Текст книги "Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия (ЛП)"

Автор книги: Джонатан Сампшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 73 страниц)

18 августа 1435 г. дипломаты зашли в тупик, на который всегда намекали их инструкции. Явившись к кардиналам-посредникам, французы заявили, что не будут делать никаких дальнейших предложений, если англичане не согласятся отказаться от своих притязаний на французскую корону. По их словам, было ясно, что если каждая из сторон будет претендовать на звание короля Франции, то мир невозможен. Кардиналы должным образом донесли эту позицию до англичан, которые удалились для обдумывания своего ответа. Архиепископ Кемп заболел, и когда англичане вернулись, их представителем стал воинственно настроенный епископ Кошон. По его словам, представители Генриха VI всегда были готовы пойти на территориальные уступки Карлу VII и делали, как им казалось, щедрые предложения. Но Генрих VI был коронован и помазан на царство во Франции, и они приехали в Аррас не для того, чтобы свергнуть его с престола. Если теперь Франция будет предана огню и мечу, то это произойдет потому, что французы на самом деле не хотят заключать мир[641]641
  *Schneider, 106–8, 143–4.


[Закрыть].

До сих пор кардинал Бофорт оставался в Кале вместе с графом Хантингдоном и герцогом Орлеанским. В самом начале конгресса Альбергати выразил свое удивление по этому поводу. Он сказал герцогу Бургундскому, что "авторитета, благоразумия и сильного стремления к миру" Бофорта будет не хватать в Аррасе. По предложению Альбергати Филипп написал Бофорту письмо с просьбой приехать. Но Бофорт приехал только 23 августа, когда мирные переговоры были уже на грани срыва. Ему пришлось проделать долгий путь через Фландрию, чтобы избежать неустроенных дорог в западной части Артуа, и он въехал в Аррас в характерном для него величественном стиле с отрядом из примерно 300 всадников. У ворот его встречали кардинал Кипрский и герцог Бургундский со всем своим двором, а также английская делегация и представители ланкастерской Франции. Бофорт разместился рядом с остальными членами английского посольства в епископском дворце в Сите. Здесь он начал интенсивные переговоры с английской делегацией, кардиналами-посредниками и герцогом Бургундским[642]642
  *Schneider, 89–91, 92, 144; Taverne, Journ., 55–6; Monstrelet, Chron., v, 144–5.


[Закрыть].

Как только Бофорт прибыл в Аррас, английская делегация получила от него новые инструкции. Архиепископ Кемп заявил кардиналам-посредникам, что они "не могут и не будут действовать" без одобрения своего кардинала. Посредники, естественно, предположили, что Бофорт должен был привнести свежую струю для достижения договоренности с Францией. Иначе зачем бы ему было приезжать на столь позднем этапе? Но на самом деле у Бофорта не было никаких предложений. Его руки были связаны мнением двух великих отсутствующих персон, дядей короля – Глостера и Бедфорда. Глостер был категорически против любых договоренностей с Карлом VII и с глубоким подозрением относился к Филиппу Доброму. Судя по его позднейшей критике, он считал, что Аррасский конгресс вообще не должен был состояться. Он также был против любых уступок французам в вопросе о суверенитете. Такова же была позиция герцога Бедфорда, который лежал больной в Руане, но по-прежнему контролировал ситуацию. Регент и Большой Совет были категорически против отказа Генриха VI от притязаний на французскую корону. Примерно в конце августа они поручили сэру Джону Фастольфу составить бескомпромиссный меморандум для послов в Аррасе, в котором объяснялось, почему они "ни в коем случае не согласятся и не снизойдут" до подобного[643]643
  *Schneider, 113–14; L&P, ii, 444–5.


[Закрыть].

