Текст книги "Незримый гений (СИ)"

Автор книги: Kay Blue Eyes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 67 страниц)

Смахнув пальцем слезы с ее щек, Эрик наклонил голову и прижался лбом к ее лбу, на время забыв о своей злости и раздражении.

– Хорошо… потому что мне нужно кое-что тебе сказать. Кое-что, что я должен был сказать давным-давно, но был слишком глуп, чтобы решиться. Но теперь, когда я снова нашел тебя… и теперь, когда я знаю, что могу о тебе позаботиться и оставить Призрака позади… нет причины не сказать этого. Я люблю тебя… Брилл, выходи за меня замуж.

Улыбнувшись сквозь слезы, Брилл склонила голову набок и скользнула губами по его губам, понимая, что эти простые слова были самыми приятными, какие она когда-либо слышала в жизни.

– Да… я выйду за тебя, – прошептала она, не колеблясь и секунды, чувствуя, как в ее сердце светлеют и исчезают последние тени горя.

Обхватив ее щеку ладонью, Эрик усмехнулся ей в губы.

– Я рад, что ты это сказала… Не хотелось бы возвращаться к старым методам и похищать тебя, – подначил он.

Слегка шлепнув его, Брилл запрокинула голову и засмеялась – наслаждение этим звуком, раздавшимся впервые за полгода, пронзило ее до глубины души.

– Глупец! Разве ты не знаешь, что можешь похитить меня в любой день! – Рассмеявшись вместе с ней, Эрик поднял взгляд и помахал Коннеру, стоявшему в нескольких шагах от них с ошеломленным выражением лица. – Хотя есть одна вещь, о которой я должна тебя спросить… – пробормотала Брилл, в ее глазах ярко горели лукавые огоньки.

– И о чем же?

– Ты готов жить долго и счастливо?

Улыбка Эрика затуманилась и превратилась в нечто более глубокое. Он обвел контур губ Брилл подушечкой большого пальца, послав вдоль ее позвоночника дрожь наслаждения.

– Жить долго и счастливо с тобой? Конечно.

========== Глава 67: Долго и счастливо ==========

Десять лет спустя

Эрик стоял, сурово сложив руки за спиной и широко расставив ноги, и обозревал классную комнату. Для человека сорока с лишним лет Эрик выглядел минимум на пять лет моложе реального возраста. За исключением редких серебристых нитей в темной шевелюре его лицо оставалось нетронутым линиями и складками, которыми всех прочих награждал груз забот. Симпатичные морщинки вокруг глаз и рта намекали скорее на долгие годы благодушия и смеха, придавая ему облик человека, полностью удовлетворенного своей жизнью.

Свет клонившегося к вечеру солнца проникал сквозь раздвинутые шторы, падая на сидящую на полу маленькую группу учеников. С одного конца комнаты доносилось тихое бормотание, показывая, что Эрик не добился в классе полной дисциплины. Хотя другая половина комнаты слушала его со всем вниманием, эта половина практически вибрировала от сдерживаемой скуки. Поджав губы в строгую линию, Эрик сердито посмотрел на двух учеников в заднем ряду, которые явно не обращали внимания на урок. Подняв с крышки кабинетного рояля карандаш, он с громким стуком похлопал им по пюпитру.

– Все вы, я требую тишины. Музыка – основа всех современных обществ, и следует отнестись к ней крайне серьезно. Я наверняка не смогу научить вас всему, если абсолютно все… не… обращают… внимания! – увещевал Эрик, резко выделяя последние слова.

Бормотание в задней части комнаты на мгновение прекратилось, но затем превратилось в звонкое хихиканье. Смех рос, пока половина учеников окончательно не перестала интересоваться уроком. Признав свое поражение, Эрик отшвырнул карандаш, прошествовал к пианино и плюхнулся на табурет.

– Я неудачник! Я не могу работать в такой обстановке. Это безобразие!

