Текст книги "Алхимические хроники (части 1-3)"

Автор книги: Лана Туулли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 68 страниц)

Решено, – мысленно поставила зарубку Напа. – Сегодня же вечером открою банку и всех угощу. Так, что там с остальными припасами? Овощи и зелень привозили каждый день свежие, так что Напа, когда соберется в путешествие, просто аннулирует заказ. Мука и крупы – ладно, потерпят, только не забыть положить чеснок, стручки острого перца, и подаренные мэтром Вигом деревянные жучки-обереги, чтоб отпугнуть из ларей разных вредителей. Сухофрукты и сушеные грибы – пусть их лежат по жестянкам и коробкам, едва ли успеют испортиться.

Вряд ли их путешествие будет долгим, рассуждала гномка. Всего-то делов – добраться до Аль-Тораза, и двигаться дальше на восток и немного к югу, там быстренько разобраться с шифровкой старика Симона Пункера, – Напа непроизвольно почесала голову, где хранила самую важную кладоискательную информацию, инстинктивно не доверяя менее защищенным сейфам. Там, конечно, придется поработать, скажем, денька четыре плотной копки… На этой стадии размышлений гномка запульнула бочонок с омарами на Утиную улицу – хотя пора было поворачивать на Чернильную; пока груз возвращался на нужную траекторию, у хозяйки «Алой розы» возникла еще одна идея. А не позвать ли милого Айру в совместное путешествие за сокровищами?

Тут Напу бросило в жар, и она задохнулась от нахлынувшего смущения. Нет, право слово, это же неприлично!.. Они слишком молоды, чтоб переходить к столь близкой стадии знакомства! Копать вместе, да еще до свадьбы – что ж прочие порядочные гномы-то подумают!

Лучше, решила Напа, я оставлю Айру приглядывать за «Алой розой». Да, точно. Готовить милый мастер не умеет, да и не надо – я попрошу Далию составить такие инструкции, чтоб даже неумеха мог состряпать простенькую глазунью или запечь курицу. В конце концов, есть Полин, варить суп «Фата-моргана» она умеет… Точно ли? смутилась Напа и принялась повторять секретную рецептуру: налить в котел много холодной воды, и поставить на стол перед путником, жестоко страдающим от жажды. Нет, даже Полин не сумеет в этом рецепте запутаться.

На раздумьях, оправдает, или же нет нижайшее гномье доверие кухонная блёклая помощница со звучным именем, Напа споткнулась, остановилась, присела на омарью тару и задумалась. Что-то в последнее время гноме не нравилось, как Полин себя ведет. Стала в четыре раза рассеяннее и в пятнадцать – более задумчивее. Нет, может, человеки и должны себя так вести… Далия не находила в поведении Полин ничего странного, пожимала плечами и советовала огородить «Алую розу» проволочной сеткой или, допустим, лисиными капканами – чтоб, значит, какой-нибудь Шантильон вспомогательную кухарку не смущал. Ну, найти проволоку и капканы – не проблема, маменька обещала с оказией переслать из Орбурна… Поможет ли, вот в чем вопрос? К тому же некоторые люди обладали умениями ходить сквозь стены – конечно, Напа такое тоже могла, но потом кирпичи приходилось скреплять цементом и возвращать на место; а вот, например, Джоя…

Передохнув, Напа продолжила путь домой, пиная бочонок и размышляя над разговором, свидетелем которого она стала вчера поздно ночью. Студентка стояла посреди лестницы, ведущей на мансарду, и разговаривала со стеной. Да-да, и никакого обмана честного гномьего зрения не было – в руках у Джои был подсвечник с горящей свечой, и в неровном пятне желтого света хорошо различались доски, шляпки гвоздей, эти доски скрепляющие, и даже неприличное слово, нацарапанное предыдущими хозяевами ресторации. Девушка тоже хорошо различалась, и была, на опытный взгляд вызванной для консультации Далии, достаточно трезвой – так что ее хихиканье и внимательное вслушивание в то, что стена скажет, выглядели достаточно подозрительно. Нет, конечно, Напа собственными руками перебила каждую балочку, каждую реечку, когда делала ремонт, и никаких подземных ходов, кроме самостоятельно выкопанных, не обнаружила, но мало ли что! Вечно с этими людьми проблемы, – решила Напа. – То у них опыты, то работа, то еще какая конспирация… Нет, чтобы, как нормальные гномы, честно и открыто заявить о своих собеседниках или, допустим, противниках!

