Текст книги "Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 73 страниц)

Затем Кошон начал читать приговор трибунала. Это был длинный документ, и он читал его нарочито медленно, в то время как Эрар продолжал призывать Жанну к отречению. Жанна, по словам Кошона, была "изобретательницей откровений и видений, обольстительницей верующих, самонадеянной, легковерной, упрямой, суеверной псевдопророчицей, а также подстрекательницей и жестокой отступницей и раскольницей". Не успел он закончить чтение, как произошел неожиданный переворот. Жанна прервала его, чтобы заявить, что она все-таки готова отречься. Она сказала, что будет соблюдать все предписания Церкви и делать все, что от нее потребует трибунал и добавила, что раз церковники сказали, что ее голосам нельзя верить, то она больше не желает им верить. "Таким образом, – записал нотариус, – перед огромной толпой духовенства и народа она объявила о своем отречении". Среди церковных сановников царило смятение. Кошон был застигнут врасплох. Он обратился к Генри Бофорту с вопросом, как ему поступить. Бофорт ответил, что в свете ее отречения с ней следует обращаться как с кающейся. Кающегося нельзя отпускать в светские руки. Некоторые из заседателей подошли к епископу и стали ему возражать. Дошло до обмена грубыми словами. Но Кошон и Эрар настояли на своем. Была составлена письменная форма отречения, и Жанна поставила на ней крест в качестве подписи. Затем Кошон взял другой документ, из которого зачитал приговор о пожизненном заключении на "хлебе мук и воде скорби". При этом Жанна была передана под стражу бальи и под охраной отведена в свою камеру. Там ей выдали женскую одежду и обрили голову, чтобы волосы снова выросли как у женщины[502]502
  Proc. C., i, 385–94; Proc. N., i, 202, 225, 227, 231–2, 352, 353, 358, 361, 425, 433–4, 466.


[Закрыть].

Через четыре дня тюремщики увидели Жанну одетую в мужскую одежду. Капитан ее стражи отправился за Кошоном и Ле Местром, которые прибыли с несколькими заседателями, чтобы убедиться в этом. К ним присоединился граф Уорик с несколькими нотариусами, чтобы зафиксировать происходящее. Ношение мужской одежды было одним из основных пунктов обвинения против нее. Возобновление ею этой практики было воспринято как явное свидетельство отступничества. Как это произошло? Несомненно, многие англичане в Руане желали сожжения Жанны и были в ярости от того, что, по их мнению, формальность позволила ей избежать своей участи. Согласно показаниям на посмертном расследовании, проведенном бальи, когда Кошон потребовал от Жанны объяснений, она заявила, что ее подставили английские тюремщики, которые ночью отобрали у нее женскую одежду, оставив ей только мужскую. Но бальи уже не было в живых, и ни один из присутствовавших нотариусов не подтвердил эту версию ни в своем протоколе, ни в собственных показаниях на дознании. Невозможно точно сказать, что произошло, но наиболее вероятным объяснением является то, которое дала сама Жанна, согласно официальному протоколу. Окруженная мужчинами-охранниками, она чувствовала себя сексуально уязвимой в женской одежде. Она сказала Кошону и его коллегам, что если ее переведут в церковную тюрьму, то она будет носить женскую одежду.

Сам по себе вопрос об одежде Жанны, возможно, и не стал бы достаточным основанием для ее осуждения. Но из ее ответов стало ясно, что она изменила свое мнение о своем отречении. По ее словам, она отреклась, чтобы спасти свою жизнь. Возможно, на кладбище Сент-Уэн она не понимала, что альтернативой смертному приговору может стать пожизненное заключение на хлебе и воде. Но независимо от того, осознала она это в тот момент или нет, ее возвращение в камеру в замке Руана должно было наглядно показать ей, что это означает. За ней по-прежнему постоянно следили английские охранники, ее по-прежнему запирали на ночь в ножные кандалы и цепи, она по-прежнему не могла посещать мессу и принимать Евхаристию. Жанна сказала Кошону, что скорее умрет, чем будет жить в таких условиях. Кроме того, у нее с запозданием начались депрессия и раскаяние. По-видимому, она считала, что, отказавшись от веры в то, что Бог говорит с ней через голоса, она отказалась и от самого Бога. Голоса вернулись после церемонии в Сент-Уэн, чтобы упрекнуть ее в предательстве, и она сказала Кошону, что на самом деле никогда не собиралась этого делать. На полях протокола нотариус написал против этих слов: "смертельный ответ" (responsio mortifera). 29 мая 1431 г. Кошон, Ле Местр и двадцать девять заседателей собрались в часовне архиепископского дворца и постановили отдать ее в руки руанскому бальи для предания смерти[503]503
  Proc. C., i, 395–9, 399–411; Proc. N., i, 206–7, 209–10, 426–7, 434, 439, 455–6.


