Текст книги "Чародей поневоле (сборник)"

Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 57 страниц)

«Дюрер,– понял Род.– Писклявый голосок принадлежит Дюреру. Он репетирует свой разговор с герцогом Логиром, продумывает, как будет им манипулировать».

– Не забывайте, милорд, ведь она еще совсем дитя. Разве тот, кто любит дитя, позволит ему капризничать и совершать опрометчивые поступки? Разве не мудрее отшлепать ребенка за плохое поведение?

Минутная пауза. Затем прозвучал более низкий голос герцога:

– В твоих словах есть доля истины. Верно, в том, что она решила сама назначать духовников, есть нечто от каприза избалованной девчонки.

– О,– проворковал высокий голос.– Это отречение от древних традиций, от мудрости людей, которые намного старше ее. Я бы назвал это поведением не капризного, а взбунтовавшегося ребенка.

– Можно и так сказать,– проворчал Логир.– Но все же она – королева, а королевские указы должно исполнять.

– Даже тогда, когда королева издает порочные указы, милорд?

– Ее поступки непорочны, Дюрер. Она не желает зла,– зловеще произнес более низкий голос.– Быть может, ее деяния легкомысленны, необдуманны, и то доброе, что они принесут сегодня, завтра может обернуться катастрофой. Это глупые указы – но нет, я не вижу в них злого умысла.

Обладатель писклявого голоска вздохнул:

– Быть может, так оно и есть, милорд. Однако такое поведение королевы – угроза чести и доброму имени ее вельмож. Разве в этом нет зла?

– Не понимаю,– буркнул Логир,– О да, она была резка, высокомерна, это так, она взяла на себя слишком много – больше того, что может себе позволить даже королева, однако пока она не сотворила ничего такого, что можно было бы счесть оскорблением чьей-то чести.

– О да, милорд, пока.

– О чем ты?

– Близок тот день, милорд.

– Какой день, Дюрер?

– Когда она поставит крестьян выше благородных господ, милорд.

– Мне опостылели твои изменнические речи! – вскричал Логи.– На колени, ничтожество, и благодари своего бога за то, что я не отрублю тебе голову!

Род, не отрываясь, смотрел на Олдис. Он еще не вполне оправился от потрясения. Как только она могла говорить голосами двух разных людей?

Мало-помалу взгляд Олдис перестал блуждать. Она устало выдохнула и улыбнулась Роду:

– Вы все слышали, друг Гэллоугласс?

Род кивнул.

Олдис развела руками, пожала плечами:

– Только я сама ни слова не помню из того, что говорила.

– Не переживай, а я как раз все запомнил слово в слово,– Род задумался.– Ты выступала в роли канала связи, была медиумом в самом буквальном смысле.

Он запрокинул голову, залпом допил вино и бросил кружку одному из юных колдунов. Тот ловко поймал ее, исчез и, появившись вновь, подал полную до краев кружку Роду. Тот в притворном отчаянии покачал головой.

Род прислонился к стене и, прихлебывая вино, стал внимательнее рассматривать лица сгрудившихся возле него молодых людей. Они улыбались и просто-таки светились от осознания своих талантов.

– А прежде вы такое проделывали? – спросил он, обведя всех рукой с зажатой в ней кружкой.– Слушали мысленные разговоры вроде того, что прозвучал сейчас?

– Только мысли врагов королевы,– ответила Олдис, проворно кивнув.– Дюрера мы подслушиваем часто.

– Вот как? – Род приподнял бровь.– И что-нибудь пронюхали?

Олдис снова кивнула:

– В последнее время его очень тревожат крестьяне.

На пару мгновений Род застыл, потом склонился вперед, уперся локтями в колени.

– С чего бы это ему тревожиться о крестьянах?

Тоби понимающе ухмыльнулся:

– А ты послушай, что он недавно вытворил! Как заморочил голову двоим крестьянам из королевской вотчины! Один молодой крестьянин пожелал жениться на дочери старика крестьянина, а старик был против. Парень уже готов был развести руками от отчаяния и уйти с разбитым сердцем.

– Но тут вмешался Дюрер.

