Текст книги "Чародей поневоле (сборник)"

Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 57 страниц)

– Освободите мое семейство, милорд. Иначе вам суждено будет изведать холодного железа.

Магнус тем временем освободил младшего брата и сестру, и они с Джеффом вступили в драку с шайкой спригганов. Те остервенело отбивались камнями, но отступали к лесу, опасаясь мальчишек, грозно размахивающих мечами. Гвен и Корделия присели на корточки. От холма мчались фейри, размахивая сверкающими клинками.

– Давай! – крикнула Гвен, и на фейри обрушился настоящий град камней. Одним достались ушибы, а другим камни переломали кости. Некоторые кричали, падали или отступали, но большинство продвигались вперед, а упавшие камни взлетали вверх и снова обрушивались на них.

Герцог Фуаден понял, что ему улыбнулась удача, и обнажил меч.

– Ладно, Теофрин,– процедил он сквозь зубы, превозмогая насланную правителем фейри боль,– Я тебе помогу!

И он, выставив перед собой меч, бросился к Роду.

У Рода не осталось выбора. Он заслонился мечом от удара герцога, а Теофрин выскользнул из его рук с необычайной легкостью. Лезвие меча герцога проехалось по клинку Рода, не задев его самого, но правитель фейри Теофрин ухватил Рода за руку, сжимавшую меч, и, вздернув ее вверх, перебросил Рода через себя и швырнул наземь, как охапку дров. Род вскрикнул от жгучей боли в плече. От удара плечо так заболеть не могло. Хоть у него и плыло перед глазами, он с трудом приподнялся и встал на колени и увидел, что к нему подбирается Теофрин и его эльфийский меч зловеще блестит, словно змеиное жало.

Позади Теофрина люди герцога Фуадена с ним во главе отчаянно оборонялись, пытаясь отразить атаку фейри. Не удалось герцогу снискать благорасположение обитателей холма! Один из придворных взвыл, пораженный волшебным клинком, покачнулся и упал навзничь. Из груди его фонтаном хлынула кровь.

А клинок Теофрина был все ближе. Род выхватил кинжал. Что еще ему оставалось? Теофрин ухмыльнулся и занес клинок для удара. Род закрылся и, воспользовавшись тем, что эльф переусердствовал в замахе, уколол кисть его руки кинжалом. От прикосновения холодного железа эльф вскрикнул, сжал другой рукой раненую руку и выронил меч. Род, пошатываясь, встал, выпрямился и шагнул к эльфу. Теофрин злобно оскалился и левой рукой выхватил собственный кинжал.

– Папа! – прорвался сквозь шум боя голос Магнуса. Род вытянул шею, обернулся и увидел, что Магнус лежит на земле и барахтается, пытаясь порвать невидимые путы. Над Магнусом стоял высокий стройный эльф. Радостно ухмыляясь, он заносил свой меч для смертельного удара.

Адреналин хлынул в кровь Рода, и он бросился на Теофрина. Тот заслонил ему дорогу. Род, не раздумывая, выставив перед собой кинжал, пошел на эльфа, и в следующее мгновение тот отпрыгнул в сторону с яростным воплем: клинок, выкованный из холодного железа, чуть было не ранил его в бок. А в следующий миг Род уже поддел врага своего сына плечом под ложечку, отчего удар меча эльфа пришелся по правой, раненой руке Рода. Род взревел от боли, но сумел ухватить меч эльфа за рукоятку и вырвать из руки противника. Он опять закричал, потому что меч был немыслимо холоден, он обжигал руку человека, словно сухой лед. И тем не менее Род не прервал атаку, он бросился на эльфа, яростно размахивая мечом. Клинок угодил в живот эльфу, и тот, вскрикнув, согнулся в поясе и ничком рухнул наземь. Род не стал дожидаться и выяснять, насмерть ли сразил врага. Он развернулся и поспешил к сыну. Магнус с трудом приподнялся и уперся в землю локтем. На плече его алела кровь. Невидимые путы исчезли, как только Род отогнал от сына того эльфа, что опутал его чарами.

