Текст книги "Повелительница с клеймом рабыни (СИ)"

Автор книги: Анастасия Трусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 73 страниц)

Как бы Кай не относился к чёрному дракону, а слепым он не был. Он понимал, что Ферокс, отнюдь, не терпел Милену, как та сама считала. Что повелитель мира драконов испытывает чувства к своей супруге, о которых, по каким-то причинам, не говорит. И… Кай завидовал Фероксу. Завидовал, что тот может быть с Миленой… Что он может быть отцом её детей… Что он может дать Милене то, чего Кай никогда дать не сможет. Что, возможно даже, дракон сможет когда-нибудь сделать «своего котёнка» счастливым.

Что касается детей Милены… К старшим Кайома относился нейтрально. Он почти и не пересекался с ними, так как большую часть времени, всё же, обитал в Зиградене. Кай знал, что Милена любит своих драконов, и они отвечают ей полной взаимностью. Это было естественно, как для Милены, так и для её детей – драконы всегда любили своих родителей, это было обусловлено генетикой.

Когда родился Кристиан, Кай волновался о том, как подросший демонёнок будет относиться к своей матери. В конце концов, он был сыном Абигора, а Кай прекрасно знал, как истинные демоны относятся к своим родителям. А Милена любила своих детей… Это, наверное, было единственным, что значительно отличало её от чистокровных сородичей. И Кайома понимал, что этот мальчик для Милены исключением не станет. А вот будет ли он любить её в ответ, это было под большим сомнением. Кай боялся этого. Боялся, что Кристиан отвергнет свою мать, боялся того, каким жестоким ударом это будет для Милены. Но… его страхи не оправдались. Мальчишка, хоть и вёл себя как чистокровный демон, был жестоким и сильным, и характером явно пошёл в отца… всё же унаследовал от Милены возможность любить. Любить тех, кого он считал достойными его любви. Кристиан любил своих братьев-драконов, старшую сестру, он любил свою мать… и, в конце концов, смог полюбить свою младшую сестру, которая родилась без капли магии в крови.

Когда Кай в первый раз увидел Аккэлию… когда он вспомнил, кто её отец… он ощутил злость и полное отторжение. Он чувствовал, что уже начинает ненавидеть этого ребёнка и хотел, чтобы Милена чувствовала то же самое. Ведь он помнил, как она страдала, когда вынашивала этого ребёнка. Как шептала ночами о своей ненависти, о желании, чтобы ребёнок умер, так и не родившись. Как обещала себе и ему, что избавиться от него, едва тот появится…

Но… когда демонесса родилась… Милена не смогла убить своего ребёнка. И не позволила Фероксу сделать это за неё. А едва поняв, что девочка полностью лишена магии и что без защиты матери она просто не выживет… Милена только больше привязалась к этому ребёнку. Она защищала Аккэлию от всех возможных опасностей. Даже от её брата в первый год, опасаясь, что Кристиан убьёт бессильную малышку. Но брат принял Аккэлию и, впоследствии, тоже стал защищать её. Кай же смог смириться с Аккэлией тогда, когда Милена доверила ему безопасность девочки. Она доверила ему самое дорогое… девочку, слишком слабую для этого мира… которую Милена так любила. И Милена верила, что «Ренэтус» защитит её сокровище. И Кай, смотря на то, как Аккэлия доверчиво держится за него… как она учится ходить, цепляясь за его шерсть… он не смог её ненавидеть. Не смог, в отличие от Самаэля, перенести на Аккэлию всё то, что чувствовал к Аббадону. «Эта демонесса дочь Милены и ничья больше» – решил Кай для себя раз и навсегда. И с этого момента он всю свою жизнь посвятил этой девочке, защищая и оберегая её. Иногда, защищая её даже от матери…

Хищница. Кай познакомился с ней через два года после того, как «проснулся». Хотя, Самаэль и предупреждал его о том, что в Милене теперь живёт ещё одна личность, которая, время от времени, проявляет себя, для Кая это, всё равно, стало неожиданностью. Эта женщина… Хищница… она была тварью, которую не интересовало ничего, кроме удовольствий. Она наслаждалась пытками… она не любила своих детей… она могла убить любого, кто попадётся ей на пути. И от неё надо было держаться подальше. К счастью, Хищница, обычно, не появлялась надолго.