– Да. Он с парня глаз не спускал. Слухи об этой истории ветром пролетели по окрестным деревням, а Дюрер следил за тем, чтобы это были не просто слухи, а чтобы к ним был добавлен один вопрос: может ли парень считать себя мужчиной, если какой-то старый идиот не отдает ему в жены любимую девушку, а он с этим смиряется?

Род кивнул:

– Ну а другие крестьяне, само собой, стали подзуживать незадачливого жениха.

– Ну конечно. Посыпались шуточки, издевки. Словом, парень этот как-то раз выкрал эту девушку посреди ночи да и обрюхатил ее.

Род поджал губы.

– Наверное, папаше это не очень-то по нраву пришлось.

Тоби кивнул:

– Он поволок парня к деревенскому священнику и потребовал, чтобы того повесили за изнасилование.

– А священник сказал…

– Он сказал, что это не изнасилование, а любовь и что самым подобающим наказанием за это будет не виселица, а женитьба.

Род усмехнулся:

– Готов об заклад побиться, молодые ужасно огорчились.

– О, они так ужасно огорчились, что просто-таки в пляс пустились,– хихикнул Тоби.– Ну а старик тяжко вздохнул, счел происшедшее мудростью Господней и благословил их.

– Ну а Дюрер, само собой, снова тут как тут.

– А как же! Является он к королеве, когда она сидит за столом со своими придворными, и принимается верещать, что королева, дескать, должна доказать справедливость своих новых Порядков и объявить, справедливым ли был такой суд, ибо не из королевской ли вотчины эти самые крестьяне?

Род усмехнулся и шлепнул себя по ноге:

– Она небось ему в глаза плюнуть была готова!

– О, ты, видно, не знаешь, какова наша королева! – Тоби закатил глаза к потолку.– Плюнуть в глаза? Да она ему клинок под ребра вонзить была готова! Однако на такой вызов следовало ответить. Теперь королеве придется выслушать эту тяжбу самолично, когда в следующий раз соберется Открытый Совет.

– Открытый Совет? – воскликнул Род,– Это еще что такое?

– Каждый месяц один час в день королева принимает всех своих подданных, которые желают о чем-либо поговорить с нею. Крестьяне, дворяне и духовенство приходят в парадный зал. Большей частью великие лорды наблюдают за тем, как мелкопоместные дворяне и крестьяне излагают свои жалобы. Ну а под их бдительным надзором те жалуются только на всякие безделицы.

– Вроде этого самого недоразумения,– понимающе кивнул Род,– И когда же должен состояться этот следующий прием?

– Завтра,– вздохнул Тоби.– И я так думаю, что великие лорды все подстроят так, что подставные служки и крестьяне станут оговаривать новых судей и священников. Ну а народ попроще станет им вторить.

Род снова кивнул:

– То бишь все будет звучать как бы гласом народа. Но чего надеется добиться Дюрер раздуванием этой истории с соблазнением девушки?

Тоби пожал плечами:

– Это только ему самому ведомо.

Род откинулся к стене, нахмурился и отхлебнул вина. Рассеянно обведя взглядом лица молодых людей, он почесал затылок.

– Сдается мне, что королева была бы не прочь узнать про такое. Почему же вы ей не скажете?

Молодежь помрачнела. Тоби кусал губы, уставясь в пол.

Род повысил тон:

– Почему вы не скажете ей, Тоби?

– Мы пробовали, друг Гэллоугласс! – Юноша умоляюще взглянул на Рода.– Мы пробовали, но она не пожелала нас слушать!

– Как же так? – спросил Род с каменным лицом.

Тоби беспомощно развел руками.

– Тот паж, которого мы послали к ней, вернулся и передал нам ее ответ. А ответ был такой, что мы должны быть ей благодарны за то, что она нас приютила, и потому с нашей стороны непростительно дерзко и неучтиво вмешиваться в ее дела.

Род быстро, резко закивал, понимающе поджав губы:

– Да, это очень похоже на Катарину.

– Быть может,– задумчиво проговорил один из юношей,– все к лучшему: у нее забот хватает и без наших мрачных пророчеств.

Род невесело усмехнулся:

– Это точно. С одной стороны нищие, с другой – благородные господа. Не соскучишься.

