Текст книги "Все романы Роберта Шекли в одной книге"

Автор книги: Роберт Шекли

Глава 23

Последовала немая сцена: встреча трех медведей с волком-оборотнем. Да, было от чего прийти в восторг, особенно если вам нравится горький вкус поражения! Но самое скверное – вспоминать, сколько сил я потратил, чтобы доставить всех нас прямо к Форстеру в пасть! Мне ведь даже в голову не приходило выбрать какое-либо другое направление. Я и не задумался над тем, что наша явка, возможно, провалена. Но мы снова попали в лапы противника, и снова я чувствовал, насколько все это ужасно и несправедливо…

Так вот как играют в эту игру, думал я, чуть не плача от жалости к самому себе. Бежишь, ускользаешь, придумываешь на ходу всякие увертки, добираешься в конце концов до желанного убежища, и тут обнаруживается, что правила игры изменились и убежище давно занято противником, а ты, по сути дела, глупейшим образом проиграл.

Ну да, конечно! Как же я мог позабыть об этом! Ведь в этой игре правил не существует!

Вернувшись к мрачной действительности, я обнаружил в гостиной еще двоих – они спокойно держали нас под прицелом своих револьверов. Третий тип обыскал нас, и, когда с этими формальностями было покончено, Форстер пригласил нас сесть. Мы вошли, точно зомби, уселись в кресла, взяли предложенные стаканы с выпивкой и закурили. Люди Форстера бесшумно исчезли в коридорах, а сам он вышел на середину комнаты и остановился прямо в розоватом пятне солнечного света, как в луче прожектора. Мы не сводили с него глаз; нам предстояло выслушать его речь, а потом, видимо, нас собирались просто пристрелить. Боевой дух в нас полностью увял, мы чувствовали себя глубоко несчастными.

– Во-первых, – начал Форстер, – позвольте мне ответить на вопрос, который вас, несомненно, мучает: как случилось, что я оказался здесь, а не барахтаюсь в болотах Венето?

Мы дружно промолчали, и Форстер продолжал:

– Я вам отвечу: ваши приготовления, Гуэски, ни для кого не были тайной, что бы вы на сей счет ни думали. А сбор сведений относительно лодок, самолетов и возможности снять охотничий домик в Сан-Стефано мгоновенно стал известен мне. Большую часть своих людей я оставил в Венеции, приказав им захватить вас живыми или убить, а в случае неудачи – продолжать вас преследовать. Самому мне не было необходимости руководить столь заурядной операцией, и я отбыл в Сан-Стефано, решив дождаться вас здесь и всецело полагаясь на то, что победит здравый смысл. Естественно, сначала мне пришлось спровадить отсюда ваших коллег. Это оказалось нетрудно. Я послал им записку от имени Гуэски, назначив встречу в другом месте. Сейчас полковник Бейкер и его помощники сидят на вилле Сантини, милях в восемнадцати отсюда.

Форстер замолк, ожидая реакции с нашей стороны, но не дождался. Наше тупое молчание явно его раздражало.

– Я полагал, вас несколько развлечет беседа со мной, – сказал он разочарованно, – но, видимо, я ошибся. Вы слишком скучные люди, и я полагаю, не имеет смысла и дальше тянуть кота за хвост. – Он не спеша достал из кармана пиджака тяжелый браунинг.

Как раз в эту минуту я пришел к выводу, что умирать мне вовсе не хочется. Никоим образом. А хочется жить – по возможности, еще лет 30 или 40; или хотя бы еще 30–40 минут, если уж больше мне не положено. Я так сильно хотел жить, что сумел даже превозмочь ступор, в который погрузился, и вернулся к реальной действительности, которая явно попахивала полным поражением. Чтобы жить, я готов был валяться в ногах, умолять, лгать, воровать, стать коммунистом или демократом, обратиться в арианство или в православие, притвориться ацтеком или испанцем – все, что угодно, все, что от меня потребуется…

Я готов был даже снова стать агентом Икс, что, как оказалось, было труднее всего.

