Текст книги "Повелительница с клеймом рабыни (СИ)"

Автор книги: Анастасия Трусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 73 страниц)

Почему-то после этих слов он ждал слёз, а дождался лишь непонимающего взгляда:

– Мама любит меня…

Самаэль нахмурился. Девочка так просто и уверенно заявляла о любви своей матери, словно это было самое очевидное явление. Может, где-то это и было так, но не среди демонов. Почему-то ангелу смерти не понравилось это.

Аккэлия ощутила недовольство мужчины, и сжалась ещё сильнее, опустив глаза. Самаэль подумал, что теперь не услышит от неё ни слова, и это вполне его устраивало, но девочка вновь подала голос.

– Я её тоже люблю, а я ведь демон.

Это уже вызвало у ангела смерти глухое раздражение. А Аккэлия вдруг подняла голову и посмотрела мужчине в глаза.

– И вы – демон, – её голосок был совсем тих, но в тёмных глазах проглядывало упрямство. – Верховный. И вы тоже любите мою маму. По-настоящему.

Самаэль прикрыл глаза, борясь с желанием разжать руки и просто бросить этого ребёнка на каменистую землю. Маленькая демонесса поймала его на его собственных словах. Раздражение всколыхнулось с новой силой, почти обратившись в ненависть. Эта маленькая девочка, она не имела права не то, что подавать голос, а вообще рождаться, и претендовать на любовь Милены.

Самаэль сдержался, не швырнул девочку на землю, просто наклонился и поставил. А потом отошёл на несколько шагов, уже собираясь открыть портал и уйти. Не оборачиваясь. Но всё же обернулся. Она стояла там, где он её оставил. Ветер пустоши трепал подол её тёмно-синего платья и чёрные распущенные волосы. Аккэлия не смотрела на ангела смерти. Она неуверенно оглядывала пустынный пейзаж, упрямо поджимая губы, и быстро-быстро моргая, не позволяя пролиться слезам. Она уже поняла, что этот могущественный Верховный демон, который почему-то не мог простить ей сам факт её рождения, всё же решил оставить её здесь. Он забрал её от матери, с которой было что-то не так, но не для того, чтобы спасти. А чтобы выбросить, как ненужную и мешающую вещь, на безжизненной пустоши в межмирье, без малейшей надежды, что когда-нибудь её найдут. Потому что это губительное место, как ничто другое, может пожирать следы тех, кто затерялся здесь. И эта маленькая, пятилетняя демонесса, родившаяся без капли магической силы, теперь пыталась решить, что же ей делать дальше.

Самаэль прикрыл глаза. Ему действительно было всё равно, что случится с ней, он просто будет рад никогда её больше не видеть. Но Милена…

– Милена, – его губы шевельнулись, и ветер унёс имя прочь.

Если Самаэль не убережёт сейчас этого ребёнка, он потеряет её. Если не навечно, то очень надолго. Демон вздохнул, и вернулся к оставленной девочке. Аккэлия настороженно смотрела на него снизу вверх – ничего хорошего она от него уже не ждала. Он заметил, что она что-то сжимает в прижатых к груди руках.

– Что там у тебя? – неожиданно для себя самого заинтересовался ангел смерти.

Аккэлия насупилась и продолжала настороженно глядеть на него исподлобья. Мужчина присел на корточки и произнёс, стараясь, чтобы голос его не звучал слишком резко:

– Покажи.

Чуть помешкав, Аккэлия всё же решилась, и протянула ему руку. На маленькой детской ладошке лежал овальный медальон. На золоте поблёскивала чёрная эмалевая гравировка – три тонких изящных дракона переплетались в орнамент, в глазницах их сверкали крошечные рубины. Красивая вещица. Уловив непонимание в газах Самаэля, Аккэлия протянула вторую руку и коснулась пальчиками обода медальона. Щелкнула крошечная пружинка, и медальон раскрылся на три части. Три маленькие овальные рамки, в каждой из которой было по миниатюрному портрету. Из центральной рамки на Самаэля спокойным взглядом смотрела Милена: красивая, безмятежная, с лёгкой улыбкой на губах. С правой рамки ехидно ухмылялся мальчишка четырнадцати-пятнадцати лет, с огненно-красными волосами, и шкодливым взглядом – Кристиан Кавэлли. С левой рамки смотрела сама Аккэлия, задумчивая и не по-детски серьёзная. Самаэль узнал этот медальон – маленький артефакт, портреты в котором взрослеют и меняются вместе с теми, с кого были срисованы. Самаэль потянулся пальцами к центральной рамке, и Аккэлия тут же захлопнула медальон, и снова прижала его к груди.

