Текст книги "Все романы Роберта Шекли в одной книге"

Автор книги: Роберт Шекли

В тот день к Харону на ладью попали весьма любопытные мертвецы. Он подобрал троих рыбаков, утонувших возле берегов Спарты. Своим переселением в мир усопших эти трое были обязаны шторму, внезапно налетевшему с севера и перевернувшему их лодку. В карманах у троих утопленников было пусто, но они обещали Харону, что за перевозку ему заплатит двоюродный брат одного из них, некто Адельфий из Коринфа, основатель известного фонда «В помощь Душам Умерших, переправляющимся через Реку Времени». Этот фонд принимал вклады от родственников людей, погибших далеко от родного дома – рыбаков, унесенных непогодой в открытое море, солдат, павших на чужбине, купцов, не вернувшихся из дальних путешествий, и многих других, чьи души томились на берегу Стикса[342]342
  Согласно мифу, Харон переправляет через подземную реку души умерших за плату – один обол (самую мелкую серебряную или медную монету), который клали в рот умершим при погребении. Мертвые, не имевшие денег, чтобы заплатить за перевозку, были вынуждены ждать до бесконечности на берегу реки, умоляя Харона переправить их на другой берег.


[Закрыть]. Трое приятелей объяснили перевозчику, что три обола – по монете за каждого из них – будут перечислены на его счет Коринфским отделением Коммерческого Банка Античности. Харону нужно лишь обратиться в одно из отделений этого банка, расположенных во всех крупнейших городах мира, и ему выдадут вклад с причитающимися процентами. Если же сам Харон по какой – либо причине не сможет явиться лично, он может послать в банк доверенное лицо, оформив соответствующие документы.

Харон хмуро выслушал эти речи и уже собирался отказать троим рыбакам. Он был приверженцем старых добрых традиций и недоверчиво относился ко всему новому, поэтому плату за проезд он предпочитал взимать наличными. «Деньги на бочку!» – был его принцип; а точнее, «деньги на борт», поскольку речь шла о судне. Он подозревал, что трое приятелей сговорились, решив надуть его и прокатиться бесплатно. Но сладкоречивому казначею Харона по имени Озимандий (хотя он и не был царем царей, убитым на острове Корфу во время волнений, подстроенных эллинскими агентами, и попавшим к перевозчику душ умерших) удалось уговорить Харона. Озимандий подтвердил, что утонувшие рыбаки говорят правду, и Харон не нашелся что ответить своему казначею. Он взял троих новичков на борт, хотя и неохотно. Что поделаешь, даже лодочнику в царстве мертвых приходится идти в ногу со временем. За последние несколько веков ладья Харона несколько раз заходила в малознакомые порты для починки, и рабочие, люди, говорившие на странных, непривычных для Харонова уха языках, отказывались принимать оболы за свою работу. «Странные деньги», – говорили они.

Итак, дело было решено, и дольше размышлять над ним не имело смысла. В настоящий момент у Харона были более важные заботы. Его ладья налетела на риф там, где никогда не было подводных камней – уж он – то знал Стикс как свои пять пальцев!

Это было отвратительное место – зловонное, похожее на топкое болото, где в стоячей воде гнили остатки водорослей. Небо здесь было низкое, серое; слабый ветер приносил с собой запах дохлой рыбы. Небольшие волны, покрытые грязно – серой пеной, лизали борта ладьи. Низкие чахлые деревца склонились к воде; на них сидели мертвецы, с мольбой простиравшие иссохшие руки к Харону: им нужно было переправиться на другой берег; не имея наличных денег, они хотели наняться к Харону матросами на время пути. Но Харон неумолим: его команда полностью укомплектована, а лишние души на борту не нужны. Он уже взял две или три дюжины пассажиров; больше его маленькая ладья не вместит. Они сидели в носовом кубрике, развлекаясь игрой в дурака и в очко старой потрепанной колодой карт. Они бродили по палубе, распахнув свои ветхие, грязные хитоны и обнажив тела, покрытые коростой и трупными пятнами. Лунными ночами они сидели на корме, свесив ноги вниз и шлепая босыми ступнями по воде, а днем бросались с борта застрявшего на мели судна и плескались в пахнущей гнилью стоячей воде. Несколько мертвецов развлекались игрой в водное поло с чьей – то полуразложившейся отрубленной головой – она медленно проплывала мимо левого борта, и томящиеся от скуки пассажиры Харона вытащили ее из реки.