Привлекательная юная девушка-подросток поднялась со стула и с ухмылкой подошла к Эрику.

– Папа, тебе правда не стоит из-за этого так волноваться. Ты же знаешь, они всегда становятся немного буйными под конец дня.

– Ария, это не оправдание. Я пытаюсь передать им самый настоящий дар Божий. Не могу поверить, что меня на это уговорили! Я должен был заканчивать последний акт своей оперы! Я убью Коннера, как только увижу его в следующий раз! Я никакой не чертов учитель!

Ария покачала темноволосой головой – в ее серых глазах плясали смешинки – и изо всех сил постаралась приглушить улыбку. За прошедшие годы она постепенно привыкла к угрюмой натуре отца и, как и мать, давно научилась с ней справляться.

– Ну же… помнишь, как тебе было трудно научить меня правильно говорить? Уверена, если ты смог научить этому четырехлетку, то можешь научить чему угодно.

Быстро смягчившись от ее слов, Эрик одарил приемную дочь нежной улыбкой.

– Полагаю, ты права, – тихо пробормотал он, и его глаза потемнели от приятных воспоминаний. – Конечно, ты была особенным ребенком, не то что эта разнузданная шайка хулиганов.

Расслышав это сквозь собственный смех и баловство, пятеро сидящих на полу рыжих и светловолосых детишек замерли, на их веснушчатых лицах появилось почти одинаковое выражение оскорбленной невинности. Старшая из пяти, девятилетняя девочка с яркими зелеными глазами и золотыми волосами, вскочила на ноги и погрозила Эрику и Арии кулаком.

– Так нечестно, дядя Эрик! Только потому, что ты считаешь, будто история оперы интересна, не значит, что мы так считаем! Я хочу заниматься виолончелью! А вот это скучно! – продекламировала она; ее младшие братья и сестры согласно закивали.

Двое рыжеволосых мальчишек-близнецов тоже вскочили на ноги, в их карих глазах сверкало озорство.

– Нет! Я хочу заниматься пианино! Пианино! – воскликнули они в унисон. Глядя на своих старших братьев и сестру, два самых младших веснушчатых ходячих ужаса остались сидеть. Им было четыре и два года, поэтому им пока не хватало острой смекалки, как сестре и братьям. Так что, вместо того чтобы воевать с учителем, они принялись мутузить друг друга.

Скривившись от всего обрушившегося на него шума, Эрик с мученическим выражением посмотрел на Арию.

– Понимаешь, что я имею в виду? Ария, почему бы тебе их чему-нибудь не научить? Тебя они слушают, – взмолился он.

– Они слушают только потому, что знают, что я могу без малейших колебаний всех их отшлепать. Ты слишком мягок с ними, папа. – Повернувшись к воцарившемуся хаосу, Ария подняла руки, изобразила пальцами когти и посмотрела волком. – Тихо все, или я заставлю вас и дальше слушать о том, как раньше теноры были кастратами! – пригрозила она. Громко ахнув, дети Синклеров попятились от старшей кузины.

Тихонько сидящие на другой половине комнаты трое темноволосых детей с мрачными и недоброжелательными выражениями на лицах повернулись к рыжеволосым.

– Да, потише, пожалуйста. Тут некоторые из нас пытаются чему-нибудь научиться. То, что вы не умеете себя вести, вовсе не значит, что мы должны терпеть ваши выходки, – угрюмо огрызнулся десятилетний мальчик с пронзительно-синими глазами.

– Не смей говорить с нами подобным тоном! Ты тут не главный! Одно то, что ты уже играешь на трех инструментах, не значит, что ты можешь отпускать замечания, когда пожелаешь! Папа говорит, что мы должны мириться с такими словами от дяди Эрика, но он ничего не говорил о том, чтобы терпеть их еще и от тебя, Дэнни! – заявила старшая из Синклеров, ее светлые кудри подпрыгивали от горячности ее слов.

