Текст книги "Эта безумная Вселенная (сборник)"
Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 87 страниц)
Плюс неизвестное
Одно он знал наверняка: отвоевался. Возможно, надолго, а может, и навсегда, если его убьют, тяжело ранят или возьмут в плен. Все решат ближайшие секунды.
Его маленький разведывательный корабль вновь бешено завертело по продольной оси. Серо-зеленая поверхность планеты качнулась в противоположную сторону. Похоже, вместе с кораблем завертелись и мозги самого Джона Лиминга, на время лишив его возможности соображать. За кораблем тянулась длинная приплюснутая огненная спираль.
Поверхность планеты стремительно приближалась. Складки и изгибы расправлялись, превращаясь в холмы и долины, зеленые пятна становились древесными зарослями. В иллюминаторе мелькнули опрокинутые вверх тормашками крыши домов. Вскоре они заняли правильное положение.
Выбор всегда требует времени, пусть даже минимального, а когда времени совсем нет, не может быть и выбора. Единственное, что заботило сейчас Лиминга, – это посадка. Он должен посадить корабль где угодно. Пусть даже перед носом у врагов. Это надо сделать как можно раньше, пока болтанка не разнесла корабль на куски.
И Лиминг посадил корабль. Неизвестно, что ему помогло: редкостное везение или отсутствие противодействующих факторов. Пологий склон холма был просто подарком судьбы. Одни небеса знали, какЛимингу еще удается маневрировать. Он сумел отшвырнуть поврежденную хвостовую часть и выключить Двигатель. Корабль зарылся носом в рыхлую почву и скользнул вверх по склону. Недолгий подъем сопровождался отчаянным скрежетом и облаками пыли вперемешку с вылетающими из корабля снопами искр.
Первые тридцать секунд Лиминг просидел неподвижно, обливаясь потом, хотя ему было холодно. Потом он взглянул на атмосферный анализатор. Местный воздух оказался вполне пригодным для дыхания.
Выскочив из люка, Лиминг бросился осматривать искореженную хвостовую часть. Ничего утешительного. У пяти сопел двигателя выгорел защитный слой, и от высокой температуры их скрутило в жгуты. Еще четыре скривило до неузнаваемости. Он дотянул до поверхности на оставшихся семи, что граничило с чудом.
Перед отлетом Лиминга предупредили: корабль может не выдержать условий полета.
– Вы полетите на разведывательном корабле особой конструкции, – сказали ему – Мы установили на нем сопла с военного корабля. Они прочнее и надежнее. Мы постарались сделать ваш корабль как можно более легким. На нем не будет бортового оружия. Главные его отличия – быстроходность и исключительная дальность полета. Как поведет себя корабль в полете и выдержит ли полет – это мы надеемся узнать от вас. Пока что лучшего корабля, чем этот, у нас нет. Возможно, года через четыре или пять у нас появится другая модель, в пятьдесят раз совершеннее. Однако мы не можем ждать так долго.
– Я понимаю, – ответил тогда командованию Лиминг.
– Ваша миссия сопряжена с риском, причем с громадным риском. Вы можете не вернуться обратно. Но и в таком случае мы получим ценные сведения. Мы узнаем, что творится в тылу врага, до каких пределов простирается его власть и насколько велики его скрытые резервы. Кто-то должен проникнуть во вражеский тыл и добыть эти сведения.
– Я готов.
Командование дружески похлопало его по плечу и пожелало удачи. Для пересечения линии фронта кораблю Лиминга дали солидный боевой эскорт. Дальше ему предстояло лететь самостоятельно. И он полетел – крошечная светящаяся точка, упрямо несущаяся сквозь необозримые глубины космоса.
Вскоре Лиминг потерял счет неделям. За это время он успел передать на базу множество самых разнообразных сведений о противнике. Корабль продолжал углубляться во вражеский тыл, когда не выдержало первое сопло двигателя. Слой внутренней изоляции выгорел полностью, превратившись в облачко пара. Лиминг не сразу повернул обратно, надеясь, что все обойдется. Но тут отказало второе сопло, а за ним и третье. Лиминг понял: нужно срочно садиться на ближайшей пригодной к жизни планете. Желательно свободной от разумных двуногих.