Расталкивая лениво бродящих по кораблю мертвецов, Харон подошел к Фаусту.

– Из – за тебя мы торчим здесь уже несколько дней, – сказал он, буравя знаменитого мага своими маленькими глазками. – Я хотел бы знать, что ты собираешься делать дальше?

– Мне очень жаль, но я ничего не могу поделать, – ответил Фауст. – Во всем виноват этот рыжий демон Аззи, черт его возьми. Он провел меня, как самого неопытного новичка. Мой счастливый талисман не действует, а сотворенное мною заклинание почему – то сработало не так, как нужно.

– Почему ты просто не избавишься от этого заклинания, если из него не выходит никакого толку, и не сотворишь другое?

Фауст покачал головой:

– Нет – нет, только не это! Хуже ничего придумать нельзя! Мы должны подождать, пока неудачное заклинание истратит весь заряд энергии…

– Уже не в первый раз я слышу это от тебя, – сердито ответил Харон. – Но время идет, и я не могу сидеть сложа руки, тем более что ты и сам не знаешь, сколько еще нам придется ждать. Сделай же что – нибудь, да поскорее, если не хочешь, чтобы тебя выбросили за борт!

Фауст посмотрел на грязную, вонючую воду, плескавшуюся за бортом. Что ж, пожалуй, это выход, мелькнула у него в голове отчаянная мысль. Сквозь толщу воды он видел какие – то неясные тени, расплывчатые силуэты не то рыб, не то каких – то сказочных созданий. Он где – то слышал, что под Стиксом существует таинственное подводное царство, о котором смертные ничего не знают. Искушение было велико. Почему бы не оставить бесплодные попытки доказать истину и занять свое настоящее место в борьбе меж двумя великими силами? Почему бы не уйти от мирской суеты? Пусть Харон прикажет своим молодцам швырнуть его за борт – он не станет сопротивляться. Как приятно будет погрузиться в эти темные воды, примкнув к таинственным существам, живущим в их глубине; как приятно плыть по течению, не заботясь более ни о чем!

Он оторвал свой взгляд от черных глубин, от медленно текущей воды. Нельзя так распускаться, одернул он себя. Он великий маг! Он Фауст! А Фауст не сдается! Отчаянье и уход от борьбы – удел слабых. Он должен быть сильным. Он будет бороться. Во что бы то ни стало он достигнет заветной цели!

Фауст поднял голову, и ему показалось, что впереди мелькнуло маленькое светлое пятнышко, едва различимое в полумраке. Что бы это могло быть? Зарница?.. Светлячок?.. Неужели на Стиксе водятся светляки? Или это один из блуждающих болотных огоньков, что манят сбившегося с дороги путника в непроходимую топь, на верную гибель? А может быть, пятнышко ему просто почудилось? Он слишком долго глядел на воду, и его глаза устали…

Прищурившись, Фауст начал всматриваться в даль, пытаясь проникнуть сквозь завесу серого тумана, в котором тонули берега и расплывались контуры деревьев. Нет, он не ошибся! Вскоре он уже смог различить контуры небольшой двухвесельной лодки. Ее единственный пассажир, маленький толстый человечек, греб изо всех сил, и лодка быстро приближалась.

– Это еще что такое? – воскликнул Харон, заметив лодку.

– А ты уж думал, что Стикс принадлежит одному тебе, Харон? – ядовито спросил Фауст.

Лодка была уже совсем рядом; вот ее борт стукнулся о корму корабля мертвых. Рогни, одетый в желтую курточку с капюшоном, из – под которого торчали концы его длинных волос и бороды, бросил весла и поднялся с низкой скамейки.

– Эй, там! – крикнул он. – Фауст, случайно, не у вас на борту?

– Ну… случайно, да… – ответил немного растерявшийся Харон. – Он здесь. А ты – то сам кто?

