Текст книги ""Фантастика 2024 - 156". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

Соавторы: Александр Белаш,Ольга Кузьмина,Светлана Залата
сообщить о нарушении

Текущая страница: 160 (всего у книги 356 страниц)

– Вас перебьют. – Форт попытался вразумить лайгито. – Если префект едет на охоту, с ним будет охрана.

– Жизнь или смерть – какая разница? – пропел Кайчеке, глядя на своё отражение в зеркале клинка. – Важно одно – чтобы о тебе сложили песню.

«Они из другой эры, – отступил Форт. – Их не переделать. Да, пожалуй, и не надо. Пусть летят».

– …но порой ты слишком, слишком скрытен! Почему, когда мы встретились, ты не сказал, что Мошковиц – твой родственник?

Форту показалось, что под ним земля разверзлась. Вот что называется – сюрприз! Всё пропало! столько старался – и лишь затем, чтобы все усилия сохранить тайну пошли прахом!! Что делать?! незаметно придушить Френкеля и удрать? а охрана VIP-площадки? Но Френкель оставался мил и дружелюбен. А следом пришла мысль-избавление: «Мошковиц, ха!.. он теперь – Даглас! ты Мошковица днём с фонарём не сыщешь, Бер!»

– Дальний, очень дальний родственник, – совладав с собой, как можно спокойнее ответил Форт. – Ты что, заглянул в моё завещание?

– Естественно. Для страховщиков не существует ни семейных секретов, ни святости бумаг, опечатанных нотариусом. Если надо, мы всюду пролезем… А я-то ломал голову – откуда столь глубокие познания в религии предков?

«А к какой религии принадлежат киборги? большой богословский вопрос для мудрецов». – Оставив поиски ответа на потом, Форт решил не разубеждать Френкеля.

– …Мне следовало сразу догадаться, что завещательное распоряжение – подложное. Наш человек непременно оставил бы родне денег на похороны. Слушай, Форт, почему бы тебе не поработать у меня?

– И что ты предлагаешь?

– Страховое дознание. У тебя это получится, я уверен. Четыреста в неделю…

– Мийо обещал мне шестьсот.

– …и десять процентов возвращённых сумм. Ты уже имеешь чистоганом шестьдесят пять тысяч Е за прошлую акцию; неплохо, верно?

– Пятнадцать процентов.

– Форт, это грабёж!

– Знаешь, я взглянул на ситуацию с твоей стороны, как ты советовал раньше.

– И что?

– Мне тоже страшно захотелось поиметь оставшиеся восемьдесят пять процентов.

– Ладно, тринадцать!

– Число нехорошее; однажды я на нём обжёгся. Пятнадцать.

– Ты меня убедил! итак, по рукам?

– Погоди. Мне понадобятся расходные, сколько скажу.

– Зачем?!

– Для найма внештатных агентов. Есть люди, которых можно привлечь к работе.

– Хорошо, но… получать будешь по отдельной ведомости на каждую акцию, с обоснованием целесообразности расходов по пунктам.

– …а также явки, адреса, пароли, имена и ИНН. Бер, тебе нос маслицем не помазать?

– Сдаюсь. Едем в офис, подписываем контракт. Кажется, никто из нас не прогадает. Форт, в свете предстоящих перемен, – Френкель бросил взгляд на небо, где растаял флаер обречённых, – мне чрезвычайно нужен следователь с железной хваткой и острыми зубами. Слишком много вранья в префектуре, пора начинать генеральную уборку. В полномочиях ограничивать не стану. Как у тебя с правом ношения оружия?

– Я его восстановил.

– Вот и чудненько; может, придётся применять. Хотя по большей части работа тебя ждёт рутинная – условия труда, вредности, техника безопасности, даже питание. По документации тебе поможет Руна. Я хочу заставить всех барыг платить за риск их работников – или пусть раскошеливаются на улучшение условий. А они, чтобы ты знал, не хотят ни того, ни другого. Будут противиться, вплоть до расправы. Сам знаешь – у меня дознаватели не задерживались…

– Я не уйду. – Форт вспомнил молодую женщину с шахты, рабочих в чреве агрегата Так больше продолжаться не может. – Между прочим, Бер, я случайно выяснил ещё о четырёх скрытых объектах…

– Так и думал, что наша деловизна одной шахтой не ограничится, – потёр ладони Френкель. – Мы займёмся ими! А то им понравилось скрывать доходы и драть с меня за покойников! Только, Форт… будь осторожен, береги себя.

