Текст книги "Эта безумная Вселенная (сборник)"
Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 87 страниц)
8
Джеймс Лоусон со всей дотошностью обследовал камеру, куда его поместили. Помещение было просторным и по тюремным меркам вполне комфортабельным: необычного вида кровать с толстым соломенным матрасом, стул с непременными четырьмя подлокотниками и длинный узкий стол. Посередине стола стояла внушительная корзина с фруктами и еще какой-то коричневатой снедью, похожей на лепешки из непросеянной муки.
Угощение удивило Лоусона, равно как и грубоватая обходительность охраны, приведшей его сюда. Разумеется, они выполняли распоряжения Маркхамвита: держать взаперти, не причинять вреда, не морить голодом. Но держать взаперти.
Похоже, Маркхамвит хотел застраховаться на все случаи жизни. С одной стороны, Великий Правитель решил продемонстрировать свое доброе отношение к Лоусону (мало ли, пригодится). С другой – он держал пришельца взаперти, радуясь, что теперь-то ничего непредвиденного уже не может случиться.
В камере имелось небольшое зарешеченное оконце. Оно находилось на высоте двадцати футов и служило скорее для вентиляции, нежели для освещения. Дверь также была решетчатой. За ее прутьями на табурете сидел скучающий надзиратель. Он лениво читал странного вида книгу. Книга представляла собой свиток, который он медленно поворачивал, скользя глазами по строчкам.
Лоусон сел на стул, уткнулся пятками в остов кровати и решил взглянуть на свой корабль. Сделать это было не сложнее, чем посмотреть на стены камеры. Правда, для этого ему пришлось настроить разум и воспользоваться другим зрением. Но для Лоусона это было врожденной способностью, его второй природой. Разум тех, с кем он прилетел на эту планету, являлся частью его собственного, а их глаза – его глазами. То, что их органы зрения отличались от человеческих глаз, не имело ровным счетом никакого значения.
Картин было несколько, и они накладывались друг на друга, но Лоусон привык к этому. Общаясь с различными формами жизни, привыкаешь ко многому… Корабль находился на прежнем месте. Входной люк так и остался распахнутым нараспашку, однако никто не пытался проникнуть внутрь. Солдаты по-прежнему держали кольцо оцепления и поглядывали на корабль. Чувствовалось, зрелище давно стало для них тошнотворным.
Пока Лоусон разглядывал солдат, изображение поползло вниз и переместилось на одного из офицеров. Шмель, передававший картину, подлетел совсем близко. Офицер взмахнул странным оружием, похожим на двойной серп. Лоусон невольно моргнул. Он услышал свист рассекаемого воздуха, но услышал не ушами, а мозгом. Стой он сейчас там, сверкающее лезвие распороло бы ему глотку.
– Когда-нибудь, Лу, я покажу тебе что-нибудь похожее, – подумал Лоусон. – Ты у меня насладишься изысканным кошмарным зрелищем.
– Я таких зрелищ навидался вдоволь, – мысленно ответил шмель. – Когда кто-то удирает от опасности на ногах, а не на крыльях. Ну не кошмар ли?
Шмелиные глаза показали Лоусону небесный простор.
– Не пора ли нам убираться отсюда?
– Не торопитесь, – ответил Лоусон.
Он отключился от сознания Лу и отправился далеко, невероятно далеко. Путешествие не было обременительным. По сравнению с мгновенным контактом разумов, являющихся частями единого целого, скорость света выглядела ползущей черепахой. По совершенству энергетической формы мысль не имела себе равных, оставляя позади свет и тем более – материю.
Энергия, свет и материя – порождения сверхмысли. Пока это лишь гипотеза, но когда-нибудь объединенный разум солярианцев найдет ей подтверждение. Они и так уже очень близки к этому. Еще один или два шага, и они обретут могущество богов. Они установят господство разума над материей и начнут сами создавать необходимые им виды материи.
Разум Лоусона почти мгновенно достиг центра империи нилеанцев. Если бы понадобилось, он с такой же легкостью мог бы преодолеть межгалактическую бездну и оказаться в пределах своей родной галактики. Лоусону достаточно было мысленно представить конечную точку, и его разум увидел кабину корабля, как две капли воды похожего на его собственный. Правда, на борту отсутствовали гигантские шмели, зато сейчас Лоусон видел мир человеческими глазами.