В Сен-Васт английская и французская делегации, на фоне обострения противоречий, ненадолго возобновили торг. Обе стороны расширили свои территориальные предложения. Англичане заявили, что их устроит, если Карл VII сохранит за собой всю территорию, которую он занимал в настоящее время по обе стороны Луары. Французы в конце концов согласились, что англичане могут получить всю Нормандию в дополнение к тем частям Гиени, которые они занимали в настоящее время, но не Париж, Иль-де-Франс или Мэн. Однако все эти обмены предложениями велись, по-видимому, для вида, поскольку ни одна из сторон не желала уступать в вопросе суверенитета. Когда кардиналы-посредники потребовали от англичан сообщить, какими инструкциями располагает Бофорт по этому вопросу, ответ Кемпа был бескомпромиссным. Англичане не собирались отказываться от титула Генриха VI как французского короля, и посредники не должны были думать, что Бофорт прибыл в Аррас, чтобы лишить короля короны или сделать его подданным другого человека.

К концу августа архиепископ Кемп признал, что возможности мирного процесса подошли к концу. Впервые с начала своей миссии за четыре года до этого Альбергати потерял терпение и высказал англичанам свое собственное мнение. В конце концов, сказал он, единственным существенным моментом, разделявшим стороны, были английские притязания на французскую корону. Английская корона – это благородное дело, и англичане должны довольствоваться этим. Притязания Генриха VI на звание короля Франции были гораздо слабее, чем у его соперника, чьи предки носили корону с незапамятных времен. Поскольку постоянный мир оказался невозможен, он и его коллега собирались использовать власть, предоставленную им Папой и Собором, для заключения сепаратного мира между Францией и Бургундией. По словам его личного секретаря Пикколомини, Альбергати

считал, что лучше спасти одно королевство, заключив мир между французскими партиями, чем допустить гибель обоих королевств из-за продолжения старой вражды, так как был убежден, что если герцог Бургундский и король Франции станут друзьями, то англичане вскоре будут изгнаны из Франции. Тогда им придется довольствоваться собственным королевством и спокойно жить на своем острове, не беспокоя больше Францию.

Кемп ответил не менее откровенно. Он начал долгую и гневную защиту английских притязаний на Францию, основанных на наследстве, на договоре и на победах в поле. Очевидно, что угроза кардиналов использовать свои полномочия для заключения сепаратного договора между Францией и Бургундией вывела его из себя. Он не мог поверить, что Папа или Собор могли санкционировать нечто столь неразумное[644]644
  *Schneider, 109–18, 144–8, 166–7; Pius II, Comm., i, 389.


[Закрыть].

Бофорт не предпринимал никаких попыток возобновить мирные переговоры, а сосредоточился на попытках спасти союз с бургундцами. Но ситуация складывалась не в его пользу. Разгорелась желчная дискуссия о действительности договора в Труа, который становился единственным препятствием на пути к примирению Бургундии и Франции. Юридический советник Альбергати, гражданский юрист, получивший образование в знаменитой юридической школе Болоньи, подготовил длинное заключение, в котором утверждал, что договор не имеет силы, главным образом потому, что Карл VI не имел законного права или умственных способностей для отчуждения своего королевства. Жан Ринель ответил ему столь же пространно, утверждая, что договор был действительным, но указав, что, действителен он или нет, Филипп Добрый лично вел переговоры и поклялся его соблюдать. Именно этот аргумент всегда волновал Николя Ролена. Днем 3 сентября Филипп Добрый собрал свой Совет в Кур-ле-Конт на еще одно долгое и напряженное заседание, которое длилось на пять часов дольше запланированного времени. Представителями англофильской партии были Жан де Люксембург и Юг де Ланнуа. Их поддержал ряд высокопоставленных членов Совета. Но они понимая, что проигрывают спор  умоляли Филиппа прислушаться к мнению "старших рыцарей и оруженосцев" из его Совета и отказаться от курса, который мог только опозорить его имя. Как видно из этих слов, в значительной степени это был разрыв между поколениями. Члены Совета и стоящие за ними "старшие рыцари и оруженосцы" были ветеранами гражданских войн, начавшими свою карьеру при Иоанне Бесстрашном. В отличие от них, ведущие франкофилы, такие как Николя Ролен и Жан де Крой, были, как правило, молодыми людьми, выдвинувшимися на первый план после убийства в Монтеро. Антуан де ла Таверн, наблюдательный прево Сен-Васт, чей дневник является одним из основных источников по конгрессу, считал, что франкофилы пользовались большой поддержкой в кулуарах Кур-ле-Конт и на улицах за его пределами[645]645
  Taverne, Journ., 61–6; Chaplais, Dipl. Practice, 636–52.