– Магнус! – Род прижал мальчика к груди.– Что они сделали с тобой?

– Ничего… Царапина…– прохрипел мальчик, и глаза его затуманились,– Я не… смог… побороть его чары, папа. Это странно… Они слишком сильны…

Он затих, обмяк и повис на руке Рода.

Род, объятый паникой, смотрел на старшего сына. Горло его сжалось от страха. Не может быть! Он ведь еще совсем маленький! Не может быть, чтобы он был…

– Мертв?

Шеи Рода коснулось острие клинка. Род повернул голову и увидел, что рядом с ним стоит, ухмыляясь и сверкая глазами, Теофрин.

– Мертв, и ты тоже будешь мертв! Но немного погодя. Сначала я выдерну из твоей утробы кишки, проклятый смертный, и начиню ее горячими угольями – вот так я отомщу тебе за смертельное оскорбление, которое ты мне нанес. Твоя жена станет нашей рабыней и наложницей, твои дети – нашими слугами, и мы наденем на них ошейники, как на собак! – Губы Теофрина презрительно скривились.– Чародей, назови же свое имя! Будь ты воистину чародеем, тогда бы между нами была воистину королевская битва! Будь ты лордом Керном, так эльфийские путы рвались бы сами по себе, стоило бы им только коснуться твоей кожи, а наши спригганы обращались бы в камень от твоего взора! Тогда холодное железо, принявшее десяток обличий, наполнило бы воздух вокруг тебя, и при каждом твоем шаге звенели бы церковные колокола!

В этот миг Род услышал яростный крик Гвен. Он бросил взгляд в ту сторону, откуда донесся крик, и увидел, что жена стоит на коленях, прижимая к себе Джеффа и Корделию. Гвен удалось мысленно выхватить мечи у троих эльфов, и теперь клинки совершали кружение вокруг нее и обороняли ее с детьми от десятка фейри, однако те сходились все ближе и ближе…

– С ней пока еще не покончили,– сказал Теофрин.– Они еще немного побалуются с ней, а потом отобьют ее колдовские клинки. А потом мы с ней побалуемся иначе, и с ее колдовскими отродьями. Если затем моим подданным хватит милосердия, твоих ублюдков убьют.

Глаза эльфа холодно, самодовольно сверкнули.

Род пожирал его гневным взглядом. Страх за семью перерос в ярость. Он думал сейчас об одном: как бы обратить переполнявшие его душу чувства в сталь и сделать так, чтобы эта сталь и впрямь заполнила воздух вокруг, и еще так, чтобы зазвенели церковные колокола – пусть бы случилось все, что угодно, лишь бы избавиться от этого злобного эльфа!

И снова к его ярости примешалось чье-то еще чувство – доброе, дружеское сочувствие, замешанное на гневе Рода. Смешавшись воедино, эти силы объединились для одного могущественного удара.

И… вдалеке зазвенел колокол.

А потом – другой, ближе.

Потом – третий, четвертый, и скоро колокола звонили уже со всех сторон, как будто звонари во всех окрестных деревнях взобрались на колокольни и забили в набат.

Ему удалось! Он пробился через преграду, отделявшую его от Гвен, и она сделала так, что зазвонили колокола!

Правитель эльфов в испуге огляделся по сторонам. Исходившее от него свечение, похоже, потускнело. Он запрокинул голову и испустил яростный вопль. Вопль подхватили подданные Теофрина, и он разнесся по всей округе.

Непрерывно крича, они обратились в бегство. В склоне холма открылась дверь. Эльфы оторвались от земли и помчались ко входу в свою обитель, словно стайка осенних листьев, подхваченных порывом ветра.

Теофрин улучил мгновение и вперил в Рода полный ненависти взгляд.

– Вот уж не знаю, каким колдовством ты этого добился, чародей, но не сомневайся – я отомщу тебе!

