Текст книги "Драконы севера (СИ)"

Автор книги: Алексей Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 62 страниц)

Глава 20

ВЗГЛЯД ЧЕРЕЗ ЩЕЛЬ

Я вернулся в Корнхолл, а на следующий день выпал снег и ударили морозы. Пришлось вспомнить про повозку, в которой мы путешествовали с Адель прошлой зимой.

Почти всю неделю я готовился к переезду в Холлилох. Обоз собрался солидный. Я брал с собой не только малышек, но и нянек для них, со мной уезжали Говард со своим семейством, пажи Дуган, Томас, Ричард, а также волчонок Карл. Пажи на второй день подбили ему глаз, но он держался крепко.

Я брал с собой отца Гульда. Епископ Симон не уехал в Гвинденхолл, сославшись на нездоровье. На самом-то деле он расставлял по приходам верных людей и занят был делами управления епископатом с утра до ночи.

– Гульд – надежный человек – я знаю его более двадцати лет, – так охарактеризовал моего духовника епископ Симон. – Жаль, что исповедоваться вы будете ему, а не мне, сын мой…

– Отец Симон, у короля нет грехов – разве что купание в крестильной купели…

– С женщиной, сын мой!

– Купель маленькая, отец Симон, мы мылись по очереди.

Отец Симон улыбнулся и погрозил мне пальцем.

Со мной уезжала Молли с четырьмя менестрелями и Клоди – танцовщица–акробатка. Виноватый Фостер тоже предложил свое общество, но я отклонил его предложение.

– Ты упустил волчонка, Сэммми. Теперь я сам его буду стеречь, а ты займись Тудорами – у тебя это лучше выходит.

Жасс оставался коннетаблем Корнхолла.

Я купался в бассейне с малышами. Купался – это громко сказано. Говард мне помогал, а я по очереди заходил с мальчуганами в воду по грудь, держа их на руках.

Грант испугался и расплакался, а Карл, погрузившись в теплую воду, сначала замер, а потом развеселился и шлепал ладошкой по воде.

Потом и Грант, успокоившись, запросился ко мне на руки, и мы втроем принимали ванны. Младенцы крутили любопытными головенками. Они попривыкли, и плеск воды их уже не пугал.

Я держал уже увесистых бутузов на руках. Ощущал своей кожей прикосновение их нежных тел, и мне было хорошо. Мы были семья…

Пришел Гвен и нарушил наше семейное времяпровождение.

– Что‑то важное?

– Государь, я не мог не доложить вам об этом. Ваши пленники – этот сочинитель Уэллс и бойкая графиня Уорбек…

– Что с ними? Надеюсь, она не прибила парня? Его новеллы развлекают весь город и ходят по рукам…

– О, нет, государь! Напротив, они сошлись и весело проводят время. От их любовных криков стражники лезут на стену!

– От зависти, надо полагать! Я навещу их завтра же.

Стражник у дверей стоял с мечтательной улыбкой на лице. Гвен кивнул ему, и он открыл перед нами дверь, из‑за которой доносились вскрики и стоны совершенно недвусмысленного рода..

Наше появление застало парочку врасплох.

Они оставили свое занятие и судорожно прикрылись перинкой.

Причем больше был смущен «Беннет», а не его дама.

– Сьеры, это верх неприличия – входить без стука и приглашения!

Возмущенная Беатрис Уорбек прожигала меня взглядом.

– Дорогая графиня, как хорошо идут ваши занятия я уже вижу и слышал несколько минут назад. Но Джон Уэллс обязан каждую неделю выдавать три новеллы – неделя на исходе, а новеллы нет ни одной. Вы знаете, чем грозит это вашему любовнику?

– Государь! Я напишу эти новеллы сегодня же!

Уэллс, красный как вареный рак, сидел на постели и явно не знал как себя вести.

– Не смущайтесь, сьер, в ваших новеллах все герои действуют без смущения – поучитесь у них! Вы сказали – напишите? Но вы неграмотны!

– Беатрис запишет мои рассказы – я оговорился, государь….

– Вы на самом деле казните его, если не будет три новеллы к концу недели? – вклинилась графиня Уорбек.

