Текст книги "Незримый гений (СИ)"

Автор книги: Kay Blue Eyes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 67 страниц)

========== Пролог ==========

Был поздний вечер в самом сердце города. Солнце давно уже скрылось за раскинувшимся горизонтом, исчезавшим в удушливой дымке, которая затянула небо на еще одну короткую ночь. Плотный зловещий туман поднимался вверх от Сены, медленно проползая по улочкам и покрывая камни мостовой скользкой блестящей влагой. Угрюмые тени людей в темной одежде торопливо сновали между скудными кружками света, исходящего от уличных ламп и с трудом разгоняющего мрак ночи.

Угнездившиеся между неокрашенными, покрытыми трещинами зданиями квартала яркие маячки света исходили от оборванных и пестрых шатров маленькой цыганской ярмарки. На первый взгляд теплый свет, проникавший сквозь цветные стены шатров, производил впечатление радушия и веселья, но после нескольких секунд наблюдения безупречный образ рассеивался. Колода раскрашенных карт и богато украшенные шатры несли на себе явные признаки изношенности: краски потускнели от времени, а толстая непромокаемая ткань шатров была оборвана и погрызена крысами. Острый запах жарящегося на костре мяса смешивался с густым отвратительным зловонием гниющего мусора и грязи.

Такие же кричаще одетые и оборванные, как и их лагерь, цыгане сидели в своих палатках; их темные глаза обшаривали толпу в постоянных поисках возможной наживы. Но один человек и один изорванный желтый шатер выделялись среди прочих. Мужчина был высок, на целых шесть дюймов возвышаясь над головами своих товарищей. Уголки его широкого тонкогубого рта были постоянно опущены в вечно насупленной гримасе, а глаза выражали не только алчность, как у его компаньонов, но и бритвенно-острую жестокость. Мужчина стоял перед своим несчастным скособоченным шатром, скрестив на груди мускулистые руки, и сверкал глумливой улыбкой, зазывая проходящую толпу.

– Заходите, люди добрые! – ревел он. – Заходите – и вы увидите ужасающее представление! Нечто столь уникальное, столь невообразимое, чего вам не покажут больше нигде в мире! Один раз в жизни! – понизив голос до заговорщицкого шепота, он обратился к маленькой группе совсем юных девушек – Прошу, леди. Зайдите посмотреть на Дитя Дьявола!

Девушки неуверенно остановились, уставившись на диковатого цыгана со смесью любопытства и страха. Переговариваясь, они старались заглянуть за его гигантскую тушу. Теребя кончик белой ленточки в волосах, одна из девушек наконец улыбнулась и шагнула вперед.

– Хорошо… Я хочу это увидеть! – смело провозгласила она.

Ее вытянутые вперед носки подчеркивали легкую выворотность характерной походки балерины. Девушка оглянулась через плечо на своих товарок.

– Ну?! – требовательно позвала она, приглашая их за собой.

Остальные медленно двинулись вперед, с опаской следуя за заводилой. Задержавшись на мгновение снаружи, молодая девушка с красивыми рыжеватыми волосами стиснула пальцами край своего плаща. Она смерила цыгана и шатер неодобрительным взглядом, затем тяжело вздохнула и шагнула за откидное полотнище входа. Часто моргая в полумраке шатра, девушка протолкнулась поближе к первому ряду толпы.

Огромная зарешеченная железная клетка возвышалась на платформе посреди шатра. Помещение наполняла затхлая вонь перепревшей соломы, из-за чего большинство девушек с отвращением зажало носы. Игнорируя запах, рыжеволосая девушка решительно развернулась и взглянула на цыгана, который зашел в шатер, сжимая в руке небольшой стек. Приблизившись к боковой стенке клетки, мужчина нащупал ржавый замок и распахнул маленькую дверцу. Войдя в клетку, он нагнулся и ткнул стеком неподвижный комок на полу. Когда цыган прекратил свои тычки и осыпал лежащую ничком фигуру ужасными ударами кнута, та издала слабый стон. Толпа шумно подавилась вдохом, осознав, что фигура на полу принадлежит человеку, а не животному.

