Текст книги "Незримый гений (СИ)"

Автор книги: Kay Blue Eyes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 67 страниц)

Тихая ритмичная песня становилась все громче по мере того как Эрик продвигался мимо ряда стойл на другой конец хлева. Завернув за угол последнего стойла, он увидел Брилл, взгромоздившуюся на трехногую табуретку и доившую рыжевато-коричневую корову. Холодный белый свет лился вниз из единственного окошка возле стропил, заставляя белоснежные волосы Брилл сиять, подобно нимбу. Напевая, она слегка склонила голову, прижавшись щекой к боку коровы.

По какой-то причине Эрик задержался в тени возле стойла, не желая в этот миг нарушать открывшуюся ему безмятежную сцену. Несмотря на бесшумность его появления, Брилл внезапно перестала петь и подняла голову: ее глаза уставились на него сквозь темноту. Она чуть застенчиво улыбнулась.

– И долго вы собираетесь там стоять?

– Нет, – просто ответил Эрик, опираясь спиной о стенку крайнего стойла. – Вы пели для коровы? – В его голосе проскользнула улыбка и нотка легкого поддразнивания.

– Ну, я… это помогает ее успокоить, – начала Брилл, смущенная тем, что он слышал ее. – Я знаю, что не обладаю оперным голосом, но я…

– Нет, вы правы, не обладаете, – Эрик осекся, пораженный болью в ее глазах, и быстро продолжил: – Возможно, так даже лучше. Ваш голос подходит для колыбельных и ирландских плясовых.

Польщенная его комплиментом, Брилл отвернулась, чтобы скрыть появившийся на щеках румянец, и продолжила размеренно и ритмично доить. Свистящий звук, с которым струи били в ведро, заполнил повисшее между ними неловкое молчание.

– Скажите, вы так же хороши во всем, что делаете, Брилл? Или я просто застаю вас каждый раз за теми занятиями, которые у вас получаются лучше всего? – спросил Эрик с глубоко скрытым сарказмом. – Кажется, что вы почти бесстрашны.

– Не стройте из себя дурака, – ответила Брилл со смехом. – Я не умею делать кучу вещей. И, конечно, я вовсе не бесстрашна.

– Не стройте из себя скромницу. Я ненавижу, когда люди пытаются изображать скромность, – вздохнул Эрик.

Кажется, Брилл это удивило.

– О чем вы говорите?

Он оттолкнулся от стойла, на которое опирался, и вышел на свет.

– Вы спасаете и помогаете беспамятным мужчинам из оперных театров, вы пишете статьи по медицине, вы проводите время в этой больнице, вы ведете хозяйство и, наконец, вы умеете доить коров. Осталось ли хоть что-то, что вы не умеете делать? Хотел бы я когда-нибудь увидеть дело, перед которым вы капитулируете. Назовите мне хоть одну вещь, которой вы боитесь!

– Вы как будто завидуете, Эрик, – ответила Брилл задумчиво, снова прислонившись щекой к коровьему боку.

Его задело высказывание Брилл и ее улыбка.

– Завидовать женщине – да бросьте!

Брилл пропустила мимо ушей надменность в его голосе.

– Вам нет нужды злиться. Есть множество вещей, которые я неспособна делать. Как бы я ни старалась, я не смогу услышать музыку в воздухе, как это, по-видимому, умеете вы.

– Возможно, но не у каждого есть талант к музыке. И вы не ответили на вторую часть моего вопроса.

– Я не обязана говорить вам что-л… – начала Брилл, но заметила в глазах Эрика искру насмешки над ее гневом. – Ладно, если я скажу, вы оставите эту тему?

– Разумеется, если таково ваше желание.

– Я боюсь оказаться бесполезной, – просто ответила Брилл, пожимая плечами, потом закрыла рот и бросила на него пристальный взгляд. Секунду спустя с ее сжатых губ сорвался легкий смешок. – Я вдруг подумала, насколько странно то, что вы думаете, будто я все умею, учитывая, что я завидую вам.

– Простите? – пробормотал Эрик, нахмурившись.

