Текст книги "Эта безумная Вселенная (сборник)"
Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 83 (всего у книги 87 страниц)
Уилсон попытался высвободиться, быстро понял, что это не в его силах, и тут же сменил радость на печаль. Джепсон сардонически рассмеялся – впервые с того момента, как на него накинулся огромный лист.
Подняв упавший фотоаппарат, Эл принялся перебрасывать его с одной широкой ладони на другую, а потом сказал с неизменной серьезностью:
– Никогда не спотыкался. Какая неприятность.
– Ничего себе неприятность! – завопил Уилсон, явно мечтавший, чтобы Эл расплавился.
И тут вернулся Сэм с большим стеклянным кувшином. Как только он брызнул какой-то бесцветной жидкостью, ядовитая зеленая корка тут же превратилась в жидкую слизь, и мои руки обрели свободу.
– Нашатырный спирт, – пояснил Сэм.
Он мог бы ничего не говорить, едкий запах было трудно с чем-то перепутать. При помощи этого замечательного растворителя Сэм быстро нас освободил.
После чего я помчался за Уилсоном, которому пришлось трижды обежать вокруг корабля. Он был моложе, и мне не удалось его догнать.
Мы уже собрались подняться на борт и обо всем рассказать шкиперу, когда злосчастное дерево вдруг вновь разъярилось. Даже на таком большом расстоянии мы слышали, как его ветви яростно рассекают воздух. Остановившись у шлюза, мы с удивлением наблюдали. Когда заговорил Эл Стоу, его голос звучал хрипло, с металлическими нотками.
– Где Кли Янг?
Оказалось, что никто из нас не знает. Припоминая, как мы тащили Джепсона, я понял, что марсианина с нами не было. В последний раз я видел Кли Янга, когда он одним глазом следил за ветками дерева, а другим смотрел в противоположную сторону.
Армстронг побывал на корабле и быстро вернулся с вестью, что Кли Янга на борту нет. Вытаращив глаза не хуже, чем исчезнувший марсианин, молодой Уилсон признался, что не помнит, как Кли Янг выходил из леса. Тут мы выхватили лучевые пистолеты и побежали к злополучному дереву. И все это время дерево отчаянно размахивало ветвями, словно обезумело от страха и дало бы деру, если бы не корни. Приблизившись к чудовищному растению, мы обошли его по кругу, держась подальше от коварных ветвей. Марсианина нигде не было.
Мы обнаружили его на высоте сорок футов. Пять его могучих щупальцев обхватили мощный ствол дерева, а другие пять крепко держали зеленого аборигена. Пленник отчаянно вырывался, громко призывая сородичей на помощь своим тонким писклявым голоском.
Кли Янг начал осторожно спускаться по стволу, и, как ни странно, мы не обнаружили на нем никаких следов клея. То, как он выглядел и двигался, наводило на мысль о невероятной помеси университетского профессора и осьминога. С закатившимися от ужаса глазами абориген отчаянно колотил кулаками по шлему Кли Янга. Кли попросту не обращал внимания на сопротивление своей добычи, но, оказавшись на уровне ветви, пленившей Джепсона, он прекратил спуск. Продолжая крепко держать зеленого, он пополз по ветке, пока не оказался на ее конце, лишенном листа. Теперь он и абориген раскачивались с амплитудой двадцать футов.
Выбрав подходящий момент, Кли Янг отпустил конец ветви и ловко приземлился. Через несколько мгновений он уже находился вне досягаемости ветвей злобного дерева. Из-за деревьев раздался пронзительный вопль, и оттуда вылетел сине-зеленый снаряд, слегка похожий на кокосовый орех, который шлепнулся у ног Дрейка. Странный снаряд раскололся, его оболочка оказалась не толще и не прочнее яичной скорлупы, а внутри было пусто. Кли Янг, даже не моргнув, понес брыкающегося аборигена на «Марафон».
Дрейк решил задержаться, с любопытством посмотрел на подобие кокоса и пренебрежительно пнул его ногой. Невидимое содержимое «кокоса» вылетело наружу и ударило его по щекам, попало в глаза. Дрейка вырвало с такой силой, что он упал. У нас хватило ума не проводить расследование на месте – подхватив товарища, мы побежали вслед за Кли Янгом. Дрейк немного пришел в себя только после того, как мы оказались рядом с кораблем.
