Текст книги "Алхимические хроники (части 1-3)"
Автор книги: Лана Туулли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 68 страниц)
За спиной Далии материализовался господин с солидными усами в мундире «спокушника», и всем студентам стало еще хуже.
– Господа, – высокомерно, с напором произнесла Далия. – У меня пропал рабочий блокнот с заметками. Кто-нибудь видел?
Ответом ей стала тишина и смущенное переглядывание.
– Я буду очень признательна, если вы разыщете мою пропажу и вернете в «Алую розу», – продолжила Далия.
Друбус, мечтающий превратиться в таракана, на четвереньках выполз из-под стола и быстро-быстро перебирая ладонями и коленями поспешил вон из комнаты. Уперся в блестящие сапоги, охнул, с испугом посмотрел повыше – и чуть не помер от избытка эмоций. Оставалось только надеяться, что мэтресса Далия не вспомнит, что он прогулял у нее половину семестра, что она не узнает его в ползучей проекции, что она рассеянная, как все алхимики…
– Друбус, если я не ошибаюсь? – прозвучал над несчастным прогульщиком ясный чистый голос сапиенсологини.
– Да, мэтресса… – жалобно проблеял студент, не спеша подниматься с колен.
– Почему ж одиннадцатого, на экзамене вас не было?
– У меня эта… бабушка… там… приболела… я ей пирожки относил… а меня по дороге волки чуть не съели… я от них ушел… и от медведя ушел… и от пирожков ушел… и у вас, мэтресса, оказывается, допуск к экзамену не получил…
Далия возвела очи горе, покачала головой и объяснила Клеорну:
– Как дети! Где ваш зачётный лист?
Добросовестная аккуратистка Нелли мигом организовала поиски, и спустя три секунды Друбус дрожащими руками предъявил мэтрессе заляпанный и потрепанный пергамент. Далия тут же, используя спину ближайшего студента вместо стола, проставила нужную закорючку.
– Ну, теперь допуск у вас есть. Постарайтесь сдать в течение ближайших пяти дней, а то я собираюсь покинуть Талерин. Не надейтесь, не навсегда – только на время отпуска.
– В Эль-Джалад собираетесь? – пискнула Нелли.
Далия резко обернулась и вскинула бровь, поощряя объяснить свой интерес к перемещениям преподавательницы. Почему, собственно, Эль-Джалад? Не Сцина, не Лалета? Робея, Нелли пролепетала, что «в пустынях интереснее всего», и предъявила мэтрессе книгу, прикрываясь ею, как щитом.
Далия пролистала пару страниц, в подробностях оценила красочную иллюстрацию, на которой тролль-янычар, закусив тюрбан, сражался с томным изящным юношей на фоне восточного шатра и одалисок в прозрачных одеяниях, и фыркнула, прочитав название:
– «Любовь дороже звёзд», сочинение Фелиции Белль. Вы ж к экзаменам и зачетам должны готовиться, а не забивать себе голову всякой ерундой!
– Это не ерунда! – в голос возмутилась женская треть компании. – Жизненная история! Всё как взаправду! Ее украли, а он ее спасал из гарема эмира!
Развитая интуиция Далии уловила скрытое пожелание госпоже преподавательнице немедленно отправиться в Эль-Джалад, убедиться в том, что история мадам Белль списана с натуры, пережить подобные приключения – только без стадии спасения и возвращения в Университет, пожалуйста. Фыркнув дважды, алхимичка не стала доказывать, что не любит верблюдов, а просто еще раз напомнила, что очень хочет вернуть себе блокнот. Уж будьте любезны, если увидите…
Когда Клеорн и Далия вышли, инспектор, признавая великолепие своей спутницы, поспешил выразить свое восхищение ее умением общаться с молодежью. Хотя на самом деле Клеорн думал о том, как бы оградить прекрасную алхимичку от всяких там янычаров, эмиров, чужих гаремов и других спасителей, кроме него самого. Самому, что ли, отправиться в Эль-Джалад? А что, разве он не заслужит немного отпуска?
А празднующая компания, стоило мэтрессе и сыщику удалиться, издала восторженный вопль. Ура! Друбус, не веря собственному счастью, подпрыгивал и пел: «Меня допустили! допустили! меня допустили!» Ура еще раз!!!