[Закрыть].

В девять часов 30 мая 1431 г., через час после объявленного времени, Жанну с плачем вывели из замка в сопровождении большого эскорта английских солдат и повели на рыночную площадь. На ней была мужская одежда и шапочка в форме митры с надписью "Еретичка, отступница, вероотступница, идолопоклонница". Большая треугольная площадь была заполнена зрителями. Под высоким помостом был разведен костер, перед которым висело объявление о грехах Жанны. Ритуал, проведенный шесть дней назад, повторился во всех деталях, за исключением результата. На этот раз проповедь произнес парижский богослов Николя Миди, который был самым усердным из заседателей и главным автором двенадцати обвинительных статей. Как только она закончилась, Кошон и Ле Местр зачитали приговор. Затем, в соответствии с обычным ритуалом, они и заседатели поспешили покинуть место казни, чтобы избежать открытого участия в кровавом приговоре, который они и спровоцировали. Жанна была передана в руки руанскому бургомистру, английскому солдату сэру Ральфу Ботелеру. Тот так торопился закончить дело, что забыл вынести ей смертный приговор, как того требовала форма, а просто передал ее палачу с криком "Уведите ее!" (Emmenez! Emmenez!). Жанну потащили к костру, она молилась и сжимала в руках импровизированное распятие, когда ее привязали к столбу и разожгли костер. Ее крики с призывами имен Иисуса, Святого Михаила и Святой Екатерины разносились над ревом пламени. Даже кардинал Бофорт, наблюдавший за ее сожжением вместе с другими чиновниками и высокопоставленными лицами, был растроган до слез. Когда все закончилось, он приказал собрать ее прах и бросить в Сену, чтобы он не стал предметом почитания[504]504
  Proc. C., i, 408–14; Proc. N., i, 199, 202, 205, 218, 242, 352, 435, 449–50, 456; Doc. et recherches, i, 38; Fauquembergue, Journ., iii, 13–14; Basin, Hist., i, 160.


[Закрыть].

Сторонники двуединой монархии всегда рассматривали суд над Жанной д'Арк как инструмент пропаганды. Ее "рецидив" в ереси, за которую Жанна была осуждена, лишил их преимуществ ее публичного признания. Судьи сделали все возможное, чтобы возместить потерю. 7 июня 1431 г., через неделю после смерти Жанны, они взяли показания о последних часах ее жизни у тех, кто присутствовал при этом, в том числе и у тех, кто слышал ее последнюю исповедь. По словам этих свидетелей, она говорила им, что верила в то, что голоса спасут ее от палача. Теперь она поняла, что на самом деле это были демоны, посланные обмануть ее. Говорят, что она даже просила англичан простить ей причиненное им зло. Обстоятельства, при которых был собран этот материал, делают его весьма недостоверным. Однако это не помешало англичанам использовать его в письмах, разосланных в последующие дни от имени Генриха VI государям Европы, епископам и городам Франции. После изложения истории жизни и смерти Жанны в письмах говорилось, что она была одной из нескольких лжепророков и учителей ереси, заразивших народ Франции. Своими видениями и откровениями она нанесла "очень серьезный ущерб нашему народу". Но теперь, как утверждалось, она недвусмысленно признала, что эти видения были ложными и обманчивыми. Аналогичное послание было зачитано населению с кафедр в Париже и, несомненно, в других городах ланкастерского режима[505]505
  Proc. C., i, 416–30; Monstrelet, Chron., iv, 442–7; Journ. B. Paris, 270–2.


[Закрыть].

Не успел остыть пепел на погребальном костре Жанны, как стали распространяться первые сообщения о ее чудесном спасении. Появление самозванок было лишь вопросом времени. Наиболее успешная из них, женщина из Лотарингии примерно соответствующего возраста и внешности по имени Клод де Армуаз, была даже поддержана братьями настоящей Жанны. Клод приобрела значительную популярность и собирала восторженные толпы везде, где бы ни появлялась, ее чествовали в Орлеане, на короткое время она поступила на службу к маршалу Жилю де Ре для предполагаемого штурма Ле-Мана, а в 1440 г. Парижский Университет и Парламент публично разоблачили ее как мошенницу[506]506
  *'Notices et extraits' (Viriville), 116; Journ. B. Paris, 354; 'Chron. St-Thiébault', [Calmet v]; Proc. Q., v, 331–41 Journ. B. Paris, 354–5; Lecoy (1871).


