Текст книги "Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 73 страниц)

Усилия осаждающих не произвели на город никакого впечатления. В день начала осады была предпринята лишь одна попытка штурма стен. Вероятно, она была направлена против замка в западной части города в тот короткий период, когда герцог расположился лагерем неподалеку. Ла Ир, находившийся в лагере герцога для переговоров, принял участие в бою и был ранен в ногу арбалетным болтом. После того как были потеряны дальние форты, англичане открыли шлюзовые ворота у Ньюэнхемского моста и затопили округу, оставив над водой только дамбу и несколько островков сухой земли, тем самым нарушив сообщение между различными частями осаждающей армии. Защитники могли держать городские ворота открытыми и безнаказанно пасти свой скот у рва на виду у осаждающих. Попытки захвата скота неоднократно отбивались вылазками из ворот. Осада превратилась в серию артиллерийских дуэлей. В целом англичане одерживали верх в этих перестрелках. Бургундские артиллеристы не могли подобраться достаточно близко к стенам, чтобы их пальба имела больший эффект. Они пытались строить бастиды ближе к стенам, но их постоянно разрушали паводковые воды, вылазки из города, а также огонь из английских пушек, установленных на вершинах стен и башен. Филипп Добрый, который уже однажды был вынужден перенести свой лагерь из-за артиллерийского обстрела, недооценил его эффективность в руках защитников. Однажды пушечное ядро сразило трубача, скакавшего рядом с ним по дюнам. Его собственные артиллеристы, вынужденные стрелять с большой дистанции, попадали через стены в город, где нанесли некоторый ущерб зданиям, но не вызвали потерь. Эти проблемы можно было бы решить, если бы в наличии имелись крупнокалиберные бургундские бомбарды, но их все еще с трудом перевозили через Пикардию, и в итоге они прибыли слишком поздно[704]704
  Monstrelet, Chron., v, 245–6, 248–50; Brut, ii, 578–9; Hist. Poems, 81. Бастиды: Sommé, 206–7. Бомбарды: AD Nord B1957, fols. 388vo–394vo.


[Закрыть].

25 июля 1436 г. Ян ван Хоорн, бургундский адмирал, прибыл со своим флотом под Кале. Его прибытие задержалось сначала из-за трудностей с поиском денег для оплаты моряков и солдат, а затем из-за юго-западных штормов в Ла-Манше. Под командованием адмирала находилось около семидесяти кораблей. Осаждающие возлагали на них большие надежды. Предполагалось, что они остановят непрерывный поток припасов и подкреплений, поступающих в город под носом у осаждающих, и предотвратят высадку армии герцога Глостера. Филипп Добрый выехал на дамбы с большой толпой придворных, чтобы наблюдать за приближением флота. Адмирал привел шесть больших кораблей, нагруженных кирпичом и камнем, которые поддерживались на плаву непрерывной откачкой воды командами людей, работавших посменно. В течение следующих двадцати четырех часов он пытался затопить их у входа в гавань. Один из кораблей был потоплен артиллерийским огнем со стен, не дойдя до устья гавани. Остальные пять достигли гавани, но моряки, находившиеся на борту, из-за обстрела поспешили спастись, затопив корабли в месте, которое обсыхало во время отлива. Когда море отступило, горожане вышли из ворот на берег и разбили их на глазах у бургундского флота и толпы фламандцев, наблюдавших с дамб. Вечером поднялся ветер, и флот уже не мог держаться вблизи от города. Поступили сообщения, что герцог Глостера собирается отплыть из Сэндвича. Хоорн решил, что его флот недостаточно велик, чтобы противостоять английскому. Брандеры, подготовленные в Слейсе для атаки на английский флот, были задержаны неблагоприятными ветрами и не прибыли. 26 июля адмирал ушел во Фландрию и больше не вернулся. Это был сильный удар по моральному духу осаждающих[705]705
  Waurin, Cron., iv, 170–1; Monstrelet, Chron., v, 250–2, 266; Brut, ii, 579–80; Paviot (1995) [1], 75–6, 77–8; AD Nord B1957, fols. 237vo, 430–448.


[Закрыть].