И только после того, как была опустошена половина бутылок, Лирт, ощущая себя патриархом собравшейся братии, – в конце концов, он учился уже тринадцатый год – поднялся и промолвил:
– Слышьте, люди!.. И гномы, конечно же, – поспешил добавить студент-ветеран, пока Бтубур и Курт не обиделись. – А ведь блокнот вернуть придется! Кто взял, признавайтесь?
– Не я!
– И не я!
– Он вообще в «Алой розе» лежал, – вякнул Николас. – Честно! Я видел, когда за сахарком днем туда бегал! но я его не трогал! Я только кусочек один и взял – бронзовке-то много не надо! И я готов вернуть похищенный сахар в любой момент!..
– Поздно, – ответил Бтубур, отчаянно хрустя. – А за то, что к Напе Леоне без меня в кузню лазил – получишь, понял?
– Не в кузню, а на кухню, – поправила славного представителя тривернского землячества аккуратистка и любительница правдивых историй Нелли.
– Много ты в этом понимаешь, – буркнул гном.
– Господа, господа! – призвал к порядку Лирт. – Давайте мыслить конструктивно! Чем быстрее блокнот найдется, тем менее вероятно, что мэтресса Далия еще раз появится в Студенческом Доме. Начинаем поиски. Хорошо, что уже ночь на дворе – преподы под ногами путаться не будут. Идем, проверим аудитории.
* * *
После посещения Студенческого Дома мэтресса Далия немного успокоилась и сбавила темп перемещений, что позволило инспектору Клеорну сделать попытку втереться алхимичке в доверия. Они шли рядом, и сыщик, вроде как случайно, предложил даме опереться на его руку – Клеорн догадывался, что ему необходим некоторый груз, якорь, который бы притягивал его к земле, а то, не ровен час, весело трепещущее сердце грозило воспарить над простыми материями и унестись в заоблачные дали. Сыщик чувствовал себя до странности хорошо: теплый вечер, первые звездочки, расследование – чего еще желать для счастья души?
– Странно, – пробормотала Далия.
– Что именно? – тут же отреагировал Клеорн. Всё, что угодно, только бы продлить эти волшебные мгновения.
– Свет в окнах Библиотеки. Не может быть, чтобы кто-то там работал в такое время. Гринч обычно зажигает только одну свечечку, ее почти не заметно, если смотреть с улицы, а тут, посмотрите, какая иллюминация.
Действительно, половина из высоких окон Библиотеки сияли, будто там проходил королевский прием или, что куда более вероятно, чемпионат драконов по огненным плевкам.
– Мэтресса, оставайтесь здесь. Я пойду, проверю, – предложил отважный инспектор и профессионально ловко вытянул из кобуры служебное оружие.
– Вот еще! – возмутилась Далия. – Как же я пропущу такое событие? Меня так выгоняют каждый раз, как пробьет шесть вечера, а тут кто-то сидит в Библиотеке, госпожи Лейлы не страшится, да еще магические фонари врубил! Нет, я пойду!..
– Ну, хорошо, – по достоинству оценил воинственность алхимички инспектор. Только постарайтесь держаться за мной, чтоб вас не зацепило случайной пулей.
И они поспешили выяснить, какая ж беда случилась с госпожой Лейлой, что она забыла об обязанностях стража читательского регламента.
