Текст книги "Юбер аллес (бета-версия)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

Соавторы: Михаил Харитонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 86 страниц)

– Ладно, вы свободны, – вздохнул Власов.

– Служу Отечеству, господин майор!

Служи, служи, подумал Фридрих, убирая трубку в карман. Но не успел он это сделать, как целленхёрер зазвонил вновь. "Да что ж это сегодня творится!" – подумал Власов, опять вытаскивая аппарат и вставляя его в кронштейн держателя. Номер на экранчике был незнакомый. У Фридриха, впрочем, мелькнула мысль, кто это может быть.

– До тебя не дозвонишься, Фриц, – не обманул его ожиданий голос с неистребимой блатной интонацией. Власов почувствовал прилив гнева: "словно чувствует, мразь, что это обращение мне неприятно!" – Чем порадуешь? – продолжал бандит.

– Я нашел Грязнова, но он уже мертв, – сообщил Фридрих. Одновременно он вытащил аппаратик, врученный ему обходительным ротмистром, и ввел свежий номер Спаде. Особых надежд Фридрих, впрочем, не испытывал: он знал, что предыдущая попытка засечь Спаде по горячим следам – звонку с целленхёрера Галле – успеха не принесла, и сомневался, что сработает и эта. Скорее всего, он говорит, не оставаясь в одной точке. Так что район, допустим, определят, но дальше... Полиция все равно едва ли сможет оперативно перекрыть все пути, тем более что перекрывать, вполне возможно, надо не только улицы, но и подземные коммуникации.

– Это плохо, – констатировал Спаде. – Прежде, чем умереть, он должен был рассчитаться со мной.

– От меня это никак не зависело, – холодно ответил Власов. – Он, по всей видимости, связался не с теми людьми.

– Что ж – это лишний раз доказывает, как опасно иметь в России дело со штриком, не заручившись помощью нужного человека, – не преминул заметить дуфан. Власов в очередной раз подивился его звериному чутью: откуда Спаде мог знать, что Грязнов пытался провернуть сделку именно со штриком? Впрочем, возможно, Андрей уже высказывал своему компаньону такую идею прежде, но тогда Спаде не захотел связываться с этим наркотиком... – Однако, – продолжал бандит, – это возвращает нас к нашим собственным делам. Раз я не могу получить мои деньги с Андрюши, мне придется получить их с тебя. Надеюсь, ты не забыл про первый взнос?

– Я собираю деньги. Завтра ты получишь свои сто тысяч.

– Маленькая поправочка, Фриц: не сто, а сто пятьдесят. Я готов был на поблажки, но, раз уж с Андрюшей случилась такая неприятность...

– Так дела не делают, Матиас, – твердо возразил Власов. Разумеется, ни он, ни полиция не собирались платить Спаде и пфеннинга, но легко соглашаться на требования бандита не следовало, иначе тот стал бы наглеть и дальше, а то и счел бы такую уступчивость подозрительной. – Мы договаривались о ста.

– Не учи меня, как делаются дела! – рявкнул бандит. – Мы договаривались о полумиллионе, если ты забыл! Так что теперь я буду говорить, а ты будешь слушать! 150 тысяч должны быть у меня завтра, или ты знаешь, что будет.

– Мне нужно еще время, – упрямо произнес Фридрих.

– Два часа, Фриц. Я даю тебе еще два часа: не к пятнадцати, а к семнадцати ноль-ноль. Все, не трать время даром, – в трубке зазвучали гудки отбоя.

Власов перестроился в крайний правый ряд и, придирчиво поизучав в зеркале едущие следом машины, остановился у тротуара, дабы без помех соединить телефонные аппараты друг с другом и переправить в полицию запись разговора. Вроде бы никто из ехавших сзади не выразил желания остановиться позади или впереди автомобиля Фридриха. Похоже, ДГБ или кто это там был действительно потеряли след... Кольнула внезапная мысль: а что, если это не спецслужбы? Что, если его сумели выследить подельники Спаде? В конце концов, Франциска могла описать им его BMW, правда, номер на машине сейчас другой, ей неизвестный... Нет, это уже паранойя. Бандиты в российской столице не настолько могущественны, это все-таки не Чикаго и не Нью-Йорк. Их удел – прятаться в подземке и канализации, а не хозяйничать на улицах. Власов еще раз посмотрел на свой целленхёрер – тот, кажется, наконец-то угомонился – и тронул машину с места.