– Я Рогни, – важно ответил гном. – Я персонаж устного народного творчества, существо из иного мира, чем ваш. Но я вас знаю. Харон! Чего это тебе вздумалось стать на якорь посередине реки? Совсем недалеко отсюда я видел несколько очень приличных доков и пристаней. Толпы умерших ждут тебя на берегу, и у каждого во рту найдется серебряная монетка!

– Черт побери! – выругался Харон. – Я много теряю, но я ничего не могу поделать. Некто скверный и злой – да не будет он назван! – что – то сделал с моей ладьей, и теперь она только кружится на месте и не слушается руля. Вдобавок ко всему, пока я пытался разобраться, что происходит, и выровнять курс, судно мое наскочило на мель – единственную мель на протяжении многих сотен стадиев[343]343
  Стадий – мера длины, равная 600 футам. Греко – римский стадий равняется 176,6 м; новогреческий стадий равен 1 км.


[Закрыть]. Тщетно пытался я сняться с мели – очевидно, киль моего корабля плотно застрял в песке. Мне остается только сидеть здесь да горевать… А ты здесь по какому делу, позволь спросить?

Рогни объяснил, что у него есть важные новости для Фауста.

– Я подслушивал разговоры демонов, – сказал он, – один из которых вам, вероятно, знаком. Это Аззи Элбаб, отвратительный тип. Настолько гадкий, что всей его мерзости, пожалуй, даже для Ада чересчур много.

– Да, я встречался с ним несколько раз, – ответил Фауст. – Он пытался соблазнить меня и заставить отказаться от дела всей моей жизни – от участия в Великой Войне Добра и Зла, в которой я должен был сыграть роль спасителя всего человечества и покрыть себя немеркнущей славой. Убедившись, что от меня ему ничего не добиться, он дал мне испорченное Заклинание Перемещения – зараженное вредоносным джинном, как я смог убедиться. Давая мне испорченное заклинание, он, возможно, преследовал и иные цели, но главная его цель, по – моему, была одна – отомстить мне за свое поражение. И вот теперь ладья Харона застряла посреди Стикса и не может двинуться ни вперед, ни назад.

– Этой беде можно помочь, – сказал Рогни, доставая из кармана клубок запутанной веревки. – Вот, попробуйте.

– Что это? – спросил озадаченный Фауст.

– Заклинание Освобождения, – ответил гном. – Распутай клубок – и освободишься.

Мак и Маргарита шли по дорожке, ведущей к дому доктора Д.

– Ты уверена, что все поняла правильно? – спросил Мак.

– Надеюсь, что так, – ответила девушка, – однако мне это не нравится.

– Не думай ни о чем. Делай, как я тебе скажу, и все будет хорошо, вот увидишь.

Если не обращать внимания на надутые губы, хмурый взгляд и другие мелкие признаки женского недовольства, Маргарита выглядела на редкость хорошо в этот день. Ее каштановые волосы были искусно уложены и блестели. После того как Мефистофель перенес ее из своего кабинета в Лимбе в Лондон, к Маку, у нее было достаточно времени, чтобы привести себя в порядок. Платье блестящего темно – зеленого шелка со вставками из крапчатого канифаса было с иголочки; оно великолепно сидело и очень шло к ней. Мак подумал, что еще никогда не видел свою спутницу такой красивой.

Дом доктора Д, построенный вопреки всем законам симметрии, с прикрытыми ставнями, издалека напоминал дремлющего на солнышке кота. Знаменитый доктор облюбовал себе жилище отнюдь не в той части города, где обычно селились почтенные граждане, занимающиеся честным трудом. Справа и слева от его дома стояли мрачные здания весьма подозрительного вида. Что поделаешь – это был район Тортингэм, пользовавшийся в городе недоброй славой. Прошло немало лет, прежде чем в эти кварталы стала заглядывать более благородная публика: воры – карманники, праздношатающиеся зеваки и лодыри, мошенники, безработные, деревенские жители, приехавшие в город по делам, и визгливо хохочущие женщины, чьи манто из крашеных кроличьих шкурок никак не желали походить на благородные собольи шубы.

В таком вот темном, глухом, небезопасном месте и поселился знаменитый доктор Д.

Мак и Маргарита подошли к дверям дома.

