вопреки эмоциям понимал, что выход из оружейной станет главной ошибкой в его жизни. Сквозь злость и усталость он вернулся к своему ненавистному костюму. Тут уже его мозг начала прожигать жуткая лень. Так тяжело так ненавистно было снова облачаться в это железо. Казалось, если он оденет бронекостюм, то умрет от жуткого нежелания в нем находится. С ленью все было проще: как обычно стоило сделать шаг ей вопреки, она начинала потихоньку отступать.

И было у него что-то еще, что всегда подталкивало его следом за отцом. То самое о чем, лишь только вспомнив, он чувствовал, как сердце замирало. Нечто прекрасное доступное только ему, что открывалось только там, в диком внешнем мире. Что-то что скрашивало собой любую тяжесть, заставляло забыть обо всем и от всего отвлечься. То, что собой манило в дикий внешний мир, не давало спокойно забыться мирной тихой жизнью.

После произнесенного им заклинания бронекостюм разложился на мелкие части – шлем, отдельные бронепластины, которые сами собой разлетелись по сторонам и стали парить вокруг подставки. Взойдя на подставку, на которой до этого стоял костюм, он оказался в центре исходящего из нее луча света, окруженный парящими частями брони. После произнесения второго заклинания части бронекостюма начали сами одеваться на его тело, с шипением и механическими звуками скрепляясь между собой. Предпоследними из всех элементов бронекостюма на его плечах скрепились мощные наплечные бронепластины, к которым был прикреплен черный свисающий до земли наспинный плащ такой, какие носили офицеры артэонских армий. Сам он не имел никаких званий, потому как не служил не в каких армиях, не выполнял, чьих-либо приказов, статус всеобщего любимчика, местной знаменитости заменял ему генеральские погоны. Последним на голову оделся шлем дополненный стальным гребнем. Половина его лица скрылась под слоем стали шлема, больше не было необходимости зачесывать волосы. Его длинные темные волосы, свисающие поверх брони, укрылись кольчужной накидкой прикрепленной к нижней части шлема. После установки контакта между 'органической' броней и телом носителя в некоторых местах на стали костюма засияли сине-ледяные узоры.

Поправив свисающую с плеч кольчугу, скрывшую под своей толщей длинные пряди, черный плащ, свисающий за спиной, он сошел с подставки. В большом подземном помещении оружейной его шаги раздавались эхом от веса килограммов стали, тяжести которых он совсем не ощущал. Каждое его движение сопровождалось легким скрежетом металла и скрипом кожаных ремней внутри скрепляющих броню. И вот так всегда: одев костюм, он будто ощутил свою силу, куда-то испарилась вся его депрессия и лень. Это как раздвоение личности, будто одевая костюм, он действительно становился Тардесом Кефалийским, тем воином, которым его видели все вокруг. Появилось заметное желание двигаться, проверить себя и эту броню на прочность, желание бросить себя в самую пучину. В глубине души запылал мальчишеский азарт. Вместо полноценного меча на обтягивающий пояс ремень он повесил только две пустые рукояти без лезвий. Подсумок с медицинскими зельями, подсумок с гранатами, только рукояти от метательных кинжалов, также повисли на поясе. Настоящий меч, с серебряным лезвием, укороченный штурмовой вариант в специальном чехле он забросил себе за спину поверх плаща. Туда же за спину повесил лук, при этом, не взяв ни стрел, ни колчана под них, также как и его пустые рукояти от мечей это был просто пустой лук. Громко топая жесткими подошвами армейских ботинок он направился к выходу из оружейной.

Он вышел из главного кефалийского дворца через центральный выход. Солнце было уже вечернее, клонилось к закату, после мрака дворцовых подземелий и искусственного освещения его глаза привыкли к нему быстро. Раздались аплодисменты и восторженные крики. При выходе из дворца его встречала огромная толпа. Здесь стояли в основном взрослые и совсем еще дети. Казалось, все его маленькие несмышленые и от этого самые преданные почитатели под ручку со своими родителями пришли посмотреть на своего кумира во всей красе. Его появление на публике в боевом снаряжении вызывало восторг у юных обожателей. Вот он момент его триумфа, огромная обожающая его толпа, следящая за каждым его шагом, готовая понести его на руках. Он снова главный любимчик, для них он герой, бесстрашный воин, безупречный лишенный изъянов пример для подражания. Переполненные эмоциями мальчишки тянут свои руки, чтобы прикоснуться к его броне. Тарду это очень нравилось, только такими минутами, как он считал, он по-настоящему жил. Вот только дойти до этих минут ему всегда было сложно. Теперь все самое сложное позади, он снова в своей броне, он снова победил себя.

