Текст книги "Точка Столкновения(СИ)"

Автор книги: Вячеслав Лешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 102 страниц)

Он своим ходом по пересечению подвесных мостиков и лестниц, через дорожки вдоль огромных ветвей, укрываясь от гуляющей ночью молодежи, взобрался на самый верх города нагроможденного под кроной огромного дерева. В итоге он оказался вблизи белого двухэтажного дома на самом краю одной из жилых платформ на большой высоте. Близость заветного сияния той самой артэнсферы способной принести успокоение и спасение от боли заставила его сердце замереть. Видя сияние вне стен, движимый им как маяком во мраке, через окно он забрался в дом. Его жертва мирно спала в своей спальне на втором этаже. Со сноровкой серийного маньяка не отдавая себе разумного отчета в действиях, движимый лишь безумием он тихо прокрался на второй этаж мирно спящего дома. Проникнув в ее комнату ослепленный манящим сиянием он, не раздумывая, ударом рукояти меча по голове лишил девушку сознания. Взвалив на плечо ее теплое от сна тело, в одной ночной рубашке, он вышел из комнаты. В темном коридоре он столкнулся с ее маленьким братом, проснувшимся от шума в комнате сестры. Обезумившее чудовище в лице Рэвула замерло в темном коридоре в паре метров от маленького артэона. Мальчик увидел лишь темный силуэт, облаченный в маску из волчьей морды с мечом в руке, держащий его сестру на плече. Перепуганный мальчик, оцепенев от ужаса замер на месте. Поднеся к губам палец, обезумивший Рэвул, жестом велел ему не шуметь и растворился в темном коридоре. Мальчик так и остался, в оцепенении ужаса стоять на месте. С этих дней он никогда уже не будет таким как прежде. До конца жизни он будет твердить что его сестру унесло чудовище с волчьей головой – черный полу волк получеловек, жуткий образ которого никогда не оставит его являясь в ночных кошмарах. Даже несмотря на то, что он артэон, и будет жить в изоляции от травмированных эмоций, под опекой лучших артэонских психологов, ничто не спасет его от ужаса, который поразил его в эту ночь.

Также через окно, выбравшись с телом девушки на улицу, он услышал шепот из тумана подсказавший ему, что делать дальше. Спустившись на несколько уровней ниже по затянутым туманом навесным улицам, он добрался до самой длинной из огромных ветвей дерева-великана. Тем временем пропажу девушки уже обнаружили, город огласила тревожная сирена. В безысходности он сделал, как и предлагали шепчущие из тумана голоса. Огромная ветвь представляла собой что-то вроде здешней аллеи для прогулок. По проложенному тротуару с рядами лавочек и фонарей по бокам аллеи растянувшейся вдоль огромной ветви, он добрался до самого края. Ветвь-аллея выпирала из дерева, останавливаясь на уровне внешней городской стены. Освещенная светом факелов и световых кристаллов в густом тумане хранящая город оборонительная стена находилась почти под краем огромной ветви прямо внизу, отделенная десятками метров головокружительной высоты. С разгона, с огромной высоты, крепко сжав свою жертву в руках, с края огромной ветки он прыгнул в ночную пустоту затянутую туманом. Перелетев через стену, он должен был шлепнуться в паре метров от нее с внешней стороны, учитывая высоту разбившись на смерть. Но помогающий ему густой туман подхватил его и своими потоками тихо приземлил у лесной кромки окружающей город. С жертвой на руках он бросился бежать по ночному затянутому туманом лесу.

Он добежал до того озера где днем сиянием своей артэнсферы его жертва лишила его рассудка. Этот древний ритуал из легенд, сказок и приданий о великих предках из былых времен знали все номаки. Как искусственно созданные существа они не могли утолить свой голод отведенным природой естественным способом. Благодаря силам, действующим в этом мире, номаки сумели сами найти способ насыщения посредствам специального ритуала.

