Текст книги "Юбер аллес (бета-версия)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

Соавторы: Михаил Харитонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 86 страниц)

Произнося последнюю фразу, ротмистр и впрямь сунул руку в карман и вытащил оттуда... конечно, не лампочку. А еще один тугой белый пакетик.

– Ты все понял, жертва подпольного аборта? И вы тоже поняли? Там-то, – ротмистр небрежно махнул рукой в сторону рассыпанного чемоданчика, – может, и натрий хлор. Но здесь-то нет. И как только это окажется там, никакие ваши признательные показания нам будут уже не нужны. Здесь вполне достаточно, чтобы все вы, суки, получили свой вышак. Абсолютно, замечу, заслуженный и совершенно законный. У нас тут даже двое понятых имеется. В российской криминальной полиции не служащих и никак ей не подчиненных. Херр оберст так и вовсе гражданин Райха, ему перед нами заискивать никакого резона... Итак, я пошел. Пока я иду, у вас еще есть время передумать.

И он нарочито медленно, держа пакетик в вытянутой руке, направился к отверстому чемодану с солью. Подойдя вплотную, ротмистр остановился и явно приготовился разжать пальцы.

– Подождите, господин начальник! Я все расскажу! И про штрик, и про остальное! Наша фанду...

Это был один из раненых. "С-сучара", – с ненавистью сплюнул продавец, которому рассказывали анекдот.

– Не торопись, – ротмистр с ухмылкой спрятал пакетик обратно в карман и извлек черную коробочку диктофона, направляясь к бандиту. – Пятнадцатое февраля, час сорок восемь. Арестованный с поличным за соучастие в убийстве и сопротивление полиции... Имя! – рявкнул он, на время останавливая запись.

– Облом.. то есть это... Киселев Антон... Алексеевич...

– ... Киселев Антон Алексеевич добровольно дал следующие признательные показания... Вот теперь пой, птичка, – ротмистр положил включенный диктофон на пол возле лица бандита.

Поскольку Облом занимал в своей банде не самое высокое положение, он знал не все, что хотелось бы услышать полицейским – но все же поведал немало интересного, включая имена и приметы поставщиков и мелких распространителей, а также места, где хранился наркотик.

– Позвольте и мне вопрос арестованному, – вклинился Власов. – Почему вы все-таки убили Грязнова? Ведь твой босс и впрямь хотел продавать штрик в Москву?

– Да он же, козел, надуть нас хотел, – доверительно сообщил бандит. – Говорил, что от Крысюка послан, а Крысюк-то сам его ищет, чтобы покилять.

Стало быть, опасения крипо были справедливы, понял Фридрих. Среди бандитов и впрямь нашелся кто-то дотошный, выяснивший нынешний характер отношений между Спаде и Грязновым. Эх, если бы все удалось провернуть пораньше...

Когда бандит иссяк, ротмистр выключил и убрал диктофон.

– Ну ладно, – сказал он, – будем считать, что пока ты свою шкуру спас, пидор.

Облом вздрогнул – как видно, это оскорбление было для него тяжелее предыдущих – но лишь просительно проскулил:

– Начальник, мне бы укольчик, а? И в больничку бы оскорей... две пули все-таки...

– Виктор Сергеевич, так и быть, сделайте этому пидору укол обезболивающего, – обратился ротмистр к полицейскому с аптечкой. – И вон того еще приведите в чувство, пожалуйста – не тащить же нам его.

Обращение по отчеству было, конечно, игрой на публику, но все же Фридрих не мог не восхититься непринужденной легкостью, с какой ротмистр менял тон, обращаясь к бандитам и к своим. Все-таки профессионал хорош даже тогда, когда делает грязную работу.

Скованных бандитов увели; двое санитаров прибывшей труповозки унесли и тело Грязнова. Последними помешение покинули ротмистр, Никонов и Власов.

– Вам, возможно, интересно, почему я не допрашивал их по одному? – проявил проницательность ротмистр. – До этого дело еще дойдет, и с использованием разных интересных препаратов... Пока же мне было важно сломать кого-нибудь одного, и сломать публично, при всех подельниках. От такого он уже никогда не оправится. Отныне он знает, что выход у него один – преданно служить нам.

