Текст книги "Юбер аллес (бета-версия)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

Соавторы: Михаил Харитонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 86 страниц)

Kapitel 11. Тот же день, поздний вечер. Москва, Трубниковский переулок, 30

Вернувшись домой, Фридрих первым делом включил рехнер и проверил почту. Наконец-то! Власов открыл отчет и углубился в чтение.

"Для служебного пользования.

Штрик, strike, der Strick (в документах Управления обозначается аббревиатурой Sk-1). Быстро набирающий популярность "тяжёлый" наркотик.

Название. Видимо, от англ. strike – "удар", по иной версии – в значении "забастовка"; словосочетание brain strike, описывающее действие препарата, может пониматься в обоих смыслах. В странах Райхсраума (в первую очередь в России) наиболее известен как "штрик". Типичный пример ложной этимологии: малограмотные молодые люди читают английское слово по правилам дойча. Прочие жаргонные названия препарата на русском – "верёвочка", "проказник", "шалый" (первые два слова соответствуют обычным значениям слова der Strick), а также "сладкий", "шампунь", "грязь", и ещё около десятка слов. Распространено также китайское название "хей кэ".

Происхождение. Синтезирован в США не раньше декабря 1988 и не позднее марта 1989 г. По официальной информации американской Администрации по борьбе с наркотиками, создателем препарата является студент-химик из Университета Оклахомы, впоследствии скончавшийся от передозировки. Согласно принятому в США Акту о предотвращении моральных страданий, его имя не разглашается в интересах родственников. Оперативная разработка установила имена трех студентов химического факультета упомянутого университета, умерших с января 1989 по настоящее время: Чарльз Лерой, Габриэла Лопес и Марк Вудс. В двух первых случаях причиной смерти является, предположительно, передозировка неустановленного наркотика, в последнем – авария при управлении автомобилем в нетрезвом виде. Разработка контактов вышеупомянутых лиц дополнительной значимой информации не дала.

Однако, согласно агентурной информации, реально strike является модификацией препарата, разработанного Отделом научно-технических исследований ЦРУ в качестве средства для допросов (так называемый "наркотик правды", имеющий также эффект "подавителя воли"). По версии, нуждающейся в дальнейшем подтверждении, название strike на самом деле происходит от кодового обозначения исходного препарата как S3000, или S3K (S-Tri-K). В документах Управления исходный препарат обозначается аббревиатурой Sk-0, жаргонное название – "щекотун" (о происхождении этого названия см. ниже).

Состав. Sk-0 – смесь нескольких веществ, из которых важнейшими являются три:

– синтетический анандамид (SA) (вещество, близкое по своему действию к тетрагидроканнабиолу (ТГК), выделено в США в 1987 г. Уильямом Девайном, синтезировано в 1988);

– бета-ремизин (BR) (холинолитик, близкий по своему действию к циклодолу, но отличающийся по химическому составу; малоисследованное вещество, выделено в конце 1988 г. в Великобритании);

– органическое вещество неизвестного химического состава, присутствующее в препарате в крайне малых дозах, так что химический анализ до сих пор не дал убедительных результатов. В доступной нам документации обозначается обычно как "ингибитор". По косвенным данным, имеет отношение к ионному обмену.

Sk-1 отличается от Sk-0 отсутствием ингибитора и слегка измененным процентным соотношением SA и BR; обычно применяется также с добавлением глюкозы, отсюда название "сладкий". Судя по всему, наркотик появился в результате экспериментов с Sk-0. Обратная версия – о происхождении Sk-0 от Sk-1 – оценивается как малодостоверная.

В большинстве случаев при разовом применении сопоставимых доз анализ крови не позволяет определить, действию какого препарата – Sk-0 или Sk-1 – подвергся тестируемый.