– Я думала, это очевидно, – мягко произнесла Брилл, явно не заметив его потрясения. – У меня нет никаких природных талантов. Я родилась без страсти в душе, в отличие от вас и Коннера или даже Арии. Все мои способности есть результат наблюдения за другими. Я полагаю, можно сказать, что мой талант заключается в подражании талантам остальных. – Брилл медленно оторвала взгляд от земли и посмотрела в лицо Эрику. – Кажется, люди вроде вас делают это все так легко. Я завидую вашему таланту.

– Не дразните меня, Брилл, – напряженно попросил Эрик, внезапно разозлившись на Брилл. Она практически ничего не знала о его жизни. Если бы знала, несомненно, не говорила бы столь невежественные и несерьезные вещи. – Вы не можете искренне говорить, что стремитесь… – Он сделал в воздухе неопределенный жест, намереваясь коснуться маски на лице, но по какой-то причине брошенный на Брилл взгляд заставил его остановиться.

– Стремлюсь к чему, Эрик? – резко спросила та; ее руки все еще сжимали вымя коровы. – Продолжайте, скажите это. Последние недели вы просто умирали от желания сказать это. – Поскольку Эрик продолжал упорно молчать, Брилл раздраженно покачала головой, отчего несколько прядей волос упали ей на лицо. – Как это возможно, чтобы я восхищалась вами или вашими талантами, когда ваше лицо так обезображено? Вы это собирались сказать?

– Закрой свой рот, ничтожная женщина. – Глаза Эрика опасно сверкнули, но Брилл не обратила внимания на этот тревожный знак.

– Что я сделала за все время, что вы тут живете, чтобы полностью уверить вас, будто я настолько мелочна и считаю, что единственный физический признак должен быть более важен, нежели весь характер человека?

– Вы даже не представляете, о чем говорите. Как можете вы хотя бы приблизительно знать, каково это… – прошипел Эрик, сжимая пальцы в кулаки.

– Что? – перебила Брилл. – Хмм? Чего я не знаю? Полагаю, я не могу знать, каково это, когда на тебя глазеют? Или издеваются на улице? Нет, конечно, откуда мне знать такие вещи с белыми волосами и бесцветными глазами! И чего я определенно не могу знать, так это, каково было бояться идти в школу, когда я была маленькая, потому что дети привыкли швырять в меня камни?

– Это не одно и то же, лицемерная маленькая гадюка! – взревел Эрик в ярости, больше не в силах держать себя в руках. Одна его одетая в перчатку рука поднялась, чтобы прикрыть маску, словно он стремился дополнительно защитить то, что находилось под ней, от пронизывающего насквозь взгляда Брилл. – Как вы посмели даже попытаться сравнить вашу жизнь с моей! Что такое давняя детская обида и редкая жестокость по сравнению с… – Он внезапно остановился, ужаснувшись тому, что едва не признался в самых сокровенных переживаниях своего детства этой дурно воспитанной ведьме. – Это не одно и то же. Люди смотрели на вас, потому что вы крас…

– Не говорите этого! Красота настолько обманчива – особенно у женщин. Она заставляет мужчин верить во всевозможные глупые вещи. Она заставляет их думать, что красивое лицо означает покорный или смиренный характер, или даже, что девушка станет хорошей женой! – Брилл оскалила зубы, лиф ее платья тяжело вздымался от переполнявшей ее ярости. – О, вот еще одно дело, в котором я не преуспела! Джон только начал осознавать это, когда его убили!

Ее последние слова эхом отдались во внезапной тишине, которая свинцовой тяжестью упала между ними, туго натянутая, словно колючая проволока между двумя столбами.

– Люди находят способ судить друг друга, независимо от того, как они выглядят! – Брилл отвернулась от Эрика, устало закрыв глаза. – Всю свою жизнь я видела самое худшее, что природа и война могут сделать с человеческим телом. Что из этого случилось с вами, Эрик? Природа или война?

Эрик стоял взъерошенный и безмолвный, отступив от света, озаряющего Брилл, обратно в тень возле стойл. Ее бьющие неотвратимо вопросы ударялись о стены, все еще окружающие его сердце. Дрожь, зародившаяся глубоко внутри него, прошла через все его тело, пока у него не затряслись руки. Ярость в его глазах больше неспособна была полностью скрыть таящуюся в них разбитую душу.

