Текст книги "Алхимические хроники (части 1-3)"
Автор книги: Лана Туулли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 68 страниц)
– Спасибо вам, мэтресса Далия. Вы мне очень помогли.
– Всегда пожалуйста.
Напа внимательно посмотрела сначала на свою научную предводительницу, потом на усатого сыщика. Что это с ними? Стоят посреди университетского холла, держатся за руки и глупо улыбаются друг другу. Ну, по крайней мере, на лице Клеорна застыло некое отстраненно-доверчивое, наивное и возвышенное выражение, а мэтресса, как всегда, держится молодцом, на ее физиономии даже сейчас читается высшее образование и привычка действовать логикой, как штопором, ввинчиваясь в очередную проблему, если та вдруг встретится в быстротекущем потоке мэтрессиной жизни.
Спустя две минуты Напе надоело смотреть на молчащую парочку, и она прибегла к испытанному способу достучаться до алхимического интеллекта, дернув мэтрессу за мантию.
– Да, Напа, я сейчас иду, – откликнулась Далия, продолжая смотреть на Клеорна.
Инспектор отмер, извинился, что важные дела требуют его присутствия в другом месте, поцеловал мэтрессе руку и степенно удалился.
Далия осталась стоять посреди университетского холла.
– Далия… Далия! – снова дернула за мантию гномка.
– А он симпатичный, ты не находишь? – задумчиво протянула мэтресса. – Конечно, никакого сравнения с Питбулем. Ни очков, ни чернил на носу, ни ллойярдской туманности во внешности… Мантия Клеорну наверняка не пойдет… усы эти дурацкие…
– Далия, очнись!
– Да-да, Напа, я тебя внимательно слушаю.
– Тогда скажи, как ты думаешь, этот сыщик ни о чем не догадался?
– О чем ему догадываться? – Далия пожала плечами, продолжая задумчиво глядеть вслед удалившемуся сыщику. – О том, что это мы сломали университетские часы? Да с чего бы ему пришла в голову такая идея?
– Нет! – возмутилась гномка. – О том, что мы решили самостоятельно добыть клад царя Тиглатпалассара!
Задумчиво-романтическое настроение мэтрессы мигом сменилось раздражением. Далия издала звук, с которым усталая лошадь принимает во влекомую ею телегу очередную корпулентную пассажирку.
– Напа! Я же сказала! Оставь эти идеи!
– Почему? Я хочу стать охренологом!
– Археологом, – автоматически поправила Далия.
– Да, верно. Копать что-нибудь и находить при этом древние сокровища! Нет, ну почему я раньше не думала об охренологии?! Ведь ахрено… ар-хе-о-логия, – по слогам, четко, чтобы привыкнуть к незнакомому слову, проговорила Напа, – это ж идеальная наука для любого гнома! Бери лопату – и изучай закопанное кем-то золото!
Из Далии вырвалось сдавленное рычание.
– Археология – не наука.
– Как?! Как не наука?! Наука. Ею мэтры с кафедры истории занимаются!
– Археология – направление исследований, а наукой называется такая область знания, которая… которая… – попыталась подобрать Далия аргумент поубойнее. Но Напа сумела подобрать контраргумент быстрее:
– Ты же сама, Далия, говорила, что наукой станет любое знание, если алхимик его четко сформулирует и обозначит профильную проблематику! Спорим на что угодно: когда я отыщу гробницу царя Тиглатпалассара, я нарою там столько профильной проблематики, что хватит на две науки! На десяток наук! На… – гномка аж задохнулась от открывающихся перед ее копательно-ориентированным воображением перспектив. – На целый университет ар-хео-логических исследований! – драматическим шепотом, ибо горло перехватило от волнения, выдала Напа. – И у всех алхимиков будут гномьи лопаты и кирки, и все будут копать!!!
– Напа.
– А?
– Что у нас сегодня на обед?
– Я почем знаю, – медленно, со скрежетом, вагонетка мыслей Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл перестраивалась с рельсов, ведущих в будущее алхимическое величие, на рельсы проблем сегодняшнего дня. – Полин должна была доварить суп «Ветер пустыни», приготовить куриное филе для шашлычков, я собиралась сделать плов – это эль-джаладское национальное блюдо, если ты не знаешь… Полин его доверять нельзя, она крышку с котла не поднимет… Знаешь, Далия, побегу-ка я в «Розочку», проверю, как обед готовится.
