Текст книги "Неудачная шутка (СИ)"
Автор книги: TILIL
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 68 страниц)
Наконец бумажный комок был побежден, и он уставился на красные чернила, перечеркавшие его карандашный почерк десятком нервных, изогнутых линий.
Безо всякого сомнения складывающиеся в перевернутую, грохнувшуюся оземь дольку полумесяца.
– Джокер… – хрипло перевел он жуткое послание в микрофон так, будто там было написано что-то без меры неприличное, и по поутихшей толпе зрителей, пришедших равнодушно закреплять сделки – торговать и покупать – прошел звук удивленного отвращения, остановившийся на непримиримой ноте.
Но старый хозяин, облокотившийся на своем месте о плечо племянника, махнул рукой так, будто это нежеланное явление предателя народу было не только предусмотрено, но и согласовано.
Весело перекатывающий по языку яркую лиловую таблетку незримо присутствующий на месте активно совершающихся преступлений Джокер тоже, конечно, знал, что Бэтмен задержан, но по своим подлым делам он вышел днем вовсе не поэтому.
Под грудью тянуло так, будто у него было сердце – верно, у него сломано ребро, он только вспомнил.
Презрительно оглядывая окружение из-под полуопущенных ресниц, он расслабленно и деланно скромно отирался в темноте угла в окружении самых мелких сошек – ему все еще были нужны деньги, у него были большие планы.
Бешенство вставало у него в горле: отвлекаться на мирские заботы от выслеживания желанной, но невидимой пока жертвы, осмелившейся считать себя с ним равным на ниве третирования Брюса, он категорически не желал.
Поиски почти привели его на финишную прямую – но все, что он знал о мужике-с-медбратом, содержалось в его памяти с отрицательным значением и – увы – только в области догадок: не так уж и молод, хорошо знает город, но нездешний; не беден, но не знаменит, ни разу не попал в газеты – наворовал в крупных размерах? Видимо, дело рук Буча. Не стар, со стопроцентной вероятностью сидел в тюрьме или в дурке, но в базы не попал каким-то долларовым чудом. Имел большое влияние на внука бывшего ирландского топа, ныне покойного (раз уж смог убедить его в отцовстве совершенно левого клоуна), но в рядах короны и прилегающих группировок не состоит…
Да, с Алым вышло удачно для противника: столько времени зря потратить из-за ложного следа…
Он знал, чуял, был другой крови. Мужчины, которых он не помнил, научили его охотиться, и с тех пор не было дня, когда он не осваивал правила этой игры. Бывал где угодно, кем угодно: не имел другой жизни.
А вот у добычи жизнь есть. Он не стар. Не попадался на глаза. Не журналист, не коп, не военный. Не байкер, не связан ни с одним картелем. Не…
– Шеф! Голиаф. Один удар. Труп! – вдруг громко перебил важные расчеты прислужник, склоняясь к фиолетовому локтю, и пустился наставлять метра. – Я иду. Буду убивать для вас. Используйте меня. Удар – Джокер мертв!
Упорно старающийся побороть возбуждение, бурлящее в нем в свете последних событий, Джокер не выдержал и захохотал, и его неприятное рычание было настолько мерзким, что сперва уняло понемногу звук разговоров окружения, после – совершенно их уничтожило, и звучало в одиночку в настороженной, испуганной темноте.
Смех всегда был лезвием, ничего удивительного.
– Заткнись, теплая сука, – надменно процедил он сквозь зубы, чеширски улыбаясь, и скинул пиджак в лапы этого нерадивого слуги. – Заткнись и никогда больше не открывай рта. Знаешь, что я делаю с наглецами, мм? О, знаешь. Хорошо усвоил. В таком случае – знаешь, почему?
У Робби повлажнели глаза.
Джокер отвернулся, и подцепив свою голубоватую подтяжку, лукаво выглядывающую из-под расслабленного предстоящим раздеванием жилета, указал на балконы.
– Знаешь, кто там, Бобби-бой? – весело спросил он, лихо скидывая с себя пиджак в подставленные руки и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Там человек, которого я хочу придушить. Ах, как хочу, рот сейчас лопнет! Он был очень дерзок со мной. Он осмелился быть со мной нежным. Если с тобой нежны вши, это приятно? Если москиты решили приласкать тебя – как оно, сойдет? Мм? Они все одинаковые, эти разнокалиберные хозяева мира, хуже даже швали вроде тебя. Ну что, думаешь, папочка идет на верную гибель?