Шесть минут спустя он вырулил на МКАД, затем повернул влево, на свернувшуюся кольцом улицу академика Варги, и вскоре въехал на улицу Теплый Стан. Справа от него возвышалось здание, похожее на разрезанную пополам сверху вниз гигантскую восьмигранную бочку; это и был дом номер 27. Фридрих направил машину внутрь "бочки", во двор, пытаясь определить, какой из подъездов первый – какие-либо различимые издали таблички, как водится в Москве, отсутствовали. Лишь остановившись перед ближайшим подъездом и подойдя к нему вплотную, Власов убедился, что ему нужен противоположный из четырех сомкнутых корпусов дома. Во двор углом вдавалась ограда школы, к которой примыкали гаражи; обойдя это препятствие, Власов увидел впереди искомый подъезд – и его сразу же обуяло скверное предчувствие: перед подъездом стояла машина самого полицейского вида. Разумеется, в этом подъезде больше сотни квартир, и ниоткуда не следует... Власов невольно ускорил шаг, затем подумал, что это глупо. Если полиция уже там, спешка не поможет, лишь привлечет нежелательное внимание.

Фридрих вошел в подъезд – ему даже не пришлось набирать код, дверь была предусмотрительно распахнута, миновал лифт, перед которым стояли двое в штатском, проводившие Власова настороженными взглядами, и начал подниматься по лестнице. Дом был современной планировки, по четыре квартиры в холлах с двух сторон от лифта, так что Фридриху был нужен шестой этаж. Уже поднимаясь от пятого, он услышал голоса, а шестой оправдал его худшие предчувствия: дверь холла была настежь, и дверь квартиры с латунными цифрами 43 тоже. Из квартиры доносились деловитые мужские голоса; блеснул свет – видимо, кто-то фотографировал со вспышкой. У выхода из холла на лестничную площадку стояла бледная испуганная женщина средних лет в домашнем халате; пузатый мужчина в затрапезном тренировочном костюме с пузырями на коленях негромко ее успокаивал. Очевидно, то были соседи, приглашенные в качестве понятых, но не выдержавшие зрелища, открывшегося им внутри. И еще Фридрих уловил запах – слабо различимый на лестнице, но, должно быть, куда более сильный в квартире. Ну еще бы – двенадцать дней в хорошо отапливаемом помещении с закрытыми окнами... Возможно, именно этот запах, просочившийся даже из закрытой квартиры, стал причиной вызова полиции.

Открылась еще одна дверь в дальнем конце холла, и в коридор высунулась лисья мордочка любопытной старушки, явно желавшей распросить соседей, что происходит. Фридрих и сам непрочь был задать им несколько вопросов, но как раз в этот момент из сорок третьей квартиры вышел еще один полицейский, на сей раз в форме, и протянул пузатому какой-то бланк.

– Расходитесь, господа, – сумрачно сказал он, обращаясь, очевидно, к Власову и старушке. – Здесь нет ничего интересного.

С последним Фридрих никак не мог согласиться, но его согласия и не спрашивали. Он понимал, что демонстрация его удосторенения отнюдь не наполнит крипо жаждой сотрудничества – пожалуй, наоборот, его же, пришедшего навестить погибшего, еще и захотят допросить, как свидетеля, на что имеют формальное право. Оставалось лишь надеяться, что ему сообщат о результатах их расследования позже, когда он будет говорить с их коллегами по поводу Спаде.

Дабы не вызывать лишних подозрений, Власов поднялся по лестнице еще на два этажа, затем вызвал лифт и спустился вниз.

