Текст книги "Эта безумная Вселенная (сборник)"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 87 страниц)

– Брат Глисон, вы уволены, – без обиняков произнес грузный незнакомец.

Сэм швырнул нераскрытый пакет на койку и осторожно присел на ящик с образцами.

– Я знал, что рано или поздно это случится.

– И я тоже, – с энтузиазмом сообщил толстяк. – Вы бы знали, сколько месяцев мне пришлось добиваться, чтобы вас вытурили из Ботанического института.

– Неужели? – спросил Сэм и прищурился, разглядывая вестника своего увольнения, – Чем же я помешал лично вам?

– Вы заставили меня понять, как мало я знаю и сколько всего мне еще предстоит изучить.

Незнакомец указал пальцем на своего спутника – взволнованного молодого человека в очках.

– Ему тоже предстоит многому научиться. Разрешите представить: Джад Хенкок, ваш преемник. Ему малость не по себе, как будто это он вас сковырнул.

– Не надо беспокоиться, – равнодушно ответил Сэм. – Я не буду мозолить вам глаза. Только объясню, что к чему, после чего соберу вещи и отправлюсь на Землю.

– Нет, на Землю вы не полетите! – объявил толстяк и уперся руками в свои круглые колени. – Земля решила, что пришло время назначить Консула Венеры и навести кое-какой порядок в здешних делах. Это благородное дело взвалили на меня, и хоть плечи у меня не хилые, я чувствую: ноша будет тяжелой. В моем новом положении мне крайне необходим толковый советник по вопросам взаимоотношений с туземцами. И вы, Глисон, – самый подходящий для этого человек.

– Что заставляет вас так думать? – поспешно спросил Сэм.

– Ваши отчеты. Я внимательно прочел каждый из них.

– Но кто вы?

– Уолт Кайзер, – ответил толстяк.

Сэм ошеломленно замотал головой.

– И вы нуждаетесь в моих советах?

– Предельно нуждаюсь! От кого еще, черт побери, я могу получить дельный совет, как не от знающего человека? Кто лучше вас понимает венерианцев?

Кайзер перестал улыбаться и посмотрел на Сэма. Взгляд его был цепким и пристальным.

– Например, кто лучше вас объяснит мне, что такое «непроизвольное установление ментальной связи» между венерианцами?

– Я сам едва это понимаю, – ответил Сэм.

Он взъерошил волосы, пощипал бородку и попытался справиться с охватившим его замешательством.

– Вот то немногое, что мне удалось узнать. Пока туземцев ничто не тревожит, они по уровню индивидуальности ничем не отличаются от нас. Но стоит появиться каким-то серьезным трудностям или опасностям, как разум каждого из них превращается в частичку коллективного разума. Едва только один зеленокожий попал в беду, как об этом мгновенно узнаёт весь мир зеленокожих. Они обсуждают и анализируют случившееся, дают пострадавшему советы, а если надо – приходят на помощь.

– Так это же телепатия.

– Не совсем. Ментальная связь между зеленокожими устанавливается вне зависимости от их желания. Это происходит непроизвольно и только тогда, когда кто-то оказывается в беде или испытывает сильное затруднение умственного характера. Ни на Земле, ни на Марсе вы ничего подобного не встретите.

Сэм впервые делился тем, что его занимало и волновало. Его голос звучал все увереннее.

– Поэтому, мистер Кайзер, в своих отношениях с туземцами мы должны быть предельно осторожными. Понимаете, здесь стоит ненароком обидеть сопливого туземного мальчишку, как об этом будут знать все зеленокожие. Венера – неподходящее место для поспешных решений и скоропалительных действий. Единственный способ убедить туземцев в своих добрых намерениях – это проявлять добрые намерения всегда и во всем. Суровая необходимость диктует нам такие нормы поведения.

– И что же нам угрожает в противном случае?

– Зеленокожие способны быть жесткими и безжалостными. И тогда нам будет не просто трудно – нам будет невыносимо трудно с ними. Пройдет еще очень много времени, прежде чем мы по-настоящему познаем все их особенности.

Сэм замолчал и, казалось бы, совсем забыл, что он в хижине не один.