Тоби кивнул. Взгляд его широко раскрытых глаз был необычайно серьезен.

– О да, забот у нее и вправду предостаточно. Советники, Дом Кловиса, баньши на крыше замка… У нее есть все причины страшиться.

– Верно сказано,– напряженно, с хрипотцой отозвался Род.– Да, причин хоть отбавляй, и напутана она не на шутку.

Большой Том, судя по всему, спал необычайно чутко. Как только Род на цыпочках пошел к кровати, слуга тут же вскинулся.

– Вы здоровы, господин мой? – хрипло прошептал он, и заинтересованности в его шепоте было не более, чем в кваканье перепуганной жабы.

Род замер и хмуро глянул на Тома:

– Вполне здоров. С чего бы мне хворать?

Большой Том смущенно улыбнулся.

– Да спите маловато, – пробормотал он.– Вот я подумал, уж не лихорадка ли на вас напала.

– Нет,– Род облегченно улыбнулся и, покачав головой, обошел Большого Тома,– Не лихорадка.

– А что же?

Род упал навзничь на кровать и закинул руки за голову.

– Ты слыхал, игра такая есть, крикет?

– Крикет? – нахмурился Том,– Не-е, не слыхал.

– Когда в эту игру играют, расставляют на площадке воротца, и игроки должны в эти воротца мячик закатывать. А другие игроки должны этот мячик отбивать битой.

– Чудно как-то,– проговорил Большой Том, вытаращив глаза от изумления.– Непонятная игра какая-то, хозяин.

– Это верно,– согласился Род,– А потом еще непонятнее становится. Потом игроки меняются местами. И та команда, что нападала, переходит в защиту.

Он приподнял голову и поглядел на круглую обескураженную физиономию Тома.

– Ой, нет,– промямлил верзила и ошарашенно покачал головой.– Ну и какой же во всем этом толк, хозяин?

Род потянулся, расслабился.

– Толк какой? Да никакого. Кто бы ни выиграл, воротцам достается на полную катушку.

– Угу! – яростно кивнул Том.– Видно, здорово им достается.

– Ну так вот… есть у меня такое подозрение, что тут словно все собрались в крикет поиграть, вот только играют сразу три команды: советники, нищие…

– Дом Кловиса,– пробормотал Том.

Род удивленно вздернул брови:

– Вот-вот, Дом Кловиса. Ну и королева, само собой.

– Но тогда кто же,– поинтересовался Большой Том,– будет… вроде как воротца.

– Да я, кто же еще? – вздохнул Род, повернулся на бок, взбил кулаком подушку и устало опустил на нее голову.– А теперь спать буду. Доброй ночи.

– Господин Гэллоугласс,– прозвенел звонкий голос пажа.

Род закрыл глаза и взмолился о ниспослании ему сил.

– Чего тебе, паж?

– Вас зовут. Пора. Королева садится завтракать.

Род не без труда приоткрыл один глаз и глянул в окно. Небо на востоке розовело. Занималась заря.

Род зажмурился, сосчитал до десяти, чуть было не уснув в процессе счета. Испустив вздох столь долгий, что таким объемом воздуха можно было бы до краев заполнить бездонную пропасть, он свесил ноги с кровати и сел.

– Так что у того, кто воротца охраняет, ни сна, ни отдыха. Ну, где там моя треклятая форма, Том?

Род был вынужден признать: Катарина Плантагенет обладала неплохими актерскими данными. Более того, она знала, как оными данными пользоваться в общении со своими придворными. Еще до рассвета все стражники в пиршественном зале были расставлены по своим постам. Все лорды и леди, кто был удостоен счастья (вернее сказать, несчастья) разделить с королевой столь ранний завтрак, прибыли в зал сразу же после первого крика петуха. Катарина вошла только после того, как все расселись и обозрели накрытый к завтраку стол.

Появление королевы выглядело до предела эффектно, невзирая на ранний час. Двери распахнулись настежь. Катарина стояла на пороге, озаренная пламенем факелов. Шестеро трубачей заиграли приветственную мелодию. Все лорды и леди поднялись, а Род зажмурился (о вкусах, понятное дело, не спорят, но, похоже, народ тут более чем терпимо относился к звукам высоких октав).