Действие. Sk-0 удобен тем, что может быть введён в организм жертвы разными способами (в том числе перорально), не разрушается алкоголем и не имеет известных антидотов. Недостатки: действие препарата включает в себя довольно длительную первоначальную стадию усвоения вещества. Её продолжительность зависит от индивидуальных особенностей и состояния объекта и занимает 20-30 минут. Первая стадия действия (усвоение препарата) сопровождается повышением тонуса, подъёмом настроения и т.п. Заканчивается обычно приступом безудержного веселья, сопровождаемого судорожным смехом (отсюда "щекотун"), после чего начинается вторая стадия.

Вторая стадия характеризуется глубокой подавленностью, унынием, рассеянностью, выключенностью интеллекта. Субъект способен только выполнять чужие приказы (простейшие) и отвечать на вопросы. Воля к сопротивлению отсутствует полностью. Из физиологических эффектов: ощущение ледяного холода, эффект "гусиной кожи", озноб, ослабление болевой чувствительности. Продолжительность второй стадии варьируется от десяти минут до получаса, после чего начинается третья стадия.

Третья стадия: ещё большее угнетение воли, полное подавление интеллекта, расстройство речи. Часто сопровождается частичной потерей зрения или зрительными галлюцинациями. При этом субъект понимает обращённую к нему речь, исполняет команды. Состояние несколько напоминает глубокие стадии гипноза. Продолжительность действия – несколько часов, после чего начинается ремиссия.

После возвращения сознания – глубокая подавленность, рассеянность, неспособность вспомнить произошедшее. Иногда сопровождается частичной амнезией. Возможно развитие тяжёлого депрессивного состояния, требующего медикаментозного лечения.

Собственно strike (без ингибитора) используется в дозе несколько большей, нежели Sk-0. В отличие от "щекотуна", действует очень быстро. Эффект парадоксален: под воздействием дозы Sk-1 человек теряет волю, при этом впадая в эйфорию. Возможны галлюцинации – как правило, слуховые, реже зрительные. Примерно у 30% субъектов отмечается сильное сексуальное возбуждение. Действие – около двух часов.

Использовать Sk-1 как "наркотик правды" не представляется практически целесообразным. Находящийся под воздействием большой дозы strike человек утрачивает контакт с реальностью, а при средних и малых дозах контактабелен, но говорит не то, что есть, а то, что, по его мнению, собеседник хочет от него услышать (а также отвечает на вопросы "голосов" в голове).

Употребление Sk-1 приводит к быстрому (иногда с одной-двух доз) формированию психической, а затем – физической зависимости от наркотика. На поздней стадии (в среднем развивается за полгода от начала употребления) лишение наркотика вызывает тяжёлый абстинентный синдром, могущий, особенно в сочетании с другими патологиями (сердечно-сосудистой системы, органов дыхания), привести к летальному исходу. На этой стадии угнетение воли приобретает перманентный характер, так что для штрикомана практически невозможно противостоять своему пороку и воздерживаться от дальнейшего увеличения дозы. Ухудшаются сначала высшие (логическое мышление, память), затем и низшие (координация движений) функции нервной системы; возможно развитие соматических патологий на фоне общего ослабления иммунитета. Смерть, как правило, наступает в результате передозировки. Летальная доза составляет 16-17 мг чистого Sk-1 на килограмм массы тела.

Вместе с тем, в наркоманской среде циркулирует устойчивая легенда (очевидно, поддерживаемая наркоторговцами) о якобы практической безвредности "штрика" при "умеренном" употреблении. Вероятно, существованию легенды способствует тот факт, что около 3% людей маловосприимчивы к действию Sk-0 и Sk-1.

Применение. Несмотря на вышесказанное, есть сведения о практике использования малых доз strike в качестве средства допроса – в частности, среди членов преступных группировок. Strike также часто используется в сексуальных целях: "подштрикованный" человек абсолютно покорен, и позволяет делать с собой и своим телом всё что угодно, даже испытывая боль и страдание. По некоторым данным, большинство порнофильмов садомазохистской тематики снимаются с применением "штрика". По этим причинам strike в первое время считался в наркоманских кругах "постыдным" наркотиком, а штрикоманы образовывали замкнутое сообщество, мало сообщающееся с "обычными" наркоманами.