– Иногда я совершенно теряюсь и не могу решить: являются ли зеленокожие подлинно индивидуальными существами в нашем понимании этого слова, или же они – всего лишь части какой-то огромной, непостижимой зеленокожей сущности, объемлющей собой всю планету. Бывает, они странным образом предстают в двух этих качествах одновременно. Временами они кажутся мне не расой, а неким гигантским зверем, кем-то вроде… миролюбивого тигра. Он вежлив и уступчив, и для нас лучше, чтобы он всегда оставался таким.

– Вот видите! – воскликнул Уолтер Кайзер.

– Я вас не понимаю.

Кайзер повернулся к троим приехавшим и с притворной беспомощностью развел руками.

– Слышали? Он не понимает! Знайте же, Сэм Глисон: человек, способный подружиться с миролюбивым тигром, – и есть нужный мне человек. Кстати, как по-вашему, что является первейшей необходимостью в установлении более широких и прочных контактов с зёленокожими?

– Изучение их языка, – горячо и убежденно ответил Сэм. Он встал. – Это единственный способ, который помог мне узнать туземцев.

– Единственный способ? – переспросил Кайзер, удивленно вскинув брови.

– Несомненно!

Не обращая внимания на людную компанию, Сэм беспокойно мерил шагами хижину. За какую-то неделю столько всего произошло, что даже его спокойный, уравновешенный разум был немного взбаламучен. Что можно сделать для лучшего взаимопонимания между землянами и венерианцами? Не переоценил ли Кайзер его дружественные отношения с туземцами? Разве это особая заслуга – научиться говорить на языке тех, кто тебя окружает? Тут не надо быть семи пядей во лбу, нужно лишь немного постараться.

Продолжая раздумывать, Сэм глянул за окно. На поляне стоял зеленокожий и терпеливо ждал, когда на него обратят внимание.

– Прошу прощения.

Сэм открыл дверь и вышел.

Туземец стоял, опираясь на свое духовое ружье. Его большие желтые глаза были печальными и задумчивыми.

– Седой Сказитель, – коротко произнес зеленокожий.

– Что с ним? Заболел?

Туземец кивнул.

– Я знаю: он не велит звать тебя. Но ему трудно биться с недугом одному. Седой Сказитель уверял нас, говорил, что ему хватает и нашей заботы. Жаль, что твой народ не умеет чувствовать, когда кому-то из вас плохо.

– Я сейчас.

Сэм вбежал в хижину, схватил сумку и перекинул ее через плечо.

– Отец Руни заболел, – сказал он своим внезапным гостям. – Он живет в шестидесяти милях отсюда. К сожалению, на вездеходе туда не добраться. Машине не одолеть овраг и не пройти по веревочному мосту. Только пешком. Ну, я пошел.

Четверо землян, сгрудившись у открытой двери, наблюдали, как фигура Сэма быстро пропала за деревьями. Негромко прошелестели ветки, листья отозвались коротким дождем, и стало тихо. И вдруг из-за деревьев вынырнула дюжина юрких фигур с духовыми ружьями и устремилась вслед за Сэмом по невидимой тропе.

– Нет, вы только посмотрите на них! – выдохнул Хенкок, хватая Кайзера за руку.

– Его телохранители, – прошептал Кайзер и пожал широкими плечами. – Лучшего эскорта я бы и не желал. Шестьдесят миль – и хоть бы что!

Кайзер о чем-то задумался. Хенкок по-прежнему стоял рядом, не решаясь нарушить молчание.

– В одном из его отчетов была фраза, вызвавшая во мне целую лавину мыслей. Знаете, что он написал? «Они добры ко мне».

Хенкок пробормотал что-то невразумительное, но почувствовал себя увереннее.

– Глисон пока еще не принял вашего предложения, – напомнил Кайзеру водитель вездехода.

– Примет, обязательно примет, – убежденно ответил Кайзер. – Не такой у него характер, чтобы отказаться.

Мы с моей тенью

Тримбл опустил дрожащую ложку, мигая водянистыми виноватыми глазами.

– Ну, Марта, Марта! Не надо так.

Положив мясистую руку на свой конец столика, за которым они завтракали, Марта, багровая и осипшая от злости, говорила медленно и ядовито:

– Пятнадцать лет я наставляла тебя, учила уму-разуму. Семьсот восемьдесят недель – по семь дней каждая – я старалась исполнить свой долг жены и сделать мужчину из тебя, тряпки, – Она хлопнула широкой мозолистой ладонью по столу так, что молоко в молочнике заплясало. – И чего я добилась?