– Пусть они себя поберегут.

– Не храбрись, дружок; ты не бессмертный.

– Может быть. Но я помню пословицу: «Рождённый один раз умирает дважды, а рождённый дважды – не умрёт никогда».

Эпилог

– Это и есть та книжка, о которой столько шума? – с оттенком пренебрежения спросил Альф, изучая дарственную надпись на форзаце: «Джомару Дагласу от автора в знак дружбы и искренней благодарности». – Я не вникал, за что туанцы наградили сочинителя дипломом. У нас об этом мало говорят.

«У НАС», – Альф любил щеголять этим. После того, как миру было объявлено о существовании проектов «Флэш» и «Сефард», он в каждом интервью ненавязчиво подчёркивал: «Я – единственный землянин, ставший гражданином Самоуправления Форрэй». Разумеется, звёздные форцы не отказали в подданстве бесплодному киборгу, который пригнал им новейший истребитель со сверхсекретным управляющим модулем. Чужаков, способных размножаться, форцы не натурализуют.

– Ты не в том секторе служишь, – заметил Джомар.

– Хиллари Р. Хармон, «Основы робосоциологии», – вслух прочёл Альф с титульного листа. – О чём это?

– Если не вдаваться в частности – о способности киберсистем самостоятельно объединяться.

– Круто. Прямо манифест: «Дави роботов, пока они не раздавили нас». Ты бы мог перехватить эстафету и продвинуть свои методики. Салли! – Альф окликнул темнокожую роботессу, приросшую к пульту руками и шлейфами, уходящими в живот. – Или как там тебя!..

Она плавно перевела на него синий прозрачный взгляд:

– Меня зовут Мелани.

– До чего похожий дизайн. Прошлый раз я видел такую же, но Салли.

– Та девушка отбыла на Хамру с третьей группой. – Джомар тоже попытался уловить в глазах Мелани хоть какое-то выражение.

Тщетно. Стеклянная синева, строгая параллельность оптических осей. Причём отнюдь не факт, что она видит курчавого шефа и его первого сына, одетого по форрэйской моде. Девушка просто фиксировала наличие двоих в помещении наравне с мебелью. Если прозвучит обращение, она среагирует. Если нет, вернётся в процесс.

– Значит, новенькая. Мелани, ты ещё не присмотрела себе парня?

– Нет.

– Может, положила на кого-то глаз? Ждёшь, чтобы он тебя заметил?

– Нет.

– Чего же ты хочешь? – похоже, Альф начинал злиться.

Пассивная отчуждённость смуглого лица слабо, очень слабо нарушилась чем-то вроде улыбки:

– Летать. Я войду в четвёртую группу Новых Дагласов.

– Да, Джо, твои методики растут и совершенствуются, – сквозь зубы признал Альф. – Сам выдумал или братья по разуму подсказали?

– Милое дитя. – Джомар позволил себе такую вольность. – То, что ты вертишься среди представителей высшей цивилизации – ещё не повод считать меня представителем низшей. Твой мозг создал я, а не форрэйцы. И «флэш» выдумали не они. Перестань коситься. Твои благодетели прекрасно сознают это, именно поэтому меня вытащили из тюрьмы, премировали и вернули в проект. Мысли, особенно открытия, нельзя синтезировать – они заводятся лишь в головах, в конкретных головах. Пока Хиллари Хармон не создал робосоциологию, даже премудрые туанцы не могли её родить. Форцы купили твой мозг – и мой, потому что у них такого нет.

– Я в толк не возьму, – пробормотал Альф, наблюдая за Мелани, – как ты добился оптимизации? Это не человек, а мечта безопасника. Будь мы такими с самого начала, Норр уже стал бы генералом. Ты действительно делаешь их из людей? Изменил критерии отбора? Ввёл какие-то блокировки?

– Ноу-хау, сынок, ноу-хау, – улыбнулся Джомар с превосходством. – Хотя говорить с этой генерацией почти не о чем. Они фанатики полётов. Я и сам понемногу становлюсь таким…

– Ты будешь гореть в аду. – Альф не отрывался от выпуклых синих линз Мелани. Кибердевушка почти не мигала.

Джомар негромко рассмеялся.