[Закрыть]. Этот эпизод свидетельствует о том, что Жанна продолжала оставаться в народном сознании. Однако среди наиболее влиятельных фигур по обе стороны политического раскола английская пропаганда сумела похоронить память о Жанне на целое поколение. У нее было много врагов среди капитанов, министров и придворных французского короля. Многие из них всегда чувствовали себя неловко из-за ее видений и мужской одежды. Теперь же она была осуждена в соответствии с обычной процедурой Церковью – единственным институтом, который выходил за рамки политических разногласий во Франции. Парижский Университет, по-прежнему являющийся самым крупным авторитетом в области теологической ортодоксии в Европе, высказался против нее и большинство людей, вероятно, были склонны согласиться с этими суждениями.

Жак Желю, писавший из своего собора в Провансе после пленения Жанны в Компьене, призывал Карла VII не жалеть ни сил, ни средств, чтобы добиться ее освобождения. Англичане, несомненно, ожидали судебной кампании в папской курии против тех, кто был причастен к этому, или обращения к Церковному собору, который должен был открыться в Базеле. В итоге Карл VII ничего не предпринял. Не было ни попыток ее освобождения или выкупа, ни ходатайств в Риме или Базеле, ни контрпропагандистской кампании. Со стороны двора Карла VII и епископов роялистской Франции было лишь смущенное молчание. Брат Ришар, провидец, выступавший в роли Иоанна Крестителя для Жанны и подготовивший несколько ее подражателей, был арестован по приказу Парламента Карла VII, а епископ и инквизитор Пуатье запретили ему проповедовать. Министров Карла VII больше не устраивало, что его победы ассоциируются с осужденной колдуньей и еретичкой.

Только в 1450-х годах, когда пророчество Жанны об изгнании англичан из Франции окончательно сбылось, стало возможным вернуться к ее необычной жизни в рамках тщательно продуманного посмертного расследования, по крайней мере, не менее политизированного, чем первоначальный судебный процесс. К тому времени главные действующие лица – Кошон и Бофорт, Ла Тремуй и Рено де Шартр – были уже мертвы, и их неоднозначное отношение к Жанне не имело никакого значения. В то время мало кто из участников процесса над Жанной возражал против этой процедуры, но к 1450-м годам большинство из них стремились дистанцироваться от ее осуждения и переложить всю ответственность за это на англичан. Эта версия отвечала политике того времени и патриотизму другой эпохи[507]507
  *Fornier, ii, 320; Proc. N., i, 503–7; 'Notices et extraits', 65.


[Закрыть].

Глава VIII.
Разлад в рядах союзников, 1431–1434 гг.

Ожидалось, что прибытие Генриха VI во французские владения возродит верность к двуединой монархии среди все более шаткого населения северной Франции. На деле же значительная часть пользы была упущена, поскольку небезопасность северных провинций не позволила королю проявить себя. В апреле 1430 г., когда Генрих VI прибыл в Кале, все основные пути из Кале в Париж находились под угрозой со стороны французских гарнизонов в долине Уазы и Иль-де-Франс. Руан был более защищен, чем Париж, но французские рейды в Омалье и Торси перекрыли прямой путь из Кале и привели к хаосу в Па-де-Ко. Опекуны и советники молодого короля не хотели рисковать и везти его через зону боевых действий. В честь его прибытия в Париже зажгли костры и зазвонили в церковные колокола, но, поскольку сеттер пшеницы стоил сорок су, а пинта масла – шесть, парижане не находили повода для радости. Некоторые из них даже сомневались в том, что сообщения о его прибытии во Францию были правдивыми. Пьер Кошон, хронист из Руана, был не единственным, кто отметил странность празднования прибытия короля, который находится не ближе Кале[508]508
  Journ. B. Paris, 254, 255; Cochon, Chron., 310.


[Закрыть].

Остатки надежд на коронацию в Реймсе были похоронены неспособностью союзников прорваться в Шампань. Ключевыми позициями дофинистов там были кафедральный город Лаон и Ланьи на Марне, которые перекрывали два главных пути к городу коронации. Во время осады Компьеня Жан де Люксембург отделил часть бургундских войск и попытался занять Лаон. Ему удалось создать базу в Крепи-ан-Валуа, но его армия была недостаточно сильна, чтобы противостоять крупным силам, которые французы разместили в укрепленном аббатстве Сен-Венсан под стенами Лаона. Вскоре Люксембург был отозван под Компьень, чтобы принять участие в последних катастрофических днях осады. Не лучше обстояли дела у англичан и в Ланьи. Гарнизон Карла VII был усилен и разросся на два вспомогательных опорных пункта: старую, но все еще мощную крепость Монже на противоположном склоне холма, где Людовик Орлеанский, по слухам, занимался магией и сатанинскими обрядами, и обнесенный стеной город и замок Гурне на правом берегу Марны в восьми милях ниже по течению. В марте 1431 г. герцог Бедфорд попытался захватить Ланьи с помощью войск, набранных в основном из гарнизона Парижа. Но, как и у Люксембурга, у него не было для этого ни сил, ни времени. Гурне и Монже, сдавшиеся Бедфорду, были быстро вновь заняты противником, как только герцог отошел[509]509
  Лаонне: 'Chron. Cordeliers', BN Fr. 20318, fols. 498vo–499, 501, 502, 505vo; cf. *Champion (1906), 159. Ланьи: Journ. B. Paris, 263; Foed. Supp. D 153 (повторные захваты). Магия: A. Coville, Jean Petit (1932), 311–16.


