Текст книги "Эта безумная Вселенная (сборник)"
Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 87 страниц)
– Ваши власти решали мою судьбу, – объяснил ему Тейлор. – И решили, что я достоин наказания худшего, чем смерть.
Надзиратель хлопал глазами.
– Мне сказали, что я плохо себя веду, – еще более запутал беднягу Тейлор.
Крысоглазу явно велели сменить тактику, поскольку теперь он пытался отгородиться от монотонности игры, относясь к ней философски. Он играл ровно, но без интереса. И все равно длинные дни, заполненные повторяющимися движениями, подтачивали стены его выдержки, и однажды Крысоглаз сорвался.
Это случилось на пятьдесят второй день игры, где-то сразу после полудня. Крысоглаз увидел, что большинство перемещенных дисков ему придется, один за другим, вернуть на левый штырь. Тогда он нагнулся и молча снял свои тяжелые, грохочущие башмаки. Затем Крысоглаз босиком четырежды обежал вокруг помещения, издавая странные звуки, похожие на овечье блеяние. Брюхоносец едва не свернул шею, следя за ним. Подоспевшие охранники увели Крысоглаза, не перестававшего блеять. Прихватить башмаки они позабыли.
Тейлор оставался за столом. Он продолжал разглядывать ситуацию на доске, стремясь подавить нараставшее беспокойство. Что теперь? Если Крысоглаз угодил в психушку, гомбарцы могут объявить его проигравшим. Дальше понятно: игра в абракадабру сменится игрой «вздох – и сдох», и ходы будет делать один палач. Но можно истолковать случившееся и по-иному: незаконченная игра остается незаконченной даже в том случае, если один из игроков ныне пребывает в сумасшедшем доме и поливает себе голову сахарным сиропом.
Если гомбарские власти изберут первую точку зрения, его единственной защитой будет настаивать на второй. Ему придется собрать в кулак все свои силы и упрямо твердить: раз он не выиграл и не проиграл, игра не может считаться оконченной. Только хватит ли у него сил протестовать, когда его поволокут по полу? Главное, на что надеялся Тейлор, – это нежелание гомбарцев нарушать свой древний обычай. Властям придется задуматься, как они будут выглядеть в глазах миллионов телезрителей, если посягнут на священный предрассудок. Что ни говори, а в некоторых случаях «ящик для идиотов» – весьма полезная штука.
Тейлор напрасно беспокоился. Раз гомбарцы решили устроить ему ад при жизни, они позаботились о замене Крысоглаза. Более того, они подобрали не одного, а целую группу игроков из заключенных, осужденных за мелкие преступления. Тем это обещало хоть какое-то разнообразие, а Тейлору – партнеров. Вскоре один из новой плеяды уже сидел напротив него.
У новичка были бегающие, вороватые глаза, вытянутое лицо и обвислый двойной подбородок. Он чем-то напоминал исключительно тупого пса, а весь его лексикон состоял из трех гомбарских жаргонных слов, непонятных Тейлору. Должно быть, ему целый месяц вдалбливали в голову правила игры. Как ни странно, правила он усвоил. Игра возобновилась.
Обалдуй (Тейлор и ему придумал имя) продержался неделю. Он играл медленно и боязливо, словно опасался, что его накажут за ошибку. Его раздражали щелчки, через равные промежутки времени доносившиеся из телевизионного шкафа. Тейлор догадался: игра стала менее захватывающей, и телезрителям показывали только фрагменты состязания.
Неизвестно почему, но Обалдую было невыносимо, что его физиономию видят по всей планете. К концу седьмого дня он решил, что с него хватит. Без всякого предупреждения он выскочил из-за стола, подбежал к черному шкафу и несколько раз быстро взмахнул руками. Тейлору его жесты не сказали ничего, зато Брюхоносец едва не упал со стула. Охранники подхватили Обалдуя под руки и выволокли в коридор.
Очередным противником Тейлора стал свирепый тип с квадратной челюстью. Он плюхнулся на стул, кольнул землянина таким же свирепым взглядом и пошевелил волосатыми ушами. Тейлор, всегда гордившийся тем, что он умеет шевелить ушами, не остался в долгу и продемонстрировал свое умение. После этого гомбарец побагровел и, похоже, был готов вцепиться ему в шею.
