Текст книги "Эта безумная Вселенная (сборник)"
Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 60 (всего у книги 87 страниц)
– Меня она не прельщает, – признал Холланд, почесывая подбородок и внутренне улыбаясь.
Раздраженный его беззаботностью, Пастор продолжал:
– Я пригласил сюда вашу экспедицию, чтобы к нам не подселили кого похуже. И я не хочу раскаиваться в этом поступке, что непременно случится, если вы забудете о своем долге по отношению ко всем остальным. – Он помолчал, а потом зловеще добавил: – И говорю я это вовсе не ради красного словца.
После чего он вернулся на свою кровать, улегся и уставился в потолок. Другие молча смотрели на него, изредка бросая мрачные взгляды в сторону Холланда. Эскимос неподвижно глядел в пустоту, Уилкин задумчиво моргал, а четверо бурильщиков достали засаленную колоду карт.
Через некоторое время Холланд тяжело вздохнул и вышел из барака, чтобы подышать свежим воздухом и посмотреть на звезды. Через минуту к нему присоединился Ярбридж.
– Этот Пастор – прирожденный вожак, – прошептал радист.
– Я знаю.
– Он вполне свойский парень, пока ты не оскорбишь его чувства.
– Верно, брат, верно.
– Тогда зачем ты с ним ссоришься?
– Мне необходимы враги.
– Черт побери! – пробормотал Ярбридж. – У нас достаточно проблем и без новых врагов.
– Ну-ну, не стоит так расстраиваться, – посоветовал Холланд, похлопав его по спине. – Ведь это я Кахсам, а не ты.
– Не смешно, – заявил Ярбридж. – Эти ребята такие нервные, точно блохи на раскаленной плите, – и я не могу их винить. Они пережили страшную катастрофу, которая нас не коснулась, поскольку мы находились на Луне. Они сидят целыми днями в бараках. Заняться совершенно нечем, а сбежать нельзя – они просто умрут с голоду.
– Я никогда не жаловался на мозги, – напомнил Холланд.
– Тогда почему бы тебе ими не воспользоваться? Если и дальше будешь строить из себя предателя, то не успеешь добежать до корабля, когда толпа захочет тебя линчевать.
– Ты такой прозорливый, – вновь похлопал Холланд приятеля по спине. – Именно так и должно случиться, я об этом позабочусь.
Глядя на него в тусклом звездном свете, Ярбридж пробормотал:
– А я позабочусь о том, чтобы ты не попал в беду, хочешь ты этого или нет. В твое отсутствие скажу ребятам, что ты просто спятил.
Так Ярбридж и поступил, и на некоторое время это подействовало. Холланд каждый день уходил на корабль, а вечером возвращался в барак, где его встречали подозрительными взглядами. Его соседи с легкостью поверили Ярбриджу, поскольку не проходило дня, чтобы кто-нибудь из мужчин не сбегал в ближайший город или кто-нибудь из женщин не устраивал истерику. Нервы у всех были на пределе.
Десять дней Холланда считали потенциальным безумцем, а на одиннадцатый отношение к нему изменилось. В сумерках он вошел в барак, сел на край своей койки и сказал Ярбриджу:
– Завтра меня здесь не будет.
– Почему?
– Я полечу с ними на юг.
– Только ты? А остальные?
– Только я. Я полечу на катере. Они хотят получить образцы радиоактивного вещества и отвезти к себе на родину.
Вскочив с кровати, Пастор громко спросил:
– И ты им поможешь?
– Конечно. Радиоактивный материал находится глубоко под землей – станция занимает шесть квадратных миль. Они не знают, где копать. Как же им без меня?
– Так пусть сами ищут руду, их резиновым мозгам никогда не справиться с такой сложной задачей! Ты-то зачем набиваешься в помощники?
– Следует принимать реальность такой, какая она есть, а не такой, какой мы хотим ее видеть, – неожиданно вмешался Уилкин. – Я не знаю, как можно выжить, не помогая им.
– Ты не видишь очевидного, – прорычал Пастор. – Ты просто выжил из ума, старый пень. – Он стукнул себя большим кулаком по бедру. – Вот что я тебе скажу: этот сволочной вирус, как и мы, не может жить без пищи. Мне об этом сказал резиновый ублюдок, который его вывел. Двадцать часов без хлорофилла – и конец заразе. Ты понимаешь, что это значит?