Глухой ночью на берегу затянутого туманом озера задрав ее ночную рубашку, он лезвием меча резанул себе кончик указательного пальца. Водя кровоточащим пальцем, он начертил на ее животе символ из семиугольника внутри с кругом перечеркнутым крестом наподобие буквы 'Х'. Его по-артэонски голубая кровь, сочащаяся из пальца, высыхая на теле жертвы, принимала привычный человеческий красный оттенок. Когда ритуальный символ был начерчен полностью, он снова окрасился в голубой цвет артэонской крови и намертво застыл, будто давно нанесенная краска. Скинув с себя доспех, раздевшись до пояса, посреди своей груди в том месте, где под кожей сияла его зачахшая номосфера, он нанес себе такой же символ. Затем взяв на руки тело девушки, он побрел в воду. Вода в этом ритуале использовалась как связующая материя. В паре метров от берега дно озера ушло из-под ног, на глубине он и ее бессознательное тело зависли в черной воде в паре метров друг от друга. Когда кислород в легких начал заканчиваться из ее тела, через начерченный на животе ярко засверкавший символ начала вытекать сияющая бело-синими переливами энергия ее души. Сияющая переливами расплывающаяся в воде энергия ее души жадно затягивалась номосферой Рэвула через символ на его груди.

Спустя пару минут высасывания жизни из молодой девушки его номосфера насытилась достаточно, голод отпустил его, боль в теле прошла. Сознание снова вернулось к нему. Снова вернувшийся привычный Рэвул оказался в кошмаре наяву. В кромешной ночной темноте озера рядом с телом девушки в белой рубашке без сознания как в невесомости, парившей в черной воде. Ее жизненная энергия все еще продолжала вытекать из тела. Рэвул разрушил свой ритуальный символ, резанув лезвием меча себя по груди в том месте, где он был начерчен. Он прервал этот ужасный ритуал. Задыхаясь, он первым делом вынырнул, отдышался и выкашлял воду из легких. Толком, не понимая, что происходит, Рэвул сразу нырнул за девушкой. Едва не утонув сам, он все же вытащил ее на берег, умудрившись не утопить свой меч в суете в черной воде чудом всунув его в ножны. На туманном берегу сидя возле ее бездыханного тела, он не знал, что делать, как помочь ей. 'Что я натворил! Боги что я натворил!' – в панике твердил он себе. Не зная, что делать, как ей помочь он заметался в истерике. В его памяти всплыли обрывки того как отец откачивал его дядю пьяного провалившегося под лед озера во время охоты. Вспоминая, как отец давил на грудь, пытаясь заставить сердце биться, он начал делать ей подобие искусственного дыхания, но никакого эффекта не наступало. Белая и безжизненная она лежала, не подавая признаков жизни.

Он услышал лай собак и приближающийся топот десятков ног стражников из города, идущих за девушкой. Для него это смерть. Он помнил каждый свой поступок в болезненном бреду, каждое действие, но не понимал, почему делал это. Будто что-то ужасное захватило его тело, сотворило злодеяние и ушло, оставив ему кучу кошмарных воспоминаний, от которых его пробирал самый настоящий ужас. Глядя на мрачный ночной лес дарующий возможность спасения он понимал, что его там ждет. Боясь своей совести, он решил остаться у ее тела и принять заслуженную кару за содеянное преступление. Но в последний момент какой-то импульс пронзивший мозг желанием жить, страхом перед темной пустотой смерти заставил его броситься прочь. В следующую секунду вылетевшие из-за деревьев стражники Карнерола позабыв о нем, бросились к телу девушки. Вдогонку за Рэвулом стражники спустили с привязи собак. Несколько огромных псов яростно преследовали обидчика своих друзей. Нагнав в туманном лесу собаки, начали рвать его на куски. После дороги через Мерзлый лес к своей деревне, имея опыт схватки с огромными представителями семейства псовых, мечом он убил двух собак, другие лохматые преследователи, испугавшись, разбежались в стороны. Он, не останавливаясь, бежал по лесу до самого рассвета пока не рухнул без сил.