– Ага. Беги. Я тут… еще на общественное благо поработаю…
Проследив, как скрывается из виду квадратная фигура подпрыгивающей от избытка чувств и научного – увы, археологического – рвения гномки, Далия перестала сдерживать накопившиеся эмоции и выдала краткую, но крайне экспрессивную пантомиму. Искаженное лицо, впечатывание каблука в университетский пол и потрясание рук над головой означало, что Далии идея Напы сменить профиль научных изысканий категорически не нравится.
Чтобы успокоиться, Далия выскочила во внутренний дворик и принялась бегать кругами вокруг солнечных часов, продолжая на все корки честить клан Кордсдейл с его гномьим воспитанием и не менее гномьими идеалами мироустройства и профессиональной реализации. Археология! Вы только подумайте – археология! Копать, копать и еще раз копать! О боги, да что ж с Напой делать-то?
Последние три дня – с тех пор, как Далия обнаружила в одной из библиотечных рукописей зашифрованное описание дороги к кладу царя Тиглатпалассара, гномку не оставляла мысль, что тридцать восемь лет ее предшествующей жизни прожиты зря. Прямо-таки псу под хвост, эльфу в черновик поэмы… Подумать только! Рядом, буквально рядом – только киркой дотянись, лопатой докопай, жили люди, кентавры и гномы, которые рыли землю, находили несметные сокровища, да еще совершали при этом великие алхимические открытия – а она, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь), просто не догадывалась об их существовании!! А ведь могла бы уже вырыть яму величиной… так, примем за средний объем работ количество грунта величиной с…
Первый вечер, отдыхая после суматохи, вызванной обнаружением трупа неизвестного в университетской библиотеке, Далия, помнится, радовалась. Ну, думала она, наконец-то! Ведь предыдущие полгода Напа Леоне могла разговаривать, в основном, лишь на тему «Айра из клана Моргенштерн, его внешность, привычки и перспективы в качестве жениха Напы Леоне Фью». Далия против мастера Айры ничего не имела, напротив, этот степенный рыжий гном ей нравился, и она всячески желала своей подруге счастья. Правда, в какой-то момент мэтресса догадалась, – если термин «догадалась» адекватен вспышке шаровой молнии, промчавшейся по нейронам алхимически ориентированного мозга – что жизнь гномов, мягко говоря, немного продолжительнее, чем человеческий век. Ага, вы тоже об этом слышали? И что гномы – существа очень застенчивые и деликатные, наверное, слышать случалось? А что у гномов период помолвки для влюбленной пары длится до полувека?
Вот и Далия однажды сообразила, что может слушать восторженные дифирамбы в адрес Айры Моргенштерна всю оставшуюся жизнь. А потом счастливая пара обязательно позовет ее на свадьбу– в качестве самой старой подруги невесты, и будут деликатно объяснять крепеньким, розовощеким родичам-гномам, что во-он та седая развалина с трясущейся головой, с чернильным пятном на носу и челюстью на подвязке, в годы своей молодости была грозой и грёзой Университетского квартала…
Так вот, обрадовавшись, что у Напы наконец-то нашлась новая тема для разговоров, Далия уже к утру стонала, скрежетала зубами, обвязала голову полотенцем, симулируя приступ мигрени, и едва не бросалась на стенку. Почему, почему, досаду вашу, Напа никогда раньше не думала о карьере археолога? Ведь археолог должен копать! Выворачивать горы грунта и находить в них и под ними тонны сокровищ! Да ведь это не профессия, для гнома – это просто мечта!
Добро бы, Напа, как любой нормальный человек, мечтала отыскать сокровища забытого царя, с целью разбогатеть. Понятно. Конечно, меркантильно, прагматично, приземлено – но понятно. Золото гномы любят, уважают, и считают своим долгом спасать изделия из драгоценного металла от загребущих ручек других разумных рас. Если бы Напа вдруг доказала, что ее интерес к археологическим раскопкам продиктован искренним алхимическим интересом – что ж… Далия, может быть, и всплакнула бы, что не получился из гномки сапиенсолог, но мужественно приняла бы выбор подруги и даже помогла бы с подготовкой первых научных отчетов. Но Напа-то хотела копать! Тем более, что ради поисков гробницы Тиглатпалассара пришлось бы копать много!