Уилкин промолчал, упрямо глядя в потолок.
– Это значит, что наш мир уже почти месяц свободен от вируса. А кое-где и больше месяца. Если бы его не разносили птицы, он бы умер еще раньше. Неповрежденные семена начали всходить. К северу от города на деревьях пробивается зеленая листва. Я видел поля с ростками пшеницы. Да, конечно, на приличный урожай рассчитывать не приходится. Но когда захватчики улетят, мы проживем несколько месяцев на запасе консервов.
– Они знают, что проживем, – глухо сказал Уилкин. – Мне об этом Мордан говорил.
– А что еще говорил?
– Они оставят нас в покое на два с половиной года, но вернутся с огромными силами. К этому времени у нас будет гораздо больше еды, чем необходимо шестидесяти тысячам человек. И если мы захотим ее сохранить, надо будет принять инопланетян с распростертыми объятиями.
– Уж лучше я поцелуюсь с крокодилом.
– А у нас есть выбор? – поинтересовался Холланд.
– Не тот, который сделал ты, – рявкнул Пастор, покрываясь красными пятнами. – Я не стану Кахсамом.
– И я, – заявил Хэнк, вставая и с угрозой глядя на Холланда.
– И я, – поддержал Джо. – Нельзя заходить так далеко. Тот, кто добровольно отдает им ядерную реакцию, заслуживает…
Ярбридж вскочил на ноги и замахал руками:
– Хватит скалиться и злобствовать. Что вы знаете о ядерной реакции?
– Не слишком много, – ответил Пастор и указал толстым пальцем на корабль. – Но мне известно, что у этих вонючек ее нет. Атомная энергия – слишком ценный подарок для тех, кого мы не любим.
– Это правда! – поддержала его дюжина голосов.
– Более того, – продолжал Пастор, с каждым словом все больше входя в раж, – ты радист, а не ядерщик. Что тебеизвестно об атомной энергии?
– С ней нужно обращаться крайне осторожно. Нельзя подходить близко к реактору, нельзя прикасаться голыми руками к радиоактивному веществу. По-твоему, что будет с инопланетянами, если они начнут лепить из радиоактивного песка куличики?
Пастор с сомнением посмотрел на Ярбриджа.
– Ты думаешь, радиация их прикончит?
– Ничего не могу утверждать с уверенностью, – ответил Ярбридж и указал на Холланда, который лежал на кровати и прислушивался к дискуссии без особого интереса. – Но он знает, что делает! На Луне он сказал одну фразу, которую я запомнил. Когда у тебя нет оружия, можно воспользоваться невежеством противника.
– Так вот оно что! – воскликнул Пастор, а потом обратился к Холланду: – Почему же ты довел нас до бешенства?
– Потому что вы ошибаетесь, – сообщил Холланд. – Они знают, что радиация смертельно опасна и что с радиоактивными материалами нужно обращаться осторожно. Я им сказал об этом.
– Ты сказал? – Казалось, Пастор не верит своим ушам. – Ну, тогда ты точно Кахсам!
– Он нас разыгрывает, – предположил Ярбридж, но в его голосе прозвучало сомнение.
– Я им сказал, – раздраженно повторил Холланд и спустил ноги на пол. – Сегодня утром они подняли на борт стальной сейф из городского банка – это будет контейнер для образцов.
– Это правда, – подтвердил изможденный человек, сидевший через койку от Холланда. – Я видел, как его несли, и ломал голову…
– Ну уж нет! – вскричал Пастор, и на его шее надулись жилы. – Без этого подлого Кахсама у них ничего не выйдет!
И он бросился к кровати предателя. За ним последовали другие. Однако Холланд предвидел это и успел вскочить на ноги. Перевернув соседнюю кровать вместе с эскимосом, он бросился к выходу из барака. Пастору и остальным обитателям барака пришлось немного задержаться – на что Холланд и рассчитывал. С десяток мужчин, преодолев неожиданно возникшее на их пути препятствие, одновременно втиснулись в дверь. Естественно, они мешали друг другу, поднялась страшная ругань. Пастор, Хэнк и еще несколько крупных парней силой проложили себе дорогу в толпе, выскочили из барака и помчались за беглецом. Еще сорок или пятьдесят человек из соседних бараков присоединились к погоне просто ради развлечения.