После сна, вернее 'отключки' в несколько часов, погружение в реальность для него оказалось сродни падению с огромной высоты. Заглушающий разумную составляющую номакский голод и вызываемая им боль утихли. С возвращением к своему обычному 'я' приходило тяжелое разумное осознание всего содеянного. Он сидел на берегу огромной Андары. Могучая река тихо несла свои воды на юг. По дневному небу ползли дождевые тучи. Разом хлынул поток воспоминаний и эмоций, пережитых ночью. Глухая ночь, туман, черная вода и тело девушки, в белом одеянии парящее точно в невесомости. Первой эмоцией было раскаяние. 'Что я наделал?! Идиот... теперь я... убийца!' – с ужасом признался он сам себе вслух. Превратившаяся в ад жизнь окончательно его сломала. Измотанный непрекращающимся стрессом, полностью деморализованный он потерялся во времени и пространстве, просто безжизненно замер, сидя на земле. Ничего кроме раскаяния, отчаяния и воспоминаний прошлой ночи своими сценами, ввергавшими в ужас, внутри него будто не осталось. Утративший адекватность в виду последних событий, забытый всеми, от недостатка простого общения он начал разговаривать сам с собой озвучивая мысли вслух. – Как ты посмел?! Ты должен был умереть, но не совершать подобного. Как такое случилось? Я бы такого никогда не сделал! Точно! Это был не я, вернее я не контролировал себя! – Не я а тогда кто же? – Так может, она все-таки жива? Я вытащил ее из воды! – всплывшие в сознании воспоминания ее по мертвому бледного лица в последний момент, когда он оставил ее на том берегу разубедили его. – Она мертва. Это я. Я убил ее, – признался он себе. Несмотря на тяжесть душевных терзаний слез как обычно не было. Из-за чего в какой-то его внутренней части возникали сомнения в реальности своих переживаний. Отсутствие слез как бы говорило об отсутствии реального раскаяния. Он снова ощущал себя бездушным ублюдком. Желая вправить себе мозги, он ударил себя по щеке, еще и еще. – Нет! Мне жалко ее! Очень жалко! Никого никогда нельзя убивать! Я не понимаю, как я это сделал, но я очень раскаиваюсь! – криком доказывал он сам себе. В это время преферийская погода будто вторила его истинным переживаниям. Накрапывающий с небес дождь словно заменял ему слезы.

– Я должен был умереть вместе со своим народом. Куда я придурок поперся?! Умер бы тогда, не загубил бы невинную жизнь... Это если не считать иссушенных растений, – прорывалась его несерьезная составляющая, он улыбнулся. За эту улыбку он снова возненавидел себя и опять провалился в душевные терзания. На улице вечерело, он насквозь продрог под холодным дождем, тарабанящим по листьям окружающих деревьев. С приближением ночи из темных лесных углов снова послышался шепот. Вновь заговорили сопровождающие его тени. – Да в действительности! – согласился он с жутким шепотом. – Если так рассудить, то ведь это... они – армидейцы во всем виноваты. Это они пришли к нам и принесли с собой ужасные перемены. Из-за них мой народ погиб, а я оказался здесь. Я это просто... – не мог он сказать то, что так хотел услышать, – жертва обстоятельств, – выдавил он из себя, и его омраченной душе сразу стало легче. – Да если бы не армидейцы ничего бы этого не было! – после этих слов пустоту на его сердце начала заполнять лютая ненависть. Кулаки сжались от злости. – Это все эти ублюдки. Это все они! ... Постой, – оборвал он себя. – Кого я конкретно ненавижу? Что такое армидейцы? Это же целый народ, включающий в себя множество людей. 'Добрых и злых, рассудительных и резких, умных и не очень', – всплыли в нем слова Этхи. Ничто не дает права за грехи нескольких ненавидеть целый народ. Ему резко вспомнилось то мерзкое чувство, что возникало, когда он смотрел на Страну Ворона с высокой горы и когда Этха говорил о неприязненном к нему отношению со стороны Людей Ворона. Ему было непонятно и отвратительно думать, что его могут казнить только за то, что он один из Людей Волка. Да грехи его народа перед Людьми Ворона ужасны. Но его самого всегда пугали увенчанные головами колья стоящие вокруг их деревни. Ведь он ни разу не приходил к ним в обличии охотника за головами, на нем лично нет их крови. Он сам ненавидел этот ужасный ритуал охоты за головами. В чем он перед ними виноват? В начале своего путешествия он и вправду подумывал о том, чтобы отправиться в Страну Ворона и спросить: 'Почему? За что?'. В чем лично он виноват перед этим народом? Рискнув жизнью получить ответ на этот непонятный вопрос, и быть казненным или попросить прощения за грехи своего народа.