– Что произошло с Миленой, Самаэль? – спросил Кай как-то раз ангела смерти. – Что заставило её так измениться?

– Это же естественно, – казалось, Верховный демон даже удивился вопросу. – Мир демонов, мир драконов… они не могли её не изменить. Ты не видел, как она пыталась прижиться здесь в первое время, как она страдала. Если бы Милена осталась такой же, какой была с тобой… она бы не выжила. А даже если бы и выжила, то была бы не более чем вещью. Но посмотри на неё сейчас. Она правит, она приказывает. И Ферокс смотрит на неё, отнюдь, не так, как какие-то месяцы назад – да это и ты должен был заметить. Она – истинный демон в своей родной среде. Так, к чему этот вопрос?

– Я понимаю, о чём ты говоришь. Но… я о другом, – Кай замолчал, пытаясь подобрать слова к тому, что и сам плохо понимал, а только чувствовал, и продолжил. – С ней что-то случилось, я это знаю. Было что-то ещё… Словно… что-то в ней… какая-то нить… оборвалась насовсем. Я плохо помню те первые дни в этом новом теле, когда ты отдал меня Милене. Как будто голова в тумане, когда я вспоминаю, как она вернулась из Светлого леса. Но что-то в ней тогда было не так. И дело не в её новой жизни и новых реалиях. Я не могу объяснить это, но… я чувствую это.

– Чувствуешь, значит? – Самаэль усмехнулся. – Не знаю – дело в твоей любви к Милене, в интуиции или в чём-то ещё… Я не собирался тебе этого говорить – не видел особого смысла. Но раз ты сам спрашиваешь… Милена была беременна твоим ребёнком, Кайома.

– Что?! – эта новость была, словно, обухом по голове. – Моим ребёнком? Ты… уверен?

– Абсолютно. Возможно, именно это помогло Милене выжить в первое время и не сойти с ума. Но потом, Милена узнала от одной из ясновидящих Преисподней, что если ребёнок останется с ней, он умрёт. Чтобы она не делала и как бы его не защищала. В принципе, это было понятно даже и без ясновидящей. Ребёнок, всё равно, родился бы человеком. А какой человек выживет среди демонов? Он не прожил бы и года.

– И… что сделала Милена?

Кай боялся услышать ответ на свой вопрос. Что могла Милена сделать от безысходности? Всё, что угодно. Ещё не полностью сформированная психика… жизнь в новых условиях… то время, когда его любимую, буквально вчера, вырвали из родного мира… В такой обстановке, узнав, что ребёнок, которого она носит под сердцем, не выживет с ней, девушка могла пойти на всё. И даже если она… избавилась от него… Кай не смог бы винить её за это.

– Она нарушила запрет, который запрещено нарушать даже повелителям миров, – ответил ангел смерти. – Но и цену она заплатила высокую. Она применила заклинание, которое превратило вашего ребёнка в светлого эльфа. Когда Милена была в Светлом лесу, она родила его и обратила. И оставила там – жить среди светлой расы. За это она отдала половину своей души и возможность, хоть когда-нибудь, оказаться в мире людей. Вот и вся история, – Самаэль явно не желал продолжать этот разговор.

– Но ведь… если посчитать срок… Милена не могла родить ребёнка в Светлом лесу – прошло не так много времени! – Каю было всё равно, что желал или не желал Верховный демон – ему нужно было знать.

– С помощью эльфийской магии Милена ускорила развитие ребёнка в своей утробе. Ей помогал светлый эльф, – нехотя, но всё-таки продолжил Самаэль. – Он же и забрал ребёнка.

– Почему представитель светлой расы помог Милене?

– В крови Милены была капля крови сестры этого эльфа. На самом первом её балу в мире демонов, её заставили съесть глаз пленённой светлой эльфийки. Она и была сестрой того эльфа, что помог Милене. Он хотел сохранить кровь своей семьи. Как я понимаю, та эльфийская кровь, чтобы была в Милене, полностью перешла в её ребёнка.