Дайте, дайте же Напе лопату и отпустите в Эль-Джалад – она выкопает клад царя Тиглатпалассара! Она отыщет затерянные в песках города! Она выкопает, отроет, перелопатит, можете не сомневаться…
О боги, пошлите светлую мысль, как справиться с приступом гномьей копательной одержимости! – шептала Далия, бегая вокруг солнечных часов. Но мысль упрямо избегала настырной мэтрессы.
Внезапно до чуткого алхимического уха донеслись вопли. Обернувшись, Далия увидела, как от Библиотеки бегут, нелепо размахивая руками, Лизон – библиотечная барышня, переступившая испытательный срок, и Рудольфус, студент-отличник. Заметив Далию, Рудольфус, на правах представителя сильного пола, закричал еще громче, дёрнул Лизон за руку, помогая девушке изменить направление движения, и спустя секунду предстал перед мэтрессой.
– Мтрсдл… – задыхаясь, проговорил Рудольфус.
– Спасите! – проверещала Лизон.
– Что случилось?
– Гринч… – указал слабеющей рукой на Библиотеку Рудольфус. Подушечка указательного пальца Рудольфуса кровоточила, будто покусанная злобным хомяком-самураем.
– Гринч! – завопила Лизон.
– Что – Гринч? Он что, умер?! – испугалась мэтресса и, подобрав полы мантии, бегом поспешила в библиотеку. Что же, о боги и демоны, могло случиться с библиотечным сторожем? нет, неужели еще один злоумышленник проник в священное хранилище книг? Далия была исполнена решимости не пожалеть оставшихся девяносто четырех часов своего общественного времени, чтобы раз и навсегда разобраться в ситуации!
Труды на благо Университета
Гринч обнаружился в каморке под лестницей, куда складывались щетки, метлы и прочие орудия уборки. Вполне живой, что Далию обрадовало.
Но в совершенно убитом состоянии.
– Гринч? Что с вами? – осторожно спросила Далия. Сделала шажок вглубь каморки, прищурилась, чтобы рассмотреть подробности. – Ой…
Гринч всхлипнул.
– Зуб болит? – участливо спросила мэтресса. Ночной библиотечный сторож попытался подпереть кулаком раздувшуюся правую щеку, вздрогнул, застонал и промолчал.
– Я пошлю за мэтром Лаенсом, хорошо?
– Нет! – завопил страдалец. – Я не позволю какому-то зубодёру… – Гринч замахал руками и зарыдал. Далия тут же возразила, что мэтр Лаенс не «какой-то», а вполне дипломированный, компетентный, солидный ученый с двадцатилетним стажем. Сторож ее не слушал, он обхватил руками голову, зарыдал еще громче и поведал нижнему правому углу каморки, как же он несчастен… как же он страдает… – Я ведь сказал этому, очкастому…
– Рудольфусу? – догадалась Далия.
– Ему! Что не отдам никому свои зубы!!! И вообще, у меня… у меня нежные десны, к ним нужен особый подход!
– Хорошо, – примирительно развела руками Далия. – Тогда, может, попросить мэтрессу Аббе позвать кого-нибудь из ее знакомых?
Гринч долгих три минуты размышлял. Далия с отстраненным алхимическим любопытством зафиксировала, что за указанное время флюс увеличился в размерах на пятнадцать с четвертью процента.
– А кто такая Аббе? Я ее знаю?
– Должны знать, она в Университете работает сорок первый год. Такая маленькая, кругленькая, у нее пышная прическа «капустой», румяные щеки, маленькие черные глазки… Ну же!
– Это которая жуков-пауков изучает? – дошло до Гринча. – Так вы что, мне блошиного костоправа сулите?
– Почему обязательно блошиного? У блох и костей-то нет, чтобы их править… Ветеринара, Гринч, ветеринара. Очень уважаемая профессия. Особенно на севере Буренавии.
