Текст книги "Точка Столкновения(СИ)"

Автор книги: Вячеслав Лешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 102 страниц)

– Хотя бы было нескучно.

– Да среди толпы сумасшедших скучно быть не может. Но мне было невыносимо там находиться. Знаете, будто жизнь оборвалась. Потом как оказалось, во время того простоя в ходе пьяных драк было убито несколько молодых солдат. Эти смерти наше командование чтобы снять с себя ответственность списало на боевые потери. Смешного в этом мало. В итоге... видимо волей божьей... или я не знаю... мое безумие, получило возможность выплеснуться. Случилась полноценная боевая тревога. Всех грешников повытаскивали из ям, все батальоны подняли по тревоге и построили. Грионский союз – наш главный союзник за периметром, он тоже не един и состоит из трех независимых друг от друга полисных государств. Два из них, южная Фриния и центральный Ираклид начали войну друг с другом. Поссорились из-за какой-то мелочи. Нас как миротворцев подняли с границы и перегнали в район конфликта. Мы должны были не допустить кровопролития, пока наши политики старались отговорить от войны власти наших главных союзников на юге. В предполагаемом районе боевых действий нашему взводу было поручено взять под охрану один из богатейших районов на окраинах Фринии – деревушка Холмы Страхиса. Это было живописное место, все фринийские богачи настроили там себе поместий. Наша задача была недопущение разграбления имущества в ходе возможных боевых действий. Мы разместились в храме в центре Холмов Страхиса. Ходили в патрули, следили за законом и порядком в этом райском уголке. Чтобы переждать надвигающуюся войну туда съехались почти все хозяева тамошних богатых поместий. Все с кучей слуг, рабов и прочего окружения, в общем Страхис оживился, – приступая к самому тяжелому, Джейсон остановился, думая как лучше описать, что последует далее.

– Во время одного из патрулей я увидел местных женщин. Поймите меня правильно, в Малдуруме, тогда еще в самом начале познания своего безумия я вообще не понимал кто я. Крыша ехала конкретно. Но тут я увидел обнаженную спину одной из девушек в белом легком платье. Как помню меня, будто молния ударила, если можно так выразиться, – он говорил тяжело и очень боязливо. Он стеснялся говорить о своем безумии, но через силу продолжал, в прямом смысле, силой заставляя себя. – Тогда мое больное сознание охватило желание, не желание, а жажда тела настоящей женщины. Ведь артэонки они как куклы, их тела доведены Духом до идеала, это уже какие-то произведения безупречного искусства, а не тела женщин. Ни естественного волосяного покрова, ни естественных запахов, почти. Все искусственно, прекрасно и косметически прилизано. Я вас не пугаю? – вдруг резко вышел он из погружения в воспоминания своего безумия.

– Я практикую всего пару лет, но поверьте мне, слышала и не такое. Продолжайте. Просто говорите.

– У меня во рту как у животного все заливалось слюной от одной мысли о настоящей женщине. Может это сексуальное воздержание так себя проявило в Малдуруме? Все-таки мы находились в командировке уже несколько месяцев. В общем, однажды просто, будто глаза открылись. Я себя почувствовал как злобный пес всю жизнь сидевший на цепи, с цепи сорвавшийся, но пока своей свободы не познавший. И вот я осознал свою свободу. Жажда плоти, не знаю какой-то грязи, больного наслаждения двигала мной. Неописуемая жажда, желание утолить которую перебивало все. Тогда, в том состоянии, все это сумасшествие казалось вполне оправданным, что оно того стоит. Вернее я вообще ничего не понимал. Не возникало ни сомнений, ни какого-то осмысления, моя разумная составляющая просто умерла. В моем случае это как настоящее раздвоение личности, сейчас вспоминаю это и прихожу в ужас, но тогда все было вполне естественным, нормальным, будто так и надо. Знаете будто только глаза мои, а все остальное внутри от какого-то чудовища. И вот как больное безумное животное с целью изнасиловать девушку или 'насытиться плотью в собственном соку' как я это тогда называл, ночью я сбежал из нашего лагеря. Я знал, что по ночам некоторые рабыни стирают вещи в ручьях между холмов Страхиса. Я подкараулил одну из таких. Лишил сознания, утащил в какой-то амбар, там привел в чувство, а после жестоко изнасиловал, наслаждаясь криками. Затем убил! Сделал то, что хотел с криками, грязью, как животное! – Джейсон замолчал, у него просто не было сил что-то говорить дальше. Чтобы скрыть разыгравшиеся эмоции, он закрыл лицо руками. Доктор Ротстен подала ему стакан воды.