Однако, начиная с середины 1990 года, strike стал неожиданно популярен и даже вошёл в моду. Большую роль в этом сыграла творческая практика американского писателя Теренса Маккены, автора книги "Сатанинские голоса". По утверждению писателя, все главы книги были изготовлены следующим образом: автор записывал на магнитофонную плёнку вопросы и приказы (в основном – приказы писать), после чего принимал небольшую дозу препарата. Это якобы позволяло ему "достичь небывалой доселе искренности". По мнению авторитетных литературных критиков, художественная ценность книги невелика: текст представят собой "поток сознания", основное содержание – агрессивные и сексуальные мечтания, а также переживания по поводу музыкальных произведений и размышления на религиозные темы. Тем не менее, скандальность ситуации (strike запрещён во всех западных странах, включая Францию) вызывала небывалый интерес к сочинению, а книга стала бестселлером. Автор был арестован по обвинению в незаконном приобретении и хранении наркотиков, но выпущен под залог, после чего бежал из США, принял ислам и в настоящее время скрывается в Исламской Республике Иран под именем Салмана Рушди.

Так или иначе, strike стал модным в среде атлантистской богемы. В Райхе распространение Sk-1 пока удается предотвращать, отмечены лишь единичные случаи, своевременно пресекаемые. Из стран Райхсраума наибольшее распространение strike получил в России, где завоевал некоторую популярность в субэлитарных кругах, особенно среди "золотой молодёжи".

Известны анекдотические попытки использовать strike для лечения наркомании, когда человеку, находящемуся под действием препарата, приказывают "завязать" с наркотиками. Эффективность этого способа нулевая: Sk-1, равно как и Sk-0, непригодны для длительного внушения.

Технология производства (имеющиеся сведения)..."

По этим абзацам Фридрих лишь скользнул взглядом: с органической химией он не имел дела с выпускного класса школы. Но, в общем, было ясно, что на коленке штрик не сделаешь – требуется серьезное оборудование и высокая квалификация. За технологическим разделом шел еще один, о каналах распространения, еще более пестревший указаниями на непроверенность, предположительность и попросту отсутствие данных. Одна из версий, в частности, гласила, что Sk-1 – такой же проект ЦРУ, как и Sk-0, и наркотик предполагалось распространять в странах Райхсраума с целью разложения их молодежи, попутно пополняя бюджет ЦРУ или же карманы отдельных высокопоставленных офицеров. Однако, как водится в таких случаях, наибольшую популярность strike получил на территории самих США и их союзников. Тем не менее, деловые связи между ЦРУ и исламской наркомафией будто бы сохраняются, и упоминалось даже имя пропавшего без вести Вошингтонского журналиста, пытавшегося их расследовать. Это могло быть и правдой, и плодом разыгравшегося воображения чересчур ретивого агента, и даже пропагандистской уткой – увы, даже в Райхе порой случалось, что в отчеты на полном серьезе попадала дезинформация, придуманная коллегами из соседнего отдела. Издержки конспирации... Фридрих догадывался, почему ответ на его запрос так задержался. Он запросил полный отчет по штрику – вот и получил все, что смогли найти, вместе со слухами и домыслами, причем по каждой "неподтвержденной версии" наверняка еще проверили, не поступало ли новых фактов.

Никаких сколько-нибудь достоверных данных о путях и каналах распространения штрика в России не было вовсе, кроме туманного указания на всё те же "круги".

В любом случае, этот ворох гипотез ничего не прояснял. Кто бы ни создал штрик, теперь доступ к нему мог получить кто угодно. Конечно, в России достать его труднее, чем в Америке, а в Райхе – труднее, чем в России. Но для серьезных людей нет ничего невозможного. А в том, что в игре участвуют серьезные люди, Власов не сомневался.