– Ну, нет!.. Я уж думал, она ведьму хорошую знает, ведьма бы мне зуб заговорила, да и всё…
– Отлично! Тогда я попрошу Лизон срочно привести к вам ведьму-знахарку.
– Нет! – категорически отказался сторож. – Я человек просвещенный, столько лет книжки ваши алхимические сторожу, грамоты набрался, еще чуть-чуть, и читать научусь; я всем этим магам, ведьмам да оборотням-перевертышам верить не верю!
– Так, может… – задумчиво протянула Далия. И чисто автоматически взяла в руки первую попавшуюся метлу, осмотрела деревянную рукоятку, прикинула в качестве зубоизвлекательного инструмента…
– Нет! – испугался Гринч. Он вытянул руки перед собой, загораживаясь от возможной алхимической агрессии, спрятал под мышку ущербную щеку и заверещал: – Не вздумайте! Я вашего очкастого не побоялся покусать, когда он мне в рот полез! Не думайте, что я вас покусать забоюсь, хоть вы и мэтресса в мантии!
– Тише, Гринч, тише! Спокойно! Видите, я кладу метлу на месте, я безоружна, при мне даже чернильницы нет…
– Ага, а что это у вас за ухом? карандаш!
Мэтресса, ради восстановления доверия пациента, сдала последние оружие и попросила у Гринча разрешение подумать, что можно сделать для облегчения зубной боли мягкими, терапевтическими средствами.
– Что там происходит? – встретили мэтрессино появление из каморки библиотечные дамы. Они уже успели собраться полным кворумом – госпожа Лейла, осознающая ответственность, Труамина и Клотильда, библиотекарши со стажем, и Лизон, поддерживающая ослабевшего Рудольфуса. Пострадавший от зубов Гринча палец студента был уже замотан белой тряпицей.
– Всё очень плохо, – трагически возвестила Далия.
– Гринч взял в заложники книги и грозится вырывать по странице каждые пять минут, пока ему не заплатят выкуп! – воскликнула Клотильда, большая поклонница брабансских романов.
– Нет. У него абсцесс, надо рвать, – попыталась объяснить Далия, но библиотечные дамы поняли ее как-то по-своему, покраснели и принялись упирать на тот факт, что Лизон не замужем, поэтому дальше участвовать в разрешении проблемы Гринча не может. Далия посмотрела на заломленные руки трех наличных библиотекарш, на Рудольфуса… Студент ответил мэтрессе через линзы очков столь истовым взглядом, какого не всегда удостаивалась статуя божественного предка Императора Вечной Империи Ци от своих потомственных почитателей.
– Мэтресса Далия, умоляю, сделайте что-нибудь!
– Хорошо. Попытаюсь. Вы мне найдите… Ах, какая незадача! Когда нужен Фриолар, он по-прежнему в своем Чудурском лесу прохлаждается! Короче, мне понадобится самый крепкий и сильный мужчина, которого вы сможете найти.
Труамина с Клотильдой переглянулись – в том смысле, что сами бы от такого сильнодействующего средства не отказались.
– Да, но не сразу сейчас, а часа через полтора. Пока что для предварительной обработки пациента мне понадобится… – Мэтресса деликатно замялась, потом все-таки объявила вслух требуемое. Библиотечные дамы выпали в осадок. – На кафедре человеческой медицины спросите, у них обязательно есть… Или у мэтра Григо!
– Он же ректор!
– Вот именно!
– А может, на кафедре гномьей медицины спросить? – проявил энтузиазм студент-очкарик.
– Рудольфус, – участливо, как на Гринча, посмотрела на юношу мэтресса. – Гномы и алкоголь – не совместимы.
– Но я же собственными глазами видел, – осмелился возразить Рудольфус. – как гномы употребляли…
– Дитя мое в Алхимии, позволь огласить один из законов мироздания: там, где присутствуют гномы, алкоголь заканчивается очень быстро. Марш за бутылкой!
* * *
Подхватив две пустые чернильницы вместо стаканов и полосатого библиотечного кота в качестве третьего собутыльника, Далия вернулась в каморку и приступила к «предварительной обработке» пациента.