– По статистике шестьдесят процентов преступлений совершенных в Малдуруме приходится на изнасилование. Жажда сексуального удовлетворения в принципе погранична с безумием. Из всех сводящих с ума желаний это самое осязаемое. Вы стали его очередной жертвой. Я надеюсь, вы понимаете, что, несмотря на угрызения совести, фактически не несете ответственность за злодеяния в Малдуруме. На самом деле, вне вашего отягощенного чувством вины сознания, вы в этом не виноваты. Фактически вина лежит на тех, кто вас туда отправил, научил убивать, показал, что такое Малдурум. Вы просто жертва чудовищных обстоятельств. Вот сейчас в своем естественном состоянии вы осознаете тяжесть содеянного, чувствуйте вину?

– Конечно! Шутите, я себя за это ненавижу. А как иначе, естественно ненавижу! Понятно, что в моей жизни, нет дня, когда бы воспоминания того звериного безумия меня не мучали. Самое страшное, что я все помню. Все досконально, понимаете. То больное наслаждение, запахи, даже мысли крутящиеся в голове в момент изнасилования. Понимаете, это в полной мере был я. Я, вот это вот тело видите, я издевался над этой девушкой и убил ее. И в то же время то был я лишь физически, – он посмотрел на доктора моля о прощении, понимании. – Внутренне, то было что-то другое, чужое. Вернее настоящий я спал, пока мое сознание находилось во власти лютого зла. И вот это сводит с ума. Мучает вопрос не только о моей вине, но и о том, что я вообще такое? Что за существо человек или это только артэоны такие придурки? Глубина человеческого 'я' она неописуема. В итоге все равно тело то одно. Фактически я и то чудовище мы с ним одно и то же. Это зло, которым я становлюсь в Малдуруме, это есть некая часть меня. Какая-то составляющая меня как человека.

– Но ведь эта составляющая спит где-то глубоко внутри вас и не может проснуться сама. И если бы у вас была возможность выбора, вы бы никогда не будили ее, так ведь?

– Это, безусловно. Никогда. Я же не идиот. Не мазохист!

– Это самое главное. Как граница понимание этого факта отгораживает вас от того чудовища сотканного из людского зла. Вы слышали про классификацию форм Малдурума? – Джейсон отрицательно потряс головой. – Эта классификация была предложена очередным мудрецом, скрывшим свое имя, чтобы мы не отвлекались от оставленных им идей. Так вот там Малдурум как некое явление был разбит на пять форм. Пятая форма – полное затмение, характеризуется полным подавлением разума, разрушением всяких остатков настоящей личности и одержимостью различными маниакальными жаждами и идеями. И у вас именно пятая форма. Вы такой не один, ведь этот безымянный мудрец на ком-то основывал свою классификацию! Просто поймите главное. Вы, настоящий вы это то, что вы сейчас – доброе, раскрывающее всю лучшее в человеке, тянущееся к миру и гармонии существо под названием артэон. То чудовище это ошибка, временное состояние в которое для защиты нашей общей родины, скажем так, вы вынуждено погружаетесь. Погружаетесь лишь на время, лишь для выполнения боевых задач. Там вы не контролируйте себя, ваше безумие берет над вами верх. Вы заложник жуткой системы, все совершенные там злодеяния это побочный эффект выполнения боевых задач нашей армией. Там вы оружие в чужих руках. Офицеры, недосмотревшие за вами виноваты в произошедшем больше чем вы. На вас, на настоящем Джейсоне не лежит вина за преступления Малдурума, ведь это ужасное состояние в своей пятой форме характеризуется полным фактическим раздвоением личности. Можно сказать, что то чудовище, которым вы становитесь в объятиях Малдурума эта полноценная другая личность, другое существо. Кровожадное чудовище, в котором нет ничего от настоящего Джейсона. Вы правильно сказали, у вас с ним просто одно тело, одни глаза на двоих, – она пыталась утешить его как могла. – А что касается тяжелых воспоминаний осевших в вашей голове, воспоминаний которые вы воспринимаете как свои. Скажите вы помните свои сны?