Сентиментальная безделушка, имеющая хождение в мире драконов. Демонам такие вещицы без надобности. А Милена подарила такую дочери, и девочка цеплялась за неё, как за последнее сокровище. Самаэль протянул к Аккэлии руки, и маленькая демонесса в испуге попятилась от него. Он мог бы сказать ей что-то успокаивающее, что не причинит ей вреда, но он не хотел этого. Ангел смерти просто выпрямился, шагнул вперёд и подхватил на руки испуганно пискнувшую девочку. Малышка дёрнулась, пытаясь вырваться, но Самаэль чуть сжал руки, она притихла, ощутив его силу, лишь снова задрожала, как пойманный в ловушку зверёк.

Ангел смерти открыл портал и шагнул в него. Он шёл по коридорам собственного дворца, и усиленно гнал прочь воспоминания, как давно, многие тысячи лет назад он шёл по этим же коридорам, и нёс на руках другого ребёнка. Испуганную, искалеченную, морально раздавленную девушку, которую он не смог защитить. Которую не смог удержать по эту сторону жизни. И та малышка, что тряслась сейчас в его объятиях, имела непосредственное отношение как к той маленькой искалеченной бабочке, так и к тому, кто отнял у Самаэля его мечту.

Он вошёл в комнату, в которой уже никто не жил долгие века, и опустил дрожащую девочку на пол. Аккэлия оглядела обстановку – широкая кровать, изящный столик, большой шкаф, глубокое кресло у стены, и вопросительно посмотрела на мужчину.

– Оставайся здесь, – коротко велел Самаэль, и, чуть помолчав, добавил. – Я приду за тобой, когда ты сможешь вернуться к маме.

– Я вернусь к маме? – переспросила она… и сколько недоверия было в ее голосе!

Похоже, она решила, что раз он не бросил её на пустоши, то решил навсегда замуровать в этой комнате.

– Да, – кивнул ангел смерти, поворачиваясь к двери. – Вернёшься.

И вышел, закрыв, а затем и заперев, за собой дверь.

Милена пришла к нему на следующий день. Именно Милена – не Хищница. Глаза демонессы тревожно блестели, и Самаэль видел – она боится задать ему вопрос. Милена знала, как он относился к её младшей дочери, знала, что ненависть к её отцу, Самаэль проецирует на девочку, и даже не пытается это скрывать. Ангел смерти не мог простить Аккэлии, что та родилась, не мог простить, что Милена не пожелала избавиться от неё после её рождения. Верховный демон не мог простить маленькой демонессе, что Милена любит её.

И теперь Милена смотрела на него и боялась задать вопрос – где её младшая дочь. Она помнила – Самаэль не позволил Хищнице убить малышку, но это не значило, что он сам ничего не сотворил с ненавистным ему ребёнком.

– Пойдём, – просто сказал ангел смерти. – Я отведу тебя к ней.

Он привёл Милену в ту самую комнату, где когда-то бабочка Кэтэрина покончила с собой. Это было сделано без всякого умысла. Самаэль и сам не понимал, почему оставил маленькую Аккэлию именно в этой комнате. Но Милена никак не отреагировала на эту комнату. Она смотрела на девочку, сидящую за столиком у окна. Аккэлия смотрела на портреты в медальоне в своих руках, но на звук открывшейся двери, вскинула взгляд. Тёмные глаза тревожно заблестели. Милена бросилась к дочери, подхватила её на руки, поцеловала, зашептала что-то ласковое. Девочка тихонько всхлипнула, спрятав лицо на плече у матери.

