Текст книги "Эта безумная Вселенная (сборник)"
Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 87 страниц)
– Меня кормят мало и плохо. Я с трудом могу назвать пищей то, что наливают или накладывают мне в миску. Я значительно потерял в весе и превращаюсь в живой скелет. Моему Юстасу это очень не нравится. Как вы понимаете, я не в состоянии нести ответственность за его действия. Поэтому я прошу ваше всевшивейшее раздолбайство обратить на это самое серьезное внимание.
– Как много слов, – пожаловался взмокший от умственной натуги Колум. – Когда я сменюсь с дежурства, надо будет переписать поразборчивее.
– Знаю и потому ценю твои усилия, – тоном щедрого и заботливого отца ответил Лиминг. – Я уверен, ты доживешь до того, чтобы передать мое послание.
– Я… я должен жить и потом, – выпучив глаза, стал торговаться Колум, – Разве у меня нет права жить?
– В этом-то я и пытался его убедить, – устало проговорил Лиминг, будто он ночь напролет взывал к милосердию неумолимого Юстаса, но все еще не был уверен в успехе.
Лиминг вернулся на скамью. Тяжело опустилась заглушка, и в камере стало темно. В окошке перемигивались четыре звезды, уже не казавшиеся пленному недосягаемыми.
Завтрак ему принесли на полчаса позже, зато вместо обычного варева Лиминг получил миску какого-то теплого пюре, два толстых ломтя черного хлеба, обильно намазанных чем-то вроде топленого масла, и большую кружку жидкости, отдаленно напоминавшей кофе. Он ел, не столько наслаждаясь пищей, сколько торжествуя очередную победу.
День прошел без вызова на допрос. Следующий день – тоже. Целую неделю Лиминг был предоставлен самому себе. Значит, его всевшивейшее раздолбайство все еще ждал ответа от латианцев и пока не предпринимал никаких шагов. Но Лиминга теперь кормили больше и лучше, и это убедительно доказывало действенность его стратегии. Если бы комендант раскусил уловку, разве он стал бы церемониться с дерзким пленным?
А потом ригелианцы устроили нечто вроде бунта. Каждое утро, едва рассветет, Лиминг слышал, как две тысячи пар ног шаркали по двору. Постепенно звук слабел и совсем исчезал в дальнем конце двора, где находились мастерские.
В то утро ригелианцы, выйдя во двор, вдруг запели, и голоса их звучали громко и вызывающе. Они пели про какого-то Асту Зангасту – грязного блохастого старикашку, у которого вся морда в коросте. Послышались крики охранников: те требовали прекратить пение. В ответ ригелианцы запели еще громче, откровенно не желая подчиняться. Стоя под окном, Лиминг вслушивался в слова оскорбительных куплетов. Кто же он, столь ненавистный ригелианцам Аста Зангаста? Наверное, какая-то очень крупная шишка в цивилизации чешуйчатых. Возможно даже, их верховный правитель.
От двух тысяч непокорных голосов гудел весь двор. Пение заглушало выкрики охрипших охранников. Потом раздались предупредительные выстрелы с вышек. Лиминг замер: неужели они будут стрелять по ригелианцам из пулеметов?
Снизу доносились звуки ударов, одиночные выстрелы, шарканье ног, чьи-то неистовые крики. Где-то под окнами раздался топот кованых сапог. Бегущих было не менее двух десятков. Охранники. Побежали на подмогу, догадался Лиминг. Бунт длился около двадцати минут. Потом все стихло. Тишина была пронзительной и физически ощутимой.
Сегодня Лиминг гулял по двору в полном одиночестве. Никого, ни единой души. Лиминг угрюмо побродил взад-вперед и, заметив среди дворовой охраны Марсина, направился к нему.
– Что случилось?
– Ригелианцы взбесились. Нарушили распорядок. Себе же хуже сделали. Раз позже начали работать, будем держать их в мастерских, пока не выполнят всю норму. Мы сегодня даже не сумели их пересчитать.
Лиминг многозначительно усмехнулся.
– Кто-то из охранников пострадал. Я прав? Пока не слишком серьезно. Но теперь они понимают, чего ждать дальше. Подумай об этом, Марсин.