В Англии сообщения из Кале подняли накал общественного возмущения до предела. Распространенные правительством по всей стране сообщения о падении Уа и казни его гарнизона вызвали бурное негодование. В приходских церквях звучали проповеди, обличающие герцога Бургундского как клятвопреступника и разжигателя войны. В Кенте армия герцога Глостера расположилась лагерем на побережье близ Сэндвича, но людей нельзя было отправить на континент, так как не было денег на выплату авансов. Корабли, которые должны были их перевезти, ждали в Даунсе, но морякам еще не заплатили. Казна была пуста. Теперь все зависело от готовности кардинала Бофорта выделить деньги, как это часто бывало раньше. До сих пор Бофорт не проявлял особого желания финансировать экспедицию, возглавляемую его соперником в соответствии со стратегией, к которой он не испытывал симпатии. 22 июля в Кентербери состоялось кризисное заседание Совета. 14-летний король председательствовал на нем, что стало одним из самых первых случаев, когда он принимал активное участие в делах. Присутствовали все лорды, которые должны были участвовать в походе. Судьба экспедиции висела на волоске. В конце концов, Бофорта убедили открыть сундуки и профинансировать первоначальные расходы, и таким образом решение было принято. Приказы были отданы сразу же после окончания совещания. Глостер отправил герольда через Ла-Манш, чтобы передать вызов на бой герцогу Бургундскому. Небольшой передовой отряд отплыл в Кале 29 июля и высадился там вечером того же дня. Остальная армия должна была прибыть в город поэтапно в течение следующих дней[706]706
  Doig (1995) [1], 414; Hist. poems, 88; CCR 1435–41, 66; Dits de cronike, 321. Совет: Gregory, 'Chron.', 178; Foed., x, 649–50. Заключительные приготовления: Cal. Letter Books K, 206–7; CPR 1429–36, 611–12; Brut, ii, 581; *Thielemans (1950), 292, 294. Проповеди: Reg. Lacy, ii, 15–17; Reg. Spofford, 215–16.


[Закрыть].

Вечером 27 июля в лагерь герцога Бургундского прибыл герольд Глостера и передал вызов своего господина. Не сумев блокировать гавань, Филипп оказался перед выбором между сражением в поле и унизительным отступлением. Он созвал срочное заседание своего Совета. Филипп, как известно, старался избегать полевых сражений. Его советники были того же мнения, но согласились, что сейчас он не может с отойти с честью. Они с сомнением отнеслись к его нынешней позиции, недалеко от южной стены города. Было решено сразиться с армией Глостера дальше на восток у реки Аа, где земля была более сухой, а риск вылазки из Кале – менее вероятным. Тем временем был разослан призыв ко всей знати его владений срочно прибыть для пополнения рядов опытных воинов в армии. Флоримону де Бриме, которому удалось захватить город Ле-Кротуа и осадить цитадель, было приказано отказаться от этой операции и прибыть к основной армии.

На следующее утро Филипп отправился в лагерь капитанов Гента и заручился их согласием на сражение в поле. Однако когда капитаны отправились сообщить об этом своим людям, они столкнулись с неожиданным сопротивлением. Боевой дух городских контингентов был невысок. Недавно жители Брюгге попытались штурмовать Булонские ворота на западной окраине города и потерпели унизительное поражение. Гентцы с насмешкой наблюдали за бегством брюггцев, но вскоре пришел и их черед. Они строили большую деревянную бастиду на возвышенности между своим лагерем и городской стеной. Бастида была задумана как надежная платформа для артиллерии, расположенная ближе к стенам, чем это удавалось фламандцам до сих пор. Она имела высокую башню, с которой можно было наблюдать за городом и корректировать огонь артиллеристов. Недостроенные укрепления защищали от 300 до 400 человек, которые до сих пор отбивали все попытки англичан их разрушить. Но ранним утром 28 июля была проведена тщательно спланированная ночью атака. Эдмунд Бофорт и его главный лейтенант сэр Роджер Камойс вышли из Булонских ворот, а другая группа из ворот, известных как Милкгейт, в восточной части города. Обе группы сошлись у бастиды. Всадники заняли площадку за бастидой, чтобы не допустить вмешательства фламандцев, а остальные атаковали ее в пешем строю. Стоявшие на страже люди были пьяны и спали, и их легко перебил. Остальные были захвачены врасплох. Около 160 из них были убиты, а большинство взято в плен. Бастида был оставлен в огне. За городских ополченцев редко удавалось получить выкуп, а содержание их в плену было слишком накладным, поэтому по приказу Эдмунда Бофорта их предали смерти за воротами[707]707
  AD Nord B1957, fol. 317; Monstrelet, Chron., v, 250, 253; Brut, ii, 469–70; *Doig (1995) [1], 415 (приписывает лидерство Рэдклиффу); Hist. Poems, 80, 82–3. Ле-Кротуа: Monstrelet, Chron., v, 262; *Huguet, 452–3.


[Закрыть].