– Непременно, дорогая, и вы останетесь в этой башне в одиночестве.

– У вас изощренное воображение, государь, – придумывать такие наказания!

– Я стараюсь, дорогая графиня, чтобы моим противникам не было скучно!

– Я не ваш противник! – графиня тоже села на постели, придерживая перинку на груди.

– Вы со своими людьми грабили и убивали торговцев на дорогах моего королевства – А значит – вы мой противник и нарушитель законов. Я пока еще не придумал вам наказания, милочка, но я постараюсь…

– Сколько времени меня здесь продержат?

– Это зависит от вас.

– От меня?!

– Стоит вам родить ребенка, и вы свободны, дорогая моя!

– Родить?! Здесь?!

– Почему бы и нет? Тихое, теплое место. Хороший стол. Приятный мужчина рядом. Все располагает к этому естественному ходу вещей.

Я буду ждать, графиня, прибавление вашего семейства. Вы не должны оставаться последней в роду Уорбеков.

Оставив последнее слово за собой, я покинул эту парочку с раскрытыми от удивления и возмущения ртами.

Вечером пришедший с докладом Фостер навел меня на мысль .

– Неделю назад, ваше величество, в Корнхолл приехал конфланец Антуан Сюлли. Он хотел бы открыть здесь книгопечатню. Тудоры заломили с него большие деньги за разрешение его проблем, и он пока не решается…

– А сколько с него запросил ты?

– Ровно в три раза меньше, государь…

– Своя книгопечатня нам не помешает. Подготовь мое повеление. Пусть займется этим делом. Но с условием – первым читателем буду я – все новинки мне!

– Государь, это сущие пустяки – Сюлли с радостью подарит вам любую часть тиража любого издания!

– Так уж и с радостью? К нам он явился не просто так – верно? В Конфландии ему явно прищемили хвост?

– Вы правы, государь, у Сюлли возникли проблемы с церковью. Он напечатал тираж Святой книги Единого бога на конфланском.

– Значит, Сюлли – еретик?

– С точки зрения церкви – самый настоящий и нераскаявшийся, государь.

– Прекрасно… Прекрасно… Такой нам и нужен… А что если он напечатает новеллы моего друга Беннета? Они популярны у горожан и рыцарей – а книга будет иметь успех – как полагаешь?

– Вы правы, государь… Но издать книгу преступника – это…

– Глупо?

– Необычно, государь!

– Необычное привлекает людей, Фостер. Обычное, повседневное – угнетает и вызывает скуку… Разве может быть интересной книга, описывающая повседневную жизнь какого-то трубадура или потаскушки?

Фостер хмыкнул.

– Ты не согласен?

– Многим людям, государь нравится подсматривать за соседями в щелку в ставнях или в заборе – а читать о повседневной жизни простолюдина для другого простолюдина – будет то же что подглядывать в щель.

– Хорошо что простолюдины не знают грамоты, Фостер… Представляю что за книги они стали бы печатать и читать!

Глава 21

СКУКА – ПОДРУГА КОРОЛЕЙ

Этой зимой у меня был пусть небольшой, но настоящий двор.

Лакеи и менестрели, стольник с поварами, придворные дамы и личная королевская стража.

Эта зима была не такой тихой и домашней как год назад.

Сидя в удобном, мягком кресле под балдахином с гербами, я озирал большой зал замка с гордостью и печалью.

Под красивую музыку кружились пары. От многочисленных свеч сверкали искорками драгоценности на дамах и кавалерах в разноцветных шелках и бархате.

Каждую неделю я давал бал в своем замке. По зимнему накатанному тракту съезжалось множество аристократов, в основном молодежь. Списки приглашенных писала Доротея, а я утверждал. Она сейчас сидела рядом со мной, но чуть ниже, на стуле с низкой спинкой, и с удовольствием разглядывала танцующих.

В широком бархатном платье ее круглый живот почти не заметен.

Молодые аристократки поглядывали на меня с надеждой в глазах – может быть, сегодня я приглашу кого то на танец… Может быть, кому-то из них повезет.