– Ну и ну! – прохрипел он, прижимая руки к животу. – Какая страшная вонючка! По сравнению с ней скунс испускает аромат розы! – Он вытер губы. – У меня желудок вывернулся наизнанку.
Мы подошли к Кли Янгу; пленника уже отвели на камбуз, чтобы накормить. Сорвав с себя шлем, Кли сказал:
– На это дерево не так уж трудно взобраться. Конечно, оно пыталось меня достать, но ему никак не дотянуться до собственного ствола. – Он недовольно фыркнул и потер плоское лицо гибким кончиком огромного щупальца. – Не понимаю, как вы, двуногие, можете дышать этим супом вместо нормального воздуха. В нем можно плавать!
– Где ты нашел зеленого, Кли? – спросил Бреннанд.
– Он прилип к стволу футах в сорока от земли. У него отличная маскировка – я не видел его до тех пор, пока не оказался совсем рядом. – Марсианин взял шлем. – Поразительный пример мимикрии. – Одним глазом глядя на свой шлем, он направил второй на заинтересованного Бреннанда и сделал презрительный жест. – Как насчет того, чтобы переместиться в такое место, где высшие формы жизни способны жить в мире и комфорте?
– Сейчас все организуем, – обещал Бреннанд. – Только не надо так задаваться, раздутая ты карикатура на резинового паука.
– Ха! – с большим достоинством парировал Кли Янг. – Кто изобрел шахматы, но не может отличить белой пешки от черной ладьи? Кто не умеет играть даже в «утку на скале» без тяжелых последствий? – Высказав столь компетентное мнение о некомпетентности землян, он нахлобучил шлем на голову и жестом попросил меня откачать немного воздуха, что я и сделал. – Спасибо! – сказал он сквозь диафрагму. – А теперь пришло время разобраться с зеленым.
Капитан Мак-Нолти лично допрашивал аборигена. Шкипер сидел за металлическим столом и с важным видом смотрел на пленника. Абориген стоял перед ним, с ужасом озираясь. Те-перь-то нам было видно, что на нем надета набедренная повязка под цвет кожи. Спина была заметно темнее груди, кожа на ней грубее, с какими-то наростами – идеальная имитация коры дерева, на котором он искал спасения. Даже его набедренная повязка сзади была темнее. Я сразу же обратил внимание на широкие босые ступни с длинными пальцами – почти такими же, как на руках. Если не считать набедренной повязки, он был нагим. И не имел никакого оружия. Диковинная хризантема на его груди вызвала всеобщий интерес.
– Он поел? – озабоченно спросил шкипер.
– Было предложено, – ответил Эл, – но он даже не прикоснулся к еде. Как я понял, он хочет только одного: вернуться на дерево.
– Хм-м-м, – проворчал Мак-Нолти. – Всему свое время. – Затем с видом благожелательного дядюшки он обратился к аборигену: – Как твое имя?
Сообразив, что обращаются к нему, зеленый принялся размахивать руками и разразился длинной тирадой. Говорил он быстро и мелодично.
– Понятно, – пробормотал Мак-Нолти, когда поток туземного красноречия иссяк, и вопросительно посмотрел на Эла Стоу, – Как думаешь, этот парень обладает телепатическими способностями, как те наши приятели, похожие на лангустов?
– Сомневаюсь. Я бы предположил, что умственное развитие этого существа – на уровне конголезского пигмея, а то и ниже. У него нет даже копья, не говоря уже о луке или трубке для стрельбы отравленными колючками.
– Ты прав, его интеллект не производит сильного впечатления, – глубокомысленно согласился Мак-Нолти. – Но все же надо достигнуть взаимопонимания. Мы пригласим лучшего лингвиста, чтобы он ознакомился с основами языка этого парня и попробовал его научить нашему.
– Давайте я попытаюсь, – предложил Эл. – У меня хорошая память.