Экипаж этого корабля состоял из человека по имени Эдвард Ридер и четверых бесформенных существ вроде тех, что красовались на дорогом сердцу Лоусона снимке. Они были родом с Реи – одной из лун Сатурна. Впрочем, реанцы – не более чем историческое название, достояние прошлого. Они были солярианцами и иначе себя не мыслили.
Наверное, шмели с Каллисто больше понравились бы ни-леанцам. В отличие от подданных Маркхамвита нилеанцы радовались бы каждому укусу, ибо он вызывал бы у них приятное опьянение. Они не брезговали никакой кислотой, за исключением плавиковой, но даже она считалась у некоторых отчаянных храбрецов пригодным жидким заменителем «спотыкающихся ягод».
Зрение нилеанцев частично захватывало и ультрафиолетовую часть спектра. Чтобы увидеть «призраков», прилетевших вместе с Ридером, требовалось как раз противоположное, инфракрасное зрение. Поскольку нилеанцы таким зрением не обладали, они были не на шутку встревожены появлением странного двурукого существа в окружении непонятных и жутковатых фигур.
Надо сказать, что и человеческое зрение воспринимало уроженцев Реи в виде туманных пятен. Но солярианцам было легче: умственное восприятие дополняло то, чего не видели глаза, а разум «призраков» с Реи давно стал частью общесолярианского разума. Просто у людей и шмелей были не совсем видимые братья, вот и все.
Лоусон мысленно слушал слова Ридера:
– Я только что вернулся с заседания Военного совета. Это моя третья встреча с ними. Главным у них некий волосатый забияка по имени Гластром. Ему не дает покоя навязчивая мысль, будто твой Маркхамвит строит ему козни и пытается заманить в ловушку.
– Здесь такая же комедия. Маркхамвит засадил меня в камеру и теперь решает, как быть дальше. Ждет знака судьбы или чего-то подобного.
– Меня бы здесь тоже с удовольствием упрятали подальше, – сообщил разум Ридера, даже не спросив, как Лоусон переносит тяготы заключения. – Думаю, их удерживает только одно: они не знают, что делать с остальными. – Взгляд Ридера переместился на призрачную четверку. – Ребята немного показали нилеанцам, какие чудеса умеют вытворять рассерженные духи. Они отключили свет во всем городе. Охранники едва не свихнулись и принялись палить по своей малой луне. Было очень смешно, но нилеанцы почему-то не смеялись.
– Мои спутники здесь тоже не вызывают бурю восторга. – Лоусон помолчал. – Хуже всего, что обе стороны постоянно подозревают друг друга в обмане, считая солярианцев уловкой врага. Им не до наших требований. Самое скверное – все это может продолжаться до бесконечности. Маркхамвит в полнейшем замешательстве. Его единственная тактика – тянуть время.
– Гластром и Военный совет делают то же самое.
– Ограничьте их время, – коротко, но настойчиво потребовали мысли четверых «призраков».
– Ограничьте их время, – эхом отозвались мысли нескольких шмелей.
– Дайте им всего лишь одну единицу времени, – подтвердили мысли немногочисленных солярианцев, разбросанных по здешней галактике.
– Дайте им всего лишь одну единицу времени, – согласился мощный коллективный разум солярианцев по ту сторону межгалактической бездны.
– Думаю, лучше предупредить их немедленно.
Лоусон увидел глазами Ридера, как тот встал и направился к открытому люку. Ридер не опасался, что, выдвигая ультиматум, он рискует своей жизнью. Он не имел возраста, поскольку был частью громадной общности. Будучи ее частицей, он мог не опасаться смерти – ведь он принадлежал к бессмертному целому. Как и Лоусон, Ридер воспринимал себя так: я плюс все остальные люди и плюс все остальные существа и сущности. Индивидуальное «я» может бесследно сгинуть, но Солярианское Содружество вечно и неуничтожимо.
Пора от слов переходить к делу. Лоусон оборвал мысленный поток и вернулся в камеру. Он встал, зевнул, потянулся и подошел к решетке.