Самаэль наблюдал за этой трогательной сценой со скучающим видом. Для него ничего не изменилось – он по-прежнему любил Милену, и ненавидел её младшую дочь. Милена, спустила девочку с рук, обернулась к нему, приблизилась:

– Спасибо, Самаэль, – тихо сказала она, потянулась, поцеловала его в губы. – Спасибо, что спас мою Келл. Несмотря на…

Мужчина приложил палец к её губам.

– Я сделал это только ради тебя, Милена, – потом нежно погладил по щеке, но, тем не менее, произнёс. – Просто забери её из моего дома.

Они ушли, а медальон, забытый напуганной девчонкой, так и остался на столе.

Ещё немного полюбовавшись на портрет Милены, Самаэль закрыл медальон, сунул его в карман брюк, и покинул комнату, вновь отправившись бродить по коридорам дворца.

Да, он знал о чувствах Ферокса к Милене. И знал о чувствах Милены, о которых не подозревала она сама. Они тянулись друг к другу, и в тоже время словно пребывали каждый за своей оборонительной стеной. Имело место банальное непонимание и недосказанность. Самаэль видел это. Он мог бы открыть Милене глаза, мог бы указать ей, мог бы подтолкнуть её к Фероксу, и её жизнь стала бы ещё чуть лучше. Только он не хотел этого. Не хотел, чтобы о любви Милены стало известно дракону. Не хотел, чтобы Ферокс получил то, что сам ангел смерти получить вряд ли сможет – любовь Милены. Самаэлю приходилось делить её тело с другими мужчинами, и мириться с тем, что её любовь достается только её детям. И ему казалось, что любви Милены повелитель драконов просто недостоин.

Но когда Милена пришла к нему из-за Кайомы, когда он увидел боль в её глазах, Самаэль понял, что сам ничего не сможет сделать для любимой. А она и не станет его слушать. Тогда он пошёл к Фероксу. Самаэль осознавал, что собственноручно вручает сердце любимой женщины другому. Дракон любил Милену, и Самаэль знал, что он сможет найти нужные слова и нужные действия, чтобы спасти её от боли, которую принесёт ей воспоминание о прошлом. И Милена узнает об истинных чувствах дракона, и задумается о собственных.

Самаэлю было нелегко, но он осознанно шёл на жертвы. Он не мог допустить, чтобы Милена страдала. Особенно сейчас, когда над ней зависла тень Чёрной богини, когда её жизнь висит на волоске. Что ж, если единственный способ защитить возлюбленную и избавить её от боли – это уступить её другому, пусть будет так.

Ангел смерти знал, что Милена очень хотела бы полюбить его, но права старая истина – сердцу не прикажешь. И если вышло так, что это своевольное сердце тянется к дракону – пусть будет так.

А сам распорядитель смерти… Что ж, если ему не суждено добиться любви Милены, он будет довольствоваться её приязнью, её доверием, её благодарностью. А ещё нежностью её тела и сладостью её губ… Тоже, в сущности, не мало…

Глава 27

Глава 27.

Я нехотя открыла глаза – сон выпускал меня из своих объятий с трудом. Просто сон – без Дайоны, без пустыни, без врат… даже без кошмаров, к которым я почти привыкла. Меня ничего не беспокоило. И я была уверена, что причина этого лежит рядом со мной и очень внимательно смотрит на меня.

– Ты выспалась, котёнок? – спросил Ферокс, заметив, что я открыла глаза.

– Да, – я помолчала и продолжила. – Мне даже обычные кошмары не снились. Ты защищал мой сон, не так ли?

– Тебе необходимо было хорошо отдохнуть. Неизвестно, когда это получиться сделать в следующий раз.

Я с благодарностью кивнула, а дальше… Я не знала, что говорить дальше, после произошедшего. Признание Ферокса стало для меня шоком, и я ещё сама не понимала, что же я чувствую. Осознать и принять, что мой муж – Ферокс, повелитель драконов, тот, кто когда-то женился на мне только из-за продолжения рода – любит меня, и по его словам, уже давно, мне было сложно, как поверить в осуществление детской сказки – красивой, но до нелепости наивной. И… мне было страшно. Мне было страшно поверить в это… довериться… Да, у меня не было причин ему не верить, но всё это казалось таким… хрупким. Словно от малейшего неверного моего действия всё это могло разрушиться в один миг. Я искала подвох… я искала что-то, что могло бы поставить под сомнения слова Ферокса.

