Текст книги "Все романы Роберта Шекли в одной книге"

Автор книги: Роберт Шекли

В зале кривых зеркал

В людях можно вызвать автоматизм. В действительности можно сказать, что автоматизм – это и есть люди. Нами управляют наши эмоции. Мы плывем по течению, в зависимости от того, чего мы хотим и чего не хотим, чего мы желаем и что желает нас.

Возьмем какой-нибудь предмет – да хоть апельсин. Но сознание отвергает круглый оранжевый апельсин – оно парадоксальным образом считает его квадратным. Хорошо, возьмем что-нибудь другое. Но мы уже прилипли к этому апельсину, к его толстой пупырчатой шкурке. С апельсином связано множество ассоциаций, и большая их часть банальна. Следовало бы составить список предметов, с которыми позволительно ассоциировать апельсин.

Никаких апельсиновых заводов и заводных апельсинов! Апельсины занимают слишком выдающееся место. Возьмем апельсин. Мы взяли уже достаточно апельсинов. Апельсин – это плацебо, то есть безвредное лекарство для ума. Почему бы не взять что-нибудь посущественнее? Что-нибудь такое, что можно легко и наглядно представить, что может породить множество новых сюжетных ходов. Но более существенные вещи утомительно запутаны. Эти самые более существенные вещи все ходят и ходят кругами, и в конце концов упираются в апельсин. И еще они полны неприятностями. Возможно, нам лучше вернуться к апельсину.

Возьмем апельсин. Возьмем его быстро, чтобы он не успел взять нас. Мир апельсинов недостаточно изучен, в нем до сих пор много непонятного.

Рассмотрим тему Мишкина и апельсинов. Многие годы Мишкин мало думал об апельсинах. По крайней мере, похоже на то. Но нам известно, что отсутствие некой вещи предполагает ее присутствие. Таким образом, мы можем доказать присутствие апельсинов в сознании Мишкина, а отсюда начать выводить прочие взаимосвязи.

Одно мы можем утверждать точно: Мишкин никогда не осознавал своего отрицательного тяготения к апельсинам. Мишкин и антиапельсин. Апельсины и анти-Мишкин.

Тем не менее, мы не должны класть в основу своих рассуждений простое противостояние, ибо это будет ошибкой. Сверхопределенное невнимание Мишкина к апельсинам может не подразумевать противоположности. Скорее, здесь следует употребить фигуру речи, известную как оксюморон, и сказать о единстве противоположностей. Несоответствие не обязательно должно быть взаимным. А в оксюмороне[34]34
  Оксюморон – сочетание противоположных по значению слов.


[Закрыть] взаимность теряется.

– В здешних местах, – сказал робот, – водится животное, которое убивает от скуки. Голос у него твердый и властный. Его заявления неоспоримы и невероятны. Его внешний вид безупречен и противен. Ты пожелаешь его смерти в тот же момент, как только увидишь его, хотя оно и не делает совершенно ничего дурного. Оно очень убедительно сообщит тебе об этом. Напряжение станет невыносимым. Твоя неспособность к действиям породит апатию, а однообразие твоего положения ее усилит. А поскольку ты не сможешь убить его, то покончишь с собой.

– А где это животное сейчас? – спросил Мишкин.

– Ловит рыбку на обед. При этом оно читает рыбам лекцию об их неотъемлемых правах.

– Прошу прощения! – возмутилась рыба. – Еще ни одна рыба не умерла со скуки!

– А ты заткнись! – огрызнулся робот.

Неразбериха дает ключ к пониманию

Мишкин увидел, что на плоском белом камне стоит великолепный белый телефон. Когда Мишкин приблизился к телефону, тот зазвонил.

Мишкин поднял трубку и сказал:

– Алло!

– Том? Том Мишкин? Это ты?

– Да, я, – отозвался Мишкин. – А кто меня спрашивает?

– Это твой дядя, Арнольд Эпштейн. Ну что, Том, как дела?

– Да ничего, – ответил Мишкин. – Только вот некоторые проблемы…

– А кому легко? Ну, а со здоровьем все в порядке?

– В порядке, дядя Арнольд. А как ваше здоровье?

– Можно сказать – неплохо. Том, как я рад тебя слышать!

– Дядя Арнольд, а как вам удалось позвонить мне сюда?

– Это был подарок от фирмы «А&Р». Я оказался их миллионным клиентом за утро, и они присудили мне корзину с бакалейными товарами и право сделать один звонок, кому и куда я пожелаю.

– Ну, это здорово, что ты позвонил именно мне! Я ценю твою любезность.