– Этот паршивый землянин бросается в меня грязью! – зарычал он, обращаясь к Брюхоносцу. – Я что, должен терпеть?
– Прекрати бросаться грязью, – велел Тейлору Брюхоносец.
– Я всего лишь пошевелил ушами, – возразил Тейлор.
– Это равнозначно бросанию грязью, – загадочно проговорил Брюхоносец. – Перестань оскорблять противника. А ты, – сказал он гомбарцу, – внимательно следи за игрой.
Игра продолжалась. Диски покидали штыри и возвращались снова. Проходили дни и недели. Тейлор привык к частой смене противников. На двухсотый день он лишился общества Брюхо-носца. Тот вдруг стал крушить свой стул, намереваясь сложить на полу костер из обломков. Его увели. В тот же день появился новый судья. Он был еще толще прежнего, и Тейлор, не задумываясь, назвал его Брюхоносец-два.
Тейлор и сам не знал, что помогает ему день за днем невозмутимо перемещать диски. Противники не выдерживали и ломались, а он продолжал играть. Умом он понимал, что его ставка слишком высока и он не имеет права сломаться. Но бывали ночи, когда он просыпался от жуткого сна. Он погружался в черные глубины гомбарского моря с огромным, точно жернов, диском на шее. Тейлор потерял счет дням. У него появилась дрожь в руках. Мало кошмарных снов – несколько раз по ночам его будили крики и шум, доносившиеся из тюремного коридора. В очередной раз он не выдержал, позвал надзирателя и спросил, что там происходит.
– Да это Яско упирался. Не хотел идти. Пришлось его немного вразумить.
– Его игра закончилась?
– Да. Представляешь, этот дурак выставил пять якорей против пяти звезд, а когда увидел, что натворил, набросился на партнера и попытался его убить.
Надзиратель неодобрительно покачал головой.
– Ну, спрашивается, кому он сделал хуже? Только себе. Теперь будет стоять у столба весь в синяках и царапинах. А если он разозлил охранников, те нарочно попросят палача, чтобы крутил палку помедленнее.
– Б-рр! – вырвалось у Тейлора, представившего себе картину медленного удушения. – Странно, почему никто из осужденных не выбрал мою игру? Сейчас, наверное, уже все ее знают.
– Это запрещено, – ответил надзиратель. – Власти издали новый закон. Теперь можно выбирать лишь известные гомбарские игры.
Тюремщик ушел. Тейлор вытянулся на скамье в надежде, что сумеет заснуть и проспать остаток ночи. Интересно, какой сейчас день и месяц по земному календарю? Сколько времени он уже сидит в этой клетке? И сколько еще сидеть? Неужели до конца жизни? Когда, на какой день самообладание изменит ему и он свихнется? И что станут делать гомбарцы, если он сойдет с катушек и не сможет играть?
Прежде чем заснуть, Тейлор часто прокручивал в мозгу самые фантастические планы побега. Все они оставались плодами его воображения и не имели ничего общего с действительностью. Допустим, невзирая на все решетки, бронированные двери, замки, запоры, засовы и вооруженную охрану, он все же сумел бы выбраться из тюрьмы. Шанс – один из десяти тысяч. Хорошо, предположим, судьба улыбнулась бы ему. Но что дальше? Куда скроешься? Он оказался бы не в лучшем положении, чем кенгуру на нью-йоркских улицах. Вот если бы он хотя бы отдаленно напоминал гомбарца. Но он уже определил уровень сходства между землянами и гомбарцами. Тейлору не оставалось ничего иного, как продолжать играть, покупая себе дни жизни.
И он продолжал. Ежедневно, с утра до позднего вечера, с перерывами на еду и сон. К трехсотому дню игры Тейлор чувствовал себя тряпкой, порядком изъеденной молью. К четырехсотому дню он был почти уверен, что играет уже пять лет подряд и обречен играть вечно. Четыреста двадцатый день для него ничем не отличался от остальных. Тейлор провел этот день как обычно, даже не догадываясь, что сегодня играл в последний раз.