«А тебя ли любит Ферокс? Может, он говорит вовсе не о тебе? Может, его слова любви предназначались… Ледяной королеве Зиградена? Может, это её он любит? Не тебя настоящую, а эту ледяную маску, что ты сотворила? Он же… не знает, какая ты на самом деле. Холодная равнодушная королева… и слабая полукровка, которую ты прячешь в зеркальной комнате в своём дворце. Это не одно и то же. Невозможно любить настоящую Милену Кавэлли, не зная о девочке, запертой ото всех. А Ферокс не знает о ней. А значит, он любит не тебя. Он любит только королеву, но не ту, что прячется за ней».

Я надеялась, что весь этот ураган мыслей и эмоций не отразился в моих глазах. Ведь, даже если всё так и было, я не могла винить Ферокса за это. Я сама все эти годы не подпускала его к себе. Не допускала даже мысли о том, что между нами может быть что-то большее, чем спокойные партнёрские отношения. И никогда не позволяла себе надеяться на большее. Так как считала, что это – бесполезные мечты. Ненужные в моих реалиях. Поэтому я никогда не видела смысла в том, чтобы… знакомить Ферокса с собой настоящей. Вместо этого я разбивала вдребезги зеркала… разбивала их вместе со своими руками, разрезая их до костей… воя и крича там, где меня никто не мог слышать. А теперь… теперь, наверное, поздно было это делать. Если Ферокс любил Ледяную королеву… так и должно было остаться. Я не хотела его разочаровывать. Хватило и этого срыва.

Я прислушалась к себе, к своим чувствам. Но они так пока и оставались для меня неясными. По сути, если бы я была достаточно драконом, я сама должна была ощутить любовь Ферокса… ещё очень давно. Но, а вдруг я этого не чувствовала потому, что просто не могу любить кого-то, кроме своих детей? Вдруг… я была не способна полюбить его? «Чушь! – одёрнул я себя. – же любила Кая!». Да, любила. Только вот влюбилась я в него ещё до того, как кровь демонов пробудилась во мне. Имело ли это значение? не знала. Вполне вероятно, что я что-то потеряла в себе от человека после пробуждения, сама этого не заметив.

– Котёнок, может сейчас ещё не время об этом спрашивать, – нарушил тишину Ферокс. – Но, что ты будешь делать с… Кайомой?

– Пока не знаю, – я села на кровати. – Я бы хотела оставить всё, как прежде, но… сама понимаю, что это, вряд ли возможно.

– Как прежде? Имеешь в виду, чтобы он также охранял твою дочь и жил в Зиградене?

– Да. Теоретически, я могу это сделать, только… я не могу понять, как мне с ним дальше общаться. Я не смогу… не смогу относиться к нему так, как к Ренэтусу, – и тут меня посетил вопрос. – Ферокс… а как ты узнал о Кае? Ты не случайно появился в Зиградене как раз в тот момент?

– Ко мне пришёл твой эррильзар, – ответил дракон. – Он посчитал, что я тебе нужен. Он рассказал мне о том, что сделал с душой смертного, который когда-то был с тобой. И что все эти годы ты об этом не знала. К Самаэлю ты уже приходила во взвинченном состоянии – неудивительно, что он боялся того момента, когда ты встретишься с этим… человеком и он всё подтвердит. И Самаэль оказался прав.

А я попыталась представить, что могло бы быть, если бы Ферокс не пришёл и… не смогла. Но, почему-то, мне казалось, что если бы не это, моя встреча с Каем могла бы закончиться чем-то плохим. Не знаю – из-за чего у меня было такое ощущение? Мой срыв произошёл из-за того, что я осталась с Фероксом. Произошло бы нечто подобное, останься я с Каем? Ответа у меня не было.

– Котёнок… ты, до сих пор, любишь этого… человека? – от этого вопроса я даже вздрогнула.

– Ты, действительно, хочешь это знать? Если я скажу «да»… что тогда будет?

Я чуть не спросила: «Ты убьёшь Кая?», но удержалась. Почему-то я была уверена, что он этого не сделает, каким бы не был мой ответ.