Изучили табличку, извещавшую о зарытии, осторожно, на цыпочках, проникли внутрь, просочились в читальный зал…
– … И начал разбег конь Черного Рыцаря, и конь принца Роскара тоже разбежался изрядно, и сошлись доблестные воины щит в щит посреди каменного моста, и полетели клочки по закоулочкам, а от копий верных щепки обломанные, – самозабвенно вещал порядком охрипший мэтр Филипп. – И покачнулся в седле принц Роскар, но усидел намеренно. Покачнулся и Черный Рыцарь, и, когда он удалился за новым копьем к воротам турнирным, украшенным черными лентами, подскочил к нему чародей-чернокнижник и принялся шептать заклинания зловредные, чтоб утолить боль и усталость и придать воителю силы, у жертв чернокнижника похищенные. А принц удалился на свою половину широкого моста белокаменного, к знамени, украшенному дубовыми ветками, и там встретила его заботливая сестра, сердобольно протянувшая руку помощи. «Что ж ты опять творишь, голова твоя дубовая?» – с участием спросила отважного героя принцесса Ангелика. – «Долго ты еще будешь копья ломать? Тебе ж кавладорским языком было сказано: приезжаем в Уинс-таун, короля Тотсмита и королеву Пруденсию поздравляем с бракосочетанием, и тихо, мирно, спокойно отбываем в Талерин! А ты опять ввязался в драку?!! Прекрати немедленно! Кавладорским языком тебе говорю: это не турнир, это всего лишь капитан почетного эскорта принцессы Пруденсии, который хочет выехать из замка! Дай человеку по мосту проехать!» И послушался добрый молодец свет Роскар, сын Лорадович, совета и наставления сестры своей мудрой, покровительницы Министерства Чудес кавладорского, выехал он вслед за Черным Рыцарем в чисто поле, да и сшиб того с коня. Только Рыцарь, чернокнижника выкормыш, всё не унимается, и послал он принца по-простому, по-просторечному, к его достославной прародительнице… Добрый вечер, мэтресса, – не меняя тона, продолжил историк.
«Вышивальщицы», как по команде, дружно повернули головы к Далии и Клеорну и с великим подозрением подумали, какое ж злодеяние задумал чернокнижник, раз решил делегировать на его исполнение мэтрессу и сыщика.
– Так вы тут подвиги нашего принца ваяете? – удивилась алхимичка. Подошла поближе, восхитилась и поразилась. Огромный холст покрывало хитрое переплетение историй о принце Роскаре – вышитых крестиком, счетной гладью, вызолоченных и с душой проштопанных. Особенно хорошо вышивальщикам удались коряги, травы, разнообразные паутины и мечи бесстрашного героя, сработанные из канцелярских скрепок – то тут, то там рубящие многочисленных злодеев. Где-то в центре барахталось большое изображение Роскара на трехглазом коне, буквально утонувшее в стилизованной крепости; а чтоб его высочеству не было скучно, его продублировали раз пятьдесят, не всегда соблюдая масштаб, но всегда пришивая герою Кавладора дубовые веточки. Иногда туда, где они и должны быть – на щит; но в большинстве случаев – почему-то к голове, отчего Роскар приобретал подозрительное сходство с подвыпившим Гринчем.
– Я-то думала, вам работы на месяц, если не больше, хватит… – разочарованно пробормотала Далия, с трудом пытаясь осознать всё величие сотворённого чуда.
– Помилосердствуйте! – задушено прохрипел мэтр Филипп. – Второй день такой экстремальной аудиторной нагрузки мои голосовые связки не выдержат!
– Не отвлекаемся! – пощелкала наперстком госпожа Гиранди.
Ее добровольные помощники дружно склонили головы к холсту и слаженно отвели правые руки, вооруженные иголками, в сторону. Клеорн заметил вызывающую почтение сработанность коллектива – такой вершины мастерства, когда сосед справа точно предугадывает действия соседа слева, редко достигают и гребцы на драккарах, и гномы, рассчитывая действие сложного механизма. нет, ну надо же… иголку под холст, иголку наружу, и потяну-уууть. Иголку под, иголку наружу и потяну-ууть… Ать-два, ать-два…
– И решили они соревноваться другим оружием. Заманил Черный Рыцарь принца Роскара на охоту, и показал ему оленя с рогами развесистыми. «Спорим,» – спросил коварный Рыцарь, «что я попаду ему между глаз первой же стрелой?» «Спорим,» – ответил его высочество, – «Что даже с третьей промахнешься.» И когда Черный Рыцарь взял лук да пошел в кустики…
– Грмм! – напомнил о приличиях мэтр Арчер, и мэтр Филипп поспешил дочитать фразу до конца:
– Чтобы прицелиться, а принц Роскар, не теряя времени, вдруг ударил упрямого спорщика кулаком могучим в темя, и упал спорщик, чернокнижников друг, бессознательный в опёнки…
Госпожа Гиранди увлекла мэтрессу в сторонку, за стеллаж.
– Далия, у нас проблема!
– Только одна? – изумилась сапиенсологиня. Она насчитала тридцать восемь штук пациентов, срочно нуждающихся в услугах «экспериментальной кареты скорой помощи».
