Текст книги "Все романы Роберта Шекли в одной книге"

Автор книги: Роберт Шекли

Пятого августа паломники на рассвете покинули Форт-Лами. Четыреста человек набились в восемь грузовиков. Они знали, что их хадж начался. Все происходившее до этого момента было лишь подготовкой. Даже те, кто уже проделал тысячемильный путь от Верхней Вольты или Того до сборного пункта в Форт-Лами, лишь с этого момента по-настоящему ощутили, что отправились в паломничество. Почти все эти люди были жителями небольших деревушек. Они пришли сюда с запада и с юга: мужчины, женщины, дети из Вольты, Нигерии, Дагомеи, Камеруна, из Убанги-Шари на юге Чада и из северных провинций бельгийского Конго. Теперь их путь вел на восток, к Мекке и священным городам Аравии. Паломники были преисполнены изумления – их путешествие действительно началось.

В переполненных грузовиках начали происходить открытия. Почти каждый паломник обнаружил рядом с собой чужаков из десятка стран, объясняющихся на двадцати разных языках. Одетым в белое северянам из деревень, окружающих Тимбукту, Мопти, Гао, Угадугу и Кано, с трудом верилось, что люди с юга – истинные мусульмане. Южане из окрестностей Яоунде, Форт-Арчемболта, Банги и Браззавиля подозревали, в свою очередь, что северяне подражают арабам. И все-таки они вместе отправились в паломничество, и все они были братьями по вере. Лишь ислам мог сделать так, чтобы фулани ехал рядом с яо, хауса рядом с сонхей, а йоруба рядом с ашанти. Ислам распахнул перед ними двери в мир, сделал их всех братьями и дал им общую цель.

Это чудо стало возможным лишь благодаря щедрости Мустафы ибн-Харита. Четыреста паломников неустанно поминали его в своих молитвах.

Колонну грузовиков возглавлял Харит на своем «Лендровере». Прокопулос ехал вместе с торговцем. За паломниками ехал грузовик с французскими солдатами, а следом – автобус, нанятый европейцами.

В июле здесь прошли сильные дожди, и потому путешественники выбрали северную дорогу на Моссоро, чтобы обогнуть озеро Фитри и разлившуюся реку Бата. Их путь должен был пройти по самой границе Сахары, по плоской песчаной равнине, заросшей колючим кустарником. Паломникам везло: за первую сотню миль они задержались лишь раз, у разлившейся вади [вади – сухое русло, наполняющееся водой лишь во время сезона дождей]. Проехав Аоуни, колонна развила приличную скорость и к ночи добралась до Ати.

Здесь путешественники сделали остановку, чтобы отдохнуть и заправиться бензином. Поговорив с Харитом, Прокопулос отправился навестить европейцев. Он обнаружил, что те пребывают в скверном расположении духа: оказалось, что у автобусика из Форт-Лами нет рессор, и путешествие на нем до Эль-Фашера обещало стать довольно безрадостным.

Господин Прокопулос посочувствовал путешественникам и сказал, что у него есть предложение.

– Мой компаньон, господин Харит, великодушно предоставляет свой «Лендровер» в ваше распоряжение. Он думает, что там вам будет намного удобнее, чем в автобусе.

– Это очень любезно с его стороны, – сказал доктор Эберхардт. – Но мы там не поместимся.

– К сожалению, это правда. Но там вполне может с удобством разместиться половина вашей группы. Господин Харит предлагает, чтобы четверо из вас ехали вместе с ним до Абеше, а остальные трое – от Абеше до Эль-Фашера.

– По-моему, неплохая мысль, – откликнулся Отт. – Кто войдет в первую очередь?

– Конечно же, это предстоит решить вам самим, – любезно проговорил Прокопулос.

После некоторого спора путешественники решили бросить жребий. В первую группу вошли два парагвайца, американский инженер и британский майор. Прокопулоса это вполне устроило. Теперь он сможет в течение восьми-десяти часов поговорить с каждым из них, послушать, как разговаривают они друг с другом, понаблюдать за всеми. Грек был уверен, что по пути от Форт-Лами до Эль-Фашера он обязательно поймет, кто из этих людей Стивен Дэйн.