– Ну, и что теперь? – спросил я Форстера.

Он широко улыбнулся:

– Теперь я убью вас.

– Пуля в затылок?

– Возможно. Боитесь, мистер Най?

– Конечно. Но куда больше разочарован.

– Вас вполне можно понять. Оказавшись в таком положении…

– Вы меня неверно поняли, – перебил я его. – Я разочарован вашим поведением.

– О чем это вы? – спросил Форстер.

– О вашей трусости, – отвечал агент Икс.

Я шкурой почувствовал, как вздрогнули его помощнички. Форстер поднял пистолет и взвел курок.

– А вот за это вы получите пулю прямо в лицо.

– Какая, в сущности, разница? – равнодушно сказал я. – Все равно ничем не изменить тот единственный факт, что не дает вам покоя: даже мертвый, я для вас недостижим!

Форстер помолчал с минуту и сказал:

– Я понимаю, мистер Най, вы пытаетесь спровоцировать меня на некие действия, способные дать вам возможность бороться. Получается у вас, правда, довольно неуклюже. К тому же все это бесполезно. Время нашего личного соперничества давно миновало. И мне пора как следует взяться за выполнение своих прямых обязанностей.

Я сумел-таки довольно нагло усмехнуться.

– Я так и знал, что вы постараетесь прикрыться своими «прямыми обязанностями», Форстер. Ваше счастье, что в руках у вас пистолет, не то я бы вас в бараний рог скрутил!

Моя наглость явно произвела на него впечатление; не потому, что он в мои угрозы поверил – нет, именно потому, что он в них не поверил. Он был уверен, что я полностью в его власти; его бесило одно: обстоятельства не позволяли ему доказать эту свою власть.

– Ваша тактика весьма неглупа. Это делает вам честь, мистер Най, – заметил он. – Впрочем, что вам еще остается при сложившихся обстоятельствах?

И это была чистая правда. Хотя Форстер обращался скорее не ко мне, а к своим людям, которых пытался убедить, что так и надо. Вообще-то ему бы следовало застрелить нас еще три минуты назад, оставив все объяснения на потом.

– Ваше поведение можно было бы понять, если бы вы были всего лишь мелким исполнителем, – сказал я. – Но тогда вам и не пришлось бы проводить сравнения между собой и мною. Хотя я лично считал вас человеком одного со мной калибра. – Я театральным жестом закурил, помолчал и продолжил: – Карьеры у нас с вами складывались практически одинаково. Но было и одно различие: я добился некоторой известности как боец, вы же заработали себе репутацию вполне компетентного чиновника.

От злости Форстер не мог произнести ни слова. Я, конечно, врал напропалую и к тому же был абсолютно несправедлив по отношению к нему; но я всегда полагал, что человек, стоящий на пороге смерти, – самое несправедливое существо на свете.

– У вас, впрочем, немало хороших качеств, – не моргнув глазом вещал я. – Вы умны, беспощадны и достаточно интеллигентны. Но, к сожалению, вы начисто лишены способности радоваться честному поединку. Один на один.

– Все, с меня довольно! – заявил Форстер.

– Извините, что пришлось вам это высказать, но по-моему, лучше уж услышать это от меня, чем от ваших работодателей.

– Довольно, черт возьми! – окончательно разозлился Форстер и поднял пистолет.

– Да, наверное, вам лучше покончить со мной сразу, – посоветовал я ему. – Пока я вам еще гадостей не наговорил.

– Вы сущий параноик! – заорал Форстер. – Неужели вы действительно верите в свою репутацию?!

Я заставил себя лениво откинуться на спинку кресла, скрестить руки на груди и усмехнуться, хотя губы меня почти не слушались.