– Прекрати называть меня Дэнни! Я Дэниэл! Дэниэл! Ты это знаешь, Кати! – крикнул мальчик, его темные брови угрожающе сошлись в прямую линию, весьма напомнив одного угрюмого француза.

– Да, Кати! – заговорил еще один темноволосый ребенок. Поднявшись, синеглазая девочка примерно семи лет встала рядом с Дэниэлом. – И он умеет играть не на трех инструментах, он умеет играть на пяти! Как и мы с Бриджит. И мы уже знаем все, чему папа учит вас. И мы все думали, что это очень интересно.

Сморщив нос на кузенов, Кати перекинула свои светлые волосы через плечо.

– Что ж, значит, вы все скучные, Аннабель! Вы можете учиться хоть целый день, но нормальные люди предпочитают заниматься чем-нибудь веселым!

– Да! – в унисон крикнули рыжие близнецы.

Выстроившись в боевом порядке, старшие дети Синклеров противостояли своим кузенам. Быстро почувствовав, что ситуация выходит из-под контроля, Эрик торопливо вскочил.

– Господь милосердный! – воскликнул он, используя одно из любимых выражений Брилл. – А ну-ка угомонитесь все!

Наблюдая за всем происходящим со своего насеста на ближайшем диване, крохотная, хрупкая на вид трехлетняя девочка сунула в рот большой палец. Сползя на пол, она поковыляла туда, где Эрик пытался навести подобие порядка. Потянув его за фалду пиджака, она умоляюще посмотрела на отца; ее большие серые глаза создавали впечатление, что она знает куда больше, чем полагается в ее возрасте.

– Па? – пролопотала Бриджит, не вынимая пальца.

Эрик опустил взгляд на младшую дочь, и его хмурое лицо мгновенно разгладилось.

– Да, милая? – ответил он, машинально смягчив тон.

– Скажи Колину и Итану, что если они позволят Кати начать драку, то Дэниэл поставит им обоим фингалы, – приглушенно пробормотала та – всегда самая тихая из троих и первая, кто пытался всех помирить.

Обрадовавшись этой ценной информации, Эрик посмотрел на Кати и близнецов.

– Ха! Вы ее слышали. Хотите вы двое себе фингалы? Мэг прибьет вас всех!

Застыв от мягкого предостережения Бриджит, старшие дети Синклеров неохотно уселись обратно. Они точно знали, что не стоит игнорировать предупреждения, которые могут сообщить их кузены – обычно то, что говорили Дэниэл, Аннабель и Бриджит, сбывалось. Испытав облегчение, что все наконец вернулось к некоторой видимости нормальности, Эрик нагнулся и с привычной легкостью пристроил Бриджит себе на бедро.

– Ну ладно… забудем пока про историю и перейдем к другой теме, – предложил он, не желая провоцировать очередной шумный спор.

Эрик подошел к табурету и снова опустился на него, усадив младшую дочь на колени. Он собрался было начать очередной урок, но его прервали донесшиеся от дверного проема тихие аплодисменты. Повернувшись на звук, Эрик вздрогнул, увидев стоявшую на пороге комнаты Брилл – у него до сих пор захватывало дух от одного ее вида.

– Я так тобой горжусь. Ты сумел целых полчаса продержаться без драки, – подколола она; ей на лоб упала маленькая прядка прекрасных белых волос.

Скорчив застенчивую гримасу, Эрик послал всем детям в комнате уничтожающий взгляд.

– Драки? Какой драки?

Рассмеявшись на эту слабую попытку прикрыть потерю контроля, Брилл зашла в комнату, ее руки защитным жестом покоились на ее округлившемся животе.

– Ой, да ладно! Думаю, весь дом слышал все эти вопли.