– Чего?
– Подумай о том, что я сейчас сказал. Ты, как вижу, не пострадал. И об этом тоже хорошенько подумай.
Лиминг отошел, оставив Марсина озадаченно пускать слюни. Не успев пройти и нескольких шагов, он вдруг вспомнил произнесенную охранником фразу: Мы сегодня даже не сумели их пересчитать.Лиминг тут же вернулся и объявил Марсину:
– Завтра кое-кто пожалеет, что появился на свет.
– Ты нам угрожаешь?
– Нет. Я предостерегаю. Передай своему офицеру. И обязательно поставь в известность коменданта. Это поможет тебе не вляпаться самому.
– Я обязательно им скажу, – пообещал обрадованный Марсин.
На сей раз Лиминг не тыкал пальцем в небо. Ригелианцы – отнюдь не стадо баранов. Не будь у них серьезной причины, они ни за что не устроили бы эту заваруху. Чтобы прийти к аналогичному выводу, чешуйчатым понадобился целый день.
Вечером ригелианцев вывели во двор и велели строиться не обшей массой, а покамерно. Чешуйчатые решили облегчить себе подсчет, считая полусотнями. Все шло гладко, пока в одной группе не оказалось двенадцать пленных вместо пятидесяти. Причем эти двенадцать были как на подбор слабыми, больными, ранеными или имели еще какой-то дефект.
Разъяренные охранники бросились в камеру, чтобы выволочь оттуда остальных тридцать восемь упрямцев. Но пленных внутри не оказалось. На двери камеры не было никаких следов взлома, на прутья оконной решетки тоже никто не покушался. Охранники, суетясь и мешая друг другу, стали просматривать, простукивать и прощупывать каждый клочок пространства камеры. Далеко не сразу они обнаружили под одной из каменных плит пола узкий лаз. Лаз вел в туннель. Туннель был пуст.
Над двором истошно завыли сирены, забегали очумевшие охранники, не зная, чьи команды слушать, ибо каждый офицер орал и требовал выполнения его приказа. Тюрьма превратилась в громадный сумасшедший дом. Больше всего чешуйчатых бесило упущенное время. Ригелианцы своим продуманным утренним бунтом сбили пересчет, дав беглецам почти целый день форы. Теперь охранники спешили отыграться на пленных. Их беспощадно били сапогами и прикладами. Ригелианцы едва успевали оттаскивать тела покалеченных соплеменников.
Но этого чешуйчатым было мало. Из оставшихся пленных мятежной камеры они выбрали самого старшего по званию – хромого ригелианского лейтенанта – и поставили его к тюремной стене. Самого расстрела Лиминг не видел, а слышал лишь отрывистые слова команды:
– На караул!.. Целься!.. Огонь!
Вслед за ними раздался винтовочный залп.
Лиминг мерил шагами камеру, то стискивая кулаки до побе-ления, то разжимая пальцы. Он громко ругался последними словами. Дверной глазок приоткрылся, однако сразу же закрылся, и Лиминг не успел туда плюнуть.
Безумие во дворе продолжилось в камерах ригелианцев. Взбешенные охранники осматривали двери камер, проверяли целость решеток, простукивали полы и стены. Стоило кому-то из пленных недостаточно быстро выполнить приказ, как офицеры разражались потоком брани и угроз.
Когда совсем стемнело, поисковый отряд приволок в тюрьму семерых уставших и измученных беглецов. И снова во дворе зазвучало:
– На караул!.. Целься!.. Огонь!
Лиминг молотил кулаками в дверь, но заглушка глазка не шевелилась. Коридор напротив его камеры был пуст. Проведя еще пару часов в тупом оцепенении, Лиминг слазал за последним куском проволоки и сделал нового нитонисея. Половину ночи он «беседовал» с Юстасом, говоря нарочито громким, угрожающим голосом. Все было напрасно.