– Как думаешь, Альф, Иуда уступит тебе место?.. Я-то двигал науку землян – праведно или неправедно, потом узнаем. Один наш общий знакомый сказал бы: «И судим был каждый по делам своим».

– Я добивался своих прав! – Видимо, слова задели любимую мозоль первенца.

– Ты их добился. Да, вот вопрос – ты не замечаешь в себе изменений? Я беседовал с Бланш. Она жаловалась на охлаждение.

– Нет, гелий переношу нормально. Кожа пока выдерживает, хотя роботехники говорят, что лет через десять – федеральных лет, само собой – придётся менять ростовую основу.

– Вопрос о другом. Изменяются чувства.

– Что, фест-лейтенант вышел в отставку, женился и не хочет её знать? Бедная Бланш! Джо, я должен повстречаться с ней. С тех пор, как ты стал размножать остекленевших, наша старая компания никогда не собиралась вместе! Я хочу видеть их всех, за одним столом… Мы перестанем ругаться или ещё час будем шпынять друг дружку? то есть – я могу попросить тебя о чём-то по-людски?

– Дитя моё, я не в обиде. Я знаю твой характер, ты отходчив, а мой ранг запрещает иметь зуб на сотрудников, чьё участие в проекте особенно важно.

– Ты лиса, Джомар. – Альф улыбнулся, совсем как встарь. – Устрой нам сходку, а?.. нам, твоей первой группе. Я тебе привезу с Форрэя всё, что закажешь. Горную воду? гро? зелёные сигары? сколько смогу впихнуть в багаж. А что там у Белянки с её чувствами?

– Нечто вроде атрофии. – Джомар стал задумчив. – Женское сознание более чутко, оно раньше замечает даже небольшие отклонения. Бланш обратила внимание, что люди, прежде интересные ей, перестают вызывать отклик в душе. Возможно, это связано с дальними полётами… Счёт пошёл на десятки суток, с возвратом – до сотни. Форрэйцы уверяют, что не запускали тебя больше чем на месяц.

– Это точно. Максимум – тридцать восемь наших дней. Только с федеральных баз я летал дальше. То, что пережил мальчик во дворце Снежной Королевы – лёгкая пыль в сравнении с месячной заморозкой. Уж ты позаботился спланировать броски!

– Не я – командование. Кстати, форское тоже.

– А остальные – Ирвин, Карен? у них жалоб нет?

– Ирвин нашёл себя, это пилот по рождению, а чувства у него мужские – настичь, убить и доложить. Карен – вертушка, ей бы только кренделя выписывать в пространстве, в этом она достигла совершенства. Тоже, правда, хнычет временами, но её чувства просты, насытить их легко. Поэтому я не могу обещать, что соберу вас – ты-то хочешь, а вот за остальных не поручусь. Вполне может случиться, что они передадут тебе сердечный привет on-line, и только. А вот как бы повёл себя Албан – не знаю.

– Его ещё не поймали? – небрежно осведомился Альф.

– И не поймают, – мрачно ответил Джомар.

– Ну естественно – семнадцать лет в бегах, какой киборг столько выдержит без техобслуживания? Албана наверняка нет в живых, розыск продолжать бессмысленно.

– Он жив.

– Откуда такая уверенность?

– Во-первых, беглые киборги выживали и дольше; об этом ты прочтёшь у Хармона. Во-вторых… каждый из вас, оказавшись в проекте, добивался своей цели. Ты хотел вернуть статус инвалида, которого опекают, балуют и обеспечивают всем готовым. Что ж, форрэйцы тебе это дали! Ирвин летал при жизни, летает после смерти и не желает ничего иного. Бланш хотела полноты чувств, сначала занималась любовью, а когда это стало гаснуть… должно быть, найдёт утешение в длительных рейсах. Карен – смелая, но в чём-то детская натура, из тех, кто визжит, но делает полный оборот на качелях. Ей этого хватит. Но Албану было нужно другое. Совсем другое.

– Знаю – жить в Городе, сквозить по улицам и ремонтировать какую-нибудь электронику. Он постоянно возился с приборами, даже полный хлам чинить пытался.

– Нет, Альф. Ты смотрел, но не видел. Он хотел быть свободным – и стал свободным. Нигде его нет, никто о нём не сообщает!

Джомар обвёл комнату глазами, словно отыскивая в ней кого-то.