В это время доктор Д, высокий и худой, облаченный в докторскую мантию, склонился над огромным пыльным фолиантом в книжной комнате, пытаясь постичь древнюю мудрость какого – то забытого и таинственного учения. Чуть вздрогнув, как тот, кого отвлек от глубоких размышлений какой – то посторонний звук, он поднял голову от книги и громко позвал:

– Келли!

Низенький широкоплечий человек, сидевший на другом конце стола, отложил в сторону клубок пряжи, которую он распутывал. Эдвард Келли, сильнейший медиум, был родом из Ирландии, из графства Лимерик. Во всей его внешности, если не считать меховой шапки, натянутой на уши, на первый взгляд не было ничего примечательного; лишь в глазах его горел какой – то загадочный огонек. Всякий, кто заглянул бы в эти глаза, был бы сразу околдован. Необыкновенные глаза. Огромные, печальные, они манили, притягивали к себе, словно магнит. Дьявольские глаза.

– Да? – отозвался Келли. Он смотрел на доктора Д, приподняв одну бровь.

– Я чувствую, что кто – то сейчас поднимается по лестнице, – сказал доктор Д.

– Мне выйти и посмотреть, кто там? – спросил Келли.

– Сперва погадай: у меня появились нехорошие предчувствия… только никак не могу понять, одно или два…

Келли придвинул к себе стакан, до краев наполненный водой. Поплевав на указательный палец, он несколько раз обмакнул его в воду – по поверхности пошли круги. Келли начал пристально вглядываться в них.

Зрачки медиума расширились, неподвижно уставившись в одну точку. Сначала перед его глазами замелькали цветные пятна. Потом на дне стакана появились какие – то полупрозрачные тени, призрачные очертания фигур… Духи, которых вызывал ирландец, были сейчас не более чем тонкими струйками воды, поднимающимися со дна, изгибающимися в причудливом змеином танце. Он слышал звуки потустороннего мира… Постепенно неясные видения стали обретать форму, и вот он уже мог отчетливо видеть перед собою два лица – мужское и женское. Вокруг их голов сияли радужные нимбы, видимые только его глазу – они указывали на тесную связь этих двоих с миром духов.

– К нашей двери подошли двое, – сказал он доктору Д. – Мужчина и девушка. Странная пара… хотя на первый взгляд не определишь, в чем заключается эта странность. Мужчина – высокий, белобрысый; девушка – с каштановыми волосами. Красивая… На вид они вполне приличные люди.

– Ну, что ж, если они тебе нравятся, я их приму, – сказал доктор Д. – Только вот у меня было такое странное чувство… Я хотел знать, в чем его причина.

– При чем же здесь я? – возмутился Келли. – Если вам угодно это знать, почему бы не заглянуть в волшебное зеркало? Оно расскажет все об этих таинственных незнакомцах…

– Волшебное зеркало находится в другой комнате, – невозмутимо ответил доктор Д. – Не понимаю, почему ты вдруг так рассердился.

– Кто рассердился? Я?! – воскликнул Келли, нахмурившись. – Почему вы думаете, что я рассердился?

– Ну, значит, ты выглядишь сердитым, – сказал доктор Д.

– А с чего мне сердиться, – не унимался Келли, – ежели мне не на что жаловаться? Кто сопровождал вас во время вашего спиритического путешествия по Европе? Я. И разве я не выступаю в главном номере вашей цирковой программы? Я делаю для вас всю работу, и где вы найдете человека, который даст вам больше духовной энергии, чем я? Значит, мне есть чем гордиться…

– Мне кажется, Эдвард, – сухо сказал доктор Д, – мы уже обсуждали с вами этот вопрос. Идите откройте дверь.

Ворча, Келли пошел к двери. Слуги никогда не было на месте, если в его услугах возникала надобность. Нетрудно было угадать, где он находится, даже не глядя в воду – конечно, он наверху, в своей каморке, лечит старую рану, полученную им в одном из сражений под знаменами Черного Принца[344]344
  Черный Принц – Эдуард, Принц Уэльский, герцог Корнуольский (1330–1376), сын короля Эдуарда III, командующий войсками англичан.


[Закрыть] – эту историю он неоднократно рассказывал своему хозяину.

