Текст книги "Все романы Роберта Шекли в одной книге"

Автор книги: Роберт Шекли

Глава 8

– Это очень хорошая комната, – сказала женщина. – И завтрак входит в плату за наем.

Карлос кивнул, разглядев за пышными телесами хозяйки маленький, идеально чистый прямоугольник комнаты.

– Замечательный вид из окна, – добавила женщина.

Карлос попытался мысленно перевести гульдены в доллары. Деньги буквально таяли. Конечно, он мог бы снять каморку и подешевле, рядом с портом, но здесь окна выходили на Де Рутерс Кайд и магазин Ван Джоста был виден как на ладони.

– Мне нравится, – объявил Карлос. – Беру.

– Простите? – не поняла хозяйка. – А, берете комнату… Извините за любопытство, давно ли вы говорите по-английски?

– Не очень, – холодно отозвался Карлос.

– Так я и подумала. Обычно английских и американских клиентов я понимаю без труда, особенно если они говорят медленно. Вы, случаем, не из Южной Америки?

– Из Чили, – назвал Карлос первую пришедшую в голову страну.

– О, далеко же вы забрались… Наверное, в Чили очень красиво?

Карлос кивнул. Южной Америки он не знал совершенно.

– Особенно горы, – сообщил он хозяйке.

Когда она наконец убралась, Карлос подошел к окну и закурил. Потом уселся, привалившись спиной к обоям с цветочками, подтянул ноги к подбородку и принялся наблюдать за магазином Ван Джоста на другой стороне улицы. Карлос обладал поистине безграничным терпением, не считая это, впрочем, особым достоинством.

Маленький чистенький магазинчик Ван Джоста, ничем не отличавшийся от других подобных заведений, казалось, ни у кого не мог бы вызвать подозрений. И все же Карлос медлил идти туда.

До сих пор он следовал достаточно простым путем. Едва ли не машинально украл папку у санитаров. Даже поход к Эдельгейту в подобных обстоятельствах вполне мог сойти за обычное дело. Но теперь…

Теперь, приехав к Ван Джосту, Карлос вступал на скользкую тропу. Ради туманной надежды на будущие сокровища ему предстоит встретиться с опасностями, которым подвергаются все люди, влезающие в правительственные дела. И противостоять этим опасностям Карлос должен вслепую, ничего не зная о том, как далеко могут зайти охотники за секретными документами. Целью его жизни оставались богатство и независимость, но он не имел ни малейшего желания кончать самоубийством.

Еще можно уничтожить планы и обо всем забыть. Поездка в Голландию останется невинным развлечением моряка, готовящегося завербоваться в очередной рейс.

Он курил, неподвижно сидя у окна, а в голове бурлили мысли и впечатления, с трудом складывавшиеся в корявые афоризмы: «Лучше быть богатым и здоровым… Не создавай себе сложностей… Без труда не выловишь и рыбку из пруда…»

Однозначного решения Карлос так и не принял. Хотя на самом деле все было решено заранее: несколько дней назад – в Лондоне и много лет назад – в Мексике. Он встал, стряхнул с куртки сигаретный пепел. Потом вышел из комнаты и принялся спускаться по леснице.

– Да-да, – закивал Ван Джост. – Замечательный человек этот мистер Эдельгейт. Как у мистера Эдельгейта идут дела?

Ван Джост говорил еле слышным голосом, словно у него болело горло. Он оказался настоящим великаном: двухметровый рост, широченные плечи. Но, несмотря на массивность, производил впечатление человека хрупкого и неуверенного в себе. Ван Джосту приходилось соизмерять свои движения с небольшими размерами магазинчика. Он еле протискивался между стеной и прилавком, лишь чудом умудряясь не опрокинуть наземь стеллажи с часами и полочки с грошовыми сувенирчиками, брелками и прочей разной дребеденью. Больше всего Ван Джост напоминал чахоточного льва, запертого в слишком тесной клетке. Его большие руки, покрытые белыми волосками, заметно дрожали. Несколько секунд он пристально смотрел Карлосу в глаза, потом покосился куда-то в глубь магазинчика.

Карлос неподвижно стоял перед прилавком, силясь понять, что же беспокоит Ван Джоста.