– Собрать за одним столом… На пасхальном седере читают повесть о рабстве и освобождении. Мудрецы говорят: за пасхальный стол, чтобы послушать рассказ об Исходе, садятся четыре сына: умный, злодей, простак и тот, кто не знает, о чём спросить. Но есть и пятый сын – который не пришёл.

– И это – твоя проблема? – сделав кислую мину, спросил Альф.

– Я стараюсь понять, – сказал Джомар с нарастающим негодованием, – и никак не могу понять – почему пятый не пришёл? чего этому псу не хватало, что ему надо и где он шляется?!

Справочные материалы по Планете Монстров

Планета Монстров (официальное название, сокращённо ПМ) открыта альтийскими астронавтами в 6125 г. Федерации. Начало летосчисления – момент перехода под юрисдикцию Альты, соответствующий 04.51 среды 2 августа 6125 года Федерации, или 00.00 йо 18 бинна 1187 года Нового Царства ТуаТоу.

На ПМ принята альтийская денежная единица – экю (= 100 центов).

1 экю (Е) = 0, 178 басса Федерации = 0,085 ота ТуаТоу = 0,556 крины Ньяго = 1,78 у. е.

Время на Планете Монстров:

– в году 113 суток (около 221,13 суток Старой Земли (СЗ)) или 4 месяца;

– 1 месяц ПМ = 54,6 суток СЗ;

– в месяце 7 недель (1 неделя ПМ = 7,8 суток СЗ):

– в неделе 4 дня (1 день ПМ = 46,8 часов СЗ);

– в сутках 60 часов (1 час ПМ = 46,87 минут СЗ);

– в часе 45 минут (1 минута ПМ = 1,04 минуты СЗ);

– в минуте 60 секунд (1 секунда ПМ = 1,04 секунды СЗ).

Перевод км/ч СЗ в км/ч ПМ – умножение на 0,75.

Выходной – каждый четвертый день.

Каждый пятый год насчитывает 115 суток, так как астрономически год ПМ не делится на сутки без остатка. Два добавочных дня не входят в счёт месяцев и не имеют дат.

Год Планеты Монстров начинается с зимнего солнцестояния.

Месяцы ПМ всегда начинаются с первого дня недели. Даты в календаре ПМ непереходящие, порядковый номер дня в месяце всегда обозначает один и тот же день недели. Дни недели не имеют названий, только порядковые номера – первый, второй, третий, четвертый.

Названия месяцев и сезонов:

1) плювиоз – зима;

2) флореаль – весна;

3) термидор – лето;

4) брюмер – осень (в брюмере 29 дней; двадцать девятый – без даты, новогодний праздник).

Времена дня (официально установленный рабочий режим):

11.00—21.00 – первая работа (перерыв 1 час);

29.00—39.00 – дневной сон (т. н. СИЕСТА);

41.00—51.00 – вторая работа (перерыв 1 час);

59.00—09.00 – ночной сон.

Свободное время дня – с 21.00 до 29.00 и с 51.00 до 59.00.

Людмила Белаш
Александр Белаш
ТЁМНЫЕ ЗВЁЗДЫ

 
Ведь нам без связи – ни вверх, ни вниз,
Будто воздушным змеям
Выше нас не пускает жизнь,
А ниже – мы не умеем.
 

Олег Медведев. Марш небесных связистов

ПРОЛОГ

1628 год Эры Грома

ПРОКЛЯТИЕ И СМЕРТЬ

– Во имя Бога Единого! Я обращаюсь к осажденным от лица магистра-знаменосца.

Была жара. Безветрие. Море как синее стекло лежало вокруг мыса, где стоял форт с высокими стенами. В зеркальном море отражалось палящее, безжалостное солнце.

Там, на морской глади, виднелись черные силуэты орденских галер – недвижимые, безмолвные. Словно на них не было заряженных пушек и абордажных отрядов.

В этот знойный час, казалось, все живое замерло, забившись в тень, и погрузилось в тягостную дрему. Да, замерло – но в напряжении и затаив дыхание, прильнув к бойницам форта, стоя у фальшборта, прижав к глазницам горячие медные окуляры подзорных труб, сжимая пики, эфесы, мушкеты и орудийные запальники.

Сотни глаз следили за парламентером, остановившимся у ворот форта.