Позднее в тот же день в лагере гентцев состоялся бурный митинг, на котором капитаны пытались подготовить своих людей к предстоящей битве. Солдаты жаловались, что на них выпала основная тяжесть боев, и они теряют людей с каждым днем, в то время как пикардийские дворяне не сделали ничего примечательного с момента захвата дальних фортов. Блокада Кале провалилась. На них вот-вот должна была обрушиться большая английская армия. Перспектив на победу больше не было. Они считали всю эту затею непродуманной и обвиняли во всем советников герцога, особенно Жана де Кроя, Жана де Бриме и Бодо де Нойеля, которые находились с ним в лагере. Некоторые угрожали немедленно отправиться туда и убить их. Капитаны пытались их успокоить, но большинство было решительно настроено на отказ от осады. Поздно вечером капитаны из Гента явились к герцогу и сообщили, что их люди покидают лагерь этой ночью и уходят за реку Аа в ожидании дальнейших событий. Филипп был потрясен. Он протестовал, говоря что, отступив они его опозорят и умолял их остаться. Но ничего не помогло. Утром 29 июля солдаты из Брюгге, его округа и Ипра проснулись от звука трубы, поданного с вершины Милкгейта английским трубачом, и обнаружили, что люди из Гента ушли. Они тут же решили последовать за ними и вечером бросив снаряжение и припасы беспорядочной толпой ушли по дороге в Гравелин. У герцога осталось всего около 3.000 пикардийцев, а подкрепления, ожидаемые из Бургундии, еще не подошли. После высадки армии Глостера герцог оказался бы в безнадежном меньшинстве. Филиппу ничего не оставалось, как отступить в Гравелин. По его собственному признанию, он уехал "с большей горечью в сердце, чем мог предположить". Хронист Жан де Ваврен, находившийся в составе пикардийского контингента под Кале и Гином, осуждал поведении гентских мятежников, но соглашался с тем, что эта затея была плохо продумана с самого начала. Осада не могла увенчаться успехом без эффективной блокады города с моря и более дисциплинированной армии, чем та, которую могли предоставить фламандские города[708]708
  *Thielemans (1950), 292–5; Monstrelet, Chron., v, 254–8; Waurin, Cron., iv, 182–4, 192–5; Brut, ii, 581; Hist. Poems, 83; AD Nord B1957, fols. 479vo–480.


[Закрыть].

Генрих VI и руководители армии все еще находились в Кентербери, когда до него и его советников дошла весть о том, что осада Кале прекращена. Экспедиция больше не имела смысла, но сборы уже проводились, и герцог Глостер был намерен не упустить возможность проявить себя как полководец. Он предложил развить победы Эдмунда Бофорта при Кале и совершить карательный рейд во Фландрию. 30 июля от имени Генриха VI как короля Франции был составлен документ, в котором объявлялось, что Филипп, называемый герцогом Бургундским, из-за мятежа лишается своих французских владений, а графство Фландрия передается герцогу Глостеру. 2 августа Хамфри высадился в Кале, а через несколько дней за ним последовали остальные части его армии[709]709
  Foed., x, 652–3; Brut, ii, 505; AD Nord B1957, fols. 178vo, 180–180vo.


[Закрыть].

К середине августа в Кале, помимо гарнизона, находилось от 9.000 до 10.000 английских солдат. Бургундцы были не в состоянии противостоять такой силе. Филипп Добрый председательствовал на мрачном заседании своего Совета в Гравелине. Фламандские отряды отказались встать на реке Аа для защиты своего графства, и Филипп распустил их. Было решено поставить пикардийцев в гарнизоны Гравелина, Ардра и других укрепленных мест вдоль границы Фландрии. Бургундские войска, которые только что добрались до Арраса, были направлены для удержания Булони. Тем временем герцог вернулся в Лилль, чтобы собрать новую полевую армию. За первые две недели августа его секретариат разослал дворянам и профессиональным военным северных владений не менее 718 писем, призывая их под свое знамя. Филипп лично написал герцогу Бурбонскому, умоляя его прислать французские войска, которые ранее сам бесцеремонно отверг, когда Ришмон предложил их в июне. В Бургундии герцогский Совет в Дижоне пытался найти новых людей, чтобы добавить их к уже отправленным в Аррас. Филипп планировал сосредоточить эти силы у кафедрального города Теруан в Артуа. Но они вряд ли смогли бы добраться туда менее чем за месяц, а бургундцам потребовалось бы не менее шести недель. У герцога не было столько времени[710]710
  Groot Charterboek, iv, 1083; Monstrelet, Chron., v, 258–9, 260, 268; Schnerb (2018), 172; AD Nord B1957, fols. 313–313vo; Canat, Doc. inéd., 375. Письмо герцогу Бурбонскому: *Thielemans (1950) (об адресате, см. Leguai [1962]W, 151).


[Закрыть].