Никогда в жизни я еще не видел так много людей, танцующих в стенах нашего замка. Отец не устраивал балов и приемов. Единственный пир закончился его смертью.

Аристократы приезжали посмотреть на меня и на мою фаворитку – графиню Харпер – что еще их могло привлечь сюда?

Ах, да, повара, что привез с собой мой новый стольник – барон Норберт, готовили превосходно.

Габриель танцевала с Гвеном. Неожиданная пара – блистательная аристократка–колдунья и неуклюжий в городском танце горец.

Неуклюж Гвен Макнилл был только в придворных танцах…

Вчера он явился ко мне испросить разрешения жениться.

Я был удивлен.

– Зачем тебе мое разрешение? Горцы не спрашивают разрешений в таких делах. Разве нет?

– Вы правы, государь, но я хотел взять в жены Финеллу, дочь Карсона, а ведь она тетка ваших сыновей…

– Весьма милая тетка, смею заметить! Прекрасный выбор, Гвен – я одобряю! Если тебе нужно мое согласие – ты его получил. Но как ты уговорил Карсона? Говорят, он упрям как мул!

– Золото убедит любого мула, государь…

Счастливый, улыбающийся Гвен кружился с Габриель. Я был искренне рад за него…

Габриель танцевала сосредоточенно, даже без улыбки. Видимо, повторяла про себя слова драконьего языка.

Каждый вечер я занимался с нею в библиотеке замка, и учеба весьма быстро продвигалась. Прилежность ученицы спасала неопытного учителя.

Я учил ее драконьему языку, но червячок сомнений все же грыз меня исподтишка. Не делаю ли я ошибку – обучая языку драконов эту девственницу–магичку?

Пары кружились в центре зала, а на столах вдоль стен уже слуги поменяли посуду и скатерти. Барон Норберт знал свое дело…

Кружились смеющиеся пары, а я скучал. Я ждал выступления Клоди – единственного светлого пятна на скучном полотне этого вечера….

Но вначале пришлось выслушать множество здравиц в свою честь и попробовать по меньшей мере десяток блюд, что красиво и изящно подавал к моему столу барон Норберт.

Наконец‑то прозвучала знакомая мелодия.

Молли запела песню Сью:

 
Есть такие дороги – назад не ведут.
На чужом берегу я прилив стерегу.
Паруса, обманув, ветер стих навсегда,
Плоским зеркалом стала морская вода.
Обернуться бы лентой в чужих волосах,
Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,
Шелком в руки родные опуститься легко -
Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.
 

Клоди не вошла в зал – она вплыла в него, едва касаясь пола она прошла до центра зала на цыпочках, изгибая тонкий стан и покачивая бедрами. Облегающее белое платье, тесное как перчатка, не скрывало прелестей ее фигуры. Ее лицо прикрыто белой вуалью. Ее движенья плавны и гибки. Разрезы на платье по бокам были гораздо выше колен, и каждый мужской взгляд в зале прикипел к ним в надежде разглядеть поподробнее стройные девичьи ножки, которые в обычной жизни увы, не увидишь… О, да, Клоди не прятала свои прелестные ножки…

Юная, стройная, она танцевала в центре зала под пристальными взглядами гостей и слуг и казалось, она никого не видит и танцует для себя в одиночестве, без тени смущения и неловкости. Ее волнующиеся бедра на мгновение напомнили мне колеблющийся язык пламени свечи, что под легким дуновением далекого сквознячка мягко покачивается из стороны в сторону.

 
Я по дну бы морскому навстречу пошла,
Только в компасе старом сломалась игла.
Парус стерся до дыр от палящих светил,
Да и ветер попутный меня невзлюбил.
Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал?
Хороню в себе боль и венчаю печаль.
Бурунами морскими пробежать нелегко -
Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.
 

Клоди танцевала, и в этот момент ее хотели наверное все мужчины находящиеся в зале.