[Закрыть].

Единственным возможным альтернативным местом проведения коронации оставался Париж. Однако столица была едва ли более доступна, чем Реймс, из-за неспокойной военной обстановки в Иль-де-Франс. Повсюду, как грибы после дождя, возникали новые гарнизоны, действовавшие от именем Дофина. Большой французский отряд занял замок Ла-Шассе в лесу Монморанси к северу от города, другой отряд обосновался и укрепил здания бенедиктинского аббатства Сен-Мор-ле-Фоссе у Венсенского леса. Англичане направили значительные силы в Иль-де-Франс и быстро отвоевали оба этих места. В сентябре-октябре 1430 г. герцог Норфолк провел зачистку северной части Иль-де-Франс, а граф Стаффорд провел параллельную операцию в Гатине и в районе Бри. Но с переброской крупных сил для поддержки Филиппа Доброго в Пикардии после катастрофы под Компьенем ситуация вновь резко ухудшилась. Французские отряды вернулись и заняли брошенные замки, укрепленные церкви и дома. Они перекрыли движение по дорогам и рекам, оставив рынки городов и поселков пустыми, а их население – голодающим. В сельской местности крестьяне переходили к бандитизму, укрепляя отдельные крестьянские дома или кочуя по региону большими и страшными шайками[510]510
  Journ. B. Paris, 251, 253, 255; Fauquembergue, Journ., ii, 351–2. Ла-Шассе: BL Add. Chart. 3667; BN Fr. 26053/1380. Зачистки: Monstrelet, Chron., iv, 405.


[Закрыть].

Пока король ждал в Кале, большая часть английской армии, сопровождавшей его из Англии, была переброшена в Нормандию. Бастард Кларенс получил подкрепление под Торси. Граф Стаффорд начал новую осаду Омаля. В начале июня 1430 г. Эдмунд Бофорт принял капитуляцию гарнизона Ла Ира в Шато-Гайяр. В июле за ним последовали Торси и Омаль. Андре де Рамбюр, захваченный в Омале, был отправлен в качестве пленника в Англию, где пробыл в неволе более шести лет. В июле 1430 г. северная граница Нормандии была признана достаточно безопасной, чтобы Генрих VI мог отправиться из Кале в Руан с большим военным эскортом. Он проезжал через один за другим города Пикардии, принимая у ворот тщательно срежиссированные демонстрации верности. Наконец, 29 июля Генрих VI торжественно въехал в Руан. Все было сделано для того, чтобы запечатлеть это событие в памяти народа. Ведущие горожане встречали его в алых и пурпурных одеждах. Ворота были украшены знаменами с гербами и позолоченными фигурами геральдических зверей. Улицы были украшены транспарантами. Все церковные колокола города звонили, когда король проезжал по улицам к собору – "прекрасный ребенок", как заметил один из наблюдателей. Но юный король не оправдал возложенных на него надежд. Его единственными словами было замечание о восторженных криках "Ноэль!", раздававшихся из толпы. Он попросил их быть менее громкими. Затем он скрылся в цитадели и в течение последующих восемнадцати месяцев редко появлялся на публике[511]511
  Торси, Омаль: Monstrelet, Chron., iv, 368, 370; Cochon, Chron., 311; PRO C76/119, m. 12 (Рамбюр). Шато-Гайяр: BN PO 65 (Англия)/13. Генрих VI: 'Chron. S. Albani', i, 52; Inv. AC Abbeville, 64; Cochon, Chron., 312–13.


[Закрыть].

Зима 1430–41 гг. стала самой тяжелой за всю историю человечества. Анархия на севере без разбора затронула общины обоих подданств. Но наиболее серьезные последствия были ощутимы в Париже. Движение по Уазе и Марне было перекрыто. Продовольствие приходилось доставлять в столицу по небезопасным дорогам Босе или в сопровождении конвоев баржами из Нормандии. Они часто подвергались нападениям и несли большие потери от набегов людей Ла Ира из Лувье и французских компаний в долине Уазы. Цены на городских рынках поднялись до невиданных высот. Бедняки, которым нечего было есть, кроме орехов и хлеба, умирали на улицах и в подвалах или бежали за ворота, чтобы попытать счастья в безлюдной сельской местности за городом[512]512
  Monstrelet, Chron., iv, 405; *Champion (1906), 192–3; *Flammermont, 283–4. Париж: Journ. B. Paris, 260, 261–3, 264; Fauquembergue, Journ., iii, 2–3; BL Add. Chart. 3678–3681.