Утром четыреста двадцать первого дня охранники не пришли за ним. Тейлор провел в напряженном ожидании два долгих часа. Никого. Может, гомбарцы решили доконать его и изменили тактику? Решили измотать его непредсказуемостью своих действий? Чем не психологическая пытка? И действует не хуже древней земной пытки каплями воды. Заслышав в коридоре шаги надзирателя, Тейлор подбежал к решетке двери и спросил, почему за ним не приходят. Надзиратель ничего не знал и был озадачен не меньше самого Тейлора.
К полудню ему принесли еду. Тейлор едва успел проглотить последний кусок, как в камеру явились охранники во главе с офицером. Охранники молча сняли с Тейлора все кандалы и цепи. Тейлор вспоминал почти забытую свободу движений. Он вращал руками и ногами и с наслаждением потягивался. Потом он забросал гомбарцев вопросами. Офицер молчал, а громилы в форме так же молча выволокли Тейлора из камеры и повели по коридору. Вот и знакомая дверь помещения, где он играл. Но охранники не остановились возле нее, а подтолкнули его, чтобы шел дальше.
Наконец, пройдя массивную и напичканную замками дверь, они очутились в тюремном дворе. Там посередине стояли шесть коротких стальных столбов. В верхней части каждого столба виднелось отверстие, а у основания лежали грубые подстилки под колени. Охранники равнодушно направились в сторону столбов. Тейлор похолодел. Внутри у него все сжалось. Миновав столбы, его подвели к воротам. Желудок Тейлора благодарно заурчал.
За воротами тюрьмы стоял военный транспорт. Землянина втолкнули внутрь и повезли к космопорту, находившемуся на окраине города. Там ему велели выйти. Пройдя через контрольно-пропускной пункт, Тейлор и гомбарцы вышли на залитое бетоном поле космопорта.
Впереди, в полумиле отсюда, Тейлор увидел земной корабль, опиравшийся на стабилизаторы. По своим очертаниям и размерам корабль этот не мог быть ни боевым звездолетом, ни разведывательным судном. Вдоволь насмотревшись на этот кусочек родного мира, Тейлор вспомнил, что так выглядит спасательная шлюпка боевого звездолета. Ему захотелось неистово плясать и выкрикивать разные глупости, а потом со всех ног броситься к своим. Но охранники тут же окружили его плотным кольцом, не позволяя сделать ни шагу.
Ожидание растянулось на четыре долгих, изнурительных часа. Наконец из облаков вынырнула еще одна спасательная шлюпка землян и опустилась рядом с первой. Из открывшегося люка почему-то стали выпрыгивать гомбарцы. Тейлор хотел было спросить, что все это значит, но охранники толкнули его вперед.
Обмен пленными произошел где-то на полпути. Навстречу Тейлору двигалась цепь угрюмых гомбарцев. В основном это были шишки из высшего офицерства. Тейлор глядел на их сердитые физиономии; ни дать ни взять свора полковников, которым только что объявили о переводе из столицы в захолустье. Среди военных он заприметил одного штатского и узнал в нем Боркора. Когда они поравнялись, Тейлор выразительно шевельнул ушами.
Чьи-то руки с готовностью подхватили его и помогли забраться в переходной шлюз. Тейлор оказался в кабине спасательной шлюпки, набиравшей высоту. Молодой, энергичный лейтенант объяснял ему, как все происходило, однако Тейлор слышал лишь половину.
– …Опустились, захватили в плен двадцать гомбарцев и повезли проветриться в космосе. Там устроили им перекрестный допрос, насколько это позволяло общение знаками… немного удивило, что вы до сих пор живы… освободили одного с предложением обменять остальных на вас. Девятнадцать гомбарских придурков за одного землянина. По-моему, неплохая сделка?
– Да, – рассеянно отозвался Тейлор, разглядывая стены и впитывая глазами каждую мелочь.
– Вскоре мы доставим вас на борт «Громовержца»… «Мак-лин» не мог сюда лететь; он получил повреждение вблизи Лебедя… отправились сразу же, как поймали сигнал…
Лейтенант с восторгом и восхищением глядел на Тейлора.
– Еще несколько часов, и вы отправитесь домой… Я же совсем забыл. Вы, наверное, проголодались.