Прокопулос представил четверых европейцев Хариту. Тот степенно поклонился и поздоровался с ними на плохом французском. На рассвете они тронулись в путь, направившись к Абеше.

– Вы долго находились в Судане? – спросил Прокопулос у британского майора.

– Полагаю, вы назвали бы это достаточно длинным отрезком времени, – ответил майор Харкнесс. Прокопулос подождал, но майор не стал развивать свою мысль. Вместо этого он принялся смотреть через окно на монотонную желто-серую равнину. Два парагвайца переговаривались по-испански. Инженер прикуривал.

– Должно быть, вы приобрели очень интересный жизненный опыт, – продолжил Прокопулос, пытаясь найти зацепку и завязать разговор. С момента отъезда из Ати путешественники еще не перекинулись ни единым словом.

– Ну, не знаю. Опыт как опыт, ничего особенного, – откликнулся майор Харкнесс, не отрываясь от окна, и опять ничего больше не добавил. У майора была сдержанная манера поведения, которая, по мнению Прокопулоса, вообще являлась отличительной чертой англичан. Майор был очень вежлив, но его немногословные ответы давили беседу в зародыше. Он был невыносим, но Мак-Кью вообще не желал отвечать на вопросы, а парагвайцы болтали по-испански и пересмеивались. Подавив приступ ненависти, Прокопулос спросил:

– Вам нравится жить в Судане, майор?

– Пожалуй, да. Это довольно интересная страна.

– Но ведь здесь нет ни театров, ни кино, – сказал Прокопулос, выдавив из себя смешок. – Вы не скучаете по развлечениям?

– Я об этом особо не задумывался, – ответил майор Харкнесс. Очередная попытка завести разговор бесславно скончалась. Майор продолжал смотреть в окно: очевидно, неизменный пейзаж чем-то его очень интересовал. Прокопулос никак не мог решить, чувствует ли он себя оскорбленным или нет. «Лендровер» кренился, проезжая по изрытой глубокими колеями дороге. Европейцы сидели, словно плакальщики в катафалке.

После пяти минут молчания Харкнесс неожиданно изрек:

– Я не поклонник театра. Но я люблю охотиться.

– В самом деле? – спросил Прокопулос.

– Да. В Судане прекрасная охота, особенно в верховьях Нила. Сейчас там уже не то что десять лет назад, но все равно это лучшее место для охоты во всей Африке.

Эта внезапная вспышка красноречия удивила Прокопулоса. Он совершенно не разбирался в охоте и не понимал, почему людям нравится гоняться за животными и стрелять в них. Но, чтобы поддержать беседу, Прокопулос спросил:

– А вы охотились в других районах Африки?

– Да. В основном в Восточной.

При упоминании охоты полковник Рибейра оживился и счел нужным присоединиться к разговору.

– А вы охотились в Кении? – спросил он.

– Да, – ответил майор Харкнесс.

– Я собираюсь поохотиться в Кении, – сказал Рибейра. – И еще в Танганьике. После Адена я рассчитываю совершить тур по Восточной Африке.

Прокопулос тут же насторожился.

– Я собирался поохотиться в Йемене, – продолжал Рибейра, – но мне не дали визу. Ну что ж, говорят, в протекторате Аден тоже есть превосходные газели.

– Не только газели, но и ориксы, – заверил его Харкнесс. – Возможно, мы как-нибудь сможем поохотиться вместе.

– Майор Харкнесс, – оживился Рибейра, – для меня было бы величайшим удовольствием, если бы вы составили мне компанию.

– Ну что ж, мы вполне можем это устроить.

– Простите, сэр, – обратился Прокопулос к американскому инженеру, – а вы тоже спортсмен?

Мак-Кью поднял голову. Его загорелое лицо было мрачным и угрюмым.

– Нет, – ответил он. – Я не охочусь.