[Закрыть].

В течении этих страшных месяцев стало ясно, что пребывание Генриха VI во Франции придется продлить намного дольше первоначально запланированного срока. В связи с этим возникли серьезные проблемы с финансированием и набором войск. Численность армии к этому времени была значительно ниже чем по прибытии. Помимо обычных потерь от ран, болезней и дезертирства, отряд сэра Джона Кларенса, судя по всему, отправился домой после падения Торси в июле 1430 г., когда истек срок контракта. В декабре по той же причине ушли еще несколько отрядов. Люди, пришедшие с королем, были наняты на двенадцать месяцев службы до марта 1431 г., но большинство из них не получали жалованья с сентября 1430 г. Совет короля в Руане не забыл о мятеже английской армии под Компьенем. В переписке советников сквозило явное отчаяние. В письме от имени короля, адресованном Корпорации лондонского Сити, они заявили, что заем в 10.000 марок сейчас "принесет больше облегчения и пользы в нашей нынешней нужде, чем, возможно, удвоенный и гораздо больший в другое время". Однако, как и другие кредиторы, Корпорация не могла оказать помощь до тех пор, пока не появятся перспективы налоговых поступлений, под которые можно было бы обеспечить заем. В Вестминстере Совет уже принял решение о том, что Парламент должен быть созван в новом году. Кардинал Бофорт вернулся в Англию, чтобы изложить правительству свою позицию по поводу очередного раунда налогообложения[513]513
  Отъезд: 'Chron. S. Albani', i, 56 (Кларенс находился в Англии в июле 1431 года, CPR 1429–36, 122). Финансы: Ratcliffe, 66–9; BN Fr. 26054/1495, 1535, 1536; *Sharpe, iii, 372–4. Парламент: PPC, iv, 67–8; CCR 1429–35, 99–101.


[Закрыть].

Парламент открылся в Расписной палате Вестминстерского дворца 12 января 1431 года. Вступительную речь на открытии произнес ученый доктор Линдвуд, хранитель Тайной печати. Он почти ничего не сказал о войне во Франции, но его цитата из Библии сказала все: "утвержу престол царства его" (1 Паралипоменон 22:10). Палата Общин воспрянула духом. Новые налоги, хотя и не были публично объявлены до последнего дня сессии 20 марта 1431 г., вероятно, были согласованы в течение нескольких дней после ее открытия. В дополнение к обычным торговым пошлинам Палата Общин предоставила стандартную субсидию, выплачиваемую в ноябре 1431 г., и еще одну треть субсидии, выплачиваемую в апреле 1432 г. Кроме того, предусматривался налог на прибыль и с каждого рыцаря предполагалось взимался налог в размере фунта стерлингов, что фактически являлось поземельным налогом. Ожидалось, что с учетом субсидий от духовенства эти налоги принесут около 75.000 фунтов стерлингов. Министры короля в Англии направляли на французскую войну каждый пенс, который смогли найти, отложив другие потребности в средствах, такие как оборона Ирландии, гарнизон Кале и выплата задолженности по предыдущим кампаниям. Но до тех пор, пока не поступили субсидии, их главным ресурсом были займы. Совет начал самую успешную кампанию заимствований за весь XV век. В первой половине 1431 года было собрано почти 65.000 фунтов стерлингов. Даже Генриху V, который был самым искусным собирателем займов, не удавалось добиться такого успеха. Кардинал стал главенствующей фигурой по обе стороны Ла-Манша. Его вклад составил не менее 20.000 фунтов стерлингов. Набором новой экспедиционной армии занимались в основном его племянники, Эдмунд, граф де Мортен, и Томас, граф дю Перш. За три месяца было нанято около 3.500 человек, что стало самой крупной экспедицией за все время царствования после той, что прибыла вместе с королем годом ранее[514]514
  Финансы: Parl. Rolls, x, 444 [1], 447–51 [13–15], xi, 11, 53–4 [11, 50]; Jurkowski et al., 88–9; Reg. Chichele, iii, 216–28. Экономика: PPC, iv, 79–80. Займы: Steel, 174–6; Harriss (1988), 206–7. Найм: PRO E403/696, mm. 13–14 (20 февраля), m. 17 (8 марта), E403/696, m. 18 (16 марта), m. 19 (18 марта), E403/698, m. 10 (18 июля), m. 12 (13 авггуста).