До корабля нужно было пробежать около мили, и Холланд закончил гонку, опередив на двести ярдов худощавого, но мускулистого парня, оказавшегося прекрасным бегуном. Яркий свет вспыхнул над спущенным трапом корабля инопланетян, когда часовой услышал топот ног. Холланд взбежал по трапу в открытый люк, и часовой его не остановил. На подмогу к своему товарищу явились еще двое стражников. Тот, что включил свет, рявкнул:
– Стоять!
Худощавый бегун остановился у самого трапа и оглянулся назад в поисках поддержки. Вскоре подбежали остальные, но никто не решался сделать первый шаг.
– Уходите, – приказал часовой.
Пастор поставил ногу на трап и сказал:
– Нам нужен вшивый мерзавец, который только что поднялся на корабль.
– Чем тебе вши не угодили? – раздался голос из толпы. – Кахсам хуже любых насекомых!
– Уходите, – повторил часовой, которого не интересовали объяснения людей.
Казалось, еще немного, и Пастор поведет толпу за собой. Но когда часовой поднял оружие, он заколебался. Толпа стояла у трапа, выкрикивая угрозы.
Глаза Пастора сверкнули в свете прожектера, и он сказал часовому:
– Хорошо, пусть этот мерзавец остается у вас!
– Уходите, – равнодушно повторил часовой.
Люди медленно побрели обратно, сотрясая воздух ругательствами. Холланд, наблюдавший за толпой через иллюминатор, повернулся к Дрхэну и Игэту.
– Они очень злы. Трудно сохранять спокойствие после таких тяжелых переживаний.
– Да, наверное, – согласился Дрхэн и почесал большое ухо гибким пальцем. – Хорошо, что ты заранее предупредил о грозящей тебе опасности, и мы держали люк открытым.
– Мы могли бы и сами эго предвидеть, – заметил Игэт, – если бы знали о важности атомной энергии.
– Естественно, им не нравится, что мы забираем самое большое научное достижение, – поддержал его Дрхэн. – Я бы повел себя так же, если бы шэдиды попытались отнять у нас биологическое оружие. – Он посмотрел на Холланда. – Так что мы в большом долгу перед тобой. Ты один из немногих, способных видеть реальность такой, какая она есть. Тем не менее у нас возникла небольшая проблема.
– Речь идет обо мне? – спросил Холланд.
– Да. Мы не можем взять тебя с собой. И не рискуем оставить, учитывая, что ты для нас сделал. К тому же мы хотим продолжить с тобой сотрудничество, когда вернемся, – сказал Дрхэн.
– Мы можем обеспечить тебя пишей – либо на другом континенте, либо на спутнике, – предложил Игэт. – Тогда соплеменники не смогут до тебя добраться, и ты спокойно дождешься нас.
– Не нужно обо мне беспокоиться, – сказал Холланд, – Просто оставьте меня здесь.
– Как? Ведь они же только что гнались за тобой!
– Я знаю людей. Вы улетите через два дня. К этому времени они успокоятся.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Они не лишены здравого смысла. Любой поймет: что сделано, то сделано. Некоторые даже скажут, что все к лучшему. Других утешит сам факт вашего отлета, хотя все знают, что вы вернетесь. Наверное, они решат устроить вам теплую встречу.
– Что будет совершенно бесполезно, – заверил его Дрхэн.
– Я знаю, – согласился Холланд.
Инопланетяне посмотрели на него, пытаясь найти скрытый смысл в словах, но на лице Холланда застыла уверенность человека, выбравшего сторону победителей. И это порадовало Дрхэна и Игэта, хотя в глубине души они больше сочувствовали Пастору.
Никто не любит предателей, даже те, кто их использует.
Два дня спустя обитателей лагеря разбудил шум двигателей. Собравшись на площади, они в мрачном молчании наблюдали, как возвращаются катера. После того как катера оказались внутри огромного корабля, взревели стартовые двигатели и гигантское судно устремилось в небо. Прошло еще несколько мгновений, и наступила тишина.
