сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 75 страниц)
Он немного обогнал меня, делая ставку на свою скорость против хорошего знания местности и форе у другого вампира.
— Уйлин! — прокричал он спустя пару секунд. Вероятно, это было её имя; он продолжил на испанском:
— Уйлин, мы не причиним тебе вреда! Мы просто хотим поговорить!
Она остановилась, цепляясь за вершину горы, готовая сбежать, если мы сделаем хоть что-нибудь угрожающее. Я догнала Эдварда.
— Пожалуйста, поговори с нами, — начала я на том же языке. Так как она остановилась, я подумала, что она знает испанский.
— Откуда ты знаешь моё имя? — спросила она высоким, чистым голосом, хорошо различимым в горном воздухе.
— Приходи к нам поговорить, и мы всё объясним, — ответила я.
— Я могу слышать вас и отсюда, — сказала она.
— Ты сбежишь снова, как только тебе станет менее любопытно, — возразила я. — Пожалуйста, подойди. Мы не причиним тебе зла.
Уйлин осторожно спустилась со скалы; Эдвард и я не двигались.
— Кто вы? — спросила она.
— Моё имя Эдвард, — сказал он. — А это моя жена Белла.
— Откуда вы узнали моё имя? — спросила она снова. Эдвард объяснил про свои способности, заставив Уйлин нервничать ещё больше, но она не сбежала. — Чего вы хотите? — спросила она, когда он закончил рассказ о своих способностях.
— Мы пытаемся узнать, существуют ли полувампиры, — сказала я.
Уйлин уставилась на нас, а Эдвард вдруг резко спросил:
— Кто это был?
Она зашипела и развернулась, срываясь с места, Эдвард погнался за ней; я побежала за ним, но Уйлин искусно пробиралась по горам, а Эдвард гнался за ней очень быстро, и всё, что я могла сделать — это слышать их на расстоянии.
— Уйлин, стой! — взмолился Эдвард. — Мы не хотим причинить ему или тебе вред! Пожалуйста!
Она не ответила ему, лишь продолжила карабкаться по горе на большой скорости. Я видела, как они двигались по диагонали по склону слева от меня, оттолкнулась от земли руками и ногами и помчалась к ним, оставляя при этом борозды на камнях. Я приземлилась перед Уйлин, и она повернула вправо, но этого для нас было достаточно, чтобы приблизиться и обездвижить её. Она снова остановилась и вся сжалась, издав кроткий звук.
— Уйлин, мы не хотим причинить вред тебе , или... Науэлю? Науэлю, да. Но для нас важно узнать всё о полу-вампирах. — сказал Эдвард. — Почему ты так напугана?
— Ваши глаза, — пробормотала она. — Они... кто вы?
Терпеливо, — то ли потому что он и правда был терпелив, то ли потому, что мысли Уйлин давали ему нужную информацию, — Эдвард объяснил, что мы вампиры, но не питаемся людьми. Уйлин, казалось, немного удивилась нашему выбору диеты и тому, как она влияет на цвет глаз.
— Почему вы хотите знать о детях демона? — резко спросила Уйлин. То, как она это произнесла, наводило на мысли, что она имеет в виду конкретных детей и конкретного демона.
— Когда я была человеком, — начала я, приближаясь, — у меня извлекли яйцеклетки. У нас есть подруга, человек, кто согласился выносить моего ребёнка, но мы хотим знать, может ли этот ребёнок также быть и Эдварда.
— Твоя подруга умрёт, — отрезала Уйлин.
— Мы хотели бы встретиться с твоим племянником, Уйлин, — мягко проговорил Эдвард. — И услышать всю историю.
* * *
Племянник Уйлин Науэль точно не был вампиром. Его кожа была насыщенно коричневого цвета, темной и тёплой, глаза были такими же. Его волосы были тоже заплетены в косы, как и у тёти, но чуть короче. У него была идеальная, вампирская симметрия тела, но он не двигался настолько же грациозно. Я не видела, как он бегает или поднимает тяжести, но по моим прикидкам, он уступал нам в силе и скорости. Но ненамного.
Настоящим открытием для меня стало сердцебиение. Сердце Науэля стучало со скоростью, которой я никогда не слышала у человека, хотя и медленнее, чем у меня или Гарри на последней стадии обращения. Он также был тёплым, почти такой же температуры, что и оборотень, и его запах напоминал нечто среднее между человеком и вампиром — он пах не так, как еда, но приятно.
