сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 75 страниц)
Эдвард зарычал. Было ли это ужасней, чем когда он рычал на Джеймса? Возможно так показалось моим ушам, которые становились все чувствительней с каждой минутой пожарища, воспринимая новые оттенки звуков, которые я ранее упускала. И я знала, что это значит. Она подумала об этом. Она подумала о том, не убить ли меня. Сияющий ангел Эмметта, воистину, возможно она даст мне...
— Роуз! — закричала я, охваченная надеждой, извиваясь в хватке Эдварда, — Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз....
— НЕТ! — взревел Эдвард. — Розали, убирайся из комнаты! Я разорву тебя на кусочки, если услышу опять эту мысль, я сделаю это! Убирайся!
— Ро-о-о-о-о-о-о-о-о-о-оуз! — застонала я. Но ее быстрые шаги удалились. Мне показалось, что я даже услышала, как она выпрыгнула из окна.
— Белла, — сказал Эдвард. Он говорил очень быстро, но я уже могла следить за речью на такой скорости, хотя это отнимало все мои тщательно сберегаемые ментальные силы, — Белла, пожалуйста, не проси больше. Умоляю. Я не могу выдерживать это. Я сделаю что угодно, кроме того, чтобы убить тебя. Я не могу этого сделать. Все, что угодно другое.
— Можешь, — я сражалась за то, чтобы выговорить сразу несколько слогов, потеряв шанс, который почти реализовала Розали, — можешь... сломать... мне... спину...
— Что?
— Она… вылечится. Но я… буду… немного… меньше… ощущать… до… того… момента, — выдохнула я и снова беспомощно закричала, — возможно, — снова выдохнула я.
На четверть секунды повисло молчание. (Даже такая продолжительность времени была крайне значительна для меня, с агонизирующей четкостью.)
Последовал небольшой резкий удар в основание моей шеи, и все, что было ниже моих плеч, провалилось в блаженное небытие.
Я все еще дышала и могла слышать свое сердцебиение, но никакой сенсорной информации от тела ниже шеи не поступало. Медицинские познания Эдварда стали спасением — он знал, где нужно нанести удар. Моя шея и голова все еще горели по-прежнему, но потеря ощущений торса и конечностей была настолько драматичным облегчением, что я чувствовала себя опущенной в ванну с ледяной водой.
— Ох, — выдохнула я.
— Этого не хватит на весь остаток трансформации, — предупредил Эдвард, — и я не смогу сделать это еще раз. Как только спина вылечится, ее надо будет оставить в покое, или же обращение может пройти неправильно.
— Сколько? — мягко спросила я.
— Не знаю. Возможно несколько часов.
Несколько часов. Несколько часов, в течение которых только мое горло, лицо, скальп и череп будут разрушены до основания. Ну хоть что-то.
Хотела бы я суметь заснуть. Но я бы никогда не проснулась.
Я почти успокоилась, когда моя спина исцелилась. Я сумела только открыть горящие глаза и посмотреть на лицо Эдварда, искаженное, измученное беспокойством за меня, но такое прекрасное. Я смогла выдавить несколько предложений, делая перерывы на трудные и не дающие облегчения вдохи.
— Прости, — прошептала я, — за мольбы.
Он нагнулся поцеловать меня в макушку.
— Я прощаю тебя.
Эдвард не стал повторять просьбу не делать это снова, когда ощущения от тела вернуться. Возможно, он знал, что я не смогу выполнить ее.
— Я люблю тебя, — сказала я.
— Я люблю тебя, — ответил он мне с ужасно печальным видом. Не "тоже". Он никогда не добавлял это слово. Однажды я спросила почему — попыталась воспроизвести в воображении ответ — это было слишком трудно. Воспоминания не были достаточно ясны, чтобы прорваться сквозь пелену боли. Сомневаюсь, что могла бы вспомнить имена родителей. Я же все записывала...
Через два часа, тридцать четыре минуты и шестнадцать секунд после перелома, спина сама по себе встала на место и погрузила меня в невыносимую агонию всего тела.
И я снова закричала.
* * *
Я могла ощущать, как мое сознание становится все шире. Это было похоже на фрактальный паттерн, медленно прорастающий новыми узлами. Я дошла до того, что даже ощущала небольшую благодарность каждому язычку пламени, хлеставшему мое тело, и каждому моменту опыта, что неизгладимо записывался в кристаллизованную совершенную отметку моей вампирской жизни. Ведь небольшое пространство на задворках моей головы, свободное от боли, тоже росло.