– И я тоже, – сказал Прокопулос. – Но в мире много интересного. Судан – очаровательная страна. А Аравия! Аравия просто прелестна.

– Вы так считаете? – вяло поинтересовался Мак-Кью.

– Я никогда там не бывал, но мне так говорили.

– Вам безбожно соврали. Аравия – это пустыня. Там нет ничего хорошего, кроме лежащей под ней нефти.

– Да, это бесплодная страна, – согласился Прокопулос. – Но люди…

– Некоторые из них богаты, – сказал Мак-Кью, – а остальные живут на грани голодной смерти. А дети почти поголовно болеют трахомой.

– Если вам так не нравится эта страна, зачем вы туда возвращаетесь?

– Затем, что меня туда послали. Компания, в которой я работаю, строит в порту Джидды новый волнолом.

– Джидда – не слишком уютный город, особенно летом.

– Она неуютна круглый год, – довольно приветливо произнес Мак-Кью. Он выглядел счастливым только тогда, когда говорил о том, чего не любил.

– А куда вы отправитесь, когда построите этот волнолом?

– Откуда я знаю? Куда пошлют, туда и отправлюсь. В мире полно жарких, пыльных, кишащих болезнями мест, и мне, похоже, предстоит все их посетить.

– Возможно, в будущем вам повезет больше, – сказал Прокопулос. – Может, ваша компания даст вам работу в вашей собственной стране, недалеко от вашего дома.

– Маловероятно. В Калифорнии и без меня полно инженеров.

– Но надеяться ведь можно. Мне говорили, что Калифорния – очень красивое место.

– На этот раз вам сказали правду. Там здорово. Лично я надеюсь, что никогда больше туда не попаду.

– Боюсь, я не совсем вас понял, сэр.

– Забудьте об этом, – с неожиданной злобой ответил Мак-Кью. – Мне просто нравится работать за границей, в местах наподобие Джидды. Трахома, кишечные паразиты, двойное жалованье и периодически выделяемые суммы на путешествия. Неплохо.

И инженер отвернулся. Прокопулос не знал, что и думать об этой вспышке. Возможно, этот американец – неуравновешенный человек. А возможно, он играл.

И инженер, и парагвайцы, и британский майор – все они направлялись на Аравийский полуостров. А кого можно вычеркнуть из другой группы?

Время приближалось к полудню, и в открытые окна врывался раскаленный воздух пустыни. Прокопулос с трудом удерживался от того, чтобы зажмуриться. Эчеверрья спал. Мак-Кью сидел, уставившись в пол. Рибейра и Харкнесс обсуждали ружья и патроны.

Харит, управлявший «Лендровером», спросил по-арабски:

– О чем они говорили?

– Об охоте и об инженерном деле, – ответил Прокопулос.

Харит кивнул. «Лендровер» приближался к суданской границе, за ним следовали восемь грузовиков с паломниками и автобус.

В Абеше грузовик с французскими солдатами покинул караван и свернул на север, чтобы сменить заставы в Боркоу. Путешественники отдохнули часа четыре, после чего отправились в Гезейну, город, расположенный уже в Судане. Этот участок пути был довольно легким. Теперь они попали в настоящую Сахару. Вокруг не было видно даже намека на то, что где-то существует какой-то там сезон дождей. Почва была серой и бесплодной. С каждым годом пески ползли все дальше на юг, угрожая редким полям проса. Лишь изредка купы деревьев оживляли безрадостный желто-коричневый пейзаж. Сам Абеше оказался унылым городишком, заполненным верблюдами, овцами и грязными лачугами. Еще здесь находился французский форт, построенный из необожженного кирпича. Выглядел он точно так же, как, по мнению Голливуда, должен выглядеть штаб Иностранного легиона в Сиди-бель-Абесе.