Он решил устроить маленькое шоу, но перед этим огляделся, нет ли в толпе его отца, а то этот старый пердун потом будет еще долго над ним смеяться. Отца нигде поблизости не было, и он позволил себе немного поработать на публику. Вся его броня вопреки теплому летнему вечеру покрылась льдом, глаза стали по ледяному синими, будто скованные холодом куски льда. Проносящиеся возле него потоки теплого летнего воздуха леденели, наполнялись холодным паром и частицами инея, который таял через пару метров. В радиусе четырех метров от него температура резко понизилась, это называлось Сферой Холода, окружающие артэоны, чтобы не заледенеть расступались перед ним. Он достал одну из рукоятей мечей, что висели на поясе. За секунды на рукояти выросло ледяное лезвие, сначала оно было похоже на огромную сосульку, затем выровнялось, стало острым, точь в точь подобным лезвию настоящего меча. Он поднял вверх ледяной меч, вызвав эйфорию в окружающей толпе, маленькие несознательные сходящие по нему с ума артэонки пищали от радости созерцания своего кумира. 'Я отправляюсь в Армидею. Золотой город вот уже несколько дней терроризирует чудовище, человек-волк. Я отправляюсь, чтобы остановить его!' – пафосно специально для толпы сделав серьезное лицо, прокричал Тардес. Раздались бессмысленные аплодисменты, разгоняя почитателей Сферой Холода, под скандирование своего имени Тардес побыстрее сбежал, а то ведь ворчливый отец его, наверное, уже заждался.

У ворот города проводить его собралась уже другая толпа. Сотни его подружек и молодых друзей, среди них был местный правитель Гансель Третий и неприметной тенью на заднем плане у самых ворот стоял его заждавшийся недовольный отец. Здесь же Тарда ждал его конь Руфус, крупный черный жеребец уже подготовленный его друзьями для предстоящего пути. В местной конюшне среди милых пони и различных изнеженных артэонами ездовых лошадок со звездочками и ленточками, вплетенными в ухоженные гривы, которых использовали только для прогулок по местным природным достопримечательностям, Руфус был единственным настоящим жеребцом. Непослушный, своевольный боевой конь, прошедший со своим 'хозяином' немало передряг всегда не давал покоя местным конюшням, готовый оплодотворить все что движется, способный целыми днями свободно носится по северным долинам, высунув язык как собака, как правило, на ночь всегда запирался в отдельное стойбище, с толстыми стенами. Конь с огнем свободы в глазах смотрел на подошедшего лучшего друга, который почему-то был не особо весел. При виде друзей, улыбающихся подружек Тарду стало жутко грустно, его сердце болезненно сжалось от нежелания покидать родной тихий дом. Больше всего ему хотелось снять с себя все железо, обязательно послать отца куда подальше и пойти с друзьями гулять до утра, чтобы потом проснуться неизвестно где и с кем, долго смеясь вспоминать, что произошло вчера.

Девчонки таяли, тяжело вздыхая при виде своего любимчика в грозном боевом снаряжении. Парни, простые обычные свободные артэоны с завистью смотрели на Тарда единственного воина из их города, уходящего в 'очередное далекое странствие для борьбы со злом'. В то время как Тард наоборот завидовал своим свободным друзьям, которым не приходилось таскать на себе все это железо и рисковать своей жизнью, они не были знамениты, и пусть. На них в отличие от него не лежала никакая ответственность, они могли позволить себе просто жить и быть счастливыми – то о чем Тард всегда мечтал, во всяком случае, так ему казалось. Подружки дарили ему прощальные поцелуи, подарили букет белых роз, пропитанный ароматами их духов. 'Не грусти Тардик!' – хихикали они. Друзья жали на прощание руку, желали удачи. Правитель Гансель обнял Тардеса как родного, крепко прижав его к себе, ожидающий у ворот Крегер в омерзении скривил лицо при виде этих мужских нежностей. 'Ты снова уходишь наш любимый Тардес. Но как бы далеко от нас твоя дорога тебя не завела, помни, что мы любим тебя и ждем. Пусть наша любовь в твоем сердце 'там' согревает тебя. Присоединяясь ко всем, желаю тебе удачи и скорейшего возвращения!' – своим мягким голосом как обычно правитель благословил Тарда перед уходом.

– Пойдем Тард, пойдем, – Крегер силой отрывал сына от толпы друзей. Не желая смотреть на отца, Тард жутко недовольный, казалось готовый расплакаться, забрался на коня, сердце которого в предвкушении билось как сумасшедшее, раздались аплодисменты друзей, ворота города со скрипом открылись. Конь не спеша повез грустного хозяина, который чтобы не расклеиться окончательно старался не смотреть на друзей, оставшихся позади. Это поведение было нормальным для него, покинуть ворота родного города всегда было невыносимо тяжело, для его души принадлежащей друзьям. Какая-то запоздавшая подружка бежала со всех ног и тянула уходящему Тарду рюкзак с разными 'вкусняшками на дорогу'. Грустно повесивший голову Тард не спеша уносимый конем ее не заметил, поэтому рюкзак из рук запоздавшей подруги взял Крегер, чтобы не напугать эту артэонскую глупышку продемонстрировавший желтозубую улыбку. Без слов поклонившись провожавшей толпе маг, опираясь на посох, хромая побрел следом за Тардом. Ворота начали закрываться, изолируя беспечный артэонский мир от уходящего вдаль грустно повесившего голову воина верхом на черном коне и следовавшего за ним черной тенью мага.