[Закрыть].

Новая армия отплыла во Францию поэтапно в период с апреля по июль 1431 года. В результате общая численность войск, находившихся на севере Франции, вернулась к пиковому значению в 10.000 ― 11.000 человек, достигнутому летом 1430 г. Приток войск позволил Совету в Руане укрепить оборону Нормандии и открыть путь в Париж для коронации короля. Главным препятствием, которое еще предстояло преодолеть, был гарнизон Ла Ира в Лувье. Это был, пожалуй, самый крупный французский гарнизон к северу от Луары и, безусловно, самый опасный, поскольку он располагался в самом центре Нормандии. Уиллоуби и Скейлз осадили Лувье в сентябре предыдущего года, но недооценили силы обороняющихся и отказались от операции через месяц. Учитывая возможность переправы свежих войск через Ла-Манш, Совет решил повторить попытку в апреле 1431 года. К тому времени город представлял собой еще более сложную задачу для осады, поскольку за зиму защитники укрепили его, а Орлеанский бастард привел дополнительные войска. В апреле Уиллоуби прибыл к городу с передовым отрядом в 1.200 человек. Когда в мае братья Бофорты высадились в Кале с первым корпусом экспедиционной армии, им было приказано присоединиться к нему. На первом этапе им повезло. Ла Ир покинул город, чтобы организовать армию помощи, но при переправе через Босе он столкнулся с отрядом из бургундского гарнизона Дурдана. Его опознали и взяли в плен, где он и оставался до следующего года. Пленение Ла Ира едва не привело к падению Лувье. Его гасконские соратники не выдержали и тайно заключили сделку с осаждающими. Брат Ла Ира Амадок, взявший на себя командование обороной, в конце концов восстановил контроль, отказался от сделки, и гасконцы продолжили борьбу. Англичане удвоили свои усилия. Они перебросили через Эвр понтонные мосты и привлекли еще несколько сотен человек из Руана и Нижней Нормандии. Осаждающая армия максимально насчитывала более 4.000 человек, что сравнимо с армией, осаждавшей Орлеан[515]515
  Отплытие: Gregory, 'Chron.', 172. Лувье (1430): BN Fr. n.a. 1482/92; BN Fr. 26053/1374; BN Fr. 26054/1625. Лувье (1431): Cartul. Louviers, ii2, 77–81, 88–90, 102–4, 109–11, 113–14, 116; BN Fr. 25769/523, 528, 530, 530bis, 535, 538, 540–542bis; BN Fr. 26053/1401, 1413, 1419, 1423, Fr. 26054/1625. *H. Guibert, 62–5, 81; BN Clair. 1122/55 (подкрепления); Journ. B. Paris, 270; Basin, Hist., i, 170–2; Chartier, Chron., i, 162–3. Численность: BL Add. Chart. 1020 (1.200 человек под командованием Уиллоуби); PRO E403/696, m. 19 (18 марта) (2.156 человек "в последнее время приехали из Англии"); AN K63/13 (24); BN PO 1257 (Фульман)/2; BN Fr. 25295, fol. 875; BN Fr. 25770/618, 620, 628, 685. Артиллерия, рабочие: Cartul. Louviers, ii2, 84–7, 90–2, 93–4, 105–6, 112–13, 118, 119–20. Понтоны: BN Coll. Moreau 1431, fol. 220. Освобождение Ла-Ира (1432): *Caillet (1909) [2], 412; Cab. Hist., v2, 116.


[Закрыть].

Капитаны Карла VII делали все возможное для освобождения Лувье от осады. На севере Нормандии маршал Буссак разместил свой штаб в Бове. Буссак и Потон де Сентрай организовали ряд диверсий в надежде отвлечь на себя хотя бы часть осаждающей армии. В августе 1431 г., когда положение защитников Лувье стало отчаянным, они собрали большие силы для похода на Руан. Надеясь вернуть победный дух 1429 года, они взяли с собой пастуха Гийома из Жеводана, провидца, который проповедовал послание, очень похожее на послание Жанны д'Арк. Согласно недружественному английскому источнику, они считали, что "если бы он приложил руку к стене замка… она должна была бы рухнуть от силы его святости". Но планы Буссака были раскрыты английскими шпионами. Когда армия маршала собралась в деревне Милли под Бове, ее застал врасплох английский отряд из Гурне под командованием графов Уорика и Стаффорда. Французы только и успели, что собраться на возвышенности и выстроиться в боевой порядок. Когда англичане двинулись вверх по склону пешком, французский маршал приказал кавалерии атаковать. Но атака получилась беспорядочной. Вырвавшиеся вперед французские лидеры были окружены противником. Остальные, включая и маршала, повернули и бежали. Англичанами было пленено 60 знатных дворян, в том числе Потон де Сентрай и незадачливый Гийома из Жеводана. Сражение при Милли решило судьбу Лувье. Гарнизон капитулировал через несколько дней, 22 октября, на седьмом месяце осады. Через три дня защитники вышли из ворот с тем имуществом, которое смогли унести. Оборонительные сооружения города были методично снесены до основания. В осаде занявшей все лето была задействована значительная часть английской армии во Франции[516]516
  Cartul. Louviers, ii2, 114, 119, 120–1, 140–4; *H. Guibert, 80–1. Диверсии: Anselme, vii, 71; Livre Rouge, 328–9; BN Fr. 26054/1595; BN Fr. n.a. 1482/109. Милли: Héraut Berry, Chron., 152–3, 434–5; Monstrelet, Chron., iv, 434–5; Journ. B. Paris, 272; Gregory, 'Chron.', 172–3.