– Прошло уже… да-да, почти пятнадцать лет, если не больше, с тех пор, как мы последний раз встречались с мистером Эдельгейтом. Мы с ним занимаемся разным бизнесом. Но, случается, направляем друг к другу клиентов.

– Ах, вот как… – вежливо отозвался Карлос.

– О, да!

Стекла магазина вдруг вздрогнули от хриплого замогильного хохота Ван Джоста. Наверное, клиенты у него очень смешные. И бизнес веселый. Карлос улыбнулся. Он, как и все, умел ценить и понимать юмор в делах. Джост отступил на шаг от прилавка и, развернувшись так, чтобы наблюдать за входной дверью, сказал:

– Ну-с, друг мой, мистер…

– Да, – произнес Карлос с жутковатой застывшей улыбкой.

– Вы правы. Совершенно правы! – вскричал Ван Джост с громким неискренним смехом. – Никаких имен! Только дела. Верно говорю?

– Только дела, – повторил Карлос.

И они расхохотались хором. В конце концов юмор победил недоверие. В этом разговоре о делах и впрямь было что-то уморительное. Руки Ван Джоста задрожали еще сильней. Карлос, продолжая вымученно смеяться, отступил к двери.

Ван Джост встревожился:

– Желаете совершить сделку немедленно? Отлично. Я уполномочен. Позвольте, пожалуйста, взглянуть…

Вошедшая в магазин пожилая женщина раздраженно отпихнула Карлоса в сторону. Ван Джост воззрился на посетительницу с видом человека, которого вот-вот повесят. Сделав над собой усилие, он подмигнул Карлосу:

– Будьте любезны, подождите секундочку…

– Зайду попозже, – сказал Карлос.

И сделал еще один шаг к двери. На лице Ван Джоста появилось страдальческое выражение. Он быстро обогнул прилавок и взял Карлоса за руку:

– Погодите, друг мой…

Штора в глубине магазина раздвинулась, и из-за нее появились два полицейских в штатском с револьверами в руках. Они вознамерились картинно перепрыгнуть через прилавок, и это дало Карлосу возможность ударить Ван Джоста по горлу ребром ладони – крепкой, как кора старого дуба.

Полумертвый от боли Ван Джост рухнул прямо в ноги полицейским. Пожилая дама не без видимого удовольствия попыталась испустить громкий вопль, дабы отметить нестандартность ситуации. Быстрый как молния, Карлос выскочил за дверь и затерялся в толпе на Де Рутерс Кайд, исчез в проходных дворах. Полицейские даже не успели заметить, в какую сторону он побежал. Когда наконец это удалось выяснить, вопрос представлял уже чисто теоретический интерес.

У билетного кассира голова раскалывалась от семейных неурядиц. Он неодобрительно взглянул на запыхавшегося смуглокожего человека по ту сторону окошка и машинально протянул руку к ящику с билетами.

– Что вы сказали? – переспросил кассир, повышая голос, чтобы перекрыть шум поезда. – Куда вам надо?

Поняв, что по-голландски пассажир не разговаривает, кассир повторил свой вопрос по-английски. Но вспотевший смуглый человек, очевидно, не понимал и этого языка.

– Дайте мне билет на ближайший поезд, – еще раз повторил Карлос, силясь перевести дыхание.

Кассир никогда не слышал такого языка. Может, это баскский? Иностранцы, которые хотят, чтобы с ними разговаривали лишь на родном языке, должны обращаться в туристическое бюро.

– Куда вам нужно? – снова спросил кассир, на этот раз по-французски, старательно выговаривая слова.

– Дайте мне билет на ближайший поезд, – взмолился Карлос по-испански.

– Не понимаю, – заявил кассир. (Ему и без этого придурка забот хватало: у жены три недели задержка, заявилась погостить матушка из Дордрехта, в клозете бачок засорился…) – Говорите, куда нужно, или выходите из очереди.

– Билеты здесь продают?

– Вы всех задерживаете. Уходите, или я вызову полицию!

Вцепившись в окошечко обеими руками, Карлос с ненавистью уставился на кассира. Тот обвел взглядом зал ожидания в надежде заметить полицейского. И вдруг какая-то женщина хлопнула Карлоса по плечу. И в многоголосье звучащих рядом языков он разобрал ее слова, произнесенные на вполне приличном английском, хотя и с сильным акцентом:

– Куда вам нужно?