– Марта, ну будет же!

– Ровнехонько ничего! – кричала она, – Ты все такой же: ползучий, плюгавый, бесхребетный, трусливый заяц и слизняк!

– Нет, я все-таки не такой, – слабо запротестовал Тримбл.

– Докажи! – загремела она. – Докажи это! Пойди и сделай то, на что у тебя все пятнадцать лет не хватало духу! Пойди и скажи этому своему директору, что тебе полагается прибавка.

– Сказать ему? – Тримбл в ужасе заморгал. – Ты имеешь в виду – попросить его?

– Нет, сказать! – В ее голосе прозвучал жгучий сарказм. Она по-прежнему кричала.

– Он меня уволит.

– Так я и знала! – И ладонь снова хлопнула об стол. Молоко выпрыгнуло из молочника и расплескалось по столу. – Пусть увольняет. Тем лучше. Скажи ему, что ты этого пятнадцать лет ждал, и пни его в брюхо. Найдешь другое место.

– А вдруг нет? – спросил он чуть ли не со слезами.

– Ну, мест повсюду полно! Десятки! – Марта встала, и при виде ее могучей фигуры он ощутил обычный боязливый трепет, хотя, казалось бы, за пятнадцать лет мог привыкнуть к ее внушительным пропорциям. – Но, к несчастью, они для мужчин!

Тримбл поежился и взял шляпу.

– Ну, я посмотрю, – пробормотал он.

– Ты посмотришь! Ты уже год назад собирался посмотреть. И два года назад…

Он вышел, но ее голос продолжал преследовать его и на улице.

– …и три года назад, и четыре… Тьфу!

Он увидел свое отражение в витрине: низенький человечек с брюшком, робко горбящийся. Пожалуй, все они правы: сморчок – и ничего больше.

Подошел автобус. Тримбл занес ногу на ступеньку, но его тут же втолкнул внутрь подошедший сзади мускулистый детина, а когда он робко протянул шоферу бумажку, детина оттолкнул его, чтобы пройти к свободному сиденью.

Тяжелый жесткий локоть нанес ему чувствительный удар по ребрам, но Тримбл смолчал. Он уже давно свыкся с такими толчками.

Шофер презрительно ссыпал мелочь ему на ладонь, насупился и включил скорость. Тримбл бросил пятицентовик в кассу и побрел по проходу. У окна было свободное место, отгороженное плотной тушей сизощекого толстяка. Толстяк смерил Тримбла пренебрежительным взглядом и не подумал подвинуться.

Привстав на цыпочки, Тримбл вдел пухлые пальцы в ременную петлю и повис на ней, так ничего и не сказав.

Через десять остановок он слез, перешел улицу, привычно описав крутую петлю, чтобы пройти подальше от крупа полицейского коня, затрусил по тротуару и благополучно добрался до конторы.

Уотсон уже сидел за своим столом и на «доброе утро» Тримбла проворчал «хрр». Это повторялось каждый божий день – «доброе утро» и «хрр».

Потом начали подходить остальные. Кто-то буркнул Тримблу в ответ на его «здравствуйте» что-то вроде «приветик», прочие же хмыкали, фыркали или ехидно усмехались.

В десять прибыл директор. Он никогда не приезжал и не являлся, а только прибывал. И на этот раз тоже. Директор прошествовал к себе в кабинет, точно там ему предстояло заложить первый камень памятника, окрестить линейный корабль или совершить еще какой-нибудь высокоторжественный ритуал. Никто не смел с ним здороваться. Все старались придать себе чрезвычайно почтительный и одновременно чрезвычайно занятый вид. Но Тримбл, как ни тщился, выглядел только ухмыляющимся бездельником.

Подождав около часа, чтобы директор успел справиться с утренней почтой, Тримбл судорожно сглотнул, постучался и вошел.

– Прошу прощения, сэр…

– Э? – Бычья голова вскинулась, свирепые глазки парализовали просителя. – Что вам еще надо?

– Ничего, сэр, ничего, – робко заверил Тримбл, похолодев. – Какой-то пустяк, и я уже забыл…

– Ну так убирайтесь вон!

Тримбл убрался. В двенадцать он попробовал пробудить в себе стальную решимость, но стали явно не хватило, и он со вздохом вновь опустился на стул.