[Закрыть].

В Руане окончательное решение о проведении коронации в Париже было принято сразу же после капитуляции Лувье. Приглашения были разосланы в тот день, когда англичане вошли в город. В письмах, составленных Жаном Ринелем от имени Генриха VI, доказывалась необходимость коронации в Париже. По его мнению, церемония коронации не всегда проводилась в Реймсе. Приводился список королей, короновавшихся в других местах, начиная с Пипина Короткого. Разве Париж не является столицей и главным городом Франции? Разве город не относится к числу самых святых, являясь хранителем реликвий страстей Христовых, находящихся в Сент-Шапель[517]517
  Beaune, 'Doc. Inéd.', 17.


[Закрыть]?

* * *

После снятия осады Компьеня министры Карла VII переориентировали свою стратегию таким образом, чтобы сделать Филиппа Доброго своей главной целью. Они надеялись, напомнив герцогу о тяжелой цене союза, вбить еще больший клин между ним и англичанами. Главным направлением французского наступления стало само герцогство Бургундское. Летом 1430 г. Арно Гийом де Барбазан, недавно освобожденный из тюрьмы в Шато-Гайяр, был назначен генерал-капитаном Карла VII в Шампани. Барбазан был чрезвычайно способным военачальником. "Эксперт, тонкий и известный в вопросах войны", – так отзывался о нем современник. Долгое пребывание в плену не повлияло на его мастерства. Он сосредоточил свои силы в южной Шампани, где цепь бургундских гарнизонов контролировала большинство переправ через реки Сена и Об. В бедственную зиму 1430–31 года Барбазан захватил все эти бургундские места с мостами, кроме Бар-сюр-Сен. Шапп, самый сильный из них и последний, подвергшийся нападению, на короткое время стал очагом острой региональной борьбы. Маршал Бургундии Антуан де Тулонжон предпринял решительную попытку освободить его от осады, направив 1.800 человек из герцогства и 600 англичан, присланных сэром Томасом Гаргрейвом из Бассиньи. Барбазан, со своей стороны, вызвал на помощь Рене Анжуйского, который прибыл с 500 лотарингцами на поздних этапах осады. 13 декабря 1430 г. бургундцы и их английские союзники были разбиты в упорном сражении к югу от крепости и отступили в Бургундию, бросив свой обоз и артиллерию и оставив Барбазана принимать капитуляцию гарнизона. В результате этой кампании вся северная граница Бургундии оказался под угрозой вторжения из Шампани[518]518
  Héraut Berry, Chron., 146–7, 430–1; Monstrelet, Chron., iv, 385–6, 454 (цитата); Rég. délib. Troyes, 74–5; Plancher, iv, 142–3; Belotte, 108–9; BN Coll. Bourgogne 29, fol. 149 (Бар-сюр-Сен). Англичане в Шапп: Canat, Doc. inéd., 306; AN X1a 4796, fols. 298vo, 301vo.


[Закрыть].

 Наступательные действия против Бургундского герцогства велись параллельно с запада и юга. В ноябре 1430 г. Жорж де Ла Тремуй был назначен лейтенантом Карла VII в Осерруа и Бургундии. В первые месяцы 1431 г. по его инициативе в регион из долины Луары хлынула новая волна вольных компаний. Вскоре Осер был окружен вражескими гарнизонами, а к июню возникла угроза его подчинения Карлу VII. В это же время граф Клермонский был назначен лейтенантом на южной границе герцогства и начал агрессивную кампанию в Шароле и Маконне совместно с кастильским рутьером Родриго де Вильяндрандо. Столкнувшись с одновременным наступлением сразу с трех направлений, советники Филиппа в Лилле и Дижоне оказались не в состоянии справиться с ситуацией. Они постоянно держали в поле около 4.000 человек, распределенных между долиной Соммы, графством Ретель на северо-востоке Шампани и границами Бургундии. Это было больше, чем численность армии, развернутой под Компьенем. Затраты были огромными. Поиски Филиппом выхода из англо-французской войны приобрели новую актуальность[519]519
  Les La Trémoille, i, 190–1; Bossuat (1936), 133–6, 138–40, 142; Bazin, 165–7; Canat, Doc. inéd., 309–18; Quicherat (1879), 57–61; *Plancher, iv, PJ no. 75.