– Форстер, – сказал я, – я мог бы выйти против вас с любым оружием, в любое время и при любых обстоятельствах. И без труда убить вас. Да будь у меня даже консервный нож против вашей шпаги, я бы все равно первым порезал вас на куски. И вообще – лучше бы вы предоставляли боевую часть операции другим, не то кто-нибудь, будучи в дурном настроении, чего доброго успеет снести вам башку, пока вы будете ковыряться с предохранителем.

Один из людей Форстера не выдержал и улыбнулся. Вот и отлично; а еще лучше – что Форстер это заметил.

Гуэски и Кариновский смотрели на меня, открыв рот. Я быстро глянул в их сторону и снова перевел взгляд на Форстера.

– Эта мелкая скотинка, разумеется, не в счет, – сказал я, небрежно махнув в сторону своих товарищей. – Гуэски был и останется всего лишь любителем, да и Кариновский, в общем и целом, особой важности не представляет. Противостояние всегда было только между вами и мной. Как вам кажется, а, Форстер?

Он не сводил с меня глаз. Потом лицо его прояснилось, он даже приподнял брови и неторопливо проговорил:

– Мне кажется, вы блефуете.

– Да неужели?

– Да-да, блефуете! Все ваши слова ничего не стоят. Вы сейчас просто поняли, что вас загнали в угол.

– Ну, на вашем месте я бы не стал утверждать это с полной уверенностью.

– Хорошо, сейчас проверим.

Он осторожно поставил свой «браунинг» на предохранитель и сунул пистолет в карман.

Кто-то из его команды заметил:

– Простите, сэр, по-моему, вы поступаете неосторожно…

– Заткнись! – рявкнул Форстер. – То, что происходит между Наем и мной, никого более не касается. Да и что, собственно, изменилось? Если я проиграю, вы и без меня знаете, что делать, верно?

Тот кивнул.

Форстер повернулся ко мне:

– Как указано в вашем досье, вы неплохо разбираетесь в старинном оружии. Так?

– А вы сами попробуйте это выяснить.

– И попробую. Мне также послышалось, что вы хвалились, будто можете одержать надо мною верх с помощью любого оружия, так?

– Совершенно верно.

– Любого? Вы уверены?

– Выбирайте сами, – отвечал я, понимая, что попал в тактическую ловушку. Форстер очень хотел меня убить, но – на своих собственных условиях. Дуэль между нами должна была стать уроком для его команды и, безусловно, наглядным примером для его начальства. Она должна была выгодно оттенить достоинства Форстера. А я в своем стремлении оттянуть смерть сам поставил себя в такое положение, когда вынужден был согласиться на любое оружие, какое бы он ни выбрал.

– И все-таки я прошу вас изменить свое решение, – дружески улыбнулся мне Форстер. Он делал все, чтобы я не вырвался из ловушки. Чтоб никто и никогда не мог его обвинить, что он навязал мне свой выбор.

Я решил упорно сохранять хорошую мину при плохой игре:

– Я же вам повторил, Форстер: любое оружие. Может, мне вам заявление в письменном виде представить?

– Ну зачем же, – снова улыбнулся он. – Я просто хотел удостовериться, что правильно вас понял. Полагаю, у нас здесь есть вполне приличный выбор оружия.

Он кивнул на дальнюю стену зала. Я встал с кресла и подошел ближе. Стена была сплошь увешана кавалерийскими саблями, двуручными мечами, пуштунскими кинжалами, шипастыми булавами, метательными звездами и другими, менее распространенными видами оружия.

– Превосходная коллекция, вы не находите? – спросил Форстер и обратил мое внимание на несколько перекрещенных сабель, судя по виду турецких или арабских, с сильно изогнутыми клинками.

– Вполне подходящая, – не смутился я.

– Впрочем, это не слишком интересно… – задумчиво сказал он. – Может быть, что-нибудь другое… А как вы относитесь к крисам?

Я понял: он пытался выяснить, с каким из видов оружия я совсем не знаком. Мог бы не тратить времени даром – мои знания о саблях и фехтовании ограничивались романами Сабатини, прочитанными в весьма юном возрасте, да отрывочными эпизодами из фильмов с участием Эррола Флинна.