Келли вспомнилась его родная зеленая Ирландия, широкие луга, где он пас овец, и юные девушки, приходившие к нему – девушки, с которыми он проводил блаженные часы на холмах, откуда было видно море. Ах, этот ни с чем не сравнимый запах соленого ветра, запах свежей травы!.. Он потряс головой, чтобы отогнать наваждение. Память, довольно!

Он открыл дверь. На пороге стояли Мак и Маргарита.

– Здравствуйте, – сказал Мак. – Нам хотелось бы поговорить с доктором Д.

– О чем вы собираетесь с ним разговаривать? – осведомился Келли.

– О, это предназначается только для его ушей.

– Вам придется сказать мне, или это никогда не достигнет его ушей.

– Это невозможно. Мы будем говорить только с самим доктором Д.

Келли пожал плечами и жестом пригласил посетителей пройти в комнату.

– У них какое – то важное и секретное дело, – сказал он доктору Д. – По крайней мере, так они говорят.

Мак слегка поклонился.

– Нас интересует ваше волшебное зеркало, – сказал он, улыбаясь. – Мы хотим приобрести его у вас.

Густые темные брови доктора Д поднялись вверх.

– Волшебное зеркало?.. Я не ослышался? Вы хотите купить у меня волшебное зеркало?

Мак молча кивнул.

– Сэр, вы, должно быть, потеряли рассудок! Волшебное зеркало, обладающее высочайшей мощью и даром предвидеть будущее, – это не мешок овса. Мне, его обладателю, завидуют могущественнейшие из царей земных. Король Польши, к примеру, предлагал мне за него Владивиль, титул герцога, и в придачу к этому прелестную юную княгиню Радзивилл, чьи изысканные манеры и ослепительная красота лишили покоя всех рыцарей далеко за Везером[345]345
  Везер – река в Западной Германии, впадающая в Северное море, на которой стоит город Бремен.


[Закрыть]. Но я лишь засмеялся королю в ответ. Для того чтобы купить у меня волшебное зеркало, не хватило бы сокровищ всего мира. С помощью этого зеркала я проникаю в мир духов, куда нет доступа простым смертным. С его помощью я могу провидеть будущее. Оно дает мне знание и силу, а знания и сила – это и есть настоящая власть. Неужели вы думаете, что я уступлю его кому бы то ни было? Золото и преходящие блага земные – ничто по сравнению с моим зеркалом!

– Я понимаю, – сказал Мак. – Но я предлагаю вам нечто такое, от чего вы просто не сможете отказаться.

– Нечто такое, от чего я не смогу отказаться? Посмотрим.

И Мак вытащил из кармана небольшой предмет, завернутый в красный шелковый платок. Получив от Мефистофеля этот платок, он даже не полюбопытствовал взглянуть на подарок, приготовленный демоном для надменного доктора Д.

История молчит о том, что это было и как оно подействовало на упрямого доктора. Достоверно известно лишь одно: примерно через четверть часа Мак и Маргарита вышли из дома доктора Д и направились в Саутворк. Волшебное зеркало Мак держал под мышкой.

Тем временем народу на театральной площади все прибывало. Хотя в зале могло разместиться немногим более трех сотен зрителей, вокруг театра собралась толпа в несколько тысяч человек. Многие пришли сюда издалека.

Любители театра окружили здание со всех сторон. Почти все были одеты в теплые плащи – день выдался хмурый и прохладный. В толпе мелькали роскошные плащи знатных вельмож и придворных, окруженных слугами, – маркиза Солсбери, лорда Дюнкерка, герцога Корнуэльского, королевского палача и лорда Фэйвершэма. Одни явились на премьеру со своими женами, другие – с любовницами, бойкими красотками, чьи пышные прически и платья украшали поддельные бриллианты; третьи, совсем юные, как лорд Дуврский, которому было всего лишь восемь лет от роду, пришли со своими родителями или с воспитателями и верными дядьками, приставленными к отпрыскам знатных семей. Семилетнего виконта Делвиля, с самого рождения пораженного тяжелой, неизлечимой болезнью, принесли в носилках личные телохранители; рядом с носилками шел его врач.

