Текст книги "Юбер аллес (бета-версия)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

Соавторы: Михаил Харитонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 86 страниц)

– Деньги разворовали, – охотно пояснил Лемке. – Причем грамотно так, что и концов не найдешь. Каких-то стрелочников посадили, конечно, да что с них возьмешь... И вот теперь городские власти уже который год бодаются с центральныим по поводу того, кто должен покрыть недостачу. Там еще какие-то юридические закавыки, связанные с тем, что это Тверская, особая экономическая зона... в законе прямо не прописано, что он распространяется и на подземные территории, но не прописано и обратное... А тут пока открыли времянку без отделки и выходов на поверхность, потому как очень уж переход нужен. Ну, как говорят сами русские, нет ничего более постоянного, чем нечто временное.

– Вот же бардак, – возмущенно пробормотал Фридрих. Разумеется, дома, в Дойчлянде, подобное было немыслимо. Все же он с интересом оглядывался по сторонам – доселе ему не доводилось бывать на недостроенных станциях метро. Он даже сделал несколько шагов, направляясь в сторону тупикового

конца платформы – там, очевидно, по плану должен был располагаться выход в город, но ныне виднелась лишь неглубокая ниша, символически перегороженная одиноким железным турникетом. Свет в том конце горел совсем тускло. Лемке преданно семенил следом.

– Эй, гуй? Тебе, может, надо чего?

Власов резко обернулся на негромкий голос. За колонной, которую он только что миновал, стоял молодой парень странноватого вида. Фридрих не сразу понял, что именно показалось странным, но потом сообразил, что драная куртка с вываливающейся из дыр подкладкой, распахнутая на груди, никак не сочетается с красивым чёрно-белым свитером, явно недешёвым. Да и американские брюки-джинс в стиль как-то не вписывались. К тому же стоял незнакомец так, словно от кого-то прятался... или кого-то поджидал.

Фридрих поднял бровь: странный парень его заинтересовал, но он не был уверен, что хочет продолжать разговор.

– Может, чего надо? – парень подобрался поближе. – Я говорю – надо, может, поправиться? – он сделал ещё шажок. – Дайен? Кокс? Тяжёлое?

Тут до Власова, наконец, дошло, с кем имеет дело: теоретические познания со щелчком встали на нужное место в голове, совпав с наблюдаемой реальностью. Теперь он знал, что это за молодой человек, что он предлагает, а главное – как с ним надо себя вести.

Перед ним приоткрылась любопытная возможность выяснить один важный вопрос, и он решил – после полусекундного колебания – попробовать ею воспользоваться.

– Я никого здесь не знаю, – начал он, отодвигаясь от слегка опешившего Лемке. – У моего друга есть проблема. Мне сказали, что есть люди, с которыми можно поговорить.

– Эй, гуй, – парень заговорил уверенно, а тон стал наглым и грубым, хозяйским – один раз: если ты пантуй, канай отсюда.

Власов сыграл лицом испуг и негодование.

– Говорите нормальным языком, – попросил он, – по-русски или на дойче. Я не понимаю.

– Ц-цивил, – сплюнул парень на пол. – Сохуашь, у тебя проблема? Поправиться, что-ли, надо? Лекарство нужно? Полечиться?

Власов сделал вид, что думает.

– Если я правильно вас понял, то нечто вроде этого, – наконец, выдавил он из себя признание. – Но это нужно не мне, – это было сказано торопливо и немного испуганно. – Я сам не употребляю.

– Да вижу я, что ты не шидудзе, в арык сам не мажешь... Но если гую надо поправиться – лады, это тема. Толкнём с тобой, чё те светит ин зис план. Но не здесь. Тут пипло говняное грузится, темы толкать некомфорт. Мне тут светиться хайпато.

Вдалеке послышался шум поезда.

– Делай так. Го-го в вагон до Воскреши, там тебя подберут. Сохуай, что от Вени Грубчика. От Вени, понял? С людьми не говняйся, толкай темы политично. И не надо конджить, спервенца всех пробирает, а потом нормалёк, земеля... Главное – суджи. В смысле – тихо.

В это время поезд остановился, и новая толпа затопила платформу. Парень растворился в людском потоке, как щепоть соли в кипящем супе.

Лемке уставился на шефа, ожидая каких-либо указаний.