[Закрыть].

Единственным выходом из дилеммы было давление на французов с целью добиться от них уступок, которые отложили бы решение неразрешимого вопроса о суверенитете на другой день. В условиях, когда обе стороны претендовали на поддержку Филиппа, он находился в сильной позиции для этого. 4 сентября стало решающим днем. Большую часть утра герцог провел наедине с Роленом и Кроем, в то время как кардинал Бофорт и английские послы впервые и единственный раз встретились лицом к лицу со своими французскими коллегами в женской капелле Сен-Васт. Во второй половине дня Филипп встретился с кардиналами-посредниками, а затем у французскими послами.

Итогом всей этой деятельности стало новое предложение французов, ставшее с их стороны последним. Кардиналы вызвали к себе английскую делегацию, чтобы объяснить его суть. Территориальные предложения были во многом такими же, как и в предыдущие. Английский король должен был сохранить за собой свои родовые владения во Франции, а именно области, занимаемые в настоящее время его офицерами в Гиене, и графстве Понтье в устье Соммы. Он также должен был сохранить за собой Нормандию и владеть ею на тех же условиях, что и Иоанн II и Карл V, когда они были Дофинами Франции, то есть как фьефом с высокой степенью политической автономии. Но при этом выдвигался ряд условий. Во-первых, англичане должны были отказаться от своих притязаний на корону Франции. Во-вторых, все свои французские владения они должны держать в качестве фьефов монархии Валуа. В-третьих, они должны сдать все другие места, занимаемые ими во Франции, включая Париж и Мэн. В-четвертых, землевладельцам, которые были изгнаны из областей, остававшихся за англичанами, и чьи земли были конфискованы, должно быть позволено вернуться и восстановить свои владения. Наконец, герцог Орлеанский должен быть освобожден за разумный выкуп. Новым в этих предложениях было то, что отказ Генриха VI от притязаний на французскую корону и оммаж откладывались на семь лет, когда он достигнет совершеннолетия. При этом соглашение вступало в силу лишь временно.

Посредники сочли это предложение щедрым и настоятельно рекомендовали его принять. По их мнению, оно давало англичанам треть территории Французского королевства, включая некоторые из его богатейших регионов, и решало проблему уступки суверенитета на время несовершеннолетия английского короля. Вероятно, англичане были заранее предупреждены о том, что им предлагается, так как были готовы к ответу. Архиепископ Кемп заявил, что их полномочия не распространяются на принятие подобных договоренностей. В таком случае англичане должны были попросить прервать работу конгресса на время получения дальнейших инструкций. Но они этого не сделали. Они просто обязались сообщить о французских предложениях Совету короля в Англии, который мог принять или не принять их, зная наверняка, что английский Совет отвергнет их. На следующее утро они явились к Филиппу Доброму, чтобы сообщить ему, что на следующий день они покинут Аррас. Филипп, разгневанный неудачей своей попытки посредничества, сказал им, что в таком случае он заключит с Карлом VII отдельный мир. Затем он перечислил все накопившиеся за последнее десятилетие обиды, которые до сих пор не дают ему покоя: разорение своих владений, отсутствие военной поддержки, попытка герцога Глостера завладеть Эно и Голландией и его вызов Филиппу. Согласно апокрифической истории, последними словами Бофорта были слова о том, что у него есть два миллиона дворян, которых он готов мобилизовать для продолжения войны. Рано утром 6 сентября вся английская делегация выехала из Арраса вслед за кардиналом Бофортом, одетая в форменные пурпурные ливреи с вышитым на рукавах девизом "Честь"[646]646
  Taverne, Journ., 66, 68; *Schneider, 119, 167–70; *Dickinson, 228–9; Vet. Script., viii, cols. 864–8; Isabelle of Portugal, Corr., no 28; Livre des trahisons, 210.


