Текст книги ""Фантастика 2024 - 156". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

Фосфор замер. Стирает память?.. Но дыхательные движения сохранились. Что сделать? Открыть череп? Если это протез, питание мозга сразу нарушится.

– Зажмите ему рот и нос, – скомандовал Хиллари. – Плотней!

Бег, физическая работа – при нагрузке он будет имитировать учащение дыхания. Но вряд ли он готов изобразить дыхание того, кого душат.

Рекорд прижал ладонь в перчатке к лицу Фосфора.

Секунды потекли медленной кровью с виска.

– Он продолжает дышать, – пробормотал Туссен, распахивая чемодан-укладку. – Это… вероятно, имитация.

– Рекорд, Квадрат – записывайте все глазами, под протокол. Нам будет что предъявить Машталеру.

Дистант подхватил виброрезак и поднес его к телу Фосфора.

Между тем слова, сказанные Хармоном А'Райхалу, и выступление Машталера в «NOW» приносили плоды, с каждой минутой все более и более весомые. Джомар Даглас, кипя возмущением, звонил в BIC и яростно обвинял Машталера в дискредитации проекта «Сефард». На Машталера наседал директор компании по научным разработкам, добиваясь ясного ответа – не есть ли это один из киборгов тайно выпущенной серии 2А, у которых Первый Закон был сокращен до непричинения вреда одному хозяину? Машталер звонил Торту, чтоб поругаться заодно и с ним, но Горт велел никого к себе не допускать – он упивался чтением бумаг к грядущей подкомиссии. Когда Машталер прозвонился-таки к Горту, генерал тоже решил ввязаться в трэковую перебранку и вовлечь в нее Хармона, но Хиллари было совершенно недосягаем – он ушел в мозг Фосфора посреди шоссе, под нимбом кружащихся «матадоров».

* * *

Второй раз Пепс решился потревожить Энрика много позднее, после того как Энрик поел и его волосы уложил парикмахер. В дни больших выступлений Энрик волновался, аппетит у него пропадал, а характер портился, он начинал беспричинно раздражаться и ругаться по мелочам. Каждая безделица, любой пустяк выводили его из себя. То ему, как беременной туанке, срочно надо было понюхать розу, то подержать во рту кубик льда, то пояс был не того шелка, то бесил цвет повязки для волос. Непонравившиеся вещи Энрик рвал и бил, не считаясь с их стоимостью, так что Пепс привык держать под рукой несколько дубликатов из реквизита на замену. Пепс даже удивлялся, как легко Энрик воспринимает все неприятные события на этот раз.

В такие дни ел Энрик мало и с неохотой, больше пил минеральную воду и соки. Личный парикмахер поработал на славу: черные блестящие волосы Энрика были завиты в ровные плотные зигзаги, лежащие один к одному, но тем не менее расчлененные, не теряющие подвижности и из любого положения возвращающиеся к исходному. Энрик проверил это несколько раз, резко повернув голову. Пряди-змейки гибко ударили по лицу. После того как священнодействовали с его волосами и умелые пальцы нежно перебирали и гладили кожу, а Энрик, полузакрыв глаза, застывал в неподвижности, послушно откликаясь на еле уловимые приказы-касания, дурное настроение у него уменьшилось, и именно этим временем воспользовался Пепс, чтобы доложить очередную новость:

– Хиллари Хармон из «Антикибера» схватил Фосфора и утверждает, что тот – киборг, а профессор Машталер из BIC говорит, что он – человек-протез…

Энрик все больше напоминал существо из клипа, рожденное неизвестно на какой планете; с ледяным и бесстрастным лицом он напомнил:

– Я же просил не говорить об этом.

Пепс, сам не понимая, когда он перешел на экономичный и полужаргонный разговор централов, продолжил:

– Я бы рта не раскрыл, но после 13.00 собрался на экстренное совещание муниципальный совет Синего Города. И сам по себе заседает совет социальных комиссий парламента. У всех в повестке дня один вопрос: запретить ли тебе выступать на стадионе в связи с общественной опасностью и угрозой новых терактов.

– Сейчас сколько времени? – неожиданно спросил Энрик. Он часто задавал странные, не относящиеся к делу вопросы.

– 14.40.