– Едем, – просто сказал Фридрих. – Что такое Воскреша? – на всякий случай уточнил он.

– Станция "Воскресенское Шоссе", – подтвердил его догадку Ханс. – Местечко ещё то. Тогда нам на переход, это по той ветке... Шеф, но это опас... – Лемке замолчал, перехватив яростный взгляд патрона – и с опозданием соображая, что их сейчас вполне могут подслушивать.

Они окунулись в движущееся человеческое месиво.

О сложившейся в России ситуации с наркотиками Власов был осведомлён достаточно хорошо. И, в отличие от обычного берлинского бюргера, наслышанного о славянской наркомафии, знал, насколько непростой была ситуация, в которую попали российские власти.

Первая волна наркотрафика пришлась на начало восьмидесятых. Почин положили китайские иммигранты, которым Россия предоставила политическое убежище как беженцам от коммунизма. Сделано это было отчасти в пику расовой политике Райха: дойчи упрямо не желали видеть в своей стране расово неполноценных, да и печальный опыт с "францдойче" сыграл свою роль. Мосюковское же правительство решило проявить терпимость к несчастным страдальцам от коммунистической диктатуры. Китайцы сполна отблагодарили принявшую их страну, развернув в крупных городах сети по торговле опиатами. Когда власти спохватилась, выяснилось, что под видом китайских аптек и центров традиционной медицины тихонько функционируют подпольные притоны, а продвинутая молодёжь лечит хандру средствами с вычурными названиями типа "пыльца с крыльев уснувшего мотылька" или "три яшмовых удовольствия" – на основе кокаина и героина.

Русским потребовалось три года, чтобы перекрыть основные каналы поставок. Но тут подоспела вторая волна, на этот раз кавказская. На Москву и через неё в другие страны Райхсраума пошла волна опиатов. С ней так просто справиться не удалось. Но, во всяком случае, русские, в отличие от тех же поляков, боролись с наркотиками серьёзно. Более того, именно отдел по борьбе с наркотиками был, пожалуй, самой дружественной по отношению к Управлению российской полицейской структурой – ну, конечно, в той мере, в какой российская полицейская структура может быть дружественной к берлинским коллегам.

Фридрих также знал, что сеть дилеров-дуфанов, работающих в московской подземке, оказалась особенно живучей. Созданная всё теми же китайцами, она очень быстро зажила самостоятельной жизнью. От "китайского" периода остался особый наркодилерский жаргон, напичканный искажёнными китайскими словами и выражениями.

При этом мелкие дуфаны, стоящие на отлове клиентуры, не имели при себе ни грамма "лекарств" – и, более того, сами не знали, где и у кого они есть. В их обязанности входил отлов потенциального покупателя и его ориентация в том направлении, где он мог бы обрести желаемое. Дальше в дело вступала сложная система "ведения" клиента с передачей его из рук в руки по цепочке. Покупка – или просто банальное ограбление, если клиент оказывался достаточно глуп, – ждали только в конце пути.

Фридриха не интересовали наркотики как таковые. Но его очень интересовало, насколько просто – или насколько сложно – приобрести в Москве штрик. Поэтому он решил рискнуть и принять предложение мелкой крысы, принявшей его за новичка в поисках дилера. Впрочем, это-то как раз было понятно: вид прилично одетого человека, явно не привычного к подземке и чего-то ищущего в глухом конце станции, не имеющей выхода на поверхность, наводил на вполне определённые мысли. Однако, насчёт своего шанса дойти до реальных продавцов – или хотя бы до людей, с которыми имеет смысл разговаривать – Фридрих не обольщался. Насколько он помнил общую схему, клиент сдавался с рук на руки несколько раз. На каждом этапе его "смотрели". До продавцов доходили либо явные наркоманы, либо люди со специальными рекомендациями. Ни того, ни другого у Власова не было. Однако, у него были кое-какие профессиональные знания, которые могли сыграть свою роль.

Власов перебирал в памяти всё, что он знал о российской наркомафии из текущих материалов, стоя на посадочной платформе станции "Пушкинская", на которую только что перешел. Эта была достроена, но мало чем отличалась от только что покинутой – тот же бетон вокруг, тот же асфальт под ногами, те же железные колонны. Разве что с нормальными плафонами без свисающих проводов, да еще между колоннами висело красно-белое полотнище с надписью, выполненной стилизованной славянской вязью: "Масленичные Гуляния! Весеннее Веселье!". Веселья размалёванная тряпка явно не добавляла.