– Должно быть, они давно готовились к отлету, – заметил Хэнк.
– Наконец-то мы от них избавились, – добавил Джо.
– Интересно, что стало с Холландом, – проговорил Ярбридж и с беспокойством огляделся, ожидая, что его начнут осуждать за упоминание имени механика. – Почему-то я сомневаюсь, что он улетел вместе с чужаками.
– Его высадят в другом месте, – предположил крупный рыжий мужчина. – Дьявол не бросает в беде своих исчадий.
– Хотел бы я с ним встретиться, – со злобой проговорил кто-то в толпе.
Несколько человек поддержали его.
Толпа следила за быстро уменьшающимся кораблем инопланетян. Ни у кого не было бинокля – несколько месяцев назад все инструменты были конфискованы для нужд армий, которые вскоре перестали существовать.
Примерно через час кто-то доложил:
– Один остался, идет к нам. Быть может, он хочет пожать нам руки – никаких обид и все такое. Резиновые просто пошутили, на самом деле они любят людей.
Приложив волосатую кисть к глазам, Пастор долго смотрел на приближающегося.
– Нет, это не пришелец. Это наш Кахсам, и никто иной!
– Да он бы не посмел, – не веря своим ушам, пробормотал рыжий.
– Нет, это он, – заверил Пастор, пристально глядя на идущего по полю человека. – Кажется, я догадываюсь, почему он возвращается.
– Ну и почему? – нетерпеливо спросил кто-то.
– Могу спорить, хозяева ему поручили кое-что нам передать. Сейчас скажет, что они с нами сделают, если с его драгоценной головы упадет хоть один волосок.
– Я готов рискнуть, – заявил рыжий.
Он с интересом посмотрел на свой кулак, большой и тяжелый.
– Оставь его в покое, Линдсей, – приказал Пастор и хмуро оглядел собравшихся. – Это относится ко всем. Что, если резиновые наблюдают за нами с неба? Лучше подождать, пока они улетят подальше. – Он сурово посмотрел в глаза каждому, – А уж потом мы с ним разберемся. Чего не узрит око, о том не пожалеет сердце!
– Да, пожалуй, звучит разумно, – неохотно согласился Линдсей, засовывая руки в карманы.
Остальные также перестали размахивать кулаками. Наконец к толпе подошел Холланд и остановился в нескольких шагах от Пастора.
– Они ждут последнего катера, – сообщил Холланд. – Когда катер прибудет, они полетят домой.
Никто на это не откликнулся. Люди безмолвствовали, твердо решив дождаться, когда корабль скроется из виду.
Облизнув губы, Холланд продолжал:
– Вижу, вы намерены стоять до конца. – Он сделал шаг вперед. – А я не собираюсь этого делать, когда можно посидеть.
– Очень скоро ты не сможешь ни стоять, ни сидеть! – выкрикнул кто-то из задних рядов.
– Заткнись! – взревел Пастор, бросив на него свирепый взгляд.
Потом он приподнял руку и сделал вид, что смотрит на часы, которых у него не было.
Люди поняли Пастора. Толпа расступилась, пропуская Холланда, и последовала за ним к бараку. Пятьдесят человек вошли в барак вместе с ним. Еще триста или четыреста столпились у входа. Один держал в руках заточенный гарпун, сделанный из садовых вил. Другой помахивал длинной веревкой.
Усевшись на край своей койки, Холланд устало потер лицо и улыбнулся Ярбриджу:
– Похоже, эти болваны сердятся на меня за то, что я погрузил на борт тонну радиоактивных веществ.
– Но ведь ты не сделал этого? – с надеждой спросил Ярбридж.
– Я дал им достаточно, – заверил его Холланд.
– Даже унции слишком много! – прошипел Пастор.
– А что можно сделать с одной унцией? – осведомился Холланд.
– Заткни свою поганую пасть! – угрюмо посоветовал Линдсей.
– Лучше помолись, – предложил другой.
Снаружи кто-то крикнул:
– Катер вернулся. Ждать осталось недолго!
Теперь все смотрели на Холланда.