– Мне нужно немедленно поговорить с Маркхамвитом.
Надзиратель опустил свиток на пол и обреченно вздохнул. Только размечтался о покое, как на тебе!
– Когда будет нужно, Великий Правитель сам пошлет за тобой, – сказал надзиратель. – А пока можешь отдыхать. Ложись и спи.
– Я не сплю.
– Спать нужно всем, – поучающим тоном произнес надзиратель, – Бессонница ни к чему хорошему не приводит.
– Говори за себя, – посоветовал ему Лоусон. – Я никогда в жизни не спал и, как видишь, жив и здоров.
– Даже Великий Правитель спит, – торжественно объявил надзиратель.
Но и эта, казалось бы, неопровержимая истина не убедила Лоусона.
– Ты видел это собственными глазами? – спросил он.
Надзиратель недоуменно глядел на него, будто искал в словах
Лоусона замаскированное оскорбление в адрес вождя.
– Мне приказано следить за тобой, пока Великий Правитель не пожелает снова тебя увидеть, – не найдя ничего лучшего, сказал надзиратель.
– Прекрасно. Тогда сходи к нему и узнай, не желает ли он меня видеть.
– Я не смею.
– В таком случае позови сюда кого-нибудь, кто посмелее тебя.
– Я позову начальника охраны, – быстро сообразил надзиратель.
Он скрылся в коридоре и вскоре вернулся с начальником охраны – более рослым, толстым и угрюмым типом. Он сердито посмотрел на узника и пробасил:
– Из-за какой еще ерунды ты меня беспокоишь?
Лоусон мастерски изобразил нарастающее изумление.
– Вы что, в самом деле осмеливаетесь называть личные дела Великого Правителя ерундой?
Куда только девалась напыщенность начальника охраны! Он стал похож на проколотый воздушный шар, из которого с шипением выходил воздух. Он съежился и заметно побледнел. Надзиратель поспешил ретироваться, боясь, как бы и его не заподозрили в чем-нибудь недозволенном.
– Я не имел в виду личные дела вождя.
– Я искренне надеюсь, что нет, – заявил Лоусон, мастерски изображая почтение к Великому Правителю.
Кое-как уняв волнение, начальник охраны спросил:
– О чем ты хотел говорить с Великим Правителем?
– Я готов вам сообщить, но только после того, как вы предъявите документ.
– Документ? – переспросил вконец сбитый с толку офицер. – Какой документ?
– Документ, подтверждающий ваше право быть цензором всех разговоров, которые ведет Великий Правитель.
– Я пойду и посоветуюсь с начальником гарнизона, – выпалил бедняга.
Вид у него был просто жалкий. Он как будто вляпался в навозную кучу и теперь спешно искал укромный уголок, чтобы поскорее счистить все это со своих сапог. Вернувшийся надзиратель снова уселся на табурет, опасливо поглядывая на Лоусона. Заметив на рукаве мундира притаившуюся вошь, надзиратель безжалостно оборвал ей жизнь.
– Я дал твоему начальнику сотню тысячных отрезков времени, – сообщил ему Лоусон. – Если он не вернется, я отсюда ухожу.
Надзиратель вскочил, сжал в руке винтовку и тревожно посмотрел на странного двурукого.
– Ты не можешь выйти.
– Почему?
– Ты заперт.
В ответ Лоусон рассмеялся.
– И я здесь, – привел новый довод надзиратель.
– Жаль, что ты здесь оказался, – пожалел его Лоусон. – Ты ведь должен действовать по уставу. Одно из двух: ты либо застрелишь меня, либо нет. Если ты меня не застрелишь, я уйду, и Маркхамвит рассердится. Но если ты меня убьешь, он будет вне себя от гнева. – Лоусон медленно покачал головой. – Ох, не хотел бы я сейчас оказаться на твоем месте.
Надзирателю становилось все тошнее. Он старался одновременно следить за решетчатой дверью и коридором. Появление начальника охраны стало для него подлинным спасением. Подойдя, начальник коротко приказал открыть дверь. Лоусону он сказал:
– Начальник гарнизона передал твою просьбу. Тебе разрешили переговорить с первым министром Ганном. Дальнейшее решение зависит от него.