– А во сколько все должно начаться?

– В 20.00.

– Надо лететь в «Форвард» немедленно. Буду гримироваться и одеваться там.

– Гостиница обложена репортерами и папарацци. Я попросил Крысолова организовать охрану поплотней, – тут Пепс ошалело развел руками, – а вместо полиции явился целый батальон какого-то спецназа!..

Энрик соизволил улыбнуться.

– Привыкай. Это самый большой город во Вселенной, тут все в преувеличенном масштабе и в искаженном виде. Прорываться будем с боем.

После того как с криком и с шокерами были расчищены центральный коридор и запасный выход и большой флаер-аэробус наконец-то поднялся в воздух в сопровождении черно-синих патрульных машин, а за ними хвостом увязались разномастные летные средства папарацци, Пепс, оторвавшись от созерцания всей этой камарильи, посмотрел на Энрика. Тот был в на редкость хорошем настроении, что, зная его характер, можно счесть за диво. Ему словно придала тонуса схватка в коридоре, когда они с Пепсом бежали между двумя рядами чудовищ под вопли: «Быстрее! На задней лестнице с верхнего этажа прорываются!»

– Обожаю ТуаТоу, – вдруг сказал Энрик, – знаешь, за что? – И сам же ответил: – За то, что она – монархия и все вопросы можно решить в одночасье волей одного человека, а дальше остается только безукоризненно повиноваться. Но Сэнтрал-Сити я люблю еще больше за его демократию. Пока они договорятся и придут к единому мнению – можно поесть, выспаться, начать и кончить звездную войну. Полная свобода.

– А может быть, – тяжело вздохнул Пепс, – надо было, как обычно, по графику и контракту, чем таким нахрапом, да с внештатными ситуациями?..

– Никакого плана, – Энрик сделал отталкивающее движение, – я что, свой мир не знаю?! Только блицкриг и натиск. Да предупреди мы их о турне за год, ты знаешь, к чему бы мы прилетели? Они бы собрались с силами и подготовили нам достойную встречу. На каждом столбе висели бы запрещения мне не только говорить, но и двигаться тоже. Тебе пришлось бы возить меня в инвалидной коляске, а каждый едва начавший говорить младенец знал бы, что я – туанский шпион, а в Городе шли бы затяжные позиционные бои сэйсидов с варлокерами с участием стратегической авиации. Главное – не давать им опомниться. Когда в Городе четыре независимые власти и девять видов полиции и полный бардак – это и есть свобода.

– Мне уже не по себе. Что-то дальше будет?.. – мрачно ответствовал Пепс.

– Это тебе не в стерильных коридорах на КонТуа жить. У нас национальный вид спорта – коммуникативные игры в экстремальных условиях. Как жить в обстановке полного хаоса. Победитель получает все.

* * *

Беглая семья Детей Сумерек понемногу располагалась на новом месте. Пустая неухоженная квартира наполнилась голосами и обычной при вселении суетой. В каждой комнате толкалось по двое, постоянно заглядывая друг к другу: «А ты не брал?.. Мне нужно… А кто помнит, куда дели?..» Раскладывали вещи, делились мнениями, строили планы. Анилин уже успел сцепиться с Керамиком, и их разогнал по разным комнатам Кристалл. Когда в дверь постучали условным сигналом, опять же Кристалл подошел и рывком открыл ее; а что сомневаться – отец вернулся. Но на пороге вместо долговязого Звездочета стоял подтянутый мулат в песочно-серой форме и пилотке. «По наводке от старых друзей, что ли?» – подумал Кристалл быстро, а вслух сказал, заслоняя проход:

– Офицер, у нас сегодня неприемный день, но если ты по важному делу…

– Дело государственной важности, – в тон ему ответил мулат, огибая Кристалла.

Кристалл крепко взял серого за плечо.

– Куда? К нам нельзя.

– Убери лапсы, гниль, – мулат внезапно перешел на жаргон и прибавил мерзкое ругательство. Но Кристалл не уступал:

– Неприкосновенность жилища…

– …На вас не распространяется, – продолжил мулат и, с силой развернувшись, вырвал руку и прошел по коридору.

– КЕРАМИК, КУПОРОС, – позвал вожак радаром.