– Ничуть. Что-что, а голодом меня там не морили.
– Хотите чего-нибудь выпить?
– Спасибо, я не пью.
Лейтенант изо всех сил стремился быть гостеприимным.
– А не желаете ли сыграть в шашки, чтобы скоротать время? – предложил он.
Тейлор вдруг почувствовал, что ему трудно дышать, и оттянул пальцем воротник рубашки.
– Извините, лейтенант, я не умею играть в шашки и не хочу учиться. Сказать по правде, у меня отвращение к настольным играм.
– Ничего, потом вы измените свое отношение к ним,
– Если это произойдет, я повешусь. Честное слово, – ответил Тейлор.
Кнопка устрашения
– Закон судьбы гласит: никто не может пребывать в состоянии хронического невезения, – задумчиво изрек Лагаста.
Он обладал внешностью типичного антареанца: [3]3
Вероятно, автор поселил своих героев на планете (или планетах), вращающейся вокруг звезды Антарес – ярчайшей звезды зодиакального созвездия Скорпиона. В переводе с греческого ее название означает «соперник Марса», поскольку звезда имеет красноватый цвет. Антарес в 300 раз больше нашего Солнца и удален от нас на 230 световых лет. – Прим. перев.
[Закрыть]рыхловатый, с лоснящейся кожей, точно она была смазана густым слоем масла. Таким же ленивым и маслянистым был и его голос.
– Рано или поздно, но в нашей жизни обязательно должен наступить момент, когда в груде дерьма блеснет драгоценный камень.
– Говори за себя, – буркнул Казниц, которого ничуть не вдохновил нарисованный Лагастой образ.
– Могут сказать больше: этот момент уже наступил. Давай порадуемся.
– Вот я и радуюсь, – с прежним равнодушием ответил Казниц.
– Оглянись вокруг, – предложил Лагаста. Он сорвал травинку и стал ее жевать, не опасаясь проглотить чужеродные бактерии. – Мы нашли девственную планету, идеально подходящую для нашей жизни. Правда, ученые головы утверждают, что во Вселенной таких планет не меньше сотни миллионов, однако поисковым экспедициям они почему-то попадаются крайне редко. Сам знаешь, как велик и обширен космос.
Лагаста дожевал травинку, сорвал новую и продолжал:
– Но нам повезло. Эта планета будет принадлежать нашей расе. Мы – первооткрыватели, герои, труд которых должен быть достойно вознагражден. Вспомни, что мы видели, кружа над планетой? Ничего, кроме нетронутой природы! Ни города, ни селения, никаких дорог, мостов и возделанных полей. Я же говорю: девственная планета!
– Не забывай, пока мы облетели лишь освещенную часть планеты, – возразил Казниц. – Необходимо произвести более тщательную проверку и обследовать обе стороны.
Из корабля к ним спустился Хаварр.
– Я приказал экипажу сделать новую серию разведывательных полетов. Они вылетят немедленно, как только пообедают.
– Прекрасно! – заулыбался Лагаста. – Это должно успокоить нашего Казница. А то он до сих пор отказывается верить, что на планете отсутствует разумная жизнь.
– Я могу верить или не верить во что угодно, – парировал Казниц. – Но мне, да и вам, думаю, тоже нужны факты.
– Вскоре у нас будут факты, – пообещал Хаварр. – Однако я и без них совершенно спокоен. По всем признакам эта планета не имеет разумной жизни.
– Нельзя строить умозаключения на основе одного облета, каким бы длительным и тщательным он ни был, – не сдавался Казниц. – Отсутствие крупных городов и поселений еще не означает, что на планете вообще нет разумных обитателей. Их могут быть единицы, но и этого будет достаточно.
– Ты имеешь в виду землян? – спросил Хаварр, подергивая своими лошадиными ушами.
– Да.
– Земляне стали его навязчивой идеей с тех самых пор, как Плакстед обнаружил их поселение на В-417,– усмехнулся Лагаста.
