Текст книги "Алхимические хроники (части 1-3)"
Автор книги: Лана Туулли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 68 страниц)
Туулли Лана Борисовна
"Алхимические хроники, части 1–3"
Рассказ 1. НОЧНОЙ СТОРОЖ
Мужчины любят женщин,
женщины любят детей,
дети любят хомячков,
а хомячки никого не любят.
А.Рудазов
А теперь послушаем правильный ответ!
М. Галкин
Тиха кавладорская ночь. Дождь шелестит по густой летней листве, мостовая блестит в неярком свете редких фонарей, и Алер, закованный в камень набережной, неторопливо катит свои воды. Редкая птица долетит до середины Алера… Впрочем, если хорошенько размахнуться и прицелиться, а еще лучше – взять какую-нибудь тушку с хорошими аэродинамическими свойствами, то птичка-другая имеет шанс преодолеть заветный рубеж.
Тиха, еще раз повторяю, ночь в Талерине. Кажется, из всего населения столицы не сплю только я – кручусь у зеркала, проверяю качество макияжа, длину прически… Может, мне покраситься? Ярко-рыжий – не мой колер. Надо бы использовать натуральные цвета – бежевый, или цвета палой листвы… Еще лучше – цвет каштан, с оттенком жжёной охры. Интересно, если спросить в лавке – продадут, или скажут, что нет, таких цветов в природе не водится?
Я ещё раз взглянула на своё отражение в огромном бронзовом зеркале – таки да, я могу позволить себе такую роскошь, как использование в быту вещиц, которые сделаны лет за тысячу до моего рождения, – и вдруг из глубины темной полированной поверхности на меня надвинулось нечто.
Нечто было бледненьким подобием сильно растянутого на дыбе скелета гнома. По сравнению с обыкновенными скелетами оно отличалось: а) волосиками – серыми, будто присыпанными пеплом; б) костюмчиком – обычно скелеты, развратники этакие, одежонкой себя не утруждают (разве что найдется какой-нибудь оригинал с плохо забытыми привычками); в) кожей. Кожа была, как уже упоминалась, бледненькой, но явно не попорченной тлением.
Надо ли говорить, что от этого зрелища я испугалась?
Я завизжала и перекинулась.
Когда совершаешь переворот через голову и меняешь при этом форму, обычно оказываешься нос к носу с тем, кто – или что – стоит у тебя прямо за спиной. Я и оказалась нос к плечику тощего русоволосого мальчика в темном костюмчике. От неожиданности я заорала еще раз, и подпрыгнула вверх.
Мальчик с отстраненным вежливым любопытством смотрел, как я подскакиваю, как прыгаю на витрину с образцами цинского фарфора, как эта витрина, мать её, рассыпается в кучу осколков, как я прыгаю по острым черепкам, как врезаюсь со всей дури в зеркало, и как это зеркало с солидным гулом падает на пол.
Мальчик, еще раз повторяю, стоял и спокойно смотрел на происходящее безобразие. И вовсе он был не такой бледный и гномообразный, как мне показалось в начале. Оригинал, по сравнению с отражением в бронзе, был – да, тощеньким, не слишком загорелым, но вполне обыкновенным мальчиком. Русые коротко постриженные волосы, впалые щеки, телосложение обыкновенное детское, руки-ноги на месте, нос посреди лица, поджатые в некотором подобии смущения губы и любопытные карие глаза. На вид – лет девять, хотя я в человеческих отпрысках разбираюсь плохо – только и вижу, что тех, кого сюда приводят на экскурсию. А когда в стены Королевского Музея врывается стая воспитанников какой-нибудь воскресной школы, и все одновременно, в сорок-пятьдесят здоровых розовых глоток орут, какие замечательные кругом фигурки, а смотрите – рысь, как настоящая, и усы у нее длинные, и ушки с кисточками!!! Там не до подробностей. не на детей любуешься, а себя не знаешь, как от травм уберечь…
Я осторожно понюхала мальчика. Кажется, пахнет живым. Ну, если он – живой, чего ж я испугалась?
Перекинулась обратно в человека.
– Мальчик, ты кто такой и что здесь делаешь? – строго спросила я.
