Текст книги "Незримый гений (СИ)"

Автор книги: Kay Blue Eyes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 67 страниц)

Лихорадка раздула смутные воспоминания до кристальной чистоты. Многие из них Эрик не хотел вспоминать. Те, самые худшие, что родились в шатре цыгана. На протяжении этих ужасных лет в таборе не было ни единого мгновения покоя. Не единого акта человеческого сострадания.

Затем тусклое воспоминание о юных широко открытых глазах, глядящих на него сквозь прутья, неожиданно разорвало темные мысли. Они всплыли в памяти, эти подобные двум свечам глаза, смотревшие на него без намека на отвращение или ужас. Бесстрашные пронзительные глаза.

Сознание Эрика попыталось сфокусироваться на неясном воспоминании, но в бессвязные мысли вторгся звук стремительной игры на пианино. Эрик нахмурился, когда его разум выбило из памяти обратно в реальность. Он тихо слушал звенящие ноты, а жар лихорадки вновь принялся жечь все его тело.

Эрик медленно открыл глаза. Он изумленно уставился вверх, на бархатный бордовый полог у себя над головой. Переведя взгляд ниже, он обнаружил, что лежит на большой кровати с четырьмя столбиками, которая со всех сторон окружена занавесями из плотной ткани, за исключением маленькой щели слева. Сноп яркого солнечного света проникал сквозь отверстие, падая наискосок через его грудь. Эрик машинально отшатнулся.

Внезапно вдалеке раздался бойкий голосок, и музыка оборвалась – последняя нота, звеня, затихла в воздухе.

– Ария, что я говорила насчет столь громкой игры, когда у нас в доме больной! – с английским акцентом спросила женщина откуда-то из глубины дома. Ответом на ее вопрос послужила тишина. Затем вспыхнул горячий спор между женщиной и мужчиной с глубоким голосом.

Перепалку начал мужчина: его голос был тих, но, тем не менее, ясно доносился до комнаты Эрика.

– Бри, честное слово, ты же не собираешься держать этого незнакомца в доме? Я знаю, что ночь в Опере выдалась для тебя тяжелой, но ты просто не можешь заботиться о ком ни попадя!

Перед тем как женщина ответила, раздался преувеличенный вздох.

– Коннер, я пыталась поместить его в одну из больниц с остальными жертвами, но его нигде не приняли. Он был так болен, что эти болваны рекомендовали мне отвезти его в городской морг и подождать! Я лучше умру, чем буду просто-напросто сидеть и смотреть, как кто-то умирает!

– Ты ничего не знаешь об этом человеке, Бри! Он может быть опасен! Что, если он очнется и сделает что-нибудь ужасное с тобой или даже с Арией? – Эрик не видел, как эти двое ругаются, но чувствовал растущее напряжение, повисшее в давящей тишине, которая последовала за этим заявлением.

– Ты знаешь, я никогда бы не подвергла Арию опасности, – тихо начала женщина, ее голос звучал спокойно и разумно. – Он не еще долго не сможет очнуться и сделать что-нибудь. Должно быть, он находился внизу, в тех подвалах, куда дольше, чем я. Дым вызвал инфекцию в его легких. Если бы его куда-нибудь забрали, сейчас он был бы уже мертв.

– Это следующий вопрос, Брилл. Ты убиваешь себя, заботясь об этом человеке. Тебе нужно иногда спать. Уже неделя прошла. Я не понимаю, как ты вообще прямо сейчас можешь держаться на ногах. – Голос мужчины смягчила тревога.

– Я знаю, Коннер. Я обещаю отдохнуть этой ночью. Я просто была вынуждена оставаться с ним, потому что… – женщина сделала паузу и вдруг очень устало сказала: – Потому что я не думаю, что даже незнакомец заслуживает того, чтобы умирать в одиночестве. Удивительно, что он до сих пор жив. Судя по всему, ему очень больно. И не только от болезни. Его мучают кошмары, он все время выкрикивает это имя, снова и снова. И это разбивает мне сердце.

– Бри, слишком доброе сердце тебя погубит. Что же мне с тобой делать, девочка? Я не могу позволить незнакомцу остаться наедине с тобой и Арией.