– Конечно.

– Помните мысли, что блуждали в вашей голове во время сна, запахи и даже вкусы? Но ведь это происходило во сне, а не в реальности. Это было, но было не по-настоящему. Также и в случае с этими воспоминаниями. К тем нехорошим воспоминаниям, осадком пребывания в Малдуруме осевшим в голове относитесь как к снам. Несерьезно. Это вас не касается, здесь для вас это должно быть чем-то несущественным. Сохранившиеся в голове обрывки действий вашей условной личности рисуемой Малдурумом и запомнившиеся события из снов это одна и та же... материя, скажем так. Для вас – настоящего Джейсона это нечто нереальное, абсолютно не касающееся.

– Спасибо, – шмыгнул носом Джейсон. Желая продолжать общение, он сделал вид, что задумался над словами этой милой артэонки, хотя в действительности уже не раз слышал все это из уст доктора Росс.

– Сейчас двадцать минут двенадцатого. День – среда. Скажите, чем вы, настоящий Джейсон, сейчас занимаетесь? – спросила она глядя на наручные часы.

– Сейчас лето. Если мои друзья не на смене Энергожертвования, то значит прошлым вечером, мы прогуляли до поздних звезд на небосклоне. А возможно и до рассвета. Мои маленькие друзья еще спят, – отвлекшись от всех переживаний, пусть и на доли секунды, он улыбнулся. – Рурхан! Господи! Я плохой друг. Как он, что с ним?!

– Он здесь, на территории базы. Жив и здоров. В полной безопасности ожидает вашего возвращения. Давайте вернемся в атмосферу вашего утра среды.

– Как он? Я имею в виду психически. Также кормите его таблетками?

– Подробнее о состоянии вашего друга поговорим позже. Пока это будет для вас стимулом к восстановлению. Сначала давайте убедимся, что вы полностью снова с нами.

– Так ладно мое утро. Наши маленькие друзья, лежебоки и лентяи спят. И будут нежиться в кроватях еще до двенадцати минимум. Мы с моей любимой сидим дома. Скорее всего, у меня. Никаких утренних пробежек, она бремена, но мы все равно уже встали. Мы с моими домашними за накрытым столом после завтрака сидим на кухне. Мои младшие брат и сестра играют во что-то, веселят нас собой. Моя любимая сидит у меня на коленях, в утреннем халате с чашкой кофе. Мы не можем надышаться друг другом. Беседуем с моей мамой пока отец, уткнувшись в газету, периодически вторгается в разговор, зачитывая для нас наиболее интересные статьи. Не нарушая общей идиллии, мы с ней шепчемся, решая, как проведем предстоящий день. Неважно, что она шепчет, главное быть к ней ближе, чувствовать нежность ее губ, – окончательно позабыл обо всей тяжести Джейсон. На его уставшем лице появился отголосок внутренней радости. Вот уже который раз подобный трюк безотказно действует на него. Сколько раз так поступала доктор Росс, но Джейсон все также, будто в первый раз желанно улетел в облака. – Если мои друзья на суточной смене, то я, скорее всего там, куда с друзьями мы обычно не ходим. Спортивный зал, футбол, волейбол. Разные артэоны, солдаты, гражданские, все мы в шумном спортивном зале развлекаемся спортом, – под теплом воспоминаний, будто с души упал тяжелый груз. Он глубоко вздохнул. Эти простые каждодневные вещи, простые будни мирной жизни, сейчас это все казалось чем-то бесценным, невообразимо прекрасным. Сердце болезненно сжалось.