– Я родился с этим лицом, – вышептал он наконец сквозь сжатые губы. И замер в напряженном ожидании, готовый к тому, что она отвернется, покажет каким-то образом свое сомнение или, еще хуже, жалость.

Брилл лишь со вздохом кивнула, с ее лица пропал боевой задор.

– Почему вы все еще носите маску, Эрик?

– Я бы никогда не посмел пугать чертами своего лица таких хороших людей, как ваша семья, – огрызнулся тот, отодвигаясь все дальше от нее, от ее слов, от ее проклятых вопросов.

Игнорируя его слова, Брилл встала и направилась к нему, покинув круг света, в котором сидела, и присоединившись к нему в теплоте теней.

– Почему ты прячешься во тьме, когда столь очевидно, что ты родился, чтобы сиять? Почему ты позволяешь своим талантам оставаться невидимыми? – тихо спросила она; между ее бровями пролегла морщина. Ее рука нерешительно поднялась, чтобы потянуть вниз край маски, кончики ее пальцев едва коснулись угла челюсти Эрика – и он отпрянул прочь.

И последние сохранившиеся остатки крепости вокруг его сердца рухнули под светом, который все еще сиял в глазах Брилл, даже когда она стояла в темноте. Он оставил ее слова без ответа, учитывая, что за ними последовало. В отсутствие защищавшего его оцепенения им овладел страх. Теперь он ступил в неизвестность – и это ужасало его.

Лишь когда паника начала заливать печальную синеву его глаз, Брилл отвернулась и отошла, давая ему пространство и возвращаясь обратно на свою табуретку для доения. Некоторое время она молчала, каким-то сверхъестественным чутьем угадав потребность Эрика в тишине, потом снова повернула голову и спросила:

– Так вы поэтому решились сюда зайти или просто наконец решили немного осмотреться?

Сделав несколько успокаивающих вдохов и выдохов, Эрик в конце концов оказался способен заговорить без того, чтобы голос выдал клубящийся в его душе вихрь эмоций.

– Ария попросила меня спросить вас, собираетесь ли вы печь сегодня пирог. – Он сделал паузу, неосознанно шагнув вперед, прочь от теней, в которых прятался. – Почему она думает, что вы будете печь пирог?

– Ну, сегодня ее день рождения, и я каждый год пеку ей пирог. Сегодня ей исполняется четыре года. – Брилл выпрямилась, со скрипом отодвигая табуретку назад. – Иногда время летит так быстро. Кажется, она родилась только вчера. – Она улыбнулась и встала, вытаскивая наполненное ведро из-под брюха коровы, чтобы та не перевернула его на солому. – Эрик, у вас когда-нибудь был пирог на день рождения? – спросила она, слегка запнувшись от веса ведра, которое тащила.

Эрик осторожно избавил Брилл от ведра – и заслужил ее благодарную улыбку. Улыбку, которую он счел нужным вернуть.

– Нет. Я бы не сказал, что он у меня был. Я не припоминаю, чтобы дни рождения имели для меня значение, когда я был молод.

– Какой стыд! День рождения – это ведь такое приятное событие, – проговорила Брилл, нахмурившись. – Хотя это похоже на меня. А теперь, раз уж мы затронули эту тему, сколько вам лет? – спросила она; на ее лице внезапно возникло странное сосредоточенное выражение.

– Я бы сказал, вероятно, тридцать пять лет или около того.

– Вы не знаете? – пораженно спросила Брилл.

– Нет, точно не знаю, – медленно ответил Эрик.

– Ну, примерно тридцать пять делают вас примерно на пять лет старше Коннера и примерно на десять лет старше меня. – В глазах Брилл зажегся задорный огонек, и она с ухмылкой ткнула его в плечо. Все следы ее прежнего гнева исчезли или были надежно скрыты. – Почему мне не приходило в голову, что вы такой глубокий старик! – наконец воскликнула она.

Почему-то ее высказывание показалось Эрику ужасно смешным, и он не мог удержать неожиданно вырвавшееся изо рта хихиканье. От прокатившегося по телу веселого трепета ведро с молоком угрожающе закачалось в его руке.