Через четверть часа Гринч почувствовал к мэтрессе такое расположение, что принялся рассказывать ей самые смешные и забавные случаи своей карьеры библиотечного сторожа.
– Помню, было это в году Серебряного Бобра… Или Серебряного Оленя?
– Выпьем за год Оленя, – подсказала Далия и подлила Гринчу. Потом сама, из любопытства, понюхала прозрачную жидкость у себя в чернильнице, отстраненно подумав, что всего лишь знание химической формулы этого вещества способно вызвать симптомы первой, а то и последующих, стадий опьянения. Нет, сейчас не время предаваться дегустации… Сейчас важно сохранить трезвую голову. Разве что еще раз понюхать?
– Не-не… – засмущался сторож. – Я в одиночку не пью… Вы, мэтресса, мне компанию составите?
– С удовольствием. И вон Роджер третьим будет, – Далия положила перед котиком пробку от бутылки. – Так что было в год Бобра?
– Пришел я на работу, – торжественно провозгласил Гринч. Посмотрел на чернильницу с крепчайшим медицинским спиртом, настоянным на сорока семи таинственных лекарственных растениях, у себя в руке. Выпил, охая при каждом соприкосновении жидкости с больным зубом. Крякнул. – И представляете? Всю ночь, как огурчик, сна ни в едином глазу, хожу по этажам, всё проверяю, двери на замок, ставни на засов…
– И что?
– И – никаких происшествий!
– Да, это редкость. За такой подвиг стоит выпить.
Гринч не стал отказываться.
– Помню еще одну ночь. В году этак… Медового Вереска. Гроза была… ух, страшенная! А я – на посту! Трезв, аки яхонт буренавский! И снова – ни одного происшествия!
Полосатый Роджер переводил внимательный кошачий взгляд с алхимички на сторожа. На его усатой морде читалось недоумение. Как вообще можно опьянеть без валерьянки?
– Должно быть, – подытожила мэтресса Далия час спустя, – вы, Гринч, прожили очень счастливую жизнь. Вы работали, находились рядом с книгами – и с вами никогда ничего не случалось… – В глубокой задумчивости Далия посмотрела на зажатую в руках чернильницу, которую с начала «обработки» так и не решилась пригубить, и, коротко выдохнув, поднесла сосуд к губам.
Гринч молча и невежливо вырвал чернильницу из рук дамы, вылил в собственную глотку спирт и требовательно взглянул на Роджера. Тот мяукнул и, от греха подальше, отошел прочь от квадратной бутыли зеленого стекла – пятой из полудюжины, «организованных» библиотечным коллективом.
– По-моему, уже хватит, – решила Далия. Подхватила шестую бутыль, откупорила и принялась приманивать страдальца-сторожа к выходу из каморки.
Под дверью охала Клотильда. Увидев выползающего Гринча, перекошенного от флюса и употребления, впечатлительная барышня ойкнула и шепотом, осторожно, поведала мэтрессе Далии, что богатырь найден и ожидает пациента в главном читательском зале.
– Фьють-фьють, – посвистела Далия, и Гринч послушно пополз за ней. Роджер выступал замыкающим, гордо подняв хвост.
В читательском зале для Гринча уже было подготовлено место. Стул стоял посреди прохода между столами, а вокруг столпились студенты и сочувствующие – в том числе, хоть и незваный, мэтр Лаенс, благодушный низенький живчик. Мэтр Лаенс, по университетским меркам, был пижон из пижонов: он предпочитал носить ослепительно белую мантию, вместо классической черной. Говорят, в потайном кармашке белой мантии мэтра Лаенса всегда лежал леденец на палочке, и именно благодаря этому орудию мэтру заработал себе славу лучшего стоматолога к востоку от Орберийских гор. Сейчас мэтр Лаенс с живейшим азартом наблюдал за подготовкой Далии к алхимически-сапиенсологическому воздействию на Гринча; судя по тому, что на руках стоматолога сияли кольчужные перчатки, он уже знал о том, что пациент сложный, не все зубы у него болят – остальные кусаются.
– Мэтр, – обратилась Далия к Лаенсу, – не откажите в любезности, продиагностируйте.