Вроде успокоившись, но, все еще тяжело дыша, он сидел один в сгущающейся темноте на берегу реки. Хоть он и успокоился, но все равно что-то темное давило на него сверху, болезненно терзало душу, не давало спокойно дышать. Также что-то существующее в реальности, жуткое и темное что смотрело на него из темноты опускающейся ночи, не могло оставить его в покое так просто. Тьма из реальности пыталась расшевелить темноту в его душе.

– То есть, если армидейцы в этом не виноваты, – под давлением темноты как физической, так и душевной снова поползли мысли в его голове. – Тогда кто виноват в убийстве несчастной девушки? Получается... я?! – он пришел в неописуемый ужас. После секундного облегчения, благодаря шепоту из темноты осознав, что может переложить свою вину на кого-то другого, всей этой ситуацией измученный, сведенный с ума он слепо зацепился за единственную возможность спасения от душевных мук. – Нет! Это они! Они уничтожили мой народ, и по их вине я оказался в этом кошмаре, – до ужаса боясь признать вину, спешно он начал убеждать себя. – Если бы не их вторжение я бы сейчас был дома. Это их вина. Армидея погубила мой народ! – крикнул он что есть мочи. Убедив себя в том, что какая-то сторонняя сила виновата во всем, он почувствовал облегчение. Такая версия правды погружала его в какой-то собственный жуткий мирок далекий от реальности, но ему в этом мирке было комфортно. Он успокоился. Боясь признать вину, пытаясь хоть как-то спастись от душевных терзаний он заставил себя поверить в лож просто произнеся ее вслух, его уставшему сознанию этого хватило.

Под холодным дождем в сгущающихся сумерках он, сжавшись, трясся от холода, пока в его омраченное сознание закрадывалась Тьма. Боясь признать свою вину, в своем помутившемся уставшем сознании убедив себя в том, что это лютые ненавистные артэоны виноваты во всем, таким образом, спася свою душу от терзаний, вполне естественно его стали наполнять гнев и ненависть, лютая злость по отношению к Армидее этих жутких артэонов олицетворяющей. Ему было комфортно и уютно в такой версии реальности, где он просто жертва, и в нынешней ситуации он не мог думать по-другому, просто не мог взглянуть на себя со стороны и понять, что ведет себя как полный идиот. Уж слишком измоталось и перегрелось его измученное сознание. Даже нарастающий бессмысленный гнев его не смущал. – Не забывай, ты должен отомстить. Отомстить! Отомстить! – слышался голос из напирающей ночной темноты, подливающий масла в огонь. Он остался один в темноте, всеми забытый, никому в этом мире ненужный, продрогший и уставший, злость и ненависть ко всему наполняла его душу. Окружающая Тьма давала ему почувствовать свободу от морали, открывшуюся ему сейчас свободу от всего, ведь у него ничего не осталось в этом мире, ему ни к чему больше быть Рэвулом, он может спокойно дать себе обратиться монстром. Ему больше нечего в этом мире стесняться, для него все кончено. Как следствие вся подавленная обида на своих соплеменников за все унижения, что он терпел всю жизнь, спасаясь лишь насмешками и несерьезностью. Все зло, что дремало в нем, вылезло наружу. Весь гнев и обида что он таил всю жизнь, наконец, выбравшись наружу, сконцентрировались на Армидее. В своей душе в действительности он ненавидел весь мир, это была обида на всю свою жизнь в целом, но перед его глазами стоял ненавистный золотой город. Теперь в его больном сознании Армидея была виновата во всем. Золотой город стал отдушиной для накопившихся в нем ненависти и гнева. Тьма из окружающего ночного мрака, пробудив зло в его душе, свела его с ума.