[Закрыть].

Проницательный наблюдатель Филипп де Коммин, писавший после изгнания англичан из Нормандии и Гаскони, заметил, что англичане выигрывали большинство сражений, но всегда проигрывали за столом переговоров. Видные английские политики с горечью признавали это в его присутствии. Англичане могли заключить мир в Аррасе на условиях, которые обеспечили бы им Нормандию и Гиень. Если это была не совсем треть Франции, как говорили кардиналы-посредники, то, тем не менее, окончательное предложение Франции представляло собой значительную уступку. Кардиналы-посредники ожидали, что оно будет принято, и были шокированы, когда получили отказ. Они объяснили это тупостью англичан и их любовью к войне. Однако политические деятели, входившие в английский Совет Генриха VI, войну не любили. Хотя мало кто из них считал, что Англия сможет победить в ней, и их отказ от французских условий не был иррациональным. Французское предложение эффективно решало проблему в период несовершеннолетия Генриха VI, но оно не решало проблемы наследия прошлого. Отказ от притязаний на трон Франции подорвал бы основы, на которых Англия вела войну на протяжении целого столетия. "Во всех христианских землях, где об этом будут говорить, – писал Фастольф в своем меморандуме, – может быть сказано, озвучено и признано, что ни Генрих-король, ни его благородные предки не имели и не имеют никаких прав на корону Франции и что все их войны и завоевания были лишь узурпацией и тиранией". Средневековых государственных деятелей волновало то, что "говорили и считали во всех христианских землях". Англичане не могли заставить себя признать, что они вели несправедливую войну. Для самого Бедфорда это было бы бесчестьем по отношению к памяти брата и означало бы отказ от дела, которому он посвятил последние тринадцать лет своей жизни.

Здесь имело место нечто большее, чем эмоции. Посредники недооценили практические трудности, связанные с возвращением Парижа и Нормандии под суверенитет Валуа. Слишком много людей были заинтересованы в английском господстве. В большом корпусе парижского правительства было много видных чиновников, у которых не было бы будущего в монархии Валуа. Многие из них занимали дома, конфискованные у арманьяков и других врагов двуединой монархии. Компьенский эдикт, непродуманная декларация Карла VII, принятая в августе 1429 г., фактически отменял все титулы, прямо или косвенно полученные в результате огромного передела собственности с 1418 г. Записи о конфискациях, произведенных по распоряжению английских властей, составляли тридцать два тома в архиве Счетной палаты до их уничтожения пожаром в 1737 году. Никого не удивляло, что Большой Совет был самым решительным противником уступок в Аррасе. Проблемы реституции в Нормандии были еще более серьезными, чем в Париже. Генрих V и герцог Бедфорд возглавили переворот землевладельцев в Нормандии. Крупнейшие домены, принадлежавшие высшей знати, и множество мелких доменов были переоформлены на английских дворян, солдат и чиновников, а также на верных нормандцев. Требования французов вернуть конфискованные земли означали бы экспроприацию почти всех английских землевладельцев в Нормандии и разрушение всей инфраструктуры, на которой основывались оккупация и оборона герцогства. Если бы англичане остались владеть Нормандией на предложенных условиях, то рано или поздно они оказались бы не в состоянии ее удержать.