– Я бы с радостью, мэтресса, но как?
– Нет проблем… Гринч, хотите выпить? Садитесь, я налью.
По знаку Далии самые смелые из студентов помогли Гринчу приземлиться на стул; потом мэтресса подошла и опрокинула спиртосодержащую емкость над головой сторожа. Тот мигом закинул голову назад, раскрыл, насколько позволял флюс, рот и принялся жадно глотать.
– Нижняя пятерка справа, и шестерка не внушает доверие.
– Благодарю вас, мэтр. Где мужчина? – громко, на всю библиотеку, спросила Далия, с неудовольствием констатируя, что даже вдыхания паров спирта для ее организма, утомленного трудами на благо Университета, оказалось достаточно. Впрочем, мэтрессу поняли, и собравшиеся студенты, зрители и сочувствующие вытолкнули к Далии найденного богатыря.
Вот уж действительно богатыря…
Далия даже ущипнула себя за ладонь, чтобы убедиться, что ей это грандиозное видение не снится. Чуть ли не шести локтей ростом, почти четырех – в плечах, румяный, пышущий здоровьем детинушка лет двадцати четырех – двадцати пяти, в богатом, украшенном золотыми позументами черном камзоле, смущенно переминался с ноги на ногу.
– Студент? – не поверила Далия.
Добрый молодец пробасил, что случайно в Университет заглянул. Старший брат послал поручение одно выполнить, вот оно и как-то так…
– Значит, слушай сюда, – Далия подхватила богатыря за пуговицу камзола, притянула поближе, чтобы громкими речами не спугнуть допивающего бутылку Гринча. – Бьешь его в нижнюю челюсть. С правой стороны, но чуть ближе к уху. Понял?
– Понял, – ответил детинушка. – А зачем?
Далия опять пожалела об отсутствии под рукой Фриолара с его натренированным ударом и не менее тренированным мозгом. Нет, он тоже не всегда был согласен с предложениями мэтрессы, но никогда, выдрессированный кузинами и тетками, не спорил.
– Ну какая тебе разница? – скривилась Далия в ответ на просьбу об уточнении инструкций. – Ты что, никогда раньше не дрался?
Богатырь замялся, зарумянился, почесал кулаки и с застенчивой улыбкой поведал, что бывало… но брат – он у них в семье самый умный – не всегда одобрительно к последствиям драки относился.
– Хорошо, тогда попробуем другую методу. Видишь нашего сторожа? Пойди и ударь его – справа, в челюсть, поближе к уху – за короля, Кавладор и Алхимию!
– Угу! – обрадовался богатырь.
Последний этап стоматологического воздействия занял буквально три четверти минуты: богатырь подошел, решительно отнял у Гринча пустую бутыль и, стоило сторожу приподняться и открыть рот, чтоб возмущенным воплем оповестить округу об акте несправедливости, врезал. Короткий полувскрик-полувсхлип… и практически сразу же – восторженное квохтанье со стороны мэтра Лаенса, который, пользуясь недееспособным состоянием пациента, подбежал, проинспектировал и в полном восторге объявил, что больные зубы удалены, жизнь Гринча вне опасности!
Студенты и библиотекарши разразились бурными аплодисментами. Госпожа Лейла сердечно обняла мэтрессу Далию.
– О, мэтресса! Вы просто волшебница…
Поведение же прочих мэтров вызывало у директрисы Библиотеки гораздо более негативные эмоции:
– Фуу… – возмутилась госпожа Лейла, когда мэтр Лаенс продемонстрировал извлеченный из Гринча больной зуб и принялся объяснять всем присутствующим происхождение и варианты зубных проблем, – какая гадость!
– На вашем месте, любезнейшая сударыня, я бы этот зуб поместила на какой-нибудь стенд, а еще лучше – заказала памятную табличку: «Здесь, в Библиотеке Университета королевства Кавладор, в третий день месяца Паруса, в присутствии студентов и преподавателей, кулаками его королевского высочества принца Роскара был извлечен больной зуб ночного сторожа»… Как звучит! Поэма! Песня!
– Его – кого? – изумилась директриса. – Принца Роскара? Вот это и есть наш принц? Тот самый, младший брат короля Гудерана Десятого? Вы уверены?