Без десяти час он рискнул сделать еще одну попытку: встал перед директорской дверью, поднес к филенке согнутый указательный палец – и передумал. Лучше попробовать после обеденного перерыва. На сытый желудок он станет смелее.

По дороге в кафетерий ему предстояло пройти мимо бара. Он проходил мимо этого бара тысячи раз, но внутри не бывал никогда. Однако теперь ему пришло в голову, что глоток виски мог бы его подбодрить. Он настороженно огляделся. Если Марта увидит его на пороге этого злачного места, ему придется плохо. Однако Марты в окрестностях не наблюдалось, и, дивясь собственной храбрости, Тримбл вошел в бар.

Клиенты, или завсегдатаи, или как они там называются, проводили его откровенно подозрительными взглядами. Вдоль длинной стойки их сидело шестеро, и все шестеро, несомненно, сразу распознали в нем любителя минеральной воды. Он хотел ретироваться, но было уже поздно.

– Что угодно? – спросил бармен.

– Выпить.

Чей-то хриплый смешок подсказал Тримблу, что его ответ был излишне общим. Требовалось назвать конкретный напиток. Но, кроме пива, он ничего вспомнить не сумел. А пиво ему ничем помочь не могло.

– А что лучше? – находчиво спросил он.

– Смотря для чего.

– Это как же?

– Ну, с радости вы пьете, с горя или просто так.

– С горя! – пылко объявил Тримбл. – Только с горя!

– Один момент. – И, взмахнув салфеткой, бармен отвернулся. Несколько секунд он жонглировал бутылками, а потом поставил перед Тримблом бокал с мутноватой желтой жидкостью. – С вас сорок центов.

Тримбл заплатил и завороженно уставился на бокал. Бокал манил его. И пугал. Он чаровал и внушал ужас, как вставшая на хвост кобра. Тримбл все еще смотрел на желтую жидкость, когда пять минут спустя его сосед, широкоплечий верзила, небрежно протянул волосатую лапу, взял бокал и одним махом осушил его. Только Тримбл мог стать жертвой подобного нарушения кабацкой этики.

– Всегда рад услужить другу, – сладким голосом сказал верзила, а глаза его добавили: «Только пикни у меня!»

Не возразив, не запротестовав, Тримбл понуро вышел из бара. Презрительный взгляд бармена жег ему спину. Хриплый хохот завсегдатаев огнем опалял его затылок и уши.

Благополучно выбравшись на улицу, он предался тоскливым размышлениям. Почему, ну почему все пинки и тычки выпадают на его долю? Разве он виноват, что не родился дюжим хулиганом? Он уж такой, какой есть. И главное, что ему теперь делать?

Конечно, он мог бы обратиться к этим… к психологам. Но ведь они же – доктора. А он смертельно боялся докторов, которые в его сознании ассоциировались с больницами и операциями. К тому же они, наверное, просто его высмеют. Над ним всегда смеялись с тех пор, как он себя помнил. Есть ли хоть что-нибудь в мире, чего он не боялся бы? Хоть что-нибудь?

Рядом кто-то сказал:

– Только не пугайтесь. Я думаю, что смогу вам помочь.

Обернувшись, Тримбл увидел невысокого иссохшего старичка с белоснежными волосами и пергаментным морщинистым лицом. Старик смотрел на него удивительно ясными синими глазами. Одет он был старомодно и чудаковато, но от этого казался только более ласковым и доброжелательным.

– Я видел, что произошло там. – Старичок кивнул в сторону бара. – Я вполне понимаю ваше состояние.

– Почему это я вас заинтересовал? – настороженно спросил Тримбл.

– Меня всегда интересуют люди. – Он дружески взял Тримбла под руку, и они пошли по улице. – Люди ведь куда интереснее неодушевленных предметов, – Синие глаза ласково посмеивались. – Существует непреложное правило, что у каждого есть какой-то выдающийся недостаток, или, если вам угодно, какая-то главная слабость. И чаще всего это – страх. Человек, не боящийся других людей, может испытывать смертельный ужас перед раком. Многие люди страшатся смерти, а другие, наоборот, пугаются жизни.

– Это верно, – согласился Тримбл, невольно оттаивая.