Ночь сменилась утром, а воинственность Лиминга – подавленностью. Он лежал на скамье. Даже думать не хотелось. Наверное, ригелианцы готовили свой побег не меньше года, если не больше. А результат? Восемь убитых. Тридцать один беглец пока еще на свободе, но сколько она продлится? Они бежали из тюрьмы, а как сбежишь с планеты? Скорее всего, беглецов схватят и расстреляют. Участь большинства остальных пленных станет еще тяжелее. Побег серьезно угрожал и его замыслам. Нет, Лиминг ничуть не злился на беглецов и искренне желал им удачи. И все-таки… ну что бы им устроить этот побег двумя месяцами раньше или позже?
Сразу после обеда за ним пришли четверо охранников.
– Комендант требует к себе. Шевелись!
Чувствовалось, что все четверо еще не остыли после вчерашнего. Чешуйчатую голову одного из них украшала тонкая повязка, у второго заплыл подбитый глаз.
Выбрал же времечко его всевшивейшее раздолбайство, угрюмо подумал Лиминг. Сорваться на мне хочет, что ли? Он сейчас в таком настроении: чуть что, и пошли сопла гореть. Какая там логика рассуждений! Какие доводы, если его распирает от гнева? Когда эмоции хлещут через край, слова пропускаются мимо ушей, а аргументы попросту отбрасываются. Не исключено, что его «контраргументы» останутся на моем теле.
Как и в прошлый раз, комендант сидел за столом, но офицеров по бокам не было. Рядом с ним сидел пожилой чешуйчатый в гражданской одежде. Едва увидев землянина, незнакомец с нескрываемым любопытством принялся его разглядывать.
– Это Паллам, – представил гостя комендант. – Его прислал сюда сам Зангаста.
Комендант был сама любезность и дружелюбие. Лиминг ожидал чего угодно, только не такого приема. Быстро оправившись, он внутренне собрался. Неизвестно, чем вызвана учтивость коменданта. Скорее всего, хочет произвести впечатление на важного гостя.
– Вы специалист в области работы мозга? – хмурясь, предположил Лиминг.
Он не знал местного эквивалента слова «психоаналитик».
– Ничего подобного, – тихо возразил Паллам. – Меня чрезвычайно интересует все, что связано с симбиозом.
Лиминг насторожился. Значит, комендант его перехитрил и притащил сюда довольно опасного для Лиминга специалиста.
С этим говорить будет куда труднее. Гражданские лишены прямолинейного мышления военных, зато здорово умеют выкапывать противоречия.
– Паллам хочет задать тебе несколько вопросов, – объявил комендант. – Но вопросы немного обождут.
Он откинулся на спинку стула и самодовольно улыбнулся.
– А пока что хочу искренне тебя поблагодарить за сведения, которые ты сообщил нам в прошлый раз.
– Так значит, они оказались для вас полезными? – спросил Лиминг, не веря своим ушам.
– На редкость полезными. Охранники, отвечавшие за порядок в четырнадцатой камере ригелианцев, отправлены в зону боевых действий за преступную невнимательность при выполнении своих обязанностей. Теперь им придется служить в космопортах, подвергающихся вражеским атакам.
Комендант задумчиво посмотрел на Лиминга.
– Этот массовый побег отозвался бы и на моей судьбе, если бы не великодушие Зангасты. Важность того, что я узнал от тебя, перевесила степень моей виновности. Так решил Зангаста.
– Я не вижу в этом ничего удивительного. Вы же приняли меры, когда я написал вам о плохом питании. Разве странно, что ваше доброе участие было вознаграждено?
– Что? – Комендант удивился и хоть не сразу, но понял. – Я даже и не думал об этом.
– Тем лучше, – расплылся в улыбке Лиминг. – Добрый поступок становится добрым вдвойне, когда его совершают бескорыстно. Юстас обязательно это учтет.
– Ты хочешь сказать, что его этические принципы идентичны твоим? – включился в разговор Паллам.
Зачем этот чешуйчатый старикан вдруг встрял со своим вопросом? – внутренне насторожился Лиминг. Надо держать с ним ухо востро.
– Они достаточно схожи, но не идентичны.
– И в чем же их существенное различие?
– Видите ли, мне в двух словах не ответить на ваш вопрос, – сказал Лиминг, стремясь выиграть время. Его мозг вновь разогнался до бешеных оборотов. – Прежде всего, мы по-разному относимся к возмездию.
– Постарайся быть более точным в своих определениях, – попросил Паллам.