– Боюсь, Коннер, что, в данном случае, тебе никак не повлиять на мои действия, – холодно и решительно ответила Брилл. – Я понимаю твое беспокойство, но у меня есть свое мнение. Пожалуйста, постарайся понять.

Мужчина раздраженно крякнул.

– Убеждать тебя – все равно, что биться головой о кирпичную стену! Поступай как знаешь! Забудь, что я вообще упоминал об этом! – Звук хлопнувшей в отдалении двери просигнализировал об окончании разговора. Дом погрузился в тишину.

Эрик вздохнул, его веки грозили вот-вот сомкнуться. Он не представлял, где находится или как сюда попал. Очевидно, он был не у себя дома или где-нибудь еще в подвалах Оперы. Солнечный свет никогда не проникал в те места. В то время как здесь он струился сквозь окружавшие кровать занавеси. Прошло уже много времени с тех пор, как Эрика будило бьющее в глаза солнце. Он забыл, как это было приятно.

Эрик медленно повернулся набок – и его неожиданно истощило это простое действие. Скользнув рукой по простыням, Эрик вытянул ее через матрас; его длинные пальцы коснулись балдахина. Напрягшись, он подцепил занавеси и медленно раздвинул их. Солнечный свет растекся по темным полотнищам и осветил его бледное лицо. Когда желтые, как масло, лучи согрели кожу, черты Эрика озарила слабая восторженная улыбка. «Господи, как давно это было. Я забыл, как скучал по этому. Обычный солнечный свет…»

На мгновение все остальное перестало существовать, и Эрик остался наедине с собой. Он был человеком, который мог радоваться свету, который наслаждался им. В этот момент не существовало никакого Призрака Оперы. Был только Эрик.

Он нехотя отпустил занавесь и тяжело рухнул на подушки. Драпировка скользнула на место, вновь повергая его в тень. Момент прошел, и более поздние воспоминания, хоть и смутные, опять начали просачиваться в его мысли, пока Эрик пытался по крупицам установить, как он оказался в своем нынешнем положении.

Перед его взором всплыло залитое слезами лицо Кристины. На какой-то ужасающий момент Эрик испугался, что это зрелище может вернуть обратно раздирающую боль отвергнутой любви. Он лихорадочно поспешил защититься, укрепив разбитое сердце слоем пылающего гнева. Когда угроза боли исчезла, Эрик в деталях вспомнил предательство Кристины, и его сердце сильно забилось от нахлынувшей ярости. Несмотря на всю его любовь к ней, несмотря на годы наставничества, она оставила его гнить во тьме. Очаровательная безжалостная Кристина. Эрика захлестнул водоворот эмоций, на смену боли и одиночеству пришла ненависть. Ненавидеть гораздо проще, чем страдать.

Сам Эрик по-прежнему неподвижно лежал на кровати, но его разум метался, пытаясь разобраться в искаженных воспоминаниях, атакующих его чувства. Эрик видел перед собой юного виконта, петлю на его шее. Он наблюдал, как Рауль бьется в путах, глаза юноши блестят от непролитых слез. Неожиданно Эрик вспомнил ощущение губ Кристины на своих губах, мягкость прикосновения, медленно перерастающую в волнующее давление. Хотя в этом была страсть, кое-что в памяти было странным. Эрик все еще мог ощутить ее губы, трепещущие возле его губ, не от страсти, но из страха. Кристина пошла на это из-за устроенного им коварного террора. Его любовь к ней была не в состоянии вынести мысли о том, чтобы принудить ее навечно к его объятиям, и Эрик отпустил ее, оставшись один в столь привычной тьме, готовый умереть.

После ухода Кристины и ее жениха воспоминания Эрика поблекли. Он не мог точно воссоздать, что произошло. Он скрылся во тьме, боль в сердце была такой сильной, что не давала дышать; каждый шаг был пыткой. Эрик помнил запах дыма – а потом ничего кроме ужасного лишенного пламени ада.