Существовала и другая, более широкая проблема, которая не давала покоя английским дипломатам на протяжении многих лет. В меморандуме Фастольфа утверждалось, что французы нарушили все договоры, которые они когда-либо заключали с англичанами. Это была тенденциозная интерпретация сложной истории. Но несомненно, что восемьдесят лет, прошедшие с момента заключения Парижского договора 1259 г. до принятия Эдуардом III французской короны в 1340 г., продемонстрировали практическую невозможность для короля Англии быть одновременно и сувереном в своей стране, и вассалом во Франции. Это привело к постоянным спорам о оммаже, юрисдикции и феодальных обязательствах, которые отравляли отношения между двумя странами, подрывали авторитет английской династии над ее французскими вассалами и приводили к череде конфискаций в судах французского короля, а затем к разрушительным войнам. Английские средневековые дипломаты хорошо выучили уроки историю. И эти уроки не прошел для них даром[647]647
  Commynes, Mém., Lib. III.8 (p. 209); L&P, ii, 575–6; Bossuat (1954), 141 (37 томов). Мартел: *G. P. Cuttino, 'Another memorandum book of Elias Joneston', EHR, lxiii (1948), 90, 96.


[Закрыть].

10 сентября 1435 года исполнилась годовщина убийства Иоанна Бесстрашного в Монтеро. Филипп Добрый отслужил в соборе мессу за упокой души своего отца, а затем председательствовал на долгом заседании своего Совета, на котором было решено заключить сепаратный мир с человеком, руководившим его убийством. Было и меньшинство несогласных, но результат не вызывал сомнений. Условия мира уже были в значительной степени согласованы на конференции в Невере и в ходе многочисленных конфиденциальных бесед между французскими и бургундскими дипломатами в течение последнего месяца. 20 сентября в церкви аббатства Сен-Васт состоялась торжественная церемония. Кардинал Альбергати, рядом с которым стоял Юг де Люзиньян, рассказал об опустошенном состоянии Франции, об истории мирного процесса, о последних предложениях обеих сторон, о срыве переговоров и внезапном отъезде английской делегации. Затем оба кардинала официально объявили об аннулировании договора в Труа и клятвы, которую Филипп Добрый поклялся соблюдать. Они объявили договор "заведомо недействительным, как противоречащий общественным интересам, добрым отношениям между людьми и всякой морали". Теперь для герцога Бургундского было бы не только законно заключить сепаратный мир с Карлом VII, но и стало бы тяжким грехом не сделать этого. Договор между Карлом VII и герцогом Бургундским был скреплен печатью на следующее утро и зачитан перед собравшимися в церкви аббатства[648]648
  Taverne, Journ., 75–6; *Schneider, 163–73.


[Закрыть].