– Тот самый, с чьим профилем Министерство Золота выпускало памятные серебряные монеты в позапрошлом году, – Мэтресса Далия изобразила нечто глубокомысленное и утвердительное, – Вы что, плату за террор читателей в Библиотеке в золотых получаете? Или тратите жалованье так быстро, что рассмотреть не успеваете? Что ж вы так невнимательны, госпожа Лейла? Страна должна знать своих героев! А библиотекарши тем более…
Известие о присутствии особы королевских кровей окончательно деморализовала госпожу Лейлу. Та подхватила с ближайшего стола стопку альманахов и твердой уверенной поступью отправилась изъявлять свое нижайшее почтение брату правящего монарха.
2. Доклад мэтрессы Далии на Большом Ученом Совете.
Шестнадцатый день месяца Паруса
– В наш Университет заглядывал его высочество? – изумился внимательно слушавший доклад Далии господин ректор.
– Да, и мне выпала честь сотрудничать с этим прославленным героем современности, организовывая излечение нашего библиотечного сторожа.
– Излечение? – нахмурилась мэтресса Долли. – Гринч же с тех пор в запой ушел…
Господин ректор эту реплику проигнорировал, поднялся и торжественно объявил:
– Думаю, мы все должны поблагодарить мэтрессу Далию!
– За что? – нахмурилась теперь уже госпожа Гиранди.
– За то, что у его высочества принца Роскара наверняка остались приятные воспоминания о нашем Университете! Кстати, почему я не помню день визита принца Роскара?
Мэтры, мэтрессы и госпожа Гиранди сначала переглянулись между собой (Люмус перемигнулся с выползшим из стены призраком), потом все дружно повернулись к Далии.
– Понимаете, мэтр Григо, его высочество заходил к нам незадолго до того, как взорвалась ваша лаборатория…
– Да-да, помню! – оживился господин ректор. – Мне рассказывали… Кажется, наша драгоценная мэтресса Далия отличилась и при организации спасательных работ после взрыва, не так ли?
Мэтресса Далия уставилась в свой блокнот, делая вид, что припоминает подробности. Стоит ли и это деяние отнести в рубрику «труды на благо»? Судя по тому, что господин ректор счастлив быть живым, наверное, да…
– Вы прекрасно справились с Гринчем, мэтресса, – между тем продолжил господин ректор. – Но все-таки, мне интересно знать, когда будут отремонтированы университетские часы? Судя по экспертизе, проведенной мэтром Рупем, имел место износ металла – и господа из Министерства Спокойствия под этим предлогом категорически отказались оплачивать ремонтные работы. Дескать, не их специалиста вина. Может быть, проведем повторную экспертизу? Я знаю замечательного эксперта по анализу механических неполадок в Триверне…
– Кхм… господин ректор, – отважилась возразить мэтресса Далия. – Понимаете, в чем дело: теперь, после мэтра Рупя, нам нельзя приглашать экспертов-гномов. Они ведь обязательно найдут доказательства, что Рупь не прав! Наш коллега будет очень расстроен подобным вердиктом.
– Рупь – прекрасный человек, – проснулся и подал голос мэтр Люмус, – всегда наливает!
– Да, да! – поддержал коллегу мэтр Диаз, – Прекрасная женщина, просто прекрасная!
Мэтру Диазу вот уже пятнадцатый год все лекари столицы рекомендовали носить сильнейшие очки – от чего господин заведующий кафедрой эльфийской литературы планомерно отказывался, ибо считал, что конструкция из двух толстенных линз и черной железной оправы портит его бесподобную внешность (на счет своей внешности мэтр ошибался, сделать ее еще хуже не сподобились бы и боги). Диаз передвигался по Университету большей частью на ощупь, читал с помощью ассистенток, обладал чудовищной памятью – что позволяло ему великолепно справляться с профессиональными обязанностями. Более того, можно утверждать, что благодаря плохому зрению мэтр Диаз жил счастливую жизнь – например, его никогда не волновало, когда студенты спали или отсутствовали на его лекциях, потому как к аудиториям мэтр принципиально не присматривался.