Мальчик похлопал густыми черными ресницами, и вежливо ответил:
– Я пришёл в музей.
– Какой музей?!
– Королевский музей, расположенный в Талерине, столице королевства Кавладор, по адресу: улица Неизвестностей, налево от набережной Алера, дом номер тринадцать, – послушно просветил безграмотную меня мальчик.
Он что, издевается?
– Мальчик, какой музей в такое время?! Полночь на дворе! Тебе не говорили, что по ночам нужно спать, а не ходить по незнакомым помещениям!
– В вашем утверждении, сударыня, я усматриваю несколько несоответствий. Во-первых, спать по ночам не означает спать всю ночь. Мой наставник и воспитатель, мэтр Фледегран, на основе данных последних алхимических исследований физиологии человека, утверждает, что для полноценного отдыха достаточно четырех-пяти часов, и если, предположим, я лягу спать в три утра, то как раз к восьми, то есть к завтраку, буду отдохнувшим. Во-вторых, это помещение мне знакомо… Частично. И я как раз хочу исследовать его, пользуясь свободным временем.
– Мальчик, – мурлыкнула я нежно и ласково. – Приходи утром.
– Утром я буду занят.
Я начала терять терпение.
– Чем ты можешь быть занят таким важным?! И вообще – хватит мне заговаривать зубы! Музей открывается утром, и работает до вечера, вот тогда и приходи!
Мальчик, не меняя отстраненно-вежливого выражения на мордашке, отвечает:
– Позволю себе не согласиться с вами, сударыня. Музей был открыт, я вошёл, заплатил за экскурсию. И я ее совершу. – И глазами карими на меня хлоп-хлоп.
– Входная дверь открыта? – обеспокоилась я. Потом моё сознание догнала здравая мысль. – Мальчик, там, рядом с входом, висит красивая табличка, и на ней написано, в какие часы работает музей. Прочитай её, и приходи в соответствующее время. Ну, иди же! – я мысленно представляю, как этот малолетний шутник человеческой породы подходит к двери, как он выходит на улицу, чтобы прочитать табличку, как я запираю за ним дверь на засов…
Мечты, мечты…
– Я, кажется, понимаю, – смущенно улыбнулся мальчишка, – о чем вы говорите. Рядом со входом действительно висит какая-то вывеска, но по ней нельзя определить, в какое время работает музей.
Я бросилась к выходу.
Выскочила на улицу, посмотрела на табличку. В свете полной луны убедилась в том, что она аккуратно измазана какой-то субстанцией (судя по запаху – дёгтем), и определить, что на ней написано, мягко говоря, действительно невозможно.
Следующие две минуты я потратила на размышление о том, в какой ситуации оказалась. Если рассуждать трезво и здраво, то виноватым во всех сегодняшних происшествиях в музее (включая разбитую витрину цинского фарфора и похождения незнакомого мальчика) окажется ночной сторож. Бедный сторож…
Приняв решение, я вернулась к мальчику.
– Говоришь, заплатил за экскурсию?
– Да.
– И сколько? На той вывеске, по которой сейчас невозможно ничего прочитать, если мне не изменяет память, указано, что ночная экскурсия с комментариями дипломированного экскурсовода стоит пять золотых.
Мальчик немного смущается. Запускает руки в карманы камзольчика, смущенно закусывает губку (я, например, даже с такого расстояния чую, что в карманах у него ни золотом, ни – фэээ… – серебром не пахнет). Обнаружив свою полную неплатежеспособность, любитель ночных экскурсий не убегает, как я тайно надеялась, а минуту размышляет.
– У меня нет с собой требуемой суммы. Я обещаю ее принести, если только…
– Что?
– А вы действительно дипломированный экскурсовод?