– Выходит… наш с Миленой ребёнок жив?

– Может да, а может, и нет. Светлые эльфы вовсе не мирная раса, как это может показаться на первый взгляд. На них нападают… и они сами тоже нападают… Но шанс, что ребёнок выжил, довольно, велик.

– А есть возможность его найти? – с надеждой спросил Кай.

Самаэль смерил Кая таким взглядом, как будто, смотрел на безумца:

– Во-первых, такой возможности нет, так как у ребёнка нет ничего общего с Миленой – ни крови, ни магии. И его внешность тоже полностью идентична светлому эльфу. А во-вторых… я убью тебя, если ты, хотя бы попытаешься это сделать. Милена может и привязана к тебе, как одному из любимых питомцев, но вряд ли будет сильно горевать. Так что, не заставляй меня жалеть о том, что я дал тебе эту жизнь.

– Но почему? Почему ты против?

– А ты сам не понимаешь? Этот ребёнок был последним, что связывало Милену с миром людей. Его не стало, и она смогла полностью принять эту жизнь – даже не смириться с нею, а начать получать удовольствие от неё. Как бы не прискорбно тебе было это признавать, Кайома, но этот ребёнок в жизни Милены лишний. Ненужный. Кроме того, он – светлый эльф. Он растёт в среде светлой расы, впитывает их традиции, правила, предпочтения… Он будет ненавидеть Милену… и она это понимала, когда отдавала его. Он никогда не примет её, как мать, даже если, каким-то чудом, он и найдётся. Да и она… вряд ли уже сможет полюбить его. Ей будет только больно от этой встречи. А ты хочешь найти его?

Кай смотрел в глаза Самаэлю и понимал, что если действительно попытается найти их с Миленой сына, ангел смерти исполнить своё предназначение – заберёт его жизнь, которую должен был забрать ещё тогда, когда он умирал от ран. И не потому что Кай ему не нравился – дело было не в симпатии или антипатии. А просто ради Милены. Чтобы она не испытывала боли. И Кай его чувства разделял. Слова Самаэля были разумны. Ребёнок, взращённый в ненависти к демонам, не испытает радости от встречи с матерью-демоном. И… он, правда, был лишним и ненужным. Ему не было места в жизни Милены. Как, впрочем, и в жизни самого Кайомы. Что он мог дать ребёнку, находясь в шкуре адской гончей? Ничего.

– Ты прав, Самаэль, – наконец, произнёс он. – Это плохая идея – искать этого ребёнка.

Самаэль лишь кивнул в ответ и удалился, оставив Кая наедине со своими мыслями. О том, как могла бы сложиться их с Миленой жизнь, если бы они остались в «Шисуне», в мире людей… и со своим сыном.

Кай-Ренэтус качнул головой, отгоняя нахлынувшие скопом воспоминания. Да, все эти двадцать лет он жил не то, чтобы плохо. Хотя, ему и отводилась лишь роль наблюдателя, но он мог делать то, ради чего и остался жить – быть рядом с Миленой. Но… что будет теперь? Теперь, когда Милена узнала о том, кто он? Что станет с ними? Кайома не представлял. Если бы была возможность стереть Милене память об этом знании, он бы, не задумываясь, это сделал. Но такой возможности не было. По сути, он мог только ждать. Ждать решения Милены. Если она скажет ему уйти, он уйдёт. Если позволит ему остаться – он останется и продолжит и дальше охранять Аккэлию.

– Ренэтус, – голос маленькой демонессы заставил его окончательно вернуться в настоящий момент. – Пойдём, – коротко сказала Аккэлия, и вышла из комнаты.

Кай поднялся и послушно пошёл следом.

* * *

Самаэль медленно мерил шагами коридоры своего дворца. Эта привычка завелась у него вскоре, после того, как Люцифер официально позволил ему вернуться из изгнания – когда ангела смерти начинали одолевать мысли или сомнения, он отправлялся бродить по гулким полутёмным коридорам своего дома. Немногочисленные слуги, обитающие во дворце, знали, что в такие моменты им лучше не попадаться хозяину на пути – никогда нельзя было предположить, что взбредёт в голову Верховного демона: он вполне мог испепелить не вовремя попавшуюся на глаза прислугу, просто потому, что настроение скверное.