– Служить? Разве он не сядет на пожизненное? – Фридрих знал, что замена смертной казни пожизненным заключением – это максимальная поблажка, предусмотренная российским законодательством при преступлениях такой тяжести, и даже помощь следствию не позволяет заработать больше.

– Конечно, сядет. Закон есть закон. Но, во-первых, на каторге нам тоже информаторы нужны. А во-вторых... если он хорошо зарекомендует себя в этом качестве, ему устроят побег. Естественно, не для того, чтобы он мирно отсиживался дома.

Фридрих понимающе кивнул. Внештатные агенты во многих отношениях лучше штатных – уже хотя бы тем, что в случае чего их не жалко. И деваться от новых хозяев такому некуда, даже оказавшись на свободе – вздумай он уйти на дно, им даже не придется его искать, достаточно просто известить криминальный мир о его работе на полицию. Пока же то, что он стал стукачом на глазах у подельников, делу не помеха – все равно они не доживут даже до каторги. А если кто и доживет, то лишь потому, что станет таким же стукачом.

– А позвольте узнать, ротмистр, – сказал Власов, невольно понижая голос, – в этой вашей "одиннадцатой лампочке" что, неужели действительно штрик?

Полицейский улыбнулся.

– Нет, конечно. То есть, в принципе, у нас есть небольшой запас для оперативных надобностей... но необходимость использовать настоящий штрик возникает крайне редко. В этом пакете просто сахарная пудра.

Стало быть, подумал Фридрих, в распоряжении русской криминальной полиции все же есть штрик. И, теоретически, убийца Вебера... Да ну, чепуха. Все равно, что подозревать в убийстве кирпичом по голове каждого каменщика.

– Надеюсь, вас не шокируют наши методы работы? – осведомился ротмистр, продолжая улыбаться.

– Меня – нет, – заверил Власов. – Хотя кое-кто из моих знакомых правозащитников, вероятно, хлопнулся бы в обморок.

– Это понятно, – усмехнулся полицейский. – "Кровавые нацистские палачи выбивают показания и подбрасывают улики". На самом деле так мы обращаемся только с заведомо виновными, и виновными основательно. К подозреваемым и вляпавшимся случайно подход другой. Наша задача ведь не в том, чтобы похватать или довести до суда как можно больше народу. А в том, чтобы очистить наш город и нашу страну от мрази. И это не просто высокие слова, это принцип, лежащий в основе оценки нашей работы. Ее оценивают не по числу приговоров, а по динамике общего урвня преступности. Начни мы хватать невинных, и диспропорция между количеством арестов и отсутствием снижения, а то и ростом, преступности быстро станет поводом для серьезного внутреннего расследования, с очень внушительными санкциями для виновных – вплоть до расстрела. Опять же, одного лишь признания обвиняемого недостаточно, мы же не большевики. Приговор должен базироваться на материальных доказательствах – изъятых наркотиках, оружии, краденых ценностях... Допустим, можно было бы изымать и подбрасывать одно и то же по многу раз. Но все изъятое сдается и оформляется, обратно его уже не получишь – разве что иногда для специальных операций, по которым отчетность вообще строже некуда. Если изъять, но не сдать – не получится вынести приговор тому, у кого изъяли... Но, разумеется, бандитам знать все эти тонкости не обязательно. Они должны верить, что мы способны на что угодно, что, попав в наши руки, они должны не качать права, а думать о том, как помочь следствию и заслужить хотя бы частичное снисхождение. Знаете, как пишут на плакатах: "Полицейский – лучший друг честного гражданина, помощник оступившегося и самый страшный кошмар закоренелого преступника". Немного пафосно, но по сути верно...

– Вернемся к практическим вопросам, – сказал Фридрих. – Что делать, когда мне снова позвонит Спаде?

– Ну, в принципе мы могли бы поставить ваш телефон на прослушивание... – произнес ротмистр, все своим видом давая понять, что не особо надеется на согласие.

– Это исключено, – не обманул его ожиданий Власов.