Начальник охраны двинулся первым. За ним шел Лоусон, а надзиратель плелся в хвосте. Узника привели в тесную комнату. Начальник охраны подал ему телефонные принадлежности. Лоусон взял наушник, но его ухо было крупнее, и он притиснул наушник пальцем. Потом он взял микрофонную трубку и одновременно послал на корабль мысленный сигнал, приглашая спутников послушать беседу.
– Сейчас увидите, как они подергаются, – мысленно добавил Лоусон.
В наушнике раздался голос Ганна:
– Все, что ты желаешь сказать Великому Правителю, можешь сказать мне.
– Прошу передать ему новость: в его распоряжении осталось семь восьмых единицы времени, – сказал Лоусон. – Одну восьмую его подданные попусту растратили на препирательства со мной.
Краешком глаза Лоусон заметил, как помрачнел начальник охраны. Они даже не приняли меры предосторожности, оставив дверь открытой. Оба окна также были полуоткрыты. Замечательно. Жужжалка, Лу и все остальные смогут беспрепятственно сюда проникнуть.
– Семь восьмых единицы времени? – запоздало переспросил Ганн. Голос его чуть дрогнул. – Для чего?
– Чтобы послать приказ к возвращению.
– К возвращению?
– Как жаль, что и вы тратите бесценное время, повторяя куски моих фраз, – вздохнул Лоусон. – Вы отлично знаете, о чем я говорю. Вы же постоянно присутствовали при моих разговорах с Маркхамвитом. И тугоухостью, по-моему, вы тоже не страдаете.
– Прекрати мне дерзить! – не выдержал Ганн. – Твоя наглость переходит все пределы. Я хочу знать точно: почему у Великого Правителя есть лишь семь восьмых единицы времени?
– Теперь из-за вас времени стало еще меньше: тринадцать шестнадцатых. За это время он должен сделать то, о чем я сказал.
– Ты вздумал нас пугать? – взвизгнул Ганн. – А если он ничего не сделает?
– Тогда мы начнем действовать сами.
– Ты все врешь! У тебя нет…
Голос первого министра резко оборвался, поскольку в трубке, тише и глуше, зазвучал еще один, властный голос. Лоусону было слышно, как Ганн торопливо повторял: «Да, мой повелитель. Опять этот наглый пришелец, мой повелитель».
В комнатке, где находился Лоусон, тоже кое-что изменилось. В воздухе послышалось басовитое жужжание. Оно приближалось с двух сторон: от двери и от окна. Начальник охраны и надзиратель почти одновременно задвигали ногами, подпрыгнули, сдавленно вскрикнули. Потом их одеревеневшие тела с глухим стуком упали на пол и стало тихо.
Из наушника донесся резкий голос Маркхамвита.
– Если ты хочешь добиться желаемого за счет новой порции наглой лжи, ты очень сильно ошибаешься. Я уже начал получать донесения с боевых кораблей, – угрожающим тоном продолжал Маркхамвит. – Рано или поздно придет то, которого я так жду. Когда я его получу, пощады от меня не жди.
– У вас остается приблизительно три четверти единицы времени, – ответил Лоусон. – После этого мы возьмем инициативу в свои руки и начнем действовать так, как сочтем нужным. Не волнуйтесь, наши действия будут решительными, но не жестокими. Мы не прольем ничьей крови, никого не убьем, однако последствия для вас будут весьма серьезными.
– Ты, я вижу, все еще надеешься испугать меня своими угрозами, – язвительно засмеялся Маркхамвит. – В таком случае я сделаю то, что ты от меня требуешь. По истечении указанного тобой времени я начну действовать. И мои действия вполне будут отвечать сложившейся ситуации.
– А время продолжает тратиться попусту, – равнодушно произнес Лоусон.
Шмели улетели; теперь их жужжание доносилось откуда-то со двора. Рядом с Лоусоном торчали подошвы грубых армейских сапог.