– Угу, – отвечаю я. Терять мне особо нечего. – Недавно прошла курсы повышения квалификации в Университете, при кафедре истории, специализация «Создание и практическое применение магических артефактов», и вот, вернулась сюда, подрабатываю… Пока не найду достойного для себя занятия. А экскурсовод я замечательный, никто не знает этот музей лучше меня…
Мальчик проглотил мою речь с восторженно-любопытным выражением лица. Бедненький, как он живёт с такой мордочкой! Несчастный малыш! Угораздило ж ребенка родиться с таким пытливым личиком, что каждый второй встречный неминуемо возжелает его обмануть! наверное, родной отец с чистой совестью врет ему по четырнадцать раз на дню, а мама, боясь чрезмерно оправдать ожидания восторженного сына, не рискует лишний раз зайти, поцеловать спящее в кроватке чадо!
Хотя, если подумать, может, она не успевает – в те четыре часа, которые ребенок отводит себе на отдых?
От этих мыслей о судьбе ребенка я растрогалась.
– Ладно, золотые будешь должен. Пойдем.
* * *
И мы отправляемся в поход по ночному музею. Под ногами у нас скрипят черепки:
– Обрати внимание на пол: мы идем по осколкам фарфора, произведенного в Вечной империи Ци во времена династии Ян, – сухим тоном дипломированного историка я принимаюсь комментировать экспозицию. – Вот здесь – династия Мян, тут – династия Фу. Упавшее зеркало – образец искусства династии Пинг. В этой витрине – образцы брабансского фарфора, который по своим качествам значительно уступает цинскому…
– Тогда зачем его выставили в музее? – задает справедливый вопрос ребенок, и я рассудительно отвечаю:
– Наверное, чтобы на фоне брабансского наш родной кавладорский фарфор выглядел поприличнее.
Мальчик внимательно рассматривает на витрину, в которой фарфоровые пастушки пасут фарфоровых овечек, и соглашается.
– Так как, говоришь, тебя зовут? – ненароком интересуюсь я, попутно комментируя собрание геологических пород из Тривернских гор с северо-востока Кавладора.
– Арден.
– Арден, Арден… Какое-то знакомое имя… Так, кажется, какого-то короля звали? Тебя что, в честь него назвали?
– Ну да, – ответил ребенок, покраснев от смущения. – В честь папиного дедушки…
До меня спустя некоторое время доходит, почему мальчик столь нахально посмел забраться именно в Королевский музей.
– Так ты что – местного короля отпрыск? Принц Арден? Я думала, ты постарше. Вроде бы недавно объявляли о твоей помолвке… – задумчиво протянула я.
– Нет, женился папин троюродный брат, тоже Арден, только не принц, а герцог. Четыре года назад.
– А еще раньше объявляли о смерти какого-то Ардена… – я снова с подозрением принюхиваюсь к принцу. нет, характерный запах нежити не ощущается… Или у меня внезапно обоняние отказало?
– Это тот самый прадедушка, – нетерпеливо отмахивается ребенок, изучая со всех сторон огромный медный самородок весом в семьдесят восемь фунтов, обнаруженный в Тривернских горах старателями клана Анкенштрек в год Белого Бишопа.
– А был еще Арден, который женился на какой-то Елизавете, – копаюсь я в воспоминаниях.
– А… это вообще какой-то стародавний предок.
– Эй! – припомнила я, – А еще какой-то Арден проиграл в карты Пелаверинскому герцогу провинцию Луаз! – и очень-очень строго посмотрела на отрока, чтоб он понял, насколько отрицательно я отношусь к азартным играм.
– А это вообще был не Арден, а король Ранн. Вы что-то перепутали. Король Арден Девятый как раз выкупил Луаз у Золотых герцогов… А я, когда унаследую королевство, буду Арденом Тринадцатым.
– Ты – Тринадцатый, твой папаша – Гудеран Десятый… Надо же, как быстро летит время! Не успеешь оглянуться – все короли поспешат обзавестись трехзначным порядковым номером!.. И куда катится этот мир? Послушай, твое высочество – а ты уверен, что принцам можно шататься по ночам демоны знают где, да еще в одиночку? Почему вас не ищут, не ловят? Не запирают в комнате с обитыми мягким войлоком стенами?
– Все ушли в Оперу – мама, папа, дядя Роскар, тетя Ангелика. На премьеру, – поясняет рассудительный ребенок. – А сестер и меня не взяли, вроде как мы еще маленькие. Анна и Дафна отправились спать, а я решил сходить в музей.