Огромный, но очень пропорционально сложенный Эл двигался бесшумно благодаря мягким подошвам сапог. Аборигену не понравились размеры Эла и его горящие глаза. Зеленый отступил к стене, взгляд заметался по комнате в поисках спасения.
Увидев, что внушает пленнику страх, Эл остановился и слегка шлепнул себя по лбу – такой шлепок снес бы мою голову с плеч.
– Голова, – сказал Эл. Он повторил это движение с полдюжины раз, приговаривая: – Голова, голова.
Зеленый просто не мог не понять.
– Мах,– пролепетал он.
Вновь коснувшись головы, Эл осведомился:
– Мах?
– Байя! – пропел в ответ зеленый, постепенно обретая уверенность.
– Видите, это совсем просто, – одобрительно сказал Мак-Нолти, решивший продемонстрировать собственные лингвистические способности. – Мах– голова, байя– да.
– Не обязательно, – возразил Эл. – Тут все зависит от того, как он понял мои действия. Махможет означать голову, лицо, череп, человека, волосы, бога, разум, мысль, чужака или даже черный цвет. А если он сравнил мои волосы со своими, то махозначает черное, а байя —зеленое.
– Да, я как-то об этом не подумал, – огорченно пробормотал шкипер.
– Будем заниматься этим, пока не наберется достаточное количество слов, чтобы составить простейшие предложения. Тогда из контекста мы сумеем понять смысл новых слов. Мне потребуется два или три дня.
– Ну, тогда вперед. Постарайся, Эл.
Перейдя с пленником в комнату отдыха, Эл позвал Миншалла и Петерсена. Он решил, что три головы лучше, чем одна. Миншалл и Петерсен были отличными лингвистами и говорили на идо, [42]42
Вариант эсперанто.
[Закрыть]эсперанто, венерианском, высоком марсианском и низком марсианском – на низком лучше. Только они из всего экипажа могли дать достойный ответ шахматным маньякам на их собственном жаргоне.
Я нашел Сэма в оружейной – он сдавал уже ненужную экипировку.
– Видел из шлюпки что-нибудь интересное, Сэм? – поинтересовался я.
– Не слишком много. Полет получился совсем коротким – мы успели проделать сто двадцать миль. Ничего, кроме леса с несколькими полянами. Две поляны были побольше других, размером с целый округ. Самая большая примыкает к огромному голубому озеру. И еще мы видели несколько рек и ручьев.
– И никаких признаков цивилизации?
– Никаких, – Он указал в сторону коридора, ведущего в комнату отдыха, где Эл с помощниками пытались найти общий язык с аборигеном. – Наверное, мы просто не можем ничего увидеть с высоты. Все скрывает густая листва. Уилсон проявляет свои пленки – быть может, на них окажется что-нибудь, чего мы не заметили. Впрочем, я в этом сильно сомневаюсь.
– Должно быть, ты прав, – кивнул я, – Вы пролетели сто двадцать миль в одном направлении, этого слишком мало, чтобы судить о целой планете.
Тут мне в голову пришла замечательная идея. Выйдя из оружейной вместе с Сэмом, я помчался в радиорубку. Стив Грегори сидел возле своей аппаратуры и изображал напряженную деятельность.
– Помнишь тот странный свист и шум, который мы слышали на Машинерии? Если на этой планете существует высшая жизнь, то она должна производить какие-то звуки в эфире. И ты сможешь их поймать.
– Да, конечно, – Его кустистые брови пребывали в покое, но впечатление испортили большие уши, которые вдруг зашевелились. – Еслиони вообще ведут передачи.
– Так почему бы тебе не заняться этим прямо сейчас? Нам сейчас любая информация пригодится. Чего ты ждешь?
– Вот что, приятель, – с напором осведомился он, – а ты почистил пистолеты, проверил боеприпасы, у тебя все в порядке?
Я удивленно посмотрел на него.
– Конечно проверил. Арсенал всегда в полном порядке. Это моя работа.
– А это – моя! – кивнул он на рацию и вновь принялся размахивать ушами. – Ты опоздал ровно на четыре часа. Я прочесал все частоты сразу же после того, как мы приземлились, и не нашел ничего, кроме слабого шипения на волне двенадцать целых три десятых метра. Что вполне соответствует параметрам Ригеля. Похоже, ты считаешь меня таким же любителем всхрапнуть, как Саг Фарн?