Брали бы пример с меня, думала гномка. – Я – просто образец простого, откровенного, честного и прямого гнома. И что Далия вечно сочиняет про какие-то извилины…

В кухне «Алой розы» Напу поджидал сюрприз.

– Привет, – с опаской произнесла она, задвигая бочонки со вкусностями в кладовую. Всего кладовых в «Алой розе» было выкопано восемь штук – это не считая подземного хода до Университета и обратно, относительно неиспользования которого у Напы и Далии существовала принципиальная недоговоренность в отношениях. Так вот, Напа, хорошенько рассмотрев, какой гость забрался к ней в кухню, запрятала принесенные вкусности в самую дальнюю, снабженную особой потайной дверцей. – Ньюф, это ты, что ли?

Сюрприз смачно всосал в себя очередной персик из заветной банки, облизал сладкие пальцы, и запустил ложку, вылавливая следующую жертву.

– Ну, привет, коли не шутишь, – буркнул Ньюфун. Высосал персик, плюнул косточкой. – Мама тебе проволочную сетку и двадцать капканов на лису прислала, ты б их прибрала.

Напа пробежалась до парадной двери, обнаружила солидный моток, связку клацающих железных челюстей и вернулась с ними на кухню. За это время любимый старший братец успел сожрать еще четыре персика.

Напа решительно отняла остатки.

Ньюфуну это не понравилось, но, стоило Напе поувереннее перехватить ложку и нахмуриться, жадничать он не стал. Поскреб бороду, сыто рыгнул, вздохнул, развалился на стульчике – том самом, который считался собственностью хозяйки ресторации, то есть на высоких ножках, с лесенкой и сделанном по специальной гномьей мерке:

– А ничего у тебя тут, – проговорил старший брат. – Уютно. Хоть и не шахта. Может, продашь? Куплю как у родственницы, за честную цену. А ты давай, домой возвращайся. А то перед другими гномами неудобно – у всех сестры, как сестры, уголь дробят, руду в ступках перетирают, шлифовкой занимаются, и только ты, как какая-то человечка, по поверхности шаришься… Дай пожрать, а то я после дороги голодный.

Напа, не споря, сбегала до плиты и обратно, потом еще раз, и, наконец, поставила яичницу с зеленью и салом перед Ньюфуном. Каждый, кто хоть немного знал великолепную хозяйку ресторации, мигом бы учуял, что настроение у нее не очень – она даже не стала для этого гостя тратить время на поиски столового прибора, а уж тем более – не свернула салфетку и не предложила фарфоровую тарелку. Впрочем, для Ньюфуна железная сковорода, скорей всего, было самое оно – гном радостно облизнулся и запустил в шкворчащее желто-бело-зеленое кушанье складную вилку, извлеченную из глубокого кольчужного кармана.

– М-мя… мняк… умс… Возвращайся, Напа, – заботливо проговорил старший брат. – А то мы без тебя скоро отощаем. Бросай свою зануду-мэтрессу и давай обратно в Орбурн. Мы тебя от гнева короля спрячем в самом глубоком забое, дадим кирку, каску и один фонарь. Будешь конспирироваться, работать в свое удовольствие и кашу нам варить. И размазню, и похлебку луковую, и бобовую, и куриный бульон, и говяжий, и грибной, и уху, и буйабес, хотя только Великий Кузнец знает, что это за зверь, и сколько варится…

– Далия – не зануда, – с оскорбленным видом поджала губы Напа. – Она очень хорошая и много работает на общественное благо.

Ньюфун захихикал, сжевал последний кусок яичницы и с наслаждением вылизал сковородку. Попробовал на зуб – нет, железо не той ковки, такое он не ест – диета, однако…

– Напа… э-эй! Напа… – в перерыве между ньюфуновым чавканьем услышали оба гнома тихий, бестелесный голос.