Этого условия выполнить не удалось: у подножья холма, в какой-то тысяче ярдов, находился крупный населенный пункт. Грохот и аварийная посадка неизвестного корабля явно всполошили его жителей. Весь небольшой тамошний гарнизон с оружием в руках бросился к кораблю.
Лиминг вбежал в тесную кабину, повернул на приборной доске нужный рычажок и опрометью кинулся вверх по склону, ведя мысленный отсчет времени. Вражеские солдаты приближались. Они что-то хрипло выкрикивали, но пока не стреляли.
«Шестьдесят девять, семьдесят!»
Лиминг упал и всем телом вдавился в рыхлую почву.
Корабль взорвался, еще раз заставив содрогнуться окрестные холмы. Взрывная волна породила сильный ветер, подувший сразу во всех направлениях. Вскоре с неба посыпался металлический дождь. Почти у самой головы Лиминга плюхнулся обезображенный кусок металла весом не менее семи фунтов. Он даже не стал гадать, чем был этот кусок еще совсем недавно, когда его корабль летел мимо чужих звезд и планет.
Лиминг встал и увидел, что враги успели окружить его с обеих сторон. Небольшой отряд перебрался через вершину холма и двигался к нему сверху. Их оружие было нацелено на Лиминга. Солдаты с опаской поглядывали на большую воронку, возникшую посреди склона. Основная часть вражеских сил оставалась у подножья. Взрывная волна или инстинкт бойца опрокинули их наземь, и теперь они поднимались, мотали головами и отряхивали форму. Насколько Лиминг мог судить, никто из них не пострадал. Впрочем, радости его появление у них тоже не вызвало.
Лиминг поднял руки – универсальный жест сдачи в плен, понятный во всей Вселенной. На душе у него было прескверно. Удача, так долго сопровождавшая его, дезертировала. Если бы только он сел на десять миль в стороне от этого проклятого поселка! В таких лесах можно прятаться неделями, месяцами. Если понадобится, годами.
Что теперь об этом говорить?
Враги окружили его. Раса была двуногой, не отличалась высоким ростом, но облик этих коренастых существ говорил об их большой физической силе. Под стать облику была и их тяжелая, топающая походка. У обитателей планеты оказалась чешуйчатая кожа, а глаза, лишенные век, прикрывал роговой нарост. Лимингу пришло в голову странное сравнение: наверное, так выглядела бы гремучая змея, если бы вдруг превратилась в обезьяну.
Вынужденная посадка и взрыв корабля изрядно взвинтили им нервы, но в поведении этих «змеевидных обезьян» Лиминг не заметил открытой враждебности. Оно скорее было настороженно-подозрительным. Немного подумав, он догадался о причине такого поведения. Просто они еще никогда не видели людей. Не зная, кто к ним явился – друг или враг, они пока воздерживались от активных действий.
Все это было вполне объяснимым. Космическая федерация, в которую входили земляне, состояла из восемнадцати разумных рас, четыре из которых были человекоподобными, а еще пять очень близки к ним. Федерации противостоял довольно противоречивый и шаткий альянс, куда входило не менее двадцати рас, включая и две человекоподобные. У этих псевдорептилий не было критериев, позволяющих им отличить врага от союзника. Что касалось столь впечатлившего их взрыва корабля, опять-таки они не знали, случайный он или намеренный.
Тем не менее они хотели застраховаться от неожиданностей. Несколько солдат держали Лиминга на прицеле, пока офицер осматривал место взрыва. Потом он подошел к Лимингу, уставился на землянина немигающими глазами и что-то произнес. В ответ Лиминг пожал плечами и беспомощно развел руками.
Незнание Лимингом местного языка еще ничего не доказывало и не говорило о его принадлежности к дружественному или враждебному лагерю. Поэтому офицер приказал солдатам построиться и вести пленного в поселок. Пока они шли, солдаты с нескрываемым подозрением поглядывали на Лиминга.