– Я очень рад услышать твой голос. Слушай, Том, как там поживают твои родители?

– У них все нормально.

– А у твоей сестры?

– Тоже. Она сейчас в Европе.

– Это хорошо. А ты сейчас где? Я не разобрал, что там сказал телефонист.

– Я на планете, которая называется Гармония.

– Ну и как – приятное место?

– Пожалуй, да.

– Ну ладно, желаю тебе хорошо отдохнуть. Том, я могу что-нибудь для тебя сделать?

– Честно говоря, да, – признался Мишкин. – У тебя есть под рукой карандаш и листок бумаги?

– Ты же знаешь, Том, я без них никуда.

– Тогда запиши: узел Л-1223А. Он мне просто позарез нужен.

– Записал. А что, там, где ты находишься, нету станций техобслуживания?

– Нет, дядя Арнольд, нету. Гармония – довольно отсталое место.

– Вроде Тобаго?

– Даже хуже. Дядя Арнольд, мне нужно, чтобы этот узел доставили сюда срочно, с самым быстрым из имеющихся ремонтных кораблей.

– Считай, что он уже у тебя, Том. Помнишь Сеймура Галстейна, сына Герты, лучшей подруги твоей тети Рейчел? Так этот Сеймур работает полевым экспедитором «Межпланетной системы доставки» Ф. Б. Кроули. Я сегодня же добуду этот узел, передам его Сеймуру, а он перешлет его тебе за пару часов, ну самое позднее – за день.

– Замечательно, дядя Арнольд. А его на самом деле могут доставить так быстро?

– Положись на меня, Том. Разве твой дядя Арнольд тебя когда-нибудь подводил?

– Не знаю, как вас и благодарить, дядя Арнольд!

– Не за что, Том. Желаю удачи. Позвони мне, когда вернешься домой.

Мишкин повесил трубку, откинулся назад и расслабился. Если дядя Арнольд что-то пообещал, он это сделает. Правительства могут давать обещания, которые они не в состоянии исполнить. Ученые могут переоценивать свои достижения. Роботы могут преувеличивать свою силу. Но дядя Арнольд действительно приводит мир в движение, пока все остальные стоят. Возможно, дядя Арнольд немножко скучноват, но он абсолютно незаменим. Когда Геракл держал на плечах небо, сам он при этом стоял на спине у черепахи – так вот ту черепаху тоже звали Арнольдом.

Мишкин и робот подошли к дереву, на кончиках ветвей которого располагались голубые глаза, обрамленные густыми ресницами. Все эти глаза повернулись и уставились на Мишкина.

– Я так и думал, что вы пойдете этой дорогой, – сказало дерево. Голос исходил из висевшего на стволе громкоговорителя. – Надеюсь, вы не станете отрицать, что вы – Том Мишкин?

– Да, это я, – сказал Мишкин. – А вы кто такой?

– Я – сборщик платежей, замаскированный под дерево, – ответил сборщик платежей, замаскированный под дерево.

– Боже милостивый! – воскликнул Мишкин. – И вы шли за мной по пятам аж до Гармонии?

– Да, так оно и было. Это весьма любопытная история. Дело было так. Мистер Оппенгеймер, глава агентства «Ультра Плюс», в котором я служу, дробил камни в местной секции тай-цзи-цюань, и на него снизошло озарение. Оппенгеймер внезапно понял, что сущность жизни заключается в завершенности и что человек должен оценивать свою жизнь исходя из того, насколько тщательно он исполнил отведенную ему в этой жизни роль. До этого Оппенгеймер был человеком беспечным. Он делал как все: собирал те долги, которые легко было собрать, в трудных же случаях изрекал несколько зловещих угроз и посылал все в болото. Потом Оппенгеймер достиг сатори[35]35
  Сатори – в японской философии то же, что нирвана в индийской.


[Закрыть]. «К черту посредственность! – решил он. – Я возглавляю агентство по сбору этих платежей. Следовательно, я должен действовать с этических позиций и стремиться к целостному и завершенному сбору платежей. Возможно, мир не поймет меня, но кто знает вдруг будущие поколения смогут оценить исключительную чистоту моих намерений?»

Так Оппенгеймер вступил на мучительный, донкихотский путь, который может за какой-нибудь год привести его к банкротству. Он созвал всех сотрудников в зал совещаний.

– Джентльмены! – сказал Оппенгеймер. – На этот раз мы будем собирать все. К дьяволу полумеры! Наша цель – стопроцентные выплаты. Пусть нас считают маньяками! Следуйте за должником – не важно, сколько он задолжал, доллар или миллион. Идите за ним хоть на Сан-Себастьян, хоть на Самоа, хоть на Самбал-5, если нужно, и не беспокойтесь о том, сколько это будет стоить. Отныне мы следуем принципам, а принципы всегда непрактичны. Парни, мы опрокинем принцип реальности! А теперь идите и собирайте все долги – до полного завершения.