Разинув рот от внезапно нахлынувшего ужаса, рыжеволосая девушка двинулась вперед и ухватилась за прутья клетки. Вглядевшись, она поймала жгучий блеск пары глаз, пристально глядящих на нее из темноты. Комок на полу медленно принял вертикальное положение, оказавшись мальчиком примерно тринадцати лет от роду. Опершись на тонкую, как палочка, руку, мальчик поднял другую чумазую руку, чтобы поправить мешок, покрывающий его голову, дабы дырки для глаз оказались посреди лица. Тяжело дыша и прижимая к себе маленькую серую игрушечную обезьянку, он обвел людей, сгрудившихся вокруг клетки, взглядом, выражавшим усталую покорность.

Словно по сигналу, цыган протянул руку и сграбастал грубую маску мальчика. Тот издал слабый крик и начал вырываться из хватки своего тюремщика, но вскоре полностью обессилел. Снова избив мальчика, мужчина зловеще загоготал.

– А теперь приготовьтесь к ужасающему появлению Дитя Дьявола! – объявил он, одновременно театральным жестом сдергивая маску.

Крики прорезали его разум подобно тому, как раскаленная пуля пронзает плоть, оставляя за собой кровь, боль и разрушение. Хотя реакция толпы была ожидаемой, возможно, даже объяснимой, мальчик не мог остановить сотрясающую его тело дрожь страха. Погрузившись в себя, как он часто делал, когда окружающий мир становился невыносимо ужасным, мальчик вместо этого вызвал из памяти все хранившиеся там прекрасные грезы.

Воображая блеск шелкового шейного платка, оборку синего хлопкового платья, смутно запомнившуюся улыбку, он перебирал те немногие воспоминания о красоте, которыми владел. Теми же воспоминаниями он грезил и минуту назад. Он старался хоть на мгновение удержать большинство фантазий в фокусе. Картины, которые, как он знал, были когда-то такими ясными, теперь отказывались превращаться в нечто большее, нежели смутные образы. Казалось, он каждый день терял большую часть своих грез и воспоминаний в окружающей его неумолимой безысходности. Когда это случалось, он с трудом мог вспомнить времена до цыган. Оплакивая потерю, мальчик оставил эти попытки и довольствовался картинами, которые еще могли представать перед его мысленным взором. Полностью поглощенный фантазией, он едва чувствовал укусы цыганского кнута на своих плечах.

Только когда мужчина выхватил из рук мальчика его единственное имущество, тот наконец открыл глаза, с тяжелым сердцем возвращаясь в реальность. Мечта о ленточках и улыбках улетучилась, едва он заметил злобный взгляд своего тюремщика.

– Маленькое чудовище! Пытаешься пустить меня по миру? Они все разбежались, потому что ты вынуждаешь бить тебя слишком сильно!! В следующий раз будь посговорчивее или я придушу тебя! – взглянув на игрушку в своей руке, цыган медленно расплылся в гнусной улыбке. – Но, кажется, тогда я могу никогда на тебе не заработать. Думаю, пришло время преподать тебе небольшой урок реальной жизни. – Подняв игрушечную обезьянку, цыган обхватил своими ручищами ее голову и принялся откручивать, явно намереваясь порвать обезьянку в клочья.

Мальчик смотрел, как цыган разрывает игрушку на части, и в его маленьком теле вскипала ослепляющая ярость. Кровавая пелена застлала ему глаза, он вскочил на ноги, и в его руке как по мановению волшебной палочки возник короткий отрезок веревки. Он оскалился, все осознанные мысли внезапно исчезли, сметенные алым водоворотом давно сдерживаемого гнева.

Снова обретя способность мыслить ясно, мальчик обнаружил себя стоящим над мертвым телом своего давнего тюремщика. Наклонившись, он бесшумно поднял растерзанную игрушку и грубую маску. После водворения маски на место, сердце мальчика пустилось вскачь – он увидел веревку, обмотанную вокруг шеи цыгана. Он не сожалел о смерти старика – на самом деле он упивался свободой, которая разливалась по венам, – но страшился, что его могут обнаружить, страшился неминуемой кары.