– На ближайший поезд.

– В Париж?

– Да.

Женщина сообщила кассиру, что иностранец хочет купить билет до Парижа. Карлос просунул в окошечко несколько купюр и получил в обмен билет второго класса и пару гульденов сдачи. Женщина тоже взяла билет до Парижа и отошла от окошечка вместе с Карлосом. Она поймала его за руку, когда он попытался влезть в вагон первого класса, и отвела во второй, показала место.

Примерно на голову выше Карлоса. Пухленькая, светловолосая, коротко подстриженная. Не красивая, но и не уродина. И хорошо говорящая по-английски.

В тот же день управление амстердамской полиции разжаловало двух инспекторов в патрульные. Описание иностранца, бежавшего из магазина Ван Джоста, передали по рации всем постам. Беглеца обвинили в попытке ограбления. За вокзалом и аэропортом следили втрое внимательней обычного. Обо всех принятых мерах докладывали Стивену Дэйну.

Немного погодя Дэйн лично допросил Ван Джоста и убедился, что данное им описание похитителя совпадает с рассказом Сюзан Беллоуз. Джост ничего не мог сказать о национальности визитера; секретных документов он не видел и ничего не хотел добавить к своим предыдущим показаниям.

Через четыре часа на связь вышел пограничный пост. Тамошний персонал не успели оповестить вовремя, но тридцатью минутами раньше один из охранников видел подходящего под описание человека за рулем светло-коричневого «Фольксвагена», въезжающего в Бельгию по дороге на Льеж. Тотчас же были предупреждены французские и бельгийские власти, подняты по тревоге таможенные посты. Еще через час французская полиция сообщила, что водитель «Фольксвагена» задержан в Мобеже. Дэйн и Сюзан немедленно отправились в путь на машине, предоставленной амстердамским отделением ЦРУ.

Поздно вечером в аэропорту Амстердама появились двое русских с дипломатическими паспортами. Один – высокий молодой человек в элегантном костюме – держался холодно и надменно. Другого – постарше, с сединой на висках – казалось, бесконечно забавляли чистота и аккуратность маленького голландского аэропорта. Мужчины представились специалистами в области тяжелой промышленности. Дежурный иммиграционной службы что-то пометил у себя в блокноте. С некоторых пор русские, похоже, поголовно переквалифицировались в специалистов по тяжелой промышленности.

Глава 9

Тем же вечером в Лондоне мистер Эдельгейт готовился закрыть магазинчик и отправиться домой на Лауэр-Клэптон. После разговора с Дэйном он старался вообще не думать о последних событиях и с головой погрузился в свои дела, то есть исключительно в торговлю мебелью. Еще до похода в Скотланд-Ярд он предупредил торговцев наркотиками, с которыми был связан, чтобы те держались подальше вплоть до новых распоряжений. Эдельгейт не хотел идти даже на малейший риск.

Но теперь страшное испытание начинало понемногу забываться. Он мог даже поздравить себя с тем, что так отважно и ловко справился с трудной задачей.

При нормальном течении дел он ни за что бы не сдал Карлоса. Но секреты к нормальным делам не относились. Эдельгейт никогда не касался подобных вещей. Секреты означали опасность. Тем утром, после ухода Карлоса, Эдельгейт принялся размышлять о своем положении.

Оптимизма оно не внушало. Этот чертов дикарь, предоставленный сам себе, на континенте неминуемо попадется, точно так же, как тигр, вздумавший побродить по Гайд-парку, наверняка угодит в клетку. Без связей и поддержки в лабиринтах европейской мафии, не умеющий отличить стукача от друга, не знающий правил поведения в цивилизованном обществе, разговаривающий о делах на совершенно невразумительном английском, Карлос не мог долго оставаться на свободе.

Мистер Эдельгейт продолжал размышлять. Когда Карлоса схватят, его, конечно, станут допрашивать, возможно, пытать, угрожать, искушать. Агенты секретных служб захотят выяснить имена всех, с кем он так или иначе имел дело, всех, кто хоть как-то замешан в похищении; захотят выявить все возможные пути утечки информации. А уж эти ребята знают, как отучить любопытных совать нос не в свои дела! Карлос, не имея никаких причин покрывать Эдельгейта и думая прежде всего о собственной шкуре, сразу же сдаст его. Эти секреты сделали из треклятого моряка едва ли не чумного: из-за них свободы лишится не только он сам, но и все, к кому он приближался!