Сказав так, он оторвался от земли и, яростно крича, полетел к распахнутой двери в склоне холма. Затем дверь захлопнулась, но изнутри холма еще некоторое время доносились крики, а потом все стихло. Луна как ни в чем не бывало озаряла мирный овраг, позванивали под легким ветерком серебристые листочки деревьев, только трава осталась примятой на месте сражения.

Кроме примятой травы, о битве, самой собой, напоминали и вполне материальные герцог Фуаден и его приспешники. Герцог стоял и таращился в сторону эльфийского холма. Наконец он медленно перевел взгляд в сторону откоса и встретился глазами с Родом. Губы его тронула зловещая усмешка, и он пошел в атаку.

Род бережно уложил Магнуса на траву и, встав, выпрямился во весь рост. Как ни изнемог он от полученных ран, он все же приготовился дать герцогу отпор и крепко сжал рукоятку кинжала.

Гвен обернулась и увидела, что происходит. Обежав взглядом округу, она заметила оброненный Родом меч. Меч сам по себе взлетел в воздух и помчался к Роду, вертясь вокруг собственной оси. При этом острие меча было нацелено на Фуадена. Усталость, гнев, боль – все эти чувства покинули Рода, когда он ощутил поддержку жены.

– Если мы и оба погибнем, милорд, вы будете первым.

Герцог и его свита остолбенели и помрачнели. Куда девались их злорадные ухмылки! Взгляд Фуадена метался. Он смотрел то на летящий меч, то на кинжал, зажатый в руке Рода. Облизнув пересохшие от страха губы, герцог хрипло проговорил:

– Верни мне моего повелителя и племянника!

– Он останется со мной,– процедил сквозь сжатые зубы Род.

Лицо герцога потемнело. Он обернулся и обвел взглядом своих соратников. Те озадаченно переглядывались. Пальцы их шевелились возле рукояток мечей, но на Рода они посматривали с опаской.

Гвен что-то шепнула Корделии, и девочка устремила пристальный взгляд на вертящийся в воздухе отцовский меч. Гвен перевела взгляд на валун высотой три фута, лежавший на траве футах в пятидесяти от герцога. Валун дрогнул, закачался и медленно покатился по траве прямо на герцога и его людей.

Приспешники Фуадена разбежались в стороны. Герцог еще на миг задержался, одарил на прощание Рода мстительным взглядом и тоже пустился наутек.

Род гневно смотрел ему вслед.

Юный Элидор судорожно вздохнул.

Этот негромкий вздох вывел Рода из забытья. Он упал на колени рядом с безжизненным телом Магнуса.

– Гвен! Скорее!

Гвен уже была рядом. Она в страхе смотрела на сына.

Род сжал запястье Магнуса.

– Сердце еще бьется!

– Быстрее, дети! – крикнула Гвен,– Нарвите клевера-четы-рехлистника, красной вербены и травки святого Иоанна! – Склонившись, она разорвала камзол на плече Рода и сорвала повязку с его раны.– Положу эти травы, пока они соберут свежие. Ему срочно нужна повязка! – Гвен отделила травяную лепешку от ткани, ловко перевернула и приложила к ране Магнуса другой стороной, предварительно сорвав куртку с его раненого плеча,– О, если бы только помогли заклинания-заговоры!

Можно было попробовать – по крайней мере, ничего дикого в том, чтобы произнести заговор, не было, учитывая все, что творилось в этом мире. У Рода как-то необычно закружилась голова, и снова возникло ощущение чьей-то доброй и участливой поддержки. Его губы разжались и сами по себе произнесли слова:

 
 Алая кровь, как весною река,
 К морю стремясь, разливается рьяно,
 Смой все следы колдовского клинка
 И затяни все порезы и раны!
 

 Гвен изумленно взглянула на мужа.

 Его собственная правая рука сильно дрогнула. От резкой стягивающей боли у Рода потемнело в глазах.