– Да ничего не будет, – с легкой досадой ответил Ферокс. – Просто мне нужна хоть какая-то определенность. Если ты не сможешь полюбить меня – я это приму. Если твоя любовь к человеку пережила все эти годы… даже когда ты думала, что он мёртв… и даже с тем, какой ты стала… значит, это навсегда, и я не стану ждать того, чего никогда не будет. Оставим всё, как есть. Я не стану бороться ни с мертвецом, ни, тем более, с адской гончей.

Мне не хотелось отвечать. Потому что я не могла сказать, ни «да», ни «нет». Определённости не было. Но, всё-таки, я сказала:

– Я не знаю, Ферокс. Сперва – Кай, потом – твоё признание… Всё это совершенно сбило меня с толку, – я посмотрела на него, прекрасно зная, что в моём взгляде нет ни толики спокойствия, или моей привычной отрешённости – только смятение. – Люблю ли я его до сих пор? Я ни в чём не уверена. Я… не могу ответить тебе…

Ферокс смотрел на меня долгим взглядом, казалось, что-то решая для себя. Я видела, что ему не нравятся мои слова – ему нужна была эта самая определённость, а мои собственные чувства не приближали к ней ни на шаг.

– Ладно, – наконец произнёс муж, отодвигаясь от меня. – Я помню, я обещал, что у тебя будет время разобраться в себе. Думай, котёнок, я не стану тебя торопить.

Он поднялся с кровати, и принялся собирать разбросанную одежду. Я, почти против воли, проследила за ним. Да, несмотря на весь раздрай, что царил у меня в голове, вид обнажённого тела дракона приковывал взгляд. С усилием, я заставила себя отвернуться, уставилась на свои руки, сцепленные «замком» поверх тёмно-бордового шёлка простыни.

Кай. Я попыталась отрешиться от потрясения, что всё ещё владело мной, и сосредоточиться на собственных ощущениях, на чувствах.

«Кай, – произнесла я про себя, отслеживая собственные ощущения при воспоминаниях этого имени. – Кайома Макфей».

Была горечь, страх, тоска – всё это была память о тех далёких чувствах, которые я испытала, узнав, что он убит. Потом пришло смятение. То, что я ощутила, узнав, что всё это время он жил в шкуре адской гончей. И тут же перед внутренним взором возник образ огромной чёрной собаки, с демоническими алыми глазами, в которых читалась вполне человеческая боль. Я качнула головой, вызывая в памяти его истинный облик. Высокий, крепкий, каштановые волосы, не слишком красивое, но чем-то очень привлекательное лицо. Яркие зелёные глаза. Я смотрела на него, удерживая образ под закрытыми веками, и думала: вот он, Кай, он жив, он все эти годы был рядом. Я старалась добиться хоть какого-то внятного чувства от своего глупого сердца. Любого: хоть любовь, хоть страх, хоть равнодушие. Но оно, бестолковым зайцем, металось от одного, к другому, потом к третьему, и к чему-то ещё, чего я так и не смогла осознать… И это не вносило понимания. Я так старательно пыталась разобраться в своих чувствах, представляя Кая рядом с собой, что когда кто-то коснулся моих волос, я обернулась почти в страхе, ожидая увидеть перед собой молодого мужчину с зелёными глазами. На меня смотрели глаза повелителя драконов – глаза цвета лавы и тьмы.

Ферокс был уже одет, и коснулся меня, привлекая моё внимание.

– Я не стану тебя торопить, – повторил он, – но помни, какая сейчас ситуация, котёнок. Времени, которое я тебе пообещал, может оказаться очень мало.

Я открыла рот, что бы ответить… и не нашлась, что сказать. Дракон погладил пальцами мою щеку, и резко отстранился, словно не до конца доверял собственным действиям. И, не оборачиваясь, покинул спальню.

Я в каком-то тихом отчаянии, ожесточенно потёрла лицо ладонями, со стоном откинулась на подушку.