Поэтому-то мистер Эдельгейт и отправился на исповедь в полицию, надеясь, что Карлосу еще не представилась возможность рассказать стражам порядка о своем добром друге из мебельного магазина. Конечно, опасность пока не миновала, но, по мере того как шло время, положение мистера Эдельгейта ощутимо улучшалось.

Итак, прибравшись в магазинчике, мистер Эдельгейт готовился выключить свет и отправиться восвояси. Но едва он протянул руку к выключателю, как в дверь кто-то энергично застучал.

– Закрыто! – крикнул Эдельгейт.

– Полиция, – сообщил голос из-за двери.

Поморщившись, мистер Эдельгейт подошел к двери и приоткрыл ее. В полутьме улицы он разглядел высокого, хорошо одетого мужчину в сопровождении двух помощников. Хорошо одетый предъявил полицейский значок, прикрепленный к бумажнику.

– Разрешите войти, сэр?

Эдельгейт распахнул дверь. Гости настороженно вошли в магазин, осмотрелись вокруг с обычной полицейской подозрительностью.

– Чем обязан… – начал мистер Эдельгейт.

– Я – инспектор Хэдден, – представился высокий. – Эти господа – мои коллеги, сержант Флинн и сержант Тернер.

– Я собирался домой.

– Надолго мы вас не задержим. – Инспектор Хэдден вытащил из кармана блокнот, открыл его и взглянул на исписанную страничку. – Итак… По поводу вашего посетителя…

– Инспектор, я уже обо всем рассказал в Скотланд-Ярде. Мои показания записаны стенографисткой.

– Мне это прекрасно известно, мистер Эдельгейт. Но вы же знаете, что полицейские обожают перепроверять полученные сведения.

– В такое время?

– Возможно, вы предпочли бы, чтобы мы заявились днем, когда у вас полно клиентов?

– Разумеется, нет. Что вам угодно?

– Ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов. Вы заявили, что человек предложил вам купить секретные документы. Вы видели эти документы своими глазами?

– Нет, инспектор.

– Вы уверены?

– Еще бы! О таком не забывают.

– Сообщил ли он вам, как достались ему эти бумаги?

– Нет.

– А что-нибудь об их внешнем виде?

Эдельгейт отрицательно помотал головой.

– Не потрудитесь ли еще раз описать внешность посетителя?

Эдельгейт повиновался.

– И вы совершенно уверены, что сумеете его опознать?

– Послушайте, инспектор…

– Бросьте, мистер Эдельгейт. У вас было вполне достаточно времени, чтобы хорошо рассмотреть этого типа!

– Да, я мог бы опознать его.

– Сможете отличить его от других людей, которых вам предъявят в полиции?

– Полагаю, да.

– Превосходно, – пробормотал инспектор Хэдден. – Так мы и думали.

Он подал знак. Молчаливые помощники подошли к Эдельгейту с двух сторон и крепко взяли его под руки.

– Минуточку…

Но инспектор Хэдден больше не слушал. Отвернувшись от Эдельгейта, он осматривал магазинчик. Заметив в дальнем углу недавно распакованный контейнер с мебелью и лежащую на нем веревку, Хэдден взял ее в руки и попробовал на прочность.

– Инспектор, что происходит? Что вы делаете?

Прихватив веревку с собой, Хэдден вернулся на середину торгового зала и, задрав голову, осмотрел потолочные балки и перекладины.

– Сойдет, – заключил он наконец.

Тут Эдельгейт понял, что происходит. И предпринял отчаянную попытку вырваться. Но его крепко держали. Хэдден вытащил на середину зала стол. Поставил на него стул и влез наверх. Затем перекинул веревку через три перекладины и затянул узел.

– Мистер Хэдден, я ошибся, – выдохнул Эдельгейт. – Я не смогу опознать интересующего вас человека.

Хэдден отряхнул руки и принялся мастерить петлю на свободном конце веревки.

– Прекратите! Остановитесь! – завопил Эдельгейт. – Я не сумею его опознать, это невозможно!