Знатные господа свысока поглядывали на публику попроще – толстых торговцев сукном с Мичин Роу, тощих аптекарей с Пэл Мэл и Чипсайда, неуклюжих мясников и мелких лавочников с Пикадилли. В толпе были и совсем простые люди: солдаты из Нидерландов, находящиеся в отпуску, студенты и разные бродяги, сами себе господа: эти, каким – то чудом раздобыв себе билет, старались протолкаться ко входу. В толпе было даже несколько священников – они пришли сюда не ради забавы: прослышав, что новая пьеса сильно задевает религиозную мораль, святые отцы решили воочию убедиться в этом, чтобы потом обрушить на автора свой гнев в воскресной проповеди. Вся эта разнородная публика вливалась в двери театра, за которыми могучий, бурлящий поток разбивался на мелкие ручейки: люди проходили в фойе, покупали апельсины и сласти у девушек – разносчиц, обходили здание кругом, искали знакомых, устремляя свои взгляды на закрытые ложи, болтали, смеялись, толкались и плевали на пол – словом, занимались тем, чем обычно занимаются зрители в ожидании спектакля.

«Театр Розы» был построен по классическому образцу: овальное здание со множеством закрытых лож по бокам. Высокая сцена сильно выдавалась вперед, в передние ряды партера. Пламя настенных факелов трепетало от легкого сквозняка и вздрагивало, когда в общем многоголосом шуме раздавалось чье – нибудь громкое восклицание. То и дело слышалось: «Ну и ну! Гарри!», «О, да это же Саффон!» или «Гляньте – ка – вон Мелизанда и Каддлс!».

Плата за вход в тот день была довольно высока – три с половиной пенса; слуги, стоявшие у дверей, получали медные монеты с каждого, кто желал пройти внутрь. Бесплатно пропускали лишь тех, кто предъявлял пригласительный билет от самого графа Ноттингемского, покровителя театра. Но на сей раз англичане не скупились – настроение у них было праздничное. Люди шли развлечься, забыть пережитые горести и избавиться от тревоги за завтрашний день. Будущее было слишком неопределенным: если испанцы разобьют флот королевы Елизаветы[346]346
  См. примеч. В царствование королевы Елизаветы (1558–1603) английский флот разбил испанцев, доселе считавшихся непобедимыми; с этой знаменательной победы начинается период британского владычества на море.


[Закрыть], никакие деньги не спасут англичан: самый знатный вельможа окажется не богаче последнего нищего. Поэтому жители Лондона, надев самые нарядные камзолы и тонкие чулки, пришли на премьеру – потолкаться среди знатных особ, посмеяться и освистать неудачных актеров.

Под громкие звуки труб Эдвард Аллейн вышел на сцену. Некто Уилл Шекспир, молодой, но уже начинающий лысеть, несколько лет спустя вспоминал эти минуты: как примолкли болтливые кавалеры, а их дамы перестали громко смеяться и усиленно замахали веерами. В зале зажегся свет; тут же по краям сцены вспыхнули светильники на высоких треножниках (поскольку прожекторов еще не изобрели, сцена освещалась с помощью магнезии, добавленной в керосин; зажигальщики свечей поджигали эту смесь от искр огнива или с помощью трута). Зрители уселись поудобнее в своих креслах, приготовившись смотреть и слушать. Маленький оркестр заиграл вступление. Пронзительно вскрикнули гобои, начиная фаустовскую тему.

Действие происходило в городе Виттенберге, в прошлом веке. Декорации выглядели достаточно натурально – для своего времени, конечно: плотникам, в распоряжении которых были лишь грубые доски, топор и молоток, было куда как далеко до искусства театральных машинистов XVIII столетия, творивших чудеса при помощи поворотного круга и сложнейших механизмов. Сцену портила лишь покосившаяся сторожевая башня Дрейкен, где Фаусту должен был явиться Дух Земли, – казалось, она была готова рухнуть посреди действия.

Занавес поднялся, и тотчас же кашель сотен гортаней и шарканье сотен ног заглушили звуки музыки. В современном театре, где проходы между рядами покрыты ковровыми дорожками, а ноги зрителей обуты в изящные туфли, трудно услышать что – либо подобное; но в ту далекую эпоху полы покрывал лишь толстый слой апельсиновых корок, ореховой скорлупы и прочего мусора, башмаки были грубыми, а публика не отличалась вежливостью и изысканностью манер. Это была толпа, жаждущая удовольствий и развлечений и готовая платить за них любую цену.