13 августа, когда гонцы Филиппа еще разъезжали по его владениям со своими письмами, герцог Глостер вышел из ворот Кале во главе своей армии и двинулся по прибрежной дороге в западную Фландрию. Граф Хантингдон стоял у побережья с английским флотом, который офицеры Филиппа оценивали в 200 кораблей. Это была короткая и жестокая кампания на суше и на море, не имевшая никакой стратегической цели, кроме мести, грабежа и разрушений. Армия Глостера не имела ни осадной техники, ни обоза снабжения, а флот не имел на борту кораблей войск, а только вооруженных моряков. Армия обошла стороной Гравелин, Дюнкерк, Берг и другие города с крепкими стенами и большими гарнизонами, а затем повернула вглубь страны. Англичане начали жечь и грабить местность вокруг Ипра. Им удалось захватить только два значительных города – Поперинге и Байель, причем оба штурмом. Судьба этих городов была столь же ужасна, как и судьба любого населенного пункта, захваченного силой. Поперинге лишился церкви и 2.500 домов.

Из замка Лилль Филипп Добрый наблюдал за огненным кольцом, распространявшимся по северному горизонту. Англичане встречали лишь спорадическое сопротивление местных ополченцев и отдельные вылазки из городов с гарнизонами. Филипп предпринял последнюю попытку объединить фламандские города. На следующий день после взятия Поперинге его представитель обратился к генеральной ассамблее Гента с призывом направить войска в Ипр, чтобы защитить "свою землю, свое имущество, свои привилегии, свободы и права, всю свою жизнь, жизнь своих жен и детей, свою честь и репутацию в глазах потомков". Но самое большее, на что гентцев удалось уговорить, – это отправить горстку лучников на северное побережье для защиты от английских десантов с моря. Попытка побудить к сопротивлению жителей Брюгге также не увенчалась успехом.

Однако к этому времени англичане уже начали страдать от голода и болезней. Вскоре они повернули обратно к Кале. Около 24 августа армия вернулась в город, ведя огромные стада угнанного скота и таща за собой длинный обоз с награбленными ценностями. Флот графа Хантингдона оставил аналогичный след разрушений вдоль побережья Фландрии. Он вошел в лагуну Слейса и сжег много кораблей, стоявших на якоре в порту. Высаженный десант разграбил деревни на побережье и острова (как они тогда назывались) Вульпен и Кадсан[711]711
  'Short Engl. Chron.', 62; Waurin, Cron., iv, 201–6; Monstrelet, Chron., v, 263–5; Dits de cronike, 321–6; 'Laetste deel', 46–7; Dixmude, Merkw. Gebeurtenissen, 151–3; Brut, ii, 470; Handelingen, i, nos. 639–40; Memorialen Rosa, i, nos. 414, 440–1; Paviot (1995) [1], 81–2; 'Documents gantois', 253–7. Контракты: PRO E101/71/3 (893–7).


[Закрыть].

* * *

Весть об унижении Филиппа была встречена в Англии взрывами радости и бурным излиянием хвастовства, насмешек и желчи в стихах. "Такие и многие другие рифмы были придуманы среди англичан", – писал хронист, записавший одно из таких произведений. Герцог Глостер был принят как герой. Он заказал итальянскому версификатору Титу Ливию Фруловези напыщенное воспевание своих подвигов в посредственных латинских гекзаметрах по образцу Энеиды (оно получило название Humfroidos ).

Пожалуй, самым ярким памятником этого краткого момента английского высокомерия стала Клевета на английскую политику (Libelle of Englyshe Polycye). Это стихотворение не было пропагандистской листовкой, написанной для улиц. Это был стихотворный памфлет, предназначенный для Уолтера, лорда Хангерфорда, и избранной группы советников и членов королевского двора. Автором был неназванный, но занимающий высокое положение чиновник, возможно, Ричард Кодрэ, бывший секретарь Совета, в настоящее время служивший личным секретарем адмирала, графа Хантингдона. Стихотворение представляет собой откровенную защиту стратегии, основанной на использовании экономической мощи и контроле над Кале и Ла-Маншем. "Истинный смысл английской политики… таков: беречь товары, хранить адмиралтейство, чтобы мы были хозяевами узкого моря". Поэт представлял себе море как "стену Англии". Но оно было и наступательным оружием. Фландрия и Нидерланды не могли обойтись без английской шерсти для своих ткацких станков. Морской путь между Дувром и Кале, эти "два глаза" Англии, был артерией, по которой в Северную Европу поступали товары из Бретани, Испании и Италии. Морская блокада, по его мнению, была, по крайней мере, таким же хорошим способом заставить противника смириться, как и отправка во Францию армии численностью 10.000 человек. Усиливая морскую мощь Англии и контролируя движение через Ла-Манш, можно поставить бургундское государство на колени. Упущения автора столь же показательны, как и его аргументация. Он исходит из того, что противником является герцог Бургундский и ничего не говорит ни о войне против Карла VII, ни об обороне оккупированных англичанами территорий во Франции. Ценность французских завоеваний Англии, по его мнению, заключалась только в портах Ла-Манша, которые теперь находились в руках врага, за единственным исключением – Кале. "Берегите Кале как зеницу ока", – писал он. Все остальное не имело значения[712]712
  Hist. Poems, 78–89; Brut, ii, 582–4, 600–1; cf. 582; R. Weiss (1957), 222–7; Libelle, i, 29–30, 42, 43, 55, 57–8 (ll. 5–7, 554–85, 819, 1150–56, 1092–7); Sobecki, 104–26.