– Действительно, в другое время некогда… Вот дракон, три сотни лет назад обитавший в Южном Шумерете на высоте семнадцати тысяч локтей над уровнем моря, – проходим мы в следующий зал. Я как можно непринужденнее вытаскиваю обломки метлы из челюстей драконьего скелета. Тот недовольно трясет хвостом (хорошо, что любопытный королевский ребенок смотрит при этом в другую сторону). – Обратите внимание на представленные в соседней витрине зубы, чешую, деревянный каркас, имитирующий размах крыльев… Здесь модель огнедышащей железы, масштаб один к ста, – осторожно, не трогайте руками! Модель действующая. Вот в пробирке – образец драконовой крови…
– Чёрная.
– Если бы ты осматривал экспонаты в естественном солнечном освещении, ты бы увидел ее истинный свет. Ой, прости, твое высочество… – спохватываюсь я, что позабыла о вежливости.
– Что вы, сударыня, можете обращаться ко мне без лишних формальностей. Меня и так во дворце круглые сутки все, кому не лень, этикетом мучают… Так значит, на свету кровь дракона другого цвета?
Я ласково потрепала принца Ардена по плечу:
– Приходи завтра утром – увидишь.
Мальчик смотрит на меня с неизменно любопытным выражением мордашки.
– А вас как зовут?
– Ядвига, – приседаю я в реверансе, – работаю здесь ночным сторожем. По совместительству. Обрати внимание на сей обширный деревянный постамент. Видишь?
– Ну, да… – скромно протянул мальчик, рассматривая деревянный помост – зачаток экспозиции.
– Подготовлен специально для гидры. Чтобы, значит, посетители музея могли сравнить строение родов Draco и Hydrae, а говоря попросту, чтоб не путали обыкновенную живущую в болотах да подземных пещерах тварь с парящим в поднебесье величественным и загадочным разумным существом. Подданные Вечной Империи Ци считают, что на Вселенском Драконе – или, по их собственной версии, Вселенском Змее, держится всё мироздание, и очень обижаются, что драконов не уважают. Сокровища у них, бедняжек, крылатых, – я, если ты не понял, говорю не о цинцах, а о драконах, – отнимают, подвиги рвутся совершать за их счет… Вот цинцы и напоминают, что есть полезный зверь гидра – победить сложно, победителю честь и хвала, а вреда для мироздания гораздо меньше… Да уж. Так вот, здесь, на этом постаменте, должны были разместить скелет гидры. Но, понимаешь ли, победить такую зверюгу в единоборстве… проблематично и не всем героям под силу…
– Знаю! Мне дядя Роскар говорил! И мамин папа, дедушка Аэлифарра, рассказывал! У гидр внутри такое зернышко есть, в котором особое вещество вырабатывается! И когда гидру ранят, это вещество ее мгновенно вылечивает! Регенерация называется!
– Умный у тебя дедушка…
– Он придворный маг короля Иберры! – похвастался ребенок. Я поспешила немного испортить ему настроение:
– Правильно, правильно… И раз обычным – и даже магическим – оружием гидру не победить, решились на очень жестокий поступок: уморить ее голодом. Алхимики, чтоб ты знал, и большинство магов, который у алхимиков научились эксперименты ставить, – иногда так очень немилосердные существа. Вот здесь, в этом шкафу, – я распахнула перед мальчиком дверь подсобного помещения, – собраны скелеты тех экспериментаторов, которые хотели путем голодания получить скелет гидры. Ой, опять все в кучу перемешалось, – я поморщилась при виде трех останков, рухнувших в общую кучу. Череп одного из троицы экспериментаторов посмел клацнуть на меня зубами, и я поспешила прикрыть подсобку. – Ну ладно. Идем дальше.