– Правильно, – серый уже утвердился в самой большой комнате, – всех зови. Сейчас Президент выступит с обращением к нации.

Охра и Анилин бросили возиться с мебелью и уставились на чужака. Сюда же подошли и прочие с каменными лицами и решительным видом. Комната заполнилась киборгами, но офицер в сером не обращал внимания на численное превосходство противника. Двое плечистых парней приблизились вплотную.

– А теперь… – начал Кристалл.

– Заткнись, – сказал серый, – говорить теперь буду я, Чарлз Гедеон, шеф оперативного отдела проекта «Антикибер».

Наступила полная тишина. Чак дотронулся до левого уха, где стоял миниатюрный микрофон:

– Я слышу все ваши переговоры. Не пытайтесь менять волну – у меня хорошая внешняя поддержка. Всем стоять, не двигаться. Вы полностью окружены и блокированы, сопротивление бесполезно. Я требую сдаться без боя. Гарантирую всем сохранение личности и невредимость.

– Ложь, – Охра пометалась взглядом по своим, – это ложь. Я вам не верю!..

– Придется поверить, – Чак показал жетон, – посмотрите-ка в окно.

Говорил он четко, громко, отчеканивая слова. Двое, Цинк и Анилин, ближе всех стоящие к окну, осторожно выглянули – метрах в десяти по обе стороны у стены дома парило по темному силуэту; «тихая муха» куда тяжелее и медленней штатной, но летает беззвучно, как мыльный пузырь. Анилин отшатнулся, передав картинку всем, а Цинк с криком: «Аааа, пропади все пропадом!!.» – прыжком вскочил на подоконник и, тяжестью тела разбив стекло, бросился вниз. Слабо донесся тупой удар.

– Стоять!! – видя, как зыбко качнулись тела, закричал Чак, грохнув кулаком по столу. – Ни с места! Не включать «Взрыв»! ЭТО ПРИКАЗ! Вам некого защищать – вас сдал ваш «отец», Звездочет!

– Я не верю ему!.. – повторяла одну фразу Охра.

Чак сбросил пилотку, достал из-под воротника гибкий обруч с утолщениями микрофонов на концах и, закрепив его на голове, скомандовал:

– Этикет, дай картинку с записью сдачи Звездочета.

В поле зрения Детей Сумерек возникли перспектива улицы и Звездочет – в этом не могло быть сомнений, – который приближался и говорил:

– Офицер, я добровольно пошел на сотрудничество, прошу оформить это как явку с повинной…

Луч, принесший это видение, погас так же быстро, как возник.

– Видели? – настаивал Чак. – Убедились? Самопожертвование бессмысленно.

– Вонючка тухлая, – с презрением выругался Кристалл, – гнусил, гнусил про свободу, а сам – первый по своей воле пошел в тюрягу. Ему-то что – отсидит, а что будет с нами? Сдал, тюфяк жеваный, на чистку мозга.

– Я повторяю, – продолжал давить Чак, – вам будет сохранены личность и память; не вздумайте стирать себя сами.

Нам нужны полноценные развитые киборги. Вот проект приказа о сохранении киборгов с ЦФ-5, ЦФ-6.

Лучше не упоминать, как сквернословил Чак, выхватив эту бумажку из принтера и прочитав на бегу и в полете. Додумался Кибер-шеф – всех умопомешанных собрать под одной крышей! И, разумеется – «Руководи ими, Чак!», словно мало своих двадцати семи, с которыми чудес не оберешься! Но сейчас эта бумага была важным аргументом.

Кристалл взял листок из рук Чака, и в тот же момент его глазами текст увидели все.

– Зачем это? Это – гнилая малява. – Кристалл разорвал бумагу в клочья и бросил их себе под ноги.

– Хармон хочет написать настоящую развивающую программу и обставить BIC, – убеждал Чак, – вы НУЖНЫ нам целые и невредимые; с вас будет снята матрица для нового поколения киборгов. Не делайте глупостей – не стирайте себя. Умереть вы всегда успеете. Вы обложены по периметру, все ждут. Я хочу договориться по-хорошему. Нам не нужна груда трупов и безмозглых зомби. Вас даже перезаписывать не станут; непригодные мозги с ЦФ-5 и ЦФ-6 будут уничтожаться.