Державшие его верзилы с таким же успехом могли бы быть и статуями. Их лица не выражали ровным счетом ничего: ни сострадания, ни жестокости. А сильные руки сжимали локти Эдельгейта с каменной неотвратимостью. «Сержанты» стояли неподвижно, широко расставив мощные ноги и вперив глаза в пол. Хэдден закончил с петлей, слез со стола и подошел к Эдельгейту. Легкая грусть появилась на его тонком умном лице.

– Мне очень жаль, – сказал Хэдден. – Но это необходимо. Могу заверить, что страдать вы не будете.

– Вы убьете меня?

– Увы.

Эдельгейт взвизгнул:

– Как вы смеете говорить, что я не буду страдать? Что же, по-вашему, повешенные не страдают? Вы не посмеете, вы обещали не делать мне больно! Хэдден, вы же обещали!

– А вам и не будет больно, – сообщил Хэдден, заходя за спину Эдельгейту.

Эдельгейт скорчился в сдавивших его каменных клешнях. Потом вдруг обмяк, повиснув на руках своих стражей. Глаза его неотрывно, словно у загипнотизированного, смотрели на веревочную петлю. Он попытался вспомнить какую-нибудь молитву, но разум отказывался смириться с происходящим. Он тут ни при чем, он не вмешивался в это грязное дело. Если бы удалось вырваться, убежать…

Кто-то – наверное, Хэдден – резко ударил его по затылку у основания черепа. Эдельгейт услышал щелчок, как если бы сломалась сухая ветка. Ему почудилось, что магазинчик внезапно погрузился во тьму: очевидно, вылетели пробки. Люди, державшие его, одновременно разжали руки. Он почувствовал себя свободным и побежал: нырнул в ночь и через открытое окно выпрыгнул на улицу. Фонари почему-то не включили, свет нигде не горел. Царила полная темнота. Эдельгейт не видел ни луны, ни звезд, но чувствовал под ногами плиты мостовой. Он бежал. Мостовую вскоре сменила высокая трава, потом мягкий песок, потом вода, становившаяся все глубже и глубже. Наверное, удалось добежать до самого Дувра! Эдельгейт бросился в воду и потерял сознание. И умер, уверенный, что плывет к Франции и спасению.

Глава 10

Дэйн выехал на дорогу в Мобеж и повел машину со скоростью семьдесят километров в час. Сюзан Беллоуз, полузакрыв глаза, откинулась на сиденье. Тугая струя теплого воздуха била в поднятое к небу лицо; лучи солнца просачивались через прикрытые веки красными пятнами. Один за одним бросали тень на лицо огромные платаны, бесконечной чередой тянувшиеся по обеим сторонам шоссе. Тепло, солнце и мельтешение теней, в сочетании с рокотом мотора и легким подрагиванием сиденья, оказывали на Сюзан почти гипнотическое воздействие. Она по-детски радовалась ощущению скорости, испытывая чувство глубокой благодарности к человеку, сумевшему хотя бы на время снять с ее плеч груз будничных забот.

Сюзан наблюдала за Дэйном из-под полуприкрытых век. Казалось, его опутала паутина ее длинных шелковистых волос. Дэйн держался за рулем очень прямо, даже не догадываясь о том, что попал в плен волос своей соседки, и продолжал корчить из себя супершпиона, гоняющегося за вражеским лазутчиком.

Автомобиль замедлил ход, и регулярное чередование света и тени уступило место однообразной серости. В лицо Сюзан повеял легкий холодок. Она в раздражении открыла глаза, выпрямилась и осмотрелась.

– Где мы?

– Подъезжаем к Мобежу. Надеюсь, там нас ждут хоть какие-то сведения о похитителе.

– К черту похитителя!

– Что это с вами?

Сюзан взглянула на Дэйна с легким отвращением. Таким взглядом она обычно одаривала неумелых любовников.

– Голова немного болит. Не угостите сигаретой?

К пограничному посту они подъехали в напряженном молчании. Здесь быстро выяснилось, что французская полиция задержала не того человека. Из Амстердама никаких новостей не поступало. Четверть часа спустя они выехали в Париж.

– Но зачем вы дали полиции столь подробное описание его внешности? – спросил Зеттнер.