Так, зал фносской флоры нам не интересен, он вообще только кентавров привлекает… А вот, посмотри – чучело обезьяны из личного обезьяньего питомника Императора Ляо Вечной Империи Ци, – и как им, бедным цинцам, не надоедает именовать страну полным названием? – я разворачиваю принца к следующей витрине, небрежно направляю его взгляд на экспонируемые редкости: – Вот леопард из далекого восточного царства Бирмагутта; цинская змея-намордник, песчаная змея-погремушка из Эль-Джалада, а вот эта пухленькая, белая, похожая на гигантского червяка прелесть – змея съедобная. Здесь у нас живут… э-э… в этой витрине собраны представители северной живности: буренавский волк серый обыкновенный, полярная сова с острова Одиле, риттландский лемминг, ворон величественный, подвид королевский; здесь южная фауна – лисица ушастая, удав жёлтый ужасный, жаба-мачо, хорь чернокнижника смеющийся…
– Может быть, хорь смеющегося чернокнижника? – осторожно поправляет мальчик. Я спешу внести поправки:
– Нет, увы. Когда какой-то умник из Университета королевства Ллойярд придумывал название бедняге, он заметил сначала хозяина хорька. А уж потом, когда состоялись похороны, обнаружили, что хорек постоянно хихикает…
– Чьи похороны? – округляет глаза мальчишка.
– Ну, зоолога, естественно! Чернокнижники живучие, а хорьки увертливые… А вот видишь этого зверя, черного с белыми полосками на спине и пушистым хвостом? Хорь-хохотун. Смеется еще чаще. Правда, из-за чрезмерной пахучести так и не был одомашнен, поэтому причины его смеха до конца не выяснены… А посмотри-ка лучше сюда. В этом футляре сконцентрирована самая примечательная энтомология – жуки, скорпионы, бабочки, стрекозки, шершни, муравьиные львы… Красивые, правда?
– Красивые, – вежливо соглашается мальчик. При виде энтомологический раритетов он морщится – заставляя меня в который раз за мою длинную профессиональную карьеру ночного сторожа задуматься, почему ж люди так не любят безобидных и симпатичных таракашек? Может, они просто не пробовали по-настоящему вкусных?
Впрочем, на остальную фауну мальчик реагирует гораздо живей, а уж на экспонаты гномьих, эльфийских, кентаврийских и человеческих культур – тем более. Раззадорившись искренним интересом принца к познанию окружающей реальности, я пришла в хорошее расположение духа. И захотела показать Ардену самые лучшие экспонаты своего музея.
Ах, да. Музей формально Королевский. Ладно, чего нам с королем делить? Пусть считает себя владельцем. А я всего лишь посторожу здесь, чтоб не пропало самое ценное…
– Так, значит, ты совсем не боишься гулять по ночам? – решилась я на последнюю провокацию, чтоб испытать степень заинтересованности ребенка в предстоящей экскурсии. – А если бы, к примеру, здесь, в музее, ты встретил оборотня?
– Но ведь вы же и есть оборотень, госпожа Ядвига, – разумно отвечает мальчик.
– Ой, да, я ж забыла. А как ты догадался? – с подозрением спрашиваю я.
– Во-первых, когда при нашей встрече вы испугались, то превратились в очень крупную рысь, во-вторых, у вас выросла шерсть и были очень большие зубы; а в-третьих, вы прыгали на четырех лапах. Вы всегда в полнолуние обращаетесь?
– Нет, я, знаешь ли, не обыкновенный оборотень, а двусущностное создание… Тебя твои дедушки-наставники как, натаскивают в теории магии? – Мальчик в ответ отрицательно покачал головой, и я, вдохновившись его незнанием, продолжила: – Это означает, что мое морфологическое поле нестабильно и переходит из состояния Ай в состояние Бу при любом чрезмерном эмоциональном состоянии. Стоит мне испугаться или рассердиться – сразу же превращаюсь… – вдохновенно вру я. – Так, это образец зодчества варваров, живущих далеко на севере, за Большим Буренавским Лесом. Редкий.
– Чем он знаменит?
– Собственно, тем, что его построили варвары. Они, знаешь ли, племена кочевые, стройками голову себе не забивают…
– А что это за строение? – мальчик делает два шага, чтобы подойти, прочитать табличку. Читает. Безукоризненно вежливо просит пояснить, что такое «обряды бога плодородия», зачем они совершаются, и, собственно, как.
Я, непроизвольно покраснев, мямлю что-то о том, что эти обряды проводятся весной, в полнолуние… Мальчик со вздохом разочарования констатирует, что на дворе лето, и, к сожалению, придется терпеть до следующего года, если он хочет увидеть искомое действо своими глазами.