Как только трубы возвестили о начале представления, Мак и Маргарита начали искать свои места в партере; они пробрались через длинный ряд кресел, поминутно извиняясь перед теми, кого им пришлось потревожить. Мак едва дышал – он опасался, как бы чего не случилось с волшебным зеркалом, уложенным в мягкий замшевый футляр. Крепко прижимая к себе драгоценную ношу, он уселся в кресло и вытянул шею, чтобы лучше видеть то, что происходило на сцене. Маргарита сидела как на иголках – она в первый раз попала на спектакль, и все вокруг казалось ей новым и необычным. Возбужденно хихикая, она повернулась к своему спутнику и дернула его за рукав:

– Ой, я никогда в жизни не видела настоящих пьес! На что это похоже?.. Бывало, мы с подружками соберемся вместе и начнем рассказывать всякие истории. Здесь тоже так будет?

– Да, что – то в этом роде, – рассеянно ответил Мак. – Только здесь актеры показывают нам то, что происходит. Они не рассказывают истории, а играют.

– А иногда они делают и то, и другое, – раздался чей – то голос с заднего ряда.

Мак оглянулся. Позади него сидел мужчина средних лет, хорошо сложенный и со здоровым румянцем на щеках. Маку показалось, что он где – то видел этого человека. Вглядываясь в умное, интеллигентное лицо с тонкими чертами, Мак встретил прямой, проницательный взгляд незнакомца – и вздрогнул, догадавшись, кто он.

– Фауст!.. – воскликнул Мак.

– Да, – ответил тот. – А ты – наглый самозванец!

– Ш – ш, тише! – раздался недовольный голос с переднего ряда. – Представление уже началось.

В это время на сцене Эдвард Аллейн шагнул вперед, сорвал с головы шляпу, взмахнул ею в воздухе и принял эффектную позу.

– Я поговорю с вами позже, – сказал Мак Фаусту.

– Ш – ш! – снова послышалось с переднего ряда.

Хор уже закончил пролог. Эдвард Аллейн, облаченный в темно – красный стихарь с большим позолоченным крестом на груди, начал: «Во тьме ночной лишь Ориона свет…»

– Нам не о чем разговаривать, – процедил Фауст сквозь зубы. Ты сейчас же уберешься отсюда прочь. Дальше действовать буду я!

– Ни за что, – ответил Мак.

Неизвестно, чем кончился бы этот спор, если бы он происходил где – нибудь в другом месте; но здесь, в театре, потревоженные зрители, которым мешали смотреть пьесу, стали громко негодовать:

– Тише! Не мешайте слушать!

– Заткнитесь, черт вас побери!

– Да замолчите же наконец!

Им пришлось замолчать: ни один из них не решился устроить публичный скандал; ни одному из них не хотелось, чтобы их тайна была раскрыта. Каждый выпрямился в своем кресле, украдкой бросая на противника недоверчивые, враждебные взгляды. Маргарита и Елена, сидящие рядом с ними, наклонились каждая к своему спутнику и что – то тихо прошептали – они упрашивали двух мужчин успокоиться и не поднимать шума.

Представление продолжалось. На сцену вышли актеры в разноцветных костюмах и масках, представлявшие Семь Смертных Грехов, с которыми Фауст должен был вести диалог. Впоследствии к ним присоединилось еще несколько актеров, изображающих демонов.

Мысли со страшной быстротой проносились в голове Мака, обгоняя одна другую. Он пытался разгадать, что на уме у его врага, и обдумать свои дальнейшие действия. Пока ему было ясно только одно: он получил больше, чем ожидал; значит, и терять ему придется больше. Тогда, в далеком Кракове, в кабинете знаменитого алхимика Фауста, чье имя он столь беззастенчиво присвоил, Мак и представить себе не мог, как высоко вознесет его судьба. И вот теперь перед ним появился сам доктор Фауст, требуя, чтобы он убирался прочь с того места, которое по праву принадлежит ему. Человек, сидящий в кресле на заднем ряду, – настоящий Фауст. Но какое дело до этого Маку? Его собственная судьба для него гораздо важнее, чем судьба краковского профессора алхимии. Если уж всемогущему року было угодно, чтобы он стал Фаустом, значит, тот, другой Фауст – не более Фауст, чем он сам! Он не имеет никакого права на это имя!