– Тогда вот что. Сейчас дойдем до фургона, и я дам вам еще один аппарат. По сути, обычный целленхёрер, ну, с некоторыми дополнительными функциями. Под расписку, вы уж не обижайтесь – отчетность... Когда наш объект снова с вами свяжется, вы нажмете кнопку на этом аппарате, автоматически пойдет перехват, запись и передача нам сигнала.

– Надеюсь, в число "дополнительных функций" не входит отслеживание местонахождения аппарата или несанкционированная передача? – с вежливой улыбкой осведомился Фридрих. – Это несложно проверить, вы ведь понимаете.

– Ну разумеется, херр оберст. Когда он включен, его можно отследить, как обычный целленхёрер, но когда выключен – никаких сюрпризов. Мы ведь делаем общее дело, к чему недоверие между союзниками?

– А что мне сказать Спаде? О Грязнове и о выкупе.

Ротмистр на краткое время задумался.

– Полагаю, о Грязнове надо сказать правду – ну, без подробностей, конечно, которые вы не могли бы знать, – ротмистр переглянулся с Никоновым, проверяя, не будет ли у того возражений. Но майор лишь молча кивнул. – О выкупе – что деньги будут к назначенному им сроку.

– Хорошо, – согласился Фридрих.

Хотя на самом деле хорошего во всем происходящем было немного.

Kapitel 47. 15 февраля, пятница, утро. Санкт-Петербург, улица Платона Павлова, 28

С утра Фридрих проснулся бодрым и полным сил; направляясь в душ, с неловкостью вспомнил, что ночью по дороге домой все же задремал в никоновской машине. Впрочем, говорить все равно было не о чем – операция, успешная для крипо, для них двоих провалена... Однако теперь, по прошествии шести с лишним часов, есть смысл вновь перемолвиться словом с майором. Могут быть новости, ибо не все могли себе позволить в эту ночь отправиться домой спать. Обходительному ротмистру, например, наверняка было не до сна – не говоря уж о его «клиентах».

Была еще некая мысль, тревожившая Фридриха после неудачи на складах. Ну конечно – последние слова Грязнова. "Макс сука, все из-за него..." Какой такой Макс? Может, Грязнов сказал не "Макс", а "Матиас"? Выглядит очень логично, умирающий говорил с большим трудом и действительно мог глотать слоги. И все же Фридрих был уверен, что слышал именно "Макс", а не "Матиас" или "Матс". Может быть, Макс – это какой-то деятель из демдвижения? Фридрих мысленно перебрал тех, с чьими досье успел ознакомиться, изучая дело Вебера. Вроде бы не было там никого с подходящим именем... Тем более, надо уточнить у майора.

Никонов тоже уже не спал – и более того, успел пообщаться с крипо. Новости действительно были – благодаря показаниям арестованных удалось накрыть большой тайник с наркотиками, включая штрик, и взять еще нескольких бандитов рядового уровня – однако все это была чистая уголовщина, для ведомств Власова и Никонова прямого интереса не представлявшая. Если, конечно, майор действительно рассказал все, что узнал, чего Фридрих гарантировать не мог – однако интуиция подсказывала ему, что это действительно так. В ответ Власов процитировал последние слова Грязнова и поинтересовался, что об этом думает собеседник.

– Вы можете гарантировать, что слышали именно "Макс сука", а не что-то похожее? – спросил Никонов.

– Вообще-то нет, – признался Фридрих. – Он говорил весьма нечетко.

– Ну тогда все просто, – констатировал майор. – Он сказал не "Макс – сука", а "Максуд". "Максуд, все из-за него". Это кличка одного из продавцов, того, что постарше. Основные переговоры Грязнов вел именно с ним. Его фамилия Максудов.

Фридрих постарался представить лицо бандита, получившего сапогом по уху.

– Он кавказец? Вроде бы не очень похож.

– У него мать русская. Общественное мнение такие браки не одобряет, кстати, и у самих кавказцев тоже. Но никаких официальных запретов на них нет.

Фридрих об этом знал. Российские расовые законы всегда были намного либеральнее имперских. Считалось, что в стране, немалую долю населения которой составляют неарийские народы, иначе нельзя... хотя существовала и иная точка зрения, делавшая из той же посылки прямо противоположный вывод.