Затем Катарина шагнула в зал, горделиво подняв голову и расправив плечи. Пройдя вдоль стены, она остановилась подле высокого золоченого стула во главе стола. Герцог Логир подошел и отодвинул стул. Катарина опустилась на него с изяществом и легкостью пушинки. Логир сел по правую руку от королевы, прочие придворные заняли свои места. Катарина взяла со стола двузубую вилку, остальные гости последовали ее примеру. От четырех углов зала к столу поспешили ливрейные лакеи с огромными блюдами, на которых лежали горы бекона и колбасы, маринованной сельди, белых булочек, дымились чайники и супницы.

Каждое из блюд сначала подносили Брому О'Берину, который восседал по левую руку от королевы. Бром отрезал по кусочку от каждого угощения, откусывал и жевал, а остатки укладывал на тарелку. Затем лакеи расставляли блюда. Бром, убедившись в том, что жив и здоров, в конце концов передавал тарелку королеве.

Наконец вся компания жадно набросилась на угощение, а желудок Рода ворчливо напомнил ему о том, что всю ночь напролет его потчевали исключительно глинтвейном.

Катарина ела без особого аппетита – клевала, можно сказать, как птичка. Если верить слухам, то она имела обыкновение до официальных трапез завтракать в своих покоях. Учитывая необычайную стройность королевы, можно было заподозрить распространителей этих слухов в наглом вранье.

Слуги сновали вокруг стола с кувшинами вина и блюдами с высоченными мясными пирогами.

Род стоял на посту у восточных дверей. Отсюда ему были хорошо видны Катарина, сидевшая у дальнего края стола, герцог Логир, сидевший справа от королевы, Дюрер, восседавший по правую руку от Логира, и затылок Брома О'Берина.

Дюрер наклонился и что-то прошептал своему господину. Логир нетерпеливо отмахнулся и кивнул. Затем откусил мяса, прожевал, проглотил и запил солидным глотком вина. Опустив кубок на стол, он повернул голову к Катарине и довольно громко проговорил:

– Ваше величество, я озабочен.

Катарина холодно взглянула на него:

– Мы все озабочены, милорд Логир, но должны смиряться с нашими заботами, как умеем.

Логир поджал губы, и они почти исчезли между усами и бородой.

– Моя забота,– сказал он,– о вас и о процветании вашего королевства.

Катарина сосредоточила взгляд на тарелке, старательно отрезая кусочек жареной свинины.

– Надеюсь, процветание королевства и вправду зависит от того, насколько благостно живется мне.

Шея у Логира побагровела, однако он упрямо продолжал гнуть свое:

– Я рад, что ваше величество понимает: угроза вашей жизни есть и угроза для королевства.

Катарина наморщила лоб и хмуро глянула на Логира:

– Это я воистину понимаю.

– Когда народ видит, что жизнь королевы в опасности, он начинает беспокоиться.

Катарина отложила вилку и откинулась на спинку стула. Голос ее прозвучал мягко, даже, пожалуй, вкрадчиво:

– Стало быть, моей жизни грозит опасность, милорд?

– Похоже, что это так, – осторожно отозвался Логир. – Ибо прошедшей ночью на крыше замка снова являлась баньши.

Род навострил уши.

Катарина закусила губы, прикрыла глаза. Все сидевшие за столом разом умолкли. Во внезапно наступившей тишине гулко прозвучал голос карлика:

– Баньши частенько появлялась на крыше, однако ее величество до сих пор жива и здравствует.

– Умолкни! – шикнула на Брома Катарина, расправила плечи, наклонилась и взяла со стола кубок.– Я не желаю слушать о баньши,– заявила она, залпом осушила кубок и протянула руку в сторону.– Слуга, еще вина! – крикнула она.

Дюрер в мгновение ока вскочил и оказался рядом с королевой. Взяв из ее руки кубок, он развернулся к подбегавшему слуге. Слуга наполнил кубок вином. Придворные, замерев, не спускали глаз с Дюрера. Подобная учтивость в адрес королевы с его стороны, по всей видимости, была крайне нетипична.