Первая группа европейцев вернулась в автобус, а вторая пересела в «Лендровер». Доктору Эберхардту хотелось поговорить об археологических загадках Африки. Он избрал в качестве слушателя Чарльза Отта, нервного родезийца. Ученый решил, что Отт должен интересоваться историей своей страны. Исходя из этого, доктор Эберхардт принялся рассказывать о древнем Мапунгубве, находившемся на границе Южной Африки и Родезии, и о великом королевстве Мономапате, некогда простиравшемся от Трансвааля до бельгийского Конго. Отт слушал без особого интереса. Но когда Эберхардт рассказал о золоте, найденном в Зимбабве, родезиец оживился. Здесь было много золота, в основном в Мапунгубве. Кроме того, золотые изделия нашли также в Ньекерке и в Иньянге, в Южной Родезии. Услышав об этом, Отт заявил, причем совершенно серьезно, что археология – не такая уж скверная штука.

Прокопулос тем временем слушал и наблюдал. Его интересовал голландец, Лоренс ван Хаарнин, называющий себя туристом. Это был высокий, худощавый, сильный на вид, загорелый мужчина. На тыльной стороне левой руки у него виднелся небольшой шрам, судя по виду – от старой ножевой раны. Голландец таскал с собой дна фотоаппарата и экспонометр и как-то сказал Прокопулосу, что иногда посылает фотографии в голландские журналы. Но Прокопулос не видел, чтобы вам Хаарнин хоть раз щелкнул фотоаппаратом. Он казался человеком спокойным, одним из тех, на кого можно положиться при неожиданных обстоятельствах. Прокопулос подумал, что в ван Хаарнине чувствуется способность к насилию. Впрочем, то же самое можно было сказать о Рибейре, Мак-Кью и Чарльзе Отте. Но это качество ощущалось в каждом из них по-разному. Парагваец создавал впечатление холодной, злобной безнравственности. Мак-Кью походил на человека, готового при случае подраться. В Отте эта склонность к насилию отдавала предательством. А ван Хаарнин словно держал ее под надежным контролем, но лишь для того, чтобы в нужный момент пустить в ход.

Прокопулос напомнил себе, что все это еще ничего не доказывает. Это были лишь впечатления, не подкрепленные фактами. Впрочем, греку не оставалось ничего иного, как продолжать прислушиваться к своим впечатлениям. Исходя из них Прокопулос попытался вычеркнуть троих подозреваемых. Доктор Эберхардт выглядел слишком старым, а майор Харкнесс и капитан Эчеверрья были недостаточно высокими.

Оставалось четверо: Мак-Кью, Отт, Рибейра и ван Хаарнин. Двое из них направлялись в Аравию: Рибейра – в Аден, а Мак-Кью – в Джидду. Отт ехал в Бейрут, а ван Хаарнин – в Каир. Если исходить из этого, первые два казались более подозрительными. Или нет? Возможно, как раз они и не были ни к чему причастны. Человек вполне может заявить, что направляется в Каир или Бейрут, а вместо этого поехать куда угодно. Агент полиции вполне способен так поступить.

Прокопулос почувствовал приступ раздражения. Все было так зыбко и расплывчато! Дэйн был только частью проблемы. Не следовало забывать и об эль-Тикхейми, который, возможно, находился сейчас несколько севернее и как раз ехал в Омдурман. Еще одной частью проблемы был сам Харит, которому ни в коем случае не следовало доверять. И было что-то еще, касающееся четырех подозреваемых, что-то важное. Какая-то промелькнувшая мысль, связанная с работой Дэйна в Эль-Джезире, с его долгим пребыванием на Канарах и с внезапным отъездом в Дакар. Что ж это за мысль? Какая из частей его путешествия приобрела новое значение? Прокопулос почти ухватил мысль за хвост…

– Простите, мистер Прокопулос, это там случайно не Адре? – прервал его размышления ван Хаарнин.

Прокопулос поднял голову и увидел стоящий на пологом склоне розово-оранжевый город. Большинство домов было крыто шифером или черепицей, что придавало городу сходство с европейской деревней.

– Да, – ответил Прокопулос, – это Адре. – Он попытался вспомнить ускользавшую мысль, но та уже исчезла. А может, и вовсе не существовала.