От злости у него заскрипели зубы. В воспаленном продрогшем измотанном сознании всплыла цепочка ложных безумных рассуждений, в конце которой он неизбежно пришел к выводу, что месть его единственный выход. – Я должен отомстить Армидее. Кровь за кровь, – сказал он вслух. Его сознание снова отошло куда-то далеко на задний план, душу насквозь пронзили ненависть и гнев, зато дышать было легко. На его лице даже появилась злорадная ухмылка. Убедить себя в виновности других в содеянном тобой преступлении – было единственным выходом для его измученного сознания. Меч все еще был в ножнах маска волка на голове, его путь еще продолжается. Наполненный гневом и ненавистью, в нынешнем состоянии во всем осознанно запутавшись, жаждущий мести, он был готов двигаться дальше. Поднявшись с земли, он спустился к берегу, чтобы ополоснуть лицо в холодной воде тихой реки. Едва он зачерпнул воды, взглянув в воду реки, в которой на него смотрело отражение, слабо различимое в сумерках, как его посетило страшное видение. Отражающееся в реке небо окрасилось в красно-кровавый цвет. Деревья в отражении горели или стояли скрюченными обугленными остатками. Вода в реке стала как кровь. Вне реки все вокруг заволок лютый мрак. А вместо своего отражения в зеркале кровавой воды он видел черного получеловека полу волка, пристально смотрящего на него волчьими глазами. Такое явление называли темной меткой – последствие провала между мирами, когда стирается тонкая грань. Видеть потусторонний темный мир могли только те, кто несут в себе жуткую злобу и настоящий гнев, те, кто на полпути, чтобы стать приспешниками зла. Подобные видения в этом мире были проявлением Третьей Силы мира живых именуемой – Тьма.

В круге Трех великих сил Тьма шла третьей – последней и обозначалась соответствующим черным цветом. Это была сила своим воздействием материализующая человеческое зло. Зло в этом мире было не просто совокупностью эмоций, благодаря Третьей силе здесь оно было вполне реальной материей. Грехи живых оборачивались проклятиями, а порой и обретали плоть. Мертвые вставали из могил, не все души находили упокоение.

Солнце – дневной свет дарующий жизнь – во всех мирах это символ, источник жизни (бытия). Когда солнце уходит, все заполняет темнота – олицетворение смерти, пустоты. В этом мире, когда солнце уходило, приходила Тьма. Под ее покровом все совершенное людьми зло обретало форму и плоть, грехи не оставались забытыми. Ее истинным источником был потусторонний темный мир, который на общеартэонском звался Аэтхейл. Здесь в этом мире без названия в точке столкновения галактик пролегала брешь между двумя реальностями. Между нашим миром – миром физических тел и Аэтхейлом – миром мертвых. Тьма есть проявление проникновения мертвого Аэтхейла в нашу реальность. Как вода для рыб Тьма была просто средой, в которой могли существовать порождения Аэтхейла в нашей реальности. Тьма делала возможным существование проклятий и проклятых. Вся сверхъестественная природа проклятий, сила и способности проклятых существ, идущие в разрез с законами нашего физического мира, также были возможны благодаря Тьме служившей некой средой, в которой в материализованном виде существовало зло.

'Зерном' Тьмы в нашей реальности была пустота, образующаяся в пространстве в отсутствии дарующего жизнь света солнца или по-другому темнота. Тьма сила, развивающаяся эволюционно, всех видов проклятий и проклятых было не перечесть. Ведь каждый день могли появиться новые. Единственное что делились они на два главных вида – естественные – те проклятия и проклятые что приходят в мир с Тьмой, потому как являются частью ее природы. И эволюционные – исключительные, порождаемые злом и грехами живых в каждом окутанном Тьмой мире отдельно. Аэтхейл сам по себе был уродливым разрушенным отражением нашей реальности, дополненным страхами. Там царила темнота пустота и холод. Материя существовала вне физических законов. Аэтхейл как говорят жил в тени нашей реальности, и отражал ее в себе. У каждого дерева, леса, горы и камня в нашем мире были свои уродливые мрачные мертвые копии в Аэтхейле, как уродливые тени подобные отражениям. Рэвул увидел в реке тень Аэтхейла, значит, дела у него были совсем плохи. Значит, Тьма звала его к себе, и он обуянный лютым гневом и злом был готов в ее объятия погрузиться.