Kapitel 50. 15 ноября 1990 года, раннее утро. Мюнхен, Эберсбергерштрассе, 18.

Отто Ламберт открыл глаза. Прищурился, чтобы разглядеть цифры на экране, поступающие с датчиков напульсника. Артериальное давление в норме. Температура тела – тридцать шесть и пять. Обычно для пробуждения. Судя по ощущениям, тестостерон тоже в норме. Температура воздуха в комнате – восемнадцать градусов. Слишком тепло, надо будет снизить до пятнадцати. Пятнадцать градусов по Цельсию – идеальная температура для начала дня. По крайней мере, для него.

Экран померцал и высветил сообщение – "желателен экспресс-анализ крови". Отто подумал. В принципе, сейчас он не делает с собой ничего такого, что требовало бы ежедневных проверок. Но всё-таки... Да, пожалуй, не помешает посмотреть, как у него там с железом.

Он скинул тонкую простыню, перекатился на живот, сгруппировался и легко поднялся с мата. Зеркала, покрывающие левую стену зала, повторили его движение: раз-два. Ламберт-младший улыбнулся строю своих зеркальных двойников. То, что он увидел в зеркале, ему, в общем, понравилось. Обнажённый юноша – невысокий, худощавый, с неброской, но заметной мускулатурой. С неудовольствием отметил синеющую вену с левой стороны груди и чуть выпирающий живот. Надо подкачать нижний отдел – пожалуй, нужно будет внести изменения в обязательную программу... Зато всё остальное его удовлетворило. Особенно хороша была линия бёдер и ноги: длинные, с идеальным рельефом мышц и красивой лепкой стоп. Он вытянул левую ногу и полюбовался на пальцы – классический греческий тип, второй палец длиннее первого и третьего, высокий подъём. Спасибо природе и родителям. А вот то, что выше – это его, Отто, работа.

Он любил рассматривать своё тело. Одно время его тревожило, нет ли в этом самолюбовании примеси гомоэротизма, но тесты показали: его сексуальные реакции вполне нормальны. Впрочем, он и без тестов знал, что дело не в этом. Отто любовался собой, как мастер любуется хорошо сделанной работой. Что соответствовало действительности.

Спортзал Отто оборудовал пять лет назад, когда Ламберт-старший снял его с образовательной тематики, чтобы бросить на безнадёжный участок работы – физическую культуру. В тот момент Клаусу Ламберту нужно было удержать контроль над Райхсюгендом. Всегерманская юношеская организация, традиционно руководимая правыми, подверглась неожиданной атаке через партийную печать. Одним из поводов для обвинений было ослабление спортивно-оздоровительной работы. Очень кстати пришёлся зафиксированный статистикой рост числа простудных заболеваний среди учащейся молодёжи. Дело дошло до передовицы в "Фёлькишер беобахтер": "пока дойчские спортсмены потрясают мир своими результатами, дойчские студенты, подобно тропическим орхидеям, чахнут от сквозняков и морозов". Во времена Дитля за такой передовицей последовало бы немедленное смещение всего руководства Райхсюгенда и чистка рядов. Шук ограничился удалением нескольких фигур, но почему-то все они были друзьями и единомышленниками Клауса Ламберта.

Надо было срочно спасать положение: Райъсюгенд был значимым ресурсом политического действия, и отдавать его без боя Ламберт-старший не собирался. Необходим был успех. Причём успех несомненный и значительный, который заставил бы говорить о себе.Доверить подобное дело Ламберт-старший мог только сыну.

Ламберт-младший с детства ненавидел спорт и физические упражнения. Нет, он не был тропическим цветком. Но занятия в спортзале нагоняли на него тоску. Он искренне не понимал, что хорошего в дрыгоножестве и рукомашестве. Он с грехом пополам выполнял нормативы, но ничто не могло задержать его в зале хотя бы на полминуты дольше положенного. Потраченное на физическую подготовку время он считал украденным у библиотеки и рехенцентра.