По слухам, однажды мэтр Диаз прочитал блестящую лекцию о символике смерти в эльфийской поэзии, по ошибке попав в морг, к группе первокурсников-медиков. Студенты испытали тяжкий культурный шок.
Так что тот факт, что мэтр Диаз считает мэтра Рупя, да и прочих мэтров, с которыми не имел близких научных контактов, женщиной, уже давно никого не смущал. И что завкафедрой эльфийской литературы всех считает красавцами – тоже. Эльфийское восприятие мира, знаете ли, что поделать…
– Я взяла на себя смелость, – между тем продолжила мэтресса Далия, – собрать еще кое-какие документы. Вот справка от составителей Большого Кавладорского Словаря о значении слов «поломка», «механизм» и «случайность»…
– Интересно, интересно, – проворчал мэтр Григо, принимая документы. – Госпожа Гиранди, приобщите к протоколу… Вот ведь хитрецы!
– Кто, мэтр Григо? – забеспокоилась мэтресса Долли.
– Да составители эти! Мне они который год втюхивают, что дальше слов «абак», «абзац» и «абстракция» у них ничего не готово, а здесь, смотрите-ка! Расстарались! Наверное, на работу хотят приходить вовремя.
Мэтры и мэтрессы оценили шутку начальства и вежливо засмеялись. Далия подумала о том, что мэтр Григо еще не знает, как, оказывается, подстегивает работоспособность желание словаресозидателей получить бесплатный обед в «Алой розе».
– Вот…э-э… как бы это назвать? Служебная записка с пояснением относительно причинно-следственных связей мироздания и влияния эсхатологических функционально-сукцессивных процессов на жизнедеятельность макроэргического пространства реальности Вселенной, с указанием преломления основных указанных категорий относительно Часовой башни Университета и ее содержимого.
– Кто… – прохрипел раздавленный научностью происходящего мэтр Григо. Откашлялся и повторил громче: – Кто вам такое наформулировал?
– Мэтр Цюцевв.
– А, наш почетный доктор философии… А он был… э-э… вменяем?
– В смысле, – уточнила Далия, – была ли его голова обернута мокрым полотенцем, кутался ли он в фносскую тогу, держал ли ноги в тазике с холодной водой, в которой плавают кусочки льда, и не следил ли за полетом стрекозы, привязанной длинной ниткой к его правому уху?
– Да.
– Было и полотенце, и тога, и тазик. Стрекоза как раз при моем появлении сорвалась, улетела, и мэтр Цюцевв принялся насыпать песочек на блюдечко.
– Значит, философ был вменяем, и служебную записку приобщаем к протоколу, – принял решение господин ректор.
– А зачем… – рискнула подать голос госпожа Гиранди. – Зачем мэтр Цюцевв насыпал песочек на блюдечко?
– Одно из двух, – пожала плечами Далия, – или пытался вырастить горы-бонсай – я читала в одном зарубежном научном журнале, есть такой последний писк философской моды, либо мэтр подобным образом хотел приманить кошку.
– Зачем Цюцевву кошка?
– Забавно, что вы не спрашиваете, зачем ему горы-бонсай! Сама не знаю. Надо будет уточнить.
– Уточните, мэтресса, – подвел итог разговору на посторонние темы господин ректор. – Потом доложите. Я вижу, у вас еще какие-то документы, мэтресса Далия? Наверное, те самые, которые вы собирали последние десять дней?
– Вот… – Далия немного смутилась. – Мэтр Рупь выдвинул идею, что износ металла спровоцирован жизнедеятельностью всяких животных. И я, после того, как… м-мм… пришла в себя после операции спасения Гринча и взрыва вашей лаборатории, решила побеседовать с мэтрессой Аббе…
– Слышал, слышал, а как же! – проговорил господин ректор. В его голосе звучало искреннее расположение, и даже, может быть, восхищение мэтрессой: – Мэтресса Аббе рассказывала, что вы очень отличились во время полевой экскурсии, которую она устраивала для первокурсников. Кого-то там поймали…
Далия зарделась от неожиданной похвалы, и мысленно порадовалась, что господин ректор знаком только с официальным и очень кратким докладом о случившемся, потому как ловить пришлось многих…