– Слышишь? – подняла пальчик гномка. – Смекаешь, до чего Далия доработалась? До расщепления на астральные проекции! Такого у нас в клане отродясь не было, а у нее уже получилось! Говоришь, «брось ее» – она ж в два счета без меня с голоду помрет!

– Напа! выпусти меня отсюда!.. – чуть более нетерпеливо попросила «астральная проекция» Далии, зажатая в шкафу.

– Как живая, – хмыкнул Ньюфун. – И ведь по-гномьи понимает. Слышь, а где у тебя тут пиво? я искал, нашел только персики. Дрянь в сиропе, да еще и с косточками…

Тут Далия не выдержала и заорала в полный голос. Она пообещала, что, как только выберется, возьмет кувалду и лично обоих чавкающих гномов угостит на славу, что Напа будет вспоминать тот день, когда бросила Далию помирать в шкафу, с душевным содроганием, что всякие хлюпающие уроды и вампиры у нее еще попляшут, что…

Напа осторожно приоткрыла дверцу шкафа, помогла развязать мэтрессе руки и захлопала большими голубыми глазами.

– Ты б записку оставила, – осторожно попеняла гномка. – Что, дескать, выпустить тебя из шкафа во столько-то. И чего сразу кричишь…

Гном, ковыряясь в зубах, нахмурился:

– А где вампиры-то? – не понял Ньюфун. – Ты, малая, совсем с человеками одичала! Еще и вампирскую кухню осваиваешь?! У мамы ж борода поседеет, когда расскажу!

Далия набрала в грудь воздуха, чтоб высказаться…но, вместо гневной речи, издала только рассерженное шипение. Причиной этому был инспектор Клеорн – он, непрошенный, пробрался в ресторацию тише мышки, теперь стоял на пороге кухни и внимательно вслушивался в чужие разговоры.

– Я, господа, покину вас на минуточку, – с достоинством, строго, сообщила Далия. – Попудрю носик, – И, не дожидаясь, пока ее остановят, выскочила из кухни вон.

– Эй, малая, пиво, пиво, шнель! – подсказал Ньюфун. Напа по привычке, воспитанной старшими братьями, подхватилась, забренчала ключами, отперла очередную потайную дверцу в стене и принялась цедить пиво из бочки в кувшин.

Инспектор Клеорн был бы рад вмешаться и потребовать объяснений, чего ж мэтресса Далия изволила так громко возмущаться, но замер, пораженный: дело в том, что нахальный, всеми командующий гном, удобно устроившийся за кухонным столом, принялся извлекать из недр своего одеяния пивную кружку.

Ньюфун из клана Кордсдейл, в отличие от своей младшей сестренки, которой, как представительнице слабого пола, да еще не вступившей в пору зрелости, были присущи некоторые изящество и тонкость – так, относительные, достаточные, чтобы легко метать на чердак мешки с мукой по сотне фунтов каждый, но пасующие перед необходимостью утащить на закорках бирмагуттского гиппопотама, – был настоящим гномом. Его каштановой бородой можно было чистить закопченные котлы, а запахом – циклевать паркетный пол. Конституцией и мироощущением Ньюфун напоминал мяч – не тот, который весело катится по траве, а тот, кто набрал побольше воздуха и стремительно решил выяснить отношения со всяким, попавшим по нему шипованной бутсой. Где-то вокруг бороды и фамильным кордсдейловским носом проглядывали щеки и голубые глаза – прищуренные, оценивающие, щелкающие циферками и формулами. Кстати сказать, кончик носа у Ньюфуна будто укушен или поцарапан случайно взбесившейся отверткой; высокий шлемак на голове добавлял солидному представителю славного орбурнского клана три четверти локтя роста, а всё остальное, крепко сколоченное, упакованное в кожу и кольчугу, накладные наколенники-наручни и панцирные щитки, крутизной своей затмевало любые варёные яйца.