Советник повернулся к королеве, опустился на одно колено и протянул ей кубок. Катарина недоуменно посмотрела на советника и нерешительно взяла у него кубок.

– Благодарю тебя, Дюрер. Должна признаться, никак не ожидала от тебя такой любезности.

Глаза Дюрера сверкнули. С насмешливой улыбкой он поднялся и отвесил королеве низкой поклон:

– Пейте до дна за ваше здоровье, моя королева.

Род был не так доверчив, как Катарина. Кроме того, он заметил, что Дюрер, прежде чем подать кубок королеве, провел над ним левой рукой.

Он, не медля ни мгновения, покинул свой пост и выхватил у Катарины кубок, как только она поднесла его к губам. Королева уставилась на него. Во взгляде ее закипал гнев.

– Я не звала тебя, стражник!

– Прошу простить меня, ваше величество,– смиренно склонил голову Род, отстегнул от ремня кинжал, вытряхнул на стол клинок, а конические ножны наполнил вином из кубка. Хвала небесам: он перезагрузил Векса перед тем, как заступить на пост!

Приподняв серебристый рожок, он сказал:

– Я воз-Векс-щаю, принося глубочайшие извинения вашему величеству, что действую исключительно из опасения за вашу драгоценную жизнь!

Гнев Катарины как рукой сняло. Она, словно зачарованная, наблюдала за действиями Рода.

– Что,– спросила она, указав на серебристый конус,– это такое?

– Рог единорога,– отвечал Род и в упор взглянул на Дюрера, пожиравшего его злобным вглядом.

– Анализ завершен,– проворковал голосок за ухом у Рода,– Обнаружено ядовитое вещество, смертельное для организма человека.

Род угрюмо ухмыльнулся и мизинцем нажал на кнопку в основании ножен.

«Рог единорога» стал лиловым.

Придворные дружно ахнули в ужасе. Всем тут явно была знакома эта примета: рог единорога лиловеет, если в него налить яду.

Катарина побледнела и сжала кулаки, чтобы не было заметно, как у нее дрожат руки.

Рука Логира, лежавшая на столе, также сжалась в кулак. Он прищурил глаза и метнул в Дюрера взгляд, полный праведной ярости:

– Низкий, подлый мерзавец! Если ты хоть самую малость причастен к этому…

– Милорд, вы же видели! – надтреснутым голоском пискнул Дюрер.– Я всего только держал кубок!

Но его злобный взгляд был по-прежнему устремлен на Рода. Он словно бы подсказывал ему: выпей сам из этого рога и избавишь себя от неприятностей и пыток.

Род был назначен одним из четверых стражников, сопровождавших Катарину от ее покоев в главный зал, где должен был состояться Открытый Совет. Все четверо ожидали у дверей. Наконец двери открылись, и оттуда, предваряя королеву, вышел Бром О'Берин. Двое стражников встали позади Брома, впереди королевы, а Род и еще один стражник замыкали шествие.

Они медленно шли по коридору, приноравливаясь к шагу Катарины, закутавшейся в тяжелый плащ на меху и немного ссутулившейся под весом тяжелой золотой короны. Между тем она все равно выглядела никак не неуклюже, а, напротив, торжественно.

Неподалеку от дверей, ведущих в главный зал, перед эскортом неожиданно появилась тощая сгорбленная фигурка в бархатном камзоле. То был Дюрер.

– Приношу мои глубочайшие извинения,– пискнул он и трижды поклонился, – но я должен переговорить с вашим величеством.

Губы его были поджаты, глаза гневно сверкали.

Катарина остановилась и выпрямилась во весь рост.

«Еще одна беда на ее бедную голову»,– подумал Род.

– Говори же,– приказала королева, глядя сверху вниз на сгорбленного Дюрера.– Но говори быстрее, слышишь, ты?

Дюрер сверкнул глазами от такого оскорбительного обращения.

Правда, ему все же удалось удержаться в рамках приличий.

– Ваше величество, умоляю вас, не мешкая выслушайте жалобу великих лордов, ибо они весьма и весьма встревожены.

Катарина нахмурилась:

– С какой стати мне мешкать?

Дюрер прикусил губу и отвел взгляд.