Он жил в маленьком домике высоко в горах, до которого людям добраться было сложно, но все-таки возможно. Его дом был недалеко от города Сантьяго-де-Чили, где, по-видимому, почитали вампира по имени “Сантьяго”.
Уйлин больше не жила с Науэлем, хотя она вырастила его и часто навещала.
— Моя сестра, разумеется, мертва, — объяснила она сердито. — Она была так красива. Наши родители назвали ее Пирой, как снег в горах. Но она была слишком хороша, и “Libishomen” захотел ее для себя. — Я предположила, что незнакомое слово обозначает вампира в их легендах. — Она с уверенностью говорила мне, что ее полюбил ангел, но я знала, что он не ангел — она была покрыта синяками и, думаю, его это никак не заботило. Я остерегала ее, хотя сами ее раны должны были ее предостеречь, но она не слушала, словно околдованная. И она рассказала мне, что носит его ребенка.
— Давно это было? — спросил Эдвард рассматривая юные, приятные черты Науэля. Полувампир подмигнул ему.
— Примерно полторы сотни лет назад, — ответил Науэль. Его голос был чистым и мягким. — Я рос очень быстро, но остановился, когда мне было семь. С того момента я не замечал изменений.
— Потрясающе, — пробормотал Эдвард. — Продолжай, — добавил он, обращаясь к Уйлин.
— Я знала, что все, включая наших родителей, захотят смерти ее и ребенка, если узнают о том, что он был зачат от демона, а я не могла потерять ее, — объяснила Уйлин. — Я ушла с ней в джунгли, охотилась на животных для нее, она пила их кровь, но все еще была слишком слаба и ребенок калечил ее изнутри, ломая ее кости. Я думала, что если смогу кормить ее достаточно хорошо, то она сможет выжить, а ребенка демона можно будет потом уничтожить, не навредив ей. — Науэль никак не отреагировал на эти слова.
— Но Пира все равно умерла? — прошептала я.
Уйлин кивнула.
— Умерла. Она потеряла много крови и была сильно ослаблена быстрым ростом плода, он сломал ей очень много костей. Но она любила своего ребенка. Она назвала его Науэль — как камышового кота — и ее предсмертным желанием было, чтобы я позаботилась о ее сыне. И я обещала ей. Но когда он вырвался наружу через ту твердую оболочку, что окружала его, пока он рос, и я взяла его на руки, он укусил меня. Я отползла в джунгли и думала, что умру. Когда мое обращение закончилось, он спал, свернувшись калачиком, рядом со мной.
— Так ты ядовит, — сказал Эдвард, глядя на Науэля. — И ты можешь спать.
— Да, я сплю и у меня есть яд, — подтвердил Науэль. — У моих сестёр нет яда, и я не знаю, зависит это от пола или так вышло случайно.
— У тебя есть сёстры! — удивился Эдвард.
— Три, — ответил Науэль, — или так было семнадцать лет назад. Две другие старше меня. Но их матери тоже умерли. Мой отец считал себя ученым и думал, что выводит высшую расу; мне говорили, что куда больше его "экспериментов" умерло при... попытке забеременеть... или во время беременности, чем после родов, как моя мать. Мои сестры путешествовали с ним, но моей семьей всегда была Уйлин, так что я не захотел идти с ним, когда он пришел за мной через несколько лет после смерти матери.
Эдвард мрачно кивнул, огорчившись из-за того, что за жизнь ребенка матери платили своей смертью. Прогноз для нашего ребенка-полукровки получался пессимистичным. Я взяла его руку и сжала ее в своей. Семнадцать лет назад медицина уже была достаточно развита. Если бы отец Науэля был хоть как-то заинтересован в сохранении жизни матери ребенка, а это было вполне осуществимо с технологиями две тысячи пятого года, то, скорее всего, мать смогла бы выжить. К тому же Йохам был вампиром и мог бы обращать матерей, если бы хотел, чтобы они выжили. Возможно, ему было просто наплевать, но мы не могли спросить его об этом — его здесь не было.
Я все равно задала этот вопрос, но Науэль не знал, сколько попыток спасти "эксперименты" было предпринято; от Пиры его отец ушел сразу же, как она забеременела, но этот случай мог быть исключением (а мог и не быть), поскольку она была не одна, а с Уйлин. Науэль редко контактировал с отцом, чье имя было Йохам, не зная, ни где он находится, ни как с ним связаться.