Так вот, это создание, вскормленное в глубинах Орберийских гор, там же приплющенное парой обвалов и прокуренное местным экологически чистым табаком (особый ллойярдский сорт – с примесью водорослей), обращая на Клеорна и выбравшуюся из шкафчика мэтрессу ноль целых и одну десятитысячную процента внимания, готовился к таинству пивопития. Ньюфун достал из кармана толстый бронзовый диск с ладонь диаметром, и принялся осторожно, медленно-медленно, его раскручивать. Вот поднялись тончайшие стеночки, вот кружка-раскладушка увеличилась еще на пару дюймов, вот еще на один… Плотно подогнанные друг к другу кольца не издавали ни малейшего скрипа, и, повинуясь гномьим пальцам, выдвигались сами и вели за собой друзей. Наконец, когда кружища – высотой в локоть, пинты на четыре, троллю в пору, – показалась во всей своей красе, Ньюфун снял с левого запястья наручень, прихлопнул его с боку, вместо ручки, и поставил на стол.

Будь на раскладной кружке Ньюфуна не обычные гномьи узоры, правильные геометрические линии в различных комбинациях, а хоть один эльфийский лист или включенная в пентаграмму руна, можно было бы клясться, что сей предмет домашнего обихода является порталом в другой мир. По крайней мере, Напа наполняла «чашечку» старшего брата очень, очень долго, прыгая от бочки к кружке и обратно, пока пена не полилась через бронзовый край. У Клеорна от такого зрелища захватило дух. И гном собирается всё это выпить?! Нет, чутье сыщика не обмануло: беспорядки в «Алой розе» сегодня вечером будут. Обязательно.

* * *

Вечер в «Алой розе» набирал обороты. Напа Леоне растопила плиту и, ворча на отсутствие Полин, ворочала кастрюли и котлы, готовясь к встрече вечерних посетителей. Ньюфун пил пиво. Его супер-кружка, запотевшая от прохладного содержимого, стонала от усиленной эксплуатации. Инспектор Клеорн вынюхивал происшествия, а мэтресса Далия ярилась.

– Нет, почему же вы мне не верите? Говорю вам, здесь был грабитель! Кентавр! с четырьмя ногами, которые топали по всей «Розочке», даже наверх забирались…

– Мэтресса Юлали вчера так и не смогла с лестницей сладить, – недоверчиво покачала головой Напа. – Ей слишком узко, не повернуться, и копыта по две штуки на одну ступеньку никак не помещаются. Так и ночевала на заднем дворике, под навесом…

– Значит, это были двое неизвестных! – не сдавалась Далия. – или другой кентавр, акробат-верхолаз!

Клеорн украдкой выглянул на улицу – собаки, облаивающие «Алую розу», при виде сыщицких усов разбежались, на основании чего инспектор сделал логический вывод, что информаторами Министерства Спокойствия они не являются.

– Смотрите, воры сожрали запас твоих, Напа, колбас! – продолжала подмечать совершившиеся в ресторации изменения мэтресса.

Напа нахмурилась, любопытный инспектор Клеорн служебно соответствовал, поэтому Ньюфун счел за лучшее сознаться:

– Это я съел. Оголодал после дороги, а вижу – тут колбаски висят. Чего пропадают? Дай, думаю, спасу.

Далия испепелила гнома взглядом, который, тем не менее, отскочил от полированного шлема и срикошетил в сторону малой духовки, позволив Напе сэкономить лучину для растопки. И выложила свой самый главный козырь:

– Не думаете ли вы, что я сама себя связала кожаным фартуком и заперла в шкаф?

В ответ получила застенчивое молчание и выразительный обмен взглядами: и Напа, и Клеорн знали, что мэтресса способна на всё. Бессердечный Ньюфун, крайне не одобрявший человеческую привычку переливать из пустого в порожнее, бряцнул кружкой по столу и напомнил сестрице, что умирает от жажды. Пиво, шнель!

– Напа, как ты можешь обо мне так думать? Да ведь забраться в шкаф и изнутри запереться невозможно! – обиделась мэтресса.

– Ха, – отозвался Ньюфун. – Подумаешь, придумали себе задачку – типа абстрактно-алгебраическая формула, выражающая любую целую положительную степень суммы двух слагаемых через степени этих слагаемых![22]22
  Упоминаемая Ньюфуном математическая закономерность известна ученым нашего мира как бином Ньютона.


[Закрыть] Забраться в шкаф, себя связать и запереться изнутри? Да не фиг делать!