– Два десять рост, двести тридцать вес, одни мышцы. Умелый, – веско возразил ему виноватый прихвостень, мечась в поисках достойного места для царственной фиолетовой мантии. – Один удар… Простите…
Пугающий кумир его уже не слышал, похихикивая: представлял, как кое-кто чертовски растерян в роли заключенного, на каждой пуговице рубашки, на узле галстука, на каждом вздохе ожидая озарения.
Он больше не знал, чего на самом деле хочет после этого великолепного выступления Бэтмена, а это для него равнялось смерти его личности.
– Шеф… – ныл Робби, не понимая, что дурацкое сценическое имя местного мясника уже разозлило того самого шефа излишне.
Джокер зыркнул по сторонам ядовитой ящерицей, и вдруг притянул слугу за шею, прикладывая свои мерзостные рубцы к его оливковой коже.
– Слева мужик в шляпе, Робби, – прошептал он, невзначай пересекая невеликое расстояние до сцены, волоча за собой свою живую вешалку. – На балконе, мм. Ну не смотри, ну твою мать… Кто теперь ходит в шляпе? Может, тут есть еще кое-кто, кроме трефового туза, кто может быть мне интересен, мм? Когда будет минутка между подготовкой, сделай для меня с ним вот что…
Раздав указания, он горько сплюнул леденец стимулятора в сторону, чтобы не баловать себя лишними веществами, и сгорбился посреди импровизированного ринга, кривясь толпе: его интересовал Освальд, его интересовал мудак, вытащивший его из Аркхема, и он немного нервничал – толку от наглого уродца больше не было, а значит – снова время зря…
Робби прижал свою короткопалую носорожью ладонь к яркому белому пятну на своей щеке и прыснул выполнять приказ.
– Р-р-р! – громко сказал густо загримированный убийца, террорист и насильник, ревниво привлекая к себе взгляды, пока неожиданно смиренно проходил досмотр на наличие запрещенного оружия. – Бау-вау.
Ведущий, жмущийся в углу за его спиной, открыл рот, и Джокер, не оборачиваясь, уложил его пинком в колено.
– Будет мешать, господа нелюди, – объяснил он публике. – Не люблю быть на вторых ролях, ну вы же все понимаете…
Пока он вдумчиво выворачивался из рукавов рубашки, у его уха пролетел кулак – очевидно, приветствия тут были не в чести.
Джокер наклонил голову, изучая черт знает когда появившегося соперника, и правда огромного, и весьма уродливого: полуголого, с желтоватой, грубой кожей и прискорбно лысой головой.
– Засмотрелся! – громко провозгласил он, укладывая руки в карманы. – А все потому, что…
Ему пришлось прерваться, чтобы для острастки поучить партнера по танцам смирению.
Тот еще был уверен, что имеет право голоса.
– Наконец-то ты серьезен. А ведь как обставил свое сраное появление! – прохохотал Голиаф оперным басом. – Когда имеешь дело со мной, неосторожность может стоить тебе… умяу.
Он издал этот стыдный звук, получив стальной стопой по гениталиям – даже подобная прыть могла бы сыграть с моментально записавшим его в дилетанты Джокером дурную шутку: противник оценил скорость и приложенное усилие, и сам стал серьезен, до того момента опасаясь только ножа.
“Голиаф” мужественно пытался не стонать.
Раздосадованный любительским вступлением противника Джокер надменно вытянулся, упирая ладони в бока: глупо гонять козыря, когда руки должны быть прижаты к торсу, но ничего поделать с собой он не мог.
– Готэм Гриффитс получает три очка… Поняли? Выбил ему три очка, мм… – заворчал он, вываливая язык. – Господа! – провозгласил следом он громко, и гнусавый его голос неопознаваемого регистра отскочил от стен. – Добро пожаловать! Ося, приве-етик! Ося, я выбился в люди, смотри!
Тревожно обмирающий в закрытом кабинете с видом на весь ангар, сжавшись своим коротким телом на шикарном “вспомогательном” кресле, которое не стоило в его присутствии называть инвалидным, Освальд грозно сжал кулаки, и заскользил взглядом по периметру, судорожно соображая, что важнее: быстрая телепортация подальше от так нежданно объявившегося взрезанного ублюдка или сохранение лица перед партнерами, действующими и потенциальными.