Лиминга привели в каменное строение и втолкнули в комнатенку, напоминающую тюремную камеру. Двое солдат уселись напротив него и еще двое остались сторожить у двери. Время еле тянулось. Пару часов Лиминг сидел на низкой жесткой скамейке, тупо уставившись в стену. Охранники тоже сидели и бесстрастно, точно змеи, глядели на него. За все это время они не произнесли ни слова.
Потом дверь открылась, и вошел солдат, принесший пишу и воду. Вкус у здешней пищи был странный, но она оказалась вполне съедобной. Лиминг поел, утолил жажду, после чего еще два часа подряд созерцал стену.
Он догадывался, как и в каком направлении развиваются события, пока он сидит взаперти. Здешний офицер связался со своим непосредственным начальством в ближайшем штабе, гарнизоне или как это у них называется. Там ответственность за принятие решений быстро перекинули более высокому начальству. Возможно, таких перебросок было несколько. Наконец какой-нибудь высокий военный чин с десятью звездами на погонах приказал направить по дальней космической связи запрос, и теперь оператор выясняет у тех двух человекоподобных рас, не их ли разведывательный корабль оказался в этой части Вселенной.
Если ответ будет отрицательным, местные умницы сообразят, что поймали редкую птицу, и не где-нибудь, а в своем глубоком тылу, в самом центре их империи. Есть от чего содрогнуться: до линии фронта – недели пути. Лиминг почти не сомневался, что ответ будет именно таким, из чего военные шишки сделают глубокомысленное заключение: свалившийся к ним с небес – враг. Не важно, что прежде ни один враг не забирался так далеко в их тыл. Главное – они схватили врага.
Когда они узнают правду, она им явно не понравится. Сидение в глубоком тылу имеет свои неоспоримые преимущества: почести те же, а забот почти никаких. И все – от десятизвездного генерала до последнего солдата – заинтересованы в сохранении такого положения. Неожиданное появление вражеского разведчика там, где он не должен был бы появляться даже в страшных снах, разом нарушит спокойное течение жизни. Вряд ли кто-то закричит «ура», предвкушая настоящие сражения. А мысль о возможных сражениях обязательно промелькнет в чешуйчатых головах. Сегодня пробрался один, завтра по его следам вторгнутся целые армии. Кому понравится перспектива удара в спину, да еще из собственного тыла?
Что будет с ним, когда эти чешуйчатые установят его принадлежность к Федерации? Полная неизвестность. Он никогда не сталкивался с этой расой и даже не слышал о ее существовании. Хочется думать, что просто так его не убьют. Если раса более или менее цивилизованная, он, скорее всего, угодит в тюрьму и проторчит там до конца войны. Считай – всю оставшуюся жизнь. Если цивилизованность расы оставляет желать лучшего, они найдут кого-нибудь из числа союзников, знающих язык землян, и попытаются выбить из пленного все, что ему известно. В таком случае жестокость и кровопускание ему обеспечены.
В давние времена, когда земляне еще не летали в космос и все войны велись лишь на территории планеты, существовало важное международное соглашение – Женевские конвенции. [25]25
Подписанные в 1949 г. международные соглашения о защите жертв войны. В числе прочего устанавливали нормы гуманного обращения с военнопленными. Везде ли и всегда ли эти нормы соблюдались – уже другой вопрос. – Прим. перев.
[Закрыть]Они предусматривали проверки тюрем и лагерей для военнопленных представителями нейтральных стран. Пленные получали письма из дома и посылки по линии Красного Креста. [26]26
Вообще-то, письма и посылки через Красный Крест военнопленные получали и до подписания Женевских конвенций, в частности во время Второй мировой войны. – Прим. перев.
[Закрыть]Все это спасло жизнь многим пленным.
Теперь ничего подобного нет. У военнопленного есть лишь два вида зашиты: собственные силы и ответный удар его соратников и союзников по тем, кто взял его в плен. Последнее, по большей части, существует лишь теоретически. Ну кто знает о его судьбе? А если командование и догадывается, там все равно толком не знают, где он и что с ним.
Размышления Лиминга прервала очередная смена часовых. Вот и еще шесть часов прошло. За единственным окошком камеры спускались сумерки. Лиминг украдкой осмотрел окошко и понял: выпрыгнуть и убежать не удастся. На глазах у двоих солдат это было бы равносильно самоубийству. К тому же маленькое окошко находилось достаточно высоко от пола.