Тем не менее, получив задание, Отто принялся искать решение. Он всесторонне изучил проблему и предложил безумный, на первый взгляд, проект: "физическая культура для интеллектуалов". Все уже привыкли к тому, что умные дети не блистают в спортзалах, и перестали обращать на это внимание. Ламберт-младший, в кратчайшие сроки изучив груды специальной литературы по психологии и физиологии, практически в одиночку разработал систему физической подготовки для людей с повышенным интеллектом. Выяснилось, что физические нагрузки – лучшее средство для снятия тяжёлых психических напряжений, связанных с интенсивной умственной деятельностью, а в здоровом теле и в самом деле живёт здоровый дух. В этом он убедился лично – так как все теоретические выводы проверял на себе.

Сначала систему приняли в штыки. Слыханное ли это дело – отказываться от традиционной утренней зарядки? Или переносить пик физических усилий на время "после отбоя" – то есть за два часа перед сном? А сколько смеялись над "креслом Ламберта", исправляющим осанку? Или над его системой статических упражнений? Зато теперь восемь юных дойчских гениев, взявших золотые призы на Всегерманской Интеллектуальной Олимпиаде, объявили себя последователями его системы. Ламберт-старший выступил на ежегодном райхсюгендовском слёте с речью, в которой намекнул, что хитлеровский идеал дойча как гармонично развитого в физическом и интеллектуальном отношении индивида оказался вновь востребованным – "как, возможно, будут заново осмыслены и поняты и другие идеи этого великого человека" – и это сошло с рук. Разговоры об "орхидеях" прекратились. Атлантисты начали втихую вводить "систему Ламберта" в своих питомниках для молодых талантов.

Тем временем Отто продолжал совершенствовать систему. Недавно он отказался от спальни: разработанный им комплекс упражнений позволял мгновенно засыпать прямо на матах. Как фиксировали приборы, его тело научилось расслабляться оптимальным образом, что позволило снизить потребность в ночном сне до трёх с половиной часов. Ламберт добавлял к этому короткий дневной сон. В результате чего он теряет на сон не восемь часов ежедневно, а всего пять. Жизнь коротка, а дел так много.

Он ещё немного полюбовался на свои мускулы, потом повязал широкий шерстяной пояс, прикрывающий почки, и побежал вдоль белой линии на полу, делая традиционный утренний круг для лёгкого разогрева мышц. Добежал до турника, подпрыгнул, качнулся туда-сюда, но подтягиваться не стал: тело ещё не вполне проснулось, не следует будить его грубо и назойливо. Сначала он посмотрит новости, потом кровь, потом планирование дня, дальше упражнения: "крест" и контрастный душ. После чего можно будет, пожалуй, и позавтракать.

Газеты лежали на тумбочке, рехнер подмигивал красным глазком, показывая, что он готов к работе. Как всегда, рядом с газетами стояло синее фарфоровое блюдце: капсулы с рыбьим жиром (омега-3-полиненасыщенные жирные кислоты, необходимые для нормальной работы коры мозга, восстанавливающие межсуставную жидкость, повышающие уровень липопротеинов и снижающие уровень триглицеридов), там же – средства для укрепления сосудов и крохотные белые таблетки поддержания калиевого баланса. Отто наморщил лоб: а принимал ли он вчера на ночь цинк-стимул? Разумеется, рехнер, ведающий его личной аптечкой, не умеет ничего забывать, но не мешает проверить базу... Он вызвал на экран графики приёма основных лекарственных добавок, нашёл кривую калия. Всё в порядке – вчера калий был ему не нужен.

Хорошо, решил Отто. Теперь проверим кровь.

Ламберт положил руку в экспресс-анализатор, посленюю разработку лабораторий Менгеле. Тончайшая игла деликатно кольнула палец, добывая крошечную, почти невидимую каплю крови. Через десять минут она будет разложена на все мыслимые и немыслимые составляющие. А пока можно посмотреть новости в REINе...