– Один раз мы допустили оплошность, но только один. Теперь ты ни за что не попадешь на корабль. И с дружками своими тебе не связаться, – торжествовал Маркхамвит. – А через три четверти единицы времени и от твоего корабля ничего не останется. Воздушный патруль подвергнет его массированной бомбардировке. Цель заметная, они не промахнутся.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно. Если на твоем корабле есть устройство для стерилизации, оно тоже превратится в пыль. Все твои крылатые сообщники, если они уцелеют, будут уничтожены при первой же возможности. Поскольку ты решил поскорее закончить спектакль, я подготовился к любым ответным действиям твоего Солярианского Содружества. Если,конечно, Солярианское Содружество действительно существует и еслитвои соплеменники умеют перемещаться быстрее света.
Последние слова Маркхамвит произнес с особой издевкой.
Скорее всего, Великий Правитель бросил телефон, забыв его отключить. Лоусон слышал, как Маркхамвит приказал Ганну: «Йельма ко мне. Я покажу нилеанцам, что все их уловки – плохая замена пулям и бомбам».
Говорить было больше не о чем. Лоусон бросил телефон, перешагнул через два распластанных тела (начальник охраны и надзиратель могли лишь метать на него полные ненависти взгляды) и вышел, прикрыв за собой дверь.
Очутившись на просторном дворе, Лоусон пересек его по диагонали, шагая на виду у нескольких караульных, которые стояли на парапете стены. Те с любопытством разглядывали его, поскольку впервые видели такое странное существо. Если они и не были зачарованы зрелищем, то их надежно одурачила уверенная манера Лоусона. Каждым своим движением он демонстрировал безусловное право идти туда, куда ему нужно. Никто даже не догадался его окликнуть. Ни у кого не мелькнуло и мысли о побеге.
Один из охранников услужливо нажал рычаг, открывавший наружные ворота (потом он проклинал день, когда позволил себе так обмануться и забыть о бдительности). Другой охранник, тоже желая показать рвение, услужливо остановил для беглеца проезжавший грузовик.
– Можешь довезти меня до корабля, что стоит на равнине за городом? – спросил у водителя Лоусон.
– Вообще-то мне в другую сторону.
– Дело государственной важности. Я только что говорил об этом с первым министром Ганном.
– И что он сказал?
– Он тут же соединил меня с Великим Правителем, который потребовал, чтобы я поторапливался. У меня остается немногим более половины единицы времени.
– Великий Правитель, – почтительно прошептал водитель.
Он развернул грузовик и открыл дверцу.
– Поехали. Я тебя мигом довезу.
Им не понадобилось прорываться сквозь оцепление – оно было снято. Солдат отвели на безопасное расстояние. Сгрудившись, они стояли, опираясь на винтовки и предвкушая редкое зрелище. Двое офицеров, заметив грузовик, стали махать руками и что-то кричать, но они находились далеко, и водитель ничего не услышал. Самих офицеров он, к счастью, не заметил.
– Спасибо тебе, – сказал Лоусон, выпрыгивая из кабины. – За добро надо платить добром, а потому разворачивайся и уезжай отсюда еще быстрее, чем мы ехали.
– Почему? – тупо моргая, спросил водитель.
– Потому что через одну пятую единицы времени сюда градом посыплются бомбы. Конечно, ты можешь остаться и глазеть, но потом будет поздно.
Водитель не отличался быстрой сообразительностью, но инстинкт самосохранения подсказал ему, что лучше не испытывать судьбу. Грузовик на полной скорости понесся в город.
Лоусон поднялся по лесенке, убрал ее и задраил шлюз. Ему не требовалось выяснять, все ли шмели успели добраться до корабля. Он и так знал, что все, как и они знали о его возвращении и спешном старте.
Усевшись в кресло пилота, Лоусон прошелся пальцами по приборной доске и задумчиво посмотрел на корабельный хронометр. До обещанной Маркхамвитом бомбардировки оставалось семьдесят две тысячных доли времени. Лоусон повернул еще один рычажок и стартовал.
От места старта понеслись воздушные волны, отчего почти у всех солдат сорвало с голов фуражки. А высоко в небе кружили самолеты воздушного патруля. Их бомбовые отсеки были загружены до предела. Не было только неподвижной цели, которую им приказали бомбить.