– Его речь по стилю совершенно четко относится к концу 1960-х годов, – сказал робот. – А у нас сейчас 2138 год или что-то около того. Нестыковочка, однако.

– Иди в задницу! – огрызнулся автор.

– Это был призыв к оружию, – сказал сборщик платежей, прикидывающийся деревом. – Вот почему я здесь, на Гармонии, мистер Мишкин. В результате видения, явившегося одному человеку, я прибыл сюда, чтобы собрать ваши долги, не считаясь со временем, хлопотами и издержками.

– Прямо не верится! – сказал Мишкин.

– И все-таки дела обстоят именно так. Я располагаю векселями по всем вашим задолженностям. Ну что, будете платить или подождете, пока я рассержусь?

– О каких долгах идет речь? – спросил Мишкин.

– Прежде всего о налогах в пользу государства, штата и города. Как насчет задолженности за прошлый год?

– Понимаете, год был тяжелый…

– Вы задолжали дядюшке Сэму восемь тысяч семьсот пятьдесят три доллара. Дальше. Алименты на детей. Решили на годик о них забыть, а, Мишкин? Бедной покинутой Марции и маленькой Зельде вы должны кругленькую четырехзначную сумму. Кстати, Марция завела себе нового друга, а малышку Зельду исключили за неуспеваемость из Маленького Красного колледжа. Марция просила передать вам, что у нее все в порядке, что она еще никогда не чувствовала себя так хорошо и желает получить каждый цент, который вы ей задолжали, иначе она загонит вас в могилу с такой скоростью, что у вас зубы узлом завяжутся. Еще она добавила, что благодаря психоанализу наконец достаточно укрепила свое эго, чтобы сказать вам, что вы всегда были вшивым ублюдком и что у всех просто челюсти отвисают, когда она рассказывает, что на самом деле вы – тайный извращенец.

– Это так похоже на Марцию… – вздохнул Мишкин.

– Идем дальше. Вы задолжали тысячу долларов Марти Баргенфельду. На тот случай, если вы вдруг забыли, напоминаю: Марти – ваш лучший друг. Или был таковым. Я хочу сказать, что Марти по-прежнему считает вас своим другом, но вы по необъяснимой причине охладели к нему. Некоторые даже сказали бы, что вы его избегаете. Однако единственное его преступление заключается в том, что он одолжил вам денег в тот момент, когда вы в них отчаянно нуждались, а именно когда разводились с Марцией и должны были оплатить аборт Моники.

– А как там Моника? – поинтересовался Мишкин.

– Без вас она чувствует себя отлично. Она вернулась в Париж, работает продавщицей в «Галерее Лафайет». Она все еще хранит нитку деревянных бус стоимостью в восемьдесят центов – единственный подарок, который вы ей сделали за время вашего бурного четырехмесячного романа, каковой вы называли «самым волнующим за всю мою жизнь».

– Я был разорен, – попытался оправдаться Мишкин. – И потом, она всегда говорила, что терпеть не может подарков.

– Но вы-то понимаете, что она думала на самом деле, а, Мишкин? Ну да ладно, я вам не судья. Меня тошнит от вашего поведения, осуждаемого любой этической системой, но это мое личное дело и вас оно не касается. Теперь мы переходим в аптеку Бавхауса, что на Бэрроу-стрит, 31, к толстому дружелюбному Чарли Дюку, который с тех пор, как вы впали в зависимость от лекарств, продавал вам дексамил в капсулах, дексадрин в таблетках, либриум, кабритол, нембутал, секонал, дориден и другие препараты в поразительных количествах, – и все на основании просроченного рецепта на фенобарбитал, – и продолжал продавать их до тех пор, пока два года назад не запахло жареным и он не вернулся к торговле эскедрином и губной помадой. Его вы ободрали на сто восемьдесят шесть долларов.

– Чарли и так сделал на мне неплохие деньги, – сказал Мишкин. – Он всегда брал с меня двойную цену.

– Вы об этом знали изначально. Вы хоть раз выразили ему свое недовольство?

– Ну, я так или иначе собираюсь рассчитаться с ним, как только у меня появятся деньги.

– Но у вас никогда не будет достаточно денег, чтобы рассчитаться за транквилизаторы, которые вы покупали в прошлом году, не так ли, а, Мишкин? Мы все не без греха, но это уже просто мерзко.