– Крис меня вполне устраивает, – сказал я.

– Нет, это, пожалуй, тоже не подойдет, – сказал Форстер, двигаясь вдоль стены. – Очень интересны двуручные мечи крестоносцев, но они чересчур неуклюжи.

– Хотя и весьма опасны – в умелых руках, разумеется, – заметил я.

– Несомненно. А на булавах вы когда-нибудь сражались?

– Ну, это нетрудно. Принцип-то ясен.

– А как насчет вот этого?

Я колебался лишь долю секунды, но Форстеру этих мгновений хватило вполне.

– Великолепно, – выдавил я, пытаясь скрыть ошибку. Но было уже поздно.

– Если не возражаете, – сказал он, – мы попробуем это. Возможно, будет забавно.

И он снял со стены боевой топор с двумя лезвиями и на короткой рукояти, к которой был привязан кожаный темляк.

– Берите второй, – сказал он. – Посмотрим, как вам это понравится.

Оружие было просто отвратительное. Оба его лезвия были изогнуты полумесяцем и остры как бритва – я специально попробовал.

– Оружие викингов, – сообщил Форстер. – Настоящее оружие берсеркеров. Не столь удобное, разумеется, как рапира, однако в опытных руках… Есть ведь особая школа фехтования на боевых топорах. В свое время викинг, вооруженный таким топором, не боялся выйти против любого меча. Берите щит, Най, – он входит в комплект снаряжения.

И опять я заколебался, дав Форстеру возможность первым выбрать себе щит из доброй дюжины развешанных по стене. Потом взял себе такой же – круглый, утыканный здоровенными бронзовыми заклепками, с петлей, чтобы крепить локоть, и ручкой для ладони. Он был на удивление легким; потом я понял, что он сделан из толстой кожи, натянутой на деревянный каркас, и усилен бронзовыми накладками.

– Ну что, попробуем? – спросил Форстер.

– Как вам будет угодно.

– Предупреждаю, у меня есть некоторый опыт обращения с этим оружием.

– Не имеет значения, – небрежно ответил я. И это было истинной правдой.

Форстер обернулся к своим приспешникам:

– В поединок не вмешиваться. Если я проиграю, это моя вина и моя беда. В таком случае вы знаете, что делать: ликвидировать всех троих и быстро убираться из Италии.

Затем он церемонно поклонился мне:

– Я весь к вашим услугам, мистер Най.

– Прекрасно, – сказал я. И улыбнулся. Это была еще одна попытка блефа с целью заставить Форстера думать, что он, возможно, и сам угодил в ловушку, выбрав не то оружие. Но пора блефов прошла. Форстер уже выставил вперед щит и поднял свой топор. Лицо его было совершенно бесстрастным. И мне предстояло драться, защищая всю ту жизнь, что у меня еще осталась.

Глава 24

Мы ходили кругами, выставив щиты и подняв топоры. Я старался сохранить позицию в центре зала, а Форстер двигался вокруг, напружинив согнутые в коленях ноги. Тут до меня дошло – в первый раз за последнее время – что я в действительности никакой не агент Икс, владеющий всеми видами оружия и огромным боевым опытом, и вовсе не умелый стратег, не боец и не волшебник, имеющий в запасе тысячи фокусов, а просто Уильям П. Най, симпатичный, миролюбивый малый, который каким-то немыслимым образом ввязался в дуэль на боевых топорах с сильным и ловким противником, которого успел уже изрядно разозлить и который намерен во что бы то ни стало меня убить, что, по всей вероятности, ему и удастся.

Форстер сделал ложный выпад и быстро нанес мощный удар. Я отпрыгнул и хотел было тоже врезать ему как следует, но ничего не вышло – Форстер тут же вновь занял оборонительную позицию. От удара тяжелым топором, хотя и нанесенного вскользь, он даже не потерял равновесия и тут же снова подхватил свой выбитый из рук топор одним лишь ловким поворотом кисти. И снова пошел в атаку.