Он сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Естественно, они пожелали заполучить чертежи и формулы, узнать правила работы с реактором. Им понадобились образцы радия, урана, плутония, нептуния и тому подобного. Короче говоря, они заказали все необходимое, чтобы начать производство атомной энергии у себя на родине. Но я не смог выполнить заказ целиком, у нас просто не осталось всего того, что им нужно.
– Но ты дал им достаточно? – задал наводящий вопрос Пастор.
– Да, Пастор. Я дал им ровно столько, сколько необходимо. Они все уложат в сейф и…
В окнах на западной стороне барака что-то ослепительно вспыхнуло. За дверью, словно голодный волк, взвыл человек. Затем задрожала земля. Четыре мощных толчка сотрясли барак, западная стена треснула, в окна и трещины полился яркий свет. Наступила тишина.
Люди выскакивали наружу, спрашивали, что произошло. Пастор выпрямился во весь рост, и на его лице появилось странное выражение.
– О боже! Что это было?
– Я же сказал, – ответил Холланд. – Я дал им достаточно.
Набравшись храбрости, Пастор выскочил из барака и посмотрел на запад. Остальные сбились в кучу за его спиной, глядя на гигантский столб, вздымающийся к небесам. До него было более четырех миль. Чудовищное, но знакомое зрелище. Вражеский корабль исчез.
Пастор тихо сказал, глядя на Холланда:
– Ловко ты все провернул.
– Мне была нужна ваша ненависть, чтобы они поверили, – объяснил Холланд. – Я ее получил – и все сработало.
Повернувшись спиной к Холланду, Пастор нагнулся, уперев локти в бедра.
– Ты знаешь, что нужно сделать.
– Соблазн велик, но я ему не поддамся. И не потому, что прощаю тебя. Просто ты мне нужен для другого.
Быстро выпрямившись, Пастор с подозрением посмотрел на него.
– Это ты о чем?
– Судя по статистике, собранной инопланетянами, – продолжал Холланд, игнорируя вопрос, – человечество, даже умирая, старалось сохранять женщин и детей. И вот результат: женщин осталось гораздо больше, чем мужчин.
– Это так, – подтвердил кто-то. – Три к одному.
– Если будем удваивать наше число каждые тридцать лет, то сколько нас будет через тысячу, а тем более через две тысячи лет? Про нас нельзя сказать, что мы недавно вышли из пещер или слезли с деревьев. Мы стартуем, имея очень многие достижения цивилизации. – Холланд повел рукой вокруг. – Десять к одному, что здесь найдется парочка физиков-ядерщиков и десятки других ученых, прикидывавшихся каменщиками, пока здесь командовали инопланетяне. – Холланд немного помолчал, а потом закончил: – Да и мы с вами узнали кое-что полезное о пришельцах. В следующий раз они уже не сумеют застать нас врасплох. И пожалеют, что прилетели.
– А наши знакомые даже пожалеть не успели! – выкрикнул кто-то.
Напряжение вдруг спало, и со всех сторон послышались радостные аплодисменты.
Когда все немного успокоились, Холланд сказал:
– Большие семьи помогут решить наши проблемы. Скоро мы начнем придумывать законы. – Он оглядел Пастора с головы до ног, даже пару раз обошел вокруг, словно приценивался к породистому быку. – И первым будет закон, запрещающий холостяцкую жизнь.
Пастор покраснел и завопил:
– О нет, вы не можете так со мной поступить!
– А вот и можем! – под общий смех заверил его Холланд. – Более того, мы именно так и поступим!
Тут он ошибался. За десять дней до того, как закон будет принят, пышногрудая вдова приберет Пастора к рукам.
Пробный камень
Сверкающий голубовато-зеленый шар с Землю величиной, да и по массе примерно равный Земле – новая планета точь-в-точь соответствовала описанию. Четвертая планета звезды класса С-7 – бесспорно, та, которую они ищут. Ничего не скажешь, безвестному, давным-давно умершему косморазведчику повезло: случайно он открыл мир, похожий на их родной.
Пилот Гарри Бентон направил сверхскоростной астрокрейсер по орбите большого радиуса, а тем временем два его товарища обозревали планету перед посадкой. Заметили огромный город в северном полушарии, градусах в семи от экватора, на берегу моря. Город остался на том же месте, другие города не затмили его своим величием, а ведь триста лет прошло с тех пор, как был составлен отчет.