Все три его сестры были из разных частей мира — одна из австралийских аборигенов, вторая из Швейцарии, третья из Кореи. Науэль слышал о его неудачах в Мексике, Исландии, Гане, Нигерии, Китае, Тибете, Индии, Филиппинах, Индонезии и России, и не думал, что Йохам и сёстры старались помнить обо всех таких случаях. Так что у Йохама не было никакой четкой схемы перемещений, которая могла бы помочь предугадать его действия. Не было практически никакой надежды на то, чтобы найти его и получить информацию до того, как Аро захочет проверить, что там с Джанной.
Мы кратко расспросили Науэля о его биологических особенностях, просто из какого-то мазохистского интереса — узнать, как это может быть. Он с готовностью ответил на наши вопросы. По силе, скорости, выносливости, чувственному восприятию, точности движений, скорости мышления и идеальной памяти он уступал вампирам. По физической силе он был слабее среднего вампира примерно настолько же, насколько обычный вампир был слабее новорожденного; точно так же было и с другими физическими параметрами. Его разум имел пропорциональное его чувствам пространство и возможности, как и наши. Он мог запомнить что угодно из того, что хотел запомнить, а все остальное мог как помнить, так и нет.
Я поморщилась, когда он между делом заметил, что может питаться как кровью — человеческой или животной, — так и человеческой пищей, но считает диету тёти самой приятной. Глаза Уйлин, разумеется, были убийственно алыми.
Науэль производил такое впечатление, что у его выбора была более шаткая основа, чем у его тети, где-то между человеческим "я очень люблю бекон, а тофу мне совсем не нравится" и вампирским "только кровь человека может утолить мою сводящую с ума жажду". Меня это слегка покоробило, что он, похоже, заметил.
Я раздумывала, стоит ли попытаться уговорить их, или, по крайней мере, Науэля перейти на диету из животных. Но такие уговоры казались тут неуместными — они даже не выказали интереса к этому образу жизни, который, например, проявила Мэгги. Отчасти я думала, что было бы неблагодарно и грубо с моей стороны заставить Уйлин привести нас к ее племяннику, вытянуть из нее болезненную для нее историю, а потом еще и высказываться неодобрительно об их пищевых пристрастиях. С другой стороны, люди-то умирают, и если есть шанс это остановить, то можно бы и перетерпеть неловкость от своей грубости, поскольку ни одна неловкость не стоит чьей-либо жизни.
Пока Эдвард собирал информацию об одаренности старшей сестры Науэля (она, похоже, могла отводить от себя внимание, и становилась — нет, не невидимой, а будто бы неинтересной для других людей), внутри меня боролись эти две точки зрения. Если я на самом деле хотела уменьшить количество смертей, то я должна была бы убить Уйлин здесь и сейчас. Даже если я сумею убедить ее перейти на животных, не похоже, что она сумеет придерживаться этой диеты вечно и не сорвется.
И ее вполне можно было убить, если я атакую. Если дело дойдет до схватки, то каким бы безумием не показалось это Эдварду, он все равно встал бы на мою сторону. Так же как Ирина могла пойти против собственных сестер, если бы они захотели убить Лорана. Телепатия Эдварда и моя сила новорожденной сделали бы победу в этой битве для нас легкой, даже с учетом Науэля. Ни полувампир, ни Уйлин не были одаренными, она была низкорослой, а он был слабым и медленным по сравнению с нами.
Но я не хотела убивать её. Это казалось неправильным.
Я задумалась об этом и решила, что это не просто желание не марать руки убийством. У меня не было никакого неприятия образа уничтожения, скажем, того же Аро, если это будет нужно. Возможно, я могла бы даже заставить себя уничтожить его пару, поскольку у нее была лучшая из возможных позиций, чтобы влиять на решения одного из трех Вольтури и спасать жизни, а она ничего не сделала (а еще, если я должна буду убить Аро, то гораздо милосерднее по отношению к ней будет убить ее вслед за ним).
Но Уйлин была невероятно, удручающе доброй женщиной, даже если она убила больше сотни человек за те сто пятьдесят лет, что была вампиром. Злые люди не выполняют желания умирающих, преодолевая даже боль обращения, чтобы воспитать своего племянника. Злая Уйлин задушила бы зависимого от кислорода ребенка, спящего рядом с ней, ещё в процессе обращения. Или не забирала бы Пиру в джунгли, выхаживая её — а просто позволила бы своей деревне убить её сестру и племянника, и просто не вмешивалась.