Побег – это первейшая обязанность военнопленного. Чтобы его совершить, нужно терпеливо и хладнокровно ждать благоприятного случая, а когда он подвернется – выжать из него все, что можно. Или создать благоприятный случай самому, используя силу мышц и мозгов. Прежде всего мозгов.
Положение, в котором очутился Лиминг, уже нельзя было назвать благоприятным. Дальше, скорее всего, оно станет только хуже. Наибольшие шансы для побега были у него сразу после посадки. Знай он местный язык, он попытался бы внушить чешуйчатым, что черное – это белое. Гладкая, убедительная речь, непрошибаемая уверенность в жестах и манере держаться и некоторая доля высокомерия, возможно, сделали бы свое дело. Местные жители отремонтировали бы его корабль да еще пожелали бы счастливого пути, так и не узнав, что собственными руками помогли врагу.
Мало ли что могло бы произойти, но не произошло? Лиминг отогнал эти мысли. Он не знает местного языка, а слова не заменишь никакими жестами. Теперь нужно дожидаться другой благоприятной ситуации и хватать ее обеими руками. Но это при условии, если чешуйчатые по своей глупости позволят ей возникнуть.
Только едва ли они настолько глупы.
Его продержали в камере три дня, принося через равные промежутки времени невкусную пищу и воду. Когда за окошком темнело, Лиминг ложился спать. Он много думал, думал часами напролет, изредка поглядывая на бесстрастных часовых.
Однажды он попробовал взглядом загипнотизировать чешуйчатых. Лиминг, не отрываясь, смотрел на них до рези в глазах. На солдат его усилия не оказали ни малейшего влияния. Они, словно ящерицы, умели застывать неподвижно и сидеть так сколько угодно. Если понадобится – хоть до скончания времен. И в этом Лимингу было их не переиграть.
Утром четвертого дня, ближе к полудню, в камеру ворвался офицер.
– Амаш! Амаш! – заорал он, показывая на дверь.
Тон и облик офицера были враждебными. Значит, чешуйчатые получили ответ на запрос и убедились, что захватили в плен шпиона Федерации.
Лиминг встал и двинулся к выходу. Офицер шел впереди, за ним двое часовых, потом пленник. Вторая пара часовых замыкала шествие. На дороге стоял бронированный автомобиль. Солдаты впихнули Лиминга внутрь и защелкнули двери. Двое охранников встали на задней площадке, один уселся рядом с водителем. Поездка длилась тринадцать часов, и все это время пленный трясся и подпрыгивал, находясь в полной темноте бронированного пространства.
К концу путешествия Лиминг придумал новое слово. Слово было крайне неблагозвучным и даже у самого Лиминга вызывало отвращение. Свое изобретение он испробовал сразу же, как только открылись двери.
– Амаш! – прорычал охранник, равнодушный к лингвистическим упражнениям врага.
Уставший от темноты и тряски, Лиминг кое-как «амашился». Снаружи тоже было темно. Перед тем как его втолкнули в металлическую дверь, он успел заметить высоченные стены, над которыми сияло яркое зарево. Лиминг оказался в просторном помещении, представ перед чем-то вроде приемной комиссии. Она состояла из шестерых чешуйчатых, похожих на громил. Его уже ждали. Один «приемщик» подписал какие-то бумаги и передал охранникам. Те удалились. Дверь закрылась. Шестерка разглядывала Лиминга. В застывших глазах не было ни проблеска симпатии.
Кто-то из шестерых властно произнес несколько слов и жестом велел Лимингу раздеться.
Лиминг произнес придуманное им слово.
Бесполезно. Чешуйчатые схватили его, раздели догола и тщательно обыскали всю одежду, уделив особое внимание швам и подкладкам. Телосложение землянина, наоборот, оставило их абсолютно равнодушными.