– Здесь уже прохладнее, – заметил ван Хаарнин. – И сам город выглядит довольно мило.

– Да, действительно, – согласился Прокопулос. – Может, попросить господина Харита остановить машину, чтобы вы могли сфотографировать город?

– Нет-нет, спасибо, – сказал ван Хаарнин. – Я повидал множество подобных городов. Обычно я не снимаю ландшафты и памятники архитектуры.

– А что же вы фотографируете? – спросил Прокопулос.

– Людей, – ответил ван Хаарнин. – Меня привлекают лица людей. История каждого человека запечатлена на его лице.

– Да, так говорят.

– А иногда на чьем-нибудь лице можно прочесть историю целой страны или расы, – сказал ван Хаарнин. – По лицу человека нетрудно прочесть его прошлое, а порой даже и будущее.

– И что, для этих свидетельств судьбы вам требуется два фотоаппарата? – поинтересовался Чарльз Отт.

– На самом деле это необязательно. Просто я предпочитаю для портретов использовать «Роллекс», а для фотографий навскидку – «лейку». Часто кого-нибудь можно сфотографировать лишь неожиданно.

– Очень любопытно, – пробормотал Прокопулос.

– Я рад, что вы так считаете, – сказал голландец. – Вы обязательно должны разрешить мне сфотографировать вас, мистер Прокопулос. Я пришлю вам фото, когда вернусь в Европу и проявлю пленки.

– Я уверен, что это будет замечательно, – нахмурившись, проронил Прокопулос. – Вы прочли на моем лице какую-то историю?

– На каждом лице, написана своя история. Но ваша выглядит очень запутанной.

– Для меня в этих рассуждениях слишком много всякой дурацкой мистики, – заявил Отт. – Может, вы хотите получить и мою фотографию?

– Она у меня уже есть, – ответил ван Хаарнин.

– То есть как?

– Я взял на себя смелость потихоньку сфотографировать вас в Форт-Лами. Надеюсь, вы не станете возражать?

– С чего вдруг я должен возражать? – сказал Отт. Но, судя по тону, это ему не понравилось. – А мистера Харита вы тоже сфотографировали? На его лице точно написана история.

Ван Хаарнин посмотрел на Харита, молча ведущего автомобиль.

– Нет, – сказал голландец. – Мистера Харита я не фотографировал. Но обязательно сфотографирую, если он будет не против.

– Лично я, – вмешался в разговор доктор Эберхардт, – не вижу никакого смысла в фотографии. Разве что она может быть полезна при научной классификации.

– У вас необычный взгляд на вещи, – вежливо откликнулся ван Хаарнин.

Они проехали через Адре. Впереди лежала граница. Ее отмечала заброшенная хижина, где некогда располагалась застава. Колонна миновала хижину и очутилась на территории Судана. Прокопулос обдумывал разговор с ван Хаарнином. Ему этот разговор не нравился, и, уж конечно, Прокопулос не хотел, чтобы голландец его фотографировал. Зачем ван Хаарнин заговорил об этом? Мог ли секретный агент затеять такой разговор, чтобы вывести противника из себя? Или это была просто невинная просьба туриста?

После Генейны дорога постепенно пошла вверх. Вокруг раскинулась гористая местность, земля изломанных скал и пересохших вади. Рессорам «Лендровера» пришлось туго: машина ныряла из стороны в сторону, объезжая выбоины. Колонна поднималась в гору примерно в течение пяти часов, и после захода солнца они попали на высокогорное плато. Воздух был свежим и чистым, как на альпийских лугах. На краю плато лежал городок Кебкабья. Здесь машины дозаправились, а пассажиры поели и до рассвета подремали в кофейнях.

С первыми же лучами солнца снова двинулись в путь. Теперь колонна спускалась среди опасного нагромождения валунов. Машины постоянно шли на первой передаче. То и дело визжали тормоза. Потом колонна выбралась на другое плато, которое было больше вчерашнего. Оно заросло кустарником и колючими деревьями. Далеко впереди виднелись круглые верхушки дюн. Путешественники подъехали поближе и увидели город Эль-Фашер, окруженный невысокими холмами.

