Текст книги "Драконы севера (СИ)"

Автор книги: Алексей Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 62 страниц)

Глава 21

ГОСТИ С ЮГА

Фостер привел Ланселота ко мне в сумерках, когда весь лагерь уже отходил ко сну.

Гость снял глубокий капюшон, только когда закрылась дверь, и мы остались втроем.

– Прошу садиться, уважаемый сьерр!

Мы сели по разные стороны стола. Фостер у торца, ближе к двери.

Загорелое обветренное лицо, глубоко посаженные голубые глаза, мощная квадратная челюсть. Короткая стрижка рыжеватых волос выдавала его принадлежность к рыцарскому сословию.

– Вы представились как Ланселот, но ваше подлинное имя я могу узнать?

– Я, Финней, бастард Лонгфордский, и я пришел предложить вам свой меч и просить вашу помощь, государь!

В течение следующего час я узнал немало интересного и полезного.

Финней, незаконорожденный сын герцога Лонгфордского, считал себя единственным наследником по мужской линии.

У покойного герцога от первых двух жен никто из детей не выжил.

Молодая жена герцога, третья по счету – Луиза, не имела детей.

После гибели герцога Финней решил начать борьбу за наследство отца с его вдовой. А наследство было огромным. Весь юго–запад королевства, что издавна именовался Лонгширом, был владением герцога.

Обширные пахотные земли и пастбища, оловянные рудники на плоскогорье, десятки замков вассалов, портовые города и рыбацкие деревушки и наконец жемчужина владений – Лонгфорд, город на берегу полноводного Дойла, по которому суда спокойно проходят круглый год от самого устья в проливе.

Для меня не было сомнений, поддержать или нет претендента в борьбе за наследство!

Союзник на юге, да еще такой, был просто даром небес!

Мы обговорили все детали нашего сотрудничества. Финней брался поднять весь Лонгшир, поставить под свои знамена и оказать мне помощь с юго–запада весной.

Я вручил Финнею мешок с пятью фунтами золота. Оружие он должен будет получить сам у моих людей на берегу Шелл выше по течению от Шеллсберри. Точное место и время будет позднее обусловлено.

Вечерний гость удалился, так же соблюдая предосторожность, как и прибыл.

– Фостер, если эта затея увенчается успехом, проси чего хочешь!

– Замок Бейли и рыцарское звание – будут самым лучшим вознаграждением для меня, государь!

– Сэмми, ты как всегда скромен! – я, смеясь, дружески ударил своего инспектора по плечу.

Я пришел в комнату Бернадетты, но моя козочка уже спала, сладко посапывая в подушку.

Тихонько прилег рядом и мгновенно уснул.

Утром после завтрака я навестил Лили.

Попросил Джени оставить нас одних.

– Я не обладаю большими магическими силами, леди, но я попробую излечить вас полностью. Никогда не предполагал, что могу восстановить искалеченный орган. Но ваши сияющие глаза – наглядное подтверждение того, что это возможно. Попробуем что‑то сделать с вашим языком сейчас?

Она кивнула. Ее миндалевидные карие глаза ни на мгновение не оставляли меня без внимания.

Лили можно было назвать хорошенькой, но эта темноволосая девушка как‑то не задевала моих чувств. Кроме того, я помнил слова мастера Крафта. В душе я испытывал чувство брезгливости к этой женщине, бывшей утехой многих мужчин. Если бы не просьба Бернадетты, я бы к ней не прикоснулся, но теперь необходимо довести дело до конца.

По моей просьбе Лили легла на тюфяк, на спину и, закрыв глаза, приоткрыла рот.

Честно говоря, я не представлял, что дальше делать! Я пользовался своим даром, даже не представляя как он действует, и какие силы я при этом использую. Жаль, что нет магических школ, чтобы там я мог сесть за парту и пройти хотя бы начальный курс!

Я положил указательный и средний палец в рот девушке, касаясь остатков языка, и закрыл глаза.

Аура ее стала более яркой, и изумрудные линии магии налились силой, и уже не были обрывками, а начали срастаться в сложную структуру, напоминающую узоры мороза на оконном стекле.