– А-а-а-а! Ай!

Он судорожно глотнул воздуха. Голова закружилась, но в следующее мгновение все встало на места и острая боль притупилась.

– Супруг мой! Что с тобой?

– Ничего. Уже… все хорошо.– Род в полном изумлении потер плечо, подвигал рукой. Движения еще были скованными, тупая боль мешала, и все же рука работала.– Забудь обо мне! Как Магнус?

Опустив глаза, Род увидел, что щеки сына розовеют. Гвен, не отводя глаз от мальчика, осторожно отняла от его раны травяную лепешку. Лишь бледно-розовый рубец виднелся на месте раны от эльфийского клинка. Род с трудом расслышал шепот жены:

– Он исцелен!

Гвен запрокинула голову, посмотрела Роду в глаза.

– Где ты научился этому заклинанию?

Род медленно покачал головой.

– Просто пришло в голову… А-а-а… Звон церковных колоколов – это твоя работа, правда?

Не отводя глаз, Гвен медленно повела головой из стороны в сторону.

Они молча стояли на коленях и смотрели друг другу в глаза.

Наконец Род не выдержал и отвел взгляд.

– Было у меня такое чувство… такое ощущение… Словно что-то или кто-то… помогал мне.

– Дух? – негромко спросила Гвен.

Род пожал плечами.

– Назвать-то можно как угодно…

Магнус застонал.

Родители, затаив дыхание, склонились над сыном.

Мальчик приподнялся на локтях. Он хмурился и моргал.

– Папа… прости…

– Простить?! За что, сынок?

– За это… Я должен был позвать на помощь! Это все из-за… злобного колдовства, понимаешь? Само по себе оно было мне по силам, но к нему примешивалось что-то странное. Никогда прежде мне не приходилось сталкиваться ни с чем подобным.

Род поймал на себе взгляд Гвен.

– В этом есть смысл. Магия здешних эльфов имеет какую-то другую природу. И вообще, что это за место, хотел бы я знать?

– Думаю, место такое, где царствует подлинное колдовство. Ведь ты исцелил нашего сына заговором?

– Да, но… Слова были всего лишь выражением той силы, которая сотворила исцеление.

Гвен шире открыла глаза.

– Ты обрел такую силу?

– Ну… В тот миг она пребывала во мне, скажем так,– сдвинув брови, отвечал Род.– Тот самый «дух», о котором я тебе говорил. А может быть, это был я сам… Да ладно, это не важно.—

Род снова посмотрел на Магнуса,– Лучше скажи, как ты себя чувствуешь, сынок.

– Я слаб, папа, но чувствую себя хорошо.

Род ощутил небывалое облегчение.

– Что ж… Какое бы волшебство за этим ни скрывалось, я перед ним в долгу!

– И все же – что это было такое? – озадаченно проговорила Гвен.– И кому принадлежали эти чары?

– Честно говоря, я не слишком уверен в том, что хочу знать ответ,– медленно произнес Род,– Давайте-ка продолжим путь. Как только герцог Фуаден вернется в замок, по нашим следам будет пущено целое войско.

  Глава шестнадцатая

Изменились не только деревья, но и время дня. В тот миг, когда отец Эл прошел мимо Векса и переступил через выложенные на траве камни, было утро, а он попал в ночь. Струйки лунного света лились на землю сквозь прорехи в металлической листве. От красоты лесной поляны у священника перехватило дыхание.

«Да,– подумал он,– Вот здесь я смогу встретиться с самым настоящим волшебством».