Зато обнаружившееся близкое родство штрика с наркотиком правды – это, может быть, самая важная информация за все время расследования. ДГБ может до посинения допрашивать окрестных мальчишек и их родных – уже ясно, что никто из них не приносил домой дорогой японской игрушки. Тот, кто убил Вебера, получил доступ и к материалам его рехнера...

Стоп. Если Вебер под действием наркотика выдал пароль, зачем злоумышленник унес нотицблок, подрывая версию о "несчастном случае"? Содержимое плата можно было переписать за несколько минут, а потом уже разбираться у себя в спокойной обстановке... Допустим, Вебер, как человек осторожный, защитил паролем не только плат целиком, но и некоторые отдельные платтендаты. Все равно, имея под боком еще живого Руди, чья воля сломлена наркотиком, убийца мог быстро узнать, где лежит именно то, что его интересует, и каков нужный пароль. Как ни крути, все можно было сделать на месте, не унося рехнер. Выходит, Вебер все-таки не сказал то, чего от него добивались? Да, жертва штрика говорит не то, что есть, а то, что от нее хотят услышать. Но хотели услышать именно пароль, это требование формулируется настолько ясно, что исключает разночтения. Бывает, конечно, что люди забывают свой пароль – но только не профессионалы такого класса.

Фридрих еще раз припомнил досье Вебера, заодно проверяя собственную память. Родился 8.09.45... школа с отличием, победитель математических олимпиад... зачислен без экзаменов в Хайдельбергский университет... диплом с отличием по прикладной математике, приглашение в "Цузе Аппаратебау" – крупнейший в Европе концерн по производству рехнеров, кошмарный сон американской IBM, вынужденной, несмотря на протекционистские усилия Вошингтона, отказаться от собственных разработок в пользу "цузе-совместимых" машин... Однако столь соблазнительным предложением Вебер не воспользовался, ибо в то же самое время получил и другое приглашение. В РСХА всегда с интересом присматривались к верхним строчкам в списках выпускников ведущих университетов. На новом месте аналитический ум Вебера также достойно проявил себя. Операция "Гнездо кондора", операция "Василиск"... благодарности в именном приказе... разоблачение американского шпиона в Управлении... Дойчский Крест за операцию "Крысолов"... С таким послужным списком Вебер мог бы давно и прочно осесть в берлинском кабинете, но ему нравилось работать на местах. Причем, будучи стопроцентным дойчем и по крови, и по складу ума, он почему-то предпочитал славянские страны – словно задался целью опровергнуть все тот же дурацкий тютчевский лозунг. София, Загреб, Москва...

Образцовая карьера. Если бы не последняя строчка в личном деле.

Вебер, несомненно, был умным человеком. Но тот, кто его переиграл, едва ли глупее.

Может ли запись звонка дать какой-то ключ, или это лишь пустышка, подброшенная неведомым противником? Фридрих достал кассету и подсоеднил магнитофон к нотицблоку, чтобы сразу отцифровать запись.

– ПОЛИЦИЯ, ТРЕТИЙ СЛУШАЕТ! – оглушительно рявкнуло из динамика. Власов болезненно сморщился, поспешно убавляя звук, и вспомнил, что утром вывернул громкость на максимум, прокручивая кассету из квартиры Вебера.

В трубке кто-то учащенно дышал – не иначе, от волнения спазм перехватил горло звонившего.

– Полиция, говорите, – подбодрил дежурный.

– Тут... тут это, труп. В квартире. В кресле. Староконюшенный переулок, 39. Квартира 6.

– Пожалуйста, назовите ваше имя и где вы...

Конец фразы заглушили короткие гудки.