Покалывание в пальцах, выросло в режущую боль, и это меня удивило. Мои пальцы словно пробовал на вкус огромный пес. Я открыл глаза. Трепещущий во рту Лили под моими пальцами розовый влажный комок рос на моих глазах. Рука до запястья горела, словно в кипятке. Привычного холода не было и в помине. Перемена в ощущении начала меня пугать. Но руку я не убирал и стойко терпел боль. Ведь я видел, что мои пальцы в порядке. Но мои нервы этого не знали и, стиснув зубы, я терпел ползущий к локтю огонь…

Лили – магичка, и она должна быть на моей стороне!

Глазные яблоки шевелились под веками девушки. Губы дрожали.

Что она ощущает сейчас? Но, видимо, не боль…

Наконец‑то огонь в моей руке начал погасать, и я убрал пальцы изо рта Лили. Розовый язычок трепетал во рту, словно ничего другого и не было.

– Лили, попробуйте что‑то сказать.

Она открыла глаза и закрыла рот. Ее язык прошелся по щекам изнутри. Проглотив слюну, она тихо сказала:

– Менья шавут не Лили, а Хаблиэль, хохудаль…

– Замечательный акцент, дорогая Габриэль! – засмеялся я с облегчением. – Освойся со своим языком и не теряй его больше!

Она улыбнулась и, взяв мою руку, крепко прижала к своим губам.

Из‑под опустившихся век показалась крупная слеза и быстро скользнула по щеке.

После этих удачных манипуляций с хорошим настроением я отправился верхом в Давингтон. Кроме Гвена и его людей со мной ехали Жасс, Бернадетта с Молли и пажи.

Девушка–менестрель держалась в седле неважно, но, поглаживая шею смирной лошадки, пыталась изобразить смелый и независимый вид.

Девушки вполголоса переговаривались. Я не рассказал Бернадетте о своих успехах с Лили-Габриэль – пусть будет сюрприз по возвращении.

Между руин и головешек по бывшим улицам мы проехали к центру. Понурые фигуры горожан то тут, то там копающихся в руинах и золе, мало оживляли гнетущий вид.

Шесть снарядов, раскаленных до красна, сожгли большой город дотла! Столь большой результат такими малыми средствами!

Нашей целью был замок герцога Давингтонского.

Стены из гранитного камня. Две башни – одна высокая круглая, другая квадратная, пониже.

Вместо сгоревшего моста был наскоро сделан настил из бревен. Изо рва пованивало. Обычно в ров обитатели сбрасывают все нечистоты.

Горцы в арке ворот отсалютовали нам алебардами.

Мощеный двор был подметен, видимо, к моему приезду. Крейг встретил нас здесь.

Я спешился.

– Твои люди осмотрели замок?

– В подвале даже остались узники, так спешно отсюда бежали, государь!

– Кто они?

– Никого нет, чтобы спросить, а заключенные вряд ли признаются в своих преступлениях! Прикажете всех выпустить?

– Пусть накормят их. Завтра решу. Где были покои герцога?

– В круглом донжоне, государь.

Я направился в донжон. Спуск в подвал я игнорировал. Двери, высотой в два роста человека, открывались в обширный зал с небольшими стрельчатыми окнами под потолком. По стенам висело оружие и доспехи, но много было свободных крюков. У дальней стены на возвышение кресло. Видимо, здесь был зал для приемов. Несколько огромных люстр под потолком тоже говорили в пользу этой догадки.

По каменным ступеням лестницы мы с Крейгом и Жассом поднялись на второй ярус. Бернадетта и Молли следовали за нами.

Здесь также высокие двери вели в помещение, но не единое, а разделенное перегородками на несколько комнат. Здесь и жил покойный герцог. В одной комнате стены обшиты деревянными панелями до потолка, впрочем, и потолок тоже обшит панелями. Мягкие диванчики вдоль стен. Ковер на полу. Покосившийся портрет в тяжелой раме. Нет, не герцог, сумрачно посмотрел на меня с холста, может быть, отец или дед покойного?

Из шкафов сброшена на пол посуда. Серебряная цела, а стеклянная поколота.

Следующая комната – спальня. Обширное ложе под балдахином из тяжелой зеленой ткани. Камин с затейливыми изразцами. Из‑под кровати торчит бок ночного горшка.