– Вовсе нет. Извини, Стив, мне просто показалось, что это гениальная идея.
– Все в порядке, сержант, – сменил он гнев на милость. – Каждый должен заниматься своим делом. – И от нечего делать крутанул ручку настройки.
Приемник заурчал, словно пытался откашляться, а потом раздались пронзительные звуки:
– Пип-пип-уопс! Пип-пип-уопс!
Наверное, ничто другое не смогло бы так быстро нарушить покой роскошных бровей Стива. Могу поклясться, что они добрались до волос, проползли по макушке и притормозили только возле воротника.
– Азбука Морзе, – жалобным голосом капризного ребенка сообщил он.
– Я всегда считал, что азбука Морзе используется на Земле, а инопланетяне с ней не знакомы, – прокомментировал я, – В любом случае, если это морзянка, ты сумеешь понять сообщение. – Я еще послушал это пронзительное Пип-пиип-пи-и-ип-уопс!»,а потом добавил: – Каждый должен заниматься своим делом.
– Нет, не морзянка, – возразил Стив сам себе. – Но это радиопередача, точно. – Он бы нахмурился, но я не стал ждать, пока Стив вернет брови обратно.
Бросив на меня трагический взгляд, он принялся записывать сигналы.
Пора было готовить скафандры, пистолеты, установки и все остальное, поэтому я поспешил вернуться в оружейную, чтобы заняться своим делом. Когда сгустились сумерки, Стив все еще возился в радиорубке. Эл со своей командой тоже трудился.
Но это продолжалось недолго.
Солнце село, зеленое сияние померкло. Бархатная пелена окутала лес и поляну. Я шагал по коридору в сторону камбуза, мимо комнаты отдыха, когда дверь распахнулась и наружу выскочил зеленый абориген. На его лице отражалось отчаяние, а ноги двигались с невероятной быстротой, словно его ждал приз в тысячу международных долларов.
В тот самый момент, когда из комнаты отдыха раздался крик Миншалла, зеленый врезался в меня. Он вертелся как угорь, колотил меня кулаками по лицу, а ногами пытался оторвать мои конечности от туловища. От худого жилистого тела исходили слабые ароматы ананаса и корицы.
Наконец подоспели остальные, схватили его и принялись уговаривать. Зеленый понемногу успокоился. Его черные глаза с тревогой смотрели на Эла Стоу, говорившего совершенно непонятные мне слова, а руки мотались, точно ветви дерева на ветру. Эл и его помощники успели значительно продвинуться в изучении чужого языка, хотя и не достигли полного взаимопонимания.
Наконец Эл сказал Петерсону:
– Передай шкиперу, что, по моему мнению, Калу нужно отпустить.
Петерсен кивнул и через минуту вернулся.
– Капитан говорит, что он не возражает.
Эл проводил нашего пленника до внешнего люка, что-то сказал ему на прощание и отпустил. Зеленого не пришлось уговаривать, он тотчас спрыгнул вниз. Должно быть, кто-то в лесной чаще был ему должен за набедренную повязку, поскольку пятки так и замелькали. Эл стоял у люка, глядя сияющими глазами в темноту.
– Зачем ты выпустил птичку из клетки, Эл?
Он повернулся ко мне:
– Я просил его вернуться на рассвете. Возможно, так и будет, но я не уверен. Подождем. Мы не успели как следует изучить его язык, но выяснили, что он довольно прост. Мы узнали, что его зовут Кала и он из племени Ка. В племени все имена начинаются на Ка, например Калии, Кануу или Каниир.
– Как в марсианских родах: Кли, Лейдс и Саг.
– Да, – согласился он, не заботясь о том, что марсиане могли обидеться из-за такого сравнения. – Он также поведал мне, что у каждого человека есть свое дерево, а у мошки – свой лишайник. Я не совсем понял, что он имеет в виду, но Кала заявил, что каким-то таинственным образом его жизнь прервется, если после наступления ночи он не окажется рядом со своим деревом. Это не подлежало обсуждению, он слезно просил его отпустить. Более того, он предпочел бы смерть ночной разлуке с деревом.