На стол чешуйчатые выложили все личные вещи Лиминга: авторучку, компас, перочинный нож, зажигалку, талисман и так далее. Одежду они швырнули ему назад. Пока он одевался, шестерка вертела в руках трофеи и оживленно переговаривалась. Набор вещей несколько озадачил их. Вероятно, их удивило от-сутствие у Лиминга оружия или какой-нибудь ампулы, чтобы покончить с собой и не достаться врагу живым.
В числе изъятых у него вещей была и миниатюрная фотокамера размером не более спичечного коробка. У любого тупицы она непременно вызвала бы подозрение. Но этим чешуйчатым понадобилось не более двух минут, чтобы разобраться в назначении и принципе действия незнакомого предмета. Да, глупыми их никак не назовешь, отметил про себя Лиминг.
Довольные тем, что у пленника не осталось ничего опаснее измятой и испачканной одежды, шестеро чешуйчатых вывели его через другую дверь. Там оказалась лестница с тяжелыми каменными ступенями. Поднявшись по ней, Лиминг увидел каменные стены коридора. Путь по коридору был недолгим. Вскоре пленника привели в камеру. Дверь шумно захлопнулась, и звук этот был чем-то похож на приговор судьбы.
Лиминг огляделся. На противоположной стене, почти под потолком, он заметил небольшое крепко зарешеченное окошко. В ночном небе мигали четыре звездочки. Нижний край окошка был залит бледно-желтым светом искусственного освещения.
Осторожно двигаясь впотьмах, Лиминг наткнулся на стоявшую у стены деревянную скамейку. К счастью, она не была намертво приделана к полу. Лиминг подтащил скамейку к окошку и встал на нее. Для обзора ему не хватало двух футов. Тогда Лиминг перевернул скамейку вверх ногами и кое-как сумел вскарабкаться на ее торец. Теперь можно было заняться наблюдением.
От двора, покрытого каменными плитами, его отделяло сорок футов. Сам двор имел в ширину футов сорок пять и из окошка просматривался в обе стороны. Длину двора Лиминг определить не сумел. Двор со всех сторон окаймляла ровная каменная стена, высота которой тоже была где-то около сорока футов. Верхняя кромка стены была остроконечной. Над нею, на расстоянии десяти дюймов, поблескивала туго натянутая проволока. Проволока была гладкой, без шипов и колючек.
Пространство между камерой Лиминга и стеной было ярко освещено лучами невидимых прожекторов. Таким же образом освещалось и пространство по внешнюю сторону стены. И нигде – никакого движения, никаких признаков жизни. Только стена, зарево прожекторов, гнетущая ночь и четыре далекие звезды.
– Они запихнули меня в настоящий каменный мешок, – произнес вслух Лиминг. – Теперь всему конец!
Он спрыгнул на невидимый пол. Прыгая, Лиминг слегка задел ногами скамейку, и та упала с оглушительным грохотом.
В коридоре послышался топот бегущих ног. В тяжелой двери открылся глазок, и оттуда полился свет. Затем в круглом отверстии показался немигающий глаз надзирателя.
– Сэч инвигия, фаплап!– закричал охранник.
Лиминг ответил изобретенным словом, добавив к нему еще шесть древних, но не потерявших своей силы. Глазок захлопнулся. Пленный землянин улегся на скамью и попытался заснуть.
Проворочавшись около часа, Лиминг вскочил и начал дубасить в дверь. Когда глазок открылся, он крикнул:
– Сам ты фаплап!
После этого Лиминг заснул.
Тюремный завтрак состоял из миски теплого разварного зерна, напоминающего просо, и кружки воды. И то и другое было подано Лимингу с нескрываемым презрением. Вскоре в сопровождении двух охранников появился какой-то чешуйчатый с тонкими губами. С помощью множества хитроумных жестов пришедший объяснил, что пленный должен изучать местный язык, причем как можно быстрее, ибо так приказало начальство. Сразу после этой пантомимы начался урок.
Преподаватель извлек пачку детских книжек с картинками и начал объяснять произношение разных звуков. Охранники подпирали стенку. Даже по их непроницаемым лицам было видно, что им скучно. Лиминг проявлял редкостное усердие, достойное врагов. Он ничего не понимал, добросовестно перевирал произношение и вообще всячески старался заслужить репутацию полного тупицы, не способного к языкам.