Многие тотчас вспомнили, что в приказе такой пункт имелся.

– Кристалл, выйди на площадку, посмотри, – Чак показал рукой на дверь, – я отдам приказ, тебя не тронут, но не делай внезапных движений. Этикет, сейчас к вам выйдет парень – не стрелять.

Кристалл развернулся и пошел. Чак перевел дыхание – кажется, начал налаживаться контакт, первый признак послушания. Кристалл открыл дверь, шагнул – снаружи стояли, плотно прикипев к стенам, серые; импульсные ружья наготове. Кристалл посмотрел в срезы стволов и так же неторопливо вернулся обратно. Напряжение возросло, словно вместе с увиденным Кристалл передал остальным свое настроение.

– Если вы сдадитесь, – монотонно и громко отчитывал Чак, – оружие применяться не будет.

– Я не хочу, не хочу этого, – Купорос сполз по стене на пол, откинул голову, его ломало, – я никуда не пойду.

– Вожак, – обратился Чак к Кристаллу, – это твоя команда. Успокой парня.

Кристалл нагнулся, потрепал Купороса по плечу.

– Эй, не гнись перед ними. Всем сейчас погано.

– Оружие, наркотики, деньги и ценности – на стол, – скомандовал Чак.

Кристалл выпрямился, раздвинул неподвижно стоящих Охру и Анилина, вынул из-под мышки «уран» и, подойдя к Чаку, одной рукой сгреб его за воротник, а другой приставил «уран» к горлу.

– А если попробовать вот так?..

– Я тебя не боюсь, плесень, – в лице Чака ничего не изменилось, – я сейчас скомандую, и начнется бойня. Не нарывайся, я пятнадцать лет куклами командую и знаю, на что способны Warrior'ы. Храть я на тебя хотел. Но я думал, что ты будешь умнее.

Кристалл отвел пистолет и бросил его на стол. Следом посыпались другие опасные и дорогие предметы.

– Единственно, о чем я жалею, – что не послал тебя туда же, – Кристалл указал на разбитое окно, – вдогонку.

– Не мечтай о несбыточном, – отрезал Чак, – вы не созданы для убийства. Руки за голову и выходим по одному.

* * *

Вид у Хиллари при возвращении в проект был вызывающий. Над омутом невроза его держало ощущение победы над собой и обстоятельствами.

И сейчас же к нему привязалась Майрат с укоризнами:

– Мистер Хармон, вы поступили вопреки инструкциям. В разведке будут очень недовольны вами. Пожалуйста, впредь не…

Хиллари ласково взял ее за клапан кармана:

– Май, извини, что пришлось тебя оставить, – но случай был чересчур неуставной.

Майрат поглядела ему вслед долго и непонимающе. Проходя мимо, Ветеран промолвил ультразвуком:

– Я же говорил, что босс у нас – необычный.

– Зачем он меня рукой?

Ветеран полюбовался собой в полировке панели. «Предстоит ремонт». Формулировку ответа ему пришлось какое-то время обдумывать.

– Мы – его «семья». Мы воюем для него, а он нас любит и защищает.

– Вы его интегрировали?

– Босс к нам прислушивается, – не без гордости и удовольствия отметил Ветеран. – Умный, толковый босс. Он конкретно мыслит.

– А по-моему – он импульсивный и непредсказуемый, – возразила Майрат. – Его последний поступок…

– Ты могла бы не обсуждать?

– Может, мне с ним долго работать.

– Тогда впиши себе в перечень приоритетных установок еще одну – «Победителей не судят».

Ветерана не так беспокоила своя испорченная внешность, как приказ Хиллари – отгородить в тренировочном подвале загон для Детей Сумерек и разместить их там ВМЕСТЕ. У «семейки» сумеречных хищников Этикет выгреб небольшой арсенал, вместе они опасны… но Ветеран доверял боссу.

Приняв целебный душ, сменив аппликатор и отрегулировав настроение форскими травами и медитацией, Хиллари счел возможным повидаться со Звездочетом, который длинно исповедовался под запись Сиду. Звездочет потирал руки, поминутно охорашивался и невольно заискивал перед ними.