Инспектор Клеорн попросил не делать безосновательных утверждений, и старший Кордсдейл, прикончив очередную порцию пиво, сполз со стульчика, подкатился к шкафу, пленившему Далию, почесал бороду, похмыкал, достал из недр своего кожано-стального облачения скрученную тонкую проволоку. Зашел в шкаф, прикрыл створки – и через несколько секунд, после гномьего кряхтения и усиленного человеческого внимания замочек-щеколда вдруг пришел в запертое состояние.

Далия пробормотала что-то о необходимости навестить ведьму и обвале, ожидающем Ньюфуна в ближайший вторник. Клеорн освободил гнома, а Напа, из женской солидарности, решила сделать приятное подруге и, на секунду прекратив рубить зелень, высказала новую версию:

– А может, это Джоя пошутила? Ты только не сердись, Далия! – тут же добавила гномка, заметив жуткое выражение лица мэтрессы. – Она не виновата, что родилась на Даце в семье потомственных шутов! У нее генетика сложная, поэтому и шутки шкафовые получаются!

Но Далия уже мчалась вверх, к мансарде, занимаемой студенткой.

Инспектор Клеорн, отставая на полшага – за ней.

В темной, сумрачной комнатушке никого не было. Чучело нетопыря – не в счет. Но сундук почему-то издавал легкое, еле слышное постукивание. Господин сыщик немного притормозил, вспоминая инструкции, как действовать в случае обнаружения логова подпольных некромантов – оккультные символы на занавесках, портреты-миниатюры трех скелетов на фоне чего-то очень зеленого и мрачного, очень наводили на мысли о злостных нарушителях Закона о Магии, а Далия своим острым женским нюхом уже учуяла Улику.

– Видите? Видите? Карандаш в петле замка! Джоя так сундук никогда не запирает!

Мэтресса подлетела к внушительному, окованному медными полосами сундуку, вынула карандаш и резко откинула крышку.

Восстала Джоя – бледная, с разметавшейся копной черных волос и немного размазавшейся краской вокруг глаз.

При виде девушки – растрепанной худощавой, затянутой в черное платье, – Клеорн резко отшатнулся, поймав себя на детском желании закричать «Мама!» Споткнулся о подоспевшего Ньюфуна и чуть не упал.

Джоя с наслаждением потянулась, отложила берцовую драконью кость, общение с которой скрашивало ей последние несколько часов, сладко потянулась, еще слаще зевнула и удивленно захлопала глазами на Далию.

– Мэтресса? А который час?

– Пять с четвертью, – подсказал сыщик. Студентка перепугалась:

– Да я же экзамен проспала! – девушка выбралась из своей «колыбельки» и со спринтерской скоростью рванула из комнаты – очевидно, в сторону Университета.

– Куда… все уж или сдали, или умерли! – попыталась остановить Джою мэтресса, но не успела. Услышав о чьей-то возможной смерти, дацианка побежала еще быстрее.

Тогда Далия, торопливо отыскав в хозяйстве студентки свечу, организовала луч света в дацком царстве и вернулась к осмотру улик и доказательств.

– Кажется, с Джои можно снять подозрения. Кто-то запер и ее. Не думаете же вы, господа, что можно забраться в сундук, – продолжила алхимичка, возмущенная скептически-удивленными лицами и сыщика, и гнома. – И запереть его изнутри на карандаш?!

Клеорн выразительно покосился на Ньюфуна, а тот с сердцем, от души плюнул, снова проворчал «Да не фиг делать!» и решительно залез в спальный сундук дацианки.

через несколько секунд карандаш, обмотанный еле заметной тонкой проволокой, как живой, начал пробираться в петлю замка. С нехорошим блеском в глазах Далия принялась ставить на крышку сундука все более-менее тяжелые предметы – чучело нетопыря, стопки книг, стул, тазик для умывания, домашние тапочки, забытую девушкой косметичку, – а в довершение вытянула из шкатулки для рукоделия длинную черную ленточку и накрепко привязала-примотала карандаш к замочной петле.