Сейчас же настроение Самаэля было не просто скверным – оно балансировало на грани холодного бешенства.

«Откуда в Зиградене взялся этот болтливый ангел? Как он вообще туда попал? А раз уж попал, какого беса этот белый нытик заговорил с Миленой об адской гончей?! Почему рыжий ерат не вырвал ему язык прежде, чем тот успел открыть свою пасть?!».

Наверное, впервые Самаэль испытал настоящую досаду от того, что его слуги так хорошо изучили его привычки, и теперь благоразумно прячутся по тёмным углам. Ангел смерти сейчас с удовольствием убил бы кого-нибудь – просто чтобы сорвать злость. Но никого не попадалось, и демон продолжал мрачно бродить по коридорам.

С тех пор, как ангел смерти смог снова стать частью жизни своей возлюбленной, он стремился лишь к одному – защитить её. Он не желал, чтобы она страдала, он оберегал её… старался, по крайней мере. Конечно, Самаэль не мог оградить Милену от её собственной жизни, от жестокости её новых миров. Ему приходилось наблюдать, как жернова новой жизни перемалывают вчерашнюю человеческую девчонку, притирая её к своим реалиям, перекраивая под свои стандарты, с болью и слезами вытравливая из неё человека. Самаэль понимал, что это необходимо, что иначе Милена просто не выживет, и здесь он помочь ничем не мог.

И он старался беречь Милену хотя бы от лишних знаний, от тех, что не принесли бы ничего, кроме лишних страданий. Сперва он молчал о её прошлом, где она была бабочкой Кэтэриной. Потом молчал об истинных намерениях Савариса Кавэлли. Теперь он утаил от неё то, кем на самом деле являлась её верная адская гончая. Но вот ведь странная тенденция – чтобы Самаэль не скрывал от Милены, рано или поздно она узнавала об этом. Узнавала, и боль от этого знания, та боль, от которой ангел смерти так старался уберечь её, неизменно настигала молодую демонессу. Было ли это совпадением, стечением обстоятельств, или же это Судьба продолжала скалить зубы, мстя за то, что распорядитель смерти дерзнул перекроить её естественный ход? Этого Самаэль не знал.

Он вдруг обнаружил, что уже некоторое время стоит перед дверью в одну из комнат. Чуть помедлив, он нажал на позолоченную ручку, открывая дверь. Переступив порог, демон остановился. Когда-то эти покои были его спальней. Он почти сотню лет не мог переступить порог этой комнаты – он никогда не боялся призраков прошлого, но воспоминания причиняли страшную, даже по меркам Верховного демона, боль. Конечно потом его, что называется, «отпустило». Воспоминания никуда не делись, но перестали быть для него пыткой. Но до сих пор он помнил всё, в мельчайших подробностях. Словно и не было этих многих и многих тысяч лет. Самаэль прикрыл глаза, снова позволяя себе вспомнить, потому что знал – сопротивляться бессмысленно…

Самаэль говорил с Астаротом, но, этот разговор мало занимал его. Ангел смерти знал, что скажет ему брат, и знал, что сам ему ответит. Астарот убеждал Самаэля в том, что осквернённая демоном разрушения бабочка, не стоит его внимания. Самаэль же отвечал, что ему всё равно, и он не отступится от своего. Отвечал на автомате, продолжая этот бесполезный спор только из-за приязни к брату – любого другого демона ангел смерти давно бы вышвырнул прочь из своего дома. Но с Астаротом он так поступить не мог, поэтому, давал тому возможность высказаться. А сам… сам он мыслями был рядом с ней. Со своей маленькой нежной бабочкой, с Кэтэриной. Самаэля приводило в бешенство то, что Адалисса запретила ему убивать Аббадона. За то, что он сделал с его возлюбленной, с его невинной чистой девочкой… Ещё горше было от осознания того, что сам Самаэль в какой-то мере нёс ответственность за произошедшее. Зачем, ну зачем, он поддался на уговоры наивного ребенка, и дал ту клятву – не рассказывать Адалиссе о новом возлюбленном её любимого чада?! Ведь Самаэль знал, что такое Аббадон, и на что тот способен.