– Звучит нелепо. – Я высморкался и улыбнулся пришедшей в голову мысли. – Даже нелепее, чем слова Джепсона.
Эл задумчиво смотрел в темноту, откуда прилетали странные ночные запахи и глухие удары таинственных барабанов, не смолкавшие ни на минуту.
– И еще мы узнали, что во мраке живут существа, более могущественные, чем Ка. Он сказал, что у них много гамиша.
– Чего у них много? – удивился я.
– Гамиша, – ответил Эл Стоу. – Мне так и не удалось понять смысл этого слова. А Кала снова и снова его повторял. Он сказал, что у «Марафона» много гамиша. И что у меня много гамиша. И у Кли Янга. А вот у капитана Мак-Нолти, как выяснилось, мало гамиша. А у Ка его нет совсем.
– И Ка его боится?
– Не думаю. Скорее, относится к гамишу с благоговением. Насколько я понял, все необычное, или удивительное, или уникальное полно гамиша. То, что лишь слегка отличается от нормы, имеет мало гамиша. Наконец, обычное вообще не имеет гамиша.
– Вот тебе и трудности понимания. Все совсем не так просто, как думают некоторые шишки на Земле.
– Да, ты совершенно прав. – Взгляд сияющих глаз переместился на Армстронга, который стоял, прислонившись к артиллерийской установке. – Тебе еще долго караулить?
– До полуночи, а потом меня сменит Келли.
Выбор Келли в качестве ночного дозорного показался мне неудачным. Этот татуированный экземпляр был намертво приклеен к здоровенному гаечному ключу и в любой острой ситуации использовал именно его, а не новомодные лучевые пистолеты или скорострельные пушки. По слухам, он не выпускал из рук этот кусок железа даже на собственной свадьбе, и жена пыталась с ним развестись, утверждая, что гаечный ключ отрицательно влияет на ее душевное состояние. Лично я считаю Келли неандертальцем, случайно перенесенным на множество столетий вперед, в чуждое ему время.
– Мы не станем рисковать и закроем люк, – решил Эл Стоу. – Обойдемся без свежего воздуха.
Вот такие замечания и делали Эла особенно человечным – он мог сказать о свежем воздухе так, словно и впрямь по нему истосковался. Небрежное упоминание о воздухе заставляло забыть, что Эл не сделал ни одного вдоха с того момента, когда старый Кнут Йоханнсен поставил его на ноги и отправил навстречу судьбе.
– Давайте задраим люк.
Повернувшись спиной к темному лесу, Эл сделал несколько шагов в сторону освещенного коридора.
Из темноты донесся тоненький голосок:
– Нау бейдерс!
Эл застыл на месте. Под самым люком послышался торопливый топот. Стеклянный шар влетел в раскрытый люк, пронесся над плечом Эла, ударился о щиток артиллерийской установки и разбился на мелкие осколки. Во все стороны брызнула золотистая жидкость, которая моментально испарилась.
Развернувшись на одной ноге, Эл глянул в темноту. Испуганный Армстронг отскочил к стене и положил руку на кнопку общей тревоги. Однако он так и не успел нажать, а начал тихо соскальзывать на пол, словно наткнулся на невидимую стену.
С пистолетом наперевес я осторожно двинулся вперед и даже успел бросить взгляд на стоящего возле люка Эла. Это была ошибка – мне следовало нажать на кнопку обшей тревоги.
Еще три секунды, и пар из разбитого сосуда добрался до меня, как только что – до Армстронга. Эл стал раздуваться прямо у меня на глазах, словно воздушный шарик; круглое отверстие люка росло вместе с фигурой Эла, ставшей гигантской. Наконец шар лопнул, я рухнул на пол, и мой разум унесся в небеса.
Не знаю, сколько времени я пролежал, но когда удалось открыть глаза, показалось, будто я слышу крики и топот множества ног вокруг моего распростертого тела. Должно быть, произошло немало событий, пока я валялся, словно кусок мяса. Собственно, я и сейчас лежал на мягком, влажном от росы дерне, слева находился пульсирующий лес, равнодушные звезды взирали на меня с темного купола ночи. Я был спеленут, точно египетская мумия. Рядом лежала мумия Джепсона, а с другой стороны – мумия Армстронга. Дальше отдыхали еще несколько человек.