– Одна, но очень важная. Где нам гобелен размещать? Жаль, что вы пропустили спор между мэтром Диазом и мэтром Филиппом! Они так спорили, где ж более достойно разместить наш шедевр, что даже подрались! Нам пришлось связать Диаза, – мы решили, что на связывание мэтра Филиппа у нас ниток не хватит.
Далия обернулась, чтоб посмотреть на заведующего кафедрой эльфийской литературы: мэтр, добросовестно прикрученный к спинке стула, счастливо спал – наверное, переводя в уме повествование историка на привычный эльфийский поэтический.
– Но этот же вопрос поднимал мэтр Арчер, который вместе с библиотечными дамами почему-то решил, что гобелен украсит галерею с каталогами, а мы с девочками – я о студентках – не согласны в принципе! Я специально покупала холст, чтоб он по размеру подошел к главному холлу Университета! Но, понимаете, в этом-то и есть проблема: ведь патронессой образования является ее высочество Ангелика, а Университет считается Королевским, не возникнет ли разногласий между нашими покровителями? Мы б рады вышить и его величество с семейством, и принцессу Ангелику, но принц Роскар, оказывается, столько подвигов совершил, что на его старшего брата и сестру просто не хватит места! Мэтресса Далия, что ж нам делать?
«М-да… а я-то по глупости своей думала, что шелковая привязь удержит секретарского дракона…» – подумала Далия. Нахмурилась – мэтрессу гораздо больше занимали сбежавший блокнот и двадцать два с половиной часа, которые она так и не потратила на общественное благо, чем проблемы госпожи Гиранди и ее вышивального коллектива. Поэтому резервов сапиенсологического хитроумия хватило только на фразу:
– Что делать, что делать… Попробуйте вывесить гобелен в Королевском Музее. Господин Ходрих до таких уникальных штучек сам не свой, он обязательно подскажет, куда ж ваш труд разместить.
– Хорошо! Сейчас устроим!.. – обрадовалась госпожа Гиранди. Побежала, чтоб объявить остальным следующий этап работы над шедевром.
– Надеюсь, господин Ходрих оценит шедевр по достоинству, – мрачно ответила мэтресса. – Ну что ж, раз моего блокнота тут нет, я, пожалуй, откланяюсь… Инспектор, вы идете?
– Я, пожалуй, тут останусь! – отозвался Клеорн, тщательно изучая вышитые лица противников принца Роскара. – Какой потрясающий гобелен! У меня, кажется, есть шанс раскрыть несколько давних преступлений!
Далия, издеваясь, предложила сыщику воспользоваться ее лупой, постояла еще несколько минут, глядя, как ненормальные «вышивальщицы» творят под хриплое сипение мэтра Филиппа, и ушла обратно в «Алую розу».
Нет, ну где ж блокнот спрятался? Где он пропал?
* * *
Блокнот не пропал. Блокнот нашелся. Он был в пасти Малого Гавка, и храбрый информатор Министерства Спокойствия был полон решимости его не отпускать.
Было бы ошибкой сказать, что отважный внештатный сотрудник выследил преступника, или, может быть, счастливо угадал враждебные намерения, а потом снежной лавиной обрушился на злоумышленника – нет, наоборот. На посту напротив «Алой розы» Гавк спал, растянувшись в тени, высунув язык и страдая от невыносимого зноя. В какой-то момент сон из полуденного перешел в послеобеденный, а потом Гавк, выполняя рекомендации лучших ветеринаров столицы, заменил полдник сновидениями (и после всего этого собаки смеют обвинять кошек в лености!)
А потом на Гавка кто-то очень невежливо наступил. Нет, конечно же, хвостатый информатор чувствовал, что не всё в порядке – ему снились кошки, а это верная примета грядущих неприятностей, – но чтоб вот так, среди белого дня, босой ножищей по его, Гавка, конечностям…
Пес залаял, разбудив всех дремлющих сторожей Университетского квартала, и бросился в погоню.
В него швырнули камнем. Потом – другим. И еще чем-то. И еще раз прицелились… Но храбрый Гавк, хоть и носил оскорбительное прозвание Малый, не растерялся. Он подскочил, оглушительно лая, и вцепился в обидчика.