Но оставалась еще одна проблема. Нужно было как – то вывернуться из той неловкой ситуации, в которую он попал. Иметь за своей спиной такого сильного противника, как Фауст, было весьма опасно. Во что бы то ни стало нужно узнать, что у него на уме, и вынудить его сделать первый шаг. Если Фауст выгонит его сейчас, ему крышка! Он снова останется ни с чем.

Преимущество!.. Надо получить преимущество в состязании с доктором Фаустом!.. Но как это сделать?..

Шевельнувшись в своем кресле, он почувствовал у себя под локтем что – то твердое – волшебное зеркало!

Вот та вещь, которая была ему нужна! Заглянув в него, можно узнать будущее. Зеркало подскажет ему, как победить Фауста.

Он осторожно вытащил зеркало из замшевого футляра, морщась от противного звука, который издавала ореховая скорлупа под подошвами его башмаков.

– Настоящее свинство, – шепнул он Маргарите. – В каком ужасном состоянии они держат этот театр!

Теперь волшебное зеркало лежало у Мака на коленях. Но как только Мак опустил голову, чтобы посмотреть в него, на сцене что – то загрохотало, словно гром. В черном облаке едкого дыма и блеске багрового адского пламени появилась высокая фигура демона. Мак уже привык к таким сценам, и происходящее ничуть не пугало его. Мефистофель, одетый в элегантный вечерний костюм, подошел к самому краю сцены и окинул взглядом зрительный зал.

– Зеркало! – громко воскликнул он, заметив Мака.

– Да, я достал его! – закричал Мак в ответ. – Не волнуйтесь, оно у меня!

– Разбейте его!

– Простите?..

– Уничтожьте его! Немедленно! Это приказ! Только что вышло новое постановление! Если вы заглянете в него, то наш договор с вами будет аннулирован! Вы не имеете права знать будущее – это нарушит чистоту эксперимента, и результаты будут признаны недействительными.

По театру пронесся приглушенный ропот. Какая странная интермедия! Сюжет пьесы становился все более запутанным. Дамы подносили к лицу надушенные букетики цветов, сжатые в грязных руках, обтянутых лайковыми перчатками. Громко трещала ореховая скорлупа под грубыми башмаками и сапогами. В общем нестройном шуме отчетливо слышалась одна низкая нота – зловещий звук, предвещающий катастрофу. Все сердца бились учащенно; каждую секунду можно было ожидать неожиданной, кровавой развязки.

Пора убираться отсюда, подумал Мак. Встав со своего кресла, он пошел к широкому проходу меж рядами – лучшего места нельзя придумать, если придется спасаться бегством. Маргарита последовала за ним.

Возможно, мнение, что для театра всякие загадочные происшествия и сверхъестественные явления – обычное дело, возникло как раз в это время; во всяком случае, премьера «Доктора Фауста» послужила наглядным тому подтверждением. В зале поднялась паника. И было из – за чего! Один из зрителей – не такой простак, как это казалось на первый взгляд, – пересчитал людей на сцене и, заглянув в программу, обнаружил, что оно не совпадает с указанным в ней числом актеров! Он тотчас же поделился своим открытием с остальными:

– На сцене восемь демонов! А в программе написано, что их должно быть семь…

Тотчас же зашелестели листки, и сотни глаз опустились вниз; на десятках длинных носов появились очки в деревянных оправах. Люди смотрели – и не верили своим глазам. Если в программе указано только семь демонов, а на сцене их восемь, – значит, один из них настоящий! Не нужно быть Фомой Аквинским, чтобы додуматься до этого. К тому же любой здравомыслящий человек не может не признать, что высокий, худой «актер», сделавший столь эффектный выход, был гораздо больше похож на демона (каким каждый его себе представлял), чем остальные, в своих красных полинявших полотняных костюмах и стоптанных, не по размеру подобранных туфлях. Только слепой мог не заметить столь очевидных вещей. Ошеломленные зрители вертели головами, вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть то, что происходит на сцене и, сообразив, что дело нечисто, вскакивали со своих мест и бежали к выходу.