– Не было другого выхода, – заявил Ван Джост. – Вы забываете, что старуха и двое полицейских тоже его видели. Во всяком случае, мельком.

Зеттнер задумался.

– Я немедленно связался с вами, – продолжал Ван Джост. – Предупредил об Эдельгейте. С ним что-нибудь решили?

Зеттнер не ответил. В застегнутом до подбородка плаще он стоял в магазинчике Ван Джоста и пальцами затянутой в перчатку левой руки легонько постукивал по прилавку. За один день Ван Джоста допрашивали трижды: сначала полицейские, потом сотрудники голландской службы безопасности, а затем американцы.

Теперь он беседовал с представителем организации, к которой принадлежал сам, и этот разговор был для Ван Джоста важнее всех прочих. Полицейским и цэрэушникам он мог лгать, мог подлизываться к ним и молить о снисхождении. Но стоявшего теперь перед Ван Джостом задумчивого немногословного человека, которого голландец вызвал сам, не волновали ни ложь, ни правда, ни мольбы. Посетитель молча стоял у прилавка, погрузившись в свои таинственные размышления. Этот человек олицетворял собой силу и власть; достаточно одного его слова, и Ван Джосту навсегда откажут в партийных фондах. И тогда магазинчик обанкротится, как едва не случилось пятнадцать лет назад.

– Вам не следовало давать подробное описание его внешности, – наконец объявил Зеттнер.

– У меня не было времени подумать. Я не получил инструкций, растерялся… Но предупредил организацию, как только…

– Организация не в состоянии делать за вас все. Быть может, вы предложите нам расставлять в магазине товар и уламывать клиентов?

Джост покорно опустил голову. Теперь он был почти уверен, что дотацию ему урежут, если не снимут вообще.

– Как вы поступите, если полиция арестует этого субъекта и предложит его идентифицировать?

– Я его не узнаю. Солгу, – торжественно заявил Джост.

– Неубедительно.

– Вовсе нет. Им из меня ничего не выжать.

– А американец? Если за вас возьмется он?

– Мистер Дэйн? Да это же легче легкого. Его и ребенок обманет.

– Таково, по зрелом размышлении, ваше мнение?

Ван Джост не уловил иронии. И поспешно заговорил:

– Я в этом просто уверен. Он и на вид-то не слишком умен, а когда меня допрашивал, все время отвлекался. Другая свидетельница, женщина, и та вела себя куда разумнее. А сам мистер Дэйн меня едва слушал.

– И это побудило вас говорить громче, чтобы услышали?

– Никогда в жизни! – запротестовал Ван Джост. И добавил обиженно: – В конце концов, не круглый же я идиот!

Зеттнер, казалось, о чем-то замечтался. Глядя на выражение его красивого лица, можно было решить, что молодой человек занят разработкой какого-то приятного плана. Джост взирал на него с восхищением. И потому слишком поздно заметил, как правая рука Зеттнера нырнула в карман плаща и появилась вновь уже с маленьким автоматическим пистолетом.

– Секундочку, – выдохнул Джост. – Может, я неверно выразился…

Его слова потонули в бескрайнем равнодушии Зеттнера, посчитавшего, что пришло время действовать. Без всякой спешки он снова засунул руку в карман и вытащил глушитель, который ловко прикрутил к стволу оружия. Джост, охваченный паническим ужасом, наблюдал за его действиями, судорожно сглатывая слюну.

– Честно, – выдавил он наконец, – я понимаю, что совершил немало ошибок. Но я все исправлю, клянусь! Меня оставили без указаний. В этом срыве нельзя винить меня одного, я не мог…

– Вас никто ни в чем не винит, – сообщил Зеттнер.

Он передернул затвор и поднял пистолет на уровень груди Ван Джоста, губы которого шевелились теперь совершенно беззвучно. Раздался глухой щелчок. Пуля вошла точно между моргающими глазами, как раз над носом. Секунду Ван Джост еще глядел на своего палача, потом отступил на шаг и рухнул на пол – почти бесшумно для такого большого тела.

Зеттнер спрятал пистолет в карман, зашел за прилавок и сгреб из-под стекла горсть часов. Потом вышел на улицу.

На небольшом мосту через канал Воорбюргвал Зеттнер перегнулся через парапет и бросил часы в темную воду. Затем снял перчатки и направился в отель.