Я принял на щит подряд два удара, нанес Форстеру боковой удар, промахнулся и понял, что ударил чересчур сильно, а потому не успел отступить – топор Форстера уже падал на мою незащищенную руку.

Прыгнув вперед, я толкнул Форстера в грудь, он промахнулся, отскочил, молниеносно сделал обманное движение щитом и нанес еще удар. Он сбил меня с толку, но я все же успел парировать его выпад своим топором. Рука тут же онемела от страшного удара.

Я понял, что проигрываю схватку, чего, собственно, и следовало ожидать. Мне стало страшно. Агент Икс ни при каких обстоятельствах проиграть не мог.

Форстер опять наступал, делая обманные движения щитом и топором. Он улыбался. И где только этот ублюдок так научился владеть боевым топором?! Я нанес удар, он прикрылся, быстро ответил выпадом, целясь мне в голову, а затем сделал еще один стремительный выпад, снизу вверх, стараясь проскочить под моим щитом. Я не успел вовремя парировать удар, и топор Форстера распорол мне левое бедро.

Боль отрезвила меня. Я заметил, что Кариновский и Гуэски сидят рядом на диване и с мрачным видом следят за боем. Три человека из команды Форстера стояли в дальнем конце зала, опустив пистолеты и наслаждаясь поединком. И мне вдруг нестерпимо захотелось выиграть! Пусть потом будет что угодно, но сейчас мне нужна была только победа.

Я нанес стремительный удар, заставив Форстера покачнуться. Я размахивал тяжеленным топором так, точно отмахивался от полчищ москитов; Форстер отступал; ему то и дело грозили удары – в голову, в живот, снова в голову… Однако он всегда успевал отбить мой удар топором или щитом. А потом и сам нанес мне удар, поднырнув под мою незащищенную правую руку, как боксер.

Парировать его выпад было поздно. Я бросился в сторону и ушел от удара, отделавшись длинной неглубокой раной поперек ребер. Мы разошлись и снова начали кружить, примериваясь к новому броску.

Пока что получалось у меня плоховато. Форстер же все время наносил мне небольшие раны. Достаточно плохо было уже то, что сам он отлично умел обращаться с боевым топором; но еще хуже – что он уже понял: мне это оружие совершенно незнакомо.

Форстер продолжал кружить возле меня, делая обманные движения, отступая и вновь делая выпады, прыгая то назад, то вперед. Я поворачивался вслед за ним, стараясь успеть; дышал я уже хрипло, с трудом; правая рука буквально отваливалась под тяжестью пяти или шести фунтов стали. Я чувствовал, как устала спина, а левое, раненое бедро начинало неметь и распухать.

Внезапно Форстер нанес рубящий удар, отколов кусок от моего щита, тут же высвободил топор и снова ударил – снизу вверх, чуть не отрубив мне левую руку. Я вывернулся и тоже ударил; может быть, я бы даже ранил его, если бы у меня хватило сил. Я, конечно, успел уже кое-что усвоить, но учился слишком медленно, да и проку от этого было немного. Мы еще раз обменялись ударами, и он успел ранить меня в бок.

Я по-прежнему желал победы, хоть и понимал, что мне ее не видать. Нет, я не сдамся! Этот Форстер надеется запросто порубить меня на куски, но агент Икс на такое поражение просто не имеет права. У агента Икс один девиз: «Победа!» А средства роли не играют. Годится все, любые приемы, честные и нечестные. Единственное условие – победить во что бы то ни стало.

Но была одна проблема: как достичь столь желанной цели?

Я пришел к выводу, что единственный для меня шанс – в самом Форстере. Ведь если бы он хотел просто убить меня, он бы давно уже это сделал. Но он почему-то стремился растянуть удовольствие. И мне следовало воспользоваться этой единственной возможностью.