Видимо, он умудрился как-то сбежать из Оперы, учитывая его нынешнее окружение. Как это случилось, было за гранью его понимания. Когда Эрик яростно пытался извлечь воспоминания из разума, перед глазами вставал образ склонившейся над ним бледной фигуры, но вопреки усилиям, он не мог сфокусироваться на этом ангельском видении.

Эрик опять отвлекся от своих попыток, когда дверь в его комнату тихонько приоткрылась. Он распахнул глаза и напрягся, услышав, как сбоку от его кровати простучали шаги. Сквозь щелку в плотных занавесях вокруг кровати Эрик видел силуэт женщины, поставившей поднос на прикроватный столик. Она осторожно повернулась и потянула за занавесь.

Эрик вздрогнул и натянул простыни повыше, прикрывая обнаженную грудь, когда занавеси резко распахнулись. Другая его рука моментально взлетела вверх, к лицу – только затем, чтобы обнаружить, что оно и так уже заботливо скрыто под маской. Женщина подпрыгнула от этого внезапного движения, прижав маленькую ручку к всполошенному сердцу. Уставившись на незнакомку в легкой панике, Эрик быстро прикинул, какую степень опасности она может представлять.

Изящная фигурка, тонкокостное тело и хрупкость молодой женщины смутно напомнили ему Кристину, но что-то едва заметное в ее манере держаться мигом привело сравнение к концу. У этой женщины плечи были расправлены, спина совершенно прямая: она использовала каждый дюйм своего роста, создавая впечатление спокойной уверенности. Потрясенный этим Эрик моментально перевел взгляд выше.

Светлые волосы женщины были скручены в простой узел на затылке, солнце за спиной окружало ее голову ореолом мягкого желтого сияния. Она слегка подвинулась, отклонившись в сторону от прямого солнечного света; когда золотые лучи оставили ее волосы, те оказались не пепельными, как сперва подумал Эрик, но необычного белоснежного оттенка. На вид ей было лет двадцать пять, ее черты были гладкими и совершенно симметричными, у нее были пухлые губы в форме сердечка, прямой, со слегка вздернутым кончиком нос, казавшееся высеченным из камня лицо античной греческой статуи. И среди всего этого – большие холодного свинцового цвета глаза. Глаза, которые встретили его взгляд с пугающим, немигающим спокойствием. Это были глаза не молодой женщины – их остроту не смягчали ни тоска, ни прихоть. То были глаза воительницы, закаленные какими-то прошлыми невзгодами или глубокой скорбью, смотрящие на Эрика так, словно видели каждый закоулок его души.

Она была красива странной красотой, эта девушка, больше похожая на мистическое порождение снега и льда, нежели на смертную женщину, и на мгновение Эрик замер в ошеломлении. Затем, придя в ужас от того, как его невольно очаровало ее появление, Эрик быстро вытряхнул прочь столь причудливые мысли. Прищурившись, он заставил себя посмотреть на женщину, учитывая уроки, которые преподала ему Кристина.

Он просто ошибался ранее. В этой женщине не было ничего потустороннего или магического, она была просто необычной, со своей бледной красотой и чуждостью, и Эрик определенно вовсе не находит ее обаятельной. Она была всего лишь еще одной привлекательной бессердечной женщиной. Совершенно не опасной.

И Эрик без особого удивления заметил, как она намеренно отвела от него свои серые глаза, вместо этого уставившись себе под ноги. Кристина демонстрировала то же поведение, никогда прямо не глядя ему в глаза после того, как впервые увидела его лицо. Эрик практически ощущал, как стыд скрутил его внутренности, потом проник в кровь, ощутил острую боль в сердце и кипение бессильной ярости. Стиснув зубы под этим стремительным натиском, Эрик отбросил стыд прочь и притянул ближе бешенство. Гнев, который Эрик испытывал по отношению к юной певице, теперь легко перенесся на стоящую перед ним женщину. Эрик уронил прикрывавшую маску руку и вытянул ее вдоль тела.