…– Неужели это действительно было необходимо? – спросил Бардиев.

– Безусловно, – заверил его Зеттнер. – Ван Джост был слишком слаб, чтобы выдержать нажим полиции. Мы не могли позволить ему опознать похитителя.

Вернувшись в номер, который они делили с Бардиевым, Зеттнер развалился в глубоком кресле и закурил. Это случалось с ним крайне редко, но курил он вовсе не потому, что нервничал. Зеттнер знал, что курение – вид деятельности, относящийся к разряду удовольствий. И время от времени позволял себе поэкспериментировать с удовольствиями, чтобы расширить свои познания о человеческой природе.

– Все спишут на грабеж. Лишь еще одно преступление из тысяч и тысяч, которые ежегодно совершаются на Западе. Несколько строк в газетах, неделя следствия и точка!

– Сначала Эдельгейт, теперь Джост, – пробормотал Бардиев.

Зеттнер выпрямился.

– Вас это в самом деле беспокоит? Мне-то казалось, что кадровые военные хорошо понимают необходимость подобных мер.

Бардиев пожал плечами. Он двенадцать лет провел в армии, восемь из них на командных постах, а последние четыре года работал в разведке. Служил в Кантоне, Бухаресте, Берлине, теперь перебрался в Лондон и, если не брать в расчет отпуска, которые время от времени проводил в России, не жил на родине уже около десяти лет. Может, он слишком долго отсутствовал?.. Ему вдруг пришло в голову, что Зеттнер направлен сюда с заданием выявить степень его, Бардиева, лояльности и благонадежности, а может статься, даже окончательно утвердить решение, принятое по его поводу.

– Исчезновение Эдельгейта и Ван Джоста не слишком облегчает нам жизнь. Мисс Беллоуз, американка, по-прежнему находится с Дэйном. Она сможет опознать похитителя.

Зеттнер устало пожал плечами:

– Разумеется. Поэтому ее тоже придется ликвидировать.

Последнее слово он произнес почти агрессивно. Реалист не может позволить себе баловаться эвфемизмами.

– А Дэйн?

– Его также необходимо убрать.

– А потом вы уберете его преемника? А потом того, кто его сменит?

– Не говорите так, – бросил Зеттнер. – Даже в шутку. Если вы, конечно, шутите…

На этот крючок Бардиев не попался. Он слишком долго жил на свете, чтобы позволить себе реагировать на инсинуации такого существа, как Зеттнер.

– Просто удивительно, до чего вы, молодые, любите играть в старые игры. Еще немного, и вам захочется взорвать Лувр!

– У террора есть свои преимущества.

– Ну, конечно! Почему бы в таком случае не стереть с лица земли Версальский дворец? Может, на его месте построят завод!

Зеттнер улыбнулся. Он понимал юмор, хотя сам шутить не любил, да и не умел.

– Террор не так устарел, как вам представляется. Всякие средства хороши, если они позволяют достичь цели. Называть что-либо старой игрой означает поддаваться сентиментальному чувству виновности. – Зеттнер докурил и аккуратно затушил окурок в пепельнице. – Вы идете не в ногу, Бардиев. Террор возвращается.

– Таковы последние инструкции?

– Это очевидно. А вы предпочитаете другие средства?

Бардиев с улыбкой пожал плечами.

– За операцию отвечаете вы, – напомнил он Зеттнеру. – Когда вы рассчитываете ликвидировать Дэйна и женщину?

– Без промедления. Но сначала нужно все тщательно продумать.

– Ну, а я отправляюсь спать, – объявил Бардиев и удалился к себе.

Очутившись один в темной спальне, Бардиев, не раздеваясь, растянулся на кровати, заложив руки за мускулистую шею. Он испытывал почти отеческую жалость к Зеттнеру, такому юному, так безраздельно преданному делу, не умеющему улыбаться, еще не видевшему мира и потому склонному излишне упрощать проблемы старого недисциплинированного Запада. Погружаясь в сон, Бардиев подумал, что было бы интересно посмотреть на пьяного Зеттнера. Да, такой эксперимент может оказаться забавным. Этому юноше необходимо понять, причем поскорее, что совершенным человеком стать просто невозможно, как бы ты к этому ни стремился.