Еще комната – гардероб с распахнутыми шкафами. Ворох одежды свален на пол.

Все комнаты носят следы бегства или спешного отъезда.

Кто тут распоряжался после смерти хозяина?

Насколько я знал, герцога похоронили в крипте под полом церкви Давингтона.

Жена его умерла при родах год назад. Другой супругой толстяк не успел обзавестись.

Я был наследником всего этого имущества…

Помещения на третьем ярусе носили следы запущенности – пыль и паутина покрывали мебель, шторы и гобелены. Судя по обстановке – это комнаты покойной хозяйки.

На четвертом ярусе библиотека. У меня зачесались руки от острого желания зарыться в эти сокровища, перерыть полки и полистать страницы этих величественных фолиантов.

Но всему свое время!

Наконец‑то мы добрались до площадки донжона. Если не считать башен колоколен церкви, здесь самое высокое место города. Черепичная крыша башни не поддалась огню.

Я прошел по периметру парапета, озирая окрестности. Кругом руины и пепелище. На юге блестит рябь волн Шелл. Паромы привязаны к берегу, а канаты обрезаны.

Люди Руперта толпятся там, в немалом количестве, а, может быть, там горожане, бежавшие от огня. Бедняги хотят домой, но как им добраться?

Они постараются вернуться, а с ними придут шпионы, убийцы и просто отчаянные людишки, готовые на все. Как отсеять зерна от плевел?

Мы вернулись в лагерь к обеду. Кроме библиотеки в замке, меня ничего не заинтересовало. Переселяться туда из уютного домика вовсе не хотелось.

В лагере меня ожидал еще один гость с юга.

Луиза, герцогиня Логфордская, в черном траурном платье в сопровождении такой же черной свиты дворян.

Я помог гостье сойти с коня. Поцеловал руку.

Луиза и Бернадетта расцеловались в щечку.

– Государь, я прибыла за останками моего бедного супруга…

Она всплакнула. Но печаль ее быстро прошла. За обеденным столом она забыла про роль безутешной вдовы, была весела и игрива.

Бернадетта, от ее присутствия и заигрывания со мной, была навзводе. Она злилась и с трудом сдерживалась от грубостей в адрес гостьи.

– Грегори, вы здесь так мило устроились, по–деревенски! Может, вы и корову держите на заднем дворе? Ха–ха!

Надеюсь, вы не жалеете про сгоревший Давингтон, этот омерзительно воняющий притон?!

Боже, я говорю в рифму!

От вина она раскраснелась и не давала нам слова выговорить.

Я улыбался гостье. Статная белокурая вдова была хороша. Ее аппетитные груди наполовину выпирали из‑под совсем низкого корсажа.

– Грегори, этот лагерь устроен не по-королевски! Где роскошные апартаменты и яркая свита?

– Это походный лагерь армии, дорогая герцогиня, а не пикник придворных после удачной охоты.

– Не будьте так скучны, Грегори! Ваше загадочное исчезновение из дворца в Гвинденхолле наделало много шума! Вы обманули меня, обещали показать дракона, а сами тайком, в темноте – раз, и упорхнули ото всех! Вы должны исправиться, мой друг! Бернадетта, милочка, не прожигайте меня взглядом! Я не украду Грегори!

Бернадетта явно разрывалась между двумя чувствами и желаниями – покинуть общество герцогини и необходимостью не оставлять нас наедине из‑за ревности.

Появившийся так удачно, Крейг Макконохи спас меня от Луизы.

Извинившись, я покинул общество дам и вышел вон.

– Люди переправляются с южного берега Шелл на лодках и баркасах. Они узнали о перемирии и стремятся вернуться в город. В порту уже большая толпа. Что с ними делать?

– Придется пропустить, но пусть в воротах всех обыщут и отнимут оружие. По городу направь конные патрули, не менее чем по десятку людей в каждом. Объяви, что все горожане должны придти к собору завтра после заутрени. Я буду с ними говорить. Рыбаки вернулись?

– Да, государь.

– Пусть выходят в море и свободно продают улов. Поставь у причалов людей для наблюдения за порядком. Люди герцогини опознали тело герцога?

– Да, государь, они привезли с собой бочку с крепким вином и опустили туда тело.

– Размести их на ночлег в лагере и обеспечь охрану.