Он снова ринулся на меня, и я отскочил, приняв наконец решение. Он нанес рубящий удар, словно взломщик, пытающийся выбить дверцу сейфа, и я снова отступил. А потом споткнулся и упал навзничь.

Я тут же попытался закрыться щитом, однако ноги остались незащищенными. Форстер легко мог искалечить меня, но не стал, а, засмеявшись, лишь потыкал меня в щиколотку кончиком топора.

– Вставайте же, мистер Най, прошу вас, – сказал он. – Мне так неинтересно. – И даже отошел на несколько шагов. Я так и думал, что он это сделает.

Я медленно поднялся на ноги, незаметно высвободив кисть правой руки из темляка топора. Отступив назад, я сделал ложный выпад, словно намереваясь ударить его в подбородок. Форстер машинально вскинул щит, открыв грудь и живот, и я, размахнувшись изо всех оставшихся у меня сил, метнул в него топор, отпустив его рукоять в самой крайней точке размаха.

Форстер все-таки успел догадаться о моем намерении и инстинктивно опустил щит. Его мастерскую защиту свела на нет лишь бездарность моего броска. Вовремя отпустив рукоять топора, я, к сожалению, зацепился большим пальцем за темляк, чуть изменив траекторию броска.

Форстер же, все сделав правильно, просто не учел мою неуклюжесть. И оказался совершенно неготов, когда брошенный мною топор рикошетом отскочил от пола футах в двух от него, подпрыгнул, точно атакующая кобра, и угодил прямо в него, пролетев как раз под щитом.

Он почуял опасность лишь в самый последний миг и быстро опустил щит. Послышался тяжелый лязг металла – это нижний край щита ударил по моему топору – и я понял, что окончательно проиграл.

Форстер по-прежнему улыбался. Вдруг его рука, державшая щит, упала, и я увидел, что топор вонзился ему в грудь по самый обух. Форстер все-таки не успел. Его щит ударил по рукояти моего топора, когда лезвие уже сидело в груди.

Все еще улыбаясь, он рухнул на пол. И тут же словно взорвался вулкан.

Глава 25

Все это время я был занят исключительно поединком с Форстером; мне и в голову не приходило, что Гуэски и Кариновский поджидают удобного момента, намереваясь что-то предпринять. А они, оказывается, были наготове. И как только мой топор вонзился Форстеру в грудь, перешли к решительным действиям.

Гуэски метнулся к увешанной оружием стене. А Кариновский – в противоположную сторону, к сервировочному столику возле камина. И они начали одновременно с двух сторон метать сабли, бутылки джина, булавы, банки с маслинами, ассегаи, шейкеры для коктейлей и все, что попадалось под руку, так что людям Форстера пришлось несладко.

Кариновский крикнул мне:

– Возьмите у него пистолет!

Я кинулся к упавшему Форстеру и обшарил его карманы. Охрана вовсю палила по нам, но тут я нащупал наконец здоровенный браунинг и тоже начал стрелять. Меня отчасти прикрывало тело Форстера, в которое то и дело впивались пули.

– Давайте скорей сюда! – крикнул Кариновский. Я увидел, что он, схватив тяжелый кофейный столик, метнул его через весь зал, а Гуэски в это время укрылся за диваном. Вскочив на ноги, я ласточкой перелетел через спинку дивана, грохнувшись всем телом об пол, но вне досягаемости для пуль противника.

Теперь мы все трое сгрудились за диваном. У нас был один пистолет на всех, в магазине которого из 13 патронов еще оставалось 9. Если бы люди Форстера бросились на нас все сразу, игра закончилась бы в одну минуту. Но они и сами прятались за тяжелой мебелью и, видимо, никак не могли решить, как им вести себя дальше. Было слышно, как они переговариваются. Похоже, они решили все же в атаку не ходить.