Тихое «ах» снаружи клетки заставило его резко вскинуть голову. Рыжеволосая девушка, на несколько лет старше его, стояла за решеткой, ее глаза перебегали с мертвеца на ноги мальчика. Оцепенев от ужаса, он ждал ее крика, который возвестит всем о его преступлении. Когда вместо этого она бросилась вперед и предложила свою руку, он не знал, что делать.

– Быстро идем со мной, или они тебя арестуют! – украдкой шепнула она, схватив его за руку и вытащив из клетки.

Убегая с девушкой через заднюю стенку шатра, он услышал нарастающий за спиной крик обнаружившего страшную находку. Они мчались по улицам Парижа, пока ноги мальчика не начали гореть от усталости, а легкие не взбунтовались, отказываясь пропускать воздух. Наконец девушка замедлила шаг и потянула его в сторону высокого здания. Открыв воротца, она втолкнула его в темнеющее за ними отверстие.

– Не бойся, – прошептала она. – Это верхние подвалы оперного театра. Мы храним тут старый реквизит. Ты можешь оставаться столько, сколько тебе нужно, но никто не должен знать, что ты здесь. Никто не должен знать, что я привела тебя сюда. Ты… Ты должен быть словно призрак, иначе не будешь в безопасности.

Посмотрев на окружающие его вещи, Эрик протянул руку и осторожно провел пальцами по рулону бракованного малинового шелка. Глубоко вздохнув от ощущения ткани под подушечками, он закрыл глаза. Нечто внутри него, что так долго оставалось сломленным, менялось и, кажется, вставало на свое законное место. Он почувствовал, что наконец-то нашел место, где мог бы остаться.

– Призрак? – повторил он мечтательно. – Да… Это было бы здорово.

Вдруг неясно вырисовывающиеся стены и темнеющие кустки декораций задрожали и начали пьяно кружиться. Раздробившаяся на миллион осколков тьма расползалась по швам. Ловя ртом воздух, молодая женщина резко проснулась, ее взгляд заметался по тускло освещенной спальне. Приложив трясущуюся руку ко лбу, она сосредоточилась на том, чтобы унять отчаянно колотящееся сердце; воспоминания о сне замерцали и потускнели.

– Проклятье. Только не опять…

========== Глава 1: Слово предостережения ==========

Париж, 1881 год

На заднем плане монотонно тикали часы. Брилл Донован стоически сидела в кабинете директоров Опера Популер, успешно скрывая за внешним спокойствием теснящееся в груди нетерпение. Одетая в скромное черное платье с высоким воротом, наглухо застегнутым под подбородком, молодая ирландка казалась олицетворением благоразумия и выглядела старше своих двадцати пяти лет. По моде сдвинутая набок черная бархатная шляпка намеренно скрывала до странного белые волосы, стянутые на затылке в строгий пучок. Завершали скромный наряд необычные очки с затемненными стеклами, примостившиеся у девушки на носу, которые защищали ее дымчатые глаза от льющегося сквозь ближайшее окно солнечного света.

Брилл вздохнула и бросила взгляд на часы. Директора, с которыми ей не удалось встретиться, заставили ее прождать уже около часа, а она, несмотря на невозмутимый вид, не отличалась терпением. Ей, привыкшей к решительным действиям и быстрым результатам, было чертовски тяжело просто ждать, сидеть и ничего не делать.

«Надо было настоять на встрече. Какая глупость, что я этого не сделала», – подумала Брилл, беспокойно ерзая в большом кожаном кресле, но так и не сумев устроиться с комфортом из-за впивающегося в ребра корсета из китового уса.

Брилл снова вздохнула. Тщательно взлелеянная ею маска невозмутимости трещала по швам. Чтобы скоротать время, она перечислила про себя всю работу, которая ждала ее дома, но это занятие лишь еще больше ее разозлило. «Сначала я должна разобрать свой треклятый рабочий стол. Сейчас он выглядит так, будто по нему пронесся ураган. Затем, конечно же, я должна вычистить коровник и повесить белье сушиться. Господи, почему в сутках так мало часов. Ох, даже думать не хочу об этом!»