– Шаксембендер, – объявил навигатор Стив Рэндл. – Ну и имечко же выбрали планете! – Он изучал официальный отчет косморазведчика давних времен, по следам которого они сюда прибыли. – Хуже того, солнце они называют Гвилп.
– А я слыхал, что в секторе Боттса есть планета Плаб, – подхватил бортинженер Джо Гибберт. – Более того, произносить это надо, как будто сморкаешься. Нет уж, пусть лучше будет Шаксембендер – это хоть выговорить можно.
– Попробуй-ка выговорить название столицы, – предложил Рэндл и медленно произнес: – Шфлодриташаксембендер.
Он прыснул при виде растерянного лица Гибберта.
– В буквальном переводе – «самый большой город планеты». Но успокойся, в отчете сказано, что туземцы не ломают себе язык, а называют столицу сокращенно: Тафло.
– Держитесь, – вмешался Бентон, – Идем на посадку.
Он яростно налег на рычаги управления, пытаясь в то же время следить за показаниями шести приборов сразу. Крейсер сорвался с орбиты, пошел по спирали на восток, врезался в атмосферу и прошил ее насквозь. Чуть погодя он с ревом описал последний круг совсем низко над столицей, а за ним на четыре мили тянулся шлейф пламени и сверхраскаленного воздуха. Посадка была затяжной и мучительной: крейсер, подпрыгивая, долго катился по лугам. Извиваясь в своем кресле, Бентон заявил с наглым самодовольством:
– Вот видите, трупов нет. Разве я не молодец?
– Идут, – перебил его Рэндл, приникший к боковому иллюминатору. – Человек десять, если не больше, и все бегом.
К нему подошел Гибберт и тоже всмотрелся сквозь бронированное стекло.
– Как славно, когда тебя приветствуют дружественные гуманоиды. Особенно после всех подозрительных или враждебных существ, что нам попадались: они были похожи на плод воображения, распаленного венецианским ужином из десяти блюд.
– Стоят у люка, – продолжал Рэндл. Он пересчитал туземцев, – Всего их двадцать. – И нажал на кнопку автоматического затвора. – Впустим?
Он сделал это не колеблясь, вопреки опыту, накопленному во многих чужих мирах. После вековых поисков были открыты лишь три планеты с гуманоидным населением, и эта планета – одна из трех; а когда насмотришься на чудовищ, то при виде знакомых, человеческих очертаний на душе теплеет. Появляется уверенность в себе. Встретить гуманоидов в дальнем космосе – все равно что попасть в колонию соотечественников за границей.
Туземцы хлынули внутрь; поместилось человек двенадцать, а остальным пришлось ожидать снаружи. Приятно было на них смотреть: одна голова, два глаза, один нос, две руки, две ноги, десять пальцев – старый добрый комплект. От команды крейсера туземцы почти ничем не отличались, разве только были пониже ростом, поуже в кости да кожа у них была яркого, насыщенного цвета меди.
Предводитель заговорил на древнем языке космолингва, старательно произнося слова, будто с трудом вызубрил их у учителей, передававших эти слова из поколения в поколение.
– Вы земляне?
– Ты прав, как никогда, – радостно ответил Бентон. – Я пилот Бентон. На этих двух кретинов можешь не обращать внимания – просто бесполезный груз.
Гость выслушал его тираду неуверенно и чуть смущенно. Он с сомнением оглядел «кретинов» и снова перенес свое внимание на Бентона.
– Я филолог Дорка, один из тех, кому доверено было сохранять ваш язык до сего дня. Мы вас ждали. Фрэйзер заверил нас, что рано или поздно вы явитесь. Мы думали, что вы пожалуете к нам гораздо раньше. – Он не сводил черных глаз с Бентона – наблюдал за ним, рассматривал его, силился проникнуть в душу. В его глазах не светилась радость встречи; скорее в них отражалось странное тоскливое смятение, смесь надежды и страха, которые каким-то образом передавались остальным туземцам и постепенно усиливались. – Да, мы вас ждали много раньше.