Когда женщина повернула голову, чтобы неловко взглянуть на принесенный ею поднос, он признал в ней ту, что всю неделю шныряла по Опере. Осознав это, Эрик свирепо нахмурился. Эта женщина вторглась в его оперный театр без спроса. С невероятным нахальством она не обращала внимания на его предупреждения. В гневе Эрик с легкостью забыл, как она смотрела в темноте проходов Оперы своими бесстрашными глазами, как она выдержала его взгляд всего несколько секунд назад. Прошли годы с тех пор, как кто-либо реагировал на него без страха.

Открыв рот, Эрик, не задумываясь над словами, злобно выпалил:

– В чем дело, не можете вынести вида? Ваша женская чувствительность, наверное, ужасно хрупкая, раз она мешает вам встретиться со мной взглядом, даже когда на мне маска.

Комментарий к Глава 7: Воспоминания

* Любовь моего сердца (ирл.)

========== Глава 8: Лед и пламя ==========

Комментарий к Глава 8: Лед и пламя

Примечание автора: О, и на всякий случай запомните, что это не ошибка. Брилл не узнала Эрика из театра. Когда он пел, то был довольно далеко и в маске, поэтому она не знает, что это он был на сцене. Эрик ее видел, но Брилл никогда его не видела.

Балансируя тяжелым подносом, Брилл быстро пересекла свою бывшую спальню и поставила его на прикроватный столик. Последний довод, который она привела брату, тяжким грузом лежал на сердце.

С тех пор как они были детьми, Коннер всегда изо всех сил пытался защитить ее. И теперь, когда они оба выросли, он не оставил эту привычку. «Не нужно было быть столь резкой с ним. Он думает лишь о моем благополучии. Если бы только он не был таким раздражающим!»

Брилл вздохнула, покачала головой, повернулась и тихонько отодвинула прикроватную занавесь… И подскочила, когда мужчина на кровати плотно натянул простыни на тело. Она не ожидала, что тот проснется так скоро.

Всю последнюю неделю Брилл заботилась о незнакомце днем и ночью, ухаживая за ним, пока болезнь бушевала в его теле. За все это время он ни разу не пришел в полное сознание.

Мужчина был замурован в мире кошмаров и воспоминаний, в ночи умоляя о милосердии какое-то неведомое зло. Брилл не отходила от него ни на шаг, молясь, чтобы он не умер от этой страшной боли. Она применяла каждую толику своих познаний в медицине, но, казалось, это нисколько не помогало. Лишь когда Брилл держала его за руку или вытирала его пылающий лоб, тогда мужчина хоть как-то успокаивался. Словно ребенок, он утешался ее прикосновением и тихим напевом колыбельной.

Теперь мужчина полностью пришел в себя, его глаза пылали с невиданной ею прежде силой. «У него синие глаза, – подумала Брилл рассеянно, мельком скользнув взглядом по его обнаженной груди. От этих чудесных глаз на ее щеках расцвел слабый румянец. – Что со мной происходит? Я смотрела на него целую неделю. Ничего же не изменилось».

Брилл моментально отвела взгляд от его фигуры, чтобы перестать смущаться. Она упустила тот факт, что ее действие заставило незнакомца сумрачно нахмуриться.

Когда он неожиданно заговорил, от глубокого тембра его голоса по спине Брилл пробежали мурашки.

– В чем дело, не можете вынести вида? Ваша женская чувствительность, наверное, ужасно хрупкая, раз она мешает вам встретиться со мной взглядом, даже когда на мне маска.

При этих словах Брилл стрельнула глазами в его сторону. Гневная гримаса исказила лицо мужчины: он ждал ее реакцию.

Ее открытое, почти дружелюбное выражение мгновенно исчезло, словно занавесь опустилась за глазами, превращая их в ледяные озера на окаменевшем лице. Брилл надменно вздернула подбородок, инстинктивно уперев в кулаки в бедра. Она удостоверилась, что невоспитанный мужчина, не мигая, смотрит ей прямо в глаза.