У Гавка была своя, отработанная в уличных драках, тактика ведения ближнего боя. Он подпрыгивал и смыкал челюсти на ближайшем, принадлежавшем нападающему, объекте – руке, ноге, плаще или, как в данном случае, блокноте в кожаном переплете. Природа наделила Гавка неправильным прикусом, причем постаралась на славу – стоило чуть посильнее сжать челюсти, как верхние зубы цеплялись за основания нижних, что и приводило к идеальному замыканию. Зная о своих потенциальных кусательных возможностях, Малый Гавк был вынужден придерживаться строго иррационального питания – либо глотая куски целиком, либо на протяжении долгого периода устраивая себе лечебное голодание. До тех пор, пока не найдется добрый человек или гном и не разомкнет домкратом сцепившиеся челюсти.
Так вот, главное в атаке Гавка было – подобраться поближе и укусить, а остальное довершал сам противник. Он начинал орать на прицепившегося пустобреха и пытаться стряхнуть его с себя. Редко у кого был при себе карманный ломик, а остальные орудия с крепостью гавкова прикуса не справлялись, так что можно было расслабиться, поджать лапы, утробно рычать и вращать глазами из-под косматых бровей, доставшихся от прадедушки, шуттберийского терьера, – и вихляться, вихляться и еще раз вихляться. Пойманные агрессоры матерились, вопили, обещали расколошматить мерзкую суку о ближайшую стену (наглый поклеп, Гавк был кобелем завидным), скидывали с себя дворнягу, плащ, пытались отцепить руку – это, в конце концов, было проще, чем разжать неправильные, но такие стальные челюсти.
Вот и теперь Гавка пытались оттащить от блокнота в три руки. Пес для острастки порычал и еще крепче вцепился в бумагу. Его трясли, им пытались поколотить ближайшее дерево, потом наглый на-хвост-наступатель попытался дать Гавку взятку в виде бутерброда с ветчиной. На блокнот выделилось энное количество слюны – да и только. Пес крепко держался за свою добычу и решительно не собирался не отдавать ему никому и ни за что.
* * *
21-й день месяца Паруса.
Талерин, приблизительно половина третьего ночи
Отец Джером добрался до постели. Поправил подушку, вытянулся и испустил счастливый вздох. Наконец-то можно отдохнуть и поспать. А ведь когда-то он хотел стать священником Обители Отдохновения Ночного именно потому, что считал: все здешние адепты только и делают, что спят, храпят, наслаждаются сновидениями и вкушают прочие дары Гьюпсюэ, божество Ночи, Сна и Отдохновения. Джером, выбирая свое предназначение, как-то не учел, что придется утешать всех, кому милости божества не достанется. И делать это исключительно по ночам! Спасать кого-то от бессонницы, когда у самого глаза слипаются и челюсть едва не выворачивает от сдерживаемого зевка… О, доброе Гьюпсюэ, за что!
Стоило отцу Джерому смежить веки, как раздался оглушительный стук в дверь Обители.
– Я сплю и ничего не слышу, – ответил священник сквозь плотно сжатые зубы.
Стук повторился. Кажется, стучали двое.
– Я сплю – и очень крепко! – отозвался отец Джером. – И совершенно ничего не слышу!
Теперь стучали как минимум три кулака и четыре подметки.
– … вашу…, – пробормотал священник. Поднялся, поправил складки рясы – зная, как много жителей Талерина страдает бессонницей, он и не пытался спать в пижаме или, допустим, в ночной рубахе. Не то, чтобы Джером не ценил комфорт – напротив, он очень ценил доверие со стороны прихожан и единоверцев, и, по мере возможностей, старался не шокировать их видом своих ночных распашонок и колпаков, принимая спешные полуночные исповеди. – Иду, иду!..
Священник подхватил черно-белый символ веры, и, шлепая босыми пятками, спустился к воротам.