– Я не могу… Не знаю, что мне делать…

«А ведь у Кая есть сын, – мелькнула у меня мысль. – Наш общий сын. Знает ли Кай о нём? Говорил ли ему Самаэль о том, что произошло в Светлом лесу? И если не говорил, должна ли я рассказать Каю об этом?». Я попыталась представить этот разговор. Как я скажу мужчине, навеки заключённом в тело адского пса, что у него есть сын, которого, что бы спасти, я превратила в чистокровного светлого эльфа. В эльфа, который, вероятнее всего рос, воспитываемый в ненависти ко всем обитателям Преисподней в частности, и к тёмным созданиям – в целом. Я убрала руки от лица. Нет, о чём бы мне ни пришлось говорить с Каем, этого я сказать ему не смогу.

Я повернулась, на бок, уткнувшись носом в подушку. Вдохнула запах… Ферокс… Он был уверен, что я знаю о его чувствах, но намеренно отталкиваю их. А могла ли я вообще ответить на них? Я же была демоном. А демоны не способны любить. Для меня счастливым исключением стали мои дети. Но могла ли я полюбить мужчину, в принципе? Да, я любила Кая, но тогда я ещё не знала о своей истиной сущности. Возможно ли, что способность любить исчезла, когда во мне проснулась демоническая кровь? И я не смогу дать Фероксу больше, чем дала уже – его наследники, моё тело, моё уважение и зов крови чёрных богов-драконов. Но не любовь.

«Я люблю тебя» – сказал дракон. И это прозвучало у него так буднично, так естественно. Я, вдруг, поймала себя на мысли, что мне безумно хочется, чтобы эти его слова были адресованы настоящей мне. Не Ледяной королеве, но той Милене, которую я прячу в осколках зеркал, ту, о которой никто не знает, но которая и есть я.

Я выпрямилась, сев на кровати, сердито мотнула головой: «О чём я думаю? Мне надо решить, что делать с Каем! Но лёжа в нашей с Фероксом общей постели, где всё напоминает мне о муже, о его прикосновениях, я просто не могу думать ни о чём, кроме него».

Я выбралась из кровати, глянула на свое платье – корсет с хитросплетением лент, и длинная широкая, но со множеством высоких разрезов, юбка. Нет, самостоятельно мне в эту красоту не облачиться. Пришлось позвать пару служанок. Пока одна дошнуровывала на мне корсет, втора попыталась уложить мне волосы. Но я отмахнулась от неё уже после пары движений гребня – не до того мне сейчас было. Я велела драконессам прибраться в спальне, а сама открыла портал в Зиграден.

Мой кабинет встретил меня привычной тишиной, запахом пергамента и расплавленного воска. И едва уловимым запахом серы и горячего металла, натянутым из открытого окна. Запах Преисподней.

Я прошлась по кабинету, стараясь успокоиться – не помогло. Села за стол, не глядя сдвинула в сторону стопку пергаментов, оказавшихся передо мной. Упёрлась локтями в столешницу, я опустила голову на ладони.

«Что же мне делать? Как поступить с Кайомой? А какие, собственно, есть варианты? Кай теперь – Ренэтус. А Ренэтус – моя адская гончая. Такие создания навсегда связаны со своими хозяевами. Отлучить его от себя, значит обречь его на утрату разума, и одичание». Я была уверенна, что если я захочу, Кай уйдет из моей жизни навсегда, не сказав ни слова. Вот только, я прекрасно знала, что никогда не поступлю так. Значит – что? Значит, единственное, что оставалось, это оставить всё как есть. Кай будет жить в Зиградене и охранять Келл. Вот только… Смогу ли я относиться к нему так же спокойно, как и раньше, зная, чьи глаза смотрят на меня с собачьей морды, и постоянно чувствуя за собой какую-то невнятную вину? Сумею ли не сорваться?

– Сумею, – начиная злиться на себя, произнесла я, откидываясь на спинку кресла. – Должна суметь.

Мне стало противно от себя. Сижу тут и ною, как сопливая девчонка. Кай сделал этот выбор, сделал ради меня. Умирая сам, он думал обо мне, и пожертвовал бессмертием свой души, чтобы иметь возможность оберегать меня. При этом прекрасно понимая, что никакой награды, или даже простой благодарности ему за это не будет – хозяева воспринимают верность своих собак как должное. Кай пошёл на огромную жертву ради меня, и всё, что я могла теперь сделать, это быть достойной этой жертвы. Если он смог жить рядом все эти годы, видя, чем я становлюсь, исполняя роль послушной собаки, то и я смогу быть рядом с ним, и с благодарностью принимать его верность. И не изводить ни его, ни себя.