Ситуация сложилась тупиковая. Конечно, это была еще не победа, но и не поражение; во всяком случае, сидеть за диваном была куда лучше, чем погибнуть от удара топора или от дурацкой пули. Люди Форстера прятались за креслами и столами футах в двадцати. Широкое панорамное окно было как раз у них за спиной. А у нас сзади находился камин. Выйти из гостиной можно было лишь через дверь, находившуюся справа от нас. Но перед дверью пространство было совершенно открытым. Там проскочить не могли ни мы, ни люди Форстера.

– Что будем делать? – спросил Гуэски.

Ответ у меня был готов:

– Подождем.

– Может, в селении услышат выстрелы? – предположил Кариновский.

Гуэски пожал плечами:

– Возможно. Но сейчас ведь не сезон – во всех этих городках осталось максимум по одному полицейскому.

– Все лучше, чем ни одного, – мрачно заметил я. – Может, нас и выручат.

– Рискуя собственной жизнью? – усомнился Гуэски. – Не стоит и рассчитывать. В лучшем случае полицейский может сообщить местным властям в Беллуно – это в 50 милях отсюда. Тогда, возможно, пришлют еще людей. Поездом.

Было слышно, как люди Форстера шепотом совещаются.

– Наши друзья на вилле Сантини тоже могут услышать стрельбу, – сказал я.

– Несомненно, – отвечал Кариновский. – В итоге они ее, конечно, услышат. Только вот как долго придется этого ждать?

Охранники Форстера перестали шептаться. Послышался скрип и грохот передвигаемого по полу тяжелого стола; я быстро выглянул из-за дивана.

– Они приближаются к нам под прикрытием мебели, – сообщил я.

Кариновский понимающе кивнул.

– Ага! – сказал он. – Старая военная уловка. С передвижными щитами воевали еще древние греки, если не их предшественники.

– А нам что предпринять?

– Очень просто: нам следует поливать нападающих с крепостной стены горящим маслом и расплавленным свинцом.

– Не годится, придумайте что-нибудь другое, – сказал я. – А вы, Гуэски, займите позицию на том конце дивана и будьте наготове.

«Передвижные щиты» были уже футах в десяти от нас. Выглянув из-за дивана, я выстрелил по ближайшему столу. С такого расстояния 9-миллиметровая пуля пробила его насквозь, и стол двигаться перестал. Противник сделал несколько выстрелов по дивану; я отпрянул назад и перебросил пистолет Гуэски.

– Только один выстрел, – прошептал я.

Он высунулся и выстрелил. Второй «щит» тоже остановился. Я взял у Гуэски пистолет, и вдруг мне в голову пришла блестящая идея.

– Стреляйте еще, Гуэски, – крикнул я, не возвращая пистолет ему. – Стреляйте же, стреляйте! – И, вскочив на ноги, я увидел их всех сразу. Они лежали плашмя за своими столами. Я выстрелил три раза подряд, услышав, как кто-то завопил от боли, потом снова спрятался за диван.

«Передвижные щиты» замерли на месте. Люди Форстера опять принялись совещаться шепотом. Кариновский тихо сказал:

– Теперь они пойдут в атаку.

– Вряд ли, – откликнулся Гуэски. – Слишком опасно.

– А что им еще остается? – продолжал размышлять вслух Кариновский. – Если все это будет продолжаться достаточно долго, они рискуют попасть в руки полиции. Сознавая это, они все-таки вынуждены будут наступать.

– Думаю, вы правы, – поддержал я Кариновского. – А потому нам следует напасть первыми.

Я передал Кариновскому пистолет, сказал Гуэски:

– Пошли, – и пополз назад, по направлению к камину. Гуэски последовал за мной. На лице его легко читалось сомнение. Я снял пиджак, обернул им руку и дождался, пока Гуэски проделает то же самое. Потом мы дружно принялись вытаскивать горящие головни из камина, обжигая руки и страшно ругаясь. Кариновский время от времени обменивался выстрелами с людьми Форстера, по-прежнему прятавшимися за столами.