За последние шесть часов мир не перевернулся и даже не сильно изменился. Всё происходящее описывалось выражениями "продолжается" и "завершается". Вот, например, завершается подготовка визита Райхспрезидента в Индию: окончательно согласована основная программа и последовательность мероприятий. Ага: если об этом объявили, значит, Индия и в самом деле готова на решительные шаги. Из Британского Содружества она, конечно, не выйдет, но... посмотрим, посмотрим. Продолжаются четырёхсторонние переговоры по проблеме Гонконга. Ну и пусть себе продолжаются, это уж точно не наша головная боль... Так, польские новости: ничего особенного. Это и хорошо: лучшая новость из Польши – отсутствие новостей... Ведётся подготовка к референдуму. Нет, сейчас об этом лучше не думать... Новый мост через Дунай... Кинофестиваль... Спорт... Погода...

Обычный обзор REIN через поисковики тоже ничем не порадовал, кроме интересной ссылки на плац Венской филармонии. Там были выложены отрывки из музыкальных записей в новом формате сжатия звука. Похоже, решил Ламберт-младший, звуковые технологии в REIN начинают стремительно развиваться. Надо будет поинтересоваться новыми разработками в этой области. Похоже, здесь намечается прорыв.

Рехнер тихо зазвенел, извещая о завершении программы. Анализ крови готов.

Отто просмотрел гемограмму – всё оказалось в норме – и основные графы биохимических показателей. Глюкоза четыре... билирубин 14,9... холестерин общий в норме... конкретно триглицериды 0,4... белок 70, нормально... ого, глобулины 28, а норма начинается с 35. Опять печень? Железо 15, ещё норма, но вблизи нижней границы. Всё-таки у него слабая кровь. Это плохо. У отца тоже слабая кровь... Эта мысль ему чем-то не понравилась, и Отто волевым усилием отодвинул её вглубь сознания. В последнее время он стал ловить себя на том, что ему неприятно думать об отце. Да, конечно, он читал сочинения доктора Фройда – запрещённые к широкому распространению, но доступные для него. Доктор Фройд объяснил бы его мысли от отце так называемым "эдиповым комплексом" – желанием убить отца, чтобы жениться на матери. Какая глупость. Отто ни за что на свете не хотел бы жениться на матери. Как, впрочем, и на ком бы то ни было ещё. Конечно, рано или поздно это придётся сделать: неженатый мужчина не может рассчитывать на успешную политическую карьеру в Райхе... Во всяком случае, в этом Райхе.

Последнюю мысль Отто додумывал на ходу, возвращаясь в спортзал.

У стен стояли тренажёры – все уникальные, сделанные по его чертежам. Но сейчас они ему были не нужны. Всё, что ему было необходимо, находилось у стены.

Он подошёл к стулу, на котором лежали наушники и две лёгенькие гантельки по три кило каждая. Вес, не заслуживающий внимания – с такими гантельками занимаются девочки в школе. Но Отто знал, что они могут быть очень тяжёлыми.

Впрочем, перед основным упражнением нужно сделать китайскую гимнастику. Интересно, почему коммунисты, на словах радеющие о здоровье народа, запретили ци-гун? Отто ещё мог понять, почему красные боятся боевых искусств – хотя, честно говоря, китайский опыт "боксёрских восстаний" показал, что против огнестрельного оружия никакие боевые искусства не помогают... Но чем провинилась перед Марксом, Энгельсом и Мао безобидная гимнастика, цель которой – долголетие? Впрочем, кто их разберёт...

Он прикрыл глаза, вспоминая упражнения лянгун шифаба для укрепления плеч и очищения суставов. Так, согнуть руки в локтях, подобно трезубцу, полые кулаки, поворот шеи налево – направо... Хорошо, сделано. Теперь рука вертикально вверх, взгляд следует за кончиками пальцев... вторая рука... Сделано. Пора приступать к главному.

Ламберт-младший надел наушники, взял гантели, встал к стене, прижимаясь к тёплому дереву затылком и лопатками. Сделал несколько глубоких вдохов. Поднял руки с гантелями, раскинув их крестом, дождался попискивания в наушниках, отпустил. Сейчас рехнер, соединённый с датчиками в гантелях, по микроколебаниям мышц определит, сколько времени ему нужно выполнять упражнение. И начнёт воспроизводить музыку нужной продолжительности.