Эдвард говорил со мной. Я цеплялась за его голос, как за спасательный круг. Я все еще едва ли могла ощутить его руки вокруг меня или периодические поцелуи, которыми он касался моей кожи, и я старалась держать глаза крепко закрытыми, но я могла слышать его, все лучше с каждым проходящим часом. Он давал мне советы, как контролировать жажду, когда она придет, рассказывал предсказания Элис о прогнозе погоды на следующий месяц, зачитывал книги. Он снова и снова обещал мне, что все будет в порядке, что мы будем любить друг друга, что Элис видела это, что ее видения крепки как скала, что все будет хорошо и что он любит меня, и что все скоро закончится.
Я пыталась верить ему. Пыталась верить, что все не напрасно, что по ту сторону боли есть нечто, стоящее всего этого. Пыталась верить, что когда я выйду из этой печи, я буду так же сиять как они...
В восемь вечера пятницы, я ощутила прохладу в кончиках пальцев. Пламя отступало лениво, со временем. Но по мере того, как оно уходило из моих конечностей, оно собиралось в сердце и шее. Центры моей боли сжимались, пока не стало хуже чем раньше, так что даже новоявленная прохлада конечностей не могла компенсировать это. Мое сердцебиение ускорилось. Горло обращалось в пепел.
— Уже почти все, Белла, — прошептал Эдвард, — почти закончилось.
Еще не закончив изменяться, я уже чувствовала жажду. До этого я ощущала себя кипящей — а теперь была совершенно лишена жидкости. Мое пересохшее горло требовало облегчения. Я знала, что Эдвард имел в виду, когда он предположил, что какие-либо вампиры могли попробовать пить воду. Любой, кто проходил обращение в одиночку, вдали от вкуснопахнущих людей, счел бы вполне логичным это попробовать.
Языки пламени продолжали медленно, миллиметр за миллиметром, уходить из моих конечностей вглубь тела. Моему горлу не становилось хуже или лучше после первого взрыва сухости, в отличие от сердца, по мере того, как агония вливалась в него. Каждый последующее биение было быстрее предыдущего. Оно уже трепетало как крылья колибри.
Втягивание боли ускорялось вместе с моим пульсом. Словно бы обреченный орган пытался сбежать, вырваться из грудной клетки, пробурить дыру и укатиться от меня. Мои конечности уже были в порядке, но я едва ли могла уделить им внимание, поскольку весь жар собирался в моем бешено колотящемся сердце. Он собирался и сжимался, атакуя мой последний живой орган, бьющийся в панике.
К этому моменту я уже дергалась в конвульсиях, неспособная избежать рефлекторных попыток избавиться от боли в груди. Я издавала пронзительные ужасные звуки. Эдвард держал меня крепко, так что вырваться было невозможно. А потом мое сердце пропустило удар, спазматически дернулось еще раз и затихло навечно. Боль ушла. И мой последний бессмысленный рывок в случайном направлении вырвал меня из хватки Эдварда.
Мои конечности автоматически пришли в движение, когда импульс швырнул меня в сторону. Я присела на пол, коснувшись кончиками пальцев деревянного покрытия. Мой баланс был абсолютным и уверенным. Мышцы не протестовали: они могли бы держать меня в этой позе столетиями, если было нужно. Я заметила, что не дышу, и сделала глубокий вдох. Больше всего в воздухе ощущался запах Эдварда, запах, который я сразу узнала, хотя тут же отбросила все свои ранние аналогии с цветами — я не знала цветов, что могли бы пахнуть так для моего нового, более чуткого носа. Дыхание больше не восполняло нехватку кислорода, поскольку он мне не требовался, но давало информацию, и мои легкие задвигались в привычном ритме, рассказывая мне, что находится в воздухе вокруг.
— Белла? — прошептал Эдвард осторожно, но и с благоговением в голосе.
Я открыла глаза.
* * *
Передо мной была стена. Но осознание того, что это, заняло у меня только мгновение, после чего я была захвачена красотой вида. Мои глаза впитывали каждую деталь расположения волокон древесины с потрясающей четкостью. Я могла видеть каждую щепку, отметить любое мельчайшее изменение цвета дерева, распознать пылинки и частицы одежды, неровность краски. Это было чрезвычайно красиво, и я любовалась этим.