Но теперь… Кэтэрина была здесь, в его доме, под его защитой. Конечно, помочь ей полностью забыть тот кошмар, что она перенесла с Аббадоном, Самаэль не сможет… Но он сможет утешить, успокоить. Нежными прикосновениями, ласковыми словами, медленно, постепенно, он вернёт этому хрупкому созданию покой. Пройдёт время, и Кэтэрина поймёт, что физическая близость может нести не только боль и ужас, что она может стать источником наслаждения…

Да, Самаэль очень любил Кэтэрину, любил фанатично, до безумия… Но всё же, он был демоном, и в любой ситуации он привык искать выгоду для себя. Сколько он просил Адалиссу отдать Кэтэрину ему, зная, что сможет сберечь её. Но богиня была упряма, она не желала отдавать своего ребёнка, быть может, единственного ребёнка, которого любила по-настоящему. А теперь Кэтэрина была с ним, была только его. И Самаэль знал, что теперь никто не отберёт у него его сокровище, его маленькую бабочку. Если Адалисса однажды вернётся и потребует Кэтэрину назад… Самаэль знал, что не отдаст её. Нет, ни за что! Теперь она только его, навсегда.

Однообразные и предсказуемые увещевания Астарота стали утомлять ангела смерти, и он всё же выпроводил брата вон. Сейчас было не до него, сейчас Самаэль хотел увидеть Кэтэрину. Прошло уже достаточно времени, чтобы девушка смогла привести себя в порядок… и снова поддаться страху. И ей нужен был кто-то рядом. Кто-то, кому она сможет доверять, в ком будет уверенна, что её не обидят.

Самаэль постучал в дверь собственных покоев – ему не хотелось лишний раз нервировать девушку, входя без стука, пусть это и был его собственный дворец. За дверью царила тишина.

«Уснула?» – неуверенно подумал демон, и открыл дверь. И первое, что ощутил – запах крови. Сильный, стойкий запах, который ни с чем невозможно перепутать. Только не ему – не распорядителю смерти.

– Кэтэрина? – позвал Самаэль, распахивая дверь. Он ощутил панику, ещё не осознавая до конца её причины. – Кэтэрина?!

Он стремительно вошёл, почти вбежал, в комнату, огляделся, и… Она лежала у дальней стены обширной спальни, прямо напротив большого зеркала. Лежала на спине, глаза её были слега приоткрыты… они смотрели вверх не видящим, остекленевшим взором. На бледной щеке крохотным алмазом сверкала каким-то чудом не высохшая слеза… А вокруг её головы, пропитывая мягкие белые волосы, и тонкую ткань чистого платья, которое Самаэль дал девушке, прежде чем оставить её в ванной комнате, растеклась тёмная лужа крови.

– Кэтэрина!!! – закричал Самаэль так, что в окнах дрогнули витражные стекла, и бросился к распростёртому телу девушки.

Он упал рядом на колени, прямо в лужу остывающей крови, простирая над ней открытые ладони. На тонкой шее зияла страшная рана, а в маленькой ручке хищно поблескивал испачканной кровью осколок. Самаэль зашептал слова, его пальцы заплясали в воздухе, творя сложную сеть заклинания. Удержать душу, залечить рану, заставить сердце биться вновь, вернуть, вернуть обратно в жизнь… Бесполезно. С первого взгляда ангел смерти понял, что девушка мертва, и ничто не вернет её, понял… но смириться не мог… Вновь и вновь, он шептал слова, звал её по имени, но понимал – бесполезно. Кровь на ковре, пропитавшая её волосы, стала совсем холодной. Где-то рядом, распорядитель смерти чувствовал это, тревожным импульсом билась напуганная, ничего не понимающая душа. Душа, которая не понимала, что она такое, что случилось, и что ей теперь делать. А Верховный демон, даже в этом статусе, сохранивший прозвище ангел смерти, стоял на коленях, рядом с бездыханным телом, потерянно переводя взгляд с приоткрытых глаз, на страшную рану на шее, на осколок в руке, и снова – на глаза.