– И ни слова о Малдуруме! – довольно заметила она. – Думаю кто вы по-настоящему – вопрос решенный.

– Вы так и не спросили, как я выжил.

– Не поняла? – наморщилась она.

– Вы знали о моих плечевых отметинах. Теперь знаете, за что я их получил. Вы военный специалист, вам известно о наказании за военное преступление. Я изнасиловал и убил девушку. Мои офицеры за такое должны были вывести меня перед всем строем и отрезать голову у всех на глазах.

– Как же вы выжили? – она поняла, что слишком рано улыбнулась.

– Вы все знаете. Вы все прочитали в личном деле. Вам все известно. Может больше не надо наивно продолжать этот разговор? Ну, в смысле продолжать, но только не делать вид, что я вам говорю что-то новое.

– Нет. Все совсем не так. Действительно что-то мне о вас известно. Я же не могла прийти на эту встречу неподготовленной. В заметках доктора Росс лишь общие факты. И прошлась я по ним довольно бегло. Скажем так, я знаю лишь общую картину о вас. Весь смысл всегда в деталях и мелочах. Узнать что-то из первых уст всегда интереснее. На самом деле моим следующим вопросом должна была стать причина ваших нынешних мучений. Что стало причиной вашего погружения в состояние невозврата. В силу чего ваше сознание перегрузилось настолько, что зависло на грани между Малдурумом и истинной сущностью? – она задела Джейсона за живое. – Чего вы так испугались, и что конкретно произошло с вами в этой командировке. Какую новую вину вы на себя навесили? – углублялась она, видя как некий страх, которым он жаждал поделиться, встрепенулся внутри него. – Но как хотите. Давайте сначала поговорим о прошлом.

– Знаете, простите... – вдруг стеснительно сжался Джейсон.

– За что?

– За то, что проявил своеволие в нашем разговоре. Вы доктор, вы задаете вопросы, вам виднее, о чем нам говорить. Поймите. Я вовсе не из тех, кто любит утомлять других своим нытьем... – стеснительно замыкался в себе Джейсон.

– Джейсон! – прервала она его. – Прекратите выстраивать барьеры в нашем общении. Все нормально, я здесь чтобы слушать. То, что вы поддерживайте разговор это нормально. Естественно и даже очень хорошо. Тем более беседа с буйными пациентами имеет минимальный предел по времени. У нас еще полчаса, – дала она Джейсону официальную причину выговориться. – Говорите, о чем считаете нужным, я скорректирую, если что. Выбирайте любую из затронутых выше тем.

– Раз уж мне вас еще полчаса мучить своим бредом, то тогда ладно. Сначала я поделюсь безумием, благодаря которому сумел уйти от наказания в условиях законов войны. Ведь там, в полевых условиях за совершенное преступление меня должны были прикончить, но мне посчастливилось... или наоборот. Но все-таки я выжил, – говорил Джейсон, она слушала с неподдельным интересом. – Когда животное внутри меня насытилось телом той несчастной. Весь в крови. Серьезно, мои руки были вымазаны в крови по локоть. Утром как есть, я пришел к месту нашей базы. Я и не пытался скрыть свое преступление.

– Что послужило причиной такого поведения. Вы в состоянии объяснить?

– Я жаждал наказания. Я понимал, что совершил нечто ужасное, мне хотелось, чтобы меня порвали на куски за это.

– Большинство оступившихся в Малдуруме больше всего боятся ответственности за свои преступления. До смерти боятся, что кто-то об этом узнает. Ваше поведение нетипично.