– Вы – раб собственных страхов, – продолжал старик. – Положение усугубляется еще и тем, что вы отдаете себе в этом полный отчет. Вы слишком ясно сознаете свою слабость.

– Еще как!

– Об этом я и говорю. Вы знаете о ней. Она постоянно присутствует в вашем сознании. Вы неспособны забыть про нее хотя бы на минуту.

– Да, к сожалению, – сказал Тримбл. – Но, возможно, когда-нибудь я сумею ее преодолеть. Может быть, я обрету смелость. Бог свидетель, я сотни раз пробовал…

– Ну разумеется. – Морщинистое лицо расплылось в веселой улыбке. – И вам недоставало только одного – постоянной поддержки верного друга, который никогда не покидал бы вас. Человек нуждается в ободрении, а иной раз и в прямом содействии. И ведь у каждого человека есть такой друг.

– А мой где же? – мрачно осведомился Тримбл. – Сам себе я друг' – хуже некуда.

– Вы обретете поддержку, которая дается лишь немногим избранным, – пообещал старец.

Он опасливо оглянулся по сторонам и опустил руку в карман.

– Вам будет дано испить из источника, скрытого в самых недрах земли.

Он достал узкий длинный флакон, в котором искрилась зеленая жидкость.

– Благодаря вот этому вы обретете уши, способные слышать голос тьмы, и язык, способный говорить с ее порождениями.

– Что-что?

– Возьмите, – настойчиво сказал старец. – Я даю вам этот напиток, ибо высший закон гласит, что милость порождает милость, а из силы родится сила. – Он вновь ласково улыбнулся. – Вам теперь остается победить только один страх. Страх, который мешает вам осушить этот фиал.

Старец исчез. Тримбл никак не мог сообразить, что, собственно, произошло: только секунду назад его странный собеседник стоял перед ним, и вот уже сгорбленная фигура исчезла среди пешеходов в дальнем конце улицы. Тримбл постоял, посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на свои пухлые пальцы, на зажатый в них флакон. И спрятал его в карман.

Тримбл вышел из кафетерия на десять минут раньше, чем требовалось для того, чтобы вернуться в контору вовремя. Его желудок не был ублаготворен, а душу грызла тоска. Ему предстояло выдержать либо объяснение с директором, либо объяснение с Мартой. Он находился между молотом и наковальней, и это обстоятельство совсем лишило его аппетита.

Он свернул с улицы в проулок, заканчивавшийся пустырем, где не было снующих взад-вперед прохожих. Отойдя в дальний конец пустыря, он достал сверкающий флакон и принялся его разглядывать.

Содержимое флакона было ярко-зеленым и на вид маслянистым. Какой-нибудь наркотик, а то и яд. Гангстеры перед тем, как грабить банк, накачиваются наркотиками, так как же подействует такое снадобье на него? А если это яд, то смерть его, быть может, будет тихой и безболезненной? Будет ли плакать Марта, увидев его застывший труп с благостной улыбкой на восковом лице?

Откупорив флакон, он поднес его к носу и ощутил сладостный, почти неуловимый аромат. Лизнув пробку, он провел кончиком языка по небу. Жидкость оказалась крепкой, душистой и удивительно приятной. Тримбл поднес флакон к губам и выпил его содержимое до последней капли. Впервые в жизни он решился рискнуть, добровольно сделать шаг в неизвестное.

– Мог бы и не тянуть так! – заметил нечеловеческий голос.

Тримбл оглянулся. На пустыре никого не было. Он бросил флакон, не сомневаясь, что голос ему почудился.

– Смотри вниз! – подсказал голос.

Тримбл оглядел пустырь. Никого. Ну и зелье! У него уже начинаются галлюцинации.

– Смотри вниз! – повторил голос с раздражением. – Себе под ноги, дурак ты круглый! – и после паузы обиженно добавил: – Я же твоя тень!

– О господи! – простонал Тримбл, пряча лицо в ладонях. – Я разговариваю с собственной тенью! С одного раза допился до розовых слонов!

– Пошевели, пошевели мозгами! – негодующе посоветовала тень. – Черный призрак есть у каждого человека, только не каждый олух говорит на языке тьмы. – Несколько секунд тень размышляла, а потом скомандовала: – Ну ладно, пошли!

– Куда?

– Начнем с того, что вздуем ту мокрицу в баре.

– Что?! – возопил Тримбл.