Сама мысль об ожидающей работе по хозяйству посылала вдоль ее позвоночника дрожь ужаса. Не секрет, что она была беспомощна, когда дело касалось домашних дел. Хотя Брилл усердно трудилась, чтобы доказать себе обратное, она знала, что никогда не добьется того состояния кухни, которое отвечало бы требованиям, предъявляемым женскому полу. Еще более раздраженная, чем раньше, Брилл медленно начала постукивать ногтями по подлокотнику, добавляя новый ритм к тиканью секундной стрелки на циферблате.

«Что я вообще тут делаю? – спросила она себя, озабоченно наморщив лоб. – Разумеется, это глупость».

Она вновь вздохнула, в сотый раз переведя взгляд дымчато-серых глаз на часы и отметив, что прошло еще пять минут. Брилл раздраженно поджала губы. Она уже изнемогала, нетерпеливое ожидание выхолодилось в гнев, превративший ее глаза в блистающие кусочки льда.

«Ну право же, чего еще можно было ждать? Конечно, я должна была вечность просидеть в этом пыльном кабинете. Эти люди театра известны в основном безответственностью и непрактичностью, – брюзжала она про себя, пытаясь занять ум чем угодно, кроме причины своего спонтанного визита в здание Оперы. Куда легче иметь дело с гневом, чем с тревогой, которая ворочалась в ее внутренностях. – Я должна идти…»

И все же Брилл оставалась на месте, потому что вопреки своим естественным сомнениям пришла этим утром в Оперу с одной-единственной целью – поговорить с управляющими театра. Эта утренняя поездка из ее дома в окрестностях Парижа, была, в лучшем случае, импульсивной, но Брилл не смогла больше оставаться в стороне. Она знала, что имеющаяся у нее информация жизненно важна; она сказала об этом секретарю директоров сразу по прибытии. Но, несмотря на это, ей приходится ждать в одном из захламленных директорских кабинетов, как какому-нибудь уличному оборванцу.

Покручивая золотое обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки, она тихо препиралась сама с собой: «Конечно, не имеет значения, если я просто уйду. В конце концов, я могу ошибаться. Это все может оказаться лишь тратой времени. Я определенно могла ошибиться… Но… с другой стороны… что, если я не ошиблась?»

Покачав головой от отвращения к собственной нерешительности, Брилл наконец встала, быстро схватив свою сумочку и зимний плащ. Широким жестом она накинула плащ на голову и позволила ему опуститься на плечи. Она двинулась прямиком к двери, на ходу застегивая плащ и почти не глядя, куда идет, отвлекшись на борьбу с застежкой. В этот момент дверь распахнулась, едва не ударив ее по голове.

Человек, вошедший в комнату, слегка задохнулся от удивления, увидев девушку, и поспешно подхватил ее под локоть, когда та отшатнулась.

– Прошу прощения, мадемуазель, – торопливо проговорил седоволосый мужчина, одарив ее быстрой тревожной улыбкой, затем отпустил и повернулся, чтобы закрыть дверь. – Извините за задержку. Так много… вопросов возникает, когда управляешь Оперой. Я месье Андре, один из директоров, – заявил он, садясь за огромный стол красного дерева, который загромождал маленькую комнатку. Его глаза, хотя и казались напряженными от непонятного волнения, быстро скользнули по фигуре Брилл, мгновенно оценив стиль и покрой платья перед тем, как подняться к лицу. Удостоверившись, что перед ним добропорядочная леди, он открыл рот, чтобы заговорить, но запнулся, уставившись на поразивший его цвет ее волос.

Брилл только кивнула, принимая извинения, и чопорно вернулась на место, нарочно игнорируя его вульгарнейшим образом вытаращенные глаза. Она привыкла к изумленным взглядам. Люди просто не могли постичь, как столь юное лицо могут обрамлять белоснежные волосы, которые более пристали старухе, так же, как и не могли принять дымчато-палевый цвет ее глаз. Ее внешность всегда вызывала некоторую неловкость, куда бы она не пошла. Она была диковинкой, но смирилась с этим и продолжала жить, не позволяя чему-то столь тривиальному, как внешность, нарушать свой жизненный уклад. Были вещи куда поважнее. Вроде попытки точно определится с тем, что она собирается сказать сейчас, когда все пути к отступлению отрезаны.