Карл VII заплатил высокую цену за свое примирение с Филиппом Добрым. Условия договора были настолько благоприятны для Филиппа, что герцога Бурбонского, который в основном отвечал за их согласование, заподозрили в том, что он продал своего господина, чтобы укрепить свое положение в отношениях с Филиппом. В договоре были подробно и детально прописаны символические жесты искупления, которые требовались от Карла VII за убийство отца Филиппа: финансирование месс, строительство памятников, одаривание религиозных орденов. За драгоценности и другое имущество, изъятое в результате убийства, должна была быть выплачена компенсация в размере 150.000 экю. Виновные должны были быть поименно названы и наказаны. Герцогу были сделаны щедрые территориальные уступки, настолько щедрые, что они вызвали беспокойство у некоторых наиболее осторожных советников французского короля. На бургундских границах Карл VII уступил Маконне и Осерруа, которыми Филипп и его отец владели в течение многих лет без какого-либо четкого права собственности. На севере он уступил Филиппу три кастелянства – Перон, Мондидье и Руа в Пикардии, которые были пожалованы герцогу англичанами. Карлу VII было предоставлено право выкупить их на условиях, которые никогда не были должным образом зафиксированы и впоследствии неизбежно вызвали споры. Кроме того, французский король должен был уступить герцогу все города долины Соммы и Булони. Филиппу был возвращен ряд владений, которые принадлежали его отцу и деду, но были либо спорными, либо находились на территории, контролируемой королем Валуа. В результате этих положений Филипп получил от Карла VII все, что когда-либо имел от англичан, за исключением графства Шампань, которое он так и не смог занять. На все время жизни Филиппа его владения освобождались от юрисдикции французской короны, а сам он избавлялся от необходимости принести оммаж убийце своего отца. Была объявлена всеобщая амнистия за все деяния, совершенные во время войны. Об англичанах было сказано очень мало. Но Карл VII обязался поддержать Филиппа в случае нападения на него и не заключать с ними мира без его участия. Это был длинный договор, и его чтение заняло, должно быть, не один час. Когда оно было закончено, из зала раздались возгласы "Ноэль!". Запели Te Deum. Было произнесено множество проповедей. Люди плакали. Герцоги Бургундский и Бурбонский вышли из церкви взявшись за руки. Когда в Кур-ле-Конт начались пиршества и танцы, на улицах были расставлены столы, и всем желающим бесплатно подавали хлеб и вино. Казалось, что несчастливая глава истории Франции закончилась[649]649
  Grands traités, 119–51; Taverne, Journ., 79–83; Monstrelet, Chron., v, 182–3. Герцог Бурбонский: *Beaucourt, iii, 68 n.3 (Меморандум Жана Луве).


[Закрыть].

Когда к концу церемонии в Сен-Васт присутствующие должны были принести клятву, Юг де Ланнуа и Роланд де Дюнкерк незаметно вышли из церкви. Впоследствии они все же принесли присягу. Жан де Люксембург остался, но публично отказался присягать и, в отличие от остальных, упорствовал в своем отказе до самой своей смерти в 1441 году. В последние шесть лет своей жизни он так и не отказался от английского подданства и защищал свои замки в Пикардии, в то время как многие его вассалы продолжали служить Англии.

Такие люди, как Ланнуа и Жан де Люксембург, поддерживали дело, которое в конечном итоге было обречено на провал. Но их предостережения, высказанные на чреватых последствиями заседаниях Совета в Аррасе, оказались прозорливыми. Прошедшие годы так и не утихомирили гнев, вызванный в сердцах Карла VII и его министров договором в Труа и пятнадцатилетним союзом Филиппа с Англией. Карл VII так и не смог избавиться от мысли, что заключив Аррасский договор уступил Филиппу слишком много. У анжуйцев, главенствовавших в его Совете, были свои причины для недовольства Бургундским домом. Два дома принцев крови рассорились во время гражданских войн, и еще больше горечи добавили жестокие условия договора о выкупе Рене Анжуйского после его пленения при Бульневиле. Через 12 лет после заключения Аррасского договора посол курфюрста Саксонии при французском дворе сообщал, что Филипп Добрый был здесь так же ненавистен, как и раньше. Памятники Иоанну Бесстрашному, которые должны были быть воздвигнуты в Монтеро, так и не были построены, мессы за упокой его души так и не были отслужены, а виновные в его смерти так и не были привлечены к ответственности, хотя их личности были уже всем известны. Владения Филиппа, особенно в двух Бургундиях, продолжали оставаться добычей французских рутьеров, которых Карл VII не мог контролировать. Постоянное юридическое наступление подрывало авторитет Филиппа в его собственных владениях. Бургундские чиновники вскоре составляли длинные списки нарушений Аррасского договора и посягательств на его юрисдикцию.