Но тут он вспомнил о своей миссии и огляделся по сторонам – нет ли где каких-нибудь следов семейства Гэллоуглассов. Подстилка из опавшей листвы была вся истоптана. Тут явно прошло много людей. Наклонившись и присмотревшись получше, отец Эл различил отпечатки больших и маленьких ног. Он не сомневался в том, что эти следы оставлены мужем и женой Гэллоуглассами и их детьми. Отец Эл выпрямился и, осмотревшись, тут же увидел две тропинки, расходящиеся в разные стороны. Одна из них была поуже, а другая – пошире. Взвесив все «за» и «против», священник решил, что все семейство, скорее всего, ушло по более широкой тропе. Идти по ней оказалось несложно. Под ногами лежала утрамбованная прошлогодняя листва, сучки уже были втоптаны в землю ногами тех, кто прошел здесь раньше, подлесок был примят. Значит, отстал отец Эл от Гэллоуглассов ненамного – на сутки, не более. И если он поспешит… Не мешкая, священник прибавил шагу.

Пройдя по тропе шагов двадцать, он случайно поднял голову и увидел дерево, на стволе которого темнела зарубка.

Отец Эл остановился и радостно улыбнулся. Как это предусмотрительно с их стороны – оставить для него знаки! Нет, конечно, они оставляли зарубки не для него – разве они могли догадываться, что кто-то последует в этот мир за ними? Несомненно, Гэллоуглассы просто хотели вернуться обратно к тому месту, где состоялось их перемещение в другое измерение, потому что только в этом месте миры соприкасались.

Миры?

Отец Эл снова обвел взглядом окрестности. Нет, ему определенно стоило пересмотреть это предположение. Серебряные деревья никогда не росли не только на Терре, но и ни на одной из планет, о которых ему когда-либо доводилось слышать. Вряд ли этот факт можно было считать окончательным и неопровержимым доказательством, но все-таки… У него появилась пугающая, леденящая кровь мысль – а в своей ли вселенной вообще он находится. Только теперь он впервые всерьез задумался о том, как будет возвращаться обратно.

Как ни странно, мысль о возвращении его не особенно заботила. Если бы Господь пожелал, чтобы он вернулся на Грамерай или на Терру, без сомнения, Он бы нашел потребные для этого средства. Ну а если бы Господь этого не пожелал – что ж, отец Эл давным-давно дал обет исполнять любую работу, какую бы ему ни ниспослал Бог, где бы ему эту работу исполнять ни пришлось. Желание уйти из жизни на родной планете не значило ровным счетом ничего в сравнении с обязанностью исполнить Божью волю.

Потому отец Эл отвернулся от дерева и пошел дальше в ту сторону, куда уводили зарубки. На ходу он насвистывал – правда, не сказать, чтобы от наилучшего расположения духа.

Вскоре он вышел на берег речушки и поочередно посмотрел в обе стороны. Вот ведь незадача! Зарубок больше не было! Ни одного дерева с зарубкой!

Ну конечно – Гэллоуглассы решили возвращаться обратно по берегу речки. Они-то знали, в какую сторону ушли. Речка сама по себе была вполне надежным ориентиром. Им нужно было только знать, возле какого дерева свернуть в лес.

Нужно было принять решение. В какую сторону они ушли? Влево или вправо? Вверх или вниз по течению?

– Приятная встреча при луне, прекрасный незнакомец…

Она восстала из воды. Темные кудри струились по плечам и покрывали грудь, но, увы, на этом исполнение ими роли одежды заканчивалось. Глаза у нее были большие, с поволокой, нос маленький, губы – пухлые, алые, а кожа очень бледная.

– Как мне повезло,– проворковала она,– что мне встретился господин, которому я могу составить компанию.

Красотка направилась к берегу. На счастье, бедра ее милосердно обернула речная тина. Отцу Элу удалось сосредоточить взгляд на ее лице. Тело его, увы, нарочито напоминало ему о том, что священники в конце концов тоже мужчины и ничто человеческое им не чуждо. Он сглотнул подступивший к горлу ком, облизнул пересохшие губы и пробормотал:

– Приветствую тебя, речная дама.

– Я не дама,– мурлыкнула красотка.– Я – прелестница, готовая удовлетворить все желания смертного мужчины.

С этими словами она обвила шею священника руками и прильнула к нему.