М-да, негусто. Голос и впрямь походил и на детский, и на женский. Но мог оказаться и мужским. Звонивший никак не обозначил свой пол. Манера речи действительно похожа на детскую, но это может быть и следствием волнения. Подлинного или наигранного? Кажется, слово "труп" в русском языке не совсем естественно для детской речи. Ребенок скорее сказал бы "мертвый" или "мертвец". Но это надо уточнить у специалистов. Эберлинга, что ли, спросить, раз уж он увлекся языковыми вопросами? Но Эберлинг интересуется этимологией, а не стилистикой... Что еще? Акцента вроде нет, говор вполне московский – насколько, конечно, об этом может судить человек, впервые оказавшийся в Москве вчера. Нет, не надо пытаться подменять экспертов. Отослать им запись, и пусть дадут полное заключение...

Так Фридрих и поступил. Остаток дня он посвятил изучению сохранившихся архивов Вебера, знакомство с которыми начал еще в самолете. Материалов было много, но пока что интуиция ни разу не сделала охотничью стойку.

Kapitel 12. 5 февраля, вторник, утро. Москва, Трубниковский переулок, 30 – Тверская улица.

Утром Власов встал самостоятельно – секунд за десять до начала арии будильника. Похоже, с удовлетворением решил он, к нему постепенно возвращалось чувство времени, почти утраченное за аналитической работой.

Он отважился выйти на балкон в одном нижнем белье, и с удовольствием убедился, что российская погода решила побаловать москвичей редким десертом: на улице было прохладно, снежно, но совершенно безветренно. Холодок бодрил и казался вкусным, как мятная конфета.

Вернувшись в тепло кухни, Фридрих занялся завтраком. На сей раз он соорудил себе большую яичницу с помидорами, и, напомнив себе, что надо все-таки купить пачку чая, занялся приготовлением кофе. Звонок от Лемке случился как раз в тот момент, когда он пытался сбить поднимающуюся пенку – так что на сей раз Хансу пришлось ждать, пока "Herr Erste" возьмёт трубку. Недовольный собой Власов распорядился, чтобы Лемке прибыл как можно скорее, и вернулся к манипуляциям с жезвой.

Маленький оперативник явился через десять минут – видимо, он звонил с дороги. Он приволок с собой несколько накопителей с материалами по кавказским делам, которые распутывал по поручению Вебера. Материалы были малоинтересными и предсказуемыми. Венчала всё это сводка, подготовленная Лемке за вчерашний вечер.

Сводку Власов прочёл внимательно, выслеживая расплывчатые и неясные моменты, неточные формулировки и прочие следы намеренной или ненамеренной дезинформации. Ничего особенно криминального он не обнаружил – за исключением, пожалуй, того банального факта, что Лемке, не особенно продвинувшись, пытается несколько преувеличить значение собранных им фактов. Единственное, что его заинтересовало – пару раз промелькнувшее упоминание Рифеншталь-Фонда, да ещё текст опубликованного в "Свободном Слове" интервью какого-то кавказского "инакомыслящего", любопытного по фактуре.

Никаких – даже самых тоненьких – ниточек, связывающих кавказское подполье с производством "штрика", не обнаружилось.

Власов практически убедился, что по крайней мере на этом направлении ничего интересного Веберу разыскать не удалось. Лемке он, однако, своих выводов сообщать не стал, равно как и угощать его кофе: что-то подсказывало ему, что маленький оперативник воспримет это как панибратство.

Теперь надо было приступать к следующему пункту программы – поездке по городу. За вчерашний вечер неясное желание "посмотреть местность" оформилось в голове Власова в довольно-таки определённый план.

Подумав, Власов решил, что его не интересует так называемая "историческая часть города", отданная на откуп туристам – то есть Кремль и всё прочее. Ещё меньше любопытства возбуждали деловые кварталы, где люди сидели над цифрами: эти места он знал и без того, они все были устроены примерно одинаково. Интерес представляло сердце города – места, где шла реальная жизнь.