Чтоб не забыть устроить Напе Леоне скандал по поводу ее родственников – а может, и выразить понимание, сочувствие и договориться о совместном сеансе битиётерапии для Ньюфуна, Далия, следуя выработанной за годы служения Алхимии привычке, потянулась к карману собственной мантии…

И заверещала, обнаружив еще одну улику.

– Они украли мой блокнот! Где он?! Где?!

Напа, обслуживающая внизу первых посетителей, внимательно осмотрелась по сторонам. Когда с верхнего этажа прибежали Далия и следующий попятам за прекрасной мэтрессой сыщик, у гномки уже был готов ответ:

– Здесь твоего блокнота нет! Может, ты его в Университете оставила? Помнишь, как в месяц Короны ты там принимала переэкзаменовку до половины шестого утра, а потом оказалось…

– нет! – завопила Далия. – Нет, он был у меня в руках! А потом я положила его вот сюда, на край стола, – алхимичка принялась планомерно и методично ощупывать ближайшую столешницу. Еле успев отшатнуться, господин Бургвайссер, зашедший пропустить кружечку пива, задрожал, расплескал пену и дал себе слово до конца календарного месяца не напоминать Далии о ее долге в пять монет, – Я еще тебе хвасталась, какой шикарный план реорганизации университетской документации придумала! О боги! – вдруг дошло до алхимического мозга. – Я же полдня просидела в этой треклятой кладовке, вместо того, чтобы работать на общественное благо! Университет же могли по камушку разнести, пока я тут прохлаждаюсь!! – и ноги, лишившись верхнекортикального управления, сами понесли сапиенсологиню в сторону громады Университета.

– А каков из себя был этот блокнот? – решился уточнить Клеорн, удержав мэтрессу за мантию. Хотя, судя по ее остекленевшим глазам, главная управляющая телом Далии астральная проекция была уже не здесь.

– Форматом чуть больше ладони, – показала Напа собственную десницу, – кожаная обложка, прошитые листы. Обложку я сама делала, там еще такое теснение декоративное в виде желудя, а листочки время от времени можно менять – вынимать старые и подшивать новые. И еще дырочка в переплете есть, карандаш привязывать – только Далия никогда ей не пользуется.

– Кому ж такая гадость понадобиться может? – спросил подошедший Ньюфун. Клеорн автоматически, почти не удивляясь, отметил, как быстро извлек себя гном из сундука, но с мысли сбить себя не дал:

– Действительно, госпожа Кордсдейл – кому, на ваш взгляд, мог понадобиться блокнот уважаемой мэтрессы?

Напа смущенно зарделась, почесала кончик носа, потом, убедившись, что мозг Далии находится вне зоны доступа, прошептала Клеорну строго конфиденциальную информацию:

– Ну, может быть, тем студентам, которым она неуды за экзамен поставила? Она девять дней назад как раз экзамены принимала, и наверняка по рассеянности еще не дооформила отчетную ведомость у мэтрессы Долли. Может, студенты рискнули, подумали, что если блокнот забрать, в котором их оценки фиксировались, подробностей Далия и не вспомнит?

Инспектор задумался. Уточнил, у какого количества студентов мэтресса Далия ведёт занятия по теоретическим и прикладным сапиенсологическим дисциплинам, мимолетно удивился ее трудолюбию, и нахмурился. Не принимала его прагматическая душа версию о покушении на алхимичку с целью кражи записей об итогах сессии, хоть ты тресни. В этом случае гораздо правильнее мэтрессу шантажировать, запугивать, в конце концов, всегда можно несговорчивого профессора убить, а потом попробовать договориться с другим преподавателем. а красть блокнот? Фи…

Инспектор просто не знал, насколько доверяют алхимики записанному слову. В прошлом году, например, подобная элементарная карманная кража спасла девять студентов от отчисления, и еще шестнадцати позволила увеличить средний рейтинг по успеваемости на сорок лишних баллов. А когда в Университете королевства Кавладор учился Эрни Брюль, потомок прославленного художника, у-уу… Рисовать Эрни не умел, но почерки подделывал мастерски, и пять десятилетий спустя Университет даже был вынужден назначить специальное расследование вспышки отличной успеваемости в годы с Желтой Бузины по Синей Лошади. Так что…

* * *

Университет

Далия ворвалась в кабинет мэтрессы Долли, стремительная, как южный тайфун, но обнаружила только бумажный бедлам – раскрытые журналы и ведомости, папки с подшитыми отчетами, заметки, исходящие и входящие, циркуляры и бюллетени, и прочая. Не тратя время на пустое сожаление по поводу беспорядка, который сама же и устроила днем, мэтресса принялась сгребать всё в кучи и складировать под стол.