В трехстах или четырехстах ярдах от нас раздавались громкие крики, нарушающие тишину ночи, – мне удалось различить земные ругательства и высокие голоса зеленых чужаков. По-види-мому, там находился «Марафон» – я видел лишь столб света, льющийся из открытого люка. Свет моргал, тускнел, а два или три раза и вовсе исчезал. Очевидно, там шло сражение, и что-то его загораживало от нас.
Джепсон храпел так, словно прилег вздремнуть воскресным утром в провинциальном городке, но Армстронг уже пришел в себя и тут же принялся разъяснять зеленым подробности их интимной жизни. Он делал это с энтузиазмом и немалой изобретательностью. Потом, перекатившись на бок, начал грызть веревки Блейна. Из темноты появилась фигура, смутно напоминающая человеческую, треснула Армстронга по голове, и тот надолго успокоился.
Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и удалось различить несколько фигур, стоящих рядом в полутьме. Лежа неподвижно, я размышлял о Мак-Нолти, «Марафоне», старом Флеттнере – изобретателе корабля, а также о многочисленных деятелях, поддерживавших нас морально и финансировавших наше путешествие. Должен признать, что ничего хорошего мне в голову не пришло. У меня давно возникли подозрения, что рано или поздно они окажутся виновниками моей смерти; похоже, предчувствия меня не обманули.
Где-то в глубинах моего сознания ворчливый голос произнес: «Сержант, а ты помнишь, как обещал маме не ругаться? Не забыл, как отдал венерианскую гуппи и банку сгущенного молока в обмен на фальшивый опал? Покайся, сержант, пока у тебя еще есть время!»
Так я мирно лежал и предавался тщетным сожалениям. За столбом света визгливые вопли раздавались все громче, а голоса людей практически смолкли. Я слышат, как разбивается что-то хрупкое. Возникли темные тени, которые принесли несколько тел, бросили их рядом с нами и вновь скрылись во мраке. Мне хотелось сосчитать пленников, но темнота не позволяла это сделать. Все вновь прибывшие были без сознания, но быстро приходили в себя. Я узнал сердитый голос Бреннанда и астматическое дыхание шкипера.
Холодная голубая звезда сияла сквозь тонкий край облака, ночь подходила к концу. Наступившая пауза показалась мне ужасной: глубокую мрачную тишину нарушали лишь шорохи множества ног в траве и звуки далеких тяжелых ударов, доносившиеся из леса.
Вокруг собралось множество каких-то существ. Вся поляна была заполнена ими. Меня подняли их руки, кто-то проверил надежность пут, после чего я оказался в сплетенном из прутьев гамаке. Далее я путешествовал на высоте плеча – ну в точности убитый африканский кабан, которого несут вслед за охотником местные носильщики. Охотничий трофей – вот во что я превратился. Интересно, упрекнет ли Бог меня за гуппи?
Караван углубился в лес, меня транспортировали головой вперед. Следом несли другой гамак, и мне казалось, что за мной движется целая вереница носильщиков.
Ближе всех ко мне был Джепсон; он громко и подробно жаловался на мир, причинявший неприятности с того момента, как Джепсон здесь появился. Он, не будучи лично знаком с астрономом, который выбрал именно эту планету для исследования, награждал его такими выразительными именами и украшал столь роскошными эпитетами, что даже мне они показались избыточными.
Караван обошел ствол почти невидимого дерева и смело ступил под ветви следующего, когда сзади раздался оглушительный взрыв и столб огня озарил небо. Огонь показался мне зеленоватым. Мы остановились. Двести, а то и триста глоток радостно закричали – волна прокатилась мимо меня и затихла в сотне футов за процессией.
«Они взорвали “Марафон”,– подумал я. – Ну вот, теперь все кончено. Никакой надежды на возвращение домой».