– Возможно, нам и следовало прибыть сюда гораздо раньше, – допустил Бентон, отрезвев от неожиданной холодности приема. Как бы случайно он нажал на кнопку в стене, прислушался к почти неразличимым сигналам скрытой аппаратуры. – Но мы, военные астролетчики, летим, куда прикажут и когда прикажут, а до недавнего времени нам не было команды насчет Шаксембендера. Кто такой Фрейзер? Тот самый разведчик, что обнаружил вашу планету?
– Конечно.
– Гм! Наверное, его отчет затерялся в бюрократических архивах, где, возможно, до сих пор пылится масса других бесценных отчетов. Эти сорвиголовы старых времен, такие следопыты космоса, как Фрэйзер, попадали далеко за официально разрешенные границы, рисковали головами и шкурами, привозили пятиметровые списки погибших и пропавших без вести. Пожалуй, единственная форма жизни, которой они боялись, – это престарелый бюрократ в очках. Вот лучший способ охладить пыл каждого, кто страдает избытком энтузиазма: подшить его отчет в папку и тут же забыть обо всем.
– Быть может, все к лучшему, – осмелился подать голос Дорка. Он бросил взгляд на кнопку в стене, но удержался от вопроса о ее назначении.
– Фрэйзер говорил, что чем больше пройдет времени, тем больше надежды.
– Вот как? – Озадаченный Бентон попытался прочитать что-нибудь на меднокожем лице туземца, но оно было непроницаемо. – А что он имел в виду?
Дорка заерзал, облизнул губы и вообще всем своим видом дал понять, что сказать больше – значит сказать слишком многое. Наконец он ответил:
– Кто из нас может знать, что имел в виду землянин? Земляне сходны с нами и все же отличны от нас, ибо процессы нашего мышления не всегда одинаковы.
Слишком уклончивый ответ никого не удовлетворил бы. Чтобы добиться взаимопонимания – а это единственно надежная основа, на которой можно строить союзничество, – необходимо докопаться до горькой сути дела. Но Бентон не стал себя затруднять. На это у него была особая причина.
Ласковым голосом, с обезоруживающей улыбкой Бентон сказал Дорке:
– Надо полагать, ваш Фрэйзер, рассчитывая на более близкие сроки, исходил из того, что появятся более крупные и быстроходные звездолеты, чем известные ему. Тут он чуть-чуть просчитался. Звездолеты действительно стали крупнее, но их скорость почти не изменилась.
– Неужели? – Весь вид Дорки показывал, что скорость космических кораблей не имеет никакого отношения к тому, что его угнетает. В его вежливом «неужели?» отсутствовало удивление, отсутствовала заинтересованность.
– Они могли бы двигаться гораздо быстрее, – продолжал Бентон, – если бы мы удовольствовались чрезвычайно низкими запасами прочности, принятыми во времена Фрэйзера. Но эпоха лозунга «Смерть или слава» давно миновала. В наши дни уже не строят фобов для самоубийц. От светила к светилу мы добираемся в целом виде и в чистом белье.
Всем троим было ясно, что Дорке до этого нет дела. Он был поглощен чем-то совершенно другим. И его спутники тоже. Приязнь, скованная смутным страхом. Предчувствие дружбы, скрытое под черной пеленой сомнений. Туземцы напоминали детей, которым до смерти хочется погладить неведомого зверя, но страшно: вдруг укусит!
До того очевидно было общее отношение к пришельцам и до того оно противоречило ожидаемому, что Бентон невольно попытался найти логическое объяснение. Он ломал себе голову так и этак, пока его внезапно не осенила мысль: может быть, Фрэйзер – до сих пор единственный землянин, известный туземцам, – рассорился с хозяевами планеты, после того как переслал свой отчет? Наверное, были разногласия, резкие слова, Уфозы и в конце концов вооруженный конфликт между этими меднокожими и видавшим виды землянином. Наверняка Фрэйзер отчаянно сопротивлялся и на целых триста лет поразил их удачной конструкцией и смертоносной силой земного оружия.
По тому же или подобному пути шли, должно быть, мысли Стива Рэндла, потому что он вдруг выпалил, обращаясь к Дорке:
– Как умер Фрэйзер?