– Я могу все объяснить! – сказал Мишкин. – Я хочу сделать заявление и прошу, чтобы его занесли в протокол. Факты всегда можно интерпретировать по-разному. Мне нужно время, чтобы взять себя в руки.

У робота в руке появился топор. Он шагнул вперед и проворно обрушил этот топор на сборщика платежей, который тут же и скончался.

– Но я как раз хотел объяснить… – сказал Мишкин.

– Никогда ничего не объясняй, – назидательно сказал ему робот. – Избегай лентяев. Не повторяй чужих ошибок.

– А какую ошибку допустил я? – спросил Мишкин.

– Это будет сказано, – ответил робот.

Используйте реальный мир для развлечения

Наслаждайтесь визитом в реальный мир! Приобретите человеческий опыт – самый очаровательный из всех!

Теперь вы тоже можете испытать плотскую любовь, неоправданный гнев, вероломство. Вы можете узнать, что такое скука, внутренняя опустошенность, апатия и депрессия.

Радость вашей «жизни» медленно утекает прочь! Почувствуйте неизбежность «смерти», о которой вам «известно», что это погружение в чистое «ничто».

Живите противоречиями! Заведите себе жену и вожделейте к другим женщинам; обладайте ими – и нигде не получайте удовлетворения.

Заведите детей – и почувствуйте беспокойство, любовь, ненависть.

Научитесь тревожиться за свою собственность! Переживайте за свою работу; отождествите себя с тем, чем вы владеете.

Почувствуйте, что такое трусость!

Отравите ваши чувства наркотиками!

Живите с беспробудно спящей моралью, освещаемой тревожащими вспышками «чего-то другого».

Испытайте остроту стремления к «лучшей жизни», боритесь за нее и никогда не достигайте.

Находитесь под воздействием внешних и внутренних стимулов. Будьте пассивны, подчиняйтесь силам, которые не можете взять под контроль.

Заведите себе убеждения, веру, симпатии и антипатии – и все это безо всяких разумных причин!

Почувствуйте отравление верой! Трепещите от религиозной страсти! Не откладывайте это в долгий ящик!

Ангелам моложе 20000 лет вход в реальный мир дозволяется лишь по письменному разрешению, подписанному лично Господом Богом.

– Не связывайтесь вы больше с этой гипномедициной! – сказал Мишкину Механизм Общей Поддержки Жизненно Важных Органов (или МОПЖВО). – Используйте лучше меня. Я хороший, полезный, красивый и послушный. Вам никогда не придется беспокоиться из-за того, что я сломаюсь и перестану функционировать.

– Вы хотите сказать, что никогда не ломаетесь? – спросил Мишкин.

– Это заявление было бы чересчур смелым. Все сотворенные вещи подвержены порче и поломкам. Ничто не застраховано от неисправности. Наиболее существенный вопрос – как с этими поломками управляться?

– Ну и как же с ними управляться? – спросил Мишкин.

– Если говорить обо мне, – сказал МОПЖВО, – то я обладаю набором бесконечно продублированных внутренних ремонтных систем. Если во мне произойдет поломка, я немедленно починю себя, используя наиболее подходящую к данному случаю систему. Если подходящая система окажется неисправной, я автоматически тут же переключусь на другую.

– Но количество ваших систем все-таки конечно? – спросил Мишкин.

– Да, разумеется. Однако число возможных комбинаций и перекомбинирований моих систем и подсистем достаточно велико, чтобы в быту можно было употреблять слово «бесконечно».

– Поразительно! – восхитился Мишкин.

– Да, я очень необычный механизм и в совершенстве удовлетворяю всем вашим нуждам. Я могу самостоятельно заботиться о себе. Все, чего я желаю, – это служить вам.

– А что именно вы умеете делать?

– Я умею жарить яичницу, стирать белье, аккомпанировать себе на банджо – вот лишь немногие из моих талантов.

– Это звучит чудесно, – сказал Мишкин. – Я подумаю над вашими словами. Но сейчас я должен указать вам на тот факт, что ваша правая передняя шина спущена.

– Проклятие! – воскликнул МОПЖВО. – Как это некстати!

– Но вы же можете починить ее с помощью своих бесконечно продублированных ремонтных систем, ведь так?

– Боюсь, что нет, – сказал МОПЖВО. – Это необъяснимый недосмотр когда-то сконструировавших меня инженеров. Черт подери! Пора возвращаться к старой чертежной доске.

– Мне очень жаль, – сказал Мишкин.

– И мне, – согласился МОПЖВО. – Мы могли бы идеально подойти друг другу, если бы вы не были так привередливы.