Подошёл поезд, защёлкала ограда. Власову и Лемке не повезло: та секция, перед которой они стояли, почему-то не открылась. Людям с другой стороны попали в ещё худшее положение – они не могли выйти. Какой-то парень ловко перемахнул через ограду, чуть не сбив с ног Лемке. Остальные заторопились к другой двери.

Лемке, чертыхнувшись, показал на какой-то пластмассовый мусор, аккуратно забитый в узенький паз, в котором вращалась штанга. Это было явно дело рук человеческих.

Следующий поезд был под завязку заполнен солдатами-новобранцами. Высокие, ладные, в хорошо пригнанных зелёных гимнастёрках, они заполнили платформу, оттеснив обывателей к другому краю. Когда же испорченная секция барьера снова не открылась и часть солдат осталась в вагоне, к ней подскочили четверо крепких ребят, ведомых сержантом в фельдграу. Они дружно взялись за заевшие створки и рванули на себя. Запертые с другой стороны тоже навалились, и воротца со скрежетом разъехались. Сержант осмотрел штанги, и, видимо, заметил засунутый в щель мусор. Он отдал какие-то распоряжения, и тут же один солдат вытащил нож, присел и принялся выковыривать застречку, а сержант стал названивать куда-то по целленхёреру – надо думать, дежурному по станции.

Нехитрое зрелище восстановленного порядка Власова искренне порадовало. Смотреть на солдат было приятно. Эти парни принадлежали к простому, ясному, правильному миру, частью которого он и сам был когда-то – миру военной службы. Широкое славянское лицо сержанта напомнило ему кадры старой хроники: солдаты РОА вешают пойманного комиссара, ловкие солдатские руки ладят петлю и затягивают её вокруг мешка, надетого на голову коммуняки, и весёлый сержант ловким ударом сапога выбивает из-под казнимого деревянный кругляк... Фридрих усилием воли вернул себя к непривлекательной реальности, в которой всё было куда сложнее и неоднозначнее. Тем не менее, он вошёл в вагон, бодро насвистывая марш Русской Освободительной Армии:

Отступают неба своды,

Книзу клонится трава -

То идут за взводом взводы

Добровольцы из РОА!

Полупустой вагон – вышедшие солдаты почти полностью очистили поезд – немногим отличался от того, в котором они доехали до "Пересадочной". Разве что вместо поручней стояли вертикальные металлические шесты, за которые можно было держаться на любой высоте.

Власов скептически посмотрел на грязную скамейку и решил не садиться.

Он дождался, пока поезд войдёт в тоннель и шум станет достаточно сильным, потом поманил к себе Ханса, взял его за руку и несколько раз сжал его пальцы. Лемке мучительно думал минуту, потом закивал головой: к счастью, он всё-таки знал морзянку. Власову очень не хотелось говорить вслух: любой сидящий рядом мог оказаться "пасущим", и даже шум поезда не смог бы защитить его от направленного микрофона.

К сожалению, Лемке разбирал точки и тире, передаваемые ручным способом, медленно и плохо. Но Власов всё-таки успел распорядиться, чтобы тот сошёл на следующей станции, поднялся на поверхность, связался с русскими безопасниками из отдела по борьбе с наркотиками, и сообщить, что коллега из берлинского Управления проводит небольшое расследование – чтобы не лезли, но были в курсе. Связь держать по целленхёреру: Власов включил одностороннюю передачу через фершлюсер, чтобы все его разговоры были слышны. В случае возникновения угрожающей ситуации – немедленно просить помощи.

Получив "отбой", Лемке истово закивал головой и вышел на следующей же станции.

Самым слабым звеном во всём плане оставался целленхёрер. Фридриху хотелось надеяться, что он не попадёт в заэкранированную зону. Пока что, впрочем, приборчик прекрасно работал и в тоннеле. Это было не так уж удивительно: хитрый аппаратик успешно "цеплялся" практически к любым стандартным приёмо-передающим станциям, начиная от полицейских раций и кончая автоматическими радиомаячками, встраиваемыми в разного рода технику. Похоже, что-то подобное в подземке имелось: огонёк на панели показывал устойчивый приём...