Двое прохожих на тротуаре остановились и стали с удивлением оглядывать пустырь. Но Тримбл этого даже не заметил. Мысли у него мешались, он ничего не сознавал, кроме дикого страха: вот-вот на него наденут смирительную рубашку и запрут в отделение для буйнопомешанных!

– Да перестань ты драть глотку!

Тень поблекла, потому что небольшое облачко заслонило солнце, но вскоре обрела прежнюю черноту.

– Ну, раз уж мы начали разговаривать, я, пожалуй, обзаведусь именем. Можешь звать меня Кларенсом.

– Кл… Ют… Кл…

– А что? Разве плохое имечко? – воинственно осведомилась тень. – А ну, заткнись. Подойди-ка к стене. Вот так. Видишь, как я поднялся? Видишь, насколько я тебя больше? Согни правую руку. Чудненько. А теперь погляди на мою руку. Хороша, а? Да чемпион мира в тяжелом весе полжизни за нее отдал бы!

– Господи! – простонал Тримбл, напрягая бицепс и умоляюще возводя глаза к небу.

– Мы с тобой можем теперь работать заодно, – продолжал Кларенс. – Ты только прицелься, а уж удар я беру на себя. Только становись против света, так, чтобы я был большим и сильным, а дальше все пойдет как по маслу. Бей в точку и помни, что я с тобой. Только ткни его кулаком, а уж я так ему врежу, что он об потолок треснется. Понял?

– Д-д-да, – еле слышно пробормотал Тримбл. Пугливо покосившись через плечо, он обнаружил, что число зрителей увеличилось до десяти.

– Повернись так, чтобы я был позади, – скомандовала тень. – Сначала сам размахнись, а второй раз я тебя поддержу. Вот увидишь, какая будет разница.

Тримбл покорно повернулся к ухмыляющимся зевакам и взмахнул пухлым кулаком. Как он и ожидал, никакого удара не получилось. Он отступил на шаг и снова замахнулся, напрягая все силы. Его рука рванулась вперед, как поршень, увлекая за собой тело, и он еле удержался на ногах. Зрители захохотали.

– Видал? Что я тебе говорил? Не найдется и одного человека на десять, чтобы он знал свою настоящую силу. – Кларенс испустил призрачный смешок. – Ну, вот мы и готовы. Может, посшибаем с ног этих типчиков, чтобы набить руку?

– Нет! – крикнул Тримбл и утер пот с багрового полубезумного лица. К зрителям присоединилось еще пять человек.

– Ладно, как хочешь. А теперь пошли в бар, и помни, что я всегда рядом с тобой.

Все больше и больше замедляя шаг, Тримбл наконец добрался до бара. Он остановился перед входом, чувствуя, как трясутся у него поджилки, а его драчливая тень торопливо давала ему последние наставления:

– Меня никто не слышит, кроме тебя. Ты принадлежишь к немногим счастливцам, которым открылся язык тьмы. Мы войдем вместе, и ты будешь говорить и делать то, что я тебе скажу.

И что бы ни случилось, не дрейфь – я с тобой, а я могу свалить с ног бешеного слона.

– По-понятно, – согласился Тримбл без всякого восторга.

– Ну и чудненько. Так какого же черта ты топчешься на месте?

Тримбл открыл дверь и вошел в бар походкой преступника, поднимающегося на эшафот. Там сидела все та же компания во главе с дюжим верзилой.

Бармен взглянул на вошедшего, гаденько ухмыльнулся и многозначительно ткнул в его сторону большим пальцем. Верзила выпрямился и нахмурил брови. Продолжая ухмыляться, бармен осведомился:

– Чем могу служить?

– Зажги-ка свет, – потусторонним голосом прошипел Тримбл, – и я тебе кое-что покажу.

Ну вот! Он отрезал себе пути к отступлению. И теперь придется претерпеть все до конца, пока санитары не вынесут его отсюда на носилках.

Бармен прикинул. В любом случае шутка обещала выйти занимательной, и он решил исполнить просьбу этого коротышки.

– Будьте любезны! – сказал он и щелкнул выключателем.

Тримбл оглянулся и несколько воспрянул духом. Рядом с ним высился Кларенс, уходя под потолок, точно сказочный джинн.

– Валяй, – скомандовала гигантская тень. – Приступай к делу.