Между тем визг и писк вокруг нас прекратились, над лесом поднималась стена ревущего пламени. Мой гамак заметно раскачивался – носильщики были охвачены тревогой. Они ускорили шаг, вскоре мы уже неслись вперед на огромной скорости – я и не думал, что такое вообще возможно. Мы мчались между деревьями, иногда сворачивая в сторону за миг до столкновения; иногда мне даже казалось, что это вовсе не деревья. Мое сердце бултыхалось где-то в районе сапог.
Раздался оглушительный гром, в небо взметнулось алое копье и пробило облака. Эту сцену я уже видел множество раз, но думал, что не увижу больше никогда. Мы наблюдали старт космолета! Это был «Марафон»!
Неужели эти существа обладают такими талантами, что сумели моментально разобраться в системе управления чужого судна и полететь по своим делам? Быть может, это те самые высшие особи, о которых упоминал Кала? Я просто не верил своим глазам: опытных астронавтов несут в плетеных гамаках, а космолет уносится в небо. К тому же взлет «Марафона» вызвал у аборигенов испуг и удивление. Мне никак не удавалось разгадать тайну происходящего.
Огненный след взлетевшего корабля указывал на север, а наш караван продолжал двигаться ускоренным маршем. Один раз мы остановились, и пленившие нас существа сбились в кучу; очень скоро я сообразил, что они собираются перекусить. Еще двадцать минут спустя произошла короткая остановка, и впереди поднялся ужасный гвалт. Мои носильщики держались рядом, но в голове колонны о чем-то яростно спорило множество голосов, а деревья размахивали могучими ветвями.
Однако довольно скоро шум прекратился. Мяуканье перешло в визг и закончилось кашлем. Мы двинулись дальше, по широкой дуге огибая какое-то огромное растение, которое я тщетно пытался разглядеть. О, если бы этот мир обладал луной! Но луны не было: лишь звезды, тучи, грозный лес и глухой барабанный бой.
Первые лучи восходящего солнца рассеивали мглу, когда мы обошли невинного вида рощицу молодых деревьев и оказались на берегу широкой реки. Только теперь мы сумели как следует рассмотреть свою стражу, которая споро заставила собраться на берегу носильщиков, с облегчением опустивших нас на землю.
Эти существа оказались похожими на Ка, только были выше и стройнее. И еще они обладали большими умными глазами. Их кожа выглядела грубой и серой; грудь каждого украшала хризантема. В отличие от Ка на них была необычная складчатая одежда; на плетеных ремнях висели деревянные трубки для стрельбы колючками и чаши с основанием в форме луковицы. Некоторые несли корзины со стеклянными шарами вроде того, который бросили в открытый люк.
Изо всех сил выгибая шею, я пытался увидеть еще что-нибудь, но обнаружил лишь Джепсона и Бреннанда в таких же точно гамаках, как у меня. В следующее мгновение нас без особых церемоний бросили на берег у самой воды. Повернув ко мне лицо, Джепсон проворчал:
– Вонючие мерзавцы!
– Расслабься, – посоветовал я. – Если мы сыграем по их правилам, у нас будет поводок подлиннее.
– Не люблю парней, – злобно прошипел он, – которые хохмят в самый неподходящий момент.
Я ничего не ответил. Бесполезно тратить силы на человека, впавшего в депрессию.
Лучи солнца все увереннее проникали сквозь зеленый туман, висевший над зеленой рекой. Я уже мог разглядеть Блейна и Миншалла, лежащих на спине рядом с Армстронгом; дальше виднелся округлый животик Мак-Нолти.
С десяток стражников прошли вдоль берега, распахивая наши куртки и рубашки, так что у каждого из нас обнажилась грудь. Они несли чаши с луковичными основаниями. Двое занялись мной. Они были заметно удивлены – и я пришел к выводу, что поразила их вовсе не густая растительность на моей груди.
Не нужно быть большим умником, чтобы сообразить: они ожидали увидеть хризантему. Очевидно, не понимали, как можно без нее жить. Позвав своих товарищей, они принялись оживленно обсуждать возникшую проблему, пока я лежал у их ног, точно жертвенная овца. Наконец они пришли к выводу, что совершили грандиозное открытие и нужно продолжать исследования.