У подходов к северным долинам, где леса Срединных Земель значительно редели, он преодолел Андару через самый северный самый малоиспользуемый из всех ее мостов. С мечом в руках. С голым торсом, с начертанным кровью символом перечеркнутым шрамом от меча в центре груди. С волчьей маской на голове, Рэвул вышел из Аламфисова леса. Через мертвую зону прострела он шагал к четвертым – центральным золотым воротам Армидеи. Странный одинокий приближающийся силуэт хранящими стены пограничниками был признан не представляющим опасности. Его было решено не ликвидировать на подходе, а задержать и допросить. В инструкциях для пограничников имелось одно ненавистное солдатам в Малдуруме правило: всякий нуждающийся кто с проблемами приходит к золотым вратам, должен получить помощь. Рэвул подошел прямо к воротам. Несколько десятков лучников с высоких стен держали его на прицеле. В стене метрах в пяти выше ворот открылась бойница.

– Кто такой? Зачем пришел сюда? – спросил высунувшийся из бойницы пограничник.

– Я... посол Людей Волка. Что по моему виду непонятно что ли? – он потрепал ухо своей волчьей маски. – Я принес вам весточку от своего народа. Пришел поговорить о ваших солдатах пришедших к нам в деревню. О дальнейших наших с вами отношениях! – щурясь от солнца, весь грязный пыльный как бродяга криком ответил Рэвул.

– Почему такой грязный и убогий? – услышав о солдатах, отправленных в Страну Волка, заинтересовался пограничник.

– Так дорога тяжелая была, – ответил он и бойница захлопнулась. Рэвул остался ждать. Прошло около получаса и в центре огромных ворот, открылась маленькая дверь. Грубый голос велел ему убрать меч в ножны. По ту сторону, в начинающем путь в город уходящем под землю темном прохладном тоннеле замерли ряды вооруженных пограничников, посреди которых стоял дежурный офицер, на эти сутки отвечающий полностью за весь настенный караул. Через коридор из солдат, пронзающих его ненавистными взглядами, Рэвул подошел к офицеру. Вооруженные солдаты взяли его в кольцо.

– Подполковник Персер – начальник караула, – в огне настенных светильников блистая золотистой броней с мечом в ножнах отдав честь, представился армидеец. – Какие вести из Страны Волка?

– Так вы ничего не знаете?! ... Рэвул... Меня зовут Рэвул, – прокашлялся он.

– Нет, конечно. Нашей публике ничего не известно ни о судьбе Страны Волка ни о пятом батальоне восьмого полка. Как и вообще об итогах миссии 'Таяние Снегов'. В нашем мире пока все это государственная тайна. Мы ничего не знаем. Так что там случилось? Что с нашими ребятами, где они? – с неподдельным интересом спросил офицер.

– Все нормально с вашими ребятами, как и со Страной Волка... стоит она пока, – после этих слов что-то кольнуло в его душе. Ему вдруг стало мерзко и невыносимо от всей этой ситуации.

– С тобой все в порядке? – видя не совсем адекватное поведение чужеземца, поинтересовался офицер. Провалившись в переживания Рэвул молчал, уставившись в одну точку. Его торчащее из открытой волчьей пасти лицо в омерзении скривилось.