Плотно зажав сумочку между колен, Брилл сосредоточила взгляд на полу, ее мысли неслись вскачь, не зная, на чем остановиться. Удерживая на лице нейтральное, спокойное выражение, она отчаянно пыталась вспомнить речь, подготовленную по пути в Оперу. Брилл надеялась, что в ее силах составить несколько предложений, чтобы сообщить известную ей информацию и не выглядеть при этом законченной лунатичкой. Но теперь, когда она столкнулась с необходимостью на самом деле повторить это вслух, все слова вылетели из головы.

– Месье Андре. Меня зовут Брилл Донован, – начала она осторожно; ее французский был приправлен очаровательным ирландским акцентом.

Тот кивнул, по-видимому, смутно припоминая ее фамилию. В кругу его знакомств имена элиты упоминали чуть ли не в каждом разговоре. Поэтому неудивительно, что он признал фамилию Донован как принадлежащую иностранцам и богачам. Андре поднял свои усталые, тревожные глаза, зафиксировав заискивающе-внимательный взгляд прямо на лице Брилл; его интерес к ее внешности задевал. Брилл тоже задумчиво подняла свои большие глаза и встретилась с ним взглядом. Понимание того, что сейчас она завладела его вниманием, вернуло ей часть утраченной уверенности.

– Я знаю, моя просьба о встрече с вами может выглядеть немного необычно и показаться слишком поспешной, но я должна сказать вам кое-что очень важное, – заявила Брилл, надеясь, что голос не выдал ее неуверенность.

Андре секунду смотрел на нее в замешательстве, явно пытаясь предугадать причины, которые она собирается раскрыть. Он нахмурился еще сильнее, но оставался нем, будто приглашая ее продолжать. Брилл прочистила горло и сделала успокаивающий вдох. «Не могу поверить, что собираюсь попробовать сказать ему это. Господи, мне повезет, если он не вызовет власти. В смысле… это звучит безумно даже для меня, а я – та, кто скажет это! Но кто-то должен предупредить его. Мне просто не повезло, что этим кем-то должна быть я».

Брилл расправила плечи и набрала в грудь воздуха:

– Месье, я должна предупредить вас. Я склонна верить, что этот оперный театр в большой опасности. Беда неминуема. Вы должны быстро что-нибудь сделать, или люди будут уби…

Пока она продиралась сквозь частично припомненную речь, Андре постепенно мрачнел. Вежливая мина, которую он нацепил ранее, сползла, лицо побелело от ярости, подчеркнув темные круги под глазами. Вскочив на ноги, Андре мгновенно обогнул массивный стол, схватил Брилл за миниатюрное запястье и без малейшего колебания вздернул на ноги.

– Кто велел вам это сказать? – прошипел он, оглядывая комнату; его глаза раздраженно обшаривали каждый затененный угол. Хорошенько встряхнув Брилл, Андре потребовал ответа: – Кто?!

Та уставилась на него, разинув рот, шокированная его вспышкой настолько, что потеряла дар речи. Не привыкшая к иному обращению, нежели надлежащее уважение, оказываемое ее полу, Брилл застыла в его хватке; пятна румянца окрасили ее бледные щеки. Момент напряженной тишины длился, пока ее шок не превратился в острое негодование, а затем в гнев. В ее глазах сверкнула ярость, сделав их темными и тяжелыми, как речные камни, но лицо застыло маской ледяного спокойствия. Брилл мысленно нацепила тяжелую броню и приготовилась к битве. Она медленно отцепила пальцы Андре от своего запястья, отбросив его руку в сторону.

– Я пришла по своей воле, месье. Никто не посылал меня передать вам столь безрадостные новости. Мне не доставляет никакого удовольствия находиться здесь, но я была вынуждена прийти. – Брилл сделала паузу, пристально посмотрев на Андре с неподобающей леди прямотой. – Но я вижу, что мое предупреждение излишне, поскольку вы уже испытываете некоторое волнение, если выражение вашего лица может служить тому свидетельством. Что должно было здесь произойти, чтобы побудить вас применить силу?