– Предлагаю вам завтра, на восходе солнца, сдаться на милость Его Преосвященства, сложив оружие, знамена и доспехи. Благородных людей ждет справедливый суд, а если отрекутся от ереси – полное прощение вины. Людям простого звания – ни суда, ни казни, только большое покаяние! Новообращенные вообще не будут наказаны.

– Он хочет внести раскол в наши ряды, – молвил коменданту мушкетер, стоявший рядом у бойницы. – Подстрекает сержантов открыть ворота и заслужить награду.

– Ложь, – краем рта бросил комендант. – В обители Трех Щитов они проделали тот же трюк, и старшина впустил их. Всех наших перебили. Брат-вещатель заперся в башне и говорил с нами… пока был жив.

– Наверняка они хотели захватить его.

– Да; только он не сдался.

–  Чистый духом, с мечом в руке, с молитвой на устах и верой в сердце… – взяв мушкет в левую руку, солдат правой осенил себя знамением Ока, а сосед закончил поминальную, повторив его движение:

–  …ты по радуге восходишь в громовое небо. Брат, прощай!

Офицер с бледно-голубым флагом мира смотрелся как посланник царя тьмы. Вороненый шлем, скрытое черным платком лицо, кираса – словно из гагата. На плечах угольный плащ, похожий на перепонки нетопыря, с багровым знаком серпа.

Воины переговаривались:

– Всегда прячут лица…

– Они похитили наш цвет, а знак мечей и серебро носить не смеют.

– Братоубийцам меч запретен. Только палаческий серп.

– Подумать только – эти ночные тени заменили нас у патриаршего престола…

– Доблесть больше не нужна, – проговорил комендант, атлетически сложенный мужчина в черном кафтане с серебряным галуном и символом братства – Око на скрещенных клинках. – Орден меча сделал свое дело, завоевал Кивиту для первосвященника и покорил дикарей – кончено. Отец Веры избавляется от нас.

– Положим, без войны вы стали опасны для престола, – перебирая четки, задумчиво сказала аббатиса в лиловой рясе с вышитым на груди цветком ириса. – Вы воины, а ему нужны надсмотрщики… Но мы-то чем не угодили? Мирные лекарки и сиделки…

Комендант покосился, нахмурившись:

– Давно вы перечитывали свой устав, блаженная сестра?

– Как? И вы нашли там указания на ведовство?! – Аббатиса возмутилась. – Стыдитесь, брат. Не вашими устами повторять ложь черных проповедников. Наш устав писан святой Увангой, ей диктовали ангелы, а патриарх…

– Орден любви благ и чист, но – верьте слову солдата, – любая из ваших девиц покорит вражеский гарнизон быстрее, чем сотня моих мушкетеров.

– Только силой любви!

– Разве я говорю о военной силе?

– Каков будет ваш ответ?! – взывал снаружи офицер в черном.

– Вы пропустите нас – с оружием, хоругвями и барабанами, – громко заговорил комендант, – к границе имперских земель! Вы не станете чинить нам препятствий, позволите брать по пути лошадей, воду и пищу за честную плату! А магистр-знаменосец поклянется Молотом Господним и честью рыцаря, что так и будет. Тогда мы уйдем отсюда – все! – и вы сможете занять форт, хотя он выстроен на деньги ордена. Вот наши условия!

– Нет! – Офицер сделал рукой отрицательный жест. – Только на условиях Его Преосвященства. Ваши ордена запрещены и распущены, ибо, – он вдохнул поглубже, – стали вертепами ереси, колдовства и блуда! Вы лишились права ставить святой церкви условия. Капитуляция – или штурм. Решайте!

– Твоя беда, несчастный, – появилась над парапетом аббатиса, – в том, что ты рожден после священной войны! Званием и оружием ты обязан меченосцам, которые несли сюда знамя истины. Ты смуглый – наполовину кивит… Кто учил тебя грамоте? монах! Кто наставлял в вере твою мать? монахиня! И за это ты нам угрожаешь?

– Твое счастье, ведьма, что я веду переговоры, а не иду на приступ! – гортанно выкрикнул офицер в черном. – Ты бы на первом слове поперхнулась пулей!

– Так будь ты проклят, неблагодарный ублюдок! – Перегнувшись через парапет, она плюнула в его сторону. – Ты и все ваше черное отродье с его ядовитой ложью! Пусть половина из вас не увидит зари, а другая – унесет в душе ужас!