Клоди принадлежала мне. Принадлежала, но я ею не владел…

Все присутствующие знали, что Клоди подарена мне бароном Норбертом. Поэтому ни один мужчина в здравом уме не посмеет посягнуть на эту грациозную и соблазнительную девушку. Про то, что я не сплю с нею, из присутствующих вряд ли кто знал, и мужчины в зале мне бешено завидовали…

Я здесь, на пиру, скучал, и чужая зависть, следует честно признать, делала мою скуку не такой тяжкой.

Клоди завершила свой танец с последними звуками песни, простершись у моих ног на ковре, опустив лицо вниз.

Под щедрые аплодисменты она мгновенно оказалась на ногах и, приняв из рук пажа Ричарда маленький бубен, подняла высоко над головой и начала отбивать ритм, неторопливый, мерный, настойчивый…

Из дальнего конца зала ей ответил такой же бубен.

Всеобщий вздох пронесся над залом.

Вторая Клоди, копия той, что стоя ко мне спиной, отбивала ритм, также мерно ударяла в бубен.

– Магия… Это магия… – Прошелестело над головами.

Две Клоди, отбивая ритм, скользящей походкой двинулись друг другу навстречу.

Они встретились посредине, под яркой люстрой – две гибкие фигурки. И здесь отчетливо стало видно, что они совершенно одинаковы. Рост, фигура, походка, платье и белые вуали на лицах – все одинаково!

Бубны смолкли, и в руках у девушек вместо них оказали противоположные концы длинной горской шали, сложенной пополам.

Запела лютня, ей вторила свирель.

Две Клоди танцевали горский танец с шалью, но не так, как танцуют его горские девушки – они танцевали на цыпочках, на носочках скользя над полом. Стройные белые ножки мелькали в длинных разрезах платьев.

Над онемевшим и затаившим дыхание залом неслась мелодия, и даже я забыл на несколько мгновений о лютом морозном ветре, воющем за окнами. Танцовщицы как два мотылька, скользящих над летним лугом, живо напомнили о лете, о тепле и горячих солнечных лучах.

Я прикрыл глаза. Аура одной из танцовщиц сверкала изумрудным кружевом. Габриель устроила мне сюрприз. Именно она превратилась во вторую Клоди… Но когда она научилась танцу?

Танцовщицы приблизились к моему столу, кружась и меняясь местами в быстром круговороте, не выпуская концов шали из рук.

Смолкла свирель. Взмах шали, и передо мной, склоняясь в поклоне, осталась одна Клоди.

Изумленный ропот прокатился по залу.

Я поманил Клоди к себе. Она в мгновение ока оказалась совсем рядом, часто дыша, как после бега. Откинув на затылок вуаль, она смело смотрела мне в глаза. Это Клоди или Габриель?

– Габриель уже ушла, государь… – шепнула девочка.

– Благодарю тебя, милая, за твои танцы… Ты превосходна! Ты лучше всех! Ступай отдохни…

Поклонившись мне, танцовщица стремительно пронеслась по проходу и скрылась за дверями.

Насмешливый взгляд Доротеи.

– Смешно смотреть как все мужчины пускают слюни при виде этой пигалицы…

– Даже я пускаю слюни?

Лицо Доротеи дрогнуло, но она промолчала. Адель бы нашла что ответить…

Я ощутил внезапно как мне ее не хватает. Ее колкостей, озорства и неловких, но энергичных любовных ласк. Значило ли это, что я ее простил? Пожалуй, да.

Глава 22

ОТКАЗАНО, НО ОБЕЩАНО

Впервые в моем замке праздновали Рождество – День Рождения Единого Бога.

В большом зале установили елку. Габриель, пажи и вездесущая Мьюри украшали ее гирляндами, фонариками из бумаги, бантами и леденцами, завернутыми в вощеную бумагу.

Доротея уже на последнем месяце беременности и не участвовала в этой колготе, но с удовольствием сидела здесь в зале с рукоделием на коленях. Елка оттаяла в тепле, и запах смолы и хвои поплыл по залу.

Возвращаясь из фехтовального зала, я задержался на минутку в зале, постоял тихонько у двери, наблюдая за украшением дерева. Странный обычай, но весьма занимательный.