– Да все нормально... – он вдруг резко засмеялся как сумасшедший. – Страна Волка передает вам большой привет! – с этими словами он резко достал меч и, пытаясь отрубить голову, лишь ранил шею закованного в броню и шлем офицера. Здесь в вотчине сильного Духа Аркея ни козни Таргнера, ни сила черного волка Баху оставленная в нем, Рэвулу не помогли. Его собственных сил растерянных в дороге хватило лишь на легкое ранение. На Рэвула набросились солдаты. Махая мечом, он начал отбиваться от них. Меч со звоном ударялся о щиты и броню солдат. В итоге стражники зажали его со всех сторон щитами и ударом плашмя развернутым лезвием меча пробили голову. Он упал на пол и десяток ног со всех сторон начали затаптывать его ударами тяжелых подошв. Его сознание погрузилось в темноту. Вполне логичный финал похода 'мстителя' Рэвула как обычно слишком много навыдумывавшего в своей голове. В действительности же очередная бессмыслица в его пронизанной их вереницей жизни.

Накаченный здешним наркозом он приходит в себя в белой комнате на операционном столе. Стоящий рядом, заслоняющим свет своим силуэтом, курирующий операцию маг, облаченный в белый халат, проводит над ним рукой и его сознание выключается надолго. В мире проходит несколько дней. После инцидента у ворот правительство открывает армидейцам тайну об инциденте в Стране Волка. Специальная комиссия занимается исследованием памяти Рэвула, выясняет его мотивы, степень виновности. Правительство своей вины во всем случившемся не видит и для полного понимания всей сложности ситуации всеми членами общества, все сохраненное в голове Рэвула за последние дни, выкладывается в Инфосреду на общий суд. От разных общественных объединений, студенческих обществ в адрес специальной комиссии определяющей виновность Рэвула приходят петиции о помиловании и заключения о невиновности. По результатам проведенных общественными организациями опросов мнения населения Рэвула также сложно было назвать виновным. Комиссия, возглавляемая правителем Кратоном, несмотря на протесты военных, приходит к заключению о невиновности. Когда его судьбу решили, общество 'остыло', основная масса забыла о случившемся, и все потекло своим чередом, Рэвул пришел в себя.

Он лежал на койке в лишенной окна камере военного изолятора где-то в глубине военных гарнизонов. Его голова и грудь были плотно обвиты бинтами. Вместо капельницы закрепленное на стойке рядом с кроватью пульсировало растительное подобие сердца. По специальным трубкам иглами вонзенным в тело Рэвула текло вырабатываемое пульсирующим сердцем живительное вещество. Вырвав из себя иглы этого местного подобия капельницы, он попытался подняться. Но безуспешно. Грудь пронзила сильная боль. Множество часов он лежал глядя в потолок темной серой камеры, освещенной светом из коридора, в котором порой были слышны шаги охранника.

Воспоминания содеянного и пережитого – убийство невинной девушки, вновь осознание гибели деревни, родных близких, нахлынувшие новой волной, уже не казались чем-то ужасным. Сейчас в спокойствии, в тепле путь в Армидею казался ему кошмарным сном. То ли он совсем смирился, вернулся истинный раздолбай Рэвул которому на все плевать или это артэоны чем-то его накачали, а то как-то слишком уж легко было на душе. Вся злоба и гнев, нахлынувшие на него в припадке безумия, с которыми он пришел к воротам Армидеи, сейчас казались ему нелепым бредом. Его это даже забавляло. Какой же ерунды он себе навыдумывал, как мог так заплутать в жизни? Ужасные, прожигающие мозг воспоминания совершенного преступления, несмотря на истинную их сверлящую душу тяжесть, легко гнались из головы. Он просто отдыхал, пока мог. Свет в коридоре погас, видимо наступила ночь. За дни без сознания он выспался на всю жизнь и теперь, сколько бы ни лежал с закрытыми глазами уснуть так и не смог.

– Прости, что так получилось, – из темного коридора внезапно раздался голос. Как обычно выйдя из темного угла, к клетке камеры подошел Фросрей. – Прости, что так получилось со Страной Волка. Должен признать это отчасти моя вина. Я был инициатором этой миссии. Если кто-то в этом городе и виноват во всем случившемся в Мерзлом лесу, так это я. Твоя ненависть должна быть обращена только ко мне. Знаю, что толку не будет, но все равно прошу – прости меня. Или ненавидь, но ненавидь только меня. Остальные ни при чем, – облокотившись на решетку с внешней стороны, просил поникший Фросрей. Рэвул молчал. – Мне самому очень тяжело после всего случившегося. Это в какой-то мере и моя трагедия. В Мерзлом лесу погиб мой лучший ученик. Наур. Он был мне как сын. Я отправил его туда, я, можно сказать, убил его, – голос мага дрогнул.