Пойманный на лжи, Эрик встал на ноги, опустил Бриджит на пол и подошел, чтобы поприветствовать жену. Невинно поцеловав Брилл в лоб, он положил руку на живот, в котором росла новая жизнь. Ребенок как по команде принялся толкаться, вызвав у Эрика широкую глуповатую улыбку. Его внутренности всегда превращались в растаявшую лужицу сентиментального желе, когда дело касалось отцовства. Если бы ему удалось убедить Брилл, он бы хотел видеть себя отцом десятерых детей. Конечно, она, по-видимому, не разделяла его энтузиазм в подобном желании.

– Бри, пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… попроси своего брата нанять кого-нибудь другого, чтобы изображать школьного учителя. Я тут в меньшинстве, и, кажется, появились признаки назревающего восстания.

Подняв руки к его лицу, Брилл вытянула свои чудесные губы ровно тем же манером, как делала, когда успокаивала их детей.

– Ох, мой бедный муж. Надо было мне раньше прийти, чтобы спасать тебя.

– Фууу! – раздалось с пола несколько юных голосов: детям поголовно претили откровенные знаки привязанности взрослых.

Нарочно наклонившись вперед и поцеловав Брилл в губы, Эрик улыбнулся прокатившимся среди детей звукам ужаса.

– Все в порядке. Ты каждый день спасаешь меня, лишь соглашаясь быть моей женой.

Прелестно покраснев от этих слов, Брилл опустила голову.

– Ах, что такое вы говорите, месье. Своим шармом вы можете заставить розу расстаться со своими лепестками.

Не в силах справиться с пронесшимися по венам потоками абсолютного блаженства, Эрик изучал лицо своей жены, наслаждаясь тем, как от смущения темнеют ее глаза, приобретая оттенок мокрого грифеля. На мгновение задавшись вопросом, что он сделал, чтобы заслужить такую жизнь, он мог лишь лучезарно улыбнуться Брилл. Всю свою жизнь он был проклят Богом и его скверным чувством юмора, но сейчас он понимал, что все это время у того на него был план. Эрику было предначертано встретить Брилл, предначертано полюбить ее и стать отцом ее детей. Что еще он мог сделать, кроме как благословлять свою разбитую дорогу, которая привела его к безграничному счастью?

– Ну, я просто делаю свою работу… – наконец пробормотал он Брилл.

Слегка отстранившись, та приподняла белоснежную бровь.

– О, и какую же именно?

Позволив уголкам своих губ изогнуться в знающей усмешке, Эрик выдержал драматическую паузу.

– Конечно же, живу долго и счастливо.

========== Эпилог ==========

Париж, 1917 год

Прошло три года после того, как разразилась война, утопившая всю Европу в море крови и отчаяния. За всю историю ни один другой конфликт не мог сравниться по размаху с жестокостью, которая даже сейчас терзала континент. Сверхдержавы Европы, объединившиеся в две отдельные и ужасные фракции, безжалостно рыли яму друг другу. Во Францию, не осознававшую, что Германия находится на волоске от нападения, вторглись без предупреждения, оставив страну разоренной. Париж, когда-то бывший городом света и любви, был подавлен, став угрюмой и пустой тенью самого себя. Это была самая масштабная война, какую когда-либо видел мир, мировая война – война, положившая конец всем прочим, и никто не мог избежать ее последствий.

Парижский оперный театр закрыл свои двери вскоре после того, как по стране замаршировала немецкая армия. На тот момент самому городу не угрожало прямое нападение, но все знали, что лишь это вопрос времени, когда линия фронта подойдет ближе, и они готовились. Париж действовал так, словно находился на осадном положении, не позволяя лишних расходов и сосредоточив всю энергию на войне. Держать Оперу в такой ситуации, когда почти невозможно было достать даже основные продукты вроде сахара и масла, казалось просто неправильным. И поэтому великий театр, о котором многие десятилетия назад грезил Гарнье, окутала тишина.