После поражений Англии в 1449–1453 гг. торжествующая Франция, избавленная от постоянной угрозы войны с той стороны Ла-Манша, в один прекрасный день бросит вызов бургундскому влиянию в Лотарингии, Люксембурге и Рейнской области – всех жизненно важных сферах бургундских интересов. "Когда человек хочет повалить большое и старое дерево, вросшее в землю длинными и глубокими корнями, он сначала роет вокруг него большую траншею… чтобы обрубить эти корни, – писал Тома Базен, – именно так, чтобы уничтожить Бургундский дом, в то время самое богатое и успешное государство Франции и Германии, Карл, король Франции, начал подрывать и обрубать его корни". Вскоре Филипп узнал то, что никогда не забывали англичане: в долгосрочной перспективе его политическая автономия не сможет сохраниться, если он примет статус вассала Франции династии Валуа. Не только в ретроспективе можно увидеть, что Аррасский договор подготовил почву для окончательного разрушения Бургундского государства. Более дальновидные члены Совета Филиппа предупреждали его в то время, что если Карлу VII удастся избавить Францию от англичан, то Бургундский дом будет следующим[650]650
  Клятвы: Taverne, Journ., 82; Le Fèvre, Chron., ii, 326; Monstrelet, Chron., v, 270–1, 342–3, 376–87, 391–6, 454–5. Рене: Escouchy, Chron., i, 44–5. Саксония: *J. Hansen, Westfalen und Rheinland im 15. Jahrhundert, i (1888), 279. Споры: *Plancher, iv, PJ nos. 139, 141; *Escouchy, Chron., iii, 105–12; Basin, Hist., ii, 246; Vaughan (1970), 113–22, 346–54, 392–5. Предупреждения: *Schneider, 197; Waurin, Cron., iv, 129–30.


[Закрыть].

14 сентября 1435 г., за неделю до подписания Аррасского договора, герцог Бедфорд, в возрасте сорока шести лет, умер в своем особняке в Руане. С его смертью для англичан закончилась целая эпоха. В течение нескольких дней они потеряли единственного значимого союзника на континенте и единственного государственного деятеля, который понимал проблемы двуединой монархии или, в конце концов, искренне верил в нее. В своем завещании, составленном за четыре дня до смерти, Бедфорд просил похоронить его в Руанском соборе, почетным каноником которого он являлся и которому передал множество ценных вещей. В соответствии с его указаниями слева от главного алтаря была возведена прекрасная гробница из черного мрамора на колоннах, на которой была укреплена медная табличка с его гербом и знаками отличия Ордена Подвязки. По свидетельству тюдоровского хрониста Эдварда Холла, интерпретатора старых источников, преемник Карла VII Людовик XI однажды прогуливался по собору, когда один из его сопровождающих указал на гробницу, предположив, что она слишком величественна для врага Франции и должна быть вскрыта, а кости разбросаны. Предполагается, что король ответил на это:

Какая честь для Нас или для Вас, если мы разобьем этот памятник, вытащим из него и уничтожим кости того, кого при жизни ни Мой отец, ни Ваши предки со всей их силой, мощью и возможностями не смогли заставить отступить ни на шаг, и своей силой, умом и политикой удерживал их всех за пределами главных владений королевства Франция и этого благородного и знаменитого герцогства Нормандия. Поэтому я говорю, что, прежде всего, да примет Бог его душу, и пусть его тело теперь покоится в мире, который, когда он был жив, обеспокоил бы самого гордого из нас.

Гробница Бедфорда пережила изгнание англичан из Франции. Она была изуродована во имя пуританства, а не национализма гугенотами, захватившими церкви Руана в 1562 году. Как и многие другие памятники французских соборов, он был снесен в XVIII веке во имя модернизации. Сегодня от гробницы осталась лишь обычная каменная плита с надписями[651]651
  Cal. Inq. P. M., xxiv, no. 520; Royal Wills, 271–2; Cron. Norm., 81. Гробница: A. W. Deville, Tombeaux de la Cathédrale de Rouen (1833), 166–71; Hall, Chron., 178 (Я не смог найти французского источника для этой истории).


[Закрыть].