Отвлекая чадо от вопроса, в чем специализация богов плодородия, я веду его в зал панорам.
Мальчик с жадным любопытством начинает рассматривать гномью шахту в разрезе. Пока он изучает все сто семьдесят восемь слоев и триста одиннадцать ответвлений, я успеваю сбегать, принести ключи от залов с более ценными экспонатами.
– Точно, не боишься? – на всякий случай спрашиваю я.
Мальчик отрицательно качает головой. Хороший мальчик, смелый мальчик.
* * *
Заходим в зал Утерянных Цивилизаций.
Помещение оформлено в желтых, янтарных и сердоликовых оттенках, символизирующих пески и барханы, в которых две с лишним тысячи лет назад потерялась империя Гиджа-Пент. Потомки гиджей, – вещаю я, отрабатывая жалкий золотой, уплаченный за экскурсию с сопровождением, – расселились по берегам Пентийского моря, основав новые государства, самым крупным из которых, дотерпевшим до наших дней, является эмират Эль-Джалад. Хотя, разумеется, нельзя и близко ставить мумии, скульптуры, а тем более глиняные горшки древних гиджей и современные эль-джаладские подделки под архаику. Еще подерутся, а ночному сторожу потом порядок наводить…
Арден, с возрастающим изумлением и восторгом, смотрит на мумию, помещенную в переливающийся магической аурой стазис. Мумия визжит, пробует вырваться, колотит в стенки стазиса.
– Кто это?
– Главный советник одного правителя, жившего полторы тысячи лет назад. Большой был оригинал – приказал сохранить своё тело с целью последующего оживления. Когда его откопали и привезли сюда археологи, неделю бегал по городу, искал мага, чтобы, значит, его оживили. Беременные женщины были очень недовольны. Хотя он и предлагал несметные сокровища за услугу оживления…
– Сокровища? – спрашивает мальчик. Его восхищенные глаза отражают блики и свечение магического защитного полога.
– Да, зарыты, говорит, сокровища на севере пустыни, там, где начинаются отроги Южного Шумерета, под камнем, подобным верблюдице, неподалеку от Радужного водопада… Короче, если уговоришь придворного мага на эксперимент по оживлению, у тебя есть большой шанс разбогатеть. Да, кстати – твое высочество, не трогай, пожалуйста, руками вон то опаловое ожерелье.
– Проклято? – потеряв от изумления голос, сдавленным шепотом спрашивает мальчик.
– Нет, просто оно лежит на хлипкой подставке, которая постоянно ломается.
Идём дальше. Здесь образцы эльфийской культуры.
Гобелены, будто сотканные из солнечных и лунных нитей, белые стволы деревьев, образующих ажурные беседки над серебряной водой бьющего из-под земли ключа, скульптуры – настолько правдоподобные, что кажется, сейчас заговорят…
– Ах… – вздыхает малолетний принц в восхищении. – Как жаль, что эльфы вдруг ушли из нашего мира! Интересно, почему?
– Покажу зал Подделок, поймешь. Эльфы – они ведь тоже каким-то боком люди… Ну, ты понимаешь – бегают на двух лапах, верхние используют для труда, письменность изобретают, все такое прочее… И жутко обижаются, когда кто-то их творения копирует, да без должного тщания и вдохновения!
Мне один знакомый маг рассказывал, – поделилась я с принцем сплетней давно минувших дней, – что эльфы-де обиделись на то, что их магию уважать перестали, к советам прислушивались вполуха, а потом вообще – смеяться начали. Какой-то король принародно объявил себя эльфом да как-то себя скомпрометировал, а перед эльфийскими кланами извиняться отказался. Короче, кто их, эльфов, теперь поймет?
Но вот чего не оспоришь – так это их мастерство. Волшебство, чистое волшебство, пусть и сотворенное с обычными красками, холстами и прочими артистическими ингредиентами…
Честно говоря, сама засматриваюсь на вполголоса комментируемые шедевры. Который год сторожу Королевский Музей, а все равно посмотреть приятно…
Беру принца Ардена за руку – потому как напротив картины эльфийского художника, изображающей утреннее пробуждение лесной чащобы и резвящихся на поваленной сосне медвежат, можно стоять бесконечно, позабыв в благоговении перед естественной красотой природы о сне и еде, и веду экскурсанта дальше.