– Только сегодня, впервые за дохуя лет известный иллюзионист КК к вашим услугам! – разорялся Джокер. – В программе фокусы, трюки и стендап, а под конец вас ждет особенный сюрприз! Если я еще смогу дышать, разумеется. Итак, расставим приоритеты: в правом углу в синих трусах господин Дэвид-двести-на-двести, и я, ваш скромный, но ужасный сон, одет почти прилично. Какая несправедливая сцена ждет вас, друзья мои. – противник опять напал, злой, будто носорог, почуявший костер на своей территории, и он ловко отскочил, прижимаясь спиной к его спине: неудачный удар и правда убил бы его, измочаленного слишком затянувшимися бдениями в дурдоме. – Какое убогое представление! Силы неравны. Никак нет, господа.
Они завертелись – враг хотел придушить его, Джокер хохотал и рассматривал публику.
– Малыш Тит снова подсуживает мне… – пробормотал он, отскакивая на бортик арены. – Так вот, несправедливость, господа отбросы общества. – продолжил он громче. – Но я пойду вам навстречу – такова судьба артиста, удовлетворять желания публики – и объявляю новые условия! Моя очаровательная ассистентка! – он обнаружил враждебную груду мяса слишком близко к своим коленям и перемахнул к другой стороне бортика, наслаждаясь обликом убегающего труса. Из-за уха преследующего он извлек алый шелковый шарф, припасенный для каких-нибудь (в зависимости от ситуации) ролевых игр, и аккуратно потрепал разъяренного врага по щеке. – Спасибо, малышка. Завяжу глаза, – объяснил он чьей-то шлюхе, ошарашенно пялящейся на него с третьего ряда. – Лишу себя зрения, и ему будет проще побить меня!
Глаза он и правда завязал – и только тогда получил приличное внимание.
– Ты клоун, Джек!! – не выдержал интеллигентный Освальд, все время пролога прятавшийся за плечом одного из Гумбольдтов, хотя его крытый балкон прятал его даже слишком качественно. – Уродец цирковой! Безумец! Бармаглот! Подстилка полицейская!
Его голос, заглушенный перекрытиями и шумом толпы, не дошел до ушей адресата, но расчетливый Джокер захихикал, ловко уклоняясь от ударов.
Реальное положение вещей крылось в усилиях стрельбы и работы ножом, двух годах в гнилом бетонном мешке Аркхема и этой паре месяцев гона: ну точно, он потерял форму.
На крайний случай он мог бы открыть глаза – шарф, конечно, был полностью прозрачен, даже если со стороны казался плотным – но уязвленная гордость ловкача заворчала ему в ухо.
– Милый Осенька, мой сладкий мишка! Береги себя! – заржал он, предугадывая реплики добычи и, пользуясь случаем, выбил громиле пару передних зубов своей стальной пластиной в перчатке. Хруст и угол подсказали ему, что это был только один зуб – клык – и он приуныл, уважая лишь рекорды. – Ты пришел спасти меня? Ах, спасите, ваш черный принц совсем один и та-ак беззащитен.
– Надо было присутствовать через видеотрансляцию! – в сердцах зашипел Освальд и засуетился, желая покинуть свое место: неприятная слизь облепила ему желудок, и он знал почему: везде, где появляется этот чертов клоун с прибабахом, появляется смерть, следующая за ним невидимой сестрой милосердия.
Гумбольдты, получив добро на обсуждение действий кормильца, горячо поддержали признание совершенной ошибки.
– Идиоты! – разозлился их странный хозяин. – Заткнитесь! И толкайте чертово кресло, у нас мало времени, – он огрел ближайшего слугу зонтом по бедру, чтобы придать остальным нужное ускорение. – Не пытайтесь думать, у вас не получается: если бы я не пришел лично, получив приглашение, все сочли бы меня трусом. Это плохо для бизнеса. Кто же знал, что эти трое придурков будут молчать? Ветеран-нетопырь у копов мог бы начать петь канарейкой, а четырехглазый пэдди вообще пропал… Пошевеливайтесь! Хотите вернуться в яму, откуда выползли по моей руке, и оплакивать Бэйна?
Так, осторожно размышляя о секретах эффективности последнего гостя Айсберга, Пингвин покинул место действия.