[Закрыть].

Пропаганда агрессивной военно-морской стратегии и меркантилистской торговой политики в Клевете нашла немало поклонников в последующие века. Министр королевы Елизаветы Уильям Сесил владел одним экземпляром этого стихотворения. Его капеллан Ричард Хаклит (Хаклюйт), великий тюдоровский историк английского мореплавания, владел двумя экземплярами и вставил его текст в свой труд Основные навигации английской нации (Principal Navigations of the English Nation). Стюартовский юрист и политик Джон Селден процитировал его в труде Закрытое море (Mare Clausum), своей знаменитой защите прав Англии на прилегающие моря. Сэмюэл Пипс, клерк военно-морского Совета Карла II, имел экземпляр в своей библиотеке. Предложенная автором стихотворения блокада стала ортодоксальной для королевского флота XVIII–XX веков. Но в свое время она оказалась менее влиятельной. Поэт выступал от имени некоторых важных интересантов: купцов компании Стейпл из Кале, финансистов и оптовиков из Лондона, судовладельцев портов южного и восточного побережья. Однако их мнение осталось в меньшинстве в то время как главенствующая доктрина в политическом сообществе Англии оставалась неизменной. Главным врагом был не герцог Бургундский, а король Франции. Его владения не зависели от международной торговли и были лишь в малой степени уязвимы для морской блокады. Без мощного военного присутствия во Франции не было перспектив прочного политического решения затянувшейся войны. После того как кризис осады миновал, Кале вернулся на второстепенное место в стратегических расчетах Англии, поскольку внимание вновь было приковано к Нормандии. На следующем заседании Парламента, состоявшемся в январе 1437 г., герцог Глостер лично обратился к Палате Общин с просьбой о выделении средств и встал на колени перед королем, умоляя его надлежащим образом профинансировать содержание гарнизона Кале. Но он зря старался. Кале продолжал испытывать серьезную нехватку средств, а Глостер так и не смог вернуть себе то недолгое господство в английской политике, которое он имел в течение двенадцати месяцев после Аррасского конгресса[713]713
  Sobecki, 103; Parl. Rolls, xi, 203–4, 209–10 [11–12, 18]; Holmes (1961), 207–9.


[Закрыть].

"Где наши корабли, где наши мечи?" – спрашивал автор Клеветы на английскую политику. Это был хороший вопрос. Потеря французских портов от Шельды до Сены изменила соотношение сил в Ла-Манше и Северном море. Впервые за двадцать лет эти моря превратились в поле битвы, где фламандцы и голландцы были главенствующими державами, а кастильцы – потенциальной угрозой. Как объяснил Совет в своем обращении о выделении средств, в результате южное и восточное побережья Англии подверглись набегам, которые были столь страшной чертой жизни в 1370-х годах и в первом десятилетии XV века. Однако поддержание мощного английского присутствия на море в дополнение к огромным расходам на военные действия во Франции было Англии не по карману. Англия никогда не обладала такими военно-морскими арсеналами, которые позволяли Кастилии, Португалии и итальянским республикам создавать и содержать постоянные военные флоты. Торговые суда продолжали реквизироваться в качестве транспортов, но возврата к огромным реквизированным военным флотам Эдуарда III не произошло. Из прекрасного флота Генриха V, состоявшего из тридцати боевых кораблей, в строю оставался только один переоборудованный балингер[714]714
  Балингер (англ. balinger от фр. balien – кит) – историческая разновидность парусных судов, широко распространенных во флотах западноевропейских стран XIV–XV веков. В военно-морских силах балингеры выполняли функции разведывательных кораблей, помимо этого использовались и как торговые суда.