«Она убила себя, – в какой-то прострации думал Самаэль. – Убила себя. А я не почувствовал этого. Не пришёл. Не спас. Не уберег… Снова…».

Самаэль взял мёртвую девушку за плечи, приподнял и обнял. Прижал к себе так сильно, как ещё долго бы не позволил себе, будь она жива – Кэтэрина испугалась бы столь сильного проявления чувств – зарылся лицом в мягкие белые волосы, испачканные остывшей кровью… и завыл.

Демоны не могут плакать, не способны к этому физически. Но боль распирала ангела смерти изнутри, и требовала выхода. Такая боль частично может выйти со слезами, но у демона не может быть слёз. И Самаэль глухо рыдал в голос, срывая горло, а его глаза оставались сухими. Его тело содрогалось от этих страшных звуков. Он прижимал к себе тело своей возлюбленной, и никогда ещё, за все прожитые тысячелетия, не чувствовал себя настолько беспомощным.

– Зачем? – шептал он, покачивая на руках мёртвое тело. – Зачем ты это сделала… Кэтэрина? Моя Кэтэрина…

Он покрывал поцелуями холодные губы, щёки, веки… Как безумец надеясь, что его жар, и его боль смогут вернуть её назад. И знал, что бесполезно. Даже ради него, ради своего распорядителя, ради своего Ангела, Смерть не пойдёт на уступки, и не вернёт то, что уже забрала.

Несколько часов Самаэль пролежал на ковре, пропитанном остывшей и уже засохшей кровью его любимой, прижимая к себе хрупкое холодное тело мёртвой девочки, поглаживая пальцами её волосы, нежно скользя ладонями по плечам и спине, словно успокаивая; периодически срываясь на громкие, болезненные вопли.

А рядом невидимым потоком чистой энергии мерцала напуганная растерянная душа. И, наконец, обратив на неё внимание, распорядитель смерти протянул руки, и трепетное, неощутимое, как нематериальное сердце, забилось под его ладонями. Самаэль должен был направить душу туда, где ей надлежало пребывать до конца вечности. Но ангел смерти сидел на полу, и смотрел, как между его ладоней обретает некое подобие плотности тонкая сфера, словно созданная из сверкающей алмазными гранями паутины. А внутри этой сферы беззаботно трепещет сотканными из воздуха и сверкания крылышками маленькая бабочка. Душа. Душа Кэтэрины. Самаэль зачарованно смотрел на неё. Нет! Он не отдаст эту девочку Смерти. Он не смог спасти её тело, но её душа, её сущность – вот она, порхает в искрящейся сфере. И он сохранит её. Сохранит, чтобы однажды она возродилась вновь, и вернулась к нему.

И ему удалось. Спустя тысячи лет, нарушив все мыслимые и немыслимые законы, Самаэль смог совершить невозможное – выстроить цепочку событий так, что бы в итоге от невозможного союза между человеком и демоном, родилась полукровка, способная удержать в себе душу маленькой бабочки.

Но Судьба не прощает тех, кто перекраивает её естественный ход. Самаэль вернул себе Кэтэрину – с именем Милена, и с внешностью Чёрной богини. Но только даже в этой жизни она не была его. Предок Савариса Кавэлли – единственного демона, который мог бы зачать ребенка человеческой женщине – оказался чёрным богом-драконом. Его кровь пробудилась в Милене, и когда девушка осознала себя как демона, её повелитель – Люцифер – отдал её повелителю драконов. Так же и в этом воплощении Самаэль не смог уберечь ее от Аббадона. Демон Бездны стал неотъемлемой частью её жизни, и ангел смерти ничего не мог с ним поделать.

Но, по крайней мере, Самаэль мог быть рядом с ней. Мог касаться её, мог наслаждаться её телом, мог быть ей утешением, когда ей страшно или больно. Он мог оберегать её. С ним она позволяла себе не быть Ледяной королевой.