— Белла? — снова позвал Эдвард.
Едва я решила встать и обернуться, как уже была на ногах и смотрела на него. Мое тело отвечало на команды с потрясающим послушанием. Оно быстро переходило в то положение, в какое я желала, само по себе. Оно не двигало меня в неправильном направлении, не делало никаких лишних движений, не цеплялось за невидимые препятствия и не протестовало против любых движений. Я заметила, что даже поворот с большой скоростью не заставил предметы расплыться перед глазами: доски стены мелькнули перед глазами не потеряв четкости, даже несмотря на то, что я смотрела на них периферийным зрением. Я изменила позу так быстро, что у меня была только ничтожная доля секунды на то, чтобы заметить данное преимущество, но все равно успела обработать эту мысль.
Эдвард был потрясающ.
Я смотрела на стену, думая, что она красива; я провела месяцы человеком, глядя на Эдварда и находя его привлекательным. Безумие. Я видела только его тень. С моими нынешними глазами он выглядел как некое божество, сияющее и словно высеченное в мраморе. Никогда ничего подобного не видела ранее. Я наслаждалась скептицизмом момента, что даже Розали, увиденная в этом новом и потрясающем виде, будет эстетически лишь равна тому видению, которым был Эдвард.
Я сделала еще один вдох, пробуя воздух. Все еще по большей части превалировал Эдвард. И был еще неудовлетворительно сырой, но притягательный едва уловимый запах, который заставлял мое горло зудеть и гореть — запах меня как человека, который все еще был в воздухе? Я пыталась игнорировать его, и мне удалось упихать жажду и отвлекающий аромат в малоиспользуемый уголок на задворках расширившегося сознания. Я ощутила, как несколько новых запахов появились со стороны двери, услышала еще дыхания помимо моего. Я повернула голову на двадцать градусов, чтобы остальные появились в поле моего зрения, но при этом продолжать видеть Эдварда. Все Каллены были здесь, вместе, глядя на меня ожидающе.
Ладно, Розали все еще была самой прекрасной в мире, проворчала я про себя — а потом заметила свет, отражающийся от зубов Элис, которая стояла с самодовольной ухмылкой. Свет разделялся в моем глазу на спектр из восьми цветов, последний из которых был ослепительно новым.
— Никто не говорил мне, — произнесла я голосом, похожим на звон колокольчиков, — что мы можем видеть в ультрафиолете.
* * *
Когда я заговорила, остальные погрузились в шумиху из обсуждений и возбуждения. Однако я могла легко отслеживать нити их разговора: Карлайл хотел услышать мой рассказ обо всем, что я помнила с обращения, насколько помогла кома и сломанная спина. Элис хотела одеть меня получше и утащить к зеркалу.
Эдвард считал, что я должна немедленно отправиться на охоту, чтобы утолить жажду (хотела бы я, чтобы он не упоминал об этом; подавленный дискомфорт снова появился на переднем плане моего сознания, превратившись в поглощающую все мысли потребность, и я потратила немало усилий, сражаясь за то, чтобы снова поместить его обратно).
Джаспер (я успела поразиться его шрамам — теперь отчетливо видимым! Они были незаметны ранее, всего лишь слабо видимые полумесяцы — а теперь они выступали, став его самой очевидной чертой и говоря некому новому инстинкту внутри меня, что это опасный парень, выживший во многих битвах и убивший каждого напавшего вампира, который кусал его) нервно бросал на меня взгляды. Возможно, он думал о том, придется ли ему меня успокаивать. Эмметт хохотал, и это звучало так, словно он по-братски горд за меня.
У Розали на лице было извиняющееся выражение — возможно она корила себя за то, что допустила мысль о моем убийстве. Мне нужно было убедиться, что она знает — я ничего не имею против нее. Я буквально умоляла об этом — и обычно бы предпочла, чтобы люди действовали так, как я прошу, так что если ее расположение ко мне было столь велико, что она бы сделала это, это не было бы худшим из пороков. Эсме просто смотрела на меня по-матерински. Теперь я — часть ее семьи, навсегда — мне нравилась идея, что она возьмет на себя эту роль, пока Рене будет на необходимом расстоянии.