К полудню урок закончился, после чего Лимингу принесли еще одну миску каши, в которой торчал кусок чего-то жилистого и резиноподобного, по виду похожего на заднюю лапу крысы. Лиминг съел жидкую кашу, пожевал так называемое мясо и отставил миску.
Почему чешуйчатые так спешат научить его своему языку? Причин могло быть как минимум три. Во-первых, у них нет устройств, аналогичных земным сканерам мозга, поэтому они вынуждены пользоваться традиционными методами допроса, добавляя какие-то свои формы убеждения и принуждения. Во-вторых, чешуйчатые нуждаются в сведениях и будут пытаться вызнать у него все, что только можно. В-третьих, чем медленнее он будет осваивать язык, тем дольше отсрочит свою гибель, если таково конечное намерение его пленителей.
Размышления Лиминга были прерваны. Дверь открылась, и ему велели выходить. Охранники провели его тем же путем, что и вчера, и вывели во двор, залитый тусклым солнцем. Двор был полон пленных, вяло переставлявших ноги.
Лиминг удивленно замер. Ригелианцы! [27]27
Вероятно, эта раса населяла планеты, вращающиеся вокруг Ригеля – гигантской бело-голубой звезды в созвездии Ориона, которое находится к югу от эклиптики. Своими размерами Ригель в 33 раза превосходит наше Солнце и в 20 000 раз ярче его. От этой звезды нас отделяют 500 световых лет. – Прим. перев.
[Закрыть]Их было не менее двух тысяч. Ригелианцы тоже входили в Федерацию и являлись союзниками землян. Лиминг с нарастающим волнением вглядывался в толпу гуляющих: вдруг среди них мелькнут фигуры землян или человекоподобных центурианцев.
Увы, никого. Только пучеглазые ригелианцы с необычайно гибкими, словно лишенными костей, руками и ногами. Они бесцельно семенили по двору. Похоже, они смирились со своей участью и время потеряло для них всякую ценность. Монотонная череда впустую прожитых лет и никаких надежд на будущее.
Лиминга поразила одна странность. Ригелианцы наверняка видели его. Среди пленных он был единственным землянином, а значит – их другом и союзником. Казалось бы, они должны окружить его со всех сторон, забросать вопросами о последних новостях с фронта и рассказать о себе.
Но пленные словно не замечали его. Лиминг специально шел медленными шагами, по самому центру двора. Ригелианцы молча отходили в сторону. Редкие смельчаки поглядывали на него украдкой, остальные делали вид, будто его не существует. Никто не сказал ему ни слова. Пленные подчеркнуто не обращали на него внимания.
Подойдя к группке ригелианцев, стоявших в углу у стены, Лиминг спросил:
– Кто-нибудь из вас говорит на языке землян?
Они глядели куда угодно: в небо, на стену, вниз, друг на друга – и молчали.
– Кто-нибудь знает центурианский?
Никакого ответа.
– Ну а как насчет космоглотты– нашего общего языка?
Снова никакого ответа.
Чувствуя нараставшее раздражение, Лиминг подошел к другой группке и повторил свои расспросы. То же самое. Он двинулся дальше, нашел третью группку, однако и там ничего не добился. За час он пробовал заговорить с несколькими сотнями ригелианцев, не услышав ни слова в ответ.
Оставив это занятие, Лиминг уселся на каменную ступеньку и сердито глядел на живых безгласных кукол. Неужели чешуйчатые держат их в таком страхе, что те даже не осмеливаются заговорить с ним? В это время раздался протяжный вой сирены, означавший конец прогулки. Ригелианцы выстроились в длинные шеренги, готовые разойтись по камерам. Охранники пнули Лиминга под зад и увели.
Ломать голову над странной необщительностью союзников он будет потом. Для этого есть темное время суток, когда все равно нечем заняться, кроме размышлений. А светлые часы надо использовать для изучения местного языка. Пусть преподаватель считает его тупицей. У Лиминга были свои соображения. Когда-нибудь умение бегло говорить на этом языке ему очень пригодится. Жаль, что в свое время он не удосужился изучить ригелианский.