Брилл не могла не заметить бледный цвет лица директора, почти лишившегося красок от ее вопроса. Андре скрестил руки в защитном жесте, полностью игнорируя ее вопрос.

– Откуда у вас эта информация? – спросил он; его гнев выгорел до чего-то, похожего на панику.

Брилл надеялась пропустить этот маленький эпизод, надеялась, что он не задаст этот конкретный вопрос. Потерев запястья, которые директор сжимал несколько секунд назад, она тянула время. «Вот оно. Он подумает, что я сумасшедшая. Мне точно не стоило приходить…»

– Месье, я не сомневаюсь, что это прозвучит безумно. Не могу сказать точно, почему знаю это, но должна уверить вас, что я просто знаю, что здесь случится что-то ужасное. – Так как Андре продолжал смотреть на нее, Брилл добавила с неудовольствием: – Время от времени… я вижу сны, показывающие события, которые только должны произойти. – Внутренне сжавшись от того, как нелепо, даже в ее глазах, прозвучали эти слова, Брилл ждала реакции Андре на свое откровение.

Перед тем как заговорить, директор с присвистом вздохнул и привел в порядок свой пиджак. Паника, которую поначалу вызвали ее слова, быстро пошла на убыль, сменяясь тем, что можно было описать только как радость и облегчение.

– О? И когда вы видели этот сон? – спросил он.

Слегка испуганная его довольно хладнокровным ответом, Брилл помедлила.

– Ох… ну, он мне снится постоянно. Я видела его всю последнюю неделю или около того…

Кивнув головой, словно он внимательно слушал, Андре прервал ее:

– И что именно вам снилось? Какой злой рок нас поджидает?

Чувствуя, как румянец разливается по щекам, Брилл покачала головой:

– Обычно после пробуждения я не могу вспомнить подробности, но я…

– Мадам, – вздохнул Андре, и в его голосе проскользнули покровительственные нотки, – довольно игр. Вы не можете рассказать подробности, потому что эта история просто плод вашего воображения. – Сделав паузу, Андре поправил свой пиджак более тщательно.

– Месье, я клянусь, что не лгу вам. Мои опасения небеспочвенны! – возразила Брилл, несмотря на то, что неверие директора ранило ее гордость.

Жестом призвав ее к молчанию, Андре продолжил, будто она и не говорила:

– Я уважаю вашу фамилию, но для меня очевидно, что ваши родители недостаточно держали вас в узде. Я знаю, что некоторые домохозяйки из среднего класса развлекаются подобными воображаемыми вещами. Но я никак не ожидал такого от женщины, связанной с семьей Донован. Ваш муж знает, что вы здесь?

Брилл напряглась от его слов, ее руки будто сами собой сжались в кулаки.

– Месье, я не замужем. Я…

Прервав ее, Андре со смехом добавил:

– Ах… Жаль, что у такой привлекательной девушки, как вы, нет мужа. Неудивительно, что вы даете волю своему воображению.

Брилл с силой сжала челюсти, застыв от ярости, вызванной столь бестактной речью.

– Мой муж умер четыре года назад, месье, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Он был офицером. Пуля оборвала его жизнь прежде, чем он исполнил свой долг. Я не замужем, потому что я вдова.

Андре умолк, на его лице на мгновение отразилась жалость, но потом он вновь вернулся к прерванному разговору:

– Я благодарен вам за беспокойство, но оперный театр в полной безопасности, уверяю вас. Ваше… ощущение неверно. Скоро мы избавимся от всех привидений, которые преследуют это место. – Он улыбнулся последней мысли. – В вашем предупреждении нет необходимости. Думаю, вы можете обсудить это с подругами. Уверен, они оценят ваши пророчества.

Брилл задохнулась, возмущенная этим неприкрытым отказом, однако прежде чем она смогла выдавить протест, директор вывел ее из кабинета, твердой рукой подталкивая в спину. Уже в коридоре Андре удостоил ее кивка и развернулся, захлопывая дверь перед ее носом. Брилл осталась снаружи, ее дымчатые глаза сверкнули сталью.