– Знаю, но это утешает слабо. Не смягчает вину. Я хотел справедливого суда, хоть ничего и не чувствовал, но понимал что натворил нечто ужасное. Знаете будто некая разумная часть меня, в том состоянии бессильная, не имеющая надо мной контроля, вдруг проявила себя. Безумное животное, насладившись, успокоилось и будто что-то разумное зашевелилось где-то внутри. Где-то глубоко внутри я желал получить по заслугам. Пока контролировал себя, я просто нес свое тело туда, где меня ждет заслуженное наказание. Раз я сам не мог там осознавать вины за содеянное, хотелось, чтобы меня жестоко судили другие, – договорив Джейсон, замолчал и опустил взгляд вниз. Крик отчаяния и ужас застыли в его глазах.

– И что произошло дальше? – подталкивала она его. Джейсон был так напуган, что вздрогнул от ее голоса вопросом нарушившего тишину.

– Тут начался полный конец. Трындец всему. Понимаете? – печально улыбнулся Джейсон. – Мы расположились в храме в центре Холмов Страхиса, я уже говорил об этом. К храму сбежалась толпа разгневанных местных жителей. Всем по большому счету было плевать на убитую невольницу, рабыню, ведь там она просто вещь. Разные наглые жирующие за счет рабов рожи, тамошняя интеллигенция, пришли выразить возмущение моим поступком. Меня с руками в крови сперва спустили в подвал. Там при свете свечей сержант долго орудовал своими кулачищами, воздавая тому животному, которым я там являлся первые шаги надвигающегося наказания, как мне казалось. Наш командир взвода, лейтенант Статум тоже довольно-таки молодой парень, собрал всех наших ребят в главном зале нашего убежища. Даже все патрули были отозваны. Местные долбились в двери храма, этих недовольных становилось все больше. Надо мной должен был случиться суд. Полевой военный трибунал, где за совершенное преступление мне должны были перерезать глотку и бросить подыхать в луже собственной крови. Я думал, меня вытащат, выкинут из храма, сначала отдадут на растерзание толпе, а потом прикончат. Но в итоге все случилось наоборот.

Ребята встали кругом, сержант приставил нож к моему горлу, тут я, конечно, понял, что хочу жить, но было уже поздно. Дергаться было бесполезно. В центр круга этого первобытного суда при свете факелов вышел офицер, мой командир взвода. Старший лейтенант Статум. И то, что он сказал, было ужасно, недопустимо, невозможно я бы сказал. Вы серьезно ничего не слышали об инциденте в Холмах Страхиса? – Джейсон будто специально затягивал развязку, но его действительно возмутил тот интерес, с которым слушала доктор. 'Как все они, эти гражданские могут не знать об этом кошмаре!' – распирало его изнутри возмущение и удивление одновременно.

– Нет, я ничего не знаю. Так что случилось дальше Джейсон? – вырвала она его из мыслей.

– Офицер велел меня отпустить! – Джейсон печально засмеялся. – Понимаете, он сам сошел с ума. Мы с ним поняли друг друга взглядами. И это чистый ужас как он есть. Там в кошмаре Малдурума, где мы рядовые – больные чудовища, жаждущие крови. Не все, но большая часть. Офицеры это единственное что должно держать нас на правильном пути. Ведь их специально отбирают, проверяют, контролируют. Наши офицеры теоретически разумнейшие из артэонов, прирожденные специально отобранные лидеры, те, что погружаясь в свое человеческое зло, сохраняют здравомыслие. Если представить военную машину в виде организма то они должны быть нашим разумом, нашими поводырями, теми, кто единственные способны спасти наши заблудшие души. Власть офицера над рядовым она тотальна, там мы полностью принадлежим им. Каждое их слово закон, их фантазия наполняет наши головы. Рядовые – психи, балансирующие на грани просто не способны сопротивляться сумасшествию, идущему от командира. Ведь офицеры как пастухи полностью контролируют наше безумное стадо. Представьте себе участь стада, если пастух от долгого одиночества в горах сошел с ума? Для солдата безумие командира в боевых условиях это верная смерть. Это катастрофа, просто конец света. Все разрушилось в один миг и не осталось ничего кроме безумия.