Здесь путешественникам предстояло остановиться на день или два, и здесь же, как сказал себе Прокопулос, следовало решить вопрос с Дэйном. Этого человека нужно было убить во время остановки. Удобнее всего сделать это здесь, пока от Хартума и центрального полицейского бюро их отделяло шестьсот миль. Но кто из европейцев должен умереть?

Прокопулос непрерывно думал об этих путешественниках с самого момента их встречи в Форт-Лами. Грек взвешивал все подмеченные черты и поступки и сопоставлял их с тем, что ему было известно о Дэйне. Он сравнивал каждого европейца со своим представлением о тайном агенте. И теперь, при въезде в Эль-Фашер, Прокопулос сделал кое-какие выводы.

8 августа 1952 года, Эль-Фашер

В Эль-Фашере европейцы остановились в отеле «Белый Нил». Они решили в самое жаркое время дня отдохнуть в своих номерах, а потом сходить в кассы авиалиний. Между Эль-Фашером и Суданом летали и суданские, и эфиопские самолеты. Сомнительно, конечно, чтобы во время хаджа на них оказались свободные места, но попытаться стоило.

Доктор Эберхардт уселся за письменный стол и развернул карту. На карте был изображен Судан: от провинций Верхнего Нила до египетской границы и от Дарфура до Красного моря. Еще там поместилась часть Аравии. Доктор взял красную ручку и принялся отмечать на карте места, где были обнаружены руины сабеанских городов. Сперва он отметил свой пункт назначения – Мерое. Потом – Добару рядом с Суакином. Нахмурившись, доктор долго сидел над картой, потом отложил ее в сторону. На лице его застыло выражение досады.

Майор Харкнесс закончил читать английскую газету недельной давности. По обыкновению, в мире царил полный бардак. Как сообщалось, в Египте произошла революция. Короля Фарука свергли; вместо него к власти пришел какой-то Наджиб. Французское правление в Тунисе переживало глубокий кризис. На Синайском полуострове начались пограничные инциденты. Группа, именующая себя «May-May», совершила несколько террористических актов в Кении. Происходящие в Корее переговоры зашли в тупик.

Харкнесс аккуратно свернул газету, лег на кровать и закрыл глаза. Через несколько минут он заснул.

Ван Хаарнин зарядил в свою «лейку» 135-миллиметровую пленку. Потом он сел в кресло у окна и принялся наблюдать за расположенным внизу входом в отель.

Мак-Кью изучал отчет об обследовании порта Джидды. Из отчета выпало письмо. Оно было отправлено из Кейптауна и нагнало Мак-Кью в Дакаре. Инженер засунул письмо обратно и закрыл глаза, но не заснул.

Рибейра и Эчеверрья сняли двухместный номер. Они разговаривали о Парагвае, пока Эчеверрья не задремал. Тогда Рибейра извлек из своего багажа учебник арабского языка и попытался было его штудировать. Через несколько минут полковник захлопнул учебник и взял книгу об охоте в Восточной Африке.

Чарльз Отт наблюдал за ящерицей. Ящерица ползла по стене, подбираясь к большой мухе с радужными крылышками. Когда ящерица подползла достаточно близко, чтобы дотянуться до нее своим длинным языком, муха улетела.

– Не повезло тебе, старина, – сказал Отт ящерице. Он повесил свою легкую куртку на спинку стула и извлек из внутреннего кармана небольшой автоматический пистолет – «беретту» 32-го калибра. Отт вынул обойму, повел дулом, несколько раз нажав на спусковой крючок, потом разобрал пистолет. Он почистил «беретту» при помощи лоскута хлопчатобумажной ткани и бутылочки с машинным маслом. Во время работы родезиец что-то тихо бормотал себе под нос. Потом Отт стер лишнее масло, собрал пистолет, проверил, как ходит спусковой крючок, заново зарядил «беретту» и спрятал в кожаную кобуру.