– Мы будем стрелять, пока стены не рухнут, – пообещал офицер, прежде чем уйти, – а когда войдем, сложим костер из живых и мертвых. Встретимся на рассвете. Серп и Молот!

– Все равно нам не дадут дойти до владений короны. – Комендант спускался во двор, сохраняя бестрепетное выражение лица. – Семьсот миль… с ранеными, детьми… Полк латной кавалерии просто сметет нас, развеет по ветру. Брат келарь, – обратился он к ответственному за провизию, – как с запасами воды?

– По полторы кружки на взрослых, по полкружки младшим. Если завтра не будет дождя, придется раздавать вино.

– Насчет дождя – как бог даст, а вот будет ли завтрашний день – еще вопрос… Сегодня воду экономьте, утром – разводить с вином напополам. Обязательно оставить красного для молитвенного возлияния. Богослужение справим при звездах, самое раннее.

На дворе стоял тяжкий запах множества людей, скученных в тесном пространстве. Миазмы пота, гнойных ран и испражнений смешивались с появившимся недавно трупным духом.

Проходя по форту, комендант встречал обращенные к нему взгляды – молчаливые, жалобные, молящие. Приходилось вилять между лежащими, сидящими людьми. Кроме воинов, чудом скрывшихся от черной облавы, в последнюю твердыню Ордена сбежались и крестьяне-колонисты, которые в новых землях старались жить ближе к меченосцам или милостивым сестрам, и новообращенные оливковые кивиты – эти, по обычаю своей жаркой страны скудно одетые, выглядели растерянными, как заблудившиеся дети.

Им все было странно. Отчего перессорились воинственные жрецы с холодного юга? Почему одни преследуют других? Зачем рыцари чистят клинки и мушкеты, неужели будет битва?

Туземцы целовали полы его кафтана, но что комендант мог сделать для кивитов? Только предложить выбор – смерть от меча или огня.

– Бог воздаст Его Святейшеству за клевету на нас, – твердо сказала аббатиса. – Будь он истинным пастырем, нашел бы иные средства… раз уж захотел нас устранить. Скажем, послал бы со знаменем истины дальше, за море.

Комендант усмехнулся с презрением:

– Он не воитель, а скопидом. Стоит ему представить, что придется тратить червонцы и снаряжать корабли в бой, как его начинает трясти от жадности.

– Но какая подлость с его стороны! какая низость! Объявить нас – ведьмами! Вас – заподозрить в связях с темным царством!.. Кстати, – аббатиса понизила голос и доверительно склонилась к коменданту, – вашему… брату-вещателю удалось вызвать кого-нибудь?

Ее собеседник печально покачал головой:

– Ни звука. Все монастыри в пределах слуха молчат. Тайный орден сработал чисто – наши обители захвачены одновременно.

– Тогда пусть он призовет ангелов. – Голос аббатисы дрогнул. – Иначе завтра мы будем в костре, живые или мертвые.

– Небо молчит. – Коменданту горько было произнести это, но он не посмел обманывать сестру ложной надеждой. – Брат Динц все испробовал, много молился, но слышал лишь какие-то неявственные, угрожающие звуки…

– Неужели мы так грешны, что недостойны ответа? – Опытная, прожившая большую жизнь сестра была близка к отчаянию.

– …и эти звуки не с неба, – выговорил комендант самое трудное.

– Они… из тьмы?

– Брат Динц, выйдя из забытья, сказал: «Дальше, чем небо. Глубже, чем тьма».

– И с ним говорили оттуда? Кто? – Аббатису стал охватывать страх, граничащий с запретным наслаждением – страх, знакомый всякому, кто в молитвенном экстазе прикасался к небесам.

Почти шепотом комендант отозвался:

– Нечто, одетое в лед и железо.

– Если… если оно отвечает – пусть поможет нам. Во спасение праведных ничто не может быть нечистым!

– Брат Динц говорил: «Хуже, чем царь тьмы».

– Пусть зовет! – Она торопливо осенилась.

– Я такой помощи не приму. Лучше пасть в бою. С мечом в руке, с молитвой на устах…Разве не так нас учили?

– Я тоже останусь, – гордо выпрямилась аббатиса, – хотя могу уйти. Со мной семь сестер, способных подниматься – каждая возьмет двоих… если не слишком тяжелы.

– Значит, ваш долг – подняться с ними вместе. Еще две спасенные души.

– А вы?

Комендант понял, что она хочет унести его. Лично его.