– Как ты смеешь, женщина! – ухитрился выговорить Эрик, стараясь, чтобы его голос звучал возмущенно, но не преуспел в этом.

Судя по восхищенной улыбке, проступившей на лице Брилл и заставившей ее глаза искриться весельем, смех Эрика отчего-то явно доставлял ей удовольствие. Вид этой улыбки подействовал на Эрика сильнее, чем если бы Брилл коснулась его – сильнее, чем если бы та ударила его в живот. Он ощущал тепло ее смеющихся глаз, когда они скользили по его щеке, его шее – и затем отворачивались. Более того, он начал ощущать, как тепло заливает все его тело – умиротворенное спокойное чувство, которое так отличалось от пылающего жара, принимаемого им за страсть. Страсть, с которой он был хорошо знаком, которую он всегда ощущал с Кристиной и даже теперь, когда рядом была Брилл. Нет, это было нечто иное, нечто лучшее.

– Идемте, Эрик, если вы составите мне компанию, пока я буду пытаться испечь пирог, я позволю вам облизать глазурь с ложки.

– Такому старику, как я, было бы в радость сопровождать вас, – сказал Эрик, следуя за Брилл, пока они шагали к двери.

На участке скользкой грязи возле двери ноги Брилл, обутые в изящные дамские ботинки, заскользили. Выходя из хлева, Эрик машинально предложил ей свободную руку. И когда Брилл с легкостью приняла ее и продолжала держаться уже после того, как миновала опасность поскользнуться, он вдруг обрадовался тому, что бросил вызов холоду и пришел в хлев, обрадовался их ссоре и чертовски раздражающим вопросам Брилл, обрадовался тому, что давящая тяжесть горя наконец начала становиться легче и падать с его плеч.

А потом Эрик понял, что за удивительное тепло разливается в нем. Это было счастье.

========== Глава 17: Сюрприз на день рождения ==========

Брилл расшагивала по кухне, энергично взбивая тесто для шоколадного пирога. Это была ее вторая попытка приготовить пирог – факт, который нервировал ее неимоверно. Первый сгорел в духовке, когда она на миг, на долю секунды отвлеклась от этой задачи.

Ох, кого она обманывает? Она была слишком занята, наблюдая за Эриком, чтобы заметить дым из духовки. Брилл старалась разобраться, что же в нем такого притягательного. Хотя маска Эрика и была самым очевидным источником глубокой тайны, которая, казалось, пропитывала каждую его пору, это не вполне объясняло магнетическое притяжение его личности. Когда бы Эрик ни входил в комнату, взгляд Брилл невольно останавливался на нем. Каждый раз, когда Эрик говорил, ее внимание концентрировалось на его словах. Каждый его жест, каждое выражение были полны очарования.

Брилл глубоко вздохнула и посмотрела на столь волнующего ее мужчину. Сейчас тот, скрестив ноги, стоял, лениво опираясь на кухонный стол. Заметив, что палец Эрика будто ненароком погрузился в чашку с глазурью, она мгновенно прищурилась, расправила плечи и ткнула пальцем в его сторону.

– Я больше не буду повторять, Эрик! Держите руки подальше от этой чашки или, богом клянусь… – ее угроза осталась незавершенной. Эрик выглядел достаточно смущенным, чтобы убедить ее – он сделает так, как она говорит.

Однако стоило Брилл переключить внимание на переливание жидкого теста в форму, как Эрик тайком сунул палец обратно в глазурь, чтобы снова попробовать ее.

– Когда я соглашался составить вам здесь компанию, у меня создалось впечатление, что в соглашение входила ложка глазури.

– Но только после того, как мы польем пирог!

Эрик тяжело вздохнул и, оттолкнувшись от стола, прошелся по кухне.

– Если бы вы не сожгли предыдущий пирог, то уже давно полили бы его этой чертовой глазурью.

Брилл сморщила нос и сунула форму в духовку.

– Ну извините. Полагаю, вы можете добавить выпечку к списку вещей, которые я не умеют делать как следует. Раз уж теперь вы следите за процессом.

– Если бы я знал, что вы собираетесь впасть в истерику, я бы вообще никогда не задал этот вопрос.