– Сделаю, государь.

Я, возвращаясь в дом, столкнулся с Бернадеттой. Она вне себя от ярости, сжимая кулачки, выбежала через дверь.

– Прогони эту наглую шлюху, Грегори! Она меня оскорбляет!

Обняв Бернадетту, я попытался ее успокоить, но она разревелась и быстро ушла в свою палатку.

Крейг с сочувствием смотрел на меня.

Вернувшись в дом, я увидел совершенно спокойную герцогиню, с бокалом вина в изящно выставленной ручке.

– Ваша свояченица меня стремительно покинула, Грегори!

– Что вы ей сказали, Луиза?

– Абсолютно ничего! Мы мило беседовали, а затем она внезапно поднялась из‑за стола и вышла! У нее манеры деревенской простушки! Выпейте со мной, Грегори! Вы сделали меня вдовой…

– И очень богатой вдовой, смею заметить!

– У меня впереди год траура, Грегори! И это будет ужасно скучный год! Вы мне сочувствуете?

– Вы вернетесь в Лонгфорд?

– Увы, да! Похороны, потом дела управления всеми землями покойного мужа… Моя ноша тяжела, и некому разделить ее со мной!

– Вы блистательная, молодая и красивейшая дама королевства, Луиза! Любой мужчина будет счастлив разделить эту ношу с вами!

– А вы, Грегори, разделите со мной мою ношу?

У нее был совершенно трезвый настойчивый взгляд, несмотря на три выпитых бокала вина.

– Я женат, Луиза.

– Вам это не мешает спать со свояченицей!

– Вы ревнуете меня к Бернадетте? Это смешно, Луиза!

Она засмеялась, откинув голову. Ее шея восхитительна – белая кожа, без единой морщинки.

– Грегори, вы как скользкий налим, и никак не даетесь в руки!

– Давайте к теме рыбалки вернемся позднее, когда кончится ваш траур, а я получу развод. Хорошо?

– Я настойчива, Грегори! И вам предстоит это узнать!

Глава 22

РУКОПОЖАТИЕ

Прошли две недели.

Мои горцы превратились в строителей. Я утвердил проект мессира Мадзини по застройке Давингтона, и работа закипела. В леса севернее Хагерти оправлены обозы за деревом.

В размеченных под застройку кварталах разбирались руины. Все мужское население города было поставлено на эти работы, кроме хлебопеков и рыбаков. Цеховые мастера пробовали протестовать, но я предложил им заткнуться и засучить рукава или убираться вон из города. Сразу же по схеме была заложена дренажная система – по центру будущих улиц копался ров и обкладывался камнем.

В печах на берегу моря калили известняк для получения извести. Мадзини заложил печи, построил навесы для производства черепицы из глины.

Как только люди вернулись в город, начались грабежи, нападения на патрульных и на женщин. За порядком днем и ночью следили конные патрули. Десять повешенных на стене грабителей и насильников послужили другим уроком. Мои горцы пускали в ход оружие при защите горожан без промедления. Бродяги всякого рода, затесавшиеся в толпы возвращавшихся горожан, были выявлены и под конвоем оправлены на работы в глиняный и каменный карьеры. Каждой семье была выдана денежная помощь по 20 талеров на человека.

Все эти меры подавили недовольство и гнев горожан. Мертвых похоронили, и жизнь продолжалась. Всех узников замка я приказал выпустить на свободу.

Ко мне в лагерь продолжали приезжать окрестные аристократы и рыцари с вассальными клятвами. Никто не хотел потерять свои земли и замки.

С юга вернулся епископ Иаков, но его дом сгорел, и он поселился в аббатстве Святого Патрика.

Люди Фостера отправили первую партию оружия Лонгфордскому бастарду и собирали сведения по всем замкам, поселениям и дорогам этой большой территории между Клайвом и Шелл. Карту чертил Жасс, и он же наносил на нее все поступающие сведения. Ему помогали Томас и Ричард, как самые сообразительные из моих пажей. Я хотел иметь полную картину своих владений. Бернадетта обосновалась в замке Давингтона, и под ее присмотром горожанки быстро привели помещения в порядок.