Если она и правда не была злой, то тогда она не должна была убивать людей. Смерть Уйлин была бы ужасна, но её жертвы тоже не были злыми людьми.
К чёрту неловкость, пойду напролом.
После того как Эдвард узнал, что Науэль провел в утробе лишь месяц от зачатия до ужасного рождения, разговор затих. Уйлин снова скривилась, вспоминая потерю сестры.
— Как по мне, это странно, — тихо сказала я, — что вы так сожалеете о смерти Пиры, но убиваете людей для еды.
— Она была моей сестрой, — прорычала Уйлин.
Я подняла руки ладонями вперед в успокаивающем жесте.
— Я понимаю. Я бы тоже больше горевала о члене своей семьи, чем о каком-о незнакомце. Но у незнакомцев тоже, как правило, есть семьи, — было трудно оставаться вежливой. Мне действительно нужно было в этом разобраться, и найти способ оставаться серьезной, если я собираюсь проповедовать вегетарианство среди вампиров. — Уйлин, я понимаю, что далеко не все знают, что вампир может жить и на крови животных, но, Науэль, если ты знаешь, что можешь питаться кровью животных или вообще обычной человеческой едой...
— Я могу; но это не значит, что мне это нравится, — сказал он.
— Может, ты сможешь грабить банки донорской крови или что-то вроде этого, — сказала я. Моя семья так не поступала (и даже легально не покупала кровь, ведь, как доктор, Карлайл мог так поступать), потому что питье любой человеческой крови могло сломить наше сопротивление убийствам. Это было похоже на алкоголика, который держит банку пива в холодильнике, чтобы воздержаться от воровства ликера в магазине, если он вдруг почувствует к нему тягу.
Но для полувампира это могло работать по-другому (он пробовал достаточно животной крови и человеческой еды, чтобы знать, что они поддерживают его, в отличие от остальных вампиров, которые не проходили через то же, что и Карлайл). И Уйлин уже убивала людей. Если бы они начали пить кровь, никого для этого не убивая, они могли бы постепенно прийти к выводам, более подходящим для вегетарианской диеты, и сами начать двигаться в ее направлении. Может быть.
Или, по крайней мере, они не будут первыми, кого прижмут к стенке, когда грянет революция. У них будет время на подготовку.
Науэль, казалось, проявил легкий интерес таким предложением, как будто хотел попробовать, как пробовал до этого другие режимы питания; Уйлин явно проявила меньший интерес. Я позволила разговору уйти с этой темы и развиваться самому по себе, а про себя нахмурилась.
* * *
Мы погостили у семьи полувампира еще несколько часов, расспрашивая Науэля и рассказывая в обмен кое-что о себе. Ко времени нашего ухода Эдвард, похоже, уже внес их в список наших “невегетарианских” друзей. Это было вполне разумно, если не рассматривать "невегетарианство" как ключевой признак. Казалось, что он уже немного отошел от новости, что Джанна скорее всего не выживет, если будет вынашивать полукровку.
Эдвард продолжил учить меня языкам, пока мы добирались до ближайшего аэропорта, но мои мысли были далеки от лингвистики. Я думала о смерти.
Ее не должно было быть.
* * *
— В предположении, что Йохам не пытался сохранить матерям жизнь, есть смысл, — задумчиво сказал Эдвард во время полёта до Норвегии. — Если он пытался вывести высшую расу, он мог рассматривать то, что мать не смогла выжить, как признак плохой наследственности, или что то вроде этого...
— Возможно, — сказала я. — Вполне вероятно. Если бы их смерти его волновали, он бы прекратил "эксперименты" сотни лет назад. Но мы не знаем, как найти его и проверить. Мы можем остаться тут на несколько месяцев и посмотреть, нанесёт ли он визит Науэлю и захочет ли с нами говорить. Но мы не можем сказать Джанне, что хотим, чтобы она выносила нам такого особого ребенка, при том что раньше матери подобных детей еще ни разу не смогли пережить вынашивание, если только у нас не будет обнадёживающих данных, которые подтвердят, что она будет в порядке.
— Ты права, — вздохнул Эдвард.