Лиминг целиком ушел в учебу и штудировал новый язык, пока сумерки не сделали текст и картинки неразличимыми. Вскоре ему принесли вечернюю порцию бурды. Поужинав, Лиминг лег на скамью, закрыл глаза и принялся думать.
За всю жизнь он встречал не более двух десятков ригелианцев и ни разу не был на их планетах. Его знания об этой расе строились на чужих рассказах и мнениях. Ригелианцев считали смышлеными, развитыми в техническом отношении. С самых первых контактов они отнеслись к землянам по-дружески. Не менее половины ригелианцев владели космоглоттой, а примерно один процент знал язык землян. Из гулявших в тюремном дворе ригелианцев многие, если не все, наверняка поняли его вопросы. Тогда почему они не захотели ответить? И почему с таким упорством пытались его не замечать?
Лиминг нашел добрый десяток возможных объяснений, которые после обдумывания был вынужден отбросить. Он бился несколько часов и, похоже, нашел причину.
Эти ригелианцы были пленными, обреченными на годы заточения. Должно быть, кто-то из них когда-то и видел землян. Однако все они знали, что среди союзников врага есть две достаточно похожие на людей расы. Следовательно, ригелианцы заподозрили в нем подсадную утку, тайного осведомителя, которого внедрили в их ряды, чтобы вынюхивать и доносить.
Тут наверняка было что-то еще. Если сотни заключенных боятся, как бы среди них не затесался шпион, значит, им есть что скрывать. Вот она, причина! Лиминг радостно ударил себя по коленке. Ригелианцы готовят побег и не хотят рисковать.
Но как доказать им, что он не является осведомителем чешуйчатых?
На следующий день, когда кончилось время прогулки, охранник вновь пинком заставил Лиминга подняться. Лиминг встал и со всей силой ударил его в челюсть. К нему сразу же подбежали четверо охранников. Они знали свое дело и били весьма профессионально. Помимо наказания Лиминга, это был наглядный урок, предназначенный всем ригелианцам. Закончив урок, бездыханное тело землянина поволокли в камеру. Лицо Лиминга превратилось в кровавое месиво.
Только через неделю Лиминг вновь смог выйти во двор. Лицо его и сейчас еще было в синяках. Ригелианцы по-прежнему старались не замечать землянина. Лиминг отыскал себе освещенный солнцем уголок и сел.
Вскоре в двух ярдах от него на каменный пол устало опустился ригелианец. Косясь на стоявших вдали охранников, пленный едва слышно спросил:
– Как ты здесь оказался?
Лиминг рассказал.
– А каковы наши успехи на войне?
– Мы медленно, но неотвратимо оттесняем их обратно. Но победа требует времени. Долгого времени.
– И сколько, по-твоему?
– Не знаю. Просто так считают.
Лиминг с любопытством поглядел на ригелианца.
– А как здесь оказалась такая пропасть твоих соплеменников?
– Мы – колонисты. Входили в передовые отряды, поэтому среди нас не было женщин. Нам предстояло заселить четыре новые планеты, Наша раса их открыла, и потому они на законных основаниях принадлежали нам. Нас было двенадцать тысяч.
Ригелианец умолк и вновь огляделся по сторонам.
– Они взяли нас силой. Это было два года назад. Они застигли нас врасплох. Мы даже не знали, что идет война.
– Чешуйчатые захватили все эти планеты?
– Кто ж откажется от легкой добычи? И потом еще смеялись нам в лицо.
Лиминг понимающе кивал. Причиной вспыхнувшей войны как раз и был спор из-за новых планет. Все началось с того, что на одной планете колонисты оказали героическое сопротивление захватчикам и сражались до последнего. Их гибель вызвала вполне понятный всплеск ярости. Федерация нанесла по захватчикам ответный удар. Конфликт быстро разросся, и обширная часть галактики превратилась в театр военных действий.
– Говоришь, двенадцать тысяч? Где же остальные?
– Разбросаны по таким же тюрьмам, как эта. Хорошее местечко ты выбрал для своей аварийной посадки. Теперь долго просидишь. Враги всю эту планету превратили в одну большую тюрьму. До линии фронта отсюда далеко. Вряд ли Федерация вообще знает об этой дыре.