Когда Брилл повернула голову в сторону Эрика, то увидела, как его рука вновь потянулась к глазури. Разозлившись, она резко выпрямилась, промаршировала через комнату и схватила чашку со стола.

– Да что с вами такое! Ведете себя хуже, чем Ария! – воскликнула она, стараясь, чтобы голос звучал недовольно, но вместо этого расхохоталась.

– Полагаю, я должен бы оскорбиться, однако ваша дочь – незаурядный ребенок. Поэтому я предпочитаю думать, что это был комплимент. – Эрик скрестил руки на груди; уголок его чувственного рта слегка изогнулся вверх.

Теперь он делал это куда чаще – поддразнивал ее и потом потешался над этим. Брилл не знала, радоваться этому или нет. Практика показывала, что сейчас он стал более приятным в общении – что само по себе было чудом. Но даже в самом благостном расположении духа у Эрика оставался острый ум и колючий язык: его язвительные реплики в большинстве случаев растирали Брилл в порошок. Тяжело спорить с человеком, у которого на все есть ответ.

– Поступайте как вам угодно, – обиделась Брилл и, покачав головой, поставила чашку с глазурью подальше от Эрика, с неудовольствием заметив на шоколадной пленке многочисленные следы пальцев. Брилл была уверена: если Эрику позволить, он слопал бы половину глазури. Он определенно был сладкоежкой.

– Вообще-то, я собирался вас кое о чем спросить, – заявил Эрик, не обращая внимания на ее раздраженный тон.

– О, и о чем же? – вздохнула Брилл и принялась обмахиваться желтой прихваткой, внезапно ощутив под его взглядом прилив странного жара.

– Имя вашей дочери, Ария, – откуда оно взялось? Довольно необычное. Это ведь не ирландское имя, верно?

Брилл почувствовала, как ее напряжение ослабевает.

– Боже мой, конечно, Ария – не ирландское имя. На самом деле ее полное имя – Арианна, но я добавила окончание, только чтобы сделать его более приемлемым. Мы называем ее так, лишь когда она провинилась.

– Так почему, в таком случае, вы решили дать ей столь нетрадиционное имя?

Улыбка озарила лицо Брилл, из серых глаз ушла холодная недоверчивость. На мгновение она забыла об осторожности.

– В тот день, когда она родилась, снаружи бушевала ужасная гроза. Я помню молнии, рвавшие небо на части, и гром, сотрясавший дом едва ли не до основания. Это был холодный, безрадостный день, но в тот миг, когда я впервые взяла ее на руки, все это исчезло. Гром, ливень, злость на свое одиночество – все растаяло, и я услышала разлившуюся в воздухе музыку. – Брилл закрыла глаза, слегка склонив голову набок, точно прислушиваясь к чему-то. – Я услышала музыку прекраснее любого небесного хора, сливающуюся в совершенной гармонии. Иногда, думая о том дне, я представляю, что это, должно быть, похоже на то, что Коннер испытывает каждый день – как будто музыка играет внутри тебя. Безмолвная симфония, которая звучит для тебя одного. Я не знаю, как музыканты могут выдержать это – живя со столь яростной энергией, выжигающей каждую ноту у них в голове. – Она помедлила, складывая руки на талии. – И поэтому я назвала ее Арией, что означает «мелодия».

Когда Брилл с удовлетворенным вздохом открыла глаза, то с удивлением увидела Эрика прямо перед собой. Тот перестал расхаживать по комнате и теперь стоял на расстоянии вытянутой руки. И на его лице застыло странное напряженное выражение.

– Вы самая эксцентричная женщина, какую я когда-либо встречал, – пробормотал он; меж его бровей пролегла складка, как будто Брилл была головоломкой, которую он пытался собрать; его глаза потемнели от смущения и еще какой-то неясной эмоции. Эрик еще немного придвинулся к ней, и Брилл вдруг испугалась, что он может протянуть руку и коснуться ее. Она не знала, что будет делать, если он прикоснется к ней. И все же застыла на месте.