– Когда Сэмюэл Фрэйзер нашел нас, он был немолод. Он сказал, что мы будем его последним приключением, так как пора уже пускать корни. И вот он остался с нами и жил среди нас до старости, а потом стал немощен и в нем угасла последняя искра жизни. Мы сожгли его тело, как он просил.
– Ага! – сказал Рэндл обескураженно. Ему в голову не пришло спросить, отчего Фрэйзер не искал прибежища на своей родной планете – Земле. Всем известно, что давно распущенный Корпус Астроразведчиков состоял исключительно из убежденных одиночек.
– Еще до смерти Фрэйзера мы расплавили и использовали металл корабля, – продолжал Дорка. – Когда он умер, мы перенесли все, что было в корабле, в храм; там же находится посмертная маска Фрэйзера, его бюст работы лучшего нашего скульптора и портрет в натуральную величину, написанный самым талантливым художником. Все эти реликвии целы, в Тафло их берегут и почитают. – Он обвел взглядом всех троих астронавтов и спокойно прибавил: – Не хотите ли пойти посмотреть?
Нельзя было придумать более невинный вопрос и задать его более кротким тоном, тем не менее у Бентона появилось странное чувство, словно где-то под ногами разверзлась вырытая для него яма. Это чувство усиливалось из-за того, что меднокожие ждали ответа с плохо скрытым нетерпением.
– Не хотите ли пойти посмотреть?
«Заходи, красотка, в гости», – мухе говорил паук.
Инстинкт, чувство самосохранения, интуиция – как ни называй – нечто заставило Бентона зевнуть, потянуться и ответить усталым голосом:
– С огромным удовольствием, но мы проделали долгий-пре-долгий путь и здорово измотались. Ночь спокойного сна – и мы переродимся. Что, если завтра с утра?
Дорка поспешил рассыпаться в извинениях.
– Простите меня. Мы навязали вам свое общество, не успели вы появиться. Пожалуйста, извините нас. Мы так давно ждали, только поэтому и не подумали…
– Совершенно не в чем извиняться, – заверил его Бентон, тщетно пытаясь примирить свою инстинктивную настороженность с искренним, трогательным огорчением Дорки. – Все равно мы бы не легли, пока не установили с вами контакт. Не могли бы глаз сомкнуть. Как видите, ваш приход избавил нас от многих хлопот.
Чуть успокоенный, но все еще пристыженный тем, что он считал недостатком такта, Дорка вышел в шлюзовую камеру и увел за собою спутников.
– Мы оставим вас, чтобы вы отдохнули и выспались, и я сам позабочусь, чтобы вам никто не досаждал. Утром мы вернемся и отведем вас в город. – Он опять обвел всех троих испытующим взглядом, – И покажем Храм Фрэйзера.
Он удалился. Закрылась шлюзовая камера. А в голове у Бентона звенели колокола тревоги.
Присев на краю пульта управления, Джо Гибберт растирал себе уши и разглагольствовал:
– Чего я терпеть не могу, так это торжественных приемов: громогласные приветствия и трубный рев массовых оркестров меня просто оглушают. Почему бы не вести себя сдержанно, не разговаривать тихим голосом и не пригласить нас в мавзолей или куда-нибудь в этом роде?
Стив Рэндл нахмурился и серьезно ответил:
– Тут что-то нечисто. У них был такой вид, точно они с надеждой приветствуют богатого дядюшку, больного оспой. Хотят, чтобы их упомянули в завещании, но не хотят остаться рябыми. – Он посмотрел на Бентона. – А ты как думаешь, грязнуля небритый?
– Я побреюсь, когда нахальный ворюга вернет мне бритву. И я не собираюсь думать, пока не соберу нужных данных. – Открыв замаскированную нишу чуть пониже кнопки, Бентон вынул оттуда шлем из платиновой сетки, от которого отходил тонкий кабель. – Эти-то данные я сейчас и усвою.
Он закрепил на себе шлем, тщательно поправил его, включил какие-то приборы в нише, откинулся на спинку кресла и, казалось, погрузился в транс. Остальные заинтересованно наблюдали. Бентон сидел молча, прикрыв глаза, и на его худощавом лице попеременно отражались самые разнообразные чувства. Наконец он снял шлем, уложил на место, в тайник.