Но и здесь мстительный фатум не упустил возможности лишний раз рыкнуть в лицо Верховному демону, посягнувшему на неприкосновенность естественного хода вещей. Милена была рядом с ним, доверяла ему, никогда не отказывала в близости, и с готовностью принимала утешение в его объятиях… Но она не любила его. Ценила, была признательна и благодарна, но её любовь доставалась другим. Сперва – смертному мальчишке, которого Самаэль сделал адской гончей. Потом – чёрному дракону, брак с которым ей навязал повелитель Преисподней. Спустя годы, пройдя через боль, страх, унижение, переломав себя, Милена сама не заметила, как её отношение к Фероксу из спокойного принятия, переродилось в нечто большее, пока надежно скрытое в её собственном сердце. Самаэль видел это, и испытывал горечь. А ещё он видел и то, что Ферокс тоже полюбил Милену, и намного раньше, чем это чувство оформилось в сердце демонессы. Но Ферокс молчал об этом – у драконов своеобразные способы признания в любви – и Милена, ничего не зная о чувствах собственного мужа, оставалась глуха к его безмолвным воззваниям. И Самаэль молчал – Милена не тяготилась таким положением вещей, а на сердечные муки Ферокса ангелу смерти было наплевать.

На столе у окна тускло блеснуло. Самаэль переступил порог комнаты, прошёл по ковру, в очередной раз отмечая, что страшные воспоминания больше не трогают его. Демон приблизился к столу, глянул на блестящий предмет. Медальон – белое золото с чёрной эмалью гравировки. Самаэль взял его в руку, нажал пальцами на крошечную пружинку в ободе медальона, и он раскрылся на три маленькие рамки. Три маленьких портрета. Мужчина взял медальон так, чтобы пальцами закрывать два боковых портрета, и смотрел только на центральный. С портрета на него смотрела красивая молодая женщина с большими алыми глазами в обрамлении длинных тёмных ресниц. Бледные губы изгибались в едва заметной улыбке. Самаэль вздохнул – он помнил, как эта безделушка попала в эту комнату.

К детям-драконам Милены Самаэль относился вполне равнодушно. Он прекрасно знал, для чего Ферокс берёт в жёны демонессу-полукровку, и был готов к тому, что его возлюбленная будет матерью ребёнка повелителя драконов.

Сын демона Войны вызывал у Самаэля лёгкое раздражение – скорее из-за своего неуёмного шебутного характера, чем из-за личности своего отца.

А вот младшую дочь Милены Самаэль ненавидел. Ненавидел совершенно осознано, проецируя на неё ненависть к её отцу. Да, Аббадон был частью жизни Милены, и ни она, ни Самаэль ничего не могли с этим поделать. Ей пришлось смириться с демоном Бездны. Но ребёнок Аббадона, его отродье, эта пустышка с драконьими крыльями – Милена могла избавиться от неё, не оставлять при себе, не уделять ей внимания… не любить её. Милена пожелала, чтобы было иначе. Наверное, именно любви Милены Самаэль не мог простить дочери Аббадона. И ненавидел её за это. Ненавидел… Но когда пришлось выбирать, он выбрал спасти эту девочку.

Он оказался в нужное время, в нужном месте. Или же наоборот – в ненужное, и в ненужном. Стал случайным свидетелем того, как любящая мать превратилась в хищное безжалостное создание.

Самаэль случайно встретил их в коридоре дворца в Зиградене. Милена держала Аккэлию за руку, и с мягкой улыбкой слушала то, что рассказывала ей дочь. Но миг – и Милена вырвала свою ладонь из руки ребёнка.

– Маленькое бесполезное ничтожество! Как ты смеешь прикасаться ко мне?

– Мама? – неуверенно произнесла девочка, явно не понимая, что происходит.

– Мама?! О, нет! Такой жалкий выродок не может быть моим ребёнком.

Самаэль замер, глядя, как в руках Милены возникло её демоническое оружие – коса Проклятье Света. На миг сущность истинного демона взяла в нём верх – сейчас Милена сделает то, что должна была сделать уже давно: убить ребёнка Аббадона – недоразумение, которое давно пора исправить…

Хищница замахнулась косой. Самаэль желал этого – что бы смертоносное лезвие рассекло тело этой девочки, обратило её в прах… Но он слишком хорошо знал Милену, настоящую Милену, а не это безумное создание носящее прозвище Хищница. И Самаэль слишком любил Милену, чтобы позволить Хищнице совершить задуманное. Он метнулся вперёд, и успел встать между Хищницей и Аккэлией, ухватив косу за древко, у самого основания лезвия, остановив смертельный удар.