[Закрыть].

Весной 1431 г. к тяготам Филиппа добавилась новая проблема. 25 января 1431 г. в Нанси после продолжительной болезни скончался герцог Лотарингский, Карл, оставив свои владения без наследника мужского пола, за которые развернулась ожесточенная война между претендентами. До последнего вздоха старый герцог убеждал своего зятя и преемника Рене Анжуйского никогда не перечить герцогам Бургундским, если он хочет жить не испытывая проблем. Но Рене вряд ли прислушался к этому совету. Он был шурином Карла VII и нуждался в поддержке французского короля, чтобы отбиться от претензий со стороны Антуана, графа де Водемон. Граф был одним из ведущих баронов Шампани и Лотарингии и главным союзником герцогов Бургундских в этом регионе. Кроме того, он был племянником и ближайшим родственником покойного герцога. Антуан никогда не соглашался на переход наследование герцогства к Анжуйскому дому и в апреле 1431 г. Рене объявил ему войну. У Водемона не было достаточно сил, чтобы противостоять объединенным силам дворян Лотарингии и Бара, почти все из которых поддерживали Рене. Поэтому, оставив супругу управлять своими землями, он бежал ко двору герцога Бургундского с просьбой о помощи. В Эдене он встретился с Филиппом Добрым в присутствии его главных советников. Туда же из Дижона прибыл маршал Бургундии Антуан де Тулонжон и несколько бургундских советников с мрачными сообщениями о военной ситуации после походов Барбазана. Мнения советников Филиппа разделились. Люди из Артуа и Пикардии были встревожены недавними вторжениями французов в долину Соммы. За три недели до этого едва не увенчалась успехом попытка захватить важный город Корби. Они хотели, чтобы Филипп укрепил свои силы на севере. С другой стороны, маршал Бургундии видел, что самые крупные проблемы назревают в его собственной зоне ответственности, где имеющиеся в его распоряжении силы были слишком разбросаны. Он хотел перебросить туда войска с севера. Для Филиппа воцарение в Лотарингии Анжуйского дома стало бы геополитической катастрофой. Герцог встал на сторону Тулонжона и 4 мая приказал перебросить на северо-восток всех людей, которых можно было вывести с фронта на Сомме[520]520
  Monstrelet, Chron., iv, 455–6; Itin. Philippe, 92; Schnerb (1993), 39–40, *153–4. Corbie: AD Nord B1942, fol. 74vo; Chastellain, 'Chron.', ii, 200–1; *Plancher, iv, PJ no. 75. Предсмертные слова: Chastellain, 'Chron.', ii, 43.


[Закрыть].

Примерно в середине мая 1431 г. Рене Анжуйский вторгся в графство Водемон с армией из лотарингцев и немцев. К ним присоединились все партизаны Карла VII, находившиеся в пределах досягаемости. Роберт де Бодрикур прибыл из Вокулера, а Арно-Гийом де Барбазан – из Шампани. По оценкам современников, общая численность армии составляла около 6.000 конных и около 1.500 пеших воинов. Это была большая армия, но весьма неоднородная по качеству. Кавалерийские контингенты Бодрикура и Барбазана были опытными ветеранами. Но лотарингская конница представляла собой бесформенную массу дворянского ополчения. Пешие солдаты были тоже ополченцами, но городскими и плохо вооруженными. Лучников почти не было. С этим разношерстным войском Рене осадил замок Водемон, располагавшийся на отроге скалы на высоте 500 футов над долиной Мозеля. Примерно в 200 милях от него Антуан де Тулонжон собрал около 1.500 человек из Пикардии и Артуа, предоставленных Советом Филиппа. Примерно в середине июня они объединились в северной Бургундии с 1.800 кавалерии, собранной офицерами Филиппа в Дижоне. Сэр Томас Гаргрейв прибыл из Бассиньи с контингентом английских войск, в основном лучников. Всего в распоряжении Антуана де Тулонжона было, вероятно, от 3.500 до 4.000 человек, когда он выступил против войска Рене. Союзники значительно уступали противнику в численности, но их армия состояла из более дисциплинированных ветеранов с лучшими командирами.