В ворохе бумаг блокнот, полный сапиенсологических наблюдений и личных мэтрессиных заметок для памяти, обнаружить не удалось.

– Где? где? где же он?! – пыталась вспомнить Далия, но инспектор Клеорн, неотступно следующий за ней по пятам, лишь подкручивал кончики усов. Нет, лично он ничего не знал о месте нахождения пропажи. Но сыщику крайне интересен предмет и предполагаемый итог поисков.

А уж их субъект…

– Мэтресса, успокойтесь, – мягко увещевал Клеорн – впрочем, зрелище рассерженной Далии заслуживало самой высокой эстетической оценки и никак не могло приестся такому ценителю женских нервов, как инспектор Министерства Спокойствия. – Подумаешь, блокнот…

– Да? А вот пропади какое-нибудь важное письмо у ответственного чиновника? Вы б наверняка искали! Носом бы землю рыли! А уж если бы похитили любовную переписку дочери герцога Тирандье? Ведь весь Талерин на уши подняли бы, чтоб только скандала не вышло!

– А с кем Мелориана Тирандье ведёт любовную переписку? – заинтересовался сыщик. Ответом ему были сдавленные алхимические проклятия. – Всё-всё, я понял, что это было лишь гипотетическое предположение. Продолжайте, мэтресса, я вас внимательно слушаю.

Далия по-собачьи – быстро-быстро перебирала бумаги, и они разлетались в разные стороны, как листва в осенний ветреный день. И, раз уж ее слушали, да еще внимательно, продолжала злопыхать:

– А блокнот – это важнее! Там черновики моей монографии! Конспекты прочитанных за последний месяц книг! там план на отпуск! Рекомендации по усилению Университетской мысли! Что, по-вашему, это не важно? Не важно?!!

Не дождавшись вразумительного ответа от увязавшегося спутника, что именно тот делает – проводит расследование или же просто медитирует, используя мэтрессу в качестве мандалы, Далия прекратила увеличивать энтропию в конкретном университетском помещении и погрузилась в размышления. Когда она видела блокнот в последний раз? В «Алой розе». А до этого? здесь. Если предположить, что блокноту надоело лежать без дела на столике в ресторации, и он решил сам пойти поработать, то возникает вопрос: кого он мог попросить о помощи в перемещении? Если бы ты, Далия, спросила мэтресса свое воображение, была облачена в обложку с жёлудем и содержала полсотни исписанных листов, чтобы ты сделала?

Пока Далия размышляла, в раскрытое окно, вместе с прохладным вечерним ветерком, ворвался чей-то задорный смех и бодрый молодой голос, повествующий, как он сегодня уделал мэтра Никанта на переэкзаменовке.

– Студенты! – осенило мэтрессу. Их же много в Университете, а стараниями Напы Леоне большинство школяров неплохо приучены к «Розочке» в качестве кормушки. Вдруг они видели странствия блокнота?

Инспектор Клеорн опешил, когда госпожа алхимик бодро рванула из кабинета, но, тренированный годами беспорочной службы в Министерстве Спокойствия, быстро пришел в себя и поддержал раму, пока мэтресса форсировала подоконник.

На дорожке, ведущей к Студенческому Дому, Клеорн догнал Далию и спросил, есть ли у сударыни конкретный подозреваемый. Нет. Конкретно Далия конкретно подозревает конкретно всех. Сыщик осмелился напомнить уважаемой сапиенсологине, что он имеет некоторый практический опыт в допросе свидетелей и подозреваемых, и не было бы разумным оказать ему честь и позволить провести расследование? Далия фыркнула, но, экономя дыхание, спорить не стала.