Отто поднял гантели на нужный уровень. В наушниках звонко щёлкнуло, потом полилась мелодия. Молодой человек недоумённо поднял бровь, потом рассмеялся: бесчувственная железка иногда проявляла что-то вроде юмора. На сей раз она поставила "Хава Нагилу" в исполнении какого-то израильского ансамбля. Видимо, длина записи точно соответствовала времени, которое, по мнению компьютера, нужно держать гантели. Тем не менее, это показалось ему забавным. Знал бы отец, что эта песенка есть в его фонотеке... Мысль опять показалась неприятной, и к тому же несвоевременной. Во время упражнения следует думать только об упражнении. К счастью, это недолго. Вряд ли машина назначит ему больше пяти минут. Хотя – кто знает, эту дурацкую песенку можно петь долго, с повторами, юде это любят...

Сначала – длинный, как ближневосточный переговорный процесс, музыкальный проигрыш. Гантели в руках, как это всегда бывает на первой минуте "креста", казались лёгкими. Отто выпрямил руки, чуть подал плечи вперёд, готовя мышцы к нагрузке.

– Хава нагила, хава нагила,

Хава нагила, вэ нисмеха... – затянул сладкий мужской голос.

– Хава нагила... – подхватил женский хор.

Мышцы начало покалывать внутри, как иголочками. Дыхание перехватило, но пока не сильно. Живот сжался, рёбра начали ходить ходуном. Отто почувствовал, что ему хочется встать на цыпочки: диафрагма начала давить на лёгкие снизу.

– Хава нагила, вэ нисмеха... – продолжали девушки.

Отто с усилием вдавил руки в стену, упёрся лопатками – тело само ползло вверх. Ламберт знал, почему так происходит: такие же движения вверх-вниз делали распятые на кресте. Самая известная римская казнь была основана на том же физиологическом механизме: масса тела давит на лёгкие, человек в неестественной позе начинает задыхаться, и подтягивается на распростёртых руках, чтоы глотнуть воздуха... Впрочем, подобные позы использовали не только для казней. Некоторые позы йоги, кое-что из оккультных практик, о которых не пишут в популярной литературе...

Мышцы начало ломить. Отто ужасно хотелось согнуть руки, чтобы уменьшить боль, но он ждал сигнала компьютера.

– Уру, уру ахим! Уру ахим бе лев самеах! – мужской голос призывал "пробудиться и радоваться". Ламберт его почти не слышал – он ждал, когда раздастся долгожданное "би-бип".

Наконец оно прозвучало. Юноша чуть согнул руки, поднимая гантели над собой.

Он хорошо понимал, что происходит в этот момент. Боль в мышцах возникала оттого, что волокна лопались, не выдерживая нагрузки. Потом организм начнёт залечивать микротравму, а чтобы предупредить её на будущее, сделает волокна толще. Мышцы рук вырастут ещё немного. На этом основана изометрическая часть упражнения, в отличие от кардиочасти, которая тренирует сердце и сосуды... Также сжигается лишний жир... Ламберт сжал зубы: боль в руках нарастала, пальцы коченели, толчки крови отдавались в онемевших запястьях.

– Уру ахим бе лев самеах! – пели девушки.

Руки дошли до такого состояния, что опустить их – с гантелями – казалось больнее, чем продолжать держать. Но именно это и было целью. Мышцы впечатывали в себя усилие.

Наконец, долгий последний аккорд и финальное "би-и-ип".

Отто с тихим стоном опустил руки, не роняя гантелей. Мышцы буквально кричали от боли. Он положил гантели на пол и побежал в душевую кабину – сейчас нужна была горячая вода. Очень горячая, чтобы как следует прогреть тело.