Схватив Блейна и дуралея, который играл в «утку на скале», туземцы развязали их, раздели догола и принялись рассматривать, как породистый рогатый скот на деревенской ярмарке. Один ткнул Блейна в солнечное сплетение, где должна была располагаться хризантема, после чего Блейн с возмущенным криком прыгнул на обидчика и сбил с ног. Второй нудист не стал дожидаться приглашения и бросился на врага. Армстронг, никогда не считавшийся слабаком, напрягся изо всех сил, разорвал свои путы и с ревом присоединился к драке. Куски гамака болтались на его мясистой спине.
Все остальные земляне попытались освободиться от своих пут, но больше никому не удалось повторить подвиг Армстронга. Между тем к схватке присоединились зеленые, в сражающихся землян полетели хрупкие шары. Механик и Блейн рухнули без чувств одновременно. Армстронг продержался дольше, он даже сумел сбросить двух аборигенов в реку и вырубить третьего. Но потом зашатался и упал.
Вытащив своих соплеменников из реки, зеленые быстро связали Блейна, механика и Армстронга. Они вновь начали совещаться. Естественно, я почти ничего не понимал из их чириканья, но складывалось впечатление, что они пытались определить, сколько у нас гамиша.
Меня стали раздражать путы. Я бы многое отдал за шанс вступить в схватку и проломить парочку зеленых голов. Изогнувшись, я пригляделся к кустику, растущему рядом с моим гамаком. Кустик покачивал короткими веточками, испуская аромат жженой карамели. Вся местная растительность шевелилась и вовсю пахла.
Неожиданно зеленые закончили спор и столпились на берегу реки. Из-за излучины появилась флотилия длинных и узких лодок, которые вскоре причалили к берегу. Нас разместили по пять пленников в лодке. Затем суденышки отплыли на середину реки. Команда каждой лодки состояла из двадцати матросов. Вдоль бортов торчало по шесть деревянных рычагов. Лодки довольно быстро заскользили по зеленой воде вверх по течению.
– Мой дед был миссионером, – сказал я Джепсону. – Однажды он попал в похожую передрягу.
– Ну и что?
– Закончил свои дни в котелке.
– Я искренне надеюсь, что тебя ждет такая же участь, – без малейшего сострадания заявил Джепсон, все еще не прекративший тщетные попытки разорвать свои путы.
Поскольку ничего другого не оставалось, я наблюдал за тем, как трудится команда, и пришел к выводу, что рычаги приводят в движение два больших насоса или несколько маленьких и что кораблик движется вперед, забирая воду где-то в носовой части, и выбрасывает ее струей из кормы.
Солнце поднималось все выше. После очередного поворота река разделилась на два рукава, течение ускорилось – посреди реки возвышался скалистый остров примерно в сотню футов длиной. Четыре огромных жутковатых дерева стояли на дальней оконечности острова, темно-зеленые стволы и ветви местами казались черными. От ствола высоко над землей почти горизонтально отходили мощные ветви, с каждой свисала дюжина толстых отростков, сильно напоминающих пальцы.
Гребцы максимально увеличили скорость. Вереница лодок устремилась в правый рукав реки, над которым нависала самая большая и грозная из ветвей. Когда первая лодка оказалась под ней, ветка жадно зашевелила пальцами. Нет, мне не показалось: я видел это так же ясно, как премию, которую выкладывали передо мной на полированный стол красного дерева. Судя по размерам ветви, она могла поживиться всеми, кто находился в лодке. Мне не хотелось думать о том, что дерево сделает со своей добычей.
Однако ничего не произошло. Как только лодка оказалась в опасной зоне, рулевой поднялся на ноги и, повернувшись к дереву, прокричал нечто непонятное. Пальцы расслабились. Рулевой второй лодки поступил так же. Наконец подошла очередь моей лодки. Я лежал на спине, способный к сопротивлению не более чем труп, и с тоской смотрел на чудовище, которое могло в долю секунды свернуть шею любому из нас. Наконец дерево осталось позади, рулевой замолчал, но его слова тут же подхватили на плывущей за нами лодке. Я ощутил, как взмокла спина.