– Значит, вы здесь уже почти два года?
– Да.
– И просто сидите сложа руки?
– Представь себе, – ответил ригелианец. – Хватит того, что попытки бунтовать стоили жизни сорока моим товаришам.
– Прости, я этого не знал.
– Ты и не мог знать. Ты ничем меня не оскорбил. Я вполне понимаю, каково тебе сейчас. Первые недели – самые тяжелые.
Ригелианец украдкой посмотрел на здоровенного охранника, развалившегося у дальней стены.
– Два дня назад эта гнусная тварь хвасталась, что в здешних тюрьмах уже собрано двести тысяч пленных Федерации. А через год, добавил он, их будет два миллиона. Надеюсь, он сдохнет раньше, чем такое случится.
– Я все равно выберусь из этого каменного мешка.
– Как?
– Пока не знаю. Но выберусь. Я не намерен тут гнить.
Лиминг рассчитывал услышать хоть какой-то намек, что и ригелианцы не превратились в покорное стадо. Вдруг, убедившись, что он – не доносчик чешуйчатых, ему дадут понять: ты тоже можешь примкнуть к нам.
Вместо этого ригелианец встал и торопливо прошептал:
– Что ж, я искренне желаю тебе удачи. Особого везения.
Ригелианец ушел. Вскоре завыла сирена, и охранники закричали:
– Мерсе, фаплапан! Амаш!
Назад, в камеру, к своим мыслям.
За прошедший месяц Лиминг часто перебрасывался словами и с этим ригелианцем, и с парой десятков других. Обрывочные сведения были, конечно, лучше, чем ничего, но о главном пленные предпочитали молчать. Едва он заводил разговор о побеге, ригелианцы либо молчали, либо отделывались общими фразами.
Лиминг не выдержал и как-то без обиняков спросил у одного из них:
– Почему вы все говорите со мной шепотом и всегда пугливо озираетесь? По-моему, охранникам наплевать на разговоры пленных.
– Ты еще не прошел перекрестный допрос. Если охрана вдруг заметит, что мы охотно беседуем с тобой, она попытается выбить из тебя все, что ты от нас узнал. Тюремные власти, как и ты, решат, будто мы готовим побег и делимся с тобой своими планами.
Хоть одно стоящее слово! Лиминг ухватился за него и сказал:
– Побег – единственное, ради чего еще можно жить. Если кто-то из ваших действительно всерьез думает о побеге, мы могли бы взаимно помочь друг другу. Я – опытный пилот и штурман, и это не стоит сбрасывать со счетов.
Ригелианец сразу сник.
– Ни о чем таком мы не думаем.
– Почему?
– Мы уже давно заперты в этих стенах. Разного насмотрелись и на собственном горьком опыте убедились, насколько опасно, когда о побеге знают многие. Враги могут внедрить предателя, или у какого-то самонадеянного дурака не хватит терпения и выдержки.
– Понимаю.
– В неволе вырабатываются свои правила, – продолжал ригелианец. – И вот одно из них: все замыслы и планы побегов касаются исключительно тех, кто их обдумывает, готовит и пытается осуществить. Другим об этом не рассказывают. Все становится известным после, по результатам.
– Значит, я должен рассчитывать только на себя?
– Думаю, что да. Ты так и так изолирован от остальных. Нас в каждой камере по пятьдесят, а тебя держат в одиночке. Кому и как ты поможешь?
– Не волнуйтесь, я прекрасно обойдусь и без вас! – сердито ответил Лиминг.
Теперь настал его черед повернуться и уйти.
На четырнадцатой неделе заточения преподаватель, что называется, вставил ему петарду в зад. Закончив очередной урок, чешуйчатый поджал губы и сурово поглядел на Лиминга.
– Тебе нравится разыгрывать из себя полного идиота. Но со мной этот номер не пройдет. Я давно разгадал твои фокусы. Ты хорошо усвоил наш язык, только не хочешь этого показывать. Я доложу коменданту, что через неделю тебя вполне можно допрашивать.
– Не понимать. Повторить снова, – наморщил лоб Лиминг.