Джокер этого не заметил, еще сильнее зажмуриваясь.
Враг несся на него, пока он самовлюбленно ожидал, и любому более-менее искушенному человеку было понятно, что это сыграет с ним дурную шутку.
Это было бы справедливо, но кулачищи гиганта вдруг оказались совершенно стыдно отшлепнуты практически оземь, и острый клоунский локоть с усилием впечатался в мясистый рот, доразбивая губы.
Гигант взвыл, и зал одобрительно заворчал, откликаясь эффектности Джокера, забывая, как много убытков приносит этот человек.
– Я хорош? – немедля захихикал артист, растягивая рот. – О, я хорош, вам нравится. Но видели бы вы, как я хорош, когда сталкиваюсь с ним!
– А ты неплох, – глупо завторил ему противник, шлепая кровавым ртом, и вдруг признался: – Ненавижу быть серьезным. Этот чертов плен всегда так тянется, если приходится… – не договорив, он вдруг исчез – по крайней мере ослепленному своей гордыней Джокеру так показалось.
Оная так же помешала ему открыть глаза и начать оглядываться – он слишком поздно ощутил оказавшегося сзади врага, и в спину ему полетел смертельный удар.
Щелкнул затвор УЗИ, предусмотрительно притащенный Робби тайком от хозяина на “дельце, которое в любом случае станет удачным, даже если великого артиста хватит падучая”, но в следующий момент ему пришлось прятать уловку за спину: под громкий треск ухваченной лапищей врага футболки Джокер увернулся, зияя в полумрак помещения уродливыми, глубокими шрамами оголенного торса, и теперь прислушивался в служью сторону, по-щенячьи игриво отпрыгивая от раздраженных ударов.
Робби сглотнул: шеф дал вполне четкие указания, и это его самостоятельное решение могло разрушить весь план порабощения Ангара.
– У нас тут конкурс “мокрая майка”… – раздраженно прошипел Джокер, ужасающе растягивая шрамы: понял, что придется попотеть. – Не смотрите, я стесняюсь. Что? Ну засосы, да. Я недавно был с горячей штучкой. Просто обжигающей!
– Это было бы так, если бы ты, урод, хоть кому-то нравился… – устало прогремел подневольный Голиаф, останавливаясь.
Теперь счет шел на секунды: Джокер захихикал, потому что почуял настоящую опасность, и расслабил все время представления напряженные мышцы, решая кончать это унылое…
И вдруг все изменилось.
– Брюс Уэйн?! – вдруг крикнул сверху кто-то громко, вскакивая со своего стула – мебельное дерево грохнуло о дерево паркета, издавая неприятный звук подобия.
У Джокера некрасиво отпала челюсть – было только одно слабое место у его защиты, и это было оно – извиваясь, он поспешил обернуться, чтобы увидеть кричащего, и сделать это как можно незаметнее: отлично он проколется, если при звуке Его имени будет прыгать собачонкой!
Через красный газ платка он увидел взбудораженную публику нелюдей, рвущую друг у друга утренние газеты совсем по-человечески.
Это ничего не значило. Брюс – местная звезда… Но для таких, как он и они, его очередное купание в фонтане или чаевые, на которые можно купить небольшой бизнес, вряд ли имели значение…
Что еще он задумал? Куда еще вляпался? Что он мог сделать такое, что стоит внимания отборных подонков?
– Уэйн, Уэйн… – зашептала криминальная элита, забывая о том, что наслаждалась гладиаторством падшего, но свирепейшего из них. – Поверить… не могу… поверить…
Джокер закрутился на месте, забывая обо всем, разыскивая в далеких лицах ответ, сдирая с глаз свой “красный колпак”, уже ничего не помня про план и таинственную Шляпу.
– Что не можете… – шептал он одними губами, с досадой чувствуя как самая главная его слабость – нетерпение – сокрушает его. – Не злите меня…
Горизонт вдруг дернулся, завалился, он потерял равновесие, неудачно прикладываясь носом об пол: за ногу его дернул обиженный враг, повалил, мастерски выверяя момент падения – равновесие, равновесие, баланс – не имели значения.
– Бэтмен… Брюс Уэйн… Бэтмен… Бэтмен – Брюс Уэйн! – шуршала толпа, и Джокер некрасиво взвизгнул, зашипел, отмахиваясь от трясущего его гиганта, как неразумный ребенок.
Это был только его секрет.