Он чем-то напоминал принюхивающуюся гончую, готовую вот-вот взять след.
– С моей точки зрения, – медленно произнес Лиминг, думая над каждым словом. – Юстасу свойствен чрезмерный садизм.
Так, вроде он выбрал надежное прикрытие для любых туманных и расплывчатых заявлений, которые ему понадобится сделать по ходу этой игры интеллектов.
– Я просил точнее, – напирал Паллам.
– Я привык действовать быстро, добиваться нужного результата, после чего считать действие законченным и больше о нем не думать. Поясню на примере. Можно застрелить врага из огнестрельного оружия. А можно убивать его постепенно, наслаждаясь мучениями жертвы.
– Продолжай, – потребовал Паллам.
Неисправимый зануда!
– Я просто сражаюсь с врагами. Юстас превращает сражение в медленную подготовку жертвы к смерти.
– Опиши способы, которыми действует твой Юстас.
– Прежде всего он сообщает жертве, что она им избрана. Потом словно отступает и выжидает, пока жертва успокоится и решит, что ей просто показалось. Затем Юстас наносит малый предупреждающий удар. Жертва настораживается. Юстас снова ждет. Когда острота тревоги у жертвы сглаживается, он наносит следующий, уже более сильный удар. Юстасу свойственны терпение и постепенность. Сила его ударов постоянно возрастает. Это может длиться месяцами, а если понадобится – то и годами. Так продолжается до тех пор, пока жертва не поймет свою обреченность и жизнь не станет для нее невыносимой.
Лиминг наморщил лоб, будто подыскивая слова, и добавил:
– Прошу отметить, что ни один Юстас не в состоянии сам убить свою жертву. Если кто-то погибает, то не от руки Юстаса. Ведь у него и рук нет.
– Иными словами, он доводит свою жертву до самоубийства?
– Да.
– И жертва уже ничего не в силах изменить?
– Самое удивительное, что жертва вовсе не так беспомощна, как могло бы вам показаться, – сделал новый зигзаг Лиминг. – Жертва в любое время может освободиться от страха, компенсировав все зло, которое она причинила осязаемой половине данного Юстаса. То есть – человеку.
– И подобная компенсация немедленно прекращает процесс возмездия? – спросил Паллам.
– Именно так.
– И твоему Юстасу при этом все равно, согласен ли ты с его решением прекратить возмездие или нет?
– Да. Тут я должен сделать одно важное пояснение. Я не случайно говорил о врагах. Юстас сам никогда не выбирает себе врагов. Его выбор ограничен кругом тех, кто причинил мне зло или доставил неприятность. Поэтому, если кто-то компенсировал причиненное мне зло, Юстасу все равно, продолжаю я обижаться или нет. Для него обида перестает быть реальной и превращается в плод моего воображения. И тогда Юстас перестает обращать внимание на мою обиду и больше не преследует обидчика.
– Подытоживая твои слова, делаем вывод: действия Юстаса имеют мотивировку и оставляют возможность для покаяния, а твои действия – нет. Я правильно понял?
– Полагаю, что да.
– Можно ли считать, что Юстас обладает более зрелым чувством справедливости?
– Иногда он бывает предельно беспощадным, – резко свернул в сторону Лиминг.
– Твое замечание не по существу, – отрезал Паллам, затем обратился к коменданту: – Насколько могу судить, это взаимосуществование нельзя назвать союзом равных. Невидимая часть по своему развитию превосходит видимую.
Хитрый старый лис, подумал Лиминг. Ну ничего, чешуйчатый гений. Если ты хочешь заставить меня броситься отрицать твои слова и запутаться, тебя ждет разочарование.
Лиминг не торопился продолжать разговор. Он заглатывал наживку того, кто занимал в обществе чешуйчатых определенное положение и считался большим авторитетом. Ты начал стряпать теорию? Хорошо, сейчас подыграем твоей теории. Побудем менее развитой видимой частью.
Паллам внешне преобразился и довольно резким, назидательным тоном продолжал:
– Я предполагаю следующее. Когда твой Юстас решается наказать твоего обидчика, он поступает так лишь потому, что ты или общество не в состоянии сделать это сами. Я прав?