[Закрыть], размером едва ли больше корабельной шлюпки. Он и еще два небольших баркаса, приобретенных для снабжения гарнизона Ле-Кротуа, составляли весь королевский флот 1430-х годов. Остальной флот Генриха V был продан для уплаты долгов, кроме четырех "великих кораблей", чьи корпуса, лишенные оснастки, гнили на реке Хэмбл. Большой корабль Генриха V Grace Dieu, имевший массу 1.400 тонн и являвшийся самым большим судном, построенным для королевского флота до XVII века, в 1439 г. был поражен молнией и сгорел дотла[715]715
  Libelle, 30 (l. 36); PPC, iv, 352d; Richmond (1964), 290; Soper Accounts, 54–5, 247–52.


[Закрыть].

Вместо этого Совет обратился к услугам каперов, как это делали в свое время Ричард II и Генрих IV, но с такими же неудовлетворительными результатами. В течение 1436 г. купцам или торговым синдикатам было выдано в общей сложности двадцать лицензий на каперство на условиях, что, выделив обычную долю адмиралу и смотрителю Пяти Портов, они смогут оставить добычу себе. Их усилиям помогали пираты без лицензии, деятельность которых поощрялась тем, что Парламент приостановил действие статута, предусматривавшего наказание за государственную измену. Правительство не контролировало ни тех, ни других. Лицензированные каперы избирали своего адмирала, который получал королевское поручение, но не подчинялся приказам королевских офицеров. Пираты были сами себе законом. Единственной заметной военно-морской операцией в 1436 и 1437 гг. стал захват в апреле фламандского флота, перевозившего вино из Ла-Рошели, когда он проходил мимо Финистера. Триумф был недолгим, поскольку на следующий день появился кастильский флот, атаковал английские корабли и, захватив часть из них, освободив фламандцев. Эксперимент больше не повторялся. После 1437 г. правительство отказалось от задачи "охраны морей" вплоть до 1460-х годов[716]716
  CPR 1429–36, 509–10, 511–12, 515, 603; Parl. Rolls, xi, 189–90 [28]. Не лицензированные пираты: Appleby, 91–2; Kingsford (1925), 87–98; Bower, Scottichron., viii, 248–50; Parl. Rolls, xi, 212–13 [24].


[Закрыть].

* * *

Для Филиппа Доброго поражение под Кале стало непосредственным следствием кризиса в отношениях с промышленными городами Фландрии и морскими общинами Голландии и Зеландии. Фламандские города поддержали осаду Кале, поскольку были убеждены, что его захват разрушит монополию английской компании Стейпл и позволит захватить шерсть на ее складах. Неудача осады положила конец этим надеждам. Английский Совет в свою очередь закрутил гайки, запретив всякую торговлю с Фландрией. Теперь фламандцы столкнулись со старой проблемой: они не могли обойтись без английской шерсти. В этом автор Клеветы на английскую политику был прав. "Если Англия хочет, чтобы ее шерсть была в покое, – утверждал он, – то Фландрия должна иметь с нами мир, иначе она будет уничтожена".

Возвращение городских контингентов, вооруженных и озлобленных, после крупной военной кампании всегда было опасным моментом в жизни фламандских городов, а осенью 1436 года – тем более. Люди набирались в основном из ремесленных гильдий, членов которых разоряли торговые войны, а также из подмастерьев и сельских ремесленников, которым некуда было возвращаться. Когда 3 сентября Филипп Добрый вошел в Гент, на улицах возникло стихийное восстание, в котором главную роль сыграли вернувшиеся с войны солдаты. Толпа заняла Пятничный рынок, разоружила телохранителей герцога и потребовала ответа на длинный письменный список претензий. Некоторые из них были вызваны хаосом последних дней осады Кале и шевоше герцога Глостера. Почему Кале не был блокирован с моря? Почему против английского флота не были применены брандеры? Почему нефламандцы (они имели в виду пикардийцев и бургундцев) были поставлены в гарнизоны на границах Фландрии? В Брюгге недовольство слилось с более широкими претензиями, и события приняли более серьезный оборот. Вернувшиеся войска заняли рыночную площадь, объявили всеобщую забастовку и учредили новое городское правительство во главе с деканами гильдий. Они убили городского шерифа (герцогского чиновника) и призвали к ответу за свое управление всех, кто занимал главные должности в городе в течение последних трех десятилетий. За зиму напряженность в городе спала, так как поджигателей восстания оттеснили от власти более умеренные люди. Но в апреле следующего года мятеж вспыхнул вновь. Бургомистр Брюгге был линчеван членами гильдии пивоваров, которые утверждали, что он является ставленником герцога. Через месяц, 22 мая 1437 г., Филипп ворвался в город с армией из 3.000 пикардийцев, спровоцировав новое восстание, от которого ему посчастливилось спастись. Эти события привели к длительной экономической блокаде мятежного города, продолжавшейся до февраля 1438 г. и приведшей его к разорению[717]717
  Эмбарго: Foed., x, 654–5; Libelle, 6 (ll. 93–5). Гент: Hanserecesse, ii, 45; 'Laetste deel', 56; 'Documents gantois', 257–8; Waurin, Cron., iv, 196; Monstrelet, Chron., v, 266–7. Брюгге: Inv. Arch. Bruges, v, 136–69; 'Laetste deel', 76–80; Merkw. Gebeurtenissen, 153–9, 162–3; Dumolyn, 158–71, 215–95.