Глаза Эрика обжигали, и образы в ее голове начали пробуждаться к жизни. В своем воображение Брилл видела себя в его объятиях, видела, как ее губы подаются под натиском его губ. Это ощущение его губ, скользящих по уголку ее рта, его щекочущее дыхание на ее шее на мгновение показались более живыми, чем прохлада кухонного стола под ладонью или запах выпечки в воздухе.

Кашлянув, Брилл шагнула в сторону от Эрика, испугавшись того, как на нее действует его близость. От движения фантазии упорхнули из ее головы, оставив после себя лишь слабость в коленях. Брилл медленно опустилась на стул, ужаснувшись столь неожиданно заполонившим ее откровенным мыслям. «Если он узнает, о чем я думала секунду назад…»

Этот мужчина был опасен. Более опасен, чем если бы вдруг выхватил нож и вонзил ей в грудь. Ее сердце было под угрозой, теперь Брилл была в этом уверена. Почему бы еще ей в голову могли прийти такие скандальные вещи? «Черт побери, Брилл, ты пообещала себе, что никогда не проявишь интерес к другому мужчине. Ты обещала!»

– Подумать только, вы побаловали меня такими приятными речами, – внезапно сказала она, разбивая напряженное молчание. Сарказм вызвал желаемый эффект – Эрик отвернулся, разорвав обвившиеся вокруг нее цепи своего взгляда. Брилл поразил скользнувший по его лицу и мгновенно исчезнувший проблеск замешательства. Что могло привести его в замешательство? Это ведь она неожиданно стала распутницей.

Освободившись от его взгляда, Брилл вздохнула с облегчением и прикрыла глаза. Одной рукой она потерла висок, стараясь облегчить растущее в нем давление. Эмоциональное возбуждение вызвало головную боль.

– Спасибо, что побыли со мной, пока я готовила пирог. Он скоро будет готов, так что если теперь вы хотите пойти и сделать что-нибудь еще, я не против.

Эрик помолчал несколько секунд, раздумывая, потом так же молча выдвинул стул и уселся.

– Не уверен, что в данный момент существуют другие неотложные дела, которым я должен уделить внимание. Так что я могу остаться тут.

Услышав это, Брилл не смогла удержаться от улыбки. Эрик был единственным человеком, кого она знала, который мог, говоря: «Я бы охотнее остался тут», выразиться столь высокомерно.

Позднее, вечером, Брилл осталась одна на кухне, внося в украшение пирога последние штрихи. Под конец тот вышел немного скособоченным, но она смогла замаскировать это при помощи глазури. В целом, она признала большой удачей, что для приготовления этого несчастного пирога потребовалось всего две попытки.

Брилл отошла от стола, чтобы обозреть цветную надпись, которую она только что с улыбкой закончила. По крайней мере, у нее всегда был красивый почерк. Он почти компенсировал странную форму самого пирога. Брилл оторвала взгляд от своей работы, когда в ее мысли внезапно вторглись звуки фортепианного дуэта.

Несомненно, это опять были Ария и Эрик. Он вот уже два часа пытался научить девочку нотной грамоте – после того как Брилл выгнала его из кухни. Попытка оказалась не слишком удачной. Хотя Ария и была талантлива от природы, ее не интересовали валяющиеся по дому листы с нотами. Даже с этого конца дома Брилл могла слышать детское хныканье в паузах между музыкой.

Усмехнувшись, Брилл воткнула в пирог четыре маленькие белые свечки, при этом представляя выражение лица Эрика. Он всегда был так мил с Арией, хотя Брилл знала, чего это иногда ему стоит. Она не встречала более вспыльчивого мужчины, но при этом никогда не слышала, чтобы он повысил голос на ее дочь. Таившаяся в нем доброта всегда застигала ее врасплох.

Брилл зажгла свечи, повернулась и крикнула в коридор:

– Приглашаю всех в столовую! Время отведать пирога! – При этих словах музыка прервалась на середине; последовавшую за этим тишину нарушил раздавшийся в коридоре топот маленьких ножек. Взяв пирог, Брилл развернулась и осторожно направилась в переднюю часть дома.

Она пинком распахнула дверь столовой и вошла внутрь. Ария вертелась на стуле, что стоял во главе стола, ее серые глаза сияли восторгом. Эрик, скрестив руки, стоял у окна, его взгляд был внимателен, несмотря на замкнутую позу. По его напряженности Брилл могла сказать, что он не уверен в том, что последует дальше. «Неужели он на самом деле никогда не праздновал день рождения? Какой ужас. Какая семья может не праздновать дни рождения?»