Как рассказывали коллеги из Управления, знавшие Москву не по бумажкам, а по личному опыту, ему нужно было обязательно побывать в трёх местах – на Арбате (его он уже видел), в зоне свободной торговли на Тверской с её знаменитыми магазинами, и в Университетском квартале. Университет и всё с ним связанное Фридрих решил оставить на потом: интуиция подсказывала, что в эти места ему ещё придётся наведаться. Поэтому он решил начать с Тверской – заодно можно будет приобрести кое-какие нужные ему вещи. Потом – направиться в какой-нибудь хороший тир и пострелять из "стечкина", чтобы рука привыкла к новому оружию. Потом проехаться по каким-нибудь окраинам. Ну и под конец спуститься в подземку и проехать пару остановок. Со всем этим он планировал управиться за полдня. Вечером ему предстояло свидание с госпожой Галле.

С собой Власов взял два комплекта документов – настоящие и для представительства – и бумажник. Подумав, он решил взять с собой всю имевшуюся у него наличность: около пяти тысяч в рублях и марках. Как выяснилось впоследствии, это было дальновидным решением.

Предложение сыграть роль проводника было принято Хансом почти с восторгом. Он немедленно вызвался вести "BMW". Власов согласился: самому водить машину по оживлённым улицам чужого города, не зная местных неформальных правил и принятого стиля езды, ему не хотелось. В таких случаях лучше сперва немного посидеть справа от водителя, чтобы понять, что к чему.

Однако, через некоторое время выяснилось, что добраться до главной московской улицы не так-то просто: дорога, на которую собирался было вырулить Лемке, оказалась перегорожена из-за каких-то ремонтных работ. Пришлось ехать вкругаля.

Очень скоро у Власова сложилось мнение о московских дорогах и водителях, и оно было нелестным. Сами по себе дороги, впрочем, были неплохими, даже очень неплохими – вопреки нытью давешнего таксиста, по крайней мере в центре Москвы асфальт клали явно не на снег. Зная об извечных российских проблемах с континентальным климатом и глинистой почвой, можно было даже восхититься качеством покрытия. Однако, всё портила организация движения. Светофоры, казалось, были понатыканы безо всякой системы, полосы пешеходных переходов располагались в самых неудобных местах, и так далее. Особенно же раздражало поведение водителей – агрессивное и нервозное. Такую езду Власов видел только в западных фильмах.

Лемке за рулём его тоже не порадовал. Он нервничал, часто бил по тормозам, слишком много крутил головой, и вообще демонстрировал все признаки плохого, но самоуверенного водителя. К тому же маленький оперативник всё чаще поглядывал на зелёный экранчик навигатора, на котором менялись контуры улиц с длинными славянскими названиями. Похоже, его знание московских закоулков всё-таки оставляло желать лучшего.

Довольно скоро они стали свидетелями ДТП – потрёпанного вида "Мерседес" пятой модели буквально въехал в зад чёрного лакированного "Запорожца". Вальяжный владелец "запора" в меховой шубе до пят объяснялся – судя по мимике, на повышенных тонах – с полицейским в синей форме, который меланхолично заполнял какую-то квитанцию.