– Вы совершенно правы, господин Паллам, – осторожно подтвердил Лиминг, не зная, куда клонит хитрый старый лис.
– Иными словами, он включается в действие только в том случае, когда и ты, и закон вашего общества бессильны. Ты согласен?
– Юстас включается в действие, когда возникает необходимость его вмешательства, – сказал Лиминг, стремясь скрыться за расплывчатыми словами.
– О чем я и говорил, – довольно холодно напомнил Паллам.
Он подался вперед и устремил на землянина свои змеиные, немигающие глаза. Лимингу стало не по себе.
– А теперь предположим, что твой Юстас нашел вескую причину наказать какого-нибудь другого землянина. Но у того землянина есть свой Юстас. Как этотЮстас отнесется к перспективе наказания?
– Да никак, – выпалил Лиминг, не успев даже подумать над ответом.
Ему вдруг показалось, будто Юстас и впрямь незримо присоединился к их разговору. Только мне еще не хватает свихнуться, мысленно одернул себя Лиминг.
– Почему никак? – упорствовал Паллам.
– Я уже говорил вам и могу повторить: если кому-то только кажется, что его обидели, Юстас не станет вмешиваться. Но если землянин виновен, он не вправе жаловаться. Он сам навлек на себя беду, и избавление от нее тоже находится в его руках. Если он не желает страдать, нужно поскорее исправить все, что случилось по его вине.
– Так это Юстас виновного заставляет его исправить дело, пока оно не зашло далеко и есть возможность предотвратить наказание?
– Вот об этом я не могу вам ничего сказать, – скромно, как и подобает кладезю добродетели, ответил Лиминг. – Мне ни разу не доводилось быть в положении жертвы. Думаю, я не слишком ошибусь, если скажу так: поведение людей и каждого человека в отдельности определяется взаимоотношениями между человеком и его Юстасом. И здесь наш выбор невелик.
– Что ж, вполне приемлемое объяснение, – признал Паллам. – Во всяком случае последовательное. Точнее, пока последовательное.
– Как вас понимать, господин Паллам? – спросил Лиминг.
– Возьмем наихудшее развитие событий. Я не вижу никакой разумной причины, заставляющей Юстаса жертвы допустить самоубийство своего партнера. Это противоречит основному закону выживания.
– Самоубийство совершается уже после того, как человек свихнулся, но никак не раньше.
– Не понимаю.
– А что тут не понимать? Сумасшедшие Юстасам не нужны. Для Юстасов они – все равно что мертвые, которых бесполезно оберегать. Юстасы имеют дело лишь с теми, у кого здравый рассудок.
– Выходит, для Юстасов выгода их, так сказать, симбиоза с людьми обусловлена разумом последних! – воскликнул Паллам, охотно уцепившись за слова Лиминга.
– Не знаю, – только и ответил Лиминг.
– А Юстас способен тебя утомить, вызвать оцепенение или что-то в этом роде?
– Да.
Еще как способен, чешуйчатая ты задница! – мысленно прибавил Лиминг. Ему сейчас хотелось задушить свое детище.
– Какая интересная и содержательная беседа, – восхищенно сказал Паллам, обращаясь к коменданту. – Я мог бы продолжать ее не один месяц. Это крайне увлекательный и совершенно неисследованный вопрос. До сих пор нам было известно о симбиотическом существовании лишь у низших форм жизни – растений, а также у шести низших видов эламов. И вдруг – симбиоз у разумных существ! Мало того – один из партнеров абсолютно невидим. Вы представляете, комендант? Это же величайшее научное открытие!
Комендант благоговейно молчал.
– Ознакомьте его с содержанием беседы, – потребовал Паллам, как будто главным здесь был он.
– Мы получили ответ из латианского сектора от полковника Шомута – нашего старшего офицера связи, – пояснил Лимингу комендант. – Он хорошо владеет космоглоттой,так что для него не составило труда опросить множество пленных землян. Мы послали ему кое-какие дополнительные сведения и получили великолепный результат.
– А разве вы ожидали чего-то иного? – спросил Лиминг.