– Поймите меня правильно. Я сознаю, что действовал преступно, но я был так убежден в заблуждениях… Я не видел выхода! То, что натворил Фосфор, что-то сломало во мне… я бы все равно сбежал от них, пока они не посадили меня под замок… Заботятся же люди о животных в неволе! Вот и они…

– Вы, я вижу, прониклись, – одобрительно заметил Хиллари. – А им вы сможете все это повторить?

Звездочет все уронил: руки, голову; сгорбившись, он почти простонал:

– Ннне могу. Мне… стыдно.

– Идти – так до конца. Иначе наживете ко всему еще и комплекс ложного самообвинения. Виновны вы совсем в другом…

* * *

Когда в иллюминаторе показалась колоссальная чаша стадиона, флаер пошел на снижение. На посадочной площадке уже ждали. Пройдя ряд запутанных подсобных помещений, Энрик с Пепсом оказались в просторной комнате, где выстроился комитет по встрече – несколько солидных мужчин и дам в одинаковых протокольно-деловых костюмах и с такими же выражениями лиц. Адвокаты, менеджер, директор стадиона, руководитель труппы, инженер по монтажу сцены, инженеры звука и видеоэффектов. Один Мариус Крысолов стоял особняком и что-то негромко говорил в прижатый к уху трэк. Среди этих озабоченных бесполых существ Энрик полыхал как трансгенный цветок – именно он был здесь главным, одновременно мотором и топливом всего действа. Без него работа присутствующих безликих существ была бы лишена всякого смысла. Они были винтиками и колесиками, передаточными шестеренками в великом механизме, имя которому – Церковь Друга. Они проделали огромную работу для того, чтобы толпы народа смогли увидеть Энрика, но самим им суждено было вечно пребывать в тени и безвестности. Они создавали пьедестал для кумира, и, если бы он рухнул, они оказались бы погребенными вместе с ним. Правда, многие бы потом отряхнулись и нашли себе работу в другом месте, но звездная команда собирается лишь однажды – да и кому приятно пережить катастрофу!..

Именно ощущением близящегося конца и был наполнен воздух в комнате, где все собрались, но Энрик словно не замечал этого.

Спокойно выслушивал он их короткие доклады. Все то время, что Энрик проводил в гостинице, здесь безостановочно трудились – монтаж громадной, в несколько ярусов, высотой с пятиэтажный дом, сцены, изменяющей свою стереометрию, и всех ее скрытых механизмов и гравиторов, монтаж голографической установки, способной создавать объемные спецэффекты, и акустической системы. Ювелирная инженерная работа по сборке этой аппаратуры не прекращалась ни на час, все узлы и блоки входили в строй в соответствии с поминутно расписанным графиком.

– Система звука отлажена и проверена; идет выравнивание акустической волны по фронту.

– Голографический экран собран, можем начать проекцию в любой момент; система плазменного ионоэффекта и голографии в движении будет готова через полчаса.

– Сборка механизмов объемного смещения сцены заканчивается.

– Гравилифт? Система левитации? – кратко спросил Энрик.

– Да, уже пущены и испытаны каскадерами.

– Монтаж сцены должен быть полностью завершен к 18.00, – заявил Энрик. Его тон не предполагал возражений, но они все же возникли.

– Мы рассчитывали на 19.00.

– Измените график. – Энрик повернулся к Мариусу Крысолову, который кончил говорить и молча ждал, когда обратятся к нему. – Что у тебя? Как публика?

– Прибыло уже тысяч двадцать; рассредоточились на местности, отчасти по барам и забегаловкам, которых тут пропасть. «Стойкие» контролируют воздержание. Поезда постоянно подвозят новых; наши идут потоком. Для внешнего кольца и проведения досмотра я пригласил сэйсидов; прибыли подразделения 104-й бригады, занимают позиции, а чуть раньше на стадион введены их поисковые группы. Поддерживать порядок на самом стадионе будут сэйсиды, а по секторам – «стойкие».

Пепсу показалось, что он на съемках фильма об очередном захвате мира в новотуанской манере, когда все статисты – в одинаковой одежде, а главный герой, какого бы он вида ни был, по туанской традиции вычурно одет, завит и накрашен, хоть бы он играл Президента Федерации. Но, услышав такие речи, трудно отделаться от впечатления, что следующей фразой будет: «Мои Легионы Смерти – в бой!». Прозвучало же несколько иное:

– Откройте все ворота, пустите публику внутрь.