– Вы не знаете, что делаете, месье! Вы ошибаетесь, веря в свою безопасность! – воскликнула она, ее акцент от гнева стал более заметен.

Резко выдохнув, Брилл прислушалась к своим последним словам, пугающе повисшим в прохладном воздухе облицованного камнем коридора. Отойдя от двери, она скрестила руки на груди; вдоль ее позвоночника пробежал холодок. Видимо, нервозность Андре подействовала и на нее, потому что Брилл неожиданно явственно ощутила, что за ней наблюдают. Окинув взглядом пустынный коридор, она заколебалась на мгновение, а затем медленно повернулась и направилась к выходу из театра.

– Не то чтобы я ожидала чего-то другого, – прошептала она себе. – Кто в здравом уме поверил бы подобной истории от какой-то странной женщины, которая забрела с улицы? Я бы, например, не поверила… будь я на их месте.

Достав пару зимних перчаток из сумочки, Брилл прикусила нижнюю губу; грызущее чувство абсолютного смятения на время заставило ее забыть, почему она вообще дала себе труд приехать сюда. «Не думала, что он может выставить меня так скоро. О, боже… как унизительно».

Перед входной дверью Брилл помедлила, оглянувшись через плечо на массивную мраморную лестницу, обрамляющую фойе. Он медленно окинула взглядом тени, устилающие пустынный холл, и ее захлестнули тревога и неуверенность, которые она испытывала последние несколько дней. То же ощущение страха, что отравляло ее сны, поднималось в горле, почти перекрыв дыхание. Взгляд Брилл смягчился, потеряв холодную остроту гнева, когда тревога взяла верх; она сжала кулаки в предчувствии надвигающегося ужаса.

– Дураки… – выдохнула Брилл. – Скоро их мир рухнет им на головы, а они еще даже не знают об этом.

Прикусив нижнюю губу, Брилл отвернулась от роскоши здания Оперы и шагнула в залитый солнечным светом холодный зимний день, зная, что больше ничего не может сделать, чтобы убедить остальных в том, что ей известно. Поправив на носу свои темные очки, она заторопилась по холодному воздуху и быстро влезла в неказистый черный экипаж, ожидавший на обочине.

Мужчина, окутанный тенями, наблюдал, как одетая в черное фигура Брилл исчезает за дверями в зимнем дне. Он подслушал интересную маленькую сценку, произошедшую между его слабоумным директором и этой странной девушкой.

«Так они намереваются вскоре избавиться от меня? – подумал он, и дикая ухмылка раздвинула его губы, обнажая ряд безупречно ровных белых зубов. – Какая нелепость…»

Мужчина пристально смотрел в никуда, потерявшись в вихре собственных мыслей, и его поразительно синие глаза сияли с пугающей силой. Вскоре воплотится в жизнь план, призванный наконец-то подтвердить его право на ту, что уже ему принадлежит. Вечер премьеры «Дон Жуана», его оперы, был назначен на конец недели. «Они думают, что такие умные. Пробуют перехитрить хитреца. Но мне известна их игра».

Его ухмылка стала шире, исказив левую сторону лица в гротескном выражении, граничащем с безумием; другая половина кривой гримасы осталась скрытой под гладкой белой маской, покрывающей половину его лица. Эффект от бесстрастной фарфоровой стороны бок о бок со столь темной яростью был тревожным, лишь подчеркивая неуравновешенность и отчаяние человека под маской.

Подняв руку, чтобы поправить маску привычным до автоматизма жестом, таинственный мужчина продолжал невидящим взором оглядывать парадный вход театра. Он медленно вдохнул, пытаясь на краткий миг обуздать метание мыслей.

Его ухмылка поблекла, а лицо стало опустошенным, как у человека, которому слишком хорошо знакомо отчаяние. На секунду его разум успокоился, а гнев утих, оставив после себя зияющую пропасть тоски и печали, способной накрыть все вокруг. Его пронзило острое жало отвергнутой любви, и пропасть разверзлась шире, грозя окончательно поглотить его и ввергнуть во тьму. «Она не желает меня. Наверное, и никогда не желала. Все это время я любил ее, но… но она не желает меня».