Стоя под тугой струёй, бьющей из сетки душа, Отто прокручивал в уме список текущих задач на ближайшие часы. Вчерашняя аналитическая записка для отца готова на две трети. Точнее говоря, текст готов полностью, но Отто не удовлетворяла литературная сторона. Анализ должен быть не только глубокомысленным, но и блестящим по форме. К сожалению, последняя треть – там, где рассматривается расклад сил на Востоке перед референдумом – грешила длиннотами. Да какими длиннотами! – там попадались фразочки на полстраницы. Отто отдавал себе отчёт в том, что подобная порча стиля была побочным следствием его недавних философских штудий. Увы, слог, простительный Канту, Баадеру или Хайдеггеру, совершенно недопустим в его, Отто, сфере деятельности. Особенно если учесть, что его отчёты читает не только Ламберт-старший, но и кое-кто повыше...

В левом плече что-то заныло. Отто стал вытягивать руки, снимая напряжение. Это помогло, боль ушла. Ламберт с наслаждением засунул голову под горячую струю, чувствуя, как вода скатывается по спине.

Итак, записку следует переписать. Лучше – не исправляя платтендат в рехнере, а сначала по памяти, потом – сверившись со старым вариантом. Трудоёмкая технология, но она себя окупает. На это у него есть четыре часа: сейчас где-то около семи, час следует отвести на упражнения, полчаса – на готовку и лёгкий завтрак. Еду он предпочитал готовить себе сам: слишком интимное дело, чтобы доверять его посторонним. Особенно завтрак: завтрак задаёт ритм работы желудка на весь день. Сегодня, кстати, его ждут лишние нагрузки днём. В час он должен присутствовать на официальном обеде, устраиваемым Отделом народного образования, Schulamt. Обед – традиционное мероприятие, но в кулуарах будут обсуждаться важные вопросы, в частности – расширение полномочий Oberschulaufsichtsbehörde в области контроля за качеством образования в частных гимназиях. Отто уже давно отошёл от этой темы, но, тем не менее, это его план реконструкции имперского образования сейчас вышел на финишную прямую, так что следует проконтролировать политическую сторону текущего процесса. В конце концов, образование – это будущее Райха. Войны выигрывают школьные учителя...

Днём нужно будет выкроить время на то, чтобы посетить Ассоциацию библиотечных работников, там сегодня перевыборы руководства. Около шести – запланированный официальный визит. Хитлеровский Национально-Патриотический Фронт проводит ежеквартальную сессию. Разумеется, открытая часть – это нудная говорильня. Но он, Отто, сын того самого Клауса Ламберта, допущен и на закрытую часть сессии, где ожидается обсуждение действительно важных вопросов. В частности – перспектив организационной деятельности Фронта. Впрочем, вряд ли дело дойдёт до чего-то реального: старики боятся всего нового... И, наконец, вечернее собрание у евангелистов. Скользкие, двуличные люди, типичные двуглавые орлы, заигрывающие одновременно и с либералами, и с правыми. Тем не менее, надо было поддерживать контакты и с этими – хотя бы потому, что они контролировали несколько миллионов дураков, по какой-то причине называющих себя христианами. Ещё один ресурс политического давления, который нельзя упускать... Хорошо если удастся поспать во время богослужения.

Потом, скорее всего, позвонит отец и выскажет своё мнение по поводу вопросов, затронутых в аналитической записке. Выскажет ряд ценных мыслей (к которым его незаметно подвёл Отто), даст ряд поручений (по большей части тех, которыми сам Отто считал нужным заняться). Пожалуется на здоровье. Возможно, зайдёт к нему домой – чтобы в последний раз обсудить детали московского визита. После этого Отто будет, наконец, свободен.

Свободен?

Отто Ламберт выключил воду. Подумал, не включить ли сушилку: недавно он установил в ванной комнате устройство, обдувающее тело потоком горячего воздуха. Потом решил всё-таки воспользоваться полотенцем.

Вытираясь, он воспроизводил в уме свой анализ текущих перспектив своей партии. Точнее, партии своего отца, частью которой он был.