По вечерам в замок в большой зал донжона собирались молодые офицеры и рыцари из отряда Гринвуда. Молли играла на лютне и пела. Ее музыканты также играли.

Молодые горожанки, которых Бернадетта приняла в свой круг, и горские офицеры разучивали танцы и весело проводили вечера.

Я часто слышал доносящуюся оттуда любимую песню Бернадетты:

 
Полночный час угрюм и тих
Лишь гром гремит порой,
Я у дверей стою твоих
Лорд Грегори, открой!
Я не могу вернуться вновь
Домой к семье своей.
И если спит в тебе любовь
Меня хоть пожалей!
 

В замок были набраны новые слуги, проверенные Фостером.

Вечера я проводил в библиотеке замка.

Здесь было много редких рукописных книг. И порой я засиживался далеко за полночь.

Габриэла стала камеристкой Бернадетты и занималась ее нарядами. Она старательно меня избегала. Фостер ничего не смог узнать о ней, кроме того, что рассказал мастер Крафт.

После ужина сегодня я направился в бывшие покои герцога. Там я размещался вместе с пажами и Говардом.

Но, уже подойдя к двери, передумал и отправился наверх в библиотеку. Приоткрытая дверь меня насторожила. Я вошел тихо с ступая, благо старый ковер на полу позволял это сделать.

При свече, за столом над книгой сидела Габриэла. Она углубилась в чтение и увидела меня только когда я кашлянул, привлекая ее внимание.

Она быстро поднялась и, выбросив в мою сторону руку, бросила несколько слов на тягучем незнакомом мне языке.

Желание развернуться, уйти и забыть про увиденное, возникшее в моей голове, меня позабавило. Против меня применили магию.

Я подошел ближе. Габриэла охнула, узнав меня.

– Добрый вечер, Габриэла. Что за заклинание ты задействовала против меня?

Она смотрела на меня и молчала.

– Вот человеческая благодарность! – Я сел в кресло у стола и смотрел на девушку снизу вверх.

– Простите, государь, я испугалась и не сразу вас узнала…

– Кто ты, Габриэль? Кто научил тебя магии?

– Простите, государь, я не могу сказать…

– Чужая магия не действует на драконов, Габриэль. Драконы приводят магию в этот мир, но над нами она не властна. Что ты читала?

– «Дракономикс»…

– Ого, он даже на человеческом языке! Я читал его только на драконьем.

– Где? Простите, государь, но книг на драконьем языке я никогда не видела!

– В моем замке в долине Холлилох имеются такие книги. Если поедешь со мной на север – сможешь их увидеть.

– Увидеть и прочесть – это не одно и то же, государь…

– Я научу тебя драконьему языку, но что получу в ответ?

– Мою вечную признательность, государь…

– Мне хватило бы и откровенности, Габриэль!

Она потупилась.

– Не торопите меня, государь…

– Можешь называть меня наедине просто по имени. Ты творишь магию, и я тоже. Мы с тобой коллеги, так почему нам не стать друзьями?

– Дружба между мужчиной и женщиной невозможна, Грегори!

– Почему?

– Мужчина дружески обращается с женщиной только если имеет надежду овладеть ее телом…

– А женщина?

– А женщина – друг мужчине – если хочет завладеть им самим – полностью и навсегда…

– Мне видится изъян в этой логической конструкции, Габриэль. Мне не нужно твое тело!

– А сейчас?

Ее глаза блеснули, губы шевельнулись, и я ощутил напряжение внизу живота. Мое копье готовилось к бою.

Я засмеялся, и возбуждение мгновенно отхлынуло.

– Милая шутка, Габриэль! Но ты меня не убедила.

Она вздохнула и улыбнулась первый раз за все время нашего разговора.

– Я опять забыла о том, что вы не человек, Грегори…

– Так мы друзья?

Я встал и протянул ей руку. После мгновенного колебания она протянула свою. Пальцы встретились, и рукопожатие скрепило наши новые отношения.

С того вечера Габриэль открыто, не таясь, приходила в библиотеку замка, и я знал где могу ее увидеть. Здесь мы встречались и говорили на разные темы. Запретной темой было ее прошлое.

Мы с Бернадеттой проводили ночи в постели герцога, и довольно весело. Здесь за дубовыми дверями крики восторга моей подруги никто не мог услышать.