Комендант не почувствовал издевки и воодушевленно продолжал:
– По данным Шомута, большинство пленных отказывалось говорить с ним на эту тему и что-либо признавать. Их можно понять. Ваши пленные решили, что из них обманным путем хотят вытянуть секретные сведения. Повторяю, большинство предпочли молчать. Однако некоторые оказались весьма словоохотливыми.
Комендант подмигнул Лимингу.
– Желающие потрепаться есть везде, – пожал плечами Лиминг.
– Шомуту удалось побеседовать с несколькими пленными офицерами, в том числе с капитаном Томпассом… Нет, вроде… То-мусом?
– Может, Томасом?
– Правильно, Шомут говорил с капитаном Томасом.
Комендант повернулся к стене и нажал какую-то кнопку.
– Мы получили по дальней связи полную запись этого разговора.
Над кнопкой находился вделанный в стену динамик, скрытый за дырчатой решеткой. Оттуда послышался щелчок, потом шипение. Постепенно шипение стихло, и из динамика зазвучали голоса.
Шомут: Капитан Томас, мне приказано проверить ряд сведений, которыми мы располагаем. Наш разговор с вами – это беседа, а не допрос. Ваше право – согласиться говорить со мной или отказаться. В любом случае это никак не скажется на вашем положении пленного. Как видите, мы с вами беседуем с глазу на глаз. Можете говорить свободно. Я не собираюсь разглашать латианцам содержание нашей беседы.
Томас: Что вас интересует?
Шомут: Скажите, правда ли, что наши союзники-латианцы – все чокнутые?
Томас (после некоторого молчания):Хотите знать голую правду?
Шомут: Да, хотим.
Томас: Ваши сведения правильны. Они все – чокнутые.
Шомут: И у них есть Дрожалки?
Томас: Откуда вы об этом узнали?
Шомут: Это уже наше дело. Я прошу вас ответить на вопрос.
Томас (сердито):Есть. Но это еще не все Дрожалки. [28]28
В оригинале все построено на игре слов. Там невидимый двойник латианцев назван Willy, а множественное число от этого имени – Willies – совпадает со словом willies, которое переводится как «нервная дрожь». – Прим. перев.
[Закрыть]В ближайшее время прибавится много новых.
Шомут (с нескрываемым удивлением):Как такое возможно? Мы знаем, что каждый латианец бессознательно управляется одной Дрожалкой. Следовательно, число Дрожалок ограничено и может увеличиваться лишь с рождением новых латианцев.
Томас (перебивая его):У вас ошибочные данные. Стоит только хорошенько ударить по латианцам – как мигом новые дрожалки повылезают. Могу вам сказать: скоро каждый оставшийся в живых латианец будет весь в дрожалках.
Шомут: Понимаю. И здесь возникает довольно серьезная психологическая проблема . (Пауза.)Капитан Томас, есть ли у вас веские основания предполагать, что возросшее число Дрожалок способно распространить свое воздействие на другие разумные расы? Например, на мою?
Томас (с оттенком злорадства):Я бы этому не удивился.
Молодец, капитан! – мысленно похвалил пленного Лиминг.
Была бы моя воля, наградил бы тебя медалью «За храбрость в космических войнах».
Шомут: То есть полной уверенности у вас нет?
Томас: Нет.
Шомут: А правда ли, что вы узнали об истинной природе латианцев только благодаря своему Юстасу?
Томас: Кому-кому?
Шомут: Вашему Юстасу. Что вас тут удивило?
Томас: Да ничего. Просто мне показалось, что вы произнесли другое слово. Сам виноват, надо внимательно слушать. А насчет Юстаса вы правы. Это он мне рассказал про латианцев. Я и не догадывался.
Умница, капитан Томас. Вовремя загладил свою оплошность.
Шомут (понизив голос):На этой планете находится четыреста двадцать пленных землян. Следовательно, четыреста двадцать Юстасов разгуливают, где им вздумается. Вы согласны?
Томас: Не стану отрицать.
Шомут: Думаю, вы слышали о катастрофе латианского тяжелого космического крейсера «Ведер». Он разбился при посадке. Весь экипаж погиб. Латианцы считают, что причиной гибели стали ошибочные действия части экипажа. Однако катастрофа произошла всего через три дня после появления на планете пленных землян. Считаете ли вы, что это – просто совпадение?