Потом родезиец лег на кровавь и принялся смотреть в потолок. Казалось, он о чем-то сосредоточенно думает, но минут через десять жара подействовала на него усыпляюще. Отт положил куртку поближе к себе, развязал шнурки и уснул.

Прокопулос также остановился в отеле «Белый Нил». Греку некогда было предаваться сиесте – слишком много нужно было успеть за время остановки в Эль-Фашере. Прокопулос вышел из своего номера и направился к дому, в котором остановился Харит. Грек изложил Хариту свои соображения и планы, и Харит кивнул. На его темном непроницаемом лице не отразилось – ни интереса, ни беспокойства. Торговец предоставил Прокопулосу волноваться вместо себя.

Прокопулос, который вообще не отличался любовью к людям, решил, что Харит ему ненавистен. Он подумал, что у всех арабов – белые они или черные, христиане или мусульмане – есть по крайней мере одно общее свойство: они любят строить из себя этаких богов, превосходящих обычного человека и выдержкой, и бесстрастностью. Вид-то они строят, но настоящего спокойствия в них ни на грош. Они не постояннее латинян, даже когда стараются выглядеть устойчивыми, как скала. Мужества в них немного, а мудрости и того меньше. Одна лишь их жестокость несомненна: арабы известны как непревзойденные мучители бессловесных живых тварей и беспомощных людей.

Таково было мнение Прокопулоса о своем работодателе. Впрочем, он мог бы так же нелицеприятно высказаться и о европейцах. Все зависело от того, кто его нанял.

Харит одобрил предложенный Прокопулосом запутанный план. Он раскусил этого грека. С ним можно иметь дела, но поворачиваться к нему спиной не стоит. За деньги он сделает все, что угодно, но во всем мире не хватит денег, чтобы купить его верность. Добиться ее можно только при помощи страха, а страх, так же, как и любовь, нужно непрестанно подкармливать.

– Я думаю, твой план превосходен, – сказал Харит. – Человек, о котором ты говоришь, вполне может быть американским агентом. Но мне хотелось бы получить более убедительные доказательства.

– Какие же доказательства я могу тебе представить? – спросил Прокопулос. – Разве он станет носить в бумажнике визитную карточку с надписью: «Стивен Дэйн, агент тайной службы»? Или, может, он будет возить в багаже шифровальную книгу, жетон полицейского или письмо от своего начальника из Вашингтона?

– Не строй из себя дурачка, – одернул его Харит. – Я понимаю, что прямых улик в таком деле быть не может, но некоторые указания существовать должны. Я должен быть уверен, что устраняю именно того, кого следует.

– Твоя щепетильность делает тебе честь, – с самым искренним видом заявил Прокопулос.

Несколько мгновений Харит мрачно смотрел на грека, потом произнес:

– Воздух этой высокогорной страны плохо повлиял на твой ум, господин Прокопулос. Он сделал тебя веселым – и глупым. Потому мне придется объяснить тебе одну очевидную вещь. Смерть одного европейца, путешествующего по Африке, объяснить нетрудно; власти напишут рапорт, и на этом все и закончится. Но ты подозреваешь четырех человек, а мы не можем себе позволить устроить по дороге от Эль-Фашера до Хартума четыре несчастных случая. Это вызовет задержку в пути, которая мне вовсе не нужна. Ты понимаешь положение вещей, господин Прокопулос?

– Да, понимаю.

– Тогда не забывай об этом. Собери все сведения, какие только сможешь.

– А вдруг я ничего больше не обнаружу?

– Тогда будем действовать так, как мы планировали.

– Прекрасно, – сказал Прокопулос. – Скоро послеобеденный отдых окончится, и европейцы пойдут в кассы авиалиний выяснять, не удастся ли им улететь отсюда. А потом, вечером…

Харит улыбнулся и кивнул. Прокопулос тоже улыбнулся и слегка поклонился. Они вежливо попрощались друг с другом.