Глава 23

ОХОТА КОРОЛЯ ГРЕГОРИ

Первый месяц осени близился к концу. Ночи становились длиннее, дне холоднее. В Давингтоне было выстроено около сотни новых домов.

Но этот город так и не стал для меня ближе и приятнее. Как Корнхолл и Хагерти, он был просто еще одним постоялым двором, что я посетил и должен двигаться дальше. Мой дом манил и звал меня – наш замок в долине Холлилох. Горы снились мне по ночам.

Портрет Бернадетты Мадзини закончил, и теперь он сох на подрамнике в ее комнате. Мессир изобразил мою подругу на горячем скакуне, этакой амазонкой. Женщиной-воином! Бернадетта была в полном восторге!

Но и она тоже заскучала, и я назначил день отъезда.

Майлз Гринвуд пришел к нам с предложением провести охоту в лесах севернее аббатства. Олени в этом году дали большой приплод, и их стадо выросло. Привилегией охотиться в лесу аббатства пользовались герцоги Давингтонские, а значит оно перешло мне.

Бернадетта с восторгом приняла эту затею. Жасс тоже присоединился к нам.

Гринвуд, как заправский ловчий, организовал охоту. Загонщики – горцы из роты Макгайла, были снаряжены и направлены в лес загодя. Туда же отправили слкуг и пажей, чтобы разбить лагерь и поставить палатки на опушке леса.

Гринвуд раздобыл свору гончий псин и очень огорчился, когда я запретил их использовать в загоне оленей.

Псовая охота всегда была привилегией высших классов, поскольку для ее проведения требуются лошади, конюхи, собаки и соответственно – снаряжение, что стоит очень дорого.

Мы выехали ранним утром, надев теплые куртки-плащи с капюшонами. Конечно, плащи в лесу придется снять, так как они будут цепляться за деревья, что чревато падением с лошади.

По дороге рыцарь Беннет развлекал нас рассказом об охоте графа де Белен, в которой он, по его словам, участвовал три года назад.

– Граф де Белен выступил рано утром в сопровождении свиты из дворян, одетых в охотничьи котты, высокие сапоги с золотыми шпорами, с охотничьими рогами на шеях и рогатинами в руках, со сворой из десяти собак.

Собаки быстро чувствуют зверя и рвутся вперед. Охотник обнаруживает следы кабана, который рыл землю рылом в поисках корней и червяков. Граф подзывает своего псаря Брошара, чтобы тот спустил ищейку. Перед тем как пустить собаку по следу, герцог ласкает ее, проводит рукой по бокам и ушам, «дабы одушевить». Ищейка берет след и приводит охотников к роднику меж вывороченных дубов. Здесь внезапно из своего логова выскакивает кабан, разворачивается и вспарывает ищейке живот одним ударом клыков. Граф, который «и за тысячу дукатов золота не хотел бы потерять свою собаку», выступает вперед, подняв рогатину, но зверь убегает.

Более десяти рыцарей слезают с коней, чтобы измерить следы его копыт. Размеры зверя поражают. Кабан направляется к урочищу, где он был вскормлен. Но свора собак не дает ему передышки. И кабан выходит из леса, бежит по чистому полю. Охотники теряют след, многие не могут продолжать преследование. К девятому часу дня пошел мелкий дождь. Почти все охотники возвращаются в замок. Только граф все еще преследует зверя. Он прячет двух собак себе в плащ, чтобы они отдохнули, и ставит их на землю в перелеске, где кабан наконец остановился. Собаки нападают на него; свора, привлеченная лаем, окружает загнанного «черного зверя».

Кабан увидел собак, выпучил глаза и стал громко фыркать. Собаки налетели на зверя, но ему это то же, что «укус вши». Могучими движениями он сбрасывает их на землю, грозя искалечить. Раздраженный, граф кричит: «Ах, свинячий сын! Мало того, что ты оставил меня без моих людей…»

Граф решительно приближается к вепрю с рогатиной на близкое расстояние – «буквально на палец от него, и правой рукой сердце ему поразил, сквозь его спину острие пропустив». И из раны хлынула кровь, и три собаки бросились ее лизать, «таким образом утолив свою жажду». Граф и его псы в изнеможении падают рядом с тушей поверженного кабана…

– Вы так это живо описываете, Беннет, что дух захватывает! – не удержался я. – Но откуда такие подробности, если с графом были только две псины? Собачки поделились с вами своими переживаниями?