[Закрыть].

Война с Англией не только разделила Фландрию, но и открыла раскол между Фландрией и остальной частью державы Филиппа в Нидерландах. Фламандцы были как самыми ярыми сторонниками запрета герцога на импорт английских тканей, так и главными жертвами английского эмбарго на экспорт шерсти. С другой стороны, Голландия, Зеландия и Брабант, хотя и имели собственную текстильную промышленность, в значительной степени зависели от перевозок и торговли через перевалочные пункты и получали огромные прибыли от торговли английскими тканями. Они всегда возражали против попыток герцога распространить на них эмбарго торговли сукном и сопротивлялись его исполнению, когда оно было на них наложено. В начале 1436 г. Вестминстерский Совет провел энергичные дипломатические демарши в Голландии и Зеландии через Джона Миддлтона, ведущего английского фактора в Мидделбурге. Кампания Миддлтона имела определенный успех. Голландцы отказались соблюдать запрет на торговлю с Англией, несмотря на протесты министров Филиппа. В Брабанте такие промышленные города, как Брюссель и Мехелен, разделяли устремления Фландрии, а растущие порты Антверпен и Берген-оп-Зом с их важными международными ярмарками продолжали принимать английские ткани вопреки запрету Филиппа. В Мидделбурге, когда бальи герцога захватили английский корабль, направлявшийся в Антверпен, толпа ворвалась в тюрьму, освободила команду и заставила вернуть груз. Филипп, ослабленный катастрофой под Кале и восстанием фламандских городов, не смог настоять на своем. В последующие годы после осады экспорт английской шерсти через Кале, который традиционно почти полностью шел во Фландрию, упал почти до нуля, в то время как экспорт сукна в остальные бургундские Нидерланды возрос до уровня, значительно превышающего прежний. Весной 1437 г. Брюгге и Ипр начали настойчиво добиваться от герцога заключения соглашения с Англией[718]718
  Van der Wee, ii, 49–55, 67–9, 73–7, 314–16; Munro (1972), 69, 103–6; Bronnen Engeland, ii, nos. 63, 1076, 1079–80, 1082, 1090–94, 1097, 1102–3, 1106–9, 1111, 1113; Bronnen Holland, ii2, no. 85d; Memorialen Rosa, i, no. 444; Kerling, 48–50, 84–5; Holmes (1961), 196–7; Dits de cronike, 316–17; England's Export Trade, 60, 92–4, 138; Munro (1972), 108–10. Давление: ARA CC32491, fol. 91.


[Закрыть].

Через шесть недель после прекращения осады Кале Юг де Ланнуа направил герцогу Бургундскому очередной длинный меморандум. Последние события во многом подтвердили его прежние рекомендации, о чем он тактично не стал упоминать. Как и все предыдущие меморандумы Ланнуа, этот был также проницателен. Война с Англией, по его мнению, только начавшись, уже обернулась катастрофой. Потерпев неудачу под Кале, герцог теперь должен был держать крупные постоянные силы вокруг английского анклава, чтобы сдерживать ее гарнизон. Это требовало больших затрат. Филиппу мешали долги и угрожали разногласия между его подданными. Поскольку Голландия и Зеландия продолжали игнорировать запрет, его эмбарго на торговлю с Англией ничего не давало, а прекращение поставок шерсти грозило толкнуть фламандские города в объятия англичан. Все владения Филиппа испытывали серьезные экономические трудности, усугубляемые высоким уровнем налогов. "О Вас, Вашем правительстве и Ваших ведущих советниках говорят странные и злые вещи", – сообщал он своему господину. Военная помощь, несомненно, может быть получена от короля Франции, но за нее придется заплатить. Французские войска должны были получить плату. Без этого они "уничтожат ваши владения так же эффективно, как и защищают их".