– А в следующие три зала посвящены ныне здравствующим и процветающим гномам. Здесь – образцы гномьих ремёсел. Вот художественное литьё клана Анкенштрек, вот фигурная ковка клана Данкендольф. вот восемнадцать видов молотков, которые использовал в своей работе над знаменитым «Крылом бабочки», композиции из двадцати семи сапфиров разного оттенка, мастер Ом из клана Гогенбрутт. Самого «Крыла Бабочки», к сожалению, нет. Король Иберры считает его своим национальным достоянием, не начинать же войну с соседями из-за какого-то музейного экспоната… На схеме – я разворачиваю любопытного принца к левой стене и выше поднимаю магический фонарь, – представлены сто двадцать четыре гномьих варианта стрижки бороды и усов; в этом сезоне у кавладорских кланов пользуются популярностью первый, основной, «лопата» и сто одиннадцатый – «нос поросёнка»… Ну, если тебе интересно – можешь посмотреть на оружие и доспехи. Изделия клана Шнапсштельмайер, клана Штруденгольц, а вот эта лапочка – показываю я на занимающую центр зала прекрасную баллисту, – изделие ллойярдского клана Кордсдейл.
– А пушки? – с пристрастием допытывается Арден.
– Пушки… где ж у нас тут пушки? Ага, смотри сюда, – я подвела ребенка к еще одной, небольшой панораме в углу зала, – Вот реконструкция осады города Луаза. В этой кампании, да будет тебе известно, использовались самые новейшие мортиры и бомбарды…
– Знаю, – кивает головой ребенок, – мне дедушка Лорад рассказывал.
– Какой дедушка? – не поняла я.
– Мой дедушка. Лорад Восьмой Завоеватель. Он, – просвещая непонятливую меня, Арден указал пальчиком на портрет полководца, венчающий описание крупнейшей баталии Кавладора последних сорока лет. – Жаль, что здесь, в музее, настоящих пушек нет… Я так хотел пострелять…
И в самом деле, какая жалость, что здесь нельзя пострелять из пушек!!
Я продолжаю экскурсию:
– На стенде с правой стороны ты, если постараешься, можешь разглядеть схему изготовления нюртанга. Сначала добывается нюр – крайне редкий металл. Буквально сотня гномов во всем мире знает, где располагаются его залежи…
Мальчик округляет глаза от столь близкого знакомства с Потрясающей Тайной. Угу, угу, как любил подражать уханью совы один мой странный знакомец. Сотня гномов – но зато в каждом клане! Дураки гномы, что ли, рисковать столь ценной информацией?
К тому же, если потратить восемь-девять суток и внимательно прочитать вывешенную на стенде инструкцию, написанную очень-очень мелкими рунами, можно узнать, что для приготовления одного фунта нюртанга требуется… всего один карат нюра.
Держа в уме все эти тайны, продолжаю шокировать ребенка:
– Потом нюр плавится вместе с серебром и очищенным от примесей железом – по специальной технологии, в чанах и сосудах, покрытых магическими знаками. Ну, и лет через пять-шесть упорных усилий получается нюртанг – сплав, совершенно инертный по отношению к магической энергии.
– Что значит – «инертный»? Нет, я, конечно, знаю от дедушки Аэлифарры, что нюртанг мешает колдовать…
– Инертный – значит, не позволяющий магической энергии питать волшебную Силу мага и не разрешающий уже накопленному магическому потенциалу реализовываться в каких-то инициированных магией действиях. – Я нахмурилась, припоминая. – Собственно, понятия не имею, как этот самый нюртанг работает, но знаю, что маги его больше, чем огня и чумы, вместе взятых, боятся. Так им, магам, и надо! знаешь такую поговорку: на то и нюртанг у гнома, чтобы эльф-волшебник носом не клевал!