Тут Власов, наконец, обратил внимание на то, что в этом вагоне названий станций вообще не объявляют, и даже обычного звоночка не слышно. Причина была проста и вульгарна: на месте решётки динамика зияла рваная дыра, из которой торчат провода. Фридрих понял, что попал в глупую ситуацию: он никак не мог сообразить, сколько остановок отделяет "Пушкинскую" от "Воскресенского Шоссе". В забранных сеткой окошках одна за другой проплывали какие-то унылые бетонные стены.

Тем не менее, вышел он правильно. Он понял это сразу, как только увидел огромный зал с тремя путями вместо двух. Воскресенское Шоссе было единственной такой станцией на всей линии. С неё можно было перейти на недостроенную Воскресенско-Николаевскую ветку, строительство которой намертво застряло на станции "Проспект Витте" из-за проблем с финансированием.

Станция "Воскресенское Шоссе" тоже не производила впечатления достроенной до конца. Возле выходного отверстия среднего тоннеля стояли какие-то леса, там же на полу валялись бумажные мешки с цементом и какие-то стройматериалы. Асфальт перрона был в свежих заплатках – не говоря уже о том, что он был изрисован мелом и кирпичом. Зато колоннада выглядела относительно пристойно: тонкие восьмигранные колонны были обложены мелкой светло-голубой плиткой. Кое-где, правда, плитка уже отвалилась – скорее всего, из-за постоянной вибрации. Рекламные щиты уныло свисали с потолка, чуть покачиваясь в восходящих потоках теплого сырого воздуха.

Между колоннами располагались импровизированные прилавки, вокруг которыми, как обычно, кучковались продающие и покупающие москвичи. Это зрелище Власову уже изрядно приелось, но, следуя обычному принципу "осмотрись, раз пришёл", Власов заставил себя оглядеть ассортимент, и был удивлён. В отличие от "Площади Гёте", здесь в основном торговали предметами далеко не первой необходимости: некий человечек с усиками предлагал набор ручек с золотыми перьями, рядом продавались часы, сделанные "под Швейцарию", и прочее в том же духе. Правда, вездесущие бабки с консервами нашлись и здесь, но Фридрих уже понял, что в московской подземке они представляют собой неизбежное явление. Равно как и попрошайка на костылях, делающий вид, что пытается продать три полупустые газовые зажигалки.

Власов как раз подошёл к крошечному развальчику со старыми книгами, как вдруг услышал тихое:

– Лекарство нужно? Рекомендация есть?

– Я от Вени, – так же тихо сказал Власов.

– Не оглядывайся, – предупредил всё тот же голос, – или ничего не будет. Потусуйся здесь, пропусти два трайна... два поезда. Потом топай к средней линии, где ремонт. Пройдёшь под досками, там будет дорожка. Иди по ней, потом спустишься, под лестницей дверь. Туда.

Фридрих честно пропустил два поезда, рассматривая старые книжки, которыми торговал чистенький опрятный фольк. Книжки были по большей части замызганные, с вываливающимися страницами – но среди мусора попадались прелюбопытные экземпляры. Власова заинтересовала было перевязанная бечёвкой пачка пропагандистских брошюр военного времени, но времени копаться в бумажном хламе уже не осталось.

Не особенно скрываясь, Фридрих пробрался сквозь строй ожидающих поезда и подошёл к лесам. Секция барьера, отделяющий пути от платформы, там была снята. В проходе была видна узенькая, в две доски, дорожка, провешенная по боковой стороне тоннеля. Выглядела она непрезентабельно и к тому же была заляпана белилами. Тем не менее, выбиать не приходилось. Пригибаясь – над головой тоже были доски – Власов ступил на этот хлипкий путь, стараясь не наступать на белые пятна, чтобы не запачкать ботинки.

Было темно: всё освещение создавали тусклые лампочки по ту сторону тоннеля. Один раз он напоролся головой на торчащий из верхней доски гвоздь. Царапина тут же набухла кровью. Власов потянулся было за своим пакетиком с салфетками, но в этот момент в тоннеле загрохотал поезд. Шум приближающегося состава казался куда сильнее, чем на платформе. Доски затряслись, так что Власов невольно схватился за какую-то торчащую из стены штангу. Через мгновение ему в лицо ударил сжатый воздух, а вагоны замелькали в полуметре от его левого плеча.