– Это французский обычай такой – оскорблять хозяйку дома еще до того, как представиться друг другу? – холодно спросила она. Очевидно, незнакомец не ожидал от нее этих спокойных и язвительных слов, ибо раздраженное выражение лица сменилось удивленным. Без паузы Брилл продолжила: – Я надеялась, что ваши ужасные манеры были следствием болезни, месье. Однако, по-видимому, вы на самом деле грубиян. – В ответ на этот комментарий мужчина оскорблено разинул рот. Кажется, он не знал, как на нее реагировать. – И если хотите знать, я отвела глаза, дабы пощадить вашу стыдливость. Вы голый, как в день своего появления на свет, под этой простыней. – Брилл отвернулась и взяла с принесенного подноса термометр, в то время как незнакомец неверяще потаращился на нее, а затем приподнял простыню, чтобы убедиться в правдивости ее слов. – Пожалуйста, откройте рот. Мне нужно измерить вам температуру, – мягко сказала она и наклонилась, держа наготове термометр.

При ее приближении Эрик заартачился, его лицо заливал яркий румянец. Он вытянул руку, удерживая Брилл на расстоянии и одновременно другой рукой натягивая покрывало повыше на обнаженный торс. Ему никогда еще не приходилось быть перед женщиной неодетым. От этого факта у него закружилась голова.

– Оставь меня, ничтожная женщина! – прошипел он, злясь на себя за опаливший щеки румянец.

– Не переживайте, месье, у вас нет ничего такого, что бы я не видела прежде. – Отчего-то эти слова не сказать чтобы заставили Эрика почувствовать себя хоть сколько-нибудь лучше.

– В какой семье воспитали столь неженственное подобие девушки? Никогда не встречал женщину, в которой было бы так же мало женской благопристойности, – проревел он, когда его рука устала, и ее пришлось опустить.

Брилл выпрямилась и пронзила Эрика свирепым взглядом.

– Мое воспитание было превосходным, месье. И спасибо за комплимент.

– Это был не комплимент! – фыркнул Эрик, не зная, что еще сказать. Его голос быстро достиг угрожающих высот.

– Но, тем не менее, это был он. Я всегда хотела родиться мальчиком. Мужчины вольны делать, что пожелают. Могут поступать в медицинскую школу или бродить по подвалам Оперы, а потом оскорблять леди, которые их спасли. Теперь откройте рот и возьмите этот термометр. Или мне использовать другое отверстие, чтобы померить вам температуру? – Брилл многозначительно приподняла свои молочно-белые брови и со злодейской улыбкой похлопала термометром по ладони.

Эрик упрямо сжал губы, свирепо глядя на стоящую перед ним и дразнящую его женщину. Во время их молчаливого поединка воль, длившегося всего несколько мгновений, мускулы на его левой щеке начали дергаться. Он не думал, что эта худенькая девушка смогла бы исполнить свою пустую угрозу. «Она, возможно, привыкла изводить своего брата, но стращать меня ей не удастся».

Брилл пожала плечами и уперлась коленом в кровать.

– Что ж, хорошо, парень. Переворачивайся, и мы сможем сделать это по-плохому!

От такого решительного игнорирования всяких приличий у Эрика отвисла челюсть. Воспользовавшись моментом, Брилл мгновенно сунула термометр в его открытый рот. Приподняв одним пальцем его отпавший подбородок, она смотрела на свои карманные часы, следя, когда наступит время вынимать термометр.

Мельком взглянув на разгневанного мужчину, чей рот она в данный момент держала закрытым, Брилл не сумела скрыть улыбку, пробившуюся сквозь ее ледяную броню.

– Я не собиралась на самом деле делать что-либо настолько ужасное. Мне просто нужно было, чтобы вы держали рот отрытым достаточно долго, чтобы я могла измерить температуру.

При этих словах глаза мужчины полыхнули обжигающе белой яростью. Он поднял трясущуюся руку и вцепился в ее нежное запястье железной хваткой.

– Как вы посмели… – прорычал он, его голос дрожал от бешенства. Термометр едва не выпал из его плотно сжатых губ.

Улыбка медленно исчезла с лица Брилл, вновь сменившись маской безразличия. Когда от ее щек отхлынули краски, черные круги вокруг глаз выделились еще сильнее.