Студенческим Домом называлось высокое, в четыре этажа, здание во главе квартала, прямо напротив Университета. В нем обитали школяры, приехавшие из других городов ради счастья учиться в Университете королевства Кавладор, а иногда и начинающие преподаватели, которые еще не сроднились с великолепием столицы. Нельзя сказать, что жизнь в студенческом пристанище была роскошной, как нельзя утверждать и то, что жизни там совсем не было. Далия, например, пока не нашла приют под крышей «Алой розы», считала свой опыт выживания в студенческом братстве весьма познавательным в плане изучения феноменологии Разума и философии Глупости. Мэтр Питбуль, создавая свою урбанонозогнозическую классификацию разумных существ, обозначил обитателей Студенческого Дома как школяров учёных, подвид вёрткие, раса живучие.

Но спросите любого профессора зоологии или мага школы Крыла и Когтя, и он вам популярно объяснит: какое бы ни было живучее, вёрткое, учёное существо, будь и хвост у него длинен, и ушки велики, и усы пушисты, и шубка серенькая, и подпол самый родной, а всё равно усатых хищников и громких женщин оно бояться должно.

Закон Природы. Ничего не поделаешь.

У входа в Студенческий Дом от сотворения мира… то есть, конечно же, основания Университета сидела старушка, которая вязала бесконечные чулочки для многочисленной родни. Также в ее задачи входило выгонять слишком шумных поклонников студенток после одиннадцати вечера. При приближении мэтрессы и сыщика старушка приподнялась, явно намереваясь перегородить свои щуплым тельцем вход посторонним, но разглядела серый мундир стража Спокойствия и схватилась за сердце. Далия, не снижая скорости, уже бежала на второй этаж. Клеорн, убедившись, что старушка не померла, поспешил следом. Его усы встопорщились, предчувствуя мордобитие.

– Мэтресса! – Клеорн схватил Далию за край мантии. – Пожалуйста, без рукоприкладства!

Мэтресса пригвоздила сыщика к ближайшей стене холодным маньяческим взглядом.

– Не учите меня обращаться с молодежью, сударь, – процедила она сквозь плотно сжатые зубы. И рванула дальше по коридору.

* * *

На втором этаже, в привилегированной угловой комнате – там было аж два окна, и одно из них почти чистое – происходил торжественный ужин в честь сдачи экзамена у мэтра Цюцевва. Пятеро хозяев помещения, плюс восемнадцать их друзей, сгрудившиеся у колченогого стола с разложенным на нем нехитрым угощением – луковицы, помятые пирожки и три дюжины бутылок тривернского – обхватив покрепче кружки и стаканы, внимали эпопее Николаса – студента-второкурсника. Девятнадцатилетний юноша, вздыбив соломенные непокорные вихры, блестел карими глазами, горел тысячью веснушек и рассказывал:

– Он, значит, на меня смотрит, а я ему: «Философия, мэтр, это матерь всех наук. Объяснение настоящего, прошлого и будущего с позиций парадигмальной субъект-интенациональной секреции…» Смотрю Цюцевву прямо в глаза, а сам его бронзовке сахарок протягиваю. Ну, бронзовка – вж-жжик вниз, на сладкое, у Цюцевва кепка раз, тоже вниз, он и кивнул. Ну, я сахар в рукав спрятал, и продолжаю: «Как Праматерь Прасковия для сирых и убогих, является философия предметом обожания и почитания мэтрами различных отраслей Алхимии», и снова бронзовке – рр-раз, сахарку. Кепка с бронзовкой снова вжж-жик, вниз.

– А Цюцевв-то думает, что это не кепка с него падает, а он с тобой соглашается! – влюбленными глазами блестела Нелли.

– И что в итоге? – нахально поинтересовался третьекурсник Друбус. Лирт, студент-ветеран, деловито кромсал остатки колбасы.

– Проходной балл! – гордо поднял Николас пергаментный лист с ровными рядами преподавательских подписей.

Студенты загалдели, дружно сдвинули стаканы, пожелали друг другу сдать оставшиеся экзамены не хуже…

И тут дверь распахнулась, на пороге появилась полыхающая неутоленным любопытством Далия, и всем почему-то стало не до смеха. Друбус, который прогулял у мэтрессы экзамен девять дней назад, ойкнул и едва не подмочил свою репутацию бывалого пройдохи.