– Что ж, благодарю за разъяснение, – сказал Власов вслух. – Вы уверены, что речь именно об этом персонаже, а не о каком-нибудь диссиденте из окружения Грязнова?

– Нет, уж их-то я, голубчиков, наперечет знаю. Нет там ни Максов, ни, тем паче, Максудов. Правда, один Марк имеется – дедок уже за шестьдесят, такой, знаете ли, обросший плесенью теоретик... едва ли он имеет отношение к этим делам. Как по-вашему, могла в имени быть буква "р"?

– Нет, – уверенно ответил Фридрих, – ее там точно не было. А Грязнов ведь не картавил. Хотя, конечно, надо учитывать, в каком он был состоянии...

– Ну, для очистки совести проверим этого Марка. Хотя, по правде говоря, в Москве у меня сейчас маловато подходящих людей...

"Подходящих – это тех, кому можно доверять? – подумал Власов. – Или просто свободных от некой более важной операции?" Спрашивать он, конечно, не стал – если бы Никонов хотел выразиться яснее, то сделал бы это сам.

– Вы, кстати, в Москву сегодня-завтра не собираетесь? – осведомился майор. – А то крипо все-таки сильно надеются на вашу помощь в охоте на небезызвестного вам Крысюка.

– Возможно, – задумчиво ответил Фридрих. Это что ж выходит – Никонов хочет побыстрей спровадить его из Бурга? Начинается то самое, о чем говорил Хайнц? Или все-таки иногда слова означают только то, что сказано, и ничего кроме?

– Да, вот еще что, – поспешно добавил Власов, – вам ничего не известно о неком Мюрате Гельмане? Он, очевидно, проходит по вашим досье, но речь не о прошлых делах. У меня вчера была с ним назначена встреча, но он бесследно исчез. Целленхёрер не отвечает.

– Гельман? У меня сейчас есть доступ к бургским криминальным сводкам – вчера и сегодня в них такой фамилии не было. Может, конечно, его прихватили наши из другого подразделения – в этом случае ничего не могу гарантировать... но постараюсь выяснить, насколько это позволяют мои полномочия.

– Буду очень вам признателен.

Попрощавшись с майором, Власов вновь вернулся к материалам по "Ингерманландии". В течение полутора часов он сделал еще несколько звонков заинтересовавшим его людям, как из числа активных членов организации, так и отошедших от дел – благовидный предлог, кстати, нашелся легко: все то же исчезновение Гельмана – но, увы, не узнал ничего полезного. Даже на достаточно прозрачные намеки никто из его абонентов, включая и тех, что отозвались о Рифеншталь-фонде без особого почтения, клевать не пожелал.

Конечно, старательный Лемке на его месте продолжал бы разрабатывать тему и дальше. Но интуиция Фридриха оценивала эту идею более чем скептически. Похоже, что все бургские ниточки, на которые возлагал надежду Эберлинг – ну и он сам, конечно, тоже – оборвались или ни к чему не привели. Хотя и нельзя сказать, что эта поездка была бесполезной... Есть еще, конечно, шанс, что убийца Вебера, или похититель пресловутой книги, все-таки сам выйдет на него сам, как считала Фрау – но это может произойти и в Москве, как, собственно, с Вебером, по той же версии, и случилось... Но было еще некое беспокоящее обстоятельство – Власов пытался вспомнить, связано оно с Бургом или, напротив, с Москвой. Это удобное объяснение насчет Максуда... оно, конечно, очень логично, и все же Фридрих не мог отделаться от мысли, что слышал именно "Макс – сука". Причем в первый раз слышал это еще до своей единственной встречи с Грязновым. Где именно – в салоне Рифеншталь? Нет, еще раньше. И, кажется, там было все же не "сука", а как-то иначе. "Макс – падла?" "Сволочь"? "Гад"? Какие там еще есть русские ругательства?

Козел и свинья. Макс – козел и свинья. Вспомнив точную фразу, Фридрих вспомнил и человека, ее произнесшего. Фройляйн Марта Шварценеггер. "С ним связываться – думкопфом надо быть..."