Глядя на два столь разных столкнувшихся автомобиля, трудно было поверить, что на самом деле они братья. Точнее, кузены: "Запорожец", ставший во всем мире символом роскоши, комфорта и дороговизны (по слухам, цена некоторых моделей, собранных по индивидуальному заказу в единственном экземпляре, была сопоставима с бюджетом небольшой африканской страны), был совместным детищем концерна "Мерседес-Бенц" и четырех российских компаний. От "Мерседеса" у машины был общий дизайн, каркас, ходовая часть, система управления и бортовая электроника. Русские обеспечивали "Запорожец" могучим и безотказным МиГовским двигателем и роскошной отделкой снаружи и внутри; еще две фирмы участвовали в проекте только инвестициями. Кстати, несмотря на заоблачные цены – а точнее, как раз благодаря им – проект был не таким уж и прибыльным: уж больно узок был рынок. Во всем Райхе, в частности, обычно покупали не более пяти-семи "Запорожцев" в год, да и то чаще всего на восточных территориях: практичные дойчи, даже весьма состоятельные, предпочитали более дешевые и скромные машины. В странах Атлантического блока, по понятным причинам, люди соответствующего круга отдавали предпочтение местным "Бентли", "Роллс-Ройсам" и "Линкольнам", хотя даже западные эксперты вынуждены были признать, что по своим техническим характеристикам "Запорожцы" превосходят каждую из этих марок. Зато в России продажа шла весьма неплохо, а бронированная модель "Атаман-Люкс" пользовалась неослабевающей популярностью у многих глав государств, от латиноамериканских диктаторов до нефтяных шейхов; личный гараж султана Брунея насчитывал целую дюжину этих машин. Кстати, под своим родным названием "Запорожец" был известен в основном в России и славянских землях Райхсраума, а также, в дословном переводе – Hinterstromschneller, или HSS – в самом Райхе; в остальные страны автомобиль обычно экспортировался под более коротким и произносимым названием "Kosak". Собирали же чудо-машину, как ни странно, украинские рабочие, потомки тех самых запорожцев, в честь которых был назван автомобиль; завод располагался почти на самой границе между Райхом и Россией, но все же на территории Райха. Большинство мастеров и инженеров на заводе были дойчи.

"Запорожец", попавший сейчас в ДТП на московской улице, был, конечно, не класса "Атаман" – напротив, одна из самых дешевых моделей, вряд ли хозяин выложил за него больше четырехсот тысяч марок. Но все равно будущее владельца "Мерседеса", если его вина будет доказана, рисовалось в мрачном свете. Особенно учитывая национальную нелюбовь русских к страхованию.

– Плохая примета, – мрачно заметил Лемке. – Как бы самим не влипнуть...

– Надо лучше следить за дорогой, – откликнулся Власов, – и меньше верить в приметы. Иначе вы будете подсознательно настроены на неудачу, и она случится. Суеверие – признак непрофессионализма.

– Наверное, всё сложнее, шеф, – осторожно сказал Лемке, явно опасаясь вызывать неудовольствие Власова. – Вот, к примеру, господин Вебер по этому поводу говорил, что... Дерьмо! – "вольво" из соседнего ряда внезапно вильнул вправо, подрезая их машину. Лемке вывернул руль, одновременно резко нажимая на тормоз; Власова швырнула вперед, на ремень, и одновременно он явственно услышал хлопок. Рука Фридриха автоматически прыгнула в карман, где лежал "стечкин". Сзади тоже раздался визг тормозов и резкое гудение.

"Вольво" тем временем шарахнулся обратно влево, успешно преодолел (точнее, снёс) тоненький разделительный заборчик между полосами и теперь нёсся по встречной. Несколько машин сумели в последний момент сумели уклониться от столкновения. Над улицей повис рёв гудков.

Лемке под возмущенные гудки с решительным лицом вырулил направо и загнал машину на тротуар – прямо под надписью "Стоянка запрещена" на трёх языках. После чего извлёк из кармана целленхёрер и начал набирать номер.

Злополучную машину тем временем вынесло на противоположный тротуар, с которого буквально сдуло прохожих. Власову показалось, что "вольво" теперь уже точно во что-нибудь врежется, но водителю, видимо, все же удалось затормозить. Фридрих подождал еще несколько секунд, после чего опустил пистолет на колени. Похоже, это не провокация и не попытка покушения. Следовало, тем не менее, понаблюдать за развитием событий.

В этот момент – прежде, чем Лемке успел куда-либо дозвониться – прямо перед ними замаячил синий мундир. Потом возникло лицо полицейского, который заглядывал через стекло в салон.