– Ты напрасно ухмыляешься! Плакстед очень долго летел к той планете. Я вполне понимаю его досаду. Но земляне высадились там первыми. Мы узнали, что они тоже занимаются аналогичными поисками, отправляют свои экспедиции и спешно захватывают ничейные планеты. Как вы помните, нас предупредили, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не вступали с ними в конфликты. Существует право первооткрывателей, и нам было строжайше приказано его уважать. У землян, кстати, есть даже изречение: «Кто первым сел, тот первым съел».
– Это не лишено смысла, – поддержал сказанное Хаварр. – Невзирая на годы наших случайных контактов с землянами, мы по-настоящему не знаем друг друга. Каждая сторона сообщает другой лишь минимум необходимой информации. Они не знают, каковы результаты наших поисков, а мы – что удалось найти им. И это неизбежно. Завоевание космоса – дело нелегкое, и никакая разумная раса не станет раскрывать другим расам все стороны своей жизни. Зачем же себя ослаблять? Точно так же разумная раса не станет затевать войну с потенциальным противником, не зная его сил и возможностей. Как, по-твоему, мы должны поступить с землянами? Оторвать им головы?
– Нет, конечно, – ответил Казниц. – Но я был бы куда счастливее, если б знал наверняка, что на противоположной стороне планеты мы не наткнемся на внушительный поисковый отряд землян. До этого времени я поостерегусь называть планету нашей.
– Неизлечимый пессимист, – вздохнул Лагаста.
– Тому, кто не тешит себя надеждами, не приходится разочаровываться, – ответил ему Казниц.
– Это не образ жизни, а образ медленного умирания, – воскликнул Лагаста. – Извращенное удовольствие от негативных результатов.
– Не вижу ничего негативного в признании факта, что кто-то должен первым ступить на эту планету.
– Вот здесь ты совершенно прав. И на сей раз первыми оказались мы. Мне не терпится увидеть угрюмые физиономии землян, которые прилетят сюда завтра, через месяц или через год и обнаружат, что мы уже здесь. А твое мнение, Хаварр?
– Не думаю, что эта тема вообще заслуживает спора, – дипломатично ответил Хаварр, не желая принимать ничью сторону, – Разведывательные полеты так и так скоро внесут сюда необходимую ясность, – Хаварр поднялся и побрел в сторону корабля. – Пойду потороплю экипаж.
Лагаста проводил его хмурым взглядом.
– Ну и окружение у меня! У одного нет собственного мнения, другой упивается пораженческими мыслями.
– А ты радостно виляешь хвостом перед дверью, которая неизвестно когда откроется, – парировал Казниц.
Не обращая внимания на его слова, Лагаста сорвал новую травинку и принялся ее жевать. Оба сидели молча, пока в воздух не поднялся первый самолет-разведчик. Раздался обычный стартовый грохот, перешедший затем в пронзительный визг реактивных двигателей. Вскоре в небо взмыл второй самолет, а затем – через равные промежутки – и остальные восемь.
– Напрасная трата времени, топлива и такое же напрасное испытание терпения, – заявил Лагаста. – Кого они найдут, если мы – первооткрыватели?
Казниц не стал ловиться на его наживку. Он глядел вдаль, где за ломаной линией горизонта медленно опускалось красное солнце.
– Очень скоро на другой стороне планеты наступит день. Наши самолеты вернутся только на рассвете. Ты как хочешь, а я сейчас пойду и с удовольствием залягу спать. Давно пора хорошенько выспаться.
– Удивительно, что при всех твоих треволнениях ты еще способен в чем-то находить удовольствие, – язвительно заметил ему Лагаста.
– Фаталисты, кстати, всегда спят спокойно. Я не буду торчать здесь всю ночь, жевать траву и разрываться между желанием подтвердить свою правоту и страхом оказаться неправым.
Произнеся эти слова, Казниц двинулся к кораблю, чувствуя у себя за спиной хмурый взгляд Лагасты. Переутомление последних дней действовало лучше любого снотворного, и Казниц быстро захрапел. Вскоре после наступления темноты его разбудил включившийся радиомаяк. В каюте послышалось слабое, но вполне различимое бип-бип-бииби-бип. Через несколько часов его снова разбудили: это Хаварр заваливался спать. Потом явился и оптимист Лагаста.