МОПЖВО повернулся, не произнеся больше ни слова, и захромал прочь. Со стороны он выглядел хрупким, трогательным и немного смешным. Сразу после его ухода с ближайшего дерева упали три листика.

О распространении и быстром увеличении численности дополнительных монтажных систем

Орхидиус наблюдал за всей этой сценой. Мишкин спросил его, что он думает по этому поводу.

– Мне непонятен один момент, – сказал Орхидиус.

– Какой?

– Насчет трех упавших листиков. Почему они упали именно в это мгновение?

– Может, это было просто совпадение? – предположил Мишкин.

– Мне приходилось слышать, как машины разговаривают, а животные им отвечают, – сказал Орхидиус. – Люди появлялись и исчезали загадочным образом, явно имея свои тайные цели. Все имеет свое значение. Но три листика, падающие именно тут и именно сейчас! Вы слыхали что-либо подобное?

– Лично меня больше интересуют чудеса, – сказал Мишкин.

– Меня тоже, – согласился Орхидиус. – Но мы с вами по-разному относимся к вопросу о том, что такое чудо.

– А что вы ищете? – полюбопытствовал Мишкин.

– На самом деле – не знаю, – признал Орхидиус. – Но надеюсь, что интуитивно узнаю это, как только найду. А что ищете вы?

– Не помню, – ответил Мишкин. – Но думаю, что узнаю эту штуку, когда увижу.

– Возможно, так даже лучше: не знать, что ты ищешь, – глубокомысленно заметил Орхидиус. – Знание способно помешать поискам.

– А я и не знал, что так бывает, – сказал Мишкин.

– Вы полагаете, это заблуждение? – нетерпеливо спросил Орхидиус. – Мне всегда хотелось впасть в настоящее заблуждение. Так сказать, заблудиться по-настоящему.

– В жизни не видал такого легкомыслия! – не выдержал робот.

– А я полагал, что легкомыслие – вполне допустимый путь к спасению, – мягко произнес Орхидиус. – Так это или нет, но это мой путь. А теперь мои искания влекут меня дальше. До свидания, джентльмены.

На опушке леса Мишкин и робот увидели хижину, на двери которой красовалась корявая надпись: «Гостиница „На четырех ветрах“». На пороге стоял Орхидиус, одетый в домотканую рубаху и кожаные штаны. Он поприветствовал путников.

Мишкин удивился, встретив своего друга здесь в роли хозяина гостиницы, но Орхидиус заверил его, что нет ничего более естественного. Он рассказал, как пришел сюда. Он устал, ему хотелось пить, а больше всего его терзал голод. Набрав трав и овощей, он сварил суп. Затем поймал кролика и потушил его.

Пришло еще несколько человек, усталых и голодных. Орхидиус поделился с ними тушеным кроликом, а они помогли ему построить хижину. Стали приходить другие люди. Орхидиус их кормил. Иногда у них были деньги, иногда не было, но обычно они тем или иным способом расплачивались за еду. Им казалось совершенно естественным, что гостиница должна быть именно здесь, а не где-нибудь в ином месте, и что ее должен содержать Орхидиус. Им даже в голову не приходило, что Орхидиус просто шел мимо, как и они сами, и что его, возможно, тоже ждут другие места и другие обязанности. Они считали Орхидиуса естественной и необходимой частью местного пейзажа, поскольку верили, что если путники нуждаются в гостинице, то она просто обязана появиться. А согласно вселенским законам, в комплект каждой гостиницы входит ее хозяин.

Через некоторое время Орхидиус согласился с этой точкой зрения. Он повесил объявление о том, что гостинице требуется горничная. Он жаловался, что кролики теперь пошли не те, что прежде. Он подозревал в каждом посетителе санинспектора. Он строил планы расширения гостиницы, собирался купить автомат, делающий мягкое мороженое, и добиться привилегий от Говарда Джонсона. А кроме того мечтал посадить вокруг гостиницы пальмы и устроить скрытую подсветку.

– Но как вы ухитрились вляпаться в эту историю? – спросил Мишкин.

– Тогда это казалось вполне разумным, – ответил Орхидиус. – Да и сейчас кажется таковым.

– Мне, пожалуйста, одноместный номер с душем, – попросил Мишкин. – И канистру бензина для моего робота.

– Обычного или особого? – спросил Орхидиус, потом внезапно разрыдался и написал записку: «Гостиница закрывается по причине того, что ее хозяин вновь последовал своим Путем». Он повесил записку на дверь и ушел в неизвестном направлении, не взяв с собой ничего, кроме телевизора на батарейках и пары золотых слитков.