Я оскалила зубы в радостной улыбке, долженствующей способствовать непринужденности и живости беседы, и собралась переходить к следующей демонстрации:
– А это…
Из соседнего зала доносится истошный вопль.
* * *
У принца Ардена загораются любопытством глаза, и он сломя голову бросился на звук. Я следом. Распахиваем двери…
Четыре разбойного вида личности нападают на гнома, добропорядочно гуляющего по лесу. Гному убежать не удается, его ловят, стаскивают с него сапоги и начинают выпытывать, где он зарыл клад.
Мальчик внимательно рассматривает картину, и оборачивается ко мне за комментариями.
– Господин, или, как величали его жители Пелаверино, маэстро Брюль, ранние работы. Смотри внимательно, твое высочество.
Из купы деревьев на заднем плане картины выныривает десяток гномов, осторожно подкрадываются, и резво нападают на четырех разбойников. С анатомической точностью отсекаются руки и две головы, спасенный гном – босиком, борода встопорщена, топор хищно поблескивает – бегает за обидчиками…
Мальчик досмотрел картину до конца.
– Говорят – это всего лишь версия, которую трудно подтвердить или опровергнуть из-за давности времени, – занудным тоном дипломированного экскурсовода вещаю я, – что в первые годы своей карьеры маэстро Брюль испытывал некоторые финансовые затруднения, поэтому и нарисовал сразу несколько картин своего знаменитого «Охотничьего цикла» на одном холсте. Вот, собственно, этот холст и есть. Потом, как ты, наверное, слышал, господин Брюль прославился на весь континент своими масштабными работами. «Коронация короля Куперсмита», «Катание на санях зимой в Лугарице», «Фносский полдень», «Купание вороного кентавра», «Сожжение Вертано», посвященное завоеванию викингами герцогства Пелаверино и пожару, который они устроили там, в столице, «Нашествие леммингов», «Последний день Шан-Ду» – Шан-Ду, может быть, ты слышал, был городом в Вечной Империи Ци. Император захотел работу кисти знаменитого художника, и приказал придворным магам устроить землетрясение, чтоб картина получилась эффектнее. Для одного из самых масштабных полотен маэстро Брюль заказал – и, что не менее важно, получил три с половиной тысячи статистов-натурщиков! Вот она, эта картина: «Штурм Аль-Тораза». Нет уж, твое высочество, лучше поверь на слово: на полотне действительно изображены три тысячи воинов; и не надо их пересчитывать.
В нашем музее представлены и картины ллойярдского цикла маэстро Брюля: «Экзамен у некромантов», «Полночь на кладбище», «Портрет неизвестного с красными глазами»… Правда, детям до шестнадцати лет на них смотреть не рекомендуется.
Мальчик, слушая мои россказни в пол-уха, снова повернулся к «Охотничьему циклу» и вытаращился на полотно.
В массивной бронзовой раме тем временем разворачивалась следующая сценка. По лесу идет девушка-гном в красном чепчике, а поблизости от тропинки, за деревьями, мелькает волчья спина.
Я поторопилась увести ребенка от неподобающих зрелищ.
– А в следующей зале, – проговорила я, закрывая за собой дверь плотнее, чтобы ребенок– пусть даже такой чудной, – не увидел, чего требует волк от Красного Чепчика, и как ему за эти требования достаётся. Мне всегда искренне жаль, когда несчастное животное попадает в безжалостные лапы маньяка, – ты можешь видеть картины художника Гюрзовского. «Трехголовые змеи, пересекающие пустыню», «Кобра в шляпе», «Портрет кавладорской обыкновенной гадюки» и «Девятый удав».
– Он что, только змей рисовал?
– Нет, не только. Вот, посмотри, шедевр: «Дракон Жжогг, пожирающий быка в горах Шумерета».
Принц наклонил голову на бок, внимательно изучая художественное полотно.
– Быка не вижу, – пожаловался мальчик.
– Бык уже внутри, – пояснила я. – Хотя ты прав, у Гюрзовского на редкость однообразная тематика произведений. Буренавец, что ты хочешь! У них каждый четвертый житель – оборотень, вот оставшиеся три четверти усиленно подделываются, страсть к животным изображают… И безопаснее – сосед не покусает, и вообще…