К рассвету все трое так крепко спали, что даже не услышали десятикратно повторившегося рева вернувшихся самолетов. Они лишь храпели и сопели, когда внутри корабля появились девять пилотов. Всем своим видом они показывали, что напрасно проболтались в воздухе. Десятый не сразу выбрался из кабины своего самолета, а когда вышел, все увидели, что он изрядно рассержен. Он шел, резко дергая ушами. Ботинки пилота яростно подминали под себя траву.
Один из девяти, увидев товарища, попробовал пошутить:
– Что, Яксид, падаль оказалась невкусной?
– Земляне! – зло сплюнул Яксид. – Эти дерьможранцы уже здесь!
Слово это было очень вульгарным и вообще-то несвойственным для лексикона Яксида.
– А теперь рассказывай все по порядку, – потребовал Лагаста, оптимизм которого сменился нескрываемым раздражением.
– Он видел землян. Тебе этого мало? – спросил Казниц.
– А ты не вмешивайся? – рявкнул на него Лагаста. – Сядь задом на колючку, если нечем заняться.
Он повернулся к Яксиду и повторил:
– Подробно расскажи обо всем, что ты видел.
– Пролетая над одной долиной, я заметил строение. Тогда я снизился и несколько раз облетел его. Это был домик, совсем небольшой, квадратный. Его выстроили из местного камня, скрепив куски цементом. Из домика вышел землянин. Скорее всего, он услышал звук моего самолета. Он стоял и смотрел, как я кружу, а когда я пролетел над ним, он помахал мне рукой.
– И ты, разумеется, не удержался и тоже ему помахал, – самым издевательским тоном, на какой только был способен, произнес Лагаста.
– Я скорчил ему рожу, – зло ответил Яксид. – Правда, едва ли он меня видел. Самолет летел очень быстро.
– В той долине только один дом?
– Да.
– Ты назвал его домиком. Он что, действительно маленький?
– Да.
– А поточнее?
– Я не знаю, как точнее. Говорю вам: небольшая каменная хижина.
– И изнутри вышел только один землянин?
– Я же говорил, что один. Если внутри были другие, они не захотели показываться.
– Если ты называешь домик хижиной, их там может быть раз, два и обчелся, – предположил Лагаста.
– Вы правы. Самое большее – шестеро.
– Ты заметил поблизости корабль или самолет?
– Нет, ничего подобного. Только этот домишко и больше ничего, – сказал Яксид.
– И каковы были твои дальнейшие действия?
– Я подумал, что одинокий домишко может являться форпостом землян, а где-то поблизости должно находиться их поселение. Я повел тщательное наблюдение, постоянно увеличивая круги облета. Наконец обследуемая территория достигла двадцати горизонтов. Но я больше ничего не обнаружил.
– Ты в этом уверен?
– Полностью. Я шел на малой высоте и смог бы засечь любое поселение землян, как бы они его ни маскировали. Повторяю, больше мне ничего не попалось.
Лагаста молча и с явным недоверием смотрел на Яксида.
– Тут что-то не так. Не может гарнизон землян уместиться в каком-то жалком домишке.
– Вот и я так подумал, – согласился Яксид.
– А если он не может уместиться в одном домишке, то должен находиться где-то в другом месте.
– Вы правы. Однако там, где я пролетал, не было никаких признаков землян. Может, кто-то из остальных пилотов пролетал над поселением землян, но просто не заметил.
– Это возможно лишь в двух случаях: либо пилот абсолютно слеп, либо он заснул за штурвалом. Оба случая, как понимаешь, полностью исключаются.
– Ну почему же полностью? – вмешался Казниц. – Мы сели на планету под вечер, и у пилотов не было времени выспаться. В таком состоянии трудно всесторонне контролировать свои действия.
– Мы должны были, не мешкая, провести проверку, – защищаясь, сказал Лагаста.
– Это для меня новость.
– Ты о чем?
– По-моему, не так давно ты убеждал меня, что проверка – это напрасная трата времени, топлива и напрасное испытание терпения.
– Не, приписывай мне то, чего я не говорил, – взвился Лагаста.