Скривившись, будто угнездившаяся в нем боль превратилась в живое существо, мужчина сбросил тонкую пленку спокойствия и рассудительности, вновь укутавшись спасительным огнем всепожирающей ярости. Пока разум мужчины ворошил осколки его разбитого сердца, он сосредоточился на последней фразе незнакомки. Повторяя их снова и снова, чтобы не думать ни о чем другом, очищая мысли, чтобы только лишь ее слова бесконечно отдавались в его черепе. «Скоро их мир рухнет им на головы».

«Рухнет им на головы… на головы… Да… Да, это можно устроить». И когда мужчина тихо произнес эти слова, ужасная идея завладела его разгоряченным разумом.

Он взглянул вверх, прямо туда, где в соседней комнате висела фантастическая люстра, ухмылка превратилась в зловещую улыбку. Придумав финальный аккорд, придавший его плану окончательный вид, мужчина развернулся на каблуках и крадучись направился по боковому коридору. Взмахнув своим безукоризненно сшитым черным плащом, Призрак Оперы исчез в тенях.

========== Глава 2: Скрытая угроза ==========

До представления новой оперы «Дон Жуан» оставалось всего три дня, и царивший в театре обычный предпремьерный хаос лишь усугублялся таинственным происхождением пьесы. Обычно каждая репетиция проходила в напряжении, доводившем актеров до истерики: их взгляды неизменно притягивала царящая над сценой темнота. Никто – от самого дюжего рабочего сцены до самой циничной уборщицы – не осмеливался выходить из комнат поодиночке. Они жили будто в осаде, под гнетом неведомой и невидимой силы.

А сейчас половина работников театра побывала на маскараде, где Призрак, размахивая шпагой, вручил директорам свою пьесу. Им исключительно не повезло узнать, что в стенах Опера Популер следует бояться куда большего, нежели просто тени и сквозняки, что меж мерцающих газовых светильников властвует нечто более материальное, нежели привидение. Теперь в их ночные кошмары проник человек в маске.

Необычность самой оперы тоже не успокаивала страх актеров – а скорее лишь усиливала его. Наполненная неприкрытым сексуальным напряжением и неудовлетворенностью работа откровенно шокировала всех участников, но при этом вызывала ощущение захватывающего дух чуда даже в самых непоколебимых и черствых сердцах. То, что Призрак лично написал «Дон Жуан» и потребовал распределить роли совершенно особенным образом, стало последней искрой, которая взорвала все бурлившие в театре слухи, подобно пороховой бочке.

Теперь каждый знал, что Кристина вновь получила ведущую партию сопрано, как гласили указания на первой странице партитуры, – факт, о котором чесали языками очень многие. И то, что чуть раньше в этом году Кристина была похищена Призраком, давно уже стало главной сплетней среди уборщиц. Несколько вполне заслуживающих доверия свидетелей утверждало, будто она отсутствовала всю ночь и половину следующего дня. Исчезновение Кристины было тем более поразительно, что, когда пропажу заметили, дверь в ее гримерную была заперта снаружи. Как девушка могла просочиться сквозь прочный дуб и каменные стены, было необъяснимо – разве что ее забрал Призрак. Основываясь на этих престранных обстоятельствах и более всего на привилегированном положении Кристины, многие начали думать, что юная дива состоит в сговоре с третирующим весь оперный театр таинственным мужчиной.

Но, конечно, те, кто был близко знаком с мадемуазель Даае, высмеивали эти нелепые обвинения. Они знали, что скорее уж Карлотта выучится играть в оставшиеся три дня, чем Кристина намеренно навредит кому бы то ни было. Девушка была слишком молодым и слишком тихим созданием, чтобы дать почву этим грязным слухам. Ее сердце было, что называется открытой книгой: его с одинаковой легкостью можно было прочесть и исписать – и определенно не в ее натуре было образовывать гнусные союзы с безумцами. Сторонники Кристины, в отличие от сплетников, открыто отстаивали свое мнение, так что заинтересованным сторонам не составляло труда собрать информацию о юной певице и ее недавних неудачах.