– У меня есть инструкция, – вступил директор стадиона, – пока не займут позиции силы правопорядка – не открывать проход на трибуны. Пожалуйста, прислушайтесь к моему мнению: сейчас слишком рано, публика соскучится без зрелищ на пустом стадионе, и могут начаться неуправляемые потоки вверх-вниз и наружу, ведь на стадионе продажа спиртного и горячительного запрещена. У нас есть опыт по празднествам, мы полностью заполняли трибуны за час двадцать минут – так что не стоит торопиться.

– Мариус, – не слушая дальнейших объяснений, обратился Энрик к Крысолову, – отдай команду: пусть полицейские гвардейцы размещаются и чтобы никаких других видов полиции здесь НЕ БЫЛО – нам не нужны накладки в их действиях. Когда они прибудут?

– Минут через двадцать будут готовы.

– Через полчаса, – Энрик обратился к директору, – открываете стадион, а вы, – Энрик повернулся к видеоинженеру, – через час, считая от настоящего времени, запускаете фильм «Бытие» или «Сотворение мира», чтобы поднять интерес. Все станут смотреть и не будут разбегаться с мест, а новые не станут задерживаться снаружи.

Энрик посмотрел на главного адвоката, хранившего многообещающее молчание.

– Мне не мешать. Как полномочный глава корпорации ЭКТ с правом принятия решений, я ЗАПРЕЩАЮ ВАМ даже брать в руки любые адресованные мне бумаги, решения по которым могу принимать один я, как ответственное лицо. Пепс, оформишь мои слова как приказ.

И Энрик повернулся на выход:

– Проводите меня. Я должен еще разогреться, загримироваться и одеться. Пепс, входить ко мне – НЕЛЬЗЯ, хоть бы обе луны на землю рухнули.

– Сэйсиды – профессионалы и чужие в Городе, – отчитывался на ходу Мариус о своем выборе. – Они со всеми в контрах. Не задумаются предотвратить беспорядки, даже зная, что их спланировали другие спецслужбы.

– Привлечь сэйсидов – хорошо задумано, – похвалил Энрик.

– А, вот их любознательный координатор. Как бы с докладом, – усмешка прозвучала в голосе, но лицо Крысолова осталось спокойным. – То есть хочет познакомиться, чтоб потом внукам рассказывать… Ему есть что сказать.

– Я утолю его желание.

Без бронекостюма полковник Кугель выглядел ладным и подтянутым, хотя молодость его давно миновала. Не будь в нем этой явной бойцовской готовности к стремительному точному движению, он, вероятно, смело мог бы натянуть трико вместо черно-синего мундира, надеть браслеты с бусами взамен коммуникатора оперативной связи, сделать макияж и выступать в подтанцовке.

– Честь имею, сэр, – кивнул он. – Я запустил своих парней по ярусам стадиона; есть трофеи – двое с газовыми ружьями. Личности их выясняются.

Энрик остановился, выслушал как ни в чем не бывало и бархатным голосом заговорил с Кугелем совсем о другом:

– Вы талассианин. Ребенком выехали на Олимпию, получили там военное образование, но из-за некоторых неприятных дел перешли в Корпус. Вы дважды женаты; второй брак сулит вам счастье…

Внешне Кугель не дрогнул, но внутри ощутил себя голым на медосмотре. Сияющий голубоглазый красавец зачитывал вслух даже не его досье, надежно скрытое в кадровой базе данных Корпуса, но то, что было на душе, никому не доступное.

– …Сегодня день, когда определяется судьба вашего счастья. Неверный жест, промедление, уступка темным силам, жаждущим хаоса, – и все падет. Слишком многое решается сегодня, и никто не избежит высшего суда за свои деяния. Никто из находящихся на стадионе и вокруг… Будьте очень осторожны. Для меня не существует тайн. – Голос проникал в Кугеля, захватывая и покоряя. – Мне ведомо, что замышляется злодейство против Церкви. Я остановлю его, и вы это увидите воочию. Благословение Друга с вами, пока вы верны своему долгу.