– Какой теперь смысл выяснять, кто что говорил или не говорил? – вклинился в их перепалку Хаварр, – Мы имеем дело с конкретной ситуацией. Мы сели на эту планету, намереваясь объявить ее своей. Яксид обнаружил землян. Следовательно, земляне оказались здесь раньше нас. Весь вопрос – что нам теперь делать.
– Нет неразрешимых сложностей, – сказал Казниц, прежде чем Лагаста успел раскрыть рот. – Нам дали настолько простые и ясные приказы, что их понял бы и круглый дурак. Если мы садимся куда-то первыми, мы объявляем планету своей, обосновываемся на ней, и если вслед за нами там появляются земляне, им остается лишь целовать собственные зады. Но если мы прилетаем и видим, что земляне оказались первыми, нам приказано без всякого шума убираться с такой планеты и лететь искать другую.
– И где же находится эта другая планета? – вкрадчиво спросил Лагаста. – И сколько времени мы потратим на ее поиски? Необитаемые планеты не висят в космосе гроздьями, будто спелые плоды. Разве не так?
– Успокойся, так. Но что ты предлагаешь взамен немедленного старта с планеты?
– Думаю, нам стоит получше поискать гарнизон землян и оценить его силу.
– Это было бы допустимо, находись мы с землянами в состоянии войны или имей разрешение начать боевые действия, – сказал Казниц. – Но такого нам никто не разрешал и не разрешит. Нам строжайше предписано избегать столкновений.
– Я придерживаюсь такого же мнения, – вмешался Хаварр, – И потом, прежде чем начинать войну, надо знать, каковы силы противника.
– Но нам не давали инструкций, запрещающих сбор полезной информации, – стоял на своем Лагаста.
– Ты же знаешь, нам бесполезно накапливать сведения военного характера. Пока мы вернемся домой, пройдет не один год, и все они безнадежно устареют.
– Значит, по-твоему, мы должны отказаться от этой планеты? Забыть, сколько времени ухлопали на поиски, сколько сил? И все потому, что увидели какого-то жалкого землянина и его поганую хижину?
– Ты ведь прекрасно знаешь, он здесь не один.
– Не знаю. Я знаю лишь то, что мне рассказали. Яксид обнаружил один дом и одного землянина. Ни он, ни остальные ребята больше нигде не видели следов землян. Необходимо провести новую серию тщательных поисков и уже по их результатам делать выводы.
– Почему?
– Возможно, кроме него, здесь никого нет.
– Возможно, но очень маловероятно, – скептически поморщился Казниц. – Не могу поверить, чтобы земляне на каждой найденной ими планете оставляли только по одному человеку.
– Может, все было совсем не так. Представьте, что он попал сюда случайно. Допустим, на его корабле что-то произошло, и ему единственному удалось на спасательной шлюпке добраться до этой планеты. Аварийная посадка – это вам не целенаправленный поиск. Мы легко смогли бы бесследно стереть с лица планеты и землянина, и его убогое жилище. Попробуй, докажи, что они здесь когда-то были. И наши действия отнюдь не назовешь столкновением. Один землянин против экипажа в шестьсот антареанцев?
– Теоретически это возможно, но…
– Если мы предпримем новую серию облетов и все-таки обнаружим других землян, мы незамедлительно уберемся с планеты и больше не будем вспоминать о ней. Но если окажется, что других землян здесь попросту нет…
Лагаста многозначительно умолк.
– Подумайте: один живой кусок мяса. Эго все, что преграждает нам путь к владению планетой, – заговорщически докончил он.
Казниц немного подумал и сказал:
– Мне тоже не улыбается отказываться от этой планеты. Приказы приказами, но мы же не автоматы. Однако мне еще больше не улыбается, если потом вся вина падет на нас. Окажется, что мы устроили заваруху, из которой наши власти не знают, как выпутаться. Сами знаете, чем это попахивает.
– Вина падет тогда, когда есть кому обвинять, а мертвые не говорят. Даже мертвые земляне, – заметил Лагаста. – Ты, мой дорогой Казниц, слишком много беспокоишься. Если тебе решительно нечем занять свои мозги, начни терзаться по поводу несовершенства собственных ног.
Он повернулся к Хаварру.
– Ты что-то отмалчиваешься. Разве у тебя нет своего мнения на этот счет?