Глаза Катарины гневно полыхнули.

– Говори, смерд,– бросила она,– Или ты хочешь сказать, что королева страшится выслушать своих дворян?

– Ваше величество…– с большой натугой выговорил Дюрер, а потом слова потоком хлынули с его губ.– Я слыхал, будто бы сегодня будет слушаться тяжба двух крестьян…

– Это верно.– Катарина поджала губы.– В этой тяжбе именно ты и просил меня разобраться.

Горбатый коротышка зловеще сверкнул глазами, но тут же опомнился и принял позу, полную смирения и униженности.

– Я думал… Я слыхал… Я опасался…

– Чего ты опасался?

– В последнее время ваше величество с особой заботой печется о своих крестьянах…– Дюрер растерялся, но продолжал, спотыкаясь на каждом слове: – И я опасался того… что ваше величество могли бы… быть может…

Взгляд Катарины стал суров и мрачен.

– Что я могла бы выслушать этих двоих крестьян прежде, чем заслушаю жалобы моих вельмож?

– Ваше величество не должны! – Дюрер упал на колени, театрально заломив руки,– Нынче вам никак нельзя рисковать и нанести оскорбление великим лордам! Самая ваша жизнь будет под угрозой, если вы…

– Смерд, ты позволил себе заподозрить меня в трусости?

Род закрыл глаза. Сердце у него ушло в пятки.

– Ваше величество,– вскричал Дюрер,– я желал всего лишь…

– Довольно! – Катарина отвернулась и брезгливо обошла стороной жалкую фигуру советника. Бром О'Берин и стража тронулись с места вместе с ней. Массивные дубовые двери распахнулись перед ними.

Род рискнул бросить взгляд через плечо.

Физиономия Дюрера светилась зловещей радостью, глаза победно сверкали.

Самый верный способ вынудить подростка что-либо сделать заключается в том, чтобы попробовать уговорить его не делать этого.

Бром вышел вперед и возглавил королевскую процессию. В огромный сводчатый зал свет проникал сквозь стрельчатые окна, вырезанные в стенах по обе стороны. Наверху, под потолком, через весь зал подобно хребту тянулось главное стропило, от которого к гранитным стенам ребрами отходили перпендикулярные. С потолка свисали две величественные люстры из кованого железа. В подсвечниках ярко горели свечи.

Процессия взошла на подиум, возвышавшийся на десять футов над полом. На подиуме стоял высокий золоченый трон.

Бром повел всех за собой через весь подиум. Они обогнули трон сзади. Стражники выстроились в ряд за троном. Катарина грациозно взошла на ступеньку и встала перед троном, глядя на множество собравшихся в зале людей.

Толпа представляла собой нечто вроде репрезентативной социальной выборки. Люди заполняли зал от ступеней, ведущих к возвышению, до трехстворчатых дверей в дальнем конце.

В первом ряду, в двенадцати футах от подиума, на расставленных полукругом деревянных стульях в форме песочных часов восседали двенадцать великих лордов. За ними стояли сорок– пятьдесят пожилых людей в коричневых, серых и темно-зеленых камзолах с бархатными воротниками и небольших квадратных фетровых шляпах. Тяжелые золотые и серебряные цепи украшали их внушительные животы.

«Бюргеры,– догадался Род.– Наместники, купцы, главы гильдий – одним словом, местная буржуазия».

За ними выстроились представители духовенства в черных рясах с клобуками, а дальше – целое море народа в тусклой, заплатанной одежде. «Крестьяне,– решил Род,– большую часть которых согнали сюда с дворцовой кухни, дабы на Открытом Совете были представлены все сословия».

Между тем в гуще крестьян выделялись четверо солдат в зеленой с золотом форме – цветах королевы, а между ними стояли двое, молодой парень и старик. Вид у них обоих был донельзя напуганный и несчастный. И тот и другой отчаянно мяли в заскорузлых руках потертые шляпы. У старика была длинная седая борода, молодой был гладко выбрит. Оба были одеты в тусклые домотканые рубахи и некое подобие штанов из такой же грубой ряднины. Рядом с ними стоял священник, который явно чувствовал себя столь же не к месту здесь, как и двое крестьян.