Образно говоря, тело отца Эла просто завопило в ответ на выброс гормонов, однако он решительно оторвал руки красавицы от своей шеи и отстранил ее.

Красотка в изумлении уставилась на него.

– Как же это? Не отрицай, что ты желаешь меня!

– Желаю,– признался отец Эл,– однако это было бы дурно.

Он сжимал руки красавицы. Опустив глаза, он разглядел между ее пальцами тонкие перепонки.

– Дурно, потому что ты смертный, а я – нимфа? – Красавица рассмеялась, обнажив маленькие, ровные, ослепительно белые зубы.– Да будет тебе! Такое часто случалось, и мужчины всегда оставались довольны!

Довольны – да, в этом отец Эл не сомневался, однако он знал много рассказов о том, как соблазны, в которые ввергали земных мужчин всякие нимфы и русалки, в итоге заканчивались смертью соблазненных. Ну, пускай не смертью, так уж непременно – тоской и отчаянием, от которых в конце концов разрывалось сердце. Почерпнув силы у этих воспоминаний, отец Эл объяснил:

– Это неправильно и не должно случиться. И не то важно, что я – человек, а ты – нет. Пойми, девушка, если ты позволяешь кому-то наслаждаться своим телом ради похоти, без любви, ты нарушаешь свою неделимость.

– Не-де-ли-мость? – Она озадаченно улыбнулась.– Это слово для смертных, а не для волшебного народца.

– Вовсе нет,– не теряя решимости, объявил отец Эл.– Это слово означает «целостность», целостность твоей души.

Красотка расхохоталась. Смех ее был на редкость мелодичен.

– Да ты, видно, шутишь! У фейри нет никаких душ!

– Ну, значит, есть личность, характер.– Отец Эл мысленно ругал себя на чем свет стоит за то, что забыл о такой элементарщине.– Нечто такое, что слагает только тебя, и больше никого. Индивидуальность. Непохожесть ни на кого, ни на одну другую речную нимфу.

Красотка перестала улыбаться.

– Нет… Ты, похоже, не шутишь.

– Нет, не шучу. Твоя личность, девушка, твое истинное обличье, скрытое и известное только тебе самой,– это и есть ты, самая настоящая ты. Твое представление о себе основано на том, во что ты глубже всего веришь, оно остается после того, как ты отбрасываешь все манерное, наносное, внешнее. Вот тогда, как на дне реки, ты видишь себя истинную.

– Что ж,– улыбнулась красавица-нимфа,– тогда я – прелестница, ибо глубже всего и важнее всего для меня – телесные утехи.

Она снова попыталась обнять священника.

Что ж, такое отцу Элу и прежде доводилось слышать, причем не от обитательниц водоемов. Он крепко сжал ее руки и пристально посмотрел ей в глаза.

– Это всего лишь оправдание, и я его не приму. Некий мужчина поступил дурно с тобою, когда ты была юна, нежна и ранима. Ты открыла ему свое сердце, позволила ему отведать своей тайной сути и тем самым сделала доступным и свое тело, ибо тебе показалось, что одно должно вполне естественно последовать за другим.

Красогка-нимфа в изумлении смотрела на священника. Вдруг она дернулась, попыталась вырваться.

– Не хочу больше тебя слушать!

– Придется выслушать,– решительно заявил отец Эл, крепко сжимая ее запястья,– Итак, этот молодой мерзавец, насытившись в полной мере твоими прелестями, покинул тебя и унес с собой частицу твоей тайной сути. Он, легкомысленный повеса, ушел своей дорогой, насвистывая и напевая и насмехаясь над тобой, а ты осталась в тоске и боли, ибо в твоей тайной сути осталась рана, которую нечем было залечить.

– Смертный,– почти вскричала красотка,– ты в своем уме? Я ведь нимфа!

И такое отцу Элу прежде слышать доводилось.