Раскрасневшаяся Габриель возвышалась на табурете и сверху дирижировала пажами, то посылая за одним украшением, то за другим, и собственноручно размещала на еловых лапах эту разноцветную мешанину, совершенно не боясь иголок. Пажи сбились с ног, но все это им ужасно нравилось, судя по их цветущим физиономиям. Даже «волчонок» Бронкасл ничем не выделялся среди них. Общее настроение праздника захватило и его.

Горцы обычно праздновали завершение одного года и начало другого осенью, устраивая хороводы у костров с жаркой цельных тушек баранов и распитием эля в огромных количествах, а потом проводились состязания среди мужчин по метанию камней, бревен и самое любимое – драка на шестах.

Интересно, придется ли им по вкусу новый праздник?

В большой комнате у башни ворот отец Гульд освятил часовню и каждый день проводил все необходимые службы. Признаюсь, я там ни разу не был. Священник так и порывался побеседовать со мной по душам, но я всегда находил важные занятия чтобы уклониться от беседы с ним.

Не то чтобы отец Гульд мне не понравился, просто я не видел необходимости в соблюдении этих ритуалов у себя дома. Прилюдные важные события в Корнхолле, что освещались церковью, я не мог избегать, но здесь, в замке Холлилох, у себя дома я имел право вести себя так, как мне угодно.

Впрочем, у отца Гульда прихожан хватало и без меня.

Надев толстый мохнатый плащ с капюшоном, я вышел во двор.

Морозный воздух был сух и колюч. Вжикал вкусно снег под ногами. Уже стемнело, и первые звезды мерцали в ясном небе. Поднявшись на башню ворот, я обнаружил здесь караульного из отряда Гвена.

На его бороде лежал обильный иней от дыхания. Он потирал одной рукой щеки и нос, другой же крепко сжимая древко алебарды.

– Все тихо, Кайл?

– Все тихо, государь…

Долину Холлилоха, заваленную снегом, окутывал мрак, густея с каждой минутой.

Покой и тишина.

Что ищут люди? Кто денег, кто власти, кто славы, а кто просто сытого брюха… Покоя и тишины достигнут все. Никто не вечен. Сколько поколений до меня смотрели в это морозное небо на те же самые звезды. От них не осталось и праха, а небо и звезды вечны…

Покашливание сзади.

Габриель закуталась в плащ и шарфом замотала лицо до самых глаз, но ее карие глаза трудно не узнать. Голос через шарф звучал глухо.

– Идемте, государь…

Она взяла меня под руку, и мы по стене неторопливо пошли к темной громаде башни–донжона.

В большом камине библиотеки огонь уже догорал. Рдели багровым угли. Я подбросил им новую пищу – толстые березовые поленья.

Мы молча сидели у камина на корточках, протягивая руки к разгорающемуся пламени.

– Я говорила с повитухой…

– Доротее осталось пару дней, я знаю…

– Тебя это ожидание изводит больше чем ее. Но я убеждена, что все пройдет нормально. Она родит твою дочь благополучно, и я уверена в том, что младенец не дракон, а полудракон, как ты и как твоя сестра. Вы не могли с Доротеей зачать дракона – в ней нет драконьей крови, Грегори!

– Надеюсь, что ты права…

– Весь месяц ты печален и напряжен. На тебя так влияет воздержание?

Я искоса бросил взгляд на свою магичку. Лицо ее было серьезно, она действительно беспокоилась обо мне, а не насмешничала, по своему обыкновению. Да, вот уже два долгих месяца у меня не было женщины и я ощущал себя весьма напряженно .И это мягко сказано!

– Сохранять верность Доротее глупо, Грегори.

– Я не сохраняю ей верность, Габи… Графиня не любит меня и никогда не любила. Она боится меня и использует меня всего лишь для своего комфортного существования. Только и всего! Просто сейчас мне не нужно женское тело на десяток минут. Мне нужна подруга, с которой я разделю не только постель, но и свою жизнь, каждый час. Ты мой друг, но ты не моя женщина. Увы!

Она взяла меня за руку.

– Ты и вправду хочешь, чтобы я была твоею?

– Разве найдется мужчина, что не захочет тебя?

– Не увиливай, Грегори! Вопрос задан о тебе!