– Поймал, сученька… – рычал победитель, от восторга забывая о гневе, и сдавил побежденные шутовские кости прессом своих сильных рук. – Для тебя… сделаю… исключение: замочу с радостью!
Он успел начать злобно улыбаться, когда вязальная спица, проблеснувшая из воздуха мимо вражьего белого уха, с усилием въехала в его глаз, как во влажную землю – и он заорал, но никому дела не было: зал расходился, распадался на отдельные персоны, серыми тенями спешащие к выходу.
Джокер стиснул зубы, переваливаясь, торопясь, пока болевой шок не сделал из противника неуязвимого берсерка, повалил его под себя и, почти испуганно озираясь по сторонам, пустился плавно работать рукой, словно над обыденной дрочкой, щурясь и вываливая язык, будто похотливый волк – острие попало в левый уголок глаза, снова соскользнуло, в правый, брызнула кровь, наконец в середину, когда он прицелился лучше, брызнула кровь по-настоящему, попала ему в лицо, в открытый от счастья рот, обожгла язык.
Его обыграли. Вчистую обыграли. Пока он бегал, как новичок, чертов мистер Икс, проклятый червовый туз так запросто обвел его вокруг пальца…
– Шеф. Как же план? – суетился услужливый Робби, материализовавшийся у ног своего господина. – Нажимать? Обвал?
Влажные звуки сопровождали экзекуцию – Голиаф был последовательно повержен, слабо постонал немного, пока растерянный убийца был небрежен, и теперь был мертв, пораженный в нежную мякоть мозга, в ее безусловную хрупкость.
Джокер отмахнулся, потеряв к массовым убийствам все настроение – кроме того, обвал “трибун” был бессмысленен: все уже разбежались.
– Робби! – заорал он, прилежно продолжая кромсать уже мертвое тело. – Робби, газеты мне! Не стой столбом!
Ему под нос сунули свежий типографский отрез, аккуратно сложенный, где с первой полосы презрительно глядели пьяные геройские глаза крупным планом, увенчанные крупной белой надписью: “Шок-сенсация-миллиардер-безумец”.
– Безумец, – фыркнул он, разом успокоившись, пока встряхивал хрустящие листы, быстро набирающиеся красным – мокрая спица шлепнулась, позабытая, звякнув о бетон. – Преступник – вот что важнее… Стоило один только раз пропустить выпуск и пфф…
– Вышла раньше срока, шеф, – невозмутимо сообщил Робби, но услышан не был.
“Раскрыта личность Бэтмена. Фото. Неопровержимые доказательства. Полиция готовит…”
И в рубрике политики: “Брюс Уэйн и кризис две тысячи восьмого… рост преступности… увеличился… дело рук… нездоровое эго”… Они даже припомнили Уэйн Энт., управляемый тогда блаженным Томасом Уэйном, энергетический спад восьмидесятых, будто в этом был какой-то смысл…
И в желтом приложении, состоящем только из бабьего дерьма вроде гороскопов, задниц голливудских актеров, рецептов слабоалкогольного физа: “Большие потребности, невеликие способности. Моя история отношений с Брюсом Уэйном.” Раньше они хоть немного держали себя в руках, а теперь им всем дан зеленый свет. Деньги, деньги, деньги…
На лицо сама собой жирной мокрицей заползла улыбка: хлюпая хлещущей из разбитого носа кровью, Джокер судорожно соображал, побежденный восторгом обвала.
Даже если не им судить о кое-чьих способностях и потребностях.
– Чего мнешься? – не оглядываясь, пожал плечами он, быстро впитывая лживые буквы, потому что свежий труп вызвал у прислужника совершенно нездоровое возбуждение. – Я бы прикрыл ему глаза, но почему-то не могу найти век, мм.
Пошатываясь, встал, побрел на выход, но на полшаге склонился у стены, ровно трогая ее раскрытой фиолетовой ладонью, будто пьяница, возвращающийся из бара – и его вырвало себе под ноги.
Хорошо. Отлично сделано. Противник умен, и единственный присутствует за столом раздачи, пока ему приходится довольствоваться положением освещенного всеми прожекторами дурака, тщетно разыскивающего место назначения. Вслепую. Отвлекаясь на все подряд. И это не просто фора… Дуракам положено проиграть.