– Отпусти меня, парень, – тихо приказала она. – Я могу вынести твой мерзкий язык, но не буду мириться с насилием. Так что или ты отпускаешь меня немедленно или я в полной мере продемонстрирую тебе, к чему может привести ирландский темперамент.

За ее словами последовал напряженный момент: они оба приготовились к схватке, сверля друг друга взглядами. Ее – острый, как зимний день, его – пылающий подобно огню в горне.

Наконец Эрик опомнился и освободил девушку. Никогда в жизни он не поднимал руку на женщину. Эта женщина не должна была стать исключением. Временами он мог быть груб, но чудовищем он не был.

В ответ та наклонилась вперед и вытащила термометр у него изо рта. Бросив на него быстрый взгляд, она отошла от кровати.

– Поздравляю, ваша лихорадка прошла, – мимоходом пробормотала Брилл, отворачиваясь и кладя тонкий инструмент на прикроватный столик. Ее спокойный вид говорил о том, что прошлые разногласия забыты. Но колкий взгляд выдавал досаду.

Приподняв поднос одной рукой, Брилл отвернулась от ошеломленного мужчины и медленно направилась к двери.

– Сейчас вам нужно немного отдохнуть, месье. Важно, чтобы вы не переутомлялись до тех пор, пока полностью не выздоровеете.

– Не рассчитывайте, что я тут останусь, – выплюнул Эрик в ее удаляющуюся спину.

При этих словах Брилл повернулась, на ее лице возникла настораживающе приятная улыбка.

– Никто не собирается вас останавливать, месье. Вы вольны убираться вон, как только будете в состоянии выйти через парадную дверь.

– Тогда я ухожу немедленно! Верните одежду, которую вы у меня украли!

– Я ничего не крала, болван. Ваша одежда сложена на комоде. Попробуйте надеть ее, удачи.

Брилл снова отвернулась от него, отбросив свою сияющую белую косу обратно через плечо. Она слушала, как разъяренный мужчина изо всех сил старается приподняться и сесть. В дверях она заколебалась.

– Кстати… – начала она медленно, – как вас зовут?

Эрик уставился на нее как громом пораженный, все мысли о побеге вымело из его головы. За всю его жизнь редко кто интересовался его именем. Большинство попросту обращались к нему как к Призраку Оперы. Большинству не было до его имени никакого дела. По-видимому, эта девушка не знала правил, по которым всегда строилась его жизнь.

– Эрик… – прошептал он, его смущенные синие глаза избегали ее взгляда. Прочистив горло, он начал снова, на этот раз громче. – Меня зовут Эрик.

Брилл кивнула, ее взгляд смягчился вопреки холодному выражению лица.

– Рада познакомиться, Эрик. Меня зовут Брилл. Я могу написать вашей семье, чтобы они не волновались за вас?

В изнеможении откинувшись на подушки, Эрик отвернулся от девушки и нахмурился.

– В этом проклятом мире нет никого, кто мог бы волноваться за меня. Так что поберегите чернила и свое докучливое сочувствие для кого-нибудь другого.

На мгновение Брилл застыла в дверях. Хотя тирада Эрика должна была казаться жестокой, она услышала лишь мучительную тоску, скрытую в этом высказывании. Несмотря на то, что выражение его лица было столь же суровым, как и маска, закрывающая половину лица, Брилл видела в его усталых глазах опустошенность.

– Вы выглядите уставшим, – сказала она невозмутимо, прилагая усилия, чтобы не позволить своему голосу выдать то, что она разглядела за броней мужчины. – А теперь отдыхайте. Если вам что-нибудь понадобится, я в соседней комнате. Вам нужно только позвать, и я услышу вас. Сладких снов, Эрик.

И с этими словами Брилл развернулась и покинула комнату, тихонько прикрыв за собой дверь. Эрику оставалось только изнемогать от ярости, кипевшей в нем после стычки.