Приняв решение, я почувствовала, что стало чуть полегче. Но решить всё для себя, и глаза к глазам встретиться с Каем – это разные вещи. Определившись с действиями, я не готова была выполнять их.

Мой взгляд упал на журнал, лежащий на моём столе – журнал Келл, который я собиралась вернуть. А ведь она ждёт меня. Ждёт, когда я приду к ней, отдам журнал, и скажу, что не сержусь на неё. И по уму, я должна была сделать это прямо сейчас. Но… там где моя младшая дочь, там будет и её верный страж. Я взяла журнал в руки, погладила обложку:

– Но, не могу же я, боясь встречи со своим прошлым, избегать собственного ребенка.

Рано или поздно, я должна буду поговорить с Каем, понять, как общаться с ним дальше. Я хотела, должна была узнать, как он жил всё это время, о чём он думал, помня свою человеческую жизнь и теперь существуя в облике адского создания. Что он чувствовал, когда… видел меня с Верховными демонами, с Фероксом. И я должна была понять сама себя. Ведь я, до сих пор не могла ответить на вопрос: «Что я чувствую к Каю?». Была ли ещё любовь? Теперь, после признания Ферокса, я сомневалась в этом ещё сильнее, чем прежде. Хотя и на чувства Ферокса я тоже ответить не могла. Все чувства смешались, запутались. Даже если бы от этого зависела моя жизнь, я бы и то не смогла бы ничего сказать.

Снова вспомнив о признании мужа, я ощутила какой-то иррациональный страх. Почему-то я боялась думать о словах Ферокса, и о своей реакции на них. Страх этот был какой-то детский, и от того ещё более прилипчивый. Причин этого я не могла понять, и уцепилась за мысль о Келл, как за спасательный круг.

«Потом, всё – потом, – мысленно вздохнула я, встала из-за стола, не выпуская из рук журнал Келл. – Сейчас меня ждёт моя дочь. И мне придётся попросить Кая оставить нас – я поговорю с ним позже. Сейчас – только моя малышка Келл».

Маленькая демонесса была в своей гостиной. Она сидела за широким столом, сосредоточенно разглядывая какой-то листок пергамента. Вид у неё был крайне задумчивый. Кай лежал у её ног, положив голову на лапы. Как только я вошла, он поднял голову, посмотрел на меня, и тут же быстро отвернулся.

– Мама! – Келл тоже увидела меня, вскочила со своего кресла, подбежала ко мне.

Я опустилась на колени, обняла Келл, прижала к себе. Я старалась видеться с ней почаще, но каждый раз мне казалось, что с последней нашей встречи прошли чуть ли не года. Я отдавала себе отчёт, что это говорит во мне чувство вины. Мою жизнь приходилось делить на слишком много частей, и в итоге та, кто более всего нуждалась во мне, моя маленькая девочка, получала ничтожно мало моего внимания. Но я так любила её… я так боялась за неё… Если бы только была возможность, я бы не отпускала её от себя вообще.

– Я пришла отдать тебе это, – я протянула дочери журнал. – Ведь, он тебе нужен?

Келл осторожно кивнула, забирая его, и спросила с беспокойством:

– Ты… сердишься? Крис сказал, что нет, но… я понимаю, что нарушила твой запрет.

– Я не сержусь на тебя, Келл, – я ласково провела рукой по её длинным черным волосам. – Если мне и нужно на кого-то сердиться, то только на саму себя. За то, что была такой слепой всё это время.