Тримбл шагнул вперед, схватил рюмку верзилы и выплеснул содержимое ему в физиономию.

Верзила встал, точно во сне, крякнул, утер лицо и снова крякнул. Потом снял пиджак, аккуратно сложил его и бережно опустил на стойку. Медленно, внятно и очень вежливо он сказал своему противнику:

– Богатым меня не назовешь, но сердце у меня на редкость доброе. Уж я позабочусь, чтобы тебя схоронили поприличнее.

И могучий кулак описал в воздухе стремительную дугу.

– Пригнись! – рявкнул Кларенс.

Тримбл втянул голову в ботинки и почувствовал, как по его волосам промчался экспресс.

– Давай! – исступленно скомандовал Кларенс.

Подпрыгнув, Тримбл выбросил кулак вперед. Он вложил в это движение весь свой вес и всю свою силу, целясь в кадык верзилы. На мгновение ему показалось, что его рука пробила шею противника насквозь. Он снова ударил по шестидесятому этажу небоскреба, и результат получился не менее эффективный. Верзила рухнул, как бык под обухом. Ого! И мы кое-что можем!

– Еще раз! – неистовствовал Кларенс. – Дай я ему еще врежу, пусть только встанет!

Верзила пытался подняться на ноги. На его лице было написано недоумение. Он почти выпрямился, неуверенно поводя руками и стараясь разогнуть подгибающиеся ноги.

Тримбл завел правый кулак как мог дальше, так что у него хрустнул сустав. А потом дал волю руке, целясь противнику по сопатке. Раздался чмокающий удар, точно лопнул слишком сильно надутый мяч. Голова верзилы мотнулась, грозя вот-вот отделиться от плеч, он зашатался, упал и прокатился по полу.

Кто-то благоговейно охнул.

Дрожа от возбуждения, Тримбл повернулся спиной к поверженному противнику и направился к стойке. Бармен тотчас подскочил к нему с самым почтительным видом. Тримбл послюнил палец и нарисовал на стойке круглую рожицу.

– Ну-ка, подрисуй к ней кудряшки!

Бармен заколебался, поглядел по сторонам с умоляющим видом и судорожно сглотнул. Потом покорно облизал палец и подрисовал кудряшки.

Тримбл выхватил у него салфетку.

– Попробуй еще раз состроить мне гримасу, и с тобой вот что будет! – Энергичным движением он стер рожицу.

– Да ладно вам, мистер, – умоляюще пробормотал бармен.

– А пошел ты… – Тримбл впервые в жизни употребил крепкое выражение. Он швырнул салфетку бармену, оглянулся на свою хрипящую жертву и вышел.

Когда его короткая округлая фигура исчезла за дверью, кто-то из завсегдатаев сказал:

– Это надо же! Набрался наркотиков и теперь, того и гляди, пристукнет кого-нибудь.

– Не скажи. – Бармен был напуган и смущен. – По виду разве разберешь? Возьми Улитку Маккифа – он в своем весе мировой чемпион, а с виду мозгляк мозгляком. Мне этот типчик сразу не понравился. Может, он брат Улитки?

– Не исключено, – задумчиво согласился его собеседник.

Верзила на полу перестал хрипеть, икнул, охнул и выругался. Перекатившись на живот, он попробовал встать.

– А теперь к директору! – со смаком сказал Кларенс.

– Нет, нет, нет, только не это! – Кроткое лицо Тримбла еще багровело от недавнего напряжения. Он то и дело опасливо косился через плечо в ожидании грозной и, как он полагал, неизбежной погони. Ему не верилось, что он действительно сделал то, что сделал, и он не понимал, как ему удалось выйти из такой передряги живым.

– Я сказал – к директору, тыква ты ходячая! – раздраженно повторила тень.

– Но не могу же я бить директора! – пронзительно запротестовал Тримбл. – Эдак я за решетку попаду.

– За что бы это? – поинтересовался прохожий, останавливаясь и с любопытством разглядывая толстячка, который рассуждал вслух.

– Ни за что. Я разговаривал сам с собой… – Тримбл умолк, так как его тени очень не понравилось, что их перебили. Ему вовсе не хотелось следовать ее совету, но другого выхода не оставалось.

– Э-эй! – крикнул он вслед отошедшему прохожему. Тот вернулся.