Велев меня отпустить, старший лейтенант Статум, задвинул долгую полноценную речь, в которой все перевернул, все извратил в головах десятков слушавших его ребят. Мой первый взвод почти весь состоял из новобранцев. Мы вместе проходили учебку и вместе продолжили служить. После обучения к нам, конечно, закинули нескольких ветеранов, но в целом все были моего возраста. Этот безумец говорил о свободе, о полной свободе от морали, что дает Малдурум. Наши настоящие жизни он называл неполноценным самообманом. Ведь только в Малдуруме наши глаза широко открыты, мы видим этот мир во всех красках. Он заставил всех ребят поверить в то, что их артэонские сущности – истинные они, это нечто неполноценное, что только в Малдуруме они живут по-настоящему. И молодые ребята, как покорное стадо пошли за этим сумасшедшим пастухом. Это было верное самоуничтожение. Но мне хотелось бы верить, что они жертвы. Ведь они молоды, их головы пусты, внутри только безумие Малдурума, они не могли воспротивиться рвущемуся изнутри желанию безумной свободы, которое так искусно подогревал этот психопат в погонах. Служили бы эти ребята у хороших офицеров, монстрами они бы не стали. Меня он назвал первым освободившимся, едва ли не героем, не побоявшимся свободы, что дает Малдурум. Я весь избитый, задыхаясь, лежал там окруженный толпой марионеток в руках сумасшедшего садиста. Тех людей, что снаружи долбились в ворота храма, этот разрушитель назвал врагами. Говорил о том, что они наши рабы, мы их хозяева. Только силой мы можем заставить людское стадо признать этот порядок. Кто-то из сержантов воспротивился. Он вызвал этого сержанта на дуэль. Они схватились в храме, на глазах у разгоряченной толпы. Старший лейтенант Статум убил сержанта, по каким-то диким животным обычаям продемонстрировав всем окровавленный нож, так он демонстрировал свою победу. Еще раз подтверждал свою правоту в глазах окружающих психов.

Потом началось веселье. Все эти сумасшедшие во главе со своим командиром, вооружившись до зубов, будто собрались в бой, двинулись из храма. Обуянные своей свободой они сначала перерубили всю толпу, что была снаружи, долбилась в ворота храма. После они двинулись в деревню. Пошли разрушать окрестные поместья и убивать их жителей. Это очень смешно, если так подумать, – непонятно для доктора улыбнулся Джейсон. – Мы ведь по идее миротворцы, должны защищать их! – из Джейсона вырвался приступ нездорового смеха. – Извините. В общем, я веселье пропустил, – потом он помрачнел и добавил, – а то неизвестно что еще я мог бы натворить там.

Тот сержант, что избивал меня в подвале, свое дело знал. Сперва я не мог дышать, потом голова стала кружиться. Я отполз в угол и там то ли заснул, то ли потерял сознание. В себя пришел уже вечером. Храм наполнял запах дыма и крики женщин. В центре закопченного пропахшего гарью и каким-то злом помещения храма горел огонь. На огне, на вертеле жарилась туша барана или другого животного. Эти сумасшедшие уничтожив пол деревни которую должны были защищать, стащили все награбленное в храм и устроили пир воинов – как они это называли. Это была чудовищная вакханалия. Эти безумцы пили вино, жрали всякую хрень, что притащили с собой. Фрукты, виноград в золотых вазах, жареное мясо. И так же с собой они притащили женщин. Они насиловали их, прямо там же где жрали. Но кто-то предпочитал уединение, уединялся со своей жертвой где-то в стенах храма. Девушки понятно рыдали, а эти безумцы издевались над ними. Ребята конкретно затерялись в Малдуруме. В углу валялись несколько изуродованных женских тел, уже изнасилованный отработанный материал. И еще тела мужчин, по всей видимости, плененные рабы, которые разожгли костер, приготовили все необходимое для этого безумного пира, после они стали не нужны и их убили.