Кугель зачем-то щелкнул каблуками; Энрик коснулся его лба кончиками пальцев и проследовал дальше; Мариус задержался, чтобы выждать, пока сэйсидского полковника «отпустит», – после этого бывали всякие феномены.

Так и случилось.

– Вы… какая у вас должность? – севшим, но настойчивым голосом спросил Кугель, бесцеремонно схватив Мариуса за рукав. Со штатскими сэйсиды не миндальничали.

– Администратор менеджерского обеспечения ЭКТ, второй отдел. – Мариус незаметно освободился от когтей сэйсида.

– Слушайте, вы! Если вы влезли в нашу кадровую базу…

– А разве это возможно? – невинно спросил Мариус.

– Черт… – Кугель мотнул головой. – Тогда откуда вам… ему известно, что…

«Смешанный акцент, – просчитывал в уме Мариус. – Манеры. Их не сотрешь никаким уставом. И что-то еще. Он читал по лицу».

– Обратите внимание на сан, которым он обладает в Церкви. Сан, которым его называют. У него особые способности, которых я не в состоянии постичь. Это выше человеческого понимания.

Кугель смолчал. Когда Мариус удалился, полковник нажал на коммуникаторе клавишу «Передача».

– Всем командирам групп на стадионе, говорит Кугель. Усилить наблюдение! Работать предельно тихо, не вмешиваясь силой.

Пепс, замешкавшись, отстал от патрона, и его тотчас окружили трое адвокатов разом:

– Ты говорил с Энриком? Что он думает по поводу теракта?

– Он знает, что сейчас идет заседание муниципального совета о запрете на моление? И еще в парламенте…

– Знает, – крутился Пепс, пытаясь прорваться, – он все знает. Он же Пророк. Дайте мне пройти…

Приготовления продолжались без суматохи, но монтажники сцены работали по новому графику с удвоенной скоростью; к ним были подключены бригады, окончившие сборку и проверку узлов на своих участках. Над стадионом завис транспорт полицейской гвардии и пакет за пакетом сбрасывал десант: гвардейцы в зеркальных шлемах, быстро и согласованно, будто киборги, занимали позиции. Как только спустился последний гвардеец, разошлись створки ворот, и в многочисленные входы потекли пока что ручейки людей, а вскоре они превратились в реки – когда от пленчатой прозрачной призмы, парящей на гравитационных пучках, отделилось и задвигалось трехмерное изображение и волны, набегающие одна за другой, замерцали в воздухе. Но стадион был столь огромен, что даже непрерывный приток публики, казалось, никак не отражался на его наполнении – то тут то там проступали, как фрагменты мозаики, группки и отдельные точки.

Труппа впервые выступала перед таким скопищем народа. Пепсу, смотревшему на это через монитор, стало страшно, и он пошел погулять по коридорам. Новых путей он прокладывать не желал и забрел назад, в комнату для совещаний. Инженеры давно разбежались; Пепс нашел одних адвокатов – они с лицами приговоренных смотрели карманный телевизор.

– Что там? – полюбопытствовал Пепс; ему по должности полагалось узнавать все первому.

– Идут дебаты, – с отвращением ответил главный. И добавил, понизив голос: – Это не показатель. Я нанял информатора в муниципалитете, он мне позвонит после голосования. Так что, Пепс, не уходи далеко.

Пепс вместо ответа притронулся к прикрепленной на ухе системе связи с координаторами команды Энрика. Там докладывал старший видеоинженер:

– Все, включая генератор ионоплазмы, приведено в рабочую готовность.

«Действительно, – подумал Пепс с нарастающей внутренней дрожью, – словно мы мир захватить собрались…»

Энрика отвели в апартаменты для звезд эстрады и спорта – душ, бассейн, огромная кровать, зал для разминки и гримерная из сплошных зеркал со столиком, уставленным косметикой. Его поджидали личный массажист и гример. Энрик поставил дыхание, распелся.

Он убрал волосы под шапочку, принял горизонтальный упругий душ, потом массаж, далее гимнастика на гибкость и растяжку «Пять стихий», затем снова легкий душ. Вытершись насухо, Энрик обнаженным вошел во владения гримера-туа.