Стоя здесь и улыбаясь своей дочери, Брилл вдруг поняла, что в ней разгорается ярость на семью Эрика. Мысль о ребенке, растущем без простых радостей, которые она всегда полагала само собой разумеющимися, приводила в бешенство.

Жестко подавив приступ гнева, Брилл шагнула к столу. Намеренно улыбнувшись еще шире, она выдержала паузу перед тем, как водрузить пирог на стол.

– Эрик, вы собираетесь есть стоя? Прошу, садитесь.

Эрик, будто только и ждал каких-нибудь указаний, быстро отодвинул стул и сел справа от Арии. Медленно выдохнув, Брилл расслабилась и придвинула пирог поближе к дочери, погладила ее иссиня-черные волосы, затем наклонилась и поцеловала ее в макушку.

– С Днем Рождения, любовь моя. Пусть твой следующий год будет лучше предыдущего.

Брилл подняла глаза, когда Эрик внезапно резко втянул воздух. Теперь его взгляд был прикован к пирогу – в частности, к надписи на нем.

«С Днем Рождения, Ария и Эрик», – гласила та.

Брилл некоторое время колебалась, включать второе имя или нет, но стремление как-то вовлечь Эрика в празднование победило в споре. Отчего-то она чувствовала, что так было правильнее. Однако сейчас она не была так уж уверена, что это хорошая идея. Выражение лица Эрика вдруг стало нечитаемым. В этот момент Брилл ощутила себя наивным ребенком.

– Пожалуйста, не поймите неправильно, – начала она неуверенно. – Просто я подумала, что никто не должен прожить жизнь, так и не получив пирог на день рождения. Полагаю, это было глупо.

Услышав ее слова, Эрик перевел взгляд на нее – во влажной синеве его глаз отразилось пламя свечей. Отразилось в выступивших слезах потрясения.

– Нет, – прохрипел он и откашлялся. – Это вовсе не глупо.

Ария, почувствовав страдание своего учителя, мгновенно успокоилась и потянулась через стол, чтобы похлопать Эрика по лежащей на столе руке. Тот посмотрел на девочку, затем снова на Брилл, но не смог вымолвить ни слова. Брилл стояла за столом напротив них, отчаянно желая присоединиться к дочери в утешении Эрика, и медленно комкала руками юбки, поскольку решила во что бы то ни стало оставаться на месте. Она не могла рисковать и подойти к нему поближе, не могла рисковать и прикоснуться к нему, даже если в ее мыслях было лишь желание помочь.

Прикусив от волнения нижнюю губу, Брилл молча смотрела, как Эрик старается овладеть собой. Она не представляла, что он может так отреагировать на простой праздничный пирог. Перед ней медленно вырисовывалась картина того, на что была похожа его прежняя жизнь. И чем больше она узнавала о нем, тем сильнее злилась на людей, которые должны были о нем заботиться. Никто не заслуживает, чтобы с ним обращались так, как, должно быть, обращались с ним.

– Ария, придвинься ближе и задуй свечи, пока они не растеклись по всей глазури, – тихо произнесла Брилл, желая отвлечь внимание от Эрика. Она знала, что он будет ужасно смущен столь явной демонстрацией чувств, если они так и будут на него пялиться.

Тотчас отвлекшись, Ария отвернулась от учителя и переключилась на новую задачу: надула пухлые щечки, задула все четыре свечки за один присест и, удовлетворенно улыбнувшись, хихикнула в кулачок.

– Пирог? – завопила она.

– Конечно. Мы все попробуем пирог, – ответила Брилл, с радостью заметив, как уголок рта Эрика изогнула тень улыбки. – Но, может, сначала мы откроем подарки?

Ария счастливо захлопала в ладоши, соглашаясь.

– Подарки!

Тогда Брилл повернулась и достала из ближайшего шкафа упакованный в бумагу сверток.

– Но я должна тебя предупредить – в этом году он может тебя немного разочаровать.