Ланнуа считал, что необходимо заключить мир с Англией. По условиям Аррасского договора Филипп не мог заключить сепаратный мир с Англией. Поэтому он должен был предложить себя в качестве посредника для заключения общего мира между всеми тремя сторонами. Ланнуа был настроен оптимистично, даже слишком оптимистично. Франция и Англия, по его мнению, были измотаны войной и готовы к заключению мира. Если Нормандия будет уступлена Англии, то можно будет договориться. Ланнуа полагал, что Филипп мог бы сделать несколько вещей, чтобы облегчить этот путь. Он мог сдать города на Сомме французскому королю без уплаты 400.000 ливров, оговоренных в Аррасе, что подсластило бы пилюлю за уступку Нормандии. Он мог освободить своего пленника Рене Анжуйского без выкупа, что снискало бы ему расположение главенствующей при французском дворе анжуйской партии. Он мог побудить англичан освободить Карла Орлеанского, что позволило бы ему заручиться поддержкой Орлеанского бастарда, имевшего растущее влияние на Карла VII. Но прежде всего, Филипп должен был извлечь уроки из своей неудачи под Кале. Он не должен был думать, что его честь обязывает продолжать войну или что фламандские восстания можно просто игнорировать или подавить силой[719]719
  'Programme d'un gouvernement constitutional', 225–32, 237–8, 248–50.


[Закрыть].

Первоначальной реакцией Филиппа на меморандум Ланнуа было его игнорирование. Он ничего не сделал для того, чтобы улучшить свои отношения с французским двором. Его корыстные устремления не позволили бы ему отказаться от городов на Сомме или освободить Рене Анжуйского. В итоге за Рене пришлось заплатить непосильный выкуп. В результате анжуйцы стали врагами герцога при французского двора, а его союзники в Лотарингии и Баре, которые надеялись, что Рене будет вынужден отказаться от своих прав, отстранились от него. В то же время Филипп энергично, но без особого успеха продолжал свою борьбу с Англией. Осенью 1437 г. была предпринята попытка полномасштабной осады Ле-Кротуа с суши и моря, но она была сорвана английским флотом и армией из Нормандии. В следующем году была предпринята еще одна попытка взять Кале. Филиппа убедили, что город можно затопить, если разрушить морские дамбы. Армия землекопов в сопровождении 1.600 солдат подошла в Кале, но не смогла разрушить дамбы, и серьезного вреда городу не причинила. В долгосрочной перспективе Филипп оценил мудрость слов Ланнуа. Это были последние значительные военные операции, которые герцог предпринял против англичан[720]720
  Lecoy (1875), i, 115–28; Inv. AC Amiens, ii, 67–8; *Huguet, 230–99, 452–3, 456–70, 473–83; Monstrelet, Chron., v, 260–2, 308–16, 353–4; 'Livre des trahisons', 213; Héraut Berry, Chron., 194–6; Chrons. London, 144–5.


[Закрыть].

* * *

Фиаско под Кале до конца года аукнулось в другом месте. Нападение на город побудило Якова I Шотландского поднять свою военную репутацию в глазах внутренних врагов и продемонстрировать свою значимость для французских союзников. Около 1 августа 1436 г., когда армия герцога Глостера отправлялась во Францию, большая шотландская армия под командованием короля лично осадила Бервик, а вскоре после этого и Роксбург. В условиях, когда Англия была лишена войск, а гарнизон Бервика находился на грани мятежа из-за невыплаты жалованья, такая возможность казалась слишком удачной, чтобы ее упустить. Яков I провел тщательную подготовку. Он созвал всех боеспособных мужчин и собрал большой артиллерийский обоз. Но в итоге все обернулось военной и личной катастрофой. Шумные приготовления привели к тому, что английские хранители границ были достаточно хорошо осведомлены о происходящем. Уже через две недели они с ополчением северных графств подошли к шотландским осадным линиям вокруг Роксбурга. Шотландцы бежали, бросив осадную технику. Осады Бервика и Роксбурга стали последними заметными военными операциями шотландцев на границе более чем на десять лет[721]721
  Scottichron, viii, 250, 296, 378n; Brut, ii, 470, 505; Rot. Scot., ii, 294–5; Balfour-Melville, 230–1. Гарнизон Бервика: Cal. Doc. Scot., v, no. 1030.


[Закрыть]. Король Яков I многое сделал для восстановления власти и финансовой стабильности шотландской короны после длительного регентства Олбани-Стюартов и со временем мог бы стать грозным противником Англии. Но унижение под Роксбургом сильно подорвало его авторитет в Шотландии. В феврале 1437 г. он был убит в ходе государственного переворота группой заговорщиков во главе со своим дядей Уолтером Стюартом, графом Атоллом. Его сын Яков II вступил на трон в возрасте шести лет. В следующем году после почти двухлетнего перерыва было официально восстановлено перемирие с Англией. Шотландии предстоит пережить смуту и жестокую гражданскую войну, прежде чем она вновь станет важным фактором в стратегических расчетах Англии.