Я брел среди этого рассадника насилия и ужаса. Они звали присоединиться, но я промолчал. То чудовище что в Малдуруме пробуждалось во мне, оно будто насытившись одной жертвой, уснуло внутри. Впервые мое безумие меня не тревожило, сердце билось ровно, внутри все спало. Недаром говорят: боль отрезвляет. Все мое тело ломило после побоев, несколько ребер были переломаны. В таком разбитом состоянии мне было не до безумия. Мое чудовище после кулачищ того сержанта забилось внутри в какой-то угол. Я не был собой, но и чудовищем не был. Я сумел воздержаться от участия, но знал, что стоит мне присоединиться мне это понравится. Каким-то чудом я не стал частью этого суицидального веселья. Прошел по грани. Сейчас вспоминая этот кошмар, больше всего меня пугает в той безумной вакханалии родная золотистая армидейская броня на этих животных. Они смеялись, убивали, наслаждались болью своих заложниц, – Джейсон всерьез задел доктора своим рассказом.

– Я брел со стороны глядя на этот кошмар. Вышел на улицу из храма, внутри которого расположился этот садистский пир. В лунной ночи, все окружающие храм огромные дома, богатые поместья, амбары, все пылало огромным пожаром. Они уничтожили все. На улице аж все заволокло дымом, падал пепел. И в дыме ясно чувствовался запах сожженной плоти. Ребята повеселились на славу. Я думал уйти в ночь или остаться. Но тут услышал звук наверху, где находилась колокольня. Это был мужской крик и стук брони как во время схватки. Снова пройдя через ужасный пир, стараясь не привлекать к себе внимания, а то эти психи уже начали ссориться друг с другом, вполне естественно их безумие стало обращаться против них же. Обезумившие в край, вдобавок пьяные, они стали набрасываться друг на друга, убивать друг дружку.

Дальше по лестнице, я поднялся наверх. Там в темной комнате у окна лежало тело в армидейской броне. Это был старший лейтенант Статум, его жестоко зарезали. Его убийца был в комнате, он сидел в темном углу. Это был сержант, который успокоил раз и навсегда сумасшедшего офицера. Сержант с окровавленным ножом в руке, все также сидя в темноте, пояснил, что этот трус, осознавая ответственность за то, что натворил, пытался покончить с собой, решил повеситься на колокольне. Сержант сказал, что этот озлобленный псих сделал все это лишь бы отомстить людям. Он свел ребят с ума лишь бы уничтожить этих несчастных людишек как можно больше, так он сказал. Так себя перед смертью оправдывал лейтенант Статум. И этот сержант решил заткнуть Статума раз и навсегда, чтобы он ребятам больше головы всякой ерундой не забивал. Заодно напоследок устроив ему ад. Сержант сказал, что нам нужно выбираться отсюда, все кто пировали внизу уже трупы. Он пояснил, что нужно забрать еще одного в подвале. 'Сейчас, – помню, сказал он, – только немного отдохну'. Я был согласен с ним, нужно было уходить. Я сел в темноте напротив сержанта, ждал. Но сержант так и сидел беззвучно, просто замерев на месте. Он просто самоотключился, не смог больше быть частью этого кошмара.

Я двинулся один. Веселье в основном зале затихало. Даже криков насилуемых женщин больше не было слышно. Кого-то убили, кто-то спал пьяный в стельку. Спустившись в подвал в темном помещении, где до этого били меня, я обнаружил одного рядового. Он был лишен брони, жестоко избит, его нога, ребра были переломаны. Также на его теле под нижним комбинезоном были ожоги от раскаленного железа. Руки были связаны веревкой. Увидев меня, он забился в угол и рыдал. Молил не трогать его. Оказалось, он тоже не разделил общего веселья, пытаясь вразумить ребят, он артэонизировался, став самим собой. Бессмысленно призывал всех к морали. Но ребята, или те животные, которые управляли их телами, его не послушали. Его спустили в подвал, где долго издевались и избивали.