– Я выйду против черных. Надо ударить на их позиции раньше, чем начнется канонада. Если затемно пробьемся, сможем рассеяться в лесах. Хотя бы часть уцелеет. А в стенах форта – нам всем могила.

Леса Кивиты, густые и влажные – гибель для чужаков, родной дом для туземцев. С проводниками-кивитами здесь не пропадешь.

– Я хочу сама говорить с братом Динцем.

– Извольте, сестра. Если только он в состоянии беседовать…

– Что, болен?

– Он испытывает на себе зелья. Настои трав помогают говорить и слышать дальше… но порой от них он бывает как помешанный.

Аббатисе повезло. Молодой брат-сержант еще не принял свое снадобье и был в здравом рассудке. Карие глаза миндалевидные, типично кивитские, а простецкое скуластое лицо напоминало рыбаков из устья Гура – парней, которые могут поделиться с неудачником своим уловом, но могут и выставить ложный маяк, чтоб поживиться плодами кораблекрушения.

Хотя сержант держался молодцом, опыты с зельями на нем сказались – лицо унылое, осанка утомленная, глаза запавшие и тусклые.

– Благословение грома небесного с вами, добрая сестра.

– Свет молнии между нами, – поцеловала она сержанта, как велит устав. – Что это, брат, – твоя родня? – улыбнувшись, аббатиса кивком указала на пару кивитских ребятишек, похоже, брата с сестренкой. Те прятались за Динца.

– Просили пить, – пожал он плечами. – Как не дать?

– А что же самому останется? Ты занят важным для братии делом…

– Я пью не воду, – указал сержант на бутылку с болотно-зеленым настоем.

– Это и есть ключ от неба?.. – Она с недоверием понюхала зелье. – Ужасно. С великой жажды – и то бы не выпила. Могу ли я присутствовать, когда ты будешь… говорить?

– Если вам угодно. Предупреждаю – моя речь может быть очень грубой.

– Так водится у вещателей?

– Нет. – Сержант смущенно покосился на старшего. – Дело в том, что…

– Черные вышли на связь? – подался вперед комендант.

– Да, блаженный брат. Один, по имени Раскат, пытался совращать меня.

– Много предлагал за измену?

– Кавалерское звание, пятьсот червонцев, табун коней, поместье, двух наложниц…

– Воистину, патриарх щедр! – Комендант с отвращением сплюнул.

– …и еще я должен был зарезать вас, блаженный брат.

– Как же ты ему ответил?

– Здесь благородная дама, я не могу повторить.

– Доставь мне удовольствие, сержант. – Аббатиса ласково притронулась к его руке. – Я желаю знать, получил ли Раскат то, чего заслуживал.

– Цыц! – Сержант прогнал детей, откашлялся и, глядя в сторону, скучным голосом проговорил свой ответ. Сомневаться в точности не приходилось – память у вещунов превосходная. Монахиня с ирисом на груди довольно жмурилась и смеялась, не разжимая губ.

– Ах, какой слог! Какие точные слова!.. Ты достоин награды, сержант.

– Увы, брат, я лишен возможности сделать тебя кавалером – орден распущен, капитула нет, – сожалел комендант. – Но бог свидетель, – поднял он руку, как для клятвы, – на капитуле мой голос – в твою пользу! Дворянство заслужено тобой по праву чести и верности.

– Подтверждаю здесь, – наклонила голову аббатиса, – и повторю устно или письменно, что речь брата-коменданта целиком правдива. Пока же могу предложить лишь свою слабую помощь… Травы и зелья, собранные сведущими сестрами – все в твоем распоряжении. Если они пригодятся, значит, мы трудились не зря. Я пришлю к тебе сестру-травницу… А сейчас приступай к вещанию. Если услышишь Раската – выругай его как следует.

– Премного благодарен, – поклонился сержант, румяный от волнения. – Да славится имя светлейшей Девы-Радуги…

Он взял со стола массивный стальной шлем – в таких головных уборах с ременными подшлемниками и войлочными прокладками воины-меченосцы некогда шли на штурм кивитских укреплений, когда со стен летели камни и копья.

Монахиня в лиловой рясе замерла. Наигранная, нервная веселость покинула ее; настало время таинств. Что для одних – защита от вражеских снарядов и клинков, для других – врата в мир далеких голосов… быть может, лестница в небо… или гибельный провал в темное царство… Куда он пошлет свой зов? кто ему ответит?