9
Планета была бродячей. Когда-то очень давно неведомая катастрофа вырвала ее из родной звездной системы. С тех пор она странствовала по космосу, не зная своего будущего. Если повезет, она притянется к новому солнцу и начнет вращаться вокруг него. Если нет, космическая сирота так и будет скитаться, пока неумолимые законы Вселенной не разрушат ее.
Планета не была покрыта ледяной коркой: раскаленные недра еще согревали ее поверхность. Звезды дарили ей свой бледный, рассеянный свет. Его хватало на жизнь блеклых цветов и чахлых деревьев, растущих на этой планете. На планете была даже разумная жизнь. Правда, чужая.
Давно эта странница не получала столько внимания. На ее поверхности гостили четырнадцать космических кораблей. Одиннадцать из них были солярианскими. Два принадлежали империи Великого Правителя Маркхамвита, и один прилетел с Нилеи. Солярианские корабли облюбовали себе уютную долину. Нилеанцы и посланцы Маркхамвита находились на другом конце планеты. Враги, разделенные парой сотен миль, даже не подозревали о присутствии друг друга, не говоря уже о солярианцах.
Непримиримые враги оказались в довольно забавном положении. Каждая из воюющих сторон обнаружила эту планету самостоятельно, с разницей в несколько дней. И нилеанцы, и посланцы Маркхамвита опустились на поверхность в надежде найти здесь расу двуруких или хотя бы какие-то следы их присутствия. По непонятным причинам экипаж каждого из трех кораблей стал жертвой временного помешательства. Безумие застлало им глаза, и они, не отдавая отчета своим действиям, взорвали все боеприпасы, причинив непоправимый вред кораблям. Так они стали пленниками бродячей планеты. Кое-как оправившись от безумия, все три экипажа тупо взирали на дела рук своих и были полностью убеждены, что на миллиарды миль вокруг нет ни проблеска разумной жизни.
Хорошо, что они не знали, кто являлся истинной причиной их помешательства. Истинные виновники находились на борту двух солярианских кораблей и назывались пауколюди. Родом они были из той галактики, что лежала по другую сторону бездны; точнее – с влажной и жаркой планеты Венера, вращающейся вокруг неизвестной здесь звезды, именуемой Солнцем. Иными словами, пауколюди были солярианцами и входили в одно содружество с двурукими, шмелями и призраками.
С чисто военной точки зрения пауколюди не представляли никакой опасности. Они не умели ходить строем, не разбирались и не желали разбираться в оружии. Пауколюди отличались почти полной невосприимчивостью к технике. Даже обыкновенная отвертка лишала их душевного равновесия. Зато они обожали украшать свои головы неподражаемыми шляпами с перьями. Шляпные мастера Венеры неустанно выдумывали все новые и новые фасоны шляп. Пауколюди были самыми ребячливыми из всех солярианцев, но одно их качество было отнюдь не детским. Кое у кого это качество вызвало бы неподдельный страх: пауколюди умели искривлять чужое сознание.
То была врожденная способность пауколюдей, и потому они не придавали ей особого значения. Они могли концентрировать общую ментальную энергию солярианцев в узкий пучок и направлять ее туда, куда потребуется. Несолярианский разум, становящийся точкой приложения направленного разума пауколюдей, напоминал (правда, очень отдаленно) поверхность, на которую упали солнечные лучи, собранные мощным увеличительным стеклом. Результатом было временное, но абсолютное ментальное подчинение.
Только временное.Солярианская этика не допускала постоянного подчинения одного разума другим, ибо это приводило к порабощению души. Если бы не этические запреты, двое пауколюдей в считанные секунды заставили бы главарей обеих воюющих сторон «увидеть причину» для прекращения войны. Но что толку в соглашении, навязанном чужим разумом? Исчезнет контроль чужого разума, и оно мгновенно рассыплется. Нет, главная цель – побудить Маркхамвита и Гластрома к добровольному, осознанному сотрудничеству, и не временно, а навсегда.
Та же солярианская этика требовала обойтись, если возможно, без кровопролития либо ценою крови истинных виновников войны.