– Не мешай мне Самаэль, – прорычала Хищница, поняв, кто помешал ей расправиться с раздражающим её ребёнком. – От этой пустышки надо было избавиться сразу, после её рождения.

– Согласен, – спокойно сказал Самаэль, продолжая удерживать занесённое Миленой Проклятье Света за древко. – Но, к сожалению, ты решила иначе.

– Моя ошибка, – усмехнулась демонесса. – Самое время её исправить.

– Жаль, но я не могу тебе этого позволить.

– Почему ты защищаешь её? – Хищница прищурилась. – Ты же ненавидишь эту девчонку.

Самаэль не ответил. Хищница была не тем существом, которая поняла бы его сейчас. Более того, начинать с ней дискуссию, значит поддаваться искушению, оставить всё, как есть. Он обернулся через плечо, глянув на испуганно замершую Аккэлию, и коротко велел:

– Уходи.

Девочка вздрогнула, сделала несколько неуверенных шагов. Хищница сделала попытку выдернуть своё оружие из руки Самаэля, но не преуспела в этом. Смерила Аккэлию презрительным взглядом, и снова посмотрела на мужчину:

– И далеко она уйдёт в моём собственном дворце? – улыбка демонессы походила на оскал.

Мужчина издал короткий рычащий звук – ситуация начинала превращаться в фарс, а сам Верховный демон был близок тому, чтобы почувствовать себя дураком. И всё же, он не мог оставить Аккэлию с Хищницей. Демонесса не пощадит ребенка, а Милена потом никогда не простит ни себя, ни Самаэля.

Ангел смерти выпустил косу, слега отталкивая, заставляя Хищницу отступить на пару шагов. Шагнул к Аккэлии и, наклонившись, подхватил девочку на руки.

– Самаэль, не смей! – Хищница повысила голос, поняв, что он собирается сделать.

Ангел смерти окинул её взглядом – безумная, разъярённая, смотрящая на него едва ли не с ненавистью – истинные демоны очень не любят, когда их лишают развлечения – и даже такую, он любил её. И с большим удовольствием остался бы сейчас с ней. Но сейчас он должен был не позволить Хищнице сделать то, за что Милена потом возненавидит себя. Он открыл портал и шагнул в него, унося с собой маленькую демонессу.

В лицо дохнуло сухим колючим ветром, глазам открылась пустынная равнина, усыпанная серо-жёлтым песком. Межмирье – губительная часть пространства, вобравшая в себя осколки погибших миров. Почему Самаэль открыл портал именно сюда? Он и сам не знал. Видимо, уж очень не понравилась ему ситуация, в которой он оказался, и ангел смерти выбрал пейзаж себе под настроение.

Демон опустил глаза, посмотрев на ребёнка, испуганным зверьком сидевшего у него на руках, боясь пошевелиться. Девочка вцепилась пальцами в его одежду, и Самаэль чувствовал, как она дрожит, и как бешено колотится её сердце. И что ему теперь с ней делать?

Почувствовав его взгляд, девочка шевельнулась и боязливо подняла на него глаза, тёмные и блестящие, из-за затаившихся слёз. С самого рождения она сторонилась ангела смерти. Аккэлия чувствовала его враждебную неприязнь к ней, и хоть не знала её природы, старалась держаться подальше от Верховного демона. И теперь, впервые за всю свою жизнь, Аккэлия первая обратилась к нему.

– Что случилось с мамой? – шёпотом спросила она.

Самаэль смотрел в эти тёмные глаза, и больше всего ему хотелось спустить её с рук, оставить здесь, на этой пустоши, создать портал и уйти прочь. И больше не вспоминать о ней.

Милена бы никогда ему этого не простила. Как и того, если бы он оставил её дочь с ней. Как и себя, если бы прикоснулась к девочке, когда её разумом владеет её демон.

– Твоя мать – демон, ребёнок, – холодно ответил Самаэль. – Иногда она вспоминает об этом, как и о том, что демоны не могут любить. В том числе и своих детей.