Девочка вопросительно глянула меня, и я пояснила:

– Знаешь, когда родились мои старшие дети-драконы, мне не приходилось думать об их защите – дети повелителя драконов были под защитой своего отца. Потом родился Крис, и его защищать уже нужно было. Тебе же известно, что Верховный демон Абигор категорически не желал, что бы его сын жил, – малышка серьёзно кивнула, и я продолжила. – И пока он был маленьким, я укрывала его в мире драконов. Потом Крис подрос, и сам научился избегать встреч со своим отцом. Так что и ему моя защита больше не требовалась. А потом у меня появилась ты, – я погладила дочку по щеке. – Моя малышка Келл. Хвала Тьме, на твою жизнь никто не покушался. Но из-за того, что в тебе не проснулась магия демона, я решила, что буду защищать тебя от всего. Моё человеческое прошлое сыграло злую шутку с нами обеими. Из-за твоей особенности, я стала относиться к тебе как к человеческому ребенку. А у людей принято защищать детей от крови, жестокости…

– Люди странные, – тихо сказала Келл. – В их мире есть и кровь и жестокость. Зачем они защищают своих детей от того, что сделали естественным для своего мира?

Я вздохнула – эта пятилетняя кроха понимала больше чем, так называемые, зрелые умы человечества. Но речь сейчас была не о том. Поэтому я только кивнула:

– Да, люди – странные. И, видимо, я так и не смогла изжить эту странность в себе. Я никак не могла осознать, что… тебе не нужна подобная защита. Что ты – не человеческий ребёнок, что даже без магии, ты – демон.

В этот момент, краем глаза, я заметила какое-то движение. А в следующий миг я успела увидеть, как портал адской гончей закрывается.

– Ренэтус? – Келл удивлённо смотрела на то место, где секунду назад захлопнулся портал. – Почему он ушёл?

– Он вернётся позже. Просто… сейчас он решил, что со мной ты в безопасности, – улыбнулась я ей – сама я была благодарна Каю за то, что он ушёл – его присутствие, всё-таки, несколько нервировало меня.

– Прости меня, Келл, – вернулась я к нашему разговору. – Я и представить не могла, что тебя интересует то, что происходит в моих подземельях. Ведь этот журнал, – я коснулась кожаного переплёта в руках дочери. – Он у тебя уже не первый, не так ли?

– Нет, – Келл смущённо опустила глаза. – Крис… несколько раз брал меня с собой в темницы. Это я просила его! – торопливо добавила она, защищая брата. – Сначала я просто смотрела, что делал он, а потом я захотела попробовать сама…

В тёмных глазах Келл вдруг сверкнуло то, чего я не замечала никогда – хищническую жажду крови и жестокость прирожденного демона.

– Они кричали от боли, – задумчиво продолжала Келл, явно имея в виду узников, которым не посчастливилось попасть в руки моей малышки и её старшего брата. – Но в какой-то момент переставали кричать. Крис говорил, что так их тела пытаются защититься, убивают собственные болевые рецепторы, что бы мозг перестал страдать, – глаза маленькой демонессы подёрнулись дымкой воспоминаний – сейчас она была там, в пыточных подвалах, и видела перед собой очередной образец для исследования. – Мне стало интересно, что ещё могут делать тела живых существ, на что они способны, где их предел… Я стала наблюдать, потом записывать… И вот, что вышло…

Взгляд Аккэлии прояснился, и она отошла от меня к своему столу, не забыв прихватить принесённый мной журнал. Я поднялась с колен, и пошла за ней. Девочка выдвинула нижний ящик стола – в его глубоком нутре лежало стопкой ещё около шести таких же журналов.

– Я… я их прятала от тебя, – виновато посмотрела на меня Келл. – Прости.

Я взяла верхний журнал, открыла, пролистала, вчитываясь в её угловатый крупный подчерк. Судя по всему, это был отчёт о вскрытии кого-то из демонов-слуг.

«Да, Милена, – подумалось мне. – В твоём собственном дворце, у тебя перед глазами растёт маленький вундеркинд – твой собственный ребёнок – а ты ни черта не видишь, пока тебя носом в это не ткнули».

– Почему ты ничего мне не рассказала? – наконец спросила я, отложив журнал. –Почему не сказала, что тебе интересно это, что тебя не пугают темницы, пытки? – я села в кресло Келл за её столом, и посадила дочку себе на колени. Она тут же доверчиво прижалась ко мне. Я погладила её по волосам. – Я не сержусь на тебя, Келл, но… я хочу знать. Ты мне не доверяешь? Или боишься? Зачем ты стала что-то скрывать от меня?