Солярианцы, как никто другой, знали: войны всегда нужны лишь правящей верхушке. Это подтверждала история любой разумной расы. Солярианцам за всю их многовековую историю не встретилось ни одной планеты или планетной системы, население которых само мечтало бы о войне. Как раз наоборот: население мечтало о спокойной жизни. Истинными виновниками всегда являлись полубезумные, одурманенные военным угаром политики, генералы, маршалы. Это они замышляли и развязывали войны. Но не будешь же воевать жалкой кучкой против другой жалкой кучки. И тогда в ход пускались всевозможнейшие методы: от утонченной игры на патриотических чувствах до грязной лжи и откровенного принуждения. К этим маньякам и преступникам у солярианцев не было жалости: если кровопролития не избежать, пусть их настигнет заслуженное возмездие.
Нынешней операцией руководил коллективный солярианский разум. Лоусон, Ридер и все остальные знали ее до мельчайших подробностей, ибо сами являлись частями этого разума. Они владели богатством, которому позавидовал бы любой гениальный стратег прошлого. Для отдачи приказов и распоряжений им не требовались доверенные лица или секретные каналы связи. Не было необходимости в военных советах и координации действий. Решения коллективного солярианского разума мгновенно доходили до каждого из них.
Если военачальники прошлого были вынуждены дорого платить за опыт ведения сражений, солярианцы и здесь обладали необычайным преимуществом. Более того, они могли виртуозно управлять любым сражением, не опасаясь, что враг перехватит секретные сведения. Вместе с громоздкой системой управления боем исчезли неизбежные случайности и ошибки. Нынче даже горстка солярианцев была надежно застрахована от ошибок.
Корабль Лоусона был одним из одиннадцати солярианских кораблей. Вторым был корабль Ридера. Еще семь кораблей прибыли на бродячую планету, чтобы пополнить экипажи Лоусона и Ридера несколькими пауколюдьми. Если бы враг имел другой облик, экипаж пополнился бы другими солярианцами. Возможно, ими стали бы слоноподобные существа с астероида Европа или смуглые карлики с Марса. Что касается нынешней ситуации, паукообразные любители шляп подходили для нее как нельзя лучше.
Двое шестиногих венерианцев, серокожих и поросших густой щетиной, поднялись на корабль Лоусона. Они беспокойно вращали своими фасеточными глазами и подозрительно принюхивались, хотя носов как таковых у них не было. Потом они вопросительно переглянулись.
– Я чую букашек, – объявил один из пауколюдей, голову которого украшал пурпурный колпак с причудливыми завитками пушистых перьев.
– Да, надо хорошенько проверить эту железку на предмет насекомых, – согласился второй, поправляя ярко-красную феску с длинной малиновой лентой.
– Если желаете, можете перебраться на корабль Ридера, – предложил им Лоусон.
– Что? Лететь вместе с шайкой привидений? – Паукочеловек сдвинул свой колпак на бок. – Уж лучше терпеть общество букашек.
– По мне так тоже – лучше букашки, – согласился обладатель красной фески.
– Очень любезно с вашей стороны, – мысленно похвалил их Жужжалка, включаясь в беседу.
Шмель оранжевым шариком выпорхнул из рубки.
– Думаю, мы сумеем поладить и…
Увидев новых членов экипажа, шмель испустил неслышимый вопль и заметался взад-вперед.
– Вы только посмотрите на них! Только посмотрите!
– В чем дело? – сердито спросил паукочеловек в пурпурном колпаке.
В этом году его звали Нфам. Через год его имя должно было измениться на Нфим, а еще через год – на Нфем.
– Какие отвратительные штуки у них на голове, – не унимался Жужжалка. Он весь дрожал. – Особенно красная.
Обладатель красной фески, которого в этом году звали Джлат, вспыхнул от гнева.
– Знай, что перед тобой – шедевр великого Орони, чье мастерство…
– Может быть, хватит обмениваться комплиментами? – не выдержал Лоусон, – Нам пора стартовать. И очень прошу не продолжать перепалку во время полета.
Лоусон закрыл и задраил входной люк, уселся в кресло пилота и повернул стартовый рычажок.
На планете остались десять солярианских кораблей. Через некоторое время улетел Ридер, а после него – и все остальные. Из гостей остались лишь три экипажа. Они задумчиво взирали на искореженные цилиндры своих кораблей и проклинали необъяснимый приступ безумия, приковавший их к бродячей планете.