При этих словах Ария замерла на миг, перестав разрывать обертку и выпятив нижнюю губу. Она медленно сняла коричневую бумагу и со вздохом открыла коробку. Брилл улыбнулась, когда на лице дочери выражение разочарования мгновенно сменилось потрясением и восторгом. Открыв рот, Ария вытащила из коробки розовощекую фарфоровую куклу. Посмотрев на мать, она прижала изящную куклу к груди.

– Она может тебя немного разочаровать, потому что ты хотела другую, – проговорила Брилл, потрепав дочку по голове. – Но кто-то уже купил ее, когда я пришла в магазин. Ты сильно разочарована?

Ария помотала головой, улыбаясь и сильнее прижимая куклу к себе.

– Вижу, не сильно, – заметила Брилл, отвечая дочери улыбкой на улыбку. Когда Брилл перевела взгляд на Эрика, ее улыбка слегка увяла. – Я не заглядывала так далеко вперед, чтобы купить что-нибудь вам, Эрик.

Тот немедленно развеял ее сожаления.

– Вы уже сделали более чем достаточно.

– И все же, какой день рождения без подарков? – нахмурившись, парировала Брилл. Внезапная мысль озарила ее лицо. Она завела руки назад, расстегнула замок серебряной цепочки и сняла ее с шеи, вытащив серебряный медальон, прятавшийся под шнуровкой ее корсажа. Еще раз улыбнувшись, Брилл обошла стол и остановилась возле стула Эрика, взяла его руку и вложила медальон в его раскрытую ладонь.

– Я не могу принять это! – воскликнул он, пытаясь вернуть ей подвеску. – Вы хотите, чтобы я носил женское украшение?

– Не будьте смешным. Это не женское украшение. У моего брата точно такой же. Это образ Святого Иуды. – Заметив непонимающий взгляд Эрика, Брилл закатила глаза. – Святой Иуда – заступник в безнадежных делах. – При этих словах ее лицо озарила коварная улыбка. – Возможно, он сможет сделать для вас что-нибудь хорошее.

Эрик улыбнулся этой шутке и сжал пальцы вокруг медальона, по-прежнему стараясь встретиться с ней взглядом.

– Я не верю в эти вещи. Бог, святые и тому подобное…

Брилл прервала поток его мыслей, положив руку на его сжатый кулак.

– Вы не обязаны. Вера приходит в разных формах, неважно, от Бога это или просто счастливый талисман. По крайней мере, может, Святой Иуда будет вашим счастливым талисманом. – Когда Эрик начал хмуриться, она отпустила его руку, опять чувствуя себя ребенком под его мрачным взглядом. Посмотрев на дочку, которая все еще счастливо улыбалась своей новой кукле, Брилл неожиданно сменила тему. – Думаю, сейчас самое время для пирога.

Взяв нож, она пододвинула пирог поближе и начала нарезать его толстыми ломтями. Брилл аккуратно отрезала три куска и разложила их по тарелкам, потом быстро схватила вилки и раздала их, стараясь не облизывать пальцы, пока держит столовое серебро.

Наконец, отодвинув стул, Брилл уселась напротив Эрика, взяла свою вилку и отломила кусочек, не зная, что еще сказать, чтобы заполнить молчание. Обычно это делала Ария с ее склонностью к болтовне, но сегодня вечером малышка была до странности тихой. На самом деле она была такой тихой, что через некоторое время Брилл это заинтересовало.

– Ария, ты хорошо себя чувствуешь? – Та улыбнулась и кивнула, засовывая в рот очередной кусок пирога. – Ну, раз уж ты так уверена, значит, с тобой все в порядке, – согласилась Брилл, постукивая вилкой по тарелке.

Она заметила взгляды, которыми обменялись Ария и Эрик перед тем, как вернуться к пирогу, – словно у них был какой-то общий секрет. Стук вилки о фарфор стал громче, пока Брилл пыталась угадать, что же она пропустила.

– Ладно, вы двое, скажите мне, что происходит?

– Ничего не происходит. Но я полагаю, ваша дочь хочет вам кое-что сказать, – ответил Эрик, нарочно продолжая смотреть в свою тарелку.

В полном замешательстве Брилл поглядела на Арию.