Скоро перед нами оказалась уже добрая дюжина горящих головней.

– Отлично, – сказал я. – Теперь попробуем поджечь гардины. – И мы стали метать в них свои зажигательные снаряды. Кариновский был начеку.

Гардины начинали дымиться. Люди Форстера поспешно двинули свои «щиты» назад. Потом сорвали гардины с окон и принялись их затаптывать.

Именно этого я и ждал. Схватив горящее полено, я стремительно вскочил – так воины с дротиками выскакивают из засады – и метнул горящее полено в панорамное окно. Стекло разлетелось вдребезги, и в гостиную ворвался холодный ветер с гор. Огонь, будто почувствовав прилив сил, принялся за ковер на полу, который начал шипеть и потрескивать, а гардины охватило уже яркое пламя.

Мы продолжали швырять поленья, а Кариновский успешно подстрелил еще одного охранника, чем сильно отвлек внимание остальных. Покрытая лаком мебель тоже начинала гореть; огонь явно выходил из-под контроля. Люди Форстера оказались в весьма плачевном положении: под нашими выстрелами пожар им было не потушить, а стрелять самим, будучи окруженными пламенем, было как-то неразумно.

Двое из них бросились к двери. Кариновский ранил первого и уложил второго. Последний оставшийся в живых попытался выскочить в окно. Однако бедняга недостаточно высоко подпрыгнул. Завопив от боли, он застрял в центральной части окна, напоровшись на кучу острых осколков. Волосы его уже начинали дымиться. Кариновский прикончил его последней пулей.

Пора было и нам выбираться из горящего дома. По правде сказать, мы и так слишком задержались. Кариновский едва стоял на ногах. На полпути к двери он рухнул на пол. Я попытался его поднять, но сил уже не было и у меня. Левая рука почему-то совсем не повиновалась, и лишь теперь я обнаружил, что в ходе боя мне кто-то прострелил кисть.

Гуэски вскинул Кариновского на плечо, и мы стали продвигаться к двери, ничего не различая в дыму. В итоге мы наткнулись на стену и пошли дальше ощупью. У меня даже возникла абсурдная уверенность, что сейчас мы ввалимся в какую-нибудь кладовку. Я все убеждал Гуэски, что надо проверить, правильно ли мы идем. Мы почему-то все шли и шли; ощущение было такое, будто мы бродим кругами.

Потом моя левая нога окончательно отказала, и я упал, зная, что мне никогда больше не подняться. Гуэски остановился, и я заорал, чтобы не останавливался, а продолжал идти. Но он почему-то не двинулся с места, а опустился на колени и уложил Кариновского со мною рядом.

Странно: огонь оказался очень холодным. И почему-то мокрым!

Я немного поразмышлял на сей предмет и открыл глаза. Оглядевшись, я увидел, что лежу на мокрой траве, а охотничий домик весело пылает футах в пятидесяти от нас. Мне хотелось спросить Гуэски, как нам удалось выбраться наружу и жив ли Кариновский, но сил у меня совсем не осталось.

Через некоторое время мне показалось, что нас окружила толпа местных крестьян, среди которых был и один полицейский, крайне смущенный, а также – несколько американцев. Я узнал среди них своего старого приятеля Джорджа. И своего нового приятеля – полковника Бейкера.

– Най, – почему-то все спрашивал полковник, – с вами все в порядке? Мы, честное слово, спешили изо всех сил! Получив записку Гуэски, мы подумали…

– Меня не интересует, что вы подумали, полковник, – внятно произнес я, перебивая его. – Меня интересуют ваши конкретные действия, и я нахожу их абсолютно неэффективными, а ваше поведение – достойным всяческого сожаления.

Приятно было видеть, что Бейкер смутился. У меня имелось наготове еще несколько изысканных оценок его деятельности, однако высказать их я уже не успел: в этот самый миг меня покинули последние силы.