Беннет смутился, рыцари и офицеры захохотали.

Бернадетта, напротив, заступилась за Беннета.

– Позвольте ему закончить рассказ, сьерры! Вам-то нечего рассказать!

Бернадетта ехала на охоту, по–мужски сидя в седле, сильно согнув ноги из‑за коротких стремян. Поверх зеленого облегающего платья на ней широкая теплая накидка без рукавов, хорошо закрывающая плечи и предплечья. Она ниспадает, закрывая ступни ног, и имеет разрезы внизу – спереди и сзади. Наездница моя одета в покрывало с барбеттой, поверх которого на ней небольшая шляпа с козырьком. В правой руке она держит треххвостую плеть. Чепрак седла с каждой стороны заканчивается шестью ремешками–подвесками – «сеткой от мух».

Беннет не заставил себя долго уговаривать.

– Очнувшись, граф увидел, что наступает ночь, а вокруг ни крепости, ни города, ни замка, ни деревни, ни одной живой души; рядом с ним только его конь Босан. Наподобие героев древности, он обращается к коню: «Босан, – говорит он, – я премного тебе обязан, ты немало потрудился, храня мое тело; будь у меня овес или зерно, я бы с радостью тебя накормил. Когда найду пристанище, ты получишь хороший уход». Граф садится, берет рог и дважды трубит, чтобы созвать своих людей. Поняв, что ему придется ночевать в лесу, граф разжигает костер. Звук рога слышит лесник; он видит издалека графа, но не решается к нему приблизиться. Какое на нем убранство! Шпоры из чистого золота, рог о девяти золотых кольцах на шее; в его руках – прекрасная рогатина, перед ним ржет и бьет копытом оземь его боевой конь! Лесник бежит в замок графа Фромона, чтобы предупредить его. Тот сидит за столом; лесник не смеет к нему приблизиться и, обратившись к сенешалю, рассказывает, что видел в лесу. «Будьте любезны, сударь, – говорит он, – дать мне добрых спутников; мессир получит рог из слоновой кости, а вы возьмете коня». Сенешаль отвечает: «Если ты говоришь правду, то получишь все, что тебе нужно!» Далее он вызывает шестерых своих стражников и говорит им: «Идите с лесником, и если найдете человека, который совершил хоть какой‑нибудь проступок, – убейте его; это мой приказ, – я отвечаю за все!» Посланные отправляются за лесником.

Граф все это время сидел под осиной, закинув ногу на тушу кабана; рядом лежали собаки.

«Клянусь головой, – говорит один из спутников, – это один из тех разбойников, что браконьерят в лесу, охотясь на кабанов! Если он от нас уйдет, мы будем круглыми дураками». Они окружают графа и кричат ему: «Эй, кто дал тебе право убить этого кабана? Этот лес принадлежит пятнадцати владельцам, и ни один не охотится без позволения других. А это сеньория Фромона Старого!«….

Беннету пришлось прервать рассказ, так как мы приблизились к нашему охотничьему лагерю. Палатки стояли в ряд. Костров не разжигали, чтобы не спугнуть зверей дымом. Суетились пажи, изображая бурную деятельность, но по сонным физиономиям видно, что они просто дремали на солнышке перед нашим появлением.

– Без собак охота теряет половину своей прелести, государь! – пожаловался Гринвуд.

– Если хочешь поохотиться здесь с собаками до самой зимы – оставайся коннетаблем Давингтона!

– Это большая честь для меня, государь, но я не могу принять такое назначение. Меня ждут в нашем замке, и признаться, я скучаю по своим родным местам!

Один из загонщиков приблизился к нам.

– Ваше величество, в миле отсюда на северо–восток мы заметили в логу оленье стадо, примерно голов двадцать.

– Отлично! Уважаемые сьерры, готовьте арбалеты и снимайте плащи, впереди нас ждет добыча!

Мы пришпорили коней. Наша группа быстро рассеялась по лесу, выдерживая общее направление. Охотничий рог постукивал меня по пояснице, напоминая о себе. Колчан тяжел и полон стрел. Арбалет прицеплен к седлу, кинжал на поясе.