Переждав, пока доски не кончат трястись, он продолжил путь, и вскорости вышел на узенький металлический балкончик, забранный слева перильцами из сваренных прутьев. По нему было идти удобнее, чем по доскам. Метров через двадцать балкончик кончался. От него шла лесенка вниз, прямо на пути. В тусклом свете лампочки рельсы зловеще блестели. Фридрих попытался сообразить, где находится токопроводящий рельс, но не нашёл. Как бы то ни было, надо было спускаться.

Он подождал, пока проедет следующий поезд, и сошёл на пути. Под лестницей и в самом деле были две двери. На одной из них висел замок. Власов вошёл во вторую и оказался в маленькой комнатёнке, освещаемой тусклой лампочкой на витом шнуре. Судя по всему, когда-то обе комнаты были соединены; сейчас их разделяла перегородка.

Оглядевшись, Власов понял, что в комнатке нет никого и ничего, кроме голых стен. В углу, впрочем, стоял старенький транзисторный приёмник.

Он пожал плечами, не зная, что делать дальше.

Приёмник внезапно зашипел, прокашлялся и заговорил.

– Хи, гуй. Говоришь, Венчик тебя прислал?

В отличие от давешнего дилера с его чудовищным жаргоном, этот голос был интеллигентным, но очень уж неприятным, с издёвочкой и угрозой. Обладателя такого голоса следует опасаться всерьёз.

– Да ты не менжуйся, слова говори, – заявил приёмник. – А то у нас беда: слышу я тебя хорошо, а вижу плохо.

Фридрих догадался, что приёмник настроен на частоту портативной рации или чего-то подобного. Наверное, где-то поблизости был спрятан и микрофон – возможно, вделан в стену, или как-нибудь иначе. Насчёт видеокамеры и прочих сложностей у Власова были сильные сомнения. Во всяком случае, понятно, что его предполагаемый собеседник находится где-то поблизости, но добраться до него в случае чего вряд ли удастся.

– Он меня к вам направил, – громко сказал Власов.

– Значит, говоришь, тебя Венчик сюда отправил. Хороший гуйчик Венчик, но беда с ним – в детстве хедом об табель приложился. Ума нет. Всё время грязь какую-то гребёт. Может, пора гуя хинчануть под четыре доски?

Власов открыл было рот, но понял, что вопрос был обращён не к нему: в приёмнике заговорил другой голос, погрубее и попроще.

– Чё Венька-то? Он у тебя за всё хуаится. А я каолью: он у нас сагуа, да не пантуй...

Перекорёженные китайские слова в речи русского бандита звучали грубо и смешно. Фридрих поморщился.

– Потише, – снова вступил первый голос, – наши джанхуашки гости слушают... Эй, тебя как звать-то, гуй?

– Фридрих, – ответил Власов. В этот момент он занимался важным делом – проверял состояние целленхёрера. Увы, скверные предположения оправдывались: сигнал начинал ловиться только около самой двери. Рация в корпусе транзистора была для него недоступна.

– Уж вижу, что не Ваня... Давно из Берлина? Да ты не менжуйся, я же на тебя, сокола ясного, уже посмотрел. Дыо, сразу видно. Причём берлинец. И непростой берлинец. На русском сохаешь прямо как свой, и фасе соответствующее. Такие за двумя яопиньками хайлуина в подземку не лезут. Ну, пой, пряник, с какой ты фанду и чего тебе от нас надобно.

Власов помнил, что "фанду" или "фирмой" русские дуфаны называют сильную преступную группировку, занимающуюся не прямым бандитизмом, а куплей-продажей чего-либо запрещённого – в основном наркотиками.

– Представляться будем, когда у нас возникнет взаимопонимание. Я вас не знаю, а вы не знаете меня. – Это был, конечно, блеф, но Власов сознательно шёл на него. – Меня и мою фирму интересуют небольшие партии товара, но постоянные поставки. Штрик.

Молчание продолжалось минуты три.

– Я жду ответа, – напомнил о себе Власов.