С тех пор вот уже два года никто не переступал порог здания, но было сделано исключение, и двери распахнулись, чтобы впустить маленькую группу людей. В попытке обеспечить городу еще немного необходимых средств директора Оперы решили устроить аукцион из театральных реликвий. Отчаянно нуждаясь хоть в каком-нибудь развлечении, пусть незначительном, но стабильном, в пустующее здание целый день стекались людские ручейки.

В разгар аукциона, проходившего среди ветхих останков того, что когда-то было зрительным залом, через боковую дверь вкатился богато одетый господин в инвалидном кресле; характерный головной убор его сиделки слегка трепетал от царивших в коридоре сквозняков. На мгновение действие на сцене замерло, и все глаза с интересом повернулись к вновь прибывшему. Все узнали пожилого виконта де Шаньи, который, несмотря на отпечатавшийся на лице груз долгих лет, все еще был привлекательным мужчиной, поскольку он был единственным среди всего парижского высшего общества, кто предпочел остаться в городе, невзирая на нависшую опасность. Ходили слухи, что причиной задержки бедняги было то, что он и подумать не мог оставить место, где похоронена его жена. История их великой любви была притчей во языцех, которую многие пересказывали друг другу и по сию пору.

– Добро пожаловать, виконт, – с энтузиазмом заявил ведущий аукциона, явно радуясь, что распродажа привлекла внимание столь богатого покровителя.

Признательно кивнув, Рауль жестом велел сиделке подкатить его кресло к сцене. Сгорбившись и привалившись к спинке кресла, он являл собой картину усталой скорби. Он обводил сумрачный зал своими светло-серыми глазами с выражением человека, вспоминающего иные времена. Несомненно, он видел бархат на пыльных креслах блистательно алым, а не рваным и грязно-бордовым, каким он стал сейчас, видел балконы без паутины и голубиных гнезд и гордо висящую под потолком люстру. Старик со вздохом перевел взгляд на сцену, и аукцион продолжился там, где прервался.

В течение нескольких последующих минут между виконтом и бывшим танцмейстером мадам Жири, которой сейчас было за восемьдесят, развернулся торг на повышение за странно сконструированную музыкальную шкатулку. Восхищенный выручкой от этой битвы воль, распорядитель аукциона тараторил, улыбаясь от уха до уха. В итоге ставка Рауля побила ставку мадам Жири, и тот заполучил шкатулку с обезьянкой. Со своего рода угрюмым удовлетворением виконт выкатился из зала, крепко прижимая шкатулку к груди. После его отбытия среди собравшихся на аукционе прокатился гул шепотков.

В самой глубине театра, наблюдая за происходящим, стояла маленькая группа людей. Самой старшей из них была импозантная женщина средних лет с густыми темными волосами и до странного светлыми глазами. Она стояла рядом с мужчиной с неброско красивым лицом и пшеничного цвета шевелюрой. Чуть позади них в тенях стояли четверо других – все они сливались с полумраком, словно были рождены для этого. После нескольких мгновений тишины пшеничноволосый мужчина, единственный из всей группы с такими светлым оттенком, в недоумении повернулся с находившейся рядом женщине.

– Разве ты не говорила раньше, что надеялась вновь увидеть эту музыкальную шкатулку? Разве мы не должны были выкупить ее? – тихо спросил он.

Склонив голову, чтобы с любовью прижаться к руке мужа, Ария улыбнулась.

– Не беспокойся, Эдвард… Я не возражаю. Прежде я рассчитывала купить ее. Я все время гадала, что же с ней случилось. Мы так и не нашли ее после того, как покинули это место. Но теперь я понимаю, что, наверное, она нужна мне не так сильно, как некоторым другим.

После этого вперед выступил потрясающе красивый мужчина с ярко-синими глазами и сложил руки на груди – уголки его губ сердито изогнулись.

– Дьявол с ним, с этим стариком. Если ты хотела шкатулку, ты должна была ее получить. В любом случае, на самом деле она принадлежит нам, учитывая, что именно папа сделал эту чертову вещицу.