– Не имеет значения,– непоколебимо отозвался он.– Ни одно мыслящее существо не способно существовать, раздавая направо и налево частицы своей тайной сути. Ты должна понимать, что при таком поведении твоя тайная суть скоро истает, и тогда ты фактически перестанешь существовать, от тебя останется только оболочка. Именно это происходит с теми, кто дарит свое тело тем, кто их не любит и кого не любят они сами. Так нарушается целостность твоей тайной сути, ибо так уж мы устроены, что наша внутренняя суть и наше тело едины, и как только нарушается целостность чего-то одного, страдает другое. И когда ты открываешь для кого-то свое тело, а тайную суть не открываешь, целостность твоей сути также страдает.

– Тысячу раз со мной случалось такое,– процедила сквозь зубы нимфа,– но и внутри, и снаружи у меня все цело!

– Нет, ты ошибаешься. Всякий раз ты теряешь крошечную частичку себя, хотя тебе так хочется верить, что это не так!

– Да нет же, нет! Это в моей природе – одаривать мужчин прелестями тела, оставляя при этом нетронутой мою суть! Ведь я нимфа!

– Это могло послужить тебе слабым оправданием лишь в первый раз, когда твоя тайная суть впервые претерпела разрушение. Потом ты твердила себе: «Это все не важно. Я неизменна. Такова моя природа – отдаваться телом, но не душой, телесные радости – единственное мое желание». И для того чтобы себя самое в этом убедить, ты ищешь соития с любым мужчиной, какой встречается на твоем пути, но всякий раз твоя суть рвется и рвется еще сильнее, и тебе снова приходится убеждать себя в своей правоте, и ты отчаянно ищешь новых наслаждений, хотя в глубине своей знаешь правду: никаких наслаждений ты давно не испытываешь. Ибо это всего лишь оправдание.

– И что с того? – сердито надулась нимфа.– С чего это ты на меня ополчился? Почему заставляешь слушать тебя, когда я готова отвернуться. Не для того ли, чтобы оправдать себя самого за ту жаркую похоть, что загорелась в твоих очах при первом же взгляде на меня?

«Удар ниже пояса»,– с тоской подумал отец Эл.

– Ты права. Однако разве мое оправдание чем-то вредит тебе? Или мне?

Нимфа нахмурилась, пытливо взглянула в глаза отца Эла.

– Да нет… Мне это совсем не вредит. А вот тебе это вредно, ибо для тебя было бы куда естественнее крепче обнять меня и слиться со мною в порыве страсти.

– Ты видишь меня насквозь,– признался отец Эл.– Однако то, что «естественно», не всегда верно, девушка, ибо тогда частица меня оторвалась бы от целого, так же как и частица тебя.– Он вздохнул.– Заблуждение многих мужчин состоит в том, что суть женщины может пострадать от случайной связи, в то время как мужчине это не грозит. Увы, это всего лишь заблуждение. Мужчины, как и женщины, едины, и нельзя отдать частицу тела, не пожертвовав при этом частицей души. Мы также можем жестоко поплатиться за первую связь с женщиной, которая не питает к нам любви, и затем будем пытаться оправдать себя и заглушать боль того, первого удара попытками возлечь с каждой встречной. Многие мужчины любят похваляться своими подвигами, но надо понимать, что такие мужчины на самом деле – привидения, имеющие вид живых людей. И если у такого мужчины выведать истинную правду, то он признается, что на самом деле никакого восторга от своих похождений не испытывает, ибо соитие без любви сжигает душу, обращает ее в прах и оставляет привкус горечи.

– Наверное,– медленно проговорила нимфа,– ты так говоришь, ибо познал боль любви.

Отец Эл печально улыбнулся.

– Все молодые люди совершают одинаковые ошибки. Все падают в одну и ту же яму, хотя окружающие кричат во все глотки: «Обойди!» Я тоже когда-то был молод и не всегда носил облачение.