Все взгляды были обращены к королеве. Катарина это прекрасно видела. Она вытянулась во весь рост и стояла так, покуда в зале не воцарилась полная тишина. Затем она медленно опустилась на трон. Бром, скрестив ноги, уселся подле нее.

Его голос пронесся по залу подобно раскату грома.

– Кто сегодня желает воззвать к справедливости королевы?

Вперед вышел герольд со свитком пергамента и зачитал перечень из двадцати жалобщиков. Первым из них значился один из двенадцати лордов, последними – те самые двое крестьян, подставленных Дюрером.

Катарина крепче сжала подлокотники трона и ясным, чистым голосом произнесла:

– Господь наш говорил: униженные возвысятся, последние станут первыми, и посему давайте сначала выслушаем свидетельства этих двоих крестьян.

Наступило короткое затишье, но тут же разразилась буря. Герцог Логир вскочил и вскричал:

– Свидетельства? Неужто у вас такая великая нужда выслушивать их свидетельства, что вы готовы предпочесть эти комья грязи высочайшим из ваших приближенных?

– Милорд,– процедила сквозь зубы Катарина,– вы забываетесь.

– О нет, это вы забываетесь! Вы забыли об учтивости, о вековых традициях, обо всех законах, которым вас учил ваш батюшка еще в ту пору, когда держал вас на коленях! – Старик лорд запрокинул голову и устремил на королеву гневный взор.– Никогда бы,– пророкотал он,– наш былой король не унизил настолько своих приближенных!

– Открой глаза, старик! – холодно и дерзко ответствовала Катарина.– Жаль, что моего отца нет в живых, но он мертв, и теперь царствую я.

– Царствуете? – брезгливо скривился Логир.– Это не царствование, но тирания!

В зале воцарилась могильная тишина. Потом пополз шепоток, разрастаясь, превращаясь в слова:

– Измена! Измена-измена-измена! Измена!

Бром О'Берин поднялся, весь дрожа:

– Милорд Логир, вы должны встать на колени и просить прощения у миледи королевы, либо вы на веки вечные будете сочтены изменником престола.

Лицо Логира окаменело, он вздернул подбородок, расправил плечи, но прежде, чем он успел произнести хоть слово, заговорила Катарина – сдавленным, дрожащим голосом:

– Я не требую извинений и не предоставлю их. Ты, милорд Логир, за оскорбления, нанесенные нашей королевской особе, отныне изгоняешься из королевского двора и не смеешь впредь к нам приближаться.

Старик герцог в смятении смотрел на королеву.

– Как же это… девочка моя…– пробормотал он, и Род с ужасом заметил слезы в его глазах,– Дитя, неужто ты обойдешься с отцом так же сурово, как обошлась с сыном?

Катарина мертвенно побледнела. Она привстала с трона.

– Ступайте прочь, милорд Логир! – вне себя от ярости воскликнул Бром.– Ступайте прочь, или я прогоню вас!

Взгляд герцога медленно скользнул вниз.

– Прогонишь? О да, гнать – это твое ремесло! Ты ведь – цепной пес нашей милостивой королевы! – Логир вновь поднял глаза к Катарине.– Леди, леди,– укоризненно проговорил он,– А я надеялся служить вам, как верный пес-грейхаунд, до самой смерти.

Катарина опустилась на трон и гордо вскинула голову:

– У меня теперь есть пес пострашнее – мастиф, милорд, и пусть мои враги трепещут в страхе!

Старик медленно кивнул, не спуская с королевы печального взгляда:

– Так теперь вы зовете меня врагом…

Катарина выше вздернула подбородок.

Глаза Логира из печальных стали суровыми и гордыми.

Он развернулся на каблуках и направился к выходу. Толпа расступалась, давая ему дорогу. Стражники встали по обе стороны от двери, распахнули створки.

Герцог остановился на пороге, повернулся и бросил прощальный взгляд на Катарину. В последний раз прогремел под сводами зала его надтреснутый старческий баритон:

– И все же прими от меня скромный дар, Катарина, которую я некогда звал своей племянницей: покуда я жив, ни один волос не упадет с твоей головы. Можешь не опасаться войска Логира.