В прошлый раз Фридрих не стал настаивать на разъяснениях, видя, что тема ей неприятна, а зря. Мало ли, на кого может держать обиду молодая девушка... а вот и не мало ли. Какова вероятность, что речь об одном и том же Максе? На первый взгляд – мизерная, Максов в Москве, считая не только фольков, но и вполне русских Максимов, еще больше, чем Фридрихов. Но не все Фридрихи интересуются штриком, и не все Максы имеют знакомых в демдвижении, подозрительно схожим образом о них отзывающихся... Макс Марты, по всей видимости, учился с ней в одном вузе, и Грязнов тоже – бывший студент МГУ. Тоже не доказательство, конечно, особенно учитывая, сколько студентов в Московском Университете. Грязнов с физфака, а тот Макс – хороший программист, возможно, "хакер", стало быть, скорее всего – с факультета вычислительной математики. Хотя не обязательно; едва ли он гуманитарий, но вот физиком вполне может быть. Для чего может наркоторговцу понадобиться программист, пусть даже и с хакерскими навыками? Взламывать чей-то пароль? Чей-то шифр? Все это граблями по воде... Стоп. А если не физик, а химик? Что, если истоки дешевого штрика надо искать даже не в Райхе, а в Москве? Хотя тогда зачем бы Грязнову иметь дело с бургскими дуфанами? Но ведь Макс его подвел, потому он, очевидно, и "сука". Обещал изготовить к сроку штрик и не изготовил, в лучших традициях средневековых алхимиков, суливших своим богатым покровителям дешевое золото... Для алхимиков, правда, это нередко очень печально кончалось. И неведомый Макс вполне может разделить их судьбу – особенно если в число обманутых покровителей входит не только Грязнов, но и Спаде.

Фридрих вновь ощутил радость озарения. Похоже, эта часть головоломки сложилась. Пока, конечно, это лишь гипотеза, но уж очень стройная. Хотя все равно не ясно, есть ли тут какая-то связь с основном темой. Очень может быть, что тут чистая уголовщина без всякой политики, особенно если Макс – не более чем просто талантливый (не в химии, так в программировании) одиночка. Но найти его – если он еще жив – надо. И как можно скорее, пока это не сделал Спаде.

Фридрих открыл нотицблок и выбрал из памяти почтовой программы аншрифт Марты. Плохой способ связи. Письма по этому адресу могут читать и заинтересовавшиеся дочкой Шварценеггера ребята Бобкова, и подчиненные ее собственного отца. Но что делать – придется рискнуть. Формулировки Власов выбрал обтекаемые, сообщив лишь о важном и спешном деле, которое нужно обсудить в личной беседе. Требуется ли встреча, или достаточно телефонного разговора, он не уточнил, понадеявшись, что у Марты все же хватит благоразумия сообразить насчет возможности прослушки. Хотя, конечно, русские спецслужбы совсем не обязательно станут чинить препятствия – в особенности если речь и впрямь идет о простой уголовщине... или, по крайней мере, если таково будет их мнение.

Предположим, Марта не сможет найти достаточно надежный телефон и захочет встретиться лично – как скоро он сможет быть в Москве? Фридрих загрузил плац бургского транспортного агенства. Так, на утренний самолет он уже не успеет, вечернего слишком долго ждать. Фридрих слетал бы и сам, не останься его верный "Блом унд Фосс" в Фатерлянде, а арендовать самолет в России не так просто, особенно учитывая, что он не в состоянии оплатить это из своего кармана, а задействовать счета Управления без доказуемой явной необходимости лучше даже не пытаться. Зато в полдень отправляется скоростной экспресс "Гросс Петер", который будет в Москве уже в 16 с минутами... Хотя и скоростная железная дорога, и сам поезд были плодами совместного проекта российских и дойчских компаний, официально экспресс именовался "Петр Великий", и именно эти слова, причем даже стилизованные под славянскую вязь, значились на бортах и занавесках его вагонов. Однако петербуржцы, не столько даже, вероятно, из германофилии, сколько в пику Москве, упорно именовали поезд на дойчский манер, так что в конце концов это название появилось и на бургских транспортных плацах, и в объявлениях Московского вокзала. Свободные места еще были, и Фридрих поспешил зарезервировать билет.