Бернадетта меня обогнала. Я мчался за ней.

Она ловко уклонялась от низких веток за шеей коня, а мне приходилось отбивать эти ветки рукой. Толстые кожаные перчатки здесь оказались кстати.

Моя азартная подруга сбавила ход, только когда впереди встал настоящий бурелом. Упавшие деревья не оставляли ни малейшей возможности продвинуться дальше.

Я догнал Бернадетту. Наши кони фыркали и нервно переступали ногами.

– Ты свернула не туда, моя козочка!

– Но почему?

Обиженное личико моей подруги меня позабавило. Не мог я сердиться на нее…

– Мы заблудились?

– Об этом рано говорить. Поедем южнее, и думаю, встретим своих.

– А если протрубить в рог?

– Не стоит этого делать – может быть, олени рядом и тогда мы их спугнем. Едем.

Через несколько минут мы выехали к оврагу, уходящему вдаль, с краями, поросшими густым ельником. Спуск здесь был невозможен, и мы двинулись по краю, высматривая пологий склон. Я подозревал, что этот овраг это верхняя часть лога, о котором говорил загонщик. Я ехал впереди, Бернадетта следом. Лес был тих. Шуршали опавшие листья под копытами.

– Обещай, что не будешь стрелять маленьких, Грегори!

– Оленята уже не маленькие, Бернадетта, они все лето паслись здесь в лесу!

– Все равно, обещай мне!

Я обернулся к ней, но не успел открыть рта… Щелчки в тиши леса были отчетливо слышны. Знакомые звуки!

Конь подо мной взвился на дыбы, заржав, опрокинулся, сбрасывая меня прямо в овраг. Мир колесом промелькнул в моих глазах. Несколько мгновений полета, и я рухнул в заросли молодых сосен. Резкая слепящая боль в правой руке, впору заплакать… Я застонал, кусая рукав куртки. Не сразу пришел в себя. С трудом выбрался из сосенок, перепачкался смолой, палая хвоя налипла на одежду.

По нам стреляли из арбалетов! Где Бернадетта?

Кинжал остался на моем поясе. Рог при падении оторвался от ремешка. Я ощупал свое плечо. Малейшее движение отзывалось болью. Сдернув зубами перчатку с левой руки, положил ее на больное место….Когда боль исчезла, весь мир стал выглядеть совсем по-другому. Тут же дали о себе знать ушибы на ногах и на спине…

Я стоял почти на самом дне оврага. И даже не сразу разобрался, по какому склону свалился вниз.

Обнажив кинжал, потихоньку, стараясь не шуметь, начал подниматься, цепляясь за редкие искривленные деревья. Своего коня я нашел почти сразу Бедняга валялся дохлым на боку, с арбалетной стрелой в шее. Стрела вошла не глубоко. Расширив рану кинжалом, я вынул ее. От наконечника шел знакомый запах. Отвар из корней белой чемерицы!

В замке я сам готовил такой и смазывал стрелы. Малейшая царапина, и олень умирает за несколько мгновений. В горах это очень удобно – ведь подрань горного козла обычной стрелой, а он уйдет умирать на такую кручу, что и не достать!

Так это была засада или ошибка чужих охотников? Мои люди не смазывали ядом сегодня стрел. Стрелы! Арбалет!

Мой арбалет, что был зацеплен к седлу, безнадежно сломан. У меня только кинжал. А сколько там наверху стрелков?

Мне нужно найти Бернадетту и уйти подальше отсюда!

Я одолел склон и поднялся на край оврага, туда, откуда упал вместе с конем.

Птички чирикали. Терпко пахло палыми листьями. Бернадетту я нашел в нескольких шагах от края оврага. Она лежала лицом вниз, раскинув руки. Из ее спины торчали оперенья двух стрел. Я опустился на колени и бережно приподнял ее на руках. Она была мертва. Глаза застыли и потеряли блеск. Прижав ее голову к своей груди, я заплакал. Горько и бессильно… Комок встал в горле и душил меня….

Лошадка Бернадетты приблизилась ко мне и, фыркнув, ткнулась мягкой мордой в мою мокрую от слез щеку.