Мгновение он не шевелился, не отрывая глаз от королевы.

А потом он развернулся – качнулись перья на его шляпе – и вышел из зала.

Три секунды в зале стояла тишина, а потом все одиннадцать великих лордов поднялись со своих мест и вслед за герцогом Логиром прошествовали по образовавшемуся посреди толпы проходу – они удалялись, как и старик, в изгнание.

– Ну а как же она решила тяжбу двоих крестьян? – поинтересовался Векс.

Род ехал верхом на своем коне-роботе по склону холма за пределами замка: решил «дать коняге немного размяться»,– по крайней мере, так он сказал мальчишке-груму. На самом же деле ему до зарезу были необходимы советы Векса по массе вопросов.

– О,– ответил он,– она утвердила вердикт приходского священника и сочла, что самым подходящим наказанием для парня будет женитьба. Старику это не очень-то пришлось по душе, однако у Катарины в рукаве был припрятан козырь: она повелела сыну проявить заботу о престарелом отце. Тут старик разулыбался, а у парня, когда уходил, видок был такой, словно он сильно сомневается в том, в его ли пользу решилось дело.

– Блестящее решение,– проворковал Векс.– Пожалуй, этой юной леди стоило бы попытать счастья на поприще юриспруденции.

– Да на каком угодно, лишь бы подальше от политики… Слушай, до чего же прекрасны закаты на этой планете!

Они ехали в сторону заката. Угасающее светило раскрасило небо в пурпур и золото по линии горизонта и вверх, почти до зенита.

– Да,– не стал спорить робот,– Красота этих закатов объясняется плотностью атмосферы, которая равна почти одной целой и пяти десятым от плотности атмосферы Терры. Однако на данной широте, в связи с наклоном оси планеты, который равняется…

– Да-да, я все это записал в бортжурнале, когда мы совершили посадку. Будь так добр, помолчи… Лучи солнца стали почти кроваво-алыми…

– Очень точное определение оттенка цвета,– отметил Векс.

– Да… Кстати, о крови… Что ты там мне болтал насчет очередного убийства?

– Не убийства, Род. Насчет покушения.

– Ладно, пусть будет покушение. Прости меня за неточности и давай выкладывай все по пунктам.

Векс пару мгновений молчал – искал в памяти заранее подготовленный отчет.

– Политическая ситуация на острове Грамерай характеризуется наличием трех отчетливо выделяющихся партий, одна из которых – роялистского толка, а две – антироялистского. Роялистекая партия состоит из королевы, ее главного советника – некоего Брома О'Берина, духовенства, королевского войска, королевской гвардии и группы эсперов, бытующей под местным наименованием «ведьмы».

– А как же судьи?

– Я как раз собирался сказать, что к роялистской партии можно было бы отнести и гражданских служащих, за исключением тех чиновников, которые погрязли в коррупции и потому противятся реформам королевы.

– Гм-м-м. Да, об этой мелочи я как-то подзабыл. Еще кто-нибудь есть на стороне дома Плантагенетов?

– Да. Подвид homo sapiens, характеризующийся крайне малым ростом и обозначаемый местным термином «эльфы».

– Ну, эти-то точно не против королевы,– пробормотал Род.

– Антироялистские партии явно не объединены своим общим противостоянием престолу. Первой из этих партий является аристократия, возглавляемая двенадцатью герцогами и графами, которых, в свою очередь, возглавляет герцог Логир. Следует заметить, что аристократы единодушны в своей оппозиции к королеве. Подобное единодушие дворян в феодальном обществе – явление беспрецедентное, и потому его следует рассматривать как аномалию.

– И откуда же он взялся, этот странный объединенный фронт?

– Вышеупомянутое единодушие можно объяснить наличием группы, обозначенной термином «советники», каждый из членов которой служит в качестве консультанта при каждом из двенадцати великих лордов. Физическое единообразие этой группы указывает на…

Род прервал любование красотой заката и уставился на уши своего скакуна.

– Кстати, а это как понимать?

– В данном случае единообразие характеризуется нарушением осанки, выраженной худобой, редким волосяным покровом головы, бледностью кожных покровов и общим габитусом, свойственным старческому возрасту.