Затем он позвонил Эберлингу.

– Не знаю, Фридрих, стоит ли тебе ехать в Москву сейчас, – сказал Хайнц, выслушав все новости. – Я по-прежнему сомневаюсь, что этот загадочный визит состоится здесь, а не в Бурге. Самое скверное – была надежда, что нам удалось выйти на след Зайна... опрос соцработников ничего не дает, но удалось найти пару других свидетелей, видевших человека, похожего на фоторобот...

– Так что же здесь скверного?

– То, что сейчас мы снова его потеряли. И я опасаюсь, что его может уже не быть в Москве.

– Думаешь, он укатил сюда?

– Не знаю, что думать. Вчера Управление прислало официальную просьбу русским, мы получили доступ к камерам наблюдения московских вокзалов и аэропортов, на контроль ставятся билеты, выданные пассажирам подходящего возраста, как на предыдущие дни, так и еще актуальные – но сам понимаешь, этого недостаточно, в праздничной толчее всех не проверишь, а самое главное – он почти наверняка не стал бы пользоваться поездом или самолетом. Это из Берлина ему было бы затруднительно добраться иначе, а из Москвы до Бурга – возможен любой вариант, вплоть до багажника автомобиля...

– Шестьсот километров в багажнике, да еще зимой? По-моему, он уже староват для таких трюков.

– О, не стоит недооценивать этого ублюдка... Ходят слухи, что однажды он пересек границу в гробу под общим наркозом. Хотя, возможно, это и легенда.

– Если допустить, что он приехал в Бург только что, или, тем более, только должен приехать – едва ли у него хватит времени на организацию операции. И едва ли он доверится другим, организовавшим все в его отсутствие – это не его стиль...

– Тоже верно. Надеюсь, что ты прав. Мы задействовали в Москве практически все возможности, какими располагаем – будет чертовски обидно, если это все впустую...

– И ты хочешь, чтобы я прикрыл бургское направление?

– Я не имею права этого хотеть, – вздохнул Эберлинг. – Зайн – это моя головная боль. Твоя задача – дело Вебера. И даже если между ними, как мы полагаем, есть связь... Впрочем, тема бургского штрика заслуживает дальнейшего изучения. У меня сложилось твердое впечатление, что кое-кто из завсегдатаев салона Рифеншталь знает об этом больше, чем положено законопослушному гражданину – увы, меня выдернули оттуда сликшом рано... Возможно, есть смысл пообщаться лично с господином Лихачевым. Он-то, конечно, к наркотикам и прочей уголовщине не имеет никакого касательства. Но одна мысль о том, что салон его супруги используют для прикрытия каких-то грязных целей, оскорбит его настолько, что он способен выложить немало информации о гостях...

– Кое с кем я уже общался. Возни много, а результат сомнителен. Лихачев – вообще фигура чисто декоративная... А времени у нас, боюсь, остается не больше двух дней – если этот визит состоится в субботу или воскресенье, и если он имеет отношение к теме.

– Я бы помог тебе в Бурге, но, сам понимаешь, не могу сейчас покинуть Москву. Тем не менее, я мог бы помочь тебе с московксими делами. Например, встретиться с этой твоей Мартой.

– Сомневаюсь, что она захочет встречаться с незнакомым человеком.

– Можно подумать, что тебя она так уж хорошо знает! В любом случае, ты можешь рекомендовать меня ей. Это проще, чем отмахать лишние 600 километров.

– Спасибо, Хайнц, я подумаю.

– Ну ладно, если что, держи меня в курсе. А я тебя, соответственно.

Стоило Власову положить трубку, как нотицблок звякнул, извещая о свежей почте. Это был ответ от Марты.

"Хорошо, что вы написали. У меня серьезные проблемы. Вы можете прийти через час на то же место, что в прошлый раз? Только будьте осторожны".