Через секунду на Лемке и Власова глядело чёрное отверстие ствола. Полицейский выразительно показал рукой направо, не спуская глаз с водителя и пассажира. Власов открыл дверь и начал медленно, подчёркивая каждое движение, выбираться наружу. "Стечкин" соскользнул с колена и упал.

Фридрих вылез, подошёл к капоту, положил обе руки на холодное железо, уже успевшее покрыться грязными брызгами, и расставил ноги, приготовившись к обыску. Следом за ним, пыхтя, из недр салона выпростался Лемке.

Полицейский не спускал с них глаз, поигрывая оружием.

– Допо Москвы, фельдфебель Владимир Кормер, личный номер девяноста два тридцать семь, – представился он. – На основании Дорожного Уложения, параграф 16, пункт "г", вы задержаны до выяснения обстоятельств. Патруль уже вызван. Вы и ваш автомобиль будут подвергнуты обыску...

– Но ведь не было ничего серьёзного, – заявил Лемке. – Мы очень торопимся. Выпишите штраф, и отпустите нас.

– Вы и ваш автомобиль будут подвергнуты обыску, – повторил, нахмурившись, фельдфебель.

– Лучше бы вам заняться делом, – продолжал своё Лемке. – Посмотрите, что там творится! – он попытался протянуть руку вперёд, но был остановлен окриком: "Руки на капот!": фельдфебель был явно не настроен на ведение дискуссий.

– Лемке, без глупостей, – одёрнул подчинённого Власов. – Простите, фельдфебель, но мы и в самом деле торопимся. Насколько я понимаю, мы совершили всего лишь мелкое правонарушение. Почему мы задержаны и зачем нас обыскивать?

– Параграф 16, пункт "г", – повторил Кормер. – Задержание при подозрительных обстоятельствах.

– Мы кажется вам подозрительными? – не удержался Лемке.

– Да, кажетесь, – спокойно ответил полицейский. – Я знаю людей. С вами что-то не так. И сейчас мы узнаем, что именно.

– Ну-ну, – проворчал Лемке.

Подоспела машина с синими. Один из них сразу нырнул в "BMW". Через пару секунд оттуда раздался свист, и тут же сильные руки прижали Власова к капоту. То же было проделано и с Лемке – только его, похоже, приложили посильнее.

– А-га, – с растяжечкой произнёс фельдфебель. – Что там?

– Оружие, – сообщил довольный полицейский, – пистолет. "Стечкин".

– Достаньте же, наконец, мои документы. Они во внутреннем кармане, – прошипел Власов, прикидывая, сильно ли пострадала его любимая куртка от соприкосновения с капотом.

Через пару минут донельзя смущённый Владимир, вытянувшись в струнку, приносил от имени дорожной полиции Москвы и от себя лично официальные извинения господину офицеру имперской безопасности и его уважаемому коллеге. Фридрих слушал фельдфебеля вполуха – он пытался вытереть запачканные ладони влажной салфеткой.

– Мы сообщим по нашей сети, господин офицер, – закончил Кормер свою речь, – вашу машину больше не будут беспокоить.

– Что значит "не беспокоить"? – поинтересовался Власов. – Что, мы получим право что-то нарушать?

– Нет, конечно. Просто существует список номеров автомобилей, к которым у нас особое отношение. Так что если вам потребуется превысить скорость или съехать в неположенном месте, вас не будут преследовать или тормозить на следующем посту. Мы понимаем специфику вашей работы... Штрафы потом заплатите, квитанции мы вам пришлём, – добавил он. – Адрес только оставьте.

Власов в очередной раз напомнил себе про преимущества, которыми лучше пользоваться, если уж их предлагают. Похоже, российские доповцы воспринимали имперцев из Управления как пусть и не совсем "своих", но все же товарищей. Вряд ли общение с российской криминальной полицией пройдёт столь же гладко... Откровенно говоря, Фридрих был почти уверен в обратном.