Итак. За два с лишним десятилетия политической карьеры Клаус Ламберт вырос до политика общегерманского масштаба, признанного духовного лидера респектабельной правой оппозиции. Увы, теперь уже ясно, это выгодная позиция в текущей игре – и патовая в плане большой стратегии. Ламберт всегда будет вынужден тратить девяносто процентов усилий на поиски временных союзников, а также разгребание последствий уже состоявшихся союзов, предательств и измен. Его политическое влияние велико, но его эффективность – ничтожна.

Да, конечно, большая часть правых, и прежде всего сам Ламберт-старший – честные, принципиальные люди, которые ставят интересы нации и Райха превыше всего. Увы, на этом их достоинства и заканчиваются. У правых нет ни привлекательной программы, ни видения перспектив, ни даже осознания того, что такое видение им необходимо. Их критика существующего положения вещей – неверного и двусмысленного – сама по себе точна и справедлива, но не сопровождается никакой конструктивной альтернативой. Приходится признать: им нечего предложить Райху и его народу. У правых нет образа будущего, они живут прошлым, причём не понимая этого.

Да, конечно, правые – единственная сила, до конца понимающая опасность либерального реванша. Увы, в отличие от тех же левых, за спиной которых так или иначе стоят атлантисты, правые лишены каких бы то ни было внешних ресурсов влияния.

Да, конечно, правые правы. Увы, они никогда не получат достаточно власти, чтобы доказать свою правоту делом. А дойчи смотрят прежде всего на реальные дела.

В чём состоит главная, системная ошибка лидера респектабельной правой оппозиции Клауса Ламберта? В общем-то, в том, что он принял роль лидера респектабельной правой оппозиции. То есть главного противника официального курса Райхспрезидента Вальтера Шука. Главного врага, если называть вещи своими именами. Врага, с которым никакие компромиссы невозможны по определению.

Впрочем, стоят ли воззрения Клауса Ламберта того, чтобы за них сражаться? Пять лет назад Отто сказал бы – да. Сейчас он столь же твёрдо даст отрицательный ответ. Увы, отец и в самом деле ничего не может предложить, кроме возвращения к давно дискредитировавшим себя идеям. Но это не значит, что эти идеи бесплодны. Напротив, их творческое развитие позволило бы, наконец, дать новый импульс к развитию самого Райха. Который перешёл от экспансии в глухую оборону. А оборонительная позиция, даже самая лучшая – это в перспективе проигрыш.

С другой стороны, на своем пути отец накопил достаточный политический капитал. Но сам этот путь – тупиковый. На нем этот капитал не может быть реализован, не может быть пущен в дело, и так и останется лежать мертвым грузом, лишь укрепляя фундамент той системы, которую призван был изменить. И отступить с этого пути Клаус Ламберт тоже не может. Прежде всего – не захочет. Но если бы даже и захотел – это означало бы признание в собственном поражении. И тем самым весь капитал мгновенно бы обеценился.

Существует лишь один способ, которым этот капитал может быть пущен в ход. Не только без потерь, но даже с умножением. Другого способа нет. И доктор Фройд тут совершенно ни при чём.

"Ich soll mein Vater erledigen" – сформулировал Ламберт-младший. В очередной раз он констатировал богатство и одновременно точность родного языка. Английский глагол "finish" создавал совершенно неверный смысл – добивания кого-то слабого, жалкого, корчащегося в агонии. Русское "прикончить" звучало и вовсе омерзительно вульгарно, с каким-то кабацко-балаганным оттенком. Не говоря уже о примитивных, лишенных всякой многомерности глаголах "kill" и "убить", сводящих все к банальной уголовщине. Нет. Erledigen. Это одновременно и "убить", и "исполнить", и "уладить", и "разрешить сомнения", и "довести до конца". Фактически он намерен исполнить свой – их общий – долг и довести до конца дело отца – пусть и вопреки самому Клаусу Ламберту.

"Я должен erledigen своего отца" – повторил себе Отто и швырнул мокрое полотенце на пол.