– Гуй, а гуй? – голос стал откровенно угрожающим. – Скажи дяде, что ты шутканул. Сейчас скажи. И попроси у дяди прощения за шутки. А то ведь ты отсюда не выйдешь. Как тебя там? Фридрих? Федя, по-нашему. Так вот, Федя, ты ведь отсюда не выйдешь, нет, не выйдешь. Мы тебя вот тут прямо и хинчанём под четыре доски.

– Да я ща сам его с-сыкну, шныря подшконочного, тихулечки, – заторопился второй голос, но первый опять прервал:

– Не щемись. Слышишь, я с человеком разговариваю. Может, последние джанхуашки с ним толкаем. Так что же, Федя, ты ведь пошутил? Тебе ведь нужны яопиньки, да? Или кокс? У нас партиями по сто пластов, берём? Морфой интересуемся?

– Я уже сказал, что мне нужно, – Власов не собирался отступать. – Штрик. Вы знаете, что это такое?

Радио опять замолчало.

– Федя, дружище, пряник ты мой тульский, ты меня очень огорчаешь. Нешто мы тут совсем без башни – с такими делами возжаться? Шампунь – это очень нехорошая вещь. Мы по нему не работаем. Про хайлуин – это к нам, по морфе тоже. За джу – тоже к нам. А насчёт грязи мы не в теме. У нас джахуа чистая.

– Мне нужен штрик, – повторил Власов. – Есть люди, которые готовы взяться за мой заказ?

– Совета, значит, просишь? Дык страна советов накрылась кунтом, когда нас с тобой ещё на свете не было. Ундерштанд?

Власов понял.

– Сколько? – спросил он.

– Десяточку за указивочку. Только вот не сохай мне, Федюша, что у тебя в кармашке блоха на аркане скачет. Потому как ежели ты без ченей пришёл, значит, ты не купец, а вовсе даже хаун бадан... Ну да ты понял.

– Десять тысяч за простую наводку? Это столько не стоит, – Фридриху ничего не оставалось, как начать торговаться. – Три тысячи.

– Ты чё, баран? Я сказал – десять, значит десять. Или у нас другие джанхуашки пойдут, нехорошие такие, злые...

Переговоры продолжались минут пять. Власов отчаянно упирался, надеясь только на то, что бандит не потребует предоплаты.

Наконец, Фридрих предложил семь тысяч и объявил, что это последняя цена.

– Ну, ты меня утомил, гуй. Я уж, грешным делом, каолил, что тебя хинчануть проще, чем с темы свести. Ладно, слушай дядю, дядя добрый. В Москве ты сладкого не найдёшь. Нету его тут. Нету, абсолютели. Не наше это. Если кто предложит – сразу лупи в хобот, потому как фуфел тебе присунули, а не шалого. А вот если тебе очень надо, собирайся на Неву. Есть такая речка, на которой Бург стоит... Ну что, интересно?

– Пока я не услышал ничего конкретного, – ответил Фридрих.

– Любопытной Варваре на базаре хвост оторвали. Выйди, Федя, на пути, положь за рельсу чени – тогда, бог даст, я ещё чего тебе спою... Давай, не жмись. И клади все, я считать буду. Свой глазок – смотрок.

Делать было нечего. Фридрих открыл дверь настежь (закрывать он её не собирался), вышел на пути, отыскал в кармане свой тощий кошелёк и сделал вид, что достаёт оттуда деньги. Он и в самом деле достал их – несколько десяток. Никаких семи тысяч у него всё равно не было. Так что оставалось надеяться на удачу.

Для начала нужно было убрать свет. Фридрих уже убедился, что никаких выключателей в комнате нет. Разбивать лампочку тоже не хотелось – шум был бы слышен. Власов вовремя вспомнил о ноже – достал, выщелкнул лезвие, подпрыгнул, в прыжке ухватился за шнур левой рукой и изо всех сил полоснул по нему лезвием. Комната погрузилась во тьму.

Власов проморгался, привыкая к отсутствию освещения. Через несколько секунд зрение устаканилось, и тускло освещённый тоннель стал виден. Фридрих вытащил "стечкин" и приготовился к стрельбе.

Минуты через две мимо прогрохотал поезд. Когда вагоны отстучали, Власов увидел с другой стороны тоннеля невысокого плотного человечка. Он, не скрываясь, перешёл через пути и пошёл вдоль рельса – видимо, ища деньги.