Томас: А это уж вам решать.
Замечательно, капитан! – подумал Лиминг, стремясь внешне никак не показывать своего торжества.
Шомут: Хорошо. Тогда еще такой вопрос. В шестидесяти милях отсюда находится крупнейшая в этой части галактики заправочная база. Неделю назад она была полностью уничтожена. Ущерб настолько велик, что в течение какого-то времени он будет сказываться на боеспособности кораблей наших союзников. По мнению специалистов, причиной взрыва могла послужить искра статического электричества. От нее мог взорваться один из резервуаров, после чего пожар охватил и уничтожил все остальные. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности их версии.
Томас: В таком случае зачем вы меня спрашиваете?
Шомут: База построена более четырех лет назад. За все это время там не было ни одного взрыва, вызванного статическим электричеством.
Томас: Куда вы клоните?
Шомут: Вы совсем недавно подтвердили, что на планете находится четыреста двадцать Юстасов, способных на любые поступки.
Томас (сурово, как и надлежит настоящему патриоту):Не надо переиначивать мои слова! Ничего такого я не утверждал и не подтверждал. Я отказываюсь отвечать на дальнейшие вопросы.
Шомут: Эти слова вам подсказал ваш Юстас?
Капитан Томас не произнес больше ни слова. Комендант выключил запись.
– Полковник Шомут говорил еще с восьмерыми пленными землянами. В целом их показания совпадают. Зангаста лично прослушивал все записи. Он глубоко озабочен сложившейся ситуацией.
– Передайте вашему Зангасте, пусть не ломает голову, – небрежно бросил коменданту Лиминг. – К чему строить догадки, если все здесь и так ясно? Мой Юстас вступил в сговор с их Юстасами.
Комендант чуть не поперхнулся. Лицо его, как и тогда, приобрело красноватый оттенок. Каким-то образом комендант все же догадался, что Лиминг пошутил.
– Ты сам утверждал, что без участия Юстасов никакой сговор невозможен.
– Я рад, что вы наконец-то это поняли.
– Давайте оставим это латианцам, – вклинился нетерпеливый Паллам. – Причастность Юстасов все равно недоказуема. Тем более что у латианцев есть свои, вполне устраивающие их объяснения обеих этих катастроф.
По-видимому, коменданту тоже не было особого дела до бед союзников, и он быстро согласился.
– Я решил провести свое расследование, – сообщил он Лимингу. – Я знаю, что восемь наших охранников грубо обращались с тобой, и ты на них сильно разозлился. Четверо из них серьезно пострадали во вчерашних беспорядках и находятся в больнице. Еще двоих я приказал отправить на фронт как проштрафившихся.
– И еще двое получили прощение, – досказал за него Лиминг. – С ними не случилось никаких неприятностей. Так?
– Да. Никаких неприятностей.
– Но я не могу гарантировать того же охранникам, расстреливавшим пленных, офицеру, который командовал расстрелом, и его начальнику, отдавшему приказ уничтожить безоружных ригелианцев. Все зависит от моего Юстаса.
– А с чего ему волноваться? – удивился Паллам, – Это же были не земляне. Всего-навсего ригелианцы.
– Ригелианцы – наши союзники, а союзников мы считаем друзьями. Мне стало очень не по себе от этой жестокой и бессмысленной бойни. А Юстас восприимчив к моим чувствам.
– Но ведь он не обязан им подчиняться? – спросил Паллам.
– Нет.
– Уж если говорить о том, кто кому подчиняется, так это ты подчиняешься своему Юстасу, – напомнил чешуйчатый специалист по симбиозу.
– В большинстве случаев, да.
– Это подтверждает все, что мы от тебя услышали, – жидко улыбнувшись, заключил Паллам. – Главное различие между землянами и латианцами состоит в том, что вы знаете о своей управляемости, а они даже не подозревают.
– Здесь вы меня опять не поняли. Мы не являемся управляемыми, будь то на сознательном или бессознательном уровне, – возразил Лиминг, – Я называю отношения с Юстасом взаимным партнерством. Где-то это похоже на отношения между мужем и женой в хорошей семье. Никто не стремится управлять своим партнером.