Пока я не испытывала никаких проблем, обрабатывая всю эту информацию по мере того, как получала ее, но она заполняла больше моего сознания, чем хотелось бы. Я желала взглянуть на прекрасный мир, почувствовать изысканные запахи, потанцевать с моим новым послушным телом, прочитать все записи у себя на компьютере, насладиться тем, как теперь звучит музыка для моих вампирских ушей, выучить норвежский и воспользоваться преимуществом состояния, когда Эдвард может касаться меня без неусыпной нежности.
— Простите, — сказала я, снова улыбнувшись себе при звуках нового голоса. Он был музыкальным. Возможно, теперь я могла петь, а ведь раньше в этом плане я была безнадежна.
Семь пар глаз обратились в моем направлении.
— Что такое, Белла? — внимательно спросил Эдвард.
— Я не испытывала непереносимой жажды, пока ты не упомянул об этом, — сказала я. Раздражение по этому поводу вспыхнуло с новой силой, Джаспер тут же подался вперед, но я взглядом остановила его и — уверена, что сама — подавила эту злость. Моя жажда, очевидно, не вела себя как обычно, так что Эдвард не мог знать, что я могу отключить ее. Жажда отступала, пусть и медленно. Больше пространства в моей голове означало больше пространства для эмоций, для появления и проявления, как казалось. Как только Джаспер отступил, я посмотрела в направлении Эдварда снова, улыбаясь, поскольку не желала видеть его безупречное лицо огорченным.
— Если ты думаешь, что поохотится как можно быстрее, это хорошая идея, я все равно это сделаю, но думаю, что сначала можно дать Элис то, что ей хочется, — я продолжила. — Предполагаю, что наряд для меня уже готов? — спросила я, поворачиваясь к самой маленькой из вампиров.
Элис быстро кивнула, все еще с широкой взволнованной улыбкой.
— Пошли, — скомандовала она и провела мимо всех остальных к выходу из комнаты и дальше по ступенькам. Эсме пока еще не принималась за эту часть дома — или, возможно, ждала, пока привезут материалы. Мы добрались до комнаты, которую, судя по декору, Элис выбрала себе. (Как и в Форксе, Джаспер, видимо, жил с ней, но его личность не так прослеживалась в обстановке.) Элис тут же вручила мне голубое шелковое платье; когда она расправила его, я учуяла запах ткани и услышала уникальный звук ее шелеста.
— Элис, это не похоже на то, что я бы выбрала себе, — отметила я.
— Ну пожалуйста, хотя бы в этот раз? — умоляюще сказала Элис. — Ты же увидишь себя впервые, это уникальный случай. Нужно нечто симпатичное. И это точно твой размер, больше никому не подойдет. Слишком короткое для Розали, слишком длинное для меня и слишком маленькое для Эсме. Оно только твое. Пожалуйста?
Я вздохнула и потянулась за платьем, когда услышала как кто-то поднимается по ступенькам. Я повернула голову так, чтобы посмотреть периферийным зрением: Джаспер. Он выглядел нервным, словно ожидал, что что-то случится.
— Я всего лишь собираюсь переодеться, Джаспер, — сказала я ему, немного раздраженная — я подавила эту эмоцию, как только заметила ее, чтобы предотвратить ее расширение и захват моего нового и улучшенного мозга, — я бы предпочла, чтобы тебя не было здесь, если можно.
Последние слова прозвучали саркастично. Я правда не хотела, чтобы он шел за мной. Я ощутила, как рычание зарождается у меня в горле, но при помощи инстинкта, которого шрамы Джаспера заставляли кричать "опасность!", сдержала его. Это бы только оправдало его опасения.
Он тихо скрежетнул зубами.
— Я бы чувствовал себя лучше, если бы ты поохотилась, — прошептал он.
— А я бы чувствовала себя лучше, если бы окружающие прекратили поднимать эту тему, — огрызнулась я, касаясь горла рукой. Моя кожа, предположительно, была такой же холодной, как и у любого вампира, но сама я этого не ощущала. Хотя это касалось только температуры: кожа была невероятно гладкой и несмотря на то, что я легко могла сжать пальцами свое горло, любому невампиру моя кожа показалась бы твердой как скала. — Это неприятно. Все в порядке, когда я думаю о чем-то другом.
Он нахмурился, продолжая следить за мной. Я закатила глаза, со скоростью молнии досчитала про себя до десяти и закрыла перед ним дверь. Элис хихикнула.
— Все в порядке, Джас, — крикнула она через дверь, — с Беллой все отлично, честное слово.