Обитель Отдохновения Ночного была погружена в приятный сумрак погожей летней ночи, и отец Джером не спешил зажигать факел или свечу: опыт ему подсказывал, что в темноте люди, гномы и кентавры засыпают быстрее. Да и украшающие маленький храм скульптуры Гьюпсюэ, подаренные благодарными прихожанами, в полутьме эффектнее смотрятся. Разят, прямо-таки, наповал… Правда, только при свете дня можно оценить, насколько Гьюпсюэ доброе боженько – ведь оно далеко не всегда показывается воочию тем, кто жаждет Отдохновения Ночного. Ладно, если что – отец Джером знал, как поставить фонарь на ступеньки обители так, чтобы он подсвечивал нужное воплощение; сейчас быстренько выслушать, какой кошмар кому приснился – и обратно к подружке-подушке. Только бы не Монгел, только бы не Монгел…
Судьба услышала мольбы святого человека. Пришельцы, ломившиеся среди ночи в Обитель, не были ни Монгелом, ни его альтернативой – Легномом. Этот были обычные люди, босые, грязные, в изрядно поношенной одежке с чуждого плеча и порядком обросшие полудикими бородами.
– Отче, помогите! – взмолился первый.
– Дыши глубже, сыне, – профессионально принялся успокаивать отец Джером, но тут же раскаялся в своем совете. Дышать в присутствии незнакомцев получалось плохо.
– Отец, хирурги в вашем святом ордене есть? – басом спросил второй.
– Хирурги, чада мои, это напротив, – обрадовался отец Джером. – Через улицу перейдите и ступайте вдоль забора – будет Обитель Премудрой Праматери Прасковии. Там вас встретят, – священник принялся помахивать перед носом посетителей черно-белыми спиралями символа веры. – Там вас приветят. Там вас вылечат…
Первый посетитель покачнулся, поддаваясь на гипнотическое воздействие, а второй только бодро высморкался под ноги и ответил:
– Ты, папаша, человек, наверное, святой?
– Грешен, – сознался отец Джером. – Как и любой сын или дщерь Создателя нашего подвержен искушениям и чрезмерному самолюбию.
– Но молиться умеешь? – уточнил напористый посетитель Обители Отдохновения Ночного.
– Умею, – вздохнул священник.
– И благословение призывать, наверно, могёшь?
– Могу, по мере сил своих скромных.
– Тогда ампутируй.
Отец Джером удивился, хотел было еще раз послать их – пока что на другую сторону мостовой и дальше вдоль забора, но второй, более скромный из ночных гостей, вдруг предъявил ему руку. Рука, порядком грязная, заканчивалась блокнотом в кожаном переплете и мелкой дворняжкой неопределенного цвета. Оказавшись перед священником, песик зарычал сквозь плотно сомкнутые на добыче челюсти, зашевелил косматыми бровями, мягкими разлапистыми ушками и задрожал длинным хвостом.
Отец Джером собирался сказать, что, дескать, в Обители Прасковии ампутацию тоже делать умеют… но почувствовал, как ему в ребра воткнулось острое лезвие.
– Слышь, отче. Ты время-то не тяни, мы люди занятые, да и тебе молиться надо. Ты давай режь, а то этот […] пёсец от нас никак не отстанет. А то мы тебя самого тут, в натуре, отдохнем.
Малый Гавк обреченно вздохнул. Он бы и рад был выплюнуть проклятую обложку и спастись бегством, но увы, челюсти замкнуло основательно.
– Хорошо, – с легким вздохом жалости согласился отец Джером. – Позвольте…
Священник забрал нож у басовитого, перевел пострадавшего на ступеньки Обители – туда падал лунный свет. После чего добросовестно прочитал молитву Гьюпсюэ, помахал перед глазами пациента и обреченно пускающего слюну пса символом веры, потом резко, недрогнувшей рукой, рубанул с плеча.
– Пожалуйста, чадо.
Басовитый нахмурился, а потом заревел раненым медведем:
– Папаша, ты чё сделал-то? Ты зачем тетрадку порезал?
– Я не порезал, я ампутировал, – благообразно и спокойно объяснил отец Джером. – Собачку брать будете?
Гавк, до сих пор не разжавший челюстей, позволил передать себя в руки похитителей. Потом, без предупреждения, вдруг изогнулся бешеной сосиской – эта способность, досталась Гавку от бабушки, победительницы конкурса красоты мелансонов, мастерицы покидать свою хозяйку и сбегать на ближайшую псарню, к суровым специалистам охранного дела – царапнул всех жесткой, давно не мытой лапой, и убежал.