– Не суй нос в чужие дела, ясно? – грубо сказал Тримбл.

– Ладно, ладно, не лезьте в бутылку, – испуганно отозвался прохожий и торопливо зашагал прочь.

– Видал? – буркнул Кларенс. – Ну, а теперь к директору. Зря мы задираться не станем, будь спок.

– Будь спокоен, – поправил Тримбл.

– Будь спок, – не отступал Кларенс. – Сначала мы поговорим. А если он не пойдет нам навстречу, ну, тогда мы прибегнем к силе, – Немного помолчав, он добавил: – Только не забудь включить свет.

– Ладно, не забуду. – Тримбл смирился с тем, что еще до вечера угодит в тюрьму, если не в морг. С мученическим видом он вошел в подъезд и поднялся в контору.

– Добрый день!

– Хрр, – отозвался Уотсон.

Тримбл зажег свет, повернулся, поглядел, где находится его темный союзник, подошел вплотную к Уотсону и сказал очень громко:

– От свиньи я ничего, кроме хрюканья, и не жду. Разрешите привлечь ваше внимание к тому обстоятельству, что я сказал вам «добрый день».

– А? Что? Э-э… – Уотсон растерялся от неожиданности и испуга. – A-а! Ну конечно. Добрый день!

– То-то! И учтите на будущее.

С трудом волоча непослушные ноги, ничего не соображая, Тримбл направился к директорской двери. Он поднял согнутый палец, готовясь постучать.

– И не думай, – заявил Кларенс.

Тримбл содрогнулся, схватил дверную ручку и деликатно ее повернул. Глубоко вздохнув, он так ударил по двери, что она с оглушительным треском распахнулась, едва не слетев с петель. Директор взвился над своим столом. Тримбл вошел.

– Вы! – взревел директор, трясясь от ярости. – Вы уволены!

Тримбл повернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой злополучную дверь. Он не произнес ни слова.

– Тримбл! – закричал директор, и голос его громом прокатился по кабинету. – Идите сюда!

Тримбл снова вошел в кабинет. Плотно прикрыв дверь, за которой остались настороженные уши всей конторы, он смерил директора свирепым взглядом, подошел к стене и щелкнул выключателем. Затем описал несколько зигзагов, пока не обнаружил, в каком именно месте Кларенс вырастает до потолка. Директор следил за его маневрами, упершись ладонями в стол. Глаза на его полиловевшем лице совсем вылезли из орбит.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и тишину нарушало только тяжелое астматическое дыхание директора. Наконец директор просипел:

– Вы напились, Тримбл?

– Мой вкус в отношении освежающих напитков обсуждению не подлежит, – категорическим тоном сказал Тримбл – Я пришел сообщить, что ухожу от вас.

– Уходите? – Директор выговорил это слово так, словно оно было ему незнакомо.

– Вот именно. Я вашей лавочкой сыт по горло. Я намерен предложить свои услуги Робинсону и Флэнагану. – Директор вскинулся, как испуганная лошадь, а Тримбл продолжал очертя голову: – Они мне хорошо заплатят за те знания, которыми я располагаю. Мне надоело жить на эти нищенские крохи.

– Послушайте, Тримбл, – сказал директор, с трудом переводя дух. – Мне не хотелось бы терять вас, вы ведь столько лет служите здесь. Мне не хотелось бы, чтобы ваши бесспорно незаурядные способности пропадали зря, а что вам могут предложить такие мелкие мошенники, как Робинсон и Флэнаган? Я прибавлю вам два доллара в неделю.

– Дай я ему съезжу в рыло! – упоенно предложил Кларенс.

– Нет! – крикнул Тримбл.

– Три доллара, – сказал директор.

– Ну чего тебе стоит! Один разочек! – не отступал Кларенс.

– Нет! – возопил Тримбл, обливаясь потом.

– Ну хорошо, я дам вам пять. – Лицо директора перекосилось, – Но это мое последнее слово.

Тримбл вытер вспотевший лоб. Пот струйками стекал по его спине, ноги подгибались…

– Мне самым наглым образом недоплачивали целых десять лет, и я не соглашусь остаться у вас меньше чем за дополнительных двенадцать долларов в неделю. Вы наживали на мне чистых двадцать, но так уж и быть – я оставлю вам восемь долларов на сигары и обойдусь двенадцатью.