Хаварр встрепенулся:
– Пока мы здесь, надо вести себя поосторожнее, – сказал он.
– А с чего ты взял, что я намерен действовать очертя голову? – спросил Лагаста.
– У меня об этом даже мысли не было.
– Тогда к чему твои советы?
– Ты спрашивал мое мнение. Я тебе его высказал. Могу повторить: я не доверяю землянам.
– А кто доверяет? – Лагаста махнул рукой, показывая, что тема исчерпана. – Ладно. Сейчас дадим нашим пилотам хорошенько выспаться, а потом еще раз пошлем их на облеты. Пусть на свежую голову посмотрят и поищут. Сейчас нам важно знать наверняка: есть ли на планете другие земляне и, если есть, каковы их силы.
– Силы – слишком широкое понятие. Нельзя ли поточнее? – спросил Казниц.
– Пожалуйста. Я имею в виду космические корабли, передатчики дальнего радиуса действия и прежде всего – количество землян. Если их слишком много, бесследного уничтожения не получится.
– Действуй, как знаешь, – сказал Казниц.
– Знаю, – заверил его Лагаста.
Первый из вернувшихся пилотов вновь сообщил о полном отсутствии землян и вообще каких-либо признаков разумной жизни. Аналогичными были и доклады остальных восьми. Один из них заявил, что решил проверить слова Яксида, посчитав его рассказ о землянине обманом зрения. На обратном пути этот пилот специально изменил курс и пролетел над указанным сектором. Да, и он тоже собственными глазами увидел небольшую каменную хижину. Но вокруг не было никаких признаков жизни.
Последним вернулся Яксид.
– Я направился прямо туда и вновь облетел дом. И снова оттуда вышел землянин. Он помахал мне рукой.
– Это был тот же самый землянин? – строго спросил Лагаста.
– Трудно сказать. Может быть, и он. Утверждать не могу. Трудно различить черты лица, когда летишь на такой высоте. К тому же для меня все земляне на одно лицо.
– Хорошо. Что было потом?
– Я снизился и начал систематический облет территории, увеличив ее площадь в десять раз. Я даже частично перекрыл секторы, определенные седьмому и восьмому самолетам. И нигде – никаких других домов. Я не заметил даже палатки, не говоря уже о крупном поселении.
Лагаста несколько минут переваривал услышанное.
– Меня настораживает странное поведение обитателя, или обитателей, этого дома. Если он там один, то ему должно было бы осточертеть ненавистное одиночество, и он бы запрыгал от радости, заметив наш самолет. Если в эту хижину напихано шесть, десять или двенадцать землян, они бы обязательно высыпали наружу, чтобы поглазеть на самолет Яксида. Но что мы имеем? В первый раз показывается только один землянин и во второй раз – тоже. Это означает, что, кроме него, там больше никого нет.
– Я тоже так считаю, – согласился Яксид.
– Он и тогда, и сейчас махал тебе рукой, – сказал Казниц. – Как ты думаешь, он просил о помощи?
– Нет.
– А так ли уж это важно? – спросил Лагаста.
– Поставьте себя на место этого землянина. Предположим, он один уцелел после какой-то катастрофы. Устал от одиночества, отчаялся, начал дичать. Чем для него был бы самолет Яксида? Шансом на спасение. Так разве он не стал бы руками, ногами, всем телом показывать Яксиду, чтобы тот спустился и забрал его оттуда?
– Вовсе не обязательно. Землянин сразу заметил, что самолет принадлежит не его расе, и решил не соприкасаться неведомо с кем.
– Тогда зачем он вылез? Почему не спрятался в хижине?
– Да потому, что он не мог спрятать от нас и хижину, – теряя терпение, ответил Лагаста.
– Я не согласен с твоим доводом, – уперся Казниц. – Когда пытаешься укрыться от потенциального врага, думаешь не о доме, а о том, как самому унести ноги.
– Казниц, иногда ты начинаешь раздражать меня сверх всякой меры. Какие еще мысли забрели в твою неуемную голову?
– Смотри, ты считаешь, что в этой хижине живет только один землянин. И не только в хижине. Он один на всей планете. Так?