– Конечно, я хочу чтобы ты была моей.

Неожиданно Габриель потупилась и убрала свою руку с моей.

– Я получила благодаря тебе доступ к таким силам магии, которые мне и не снились… Я благодарна тебе, Грегори.

Мне теперь кажется, что в шестнадцать лет я лишилась девственности не по своей прихоти, а меня к этому подвели, чтобы ослабить мои магические таланты… И мой отец знал об этом… Да горит его душа вечно в аду!

Теперь благодаря тебе я девственница, девственница познавшая многих мужчин – как это ни странно звучит…

Моя магическая сила крепнет с каждым месяцем. Захватывает дух при мысли о том, каких ступеней силы я смогу достичь!

Я не готова, Грегори, отказаться от этого сейчас!

Я бы с радостью подарила тебе не только свою девственность, а и саму жизнь… Но сейчас я как молодая птица, овладевшая крыльями. Я только научилась летать, передо мной открывается огромный мир с его тайнами и красотами. Отказаться от этого мира я не в силах, Грегори! Может быть, когда мне надоест этот полет и этот мир с его красотами… Но боюсь, тогда рядом с тобой уже будет другая… Сью вернется к небе, поверь и жди… А сейчас не отказывай себе в маленьких радостях любви, но только осторожно, чтобы не зачать еще одного дракона или полудракона. От этого у тебя множество проблем. Ты ведь слишком человек для этого, Грегори! У тебя сердце человека, но не дракона!

– Ты не отказываешь мне окончательно? У меня есть надежда?

– Надежда есть всегда, пока мы живы….

Глава 23

ЧУДО РОЖДЕНИЯ

Доротея родила мне дочь прямо в ночь Рождества. На праздничном ужине у нее отошли воды и начались первые схватки. На руках графиню отнесли в теплую спальню, где ее ждали повитуха и две служанки с горячей водой и стопой полотенец наготове.

Габриель и я остались чтобы помочь роженице.

Повитухе мое присутствие ужасно не нравилось, но что она могла сделать против короля?

Я сидел рядом с Доротеей лицом к лицу и держал ее за руку. Ее лицо обильно потело. Зрачки расширились. Она кусала губы, но стоически переносила боль. Я мог бы избавить ее от боли, но как это сказалось бы на ребенке? Я не решался вмешиваться…

Габриель сидела по другую сторону постели и вытирала пот со лба графини и подавала ей воду.

– Держись, малышка, я с тобой… Все будет хорошо…

Я шептал Доротее успокаивающие слова.

Бедняжка металась от боли.

– Не оставляй меня… не оставляй… Грегори… помоги мне…

Она прокусила губу, и струйка крови потекла на подбородок.

За моей спиной между широко расставленных ног графини старая повитуха была наготове.

– Тужься, девочка! Тужься!

Она стала тужиться и завизжала от боли, безобразно разинув рот. Я увидел ее язык и глубоко розовое горло. Слезы текли из глаз. Потная, с багровым лицом, эта вопящая в панике женщина была мне не знакома. О, боги, хорошо, что я не женщина! – мелькнула мысль.

Этот кошмар продолжался целый час. Она то тужилась и визжала и орала во все горло от боли, но схватки отступали, и она приходила в себя и пыталась улыбаться искусанными губами.

Мое сердце разрывалось на части от жалости. Я сам взмок от пота и готов был тужиться вместо нее, лишь бы все быстрее завершилось. Глубоко в душе я жалел о том, что решился присутствовать при родах. Женщины слишком дорого платят за радости любви! Боль, что претерпевала Доротея, была сродни агонии. Но агония не длится часами!

Она стискивала мою руку до боли с неожиданно возникающей силой.

– Еще немного, девочка! Головка младенца уже показалась!

Не выпуская руку Доротеи, я обернулся. Ее сорочка сползла давным-давно вниз к груди, обнажив вздутый бугор живота. Между широко раздвинутых бедер появилась темная выпуклость в алых пятнах крови. Она росла на глазах. Доротея взревела как дикий зверь, и ее ногти вонзились в мою руку.