– Да ладно тебе, Дэниэл. Если Ария говорит, что шкатулка должна перейти к виконту, значит, так оно и есть, – невозмутимо сказала очаровательная женщина с большими выразительными серыми глазами. Положив руку на плечо брата, Бриджит нежной улыбкой усмирила его быстро растущее раздражение.

– Кроме того, – вмешалась Ария, словно брат и вовсе ничего не говорил, – я хотела вернуться сюда совсем по иной причине.

Замерев при ее словах, четверо ее братьев и сестер, которые внешне были так похожи на своего отца, обратили на нее свое всецелое внимание.

– Из-за того, что именно тут наш папа когда-то… э… жил так долго. Хотя, должна сказать, довольно грустно видеть театр в таком состоянии… – пробормотала Аннабель, подняв глаза к грязному потолку.

Проследовав за взглядом сестры, самая младшая из группы, привлекательная женщина с кудрявыми каштановыми волосами и выдающими недюжинный интеллект синими глазами, наконец тоже подала голос:

– Да… это место, кажется, находится в довольно плачевном состоянии. Ария, я бы очень хотела увидеть его в ту пору, когда ты здесь жила. Мне нравится история, которую ты рассказывала про комнату над люстрой.

– Я знаю, что ты умираешь от желания увидеть эту комнату, Эбби. Это действительно архитектурное чудо.

Абигейл возбужденно хлопнула в ладоши, и ее глаза стали такими мечтательными, какими становились только при обсуждении проекта здания.

– Ах, возможно, когда-нибудь я смогу ее увидеть. – Умолкнув, она послала Арии озабоченный взгляд. – Но тебе все же грустно? Вернуться спустя столько времени?

Покачав головой, Ария улыбнулась:

– Нет, на самом деле нет. Я хотела прийти и посмотреть, сколько понадобится труда, чтобы восстановить это место.

– Почему?

– Потому что я думаю, что мы должны стать следующими покровителями Опера Популер. Когда война закончится… этому городу понадобится это место. Я не позволю ему превратиться в руины.

Последовала пауза, затем на всех четырех лицах позади нее расплылись одинаковые расчетливые улыбки.

– Планировка обладает определенной симметрией, что мне по душе, – заявил Дэниэл, задумчиво потирая подбородок, – и в этот момент казался точной копией другого мужчины, который много лет назад крался по коридорам Оперы. – Мне кажется уместным, что это место должны восстановить именно мы. Можно сказать, это замкнет круг.

Моргая, Эдвард переводил взгляд с брата на сестру, как будто те общались на другом языке, потом покачал головой.

– О чем таком вы говорите? Какой круг? И какое это имеет отношение к дедуле Эрику? Он однажды написал оперу для этого театра? Мы должны были привести его с собой, если он связан с этим местом.

– Нет, он не захотел сегодня прийти. Им с мамой нужно было сделать кое-что другое.

– Что же такое они могли бы сделать сами? Да еще в их возрасте?

– Есть могила, которую они хотели посетить, – сообщил Дэниэл после того, как послал сестрам тяжелый взгляд. – Папа хотел кое-что вернуть… ммм… старой подруге. Кое-что, что она оставила ему давным-давно.

Почесав пшеничную голову, Эдвард добродушно, хоть и смущенно улыбнулся:

– Ну ладно…

Улыбнувшись ему в ответ, Ария преисполнилась жалости к его смущению. Ни она, никто другой из ее братьев и сестер никогда прежде не рассказывали о приключениях их отца, храня секрет Призрака Оперы даже от своих мужей и жен. Они держали эту историю при себе, и это очень сблизило их за прошедшие годы, но, возможно, теперь пришло время поделиться тем, что произошло столько лет назад. Возможно, пришло время поведать о том, как один простой сон и судьбоносная встреча изменили их жизни к лучшему.

– Я расскажу тебе позже, хорошо? – Последовала короткая пауза. – Это довольно длинная история.