Это был рядовой Джерими Конрад, я знал его еще с учебки. Он всегда был тихоней, особо не выделялся. В том подвале я объяснил ему, что не являюсь частью общего кошмара. Он, резко подскочив со слезами, умолял меня одуматься, говорил, что все это ужас, и мы должны выбираться отсюда. Я понял тогда что, следуя за ним смогу выйти из этого кошмара удержавшись от безумия. Я взвалил его на себя, мы начали выбираться. Но на лестнице встретили полупьяное чудовище. Он с мечом в руке спускался в подвал, как я понял, чтобы добить Джерими. Мы снова спустились в подвал и там, я схватился с этим чудовищем. Я убил его, я убил своего сослуживца. Победив в драке или скорее в грызне двух псов, я задушил его, что есть сил, сдавил глотку руками. Бросив его труп, мы с Джереми выбрались из этого кошмара. После несколько суток брели по лесам, избегали местных жителей. Перемещались только ночью. Хорошо, что нам не нужна не вода, не пища, иначе я бы здесь не сидел. Потом мы все же дошли до одной из наших застав. И вот что странно, то, что не дает мне покоя. Если бы я не оступился, случилось бы все это? Не я ли своим преступлением побудил лейтенанта Статума к действиям? 'Открыл ему глаза' – как он сказал мне... в одном из ночных кошмаров.

– А как вы считаете? Как, прежде всего вы объясняете себе это? – непрофессионально переживающая слушая историю Джейсона, молодой доктор даже немного растерялась.

– Простите. Но мне было бы интересно послушать ваше мнение. Вы же профессионал, а я то придурок.

– Ну, зачем вы так! Хорошо. Давайте рассуждать вместе. Вы сказали, дефективный офицер Статум был старшим лейтенантом. Так ведь?

– Совершенно верно.

– Насколько мне известно, в плане выслуги старший лейтенант это минимум три года службы?

– Так точно. Но угробивший мой первый взвод лейтенант Статум до этого еще служил сержантом. Насколько мне было известно, ему было двадцать пять лет.

– Тем более, все понятно. Приличный срок службы, множество командировок за периметр. Бог знает, через что этому затерявшемуся артэону пришлось пройти. Ведь мы оба знаем, какие ужасы порой можно повидать на диком юге. Лейтенант Статум – причина кошмара, который вы описали – типичный дефективный артэон затерявшийся в Малдуруме. За периметром он встретил что-то, с чем не смог согласиться. По роду своей службы многие подразделения на юге выполняют различные специфические задачи. Один пациент делился со мной тем, что ему приходилось убивать детей в ходе зачистки. А потом по велению тоже немного обезумившего, но только сержанта для отчетности стаскивать мертвые детские тела в огромную кучу. Бог знает, через что в том аду пришлось пройти виновнику вашей трагедии лейтенанту Статуму. Со стороны насмотревшись на людское зло, он возненавидел все человечество. Он дал своему собственному внутреннему злу свободно развиваться и его безумие, полностью захватив его разум, вполне естественно погубило его.

Просто этот случай нетипичен тем, что дефективный артэон оказался офицером и, прибывая в статусе командира взвода, помимо себя погубил все вверенное ему подразделение. Он сделал жертвами своего безумия весь ваш взвод. И теперь что касается вашей вины в произошедшем. Можно ли считать, что именно совершенное вами преступление спровоцировало командира вашего взвода к погружению в 'свободу'? На мой взгляд, нет. Этот ваш лейтенант Статум являющийся к вам в ночных кошмарах шел к своему уничтожению долгие годы. Все что вы описали, не могло случиться спонтанно. Ведь он армейский офицер – самый разумный из артэонов, тот, что в Малдуруме сохраняет адекватность, регулярно проходящий проверки на профессиональное соответствие, находящийся под жестким контролем психологических служб. Свою злобу, ненависть он сам осознанно копил в себе годами. Лично мне кажется, что он так и не стал безумцем. То есть он не затерялся в Малдуруме, не обезумел, он действовал вполне осознанно, отдавая себе отчет в действиях. Долго планировал свою месть человечеству и вот подвернулся удобный случай, идеальная атмосфера. Только он и его взвод, никаких других офицеров по близости, вокруг беззащитное мирное население, вот он и решил дать себе волю.