– Слушайте… слушайте меня, – нерешительно начал он, застегнув подбородочный ремень. – Говорит сержант Динц из Ордена меча. Я в форте Скалистого мыса, на восточном берегу Кивиты. Мы осаждены войском Тайного ордена. Если кто-нибудь слышит меня, ответьте…

Ни единого голоса. Лишь далекий, мерный шум, похожий на звук прибоя.

– Кто-нибудь слышит меня? Ответьте…

Никого. Даже соблазнитель Раскат снял шлем, вышел из сферы голосов.

«Если бы он подслушивал, я бы его почуял».

– Кто-нибудь… Вы меня слышите?

Безмолвие вокруг на сотни миль. Один шорох невидимых волн.

Все вещуны-меченосцы – молчат. Схвачены черными. Убиты в бою. Покончили с собой, как брат из Трех Щитов.

За волнами шума послышалось слабое, невнятное слово – и погасло. Сержант напрягся, пытаясь его разобрать – не успел.

«Кто это?.. Черные? Донеслось из-за моря? из Вея прилетело? у вейских царей тоже есть вещатели…»

Вновь тишина, нарушаемая только шипением и шорохом. Он закрыл глаза.

– Вы меня слышите?

Сержант с болью ощутил себя одиноким, говорящим среди беспредельной немоты. Кивита с ее поселками, монастырями, портами, плантациями – на самом деле не населенный полуостров, а лесная пустыня, безлюдье гор и озер, на краю которого сидит единственный человек и зовет, безнадежно зовет – последний голос вымершей земли…

– Поговорите со мной, кто-нибудь. Пожалуйста. Ради бога.

Схватив бутылку, он торопливо сделал несколько глотков. Аббатиса стиснула пальцы – похоже, сержант решился расширить слух и речь куда-то далеко, за пределы дозволенного.

– Вы слышите?

В глазах начало мутиться, темнеть. Фигуры коменданта, монахини стали расплываться, словно их рассеивало ветром. Каменные стены кельи просвечивали, как стекло. Затем растворились стены форта, но берега и леса за ними не было – голая земля, серое небо без солнца, пыльная буря. Ветер нес тающие крики, длинные стоны, исступленные вопли.

Вдали – где, сержант не мог понять, – появилась выпуклая громада, висящая посреди ветра. Лед и железо, холодная глыба.

–  Опять? – раздалось из нее удивленно. То был не голос, а дуновение, похожее на вздох великана.

– Господи! Отец Небесный, услышь меня!!

–  Что тебе? – дохнуло, едва не сдув сержанта со скамьи.

– Попроси… – осмелилась произнести аббатиса, но комендант жестом велел ей умолкнуть.

– Спаси нас!

Ветер клубился пыльными вихрями вокруг темной громады. То, что было заключено внутри, задумалось. Затем прилетел ответ:

–  Возьми в море.

Вслед за голосом ударил знакомый звук волн.

Пыль поднималась, заволакивала горизонт; она скрыла источник голоса-дыхания, и, наконец, сгустилась до плотности камня. Сержант вновь оказался в келье – опустошенный, дрожащий.

– Тебе ответили? – нарушил молчание комендант.

– Да…

– Тот же, что прежде?

– Да…

– И что он сказал?

– Надо понять. Я… что-то в море. Я должен прийти в себя.

– Отдыхай. И постарайся понять сегодня. Завтра будет поздно.

Солнце двигалось по небу, отмеряя часы молитв, отсчитывая остаток жизни. Черно-серебряные готовились к бою с черными. Комендант принимал донесения старшин, распоряжался – все пистолеты и мушкеты должны быть заряжены, ударный отряд собирается у ворот, чтобы атаковать сразу после раннего богослужения.

– Тяжелораненым дать отпущение грехов, меч в руку и вино забвения. Кивитов брать только молодых и быстроногих, прочие пусть остаются.

Кое-как избавившись от впечатления – после двух добрых стаканов от беседы среди ветра остались в памяти только слова, – сержант поднялся к парапету, смотреть на водную гладь.

«Возьми в море.Что там взять?»

Стало смеркаться. Девица в лиловой рясе подошла неслышно. Он очнулся, когда она оказалась рядом. Уставился на ирис, вышитый на груди.

– Прости, я тебе помешала?

– Нет… Да… Я размышляю.