– Не понял? – пациент сосредоточенно рассматривал свою половину блокнота, сдобренную солидной порцией собачьей слюны, и почесывал в затылках. – А что мне с этим барахлом делать?
Отец Джером еще раз пожал плечами.
У маленького грязнули началась истерика:
– Да как же мы теперь будем выдавать себя за умных? Где ж нам еще умных мыслей украсть придется?.. Да за что ж жизнь нас обделяет и обделяет…
Отец Джером принялся профессионально – гладко и успокаивающе вещать о милостях Гьюпсюэ, но тут басовитый коротко, почти без замаха ударил святого человека по макушке. Теряя сознание, священник Обители Отдохновения Ночного приблизил к сердцу круг с черно-белыми сходящимися спиралями, улыбнулся и подумал: «Спасибо, ночное боженько, наконец-то я высплюсь…»
* * *
Ресторация «Алая роза», утро
Далия отпила чаю, надкусила маковый кренделёк и продолжила чтение газеты. Напа, мурлыкая под нос что-то гномье – то ли вальс, то ли боевой гимн клана Кордсдейл, весёлой мухой кружила между столами, наводя порядок.
– Пари-ба-пари-бумс, бумс, бумс, бумс, пари-ба-пари-бумс, бумс, бумс…
Время от времени «Алую розу» настигало небольшое, на пол-балла, землетрясение – то храпел в самой дальней из восьми кухонных кладовок братец Ньюфун.
– Пари-ба-пари-бумс…
Мэтресса аккуратно поставила чашку на блюдечко, сложила газету и чинно спросила:
– Напа, можно тебя на минуту?
– Да хоть на десять. Ты чай допила? – откликнулась гномка. Отложила метлу. – Давай, я чашку вымою. Ньюф из Орбурна такое здоровское чистящее средство приволок…
– Наждак называется, – шепотком прокомментировала Далия. Ей хватило всего нескольких часов, чтобы почувствовать настоятельное желание быть усыновленной кланом Кордсдейл – дабы в последствии получить моральное право по-родственному, по-сестрински, прибить душку Ньюфуна. – Стоять! – скомандовала мэтресса, когда Напа попробовала исчезнуть в сторону кухни. – Напа, сядь.
– Сижу. – выполнила гномка. Она вскарабкалась на стульчик, устроилась, чинно сложила руки на коленочках. И чистыми голубыми глазами посмотрела на Далию.
Далия такими же чистыми – чуть более серыми – глазами посмотрела на Напу.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – вопросительно изогнула бровь мэтресса.
– Я? – уточнила Напа. Подумала. – А что я могу тебе рассказать? Слу-ушай, я тебе уже рассказывала, что папане достался заказ ремонтировать двери в Восьмом позвонке? Представляешь? Две тысячи дверей, в каждой по четыре петли, в каждой петле по шесть гвоздей, на створке по одному замку, а на некоторых еще щеколды и засовы встречаются… – восторженно принялась гордиться родственниками юная Кордсдейл.
– Нет, меня сейчас интересует не ллойярдское Министерство Чудес.
– А что? – со здоровым подростковым любопытством уточнила Напа.
– Эль-Джаладская пустыня и сокровища царя Тиглатпалассара.
– Тсс! – спохватилась гномка. – КОНСПИРАЦИЯ!!! – и принялась оглядываться по сторонам, уточняя, есть ли кто в ресторанчике. Кроме них и храпящего Ньюфуна никого не было видно, но проверка никогда не помешает.
– Конспирация?! Говоришь, конспирация? – взбеленилась алхимичка. – А кто разбалтывает всем о наших планах?
– И кто же? – грозно нахмурилась гномка.
Далия вместо ответа хлопнула газетой, разворачивая ее перед Напой:
– Читай!
– «Как сегодня стало известно компетентным источникам, в ближайшую среду начинается эксперимент по исследованию разума путешественника обыкновенного, который уважаемая всеми коллегами и студентами Королевского Университета мэтресса Далия проведет по дороге в Аль-Тораз.» Ну, правильно пишут, – согласилась гномка. – Сначала доберемся до Аль-Тораза, потом повернем на юго-восток…
– «Компетентным источникам» – это кто? Скажи, кому ты разболтала о наших планах? Я ведь просила тебя ничего не говорить Бронну!