Несмотря на пылающий гнев, глаза Эрика медленно закрывались. Со вздохом он откинулся на подушки и заснул на удивление спокойным сном; голос Брилл эхом отдавался у него в голове. «Сладких снов, Эрик. Сладких снов…»

========== Глава 9: Плач над пролитым молоком ==========

Забрезжило утро – холодное и пасмурное. Огромные клубящиеся тучи кружили по небу, отбрасывая на мир внизу унылые серые тени. Ветер завывал и бился в стекла, заставляя их дребезжать в рамах: ужасный звук отдавался по всему дому. Снег бешено кружился под порывами ветра, пряча мир за покрытыми инеем окнами.

Брилл сонно села, когда порыв ветра распахнул окно в ее комнате, с грохотом впечатав его в стену. Брилл ворча перелезла через крохотное тело с эбеново-черными волосами, лежащее рядом с ней, и бросилась закрывать зияющее окно.

Когда она напряглась, чтобы дотянуться до распахнутой фрамуги, ветер ворвался прямо под ее тонкую хлопковую ночную рубашку, и холод пробрал Брилл до костей. На ее спутанные волосы опустился снег, усыпав голову мелкими искрящимися капельками воды. Со сдавленными проклятьями Брилл до половины высунулась в окно и наконец ухватилась за задвижку и дернула ее, захлопывая окно. Задвижка со стуком плотно опустилась в пазы, и Брилл обхватила себя руками.

Переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться, Брилл направилась обратно в кровать. Сев на край, она ласково положила руку на темноволосую голову ребенка, продолжающего безмятежно спать. Маленькая девочка вздохнула во сне и перевернулась, сунув в рот большой палец.

Брилл улыбнулась и провела пальцем по пухлой детской щечке, затем поднялась и направилась к стенному шкафу. Она открыла дверцу и уставилась на его содержимое. Будучи женщиной практичной, она не носила одежду ярких цветов и с оборками с тех пор, как вышла из детского возраста. Работа добровольцем в больнице ветеранов не располагала к кружеву и жемчугам. «Боже, быть практичной иногда надоедает. Не то чтобы мне было на кого производить впечатление. Но все же…»

Достав простой жакет цвета морской волны и подходящую юбку, Брилл бесшумно повесила их на спинку стула, стянула через голову ночную рубашку и надела чистую сорочку. Скривившись, она обернула корсет вокруг талии и застегнула его впереди. Только у женщин, которые могут позволить себе горничную, корсеты зашнуровываются на спине, и у Брилл определенно не было времени, чтобы тратить его на подобные глупости, хотя состояние семьи ее покойного мужа легко бы предоставило ей такую роскошь.

Однако еще десяток лет назад ей пришлось остаться за стеной, которую возвело богатство, когда могущественные Донованы не одобрили ее брак с их младшим сыном. Даже после смерти Джона лорд и леди Донован отказались поддерживать свою убитую горем беременную невестку. Лишь старший брат Джона, Эндрю, остался с ней. Предоставив ей жилье и использовав свои связи, чтобы обеспечить ее безопасность. Если бы не он, Брилл пришлось бы жить в нужде и обременять Коннера.

Теперь она жила так, как ей было удобно, чувствуя удовлетворение, которое совершенно не подобало жене богатого английского аристократа. У Брилл был прекрасно обставленный дом, приносящая удовлетворение работа и любящая семья. У нее было все, на что только может надеяться молодая вдова.

Быстро натянув белую блузку, юбку и жакет, Брилл подошла к двери и тихо вышла из комнаты. Расчесав рукой волосы, она заплела пряди в небрежную косу.

– Какой унылый день, – пробормотала Брилл про себя, проходя мимо окна.

Тряхнув головой, она побрела на кухню и поставила чайник кипятиться на печке.

Брилл никогда не была гением от домашнего хозяйства, у нее не было способностей в кулинарии. Отец растил ее не в том окружении, которое принято называть женским. На самом деле он воспитывал ее больше как сына, нежели как дочь, содействуя ее далекому от принятых норм образованию и позволяя ассистировать ему в работе. И все же натура перфекционистки требовала совершенства вопреки ее абсолютной незаинтересованности в данном предмете, независимо от места. Брилл тратила несчетные часы, корпя над комковатой подливкой и подгоревшими пирогами, когда была моложе. В итоге она научилась готовить вполне сносно, хоть и не похвально. В любом случае, она скорее предпочла бы очистить зараженную рану, чем испечь пирог.