Действительно, появилась головка ребенка. Сморщенное багровое личико с зажмуренными глазами… маленькое плечико, пухленькая ручка… Повитуха приняла младенца на свои широкие ладони. Багрово–синяя пуповина растянулась уродливой веревкой. Слава богам – это человек, а не дракон!

Доротея смолкла. Ее ляжки мелко дрожали, блестя от пота.

– Девочка, государь!

Повитуха продемонстрировала мне промежность младенца, покрытую белесым налетом. Моя дочь выглядела ужасно–багровой, в пятнах крови и слизи! Неужели мы все приходим в мир в таком виде?!

Повитуха забралась пальцем в рот младенца, очищая от слизи и, к моему ужасу, перевернув вниз головой, шлепнула по попке.

Новорожденная кашлянула и заревела басом.

От этого вопля я вздрогнул всем телом. У моей дочурки крепкая глотка…

– Слава, Господу! Все хорошо…

Я обернулся. Доротея еле-еле улыбалась мне.

– Ты молодец, малышка! У нас родилась дочь!

Я наклонился и поцеловал ее во влажный, солоноватый лоб.

– Хорошо…

Габриель нервно мне улыбалась – с другой стороны постели. Ее саму сотрясала легкая дрожь…

Я поднялся со стула, оставив руку Доротеи и принял из рук повитухи уже запеленатую дочь. Из‑под век, в узкой щели глаз мелькнул золотистый зрачок. Беззубый ротик покривился.

Чудо рождения свершилось в моем присутствии… Кем ты будешь, моя дочь? Что суждено тебе увидеть и пережить?

– Государь!

Я передал младенца служанке и вернулся к постели.

Окровавленный послед с остатками пуповины уже лежал в серебряной вазе. Промежность Доротеи и простыни под ней густо заливала кровь. Она струилась из ее приоткрытого лона неостановимо, как ручей в половодье весной. Растерянная повитуха, бледная как полотно.

– Государь, она погибнет!

– Грегори, скорее, не стой столбом!

Левая ладонь легла на опавший живот, на ладонь выше голого лобка, а правую ладонью я закрыл прелести своей подруги. Струйки крови немедленно пробились между моих пальцев.

Запрокинутое белое лицо Доротеи, приоткрытый рот. Она умирала… Так, как Нелл, как моя мать… Но мой отец не был целителем!

Я сглотнул комок в горле и закрыл глаза.

Не иголки вонзились в мои пальцы – два голодных злобных пса вгрызлись в мои руки. Я задрожал и стиснул зубы. Доротея вытерпела больший кошмар, я тоже вытерплю…

Голодные псы сожрали мои кисти и взялись за запястья… Слезы сами собой текли из моих закрытых глаз.

Габриель кто же еще?/обняла меня сзади, прижавшись к моей спине грудью, тесно-тесно. Ее руки обхватили мою грудь словно обручем, и псы с позором убежали. Ледяное онемение влилось в мои истерзанные руки… Это было блаженство – ощущать такое быстрое исчезновение боли!

Я наслаждался этим чувством, а также ощущением тесных объятий Габриель, пока онемение не растаяло так же как боль.

Открыв глаза, я медленно убрал руки с тела Доротеи.

Объятия магички разомкнулись.

– Не удивлюсь, если ты и ей вернул девственность, мой король… – шепнула она и шагнула назад.

Доротея лежала неподвижно, такая же бледная и потная, но спящая… Кровь больше не струилась страшным потоком. Дрожь с бедер исчезла. Я смог… Я спас ее…

Повитуха смотрела на меня круглыми от удивления и страха глазами.

– Вымойте графиню и перенесите на чистую постель….Ей теперь нужен только сон… Да и мне тоже…

Мы с Габриель спустились вниз в зал.

Весь мой маленький королевский двор ждал здесь исхода… Меня шатало, и я был, слаб как младенец. Янтарь на моем поясе весь осыпался песком. Потные волосы прилипли к моему лбу. Рубашка под камзолом промокла насквозь.

Я тронул Габриель за руку, и она, улыбаясь, произнесла:

– У графини Харпер родилась дочь! И мать и ребенок здоровы!