Вот так, подумал Фридрих. Девочка доигралась в сыщиков. Возможно, конечно, она по молодости и наивности преувеличивает опасность. А возможно, наоборот, недооценивает. Но в любом случае – в таком состоянии она уж точно не станет встречаться с неизвестным, тем более рекомендованным не лично, а электронной почтой. Да и самому Власову не очень хотелось доверять это дело другому. Эберлинг, конечно, не Лемке, но все же хватит уже и того, что случилось с фрау Галле. Так что спасибо Хайнцу за помощь, но с Мартой надо будет все же встретиться лично.

Впрочем, какова вероятность, что это письмо написано вовсе не Мартой? Что это – провокация с целью выманить его из Бурга? С утра ему показалось, что того же хочет и Никонов... Фридрих проверил техническую информацию письма. Отправлено через другого анлифера, чем в прошлый раз. Сверившись с базой данных по адресам, Власов убедился, что новое письмо было послано из REIN-кафе на Тверской. Значит, она не в университете, несмотря на учебный день – что вполне согласуется с содержанием письма. Что ж, кафе – не самое плохое место: на глазах у посетителей, среди которых, кстати, могут быть и иностранцы, ей вряд ли причинят вред...

Прикинув вероятности, Фридрих решил, что, скорее всего, письмо все же подлинное. Он отправил ответ, в котором извещал, что сможет прибыть на место лишь к 17:00, просил не волноваться, но и не терять осторожности, оставаться на виду и не пользоваться подземкой. Некоторое время Власов размышлял, не послать ли в то кафе кого-нибудь из оперативников, и решил, что все же не стоит: если Марта заметит слежку, может запаниковать и наделать глупостей. И даже если он ее там не обнаружит, это ничего не докажет – Марта ведь не обещала сидеть в кафе безвылазно...

Итак, решение принято: он возвращается в Москву. Если он хочет без лишней нервотрепки успеть на поезд – пора ехать.

Выехал он и в самом деле вовремя – дорожная обстановка, с учетом всех праздничных ограничений движения, к скоростной езде не располагала, так что на перрон Московского вокзала Фридрих поднялся за считанные минуты до отхода экспресса. Он быстро шел вдоль поезда, отсчитывая вагоны, и тут в кармане у него зазвучала "Песня летчиков".

Это оказался Никонов.

– Нашелся ваш Гельман, – мрачно сообщил майор.

– Где?

– В Неве. Повезло, что в промоину возле одного из стоков вынесло. Так бы подо льдом до самого залива дотащить могло, и никогда бы не нашли...

– Ясно, – вздохнул Фридрих. – Надеюсь, вы не будете говорить, что он сделал это сам?

– Это вряд ли. Судя по характеру повреждений, он упал с приличной высоты, вероятно, с парапета или с моста. Но не на ноги, как было бы, если бы ему вздумалось спрыгнуть. После падения был еще жив. При нем был бумажник с крупной суммой денег – кстати, половина в долларах – и два целленхёрера дорогих моделей, так что это не ограбление.

– Когда?

– Не меньше суток. Скорее всего, позапрошлой ночью, раз не было свидетелей.

– Версии?

– Это у вас надо спросить, – буркнул Никонов, – вы же собирались с ним встречаться.

– Увы, я так и не знаю, что он собирался мне рассказать... Ну ладно. Спасибо за информацию.

Вот так, подумал Власов. Может ли это означать, что Зайн и впрямь здесь? Впрочем, почерк не похож на убийство Борисова. Гельман не сам прыгнул – его сбросили в реку, и, вероятно, у него хватило бы сил справиться со стариком. Хотя у Зайна в России есть покровители... Химический анализ крови, очевидно, еще не готов. И нет доказательств, что эта смерть связана с темой. Господин "консультант" пытался играть на слишком многих досках... Но нет доказательств и обратного.

А время, меж тем, тикает, и в Бурге, и в Москве. И сейчас необходимо решить, что важнее: мертвый Гельман или живая Марта?

Первый, по крайней мере, уже ничего не расскажет...

– Abfahren! – сказала проводница "Гросс Петера", как видно, тоже наметавшая глаз в определении берлинцев, но на всякий случай повторила по-русски: – Поезд отправляется. Вы едете?

– Ja, – кивнул Фридрих и шагнул в вагон.