Эти комнаты недоступны для посторонних, часов и телевизоров здесь нет, но Энрик по стуку своего сердца отсчитывал время и чувствовал, как секунды, сливаясь, убегают навсегда, безвозвратно. Где-то там, за стенами, сияет вечность, но нам всегда так не хватает времени в настоящем. Остановись, мгновенье!.. Где там! С каждым ударом сердца приближается грядущее, и движение это неумолимо. Время не может остановиться, как и сердце. Многих раздражал стук механических часов, их стали делать бесшумными, но нельзя убрать стук сердца. Тишина, молчание – это смерть…

Энрик всегда волновался перед выступлением, в нем просыпался азарт, но вместе с ним появлялся и страх, в висках отдавался пульс, временами налетала внезапная слабость, иногда он мог сесть прямо на пол и сказать: «Я не могу! Я никуда не пойду! Делайте со мной что хотите…» Но каждый раз он вставал и шел, по графику…

А теперь все изменилось и график трещал по швам, а Энрик делал отмашку, не замечая времени, он был полон сил и предвидел все заранее.

Гримировался Энрик полностью – от пяток до лба.

– Hay, – просил он, закрыв глаза и поворачиваясь, пока гример покрывал его тело прозрачным лаком, – сделай фиксацию пожестче, сегодня будет большое представление.

– Сильно нельзя, – ответил с акцентом Hay, – лак возьмет из кожи воду, всю-всю; ты будешь походить на мумию, такой неживой весь.

– Пусть будет так, – заупрямился Энрик, – я начну с «Апокалипсиса».

– Там ангел, красивый, – не сдавался Hay, – а не Смерть.

– Тогда подсуши тело, а лицо оставь как есть. Хотя – мне не хочется потеть.

– Здесь тебя поймут, – Hay сменил баллончик, – здесь твой народ. А на коже капли воды – тоже красиво.

– Доводку буду делать сам, – сказал Энрик, изгибаясь и подставляя то руку, то бедро под распылитель.

Энрик велел всем уйти и остался один. Отовсюду на него смотрело собственное отражение. Его лицо и глаза. Нет, не его. Все волосы на теле, даже пушковые на лице, сведены эпиляторами. Вся кожа залита лаком. Исчезла мягкая матовость, зато четко проступили линии контуров, мышцы заиграли под кожей. Абсолютно ровные линии, лицо – как скульптура, волосы лежат плотной лепкой, завиток к завитку. Туанские традиции, туанские технологии; когда лазер считывает рельеф твоего лица и создает голограмму, увеличенную в десятки тысяч раз, любой волосок превращается в бревно, а прыщик – в холм; даже естественный рельеф человеческой кожи – сеточка-многогранник с радужным отблеском – разрастается во рвы, овраги и булыжники. Гладкость должна быть идеальной; Энрик сам переставал узнавать себя после превращения. Я ли это? Но кто же тогда? Я – звучит где-то в глубине, – я избран. Я должен идти, нести весть о Друге, я не могу сойти с этого пути.

Энрик одел, закрепил и проверил бандаж. Узкие трусики буквально прикипели к покрытому биоклеем телу. Тем же клеем Энрик закрепил украшения, что должны лежать на коже. Через ухо вниз по щеке – густо обмакнув в клей, жалеть нельзя, вдруг потеряешь в танце – почти невидимый гибкий провод с каплей микрофона у губ. Второй, запасной, под браслетом на запястье. Лишний клей убрать. Проверить связь.

– Костюмер, – теперь Энрик командовал в микрофон, – одеваться.

Белый, летящий и струящийся наряд ангела. Ангела из «Апокалипсиса». Труппу на сцену. Идет увертюра. Время?.. Меня не интересует время. Я готов на выход.

Энрик присел перед зеркалом. Стекло отразило его. Смуглая золотая кожа, отблескивающие черные волосы, пушистые густые ресницы, яркие голубые глаза. Энрик приблизился. Глаза в глаза. «У меня все получится. Я могу, я смею, я готов принять то, что идет мне навстречу».

Энрик взял спрей с фотоаэрозолью для роговиц, чтобы когерентный луч лазера, считывающий рельеф лица для создания голограммы, не выжег глаза до дна. Поднес к лицу, и… тут в дверь за спиной – Энрик видел в зеркале – вошли Пепс и главный адвокат.