Власов дождался, пока он окажется на кратчайшей линии, и выстрелил. Человек споткнулся и упал на рельсы.

Спустя мгновение арбалетный болт, пущенный откуда-то справа, тихо свистнул в воздухе над головой и пробил перегородку...

Фридрих встряхнул головой и пришёл в себя, возвращаясь от воспоминаний к реальности. Прокрученные в голове впечатления более или менее легли на подходящие полочки. Теперь можно было переходить к выводам.

После непродолжительных размышлений Власов оценил свою авантюру как небесполезную, хотя её плоды оказались не столь уж богатыми. Всё, что он узнал – так это то, что штрик в Москве достать трудно, а одним из центров распространения наркотика является Петербург. Достоверность этой информации оценить было сложно. С одной стороны, бандит мог попросту солгать. С другой, у него не было причин это делать. В любом случае, информацию нужно было бы перепроверить. Но если уж в отчёте Управления не было даже этой малости... Или русские всё-таки что-то скрывают? Вряд ли... Но всё-таки...

В этот момент офицер, разбирающий обломки приёмника, неожиданно присвистнул. К нему подошёл другой, посмотрел, и тут же помянул тойфеля и его бабушку.

– Что там такое? – заинтересовался Власов.

– Вы в рубашке родились, коллега, – не оборачиваясь, ответил второй офицер. – В приёмнике был взрывпакет с дистанционным взрывателем. Они вполне могли отправить вас на тот свет, просто нажав на кнопку. Надо думать, хотели взять живым. Для беседы.

– Но я же стрелял в эту штуку, – усомнился Власов. – Почему же она не взорвалась?

– Похоже, – офицер всё рассматривал проводки – взрывпакет того... Учебный, короче. Кто-то решил немножко заработать. Большой дуфан этому кому-то теперь яйца оторвёт.

У офицера в кармане зазвонил целленхёрер. Он приложил его к уху, два раза сказал "понял", и один раз – "идиоты", после чего осёкся. Потом, не глядя, сунул его обратно и зло выматерился.

– Что случилось? – осведомился Власов.

– Ушёл. Положил двух собак и ранил одного нашего. В плечо. Стрелой, или как она там называется, чем из арбалета стреляют.

– Болт, – проявил эрудицию Фридрих.

– Во-во, точно... Вот же пидор хренов!

– Матиас? – спросил другой офицер. Вопрос был явно риторическим.

– Он самый... Вы тут беседовали, – это уже было обращено к Власову – с редкостной гнидой. Мы за ним уже третий год гоняемся, и никак не можем взять. Это вам очень повезло с таким знакомством. Так-то до него как до Луны: на обычной фанду-цаньсуо... в смысле, на точке сбыта... он сам не появится: не по чину. Но мы тут недавно хорошо почистили местность. В особенности его фанду. Взяли человек двадцать. Так что теперь большому дуфану приходится самому вставать на вахту... Но до чего хитёр! Этого логова на Воскресенской мы не знали.

– Старый конь борозды не испортит, – не вполне в тему отозвался врач-фольк.

– Кто он? – заинтересовался Власов.

– Некий Матиас Спаде. Бывший спецназовец, специализировался по операциям в подземных помещениях. Коммуникации знает как свои пять. Умеет пользоваться всякими спецназовскими штучками, в том числе дистанционными. Любимое оружие – арбалет. Болты к нему у него есть на все вкусы. В вас он стрелял зажигательным. Опять же, не хотел сразу убивать.

В этот момент поезд остановился. Судя по тому, что можно было разглядеть сквозь оконные решётки, они были в депо.

– Ну, сейчас приступим к официальной части, – невесело сказал офицер. – Будете беседовать с нашим начальством, и вообще...

– Надеюсь, это не займёт много времени, – Фридрих тяжело вздохнул. – Мне сегодня ещё нужно посетить тюрьму.

Офицер приподнял бровь.

– Вытаскивать оттуда одну фрау, – сказал Власов.

– Надеюсь, не наркокурьера? – мрачно пошутил офицер.

– Вот и я на это надеюсь, – Фридрих тяжело вздохнул, думая о том, преподнесёт ли ему этот день ещё какие-нибудь сюрпризы.