– А я ему и не говорила. С его женой, Ликой – так, посплетничала немножко, когда она заходила в гости с прочими кузинами Фриолара, они пили чай, обжирались пирожными и жаловались, что приходится долго сидеть на диете, – а больше никому ни пол-словечка…
Далия, уверившись, что гномы не понимают тонких намеков, завопила – так, что гномка подскочила на стульчике, а в кладовой проснулся Ньюфун и вылупился цыпленок.
– Что ты наделала?! Зачем ты всем разболтала о нашем путешествии? Ты хоть понимаешь, что ты натворила?!!
– А что?..
– То, что известно хоть одной Фриоларовой кузине, мигом становится известно всем остальным, их матушкам, матушкиным подругам, их собственным подругам, подругам их подруг и подругам подруг их подруг, и…
– Подругам подруг их подруг их подруг? – подсказала Напа, искренне не понимая, чего ж мэтресса так волнуется.
– И еще Бронну, который написал о нашем путешествии в своей паршивой газетенке!!! Зачем ты им все разболтала, Напа?!
– Но я ведь рассказывала под очень большим секретом!
Далия забила каблуком ближайший гвоздь, не в силах справиться с бурей чувств.
– Напа! Ты разболтала наш секрет всем в этом городе! Портниха из Болтающего переулка просила меня передать весточку ее куме, когда мы будем проезжать мимо Луаза; башмачник пытался всучить какую-то гадость на завязочках – вроде как в пустыне жарко, и все там носят не приличные туфли, а такое вот непотребство, через которое чулок как живой виден; Изольда умоляла взять ее с собой – она хочет быть похищенной в гарем вместе с нами!.. Вообще-то, – воздала должное справедливости Далия, – Она хотела быть похищенной вместе с тобой, чтоб ты помогала ей оценивать будущие ювелирные подарки, а меня, по ее версии, надо было приставить сторожить колодцы – отпугивать путников и прочую живность. Но это мелочи. О нашем путешествии знает аптекарь, булочник, господин Бургвайссер, Ницш, кузины Фриолара, господин Джиобарди…
– А ему я ничего не говорила! – поспешила оправдаться гномка/
– Я сама у него спрашивала обменный курс кавладорского золотого к тамошним динарам, – отмахнулась Далия и сурово продолжила: – О том, сколько человек в Университете знает о нашем путешествии, я вообще молчу. Напа, как ты могла? Как тебе вообще пришло в голову разболтать наш секрет?
– Но я ведь не сказала… – Возразить юной гномке было нечего, но она всё же попыталась: – Но я ведь никому не сказала, зачем мы туда собираемся!
– Подумаешь! – раздалось от двери. – Тоже мне, абстрактная алгебраическая формула…
– Еще одно слово про формулы… – сдавленным хрипом предупредила Далия. Ньюфун прочитал что-то важное в глазах мэтрессы, заткнулся, перехватил цыпленка, карабкающегося по его рукаву, и ответил:
– Чего, чего пыхтишь и на меня глазами зыришь? Я, между прочим, за тем же в Эль-Джалад собираюсь!
Далия, из последних сил держа себя в руках, отвернулась к стене и принялась высматривать в развешенной на стенах ресторации оружейной коллекции меч поострее. Напа удивленно хлопнула глазами:
– Ты тоже?! А откуда… Далия, я ему ничего не говорила!
– Да весь Ллойярд знает! Еще с Нового года! – буркнул Ньюфун.
– Говори, – потребовала алхимичка. Нет, одним мечом здесь не обойдешься. Взять у Напы топор? – Стоп! Ты сказал – с Нового года?
– Ну да. Ведь в этом году объявление, какая зверюшка нас под свою лапу берет, задержалось, говорят, маги, которые наши, из Восьмого позвонка, поссорились о чем-то с омарскими факирами. Дескать, те мухлюют и выбирают то зверьё, которое покровительствует южанам, а не Ллойярду. Мы, гномы, предложили ввести цифры. Так нет – астрологам, видите ли, трудно объяснить, что может предсказывать цифра «один». А чего тут трудного? – продолжал бурчать гном. – «Один» всегда обещает, что будет «два».