Результатами сегодняшних утренних усилий были подслащенная овсянка и порезанные фрукты, и на это ушло всего полтора часа. Брилл посчитала удачей, что ничего не сожгла. Сняв кастрюлю с овсянкой с огня, она наполнила маленькую миску и положила на поднос немного фруктов.

Осторожно взяв поднос, Брилл вышла из кухни и направилась по коридору до двери, за которой до недавнего времени располагалась ее спальня. Заколебавшись перед дверью, она приложила к ней ухо и прислушалась, нет ли внутри какого-нибудь движения.

В комнате было тихо, как и всю прошлую ночь, что позволило Брилл насладиться первой за неделю ночью непрерывного сна. Сон в кровати был райским блаженством после недели дремы в неудобном кресле. Теперь, раз незнакомец пришел в себя, она покинула комнату. Было бы совершенно неуместно, если бы она осталась, и Брилл не была полностью уверена, что сумела бы уснуть, зная, что в любой момент тот может открыть свои поразительные глаза и посмотреть на нее. По некоей необъяснимой причине он заставлял ее болезненно осознавать собственные действия. За то короткое время, что они общались, его глаза прожгли ее насквозь, десятикратно увеличив ее природную застенчивость. Это выводило из себя.

Передвинув поднос так, чтобы он упирался ей в бедро, Брилл подняла кулак и постучалась. Выждала секунду и постучала снова. Пожав плечами, она толкнула дверь и вошла в комнату. И успела сделать лишь пару шагов, как едва не споткнулась о распростертое тело Эрика.

Торопливо бросив поднос на ближайший комод, Брилл опустилась на колени рядом с Эриком, положив руку ему между лопаток. «У него такие красивые плечи…» От блуждающих в голове мыслей на ее щеках мгновенно расцвел румянец, хотя она очень старалась не показать своего замешательства.

– С вами все в порядке? Что случилось?

Эрик повернул голову и посмотрел ей в лицо сквозь прорезь в маске. Передернув плечами, он сбросил руку Брилл.

– Я просто пытался убраться из этого проклятого места. И пока не оказался на полпути к двери, не осознавал, что на то, чтобы просто выйти из дома, мне может потребоваться неделя.

Услышав это злобное ворчание, Брилл закатила глаза и потянулась, чтобы прикрыть бедра мужчины простыней, которую он прихватил с собой. И перед тем как это импульсивное действие достаточно укрыло его, была близка к тому, чтобы увидеть обнаженный зад мужчины.

– И вам доброго утра, Эрик, – бодро прощебетала Брилл, зная, что это рассердит его. – Так, давайте попробуем поставить вас на ноги.

С усталым вздохом темноволосый мужчина уступил ее просьбе и не отбивался, когда она постаралась поднять его. Брилл знала, что его гордость страдает от слабости тела. Какой мужчина желал бы, чтобы его опекала женщина? С этой мыслью она принялась болтать о погоде в попытке отвлечь его от сложившейся ситуации.

Они добрались до кровати до того, как тема зимней бури исчерпала себя. Эрик с благодарностью опустился на подушки, и Брилл плотно подоткнула вокруг него одеяло.

– Так-то лучше. – Повернувшись, она пересекла комнату, чтобы снова взять поднос. – Я принесла вам завтрак. Вы не съели ни крошки с того момента, как очутились здесь, так что наверняка голодны. К сожалению, это всего лишь овсянка, я не хочу нагружать ваш желудок.

Тень улыбки скользнула по лицу Брилл, поскольку она опять пыталась быть дружелюбной. Даже крохотная щель в чопорном облике заставляла Брилл испытывать острую неловкость. Мужчина же просто действовал ей на нервы. «Я не чувствовала себя так чудно ни с одним мужчиной с тех пор, как встретила мужа». Размышления заставили ее забыть о смущении и вернуть себе остатки самообладания – застарелая скорбь все еще была сильна.

Эрик выразительно уставился на нее.

– Я не голоден, – проворчал он.