Красотка в страхе округлила глаза, отпрянула, быстро окинула отца Эла взглядом и прижала ладони к губам.

– Да ты… монах!

Он улыбнулся.

– А ты увидела во мне всего лишь мужчину?

Нимфа, тараща глаза, кивнула.

– Если бы ты присмотрелась повнимательнее, ты бы увидела, что по берегу ручья я шел не в поисках утех.

– Нет… Так оно и было,– сдвинув бровки, проговорила красотка.– Я поняла… Ну, ладно. Но если ты не за этим явился сюда, то за чем же?

– Видишь ли… Я разыскиваю мужчину и женщину – супружескую пару с тремя детьми,– неторопливо проговорил отец Эл.– Они вышли из этого леса некоторое время назад – возможно, тогда, когда светило солнце. Ты их не видела?

– Видела, и еще как видела,– проворчала нимфа,– Они меня пробудили от дневного сна. Эти людские детишки – они так шумливы…

– Мне ли не знать,– усмехнулся отец Эл. Ему доводилось читать проповеди в семейных церквях.– Не можешь ли сказать мне, в какую сторону они пошли?

Нимфа покачала головой.

– Я за ними не следила. Только глянула – смотрю, с ними женщина, и к тому же весьма хороша собой.– Похоже, вспоминать об этом нимфе было не очень приятно,– Я поняла, что тут мне делать нечего, хотя мужчина и мальчики были приятной наружности, вот я и возлегла снова на мое подводное ложе.

– О ложе ни слова! – Отец Эл сжал кулаки и поднял взгляд к верхушкам деревьев.– Так как же мне решить, в какую сторону идти?

– Если уж это для тебя так важно,– капризно протянула нимфа,– я бы, пожалуй, могла тебе помочь. Посиди-ка тут да подожди, а я быстренько сплаваю вдоль по ручью – быть может, сыщу хоть какие-нибудь их следы.

– О, сделай так, добрая девушка! – воскликнул отец Эл.– Я буду тебе так благодарен! Призываю на тебя благословение…

– О, молю тебя, не нужно! – Нимфа загородилась рукой.– Не называй своего божества, прошу! Подожди здесь, я скоро вернусь,– Она нырнула и исчезла под водой.

Отец Эл пару мгновений смотрел на воду, где расходились круги, затем вздохнул и, осторожно опустившись, уселся на берегу речушки. Да, он был уже не так молод, но все же достаточно молод для того, чтобы хорошо работать языком. Уговаривать и утешать он еще умел. Вот только вышел ли какой-то толк от его увещеваний? Вспомнит ли о них нимфа когда-нибудь? Может быть, и нет. Молодых трудно чему-либо научить, когда речь идет о сексе, а нимфа обладала вечной молодостью. И все же с ее стороны было очень любезно предложить ему помощь. Или просто она нашла уловку, благодаря которой смогла избавиться от занудного старикана?

Вот в таких раздумьях отец Эл ожидал возвращения нимфы, сидя на нависших над водой корнях. Чем дольше он ждал, тем сильнее ему казалось, что нимфа никогда не вернется.

Но вот вода реки прямо перед ним расплескалась, и нимфа встала во весь рост и отбросила с лица пряди волос.

– Они идут, о добрый монах. Идут по берегу ручья.– Она указала вниз по течению.– Но почему – это мне неведомо.

– Тысячу раз благословляю тебя! – вскричал отец Эл и поспешно поднялся на ноги. Нимфа в ужасе взвизгнула и с громким всплеском исчезла в реке.

Отец Эл пару мгновений грустно смотрел на разгулявшуюся рябь. Не осекся вовремя, оговорился. Что ж, оставалось надеяться, что нимфа поймет: благословил он ее из самых лучших побуждений. Просто забылся – вот и все.

Потом он отвернулся и, стараясь не думать о нимфе, углубился в подлесок – кусты, которыми порос берег речки. Он был полон радостных предчувствий в преддверии встречи с Гэллоуглассами.