– Ты еще кто?! – Рэвул сначала вздрогнувший от внезапно раздавшегося голоса, с трудом привстав в постели с недоумением смотрел на мага.

– Маг Фросрей...

– Все понял, Рурхан рассказывал о вас, – это был первый маг, которого он увидел в жизни, по идее он должен был бы удивиться, однако сейчас ему на все было наплевать, он снова развалился в постели. – Почему меня не казнили? – спросил он бездвижно глядя в потолок.

– Ты что думаешь, так легко от них отделаешься? Ага, сейчас. Тебя помиловали. Они намерены вернуть тебя в нормальный мир. Показать тебе, что жизнь еще прекрасна, жизнь продолжается... снова научить тебя любить. И прочая такая ерунда. Я не силен в таких речах, но думаю, ты понял, как сильно попал. – Рэвул улыбнулся. – Так как насчет прощения или там ненависти? – интересовался Фросрей.

– Да какая ненависть! О чем ты? – скривился Рэвул. – Я просто сам дебил. Если кто-то и виноват здесь так это только я. Меня удивляет, только почему меня все еще не казнили. Какого черта я все еще жив? – непривычно шевелил он своими высохшими губами.

– Они вскрыли твою память и транслировали ее содержимое в массы...

– Как? Всю мою жизнь что ли?!

– Да нет, конечно. Только имеющий интерес промежуток последних дней. Твой путь из деревни до Волчьего Холма закончившийся здесь в Армидее. Не обошлось, конечно, без вскрытия отдельных пикантных подробностей и прочих извращенных фантазий твоего неудовлетворенного сознания. Но в массы вылилась 'полит корректная' прилизанная отражающая только суть версия. Можешь вздохнуть спокойно... Так вот! Я видел твой путь. Мое мнение совпадает с мнением общественности. Мне кажется, тебе себя винить не в чем, – пытался быть утешительным Фросрей.

– Я убил человека. Я блин убил человека! Артэонку, но это не важно. Все равно живого человека! – подскочив в постели превозмогая боль, Рэвул пытался смотреть на Фросрея. Сам, своими же словами он разбудил в себе ужас осознания содеянного. – На мне клеймо убийцы. Я падшая тварь. Единственное о чем я жалею так это о том, что не сдох вместе со всеми в своей деревне. Я как конченый дебил как всегда на все наплевав, отправился погулять перед смертью. Мир посмотреть! Теперь я здесь. Моя душа загублена самым страшным грехом. Мне теперь просто страшно умирать, блин. Хотя еще вчера я был полностью свободным, свободным от всего.

– Что такое ты, что такое я? Что вообще есть человек – наше внутреннее 'я'? Человек – сложное многогранное явление, сплетенное из множества составляющих. Любой человек это всего лишь тонкая оболочка личности поверх подсознательного хаоса. Ты это привычное состояние, отражающее лишь небольшую часть тебя истинного сокрытого внутри. Пока ты живешь нормальной привычной жизнью, задействована лишь небольшая часть твоей внутренней составляющей. И ты привыкаешь к этому, думаешь, что ты это только та часть, что проявляет себя в обыденной жизни. Но когда все меняется, не дай бог разрушается, и привычная почва уходит из под ног активируются другие составляющие твоего сложного 'я'. Наружу лезет такая... хрень, что думаешь уж лучше бы она и дальше дремала. В экстремальных ситуациях поведение отдельных индивидов может меняться полностью. Никто из людей, не сталкивавшихся с ужасом, не может знать, что он есть на самом деле. Два лучших друга оказавшись в западне, под угрозой смерти позабудут о дружбе и в случае необходимости – один сожрет другого. Потом будет каяться, возможно, но в условиях экстремальной ситуации, когда нами движут иные грани нашей сущности, в своих действиях, он греха видеть не будет.