– Не знаю. Я никогда не был женат, – сказал Паллам. – Продолжайте, комендант.
– Могу тебе сообщить, что наше командование решило сделать эту планету тюремной. – Комендант выразительно посмотрел на Лиминга. – На территории планеты уже содержится большое число пленных. В основном это ригелианцы.
– Ну и что? – спросил Лиминг, не совсем понимая, зачем ему это рассказывают.
– Вскоре сюда прибудут новые партии пленных. На следующей неделе мы ожидаем две тысячи центурианцев и шестьсот тетанцев. Они заполнят новую тюрьму. Как только у наших союзников освободятся транспортные корабли, на планету начнут доставлять и пленных других рас, входящих в вашу Федерацию.
Комендант сощурился.
– Появление здесь пленных землян – это тоже лишь вопрос времени.
– Вы довольны? – спросил коменданта Лиминг.
– Дело в том, что Зангаста решил не принимать землян.
– Ему виднее, – с полнейшим равнодушием ответил Лиминг.
– Зангаста – крупный стратег, – начал петь дифирамбы начальству комендант. – По его мнению, если на планете, где уже собрано достаточно пленных из других рас, появится несколько
тысяч землян, может возникнуть опасная ситуация. Нам остается лишь завидовать способности Зангасты смотреть далеко вперед. Он раньше нас понял: разместив на планете пленных землян, мы можем ее потерять. Лишиться стратегически важной точки в глубоком тылу и подвергнуться яростным атакам наших же союзников.
– Как я понимаю, обо всем этом Зангаста объявил во всеуслышание. Однако в его стратегии есть еще один, секретный пункт, – усмехнувшись, объявил Лиминг.
Комендант и Паллам вытаращили глаза. Лиминг нахмурился.
– Сначала Зангаста приказал расстрелять бежавших пленных сразу же после их поимки. Это мог быть только его приказ и больше ничей, потому что в ином случае их просто бы избили, посадили в карцер, но оставили в живых. Теперь ваш Зангаста дергается, опасаясь возмездия одного Юстаса. Он думает, что несколько тысяч Юстасов увеличат угрозу в несколько тысяч раз. Но он ошибается.
– Почему ты так думаешь? – спросил комендант.
– Потому что только у тех, кто раскаивается в своих злодеяниях, нет причин для страха. И еще у мертвых. Если Зангаста хочет жить, пусть лучше поскорее отменит свой приказ.
– Я передам ему твои слова. Но очень может быть, что отмены приказа и не понадобится. Как я уже говорил, Зангаста – мудрый стратег. Он разработал очень тонкую стратегию. Она позволит окончательно проверить правдивость всех твоих показаний и в то же время позволит Зангасте разобраться с его сложностями.
Внутри Лиминга шевельнулась тревога.
– Можно мне узнать, в чем заключается стратегия Зангасты?
– Он даже велел тебе рассказать. Более того, Зангаста уже начал осуществлять свою стратегию.
Здесь комендант для большего эффекта приумолк.
– Зангаста предложил Федерации обмен пленными.
Лиминг заерзал на сиденье. Ну и ну! Похоже, его желание отомстить чешуйчатым становится реальностью. Самое большее, на что он рассчитывал с первых минут плена, – это вырваться самому. А получается, его история разрослась до галактических масштабов. Ну и кашу он заварил, делая первые шаги в искусстве вранья.
– Я тебе еще не все сказал. Федерация приняла предложение, но при условии равноценного обмена. То есть капитанов на капитанов, штурманов на штурманов и так далее.
– Вполне разумно.
Комендант посмотрел на Лиминга и оскалился. Ни дать ни взять волчище. Только чешуйчатый.
– Зангаста согласился и выдвинул встречное условие: вначале Федерация принимает всех пленных землян, после чего производит обмен из расчета два к одному. Сейчас Зангаста ждет ответа Федерации.
– Два к одному? – повторил Лиминг. – Вы хотите получить за каждого землянина по двое своих пленных?
– Ни в коем случае.
Наверное, волчий оскал означал у чешуйчатых особо благоприятное расположение духа. Комендант оскалился еще сильнее.