– Брюс Уэйн… Брюс… Уэйн… – сбивчиво рычал он, сипя обожженным кислотой желудка горлом. – Это не Бэтмен. Робби, сечешь? Этот мужик не Бэтмен. Невозможно.
Мнущийся рядом Робби, все такой же невзрачный, подал ему округлую армейскую флягу.
Его широкие руки сжимали скомканные купюры, запасливо натащенные под шумок: точно, все это было ради чертовых денег.
Унижение стоило всего три сотни баксов.
– Маскировка, – равнодушно сказал тот в своей лаконичной манере. – Удобно. Не будут думать, откуда деньги на броню, на технику. Богатый. Выглядит сильным: большой, хищный. Но слабый в газетах. Пижон, дурачок, официанты протирают ему ботинки рукавами: удобно.
Взвившийся Джокер молниеносно сцапал его за футболку, сгреб себе под ноги.
– Никогда больше при мне не пытайся даже думать, что Уэйн это Бэтмен! – грозно запретил он. – Где ты вообще видел эту готэмскую принцессу, чтобы судить, кто там хищный и большой, мм?
– Не буду, – покладисто согласился слуга, неуверенно улыбаясь. – Джокер узнает Бэтмена. Сразу. Легко. Не узнал – не он. Прибраться? Шеф, за вами прибраться?
Джокер фыркнул, вливая в себя как минимум триста темного рома и скомандовал конец операции.
– Стокгольмский синдром, – проворчал он, разминая онемевшую шею. – У тебя эта херня, Робби. Принесу тебе в больницу апельсинов, когда эта зараза разовьется до терминальной стадии. Похер. Насрать. Все отменяется.
Робби вздрогнул, помаргивая.
– Вообще все? – глупо переспросил он, раскрывая перед хозяином дверь в свежий осенний день: до этого намечались масштабные военные действия похлеще сегодняшнего, сулящие большой куш.
– Все, – подтвердил Джокер, хладнокровно рассчитывая новые планы в этой чертовой шахматной партии. – Оставляю эту бетонную дыру под твою ответственность.
Даже если от бездействия в следующие дни он не только терял преимущества, но и сильно подставлялся.
========== Глава 97. ==========
За углом негостеприимного управления Брюс ожидаемо вышел на Фантом – занятое им место в сумраке кустов было удобно укромным – и, мрачно рухнув на заднее сиденье, теперь пораженно смотрел в газетный омут, перелистывая страницы неловким кевларовым пальцем.
Основные новостные каналы Фоксу удалось усмирить, но все источники попроще исходили в горячечном поту сенсации.
Это был крах, это был вызов, принимать который он не собирался – комариный укус: они ничего не раскопали. Ничего настоящего – ни тех женщин, с которыми он был на самом деле близок, ни одного из его многочисленных секретов, никаких доказательств.
Но теперь все думали, что он Бэтмен. Реальность не важна, только повторение усвоенного.
Пока он читал клевету, домыслы и слепые блуждания по его следу, Альфред, поневоле послуживший ему вестником беды, кривил губы, размышляя о непроницаемости тонировки.
– Я выехал из Башни, не заезжая в Палисайдс, – степенно сообщил он, чопорно указывая на сверток одежды – набор ловеласа, хранящийся в Фантоме на несчастный случай охмурения журналистов и светских дам на неформальных благотворительных утренниках, купания в фонтане и прочих шалостей. – Поэтому здесь только ваша смена на… вечер, сэр.
– Давай ее сюда, – поспешно приказал Брюс, не желая вступать в любой из возможных споров, хотя скрывать, как маска, призванная раскрепощать его, смущает, было уже невозможно.
– Мастер, тот человек знал вас слишком хорошо, – ворчал ему под руку Альфред, пока он, согнувшись в три погибели, влезал в брюки и рубашку. – Без всякого сомнения, именно он сообщил о вас в газеты.
– Бэтмена все знают слишком хорошо… – со вздохом вяло отбивался Брюс. – И, похоже, очень этому рады. Это не Джек.
Лицо Альфреда, невидимое ему за зашнуровыванием ботинок, исказилось.
– Верно, – жестко проговорил он, являя в своем приятном, уютном голосе малозаметный акцент, прежде не слышанный. – Это не Джек, сэр. Это Джокер.
– У Джокера, который Джек, нет проблем с расслоением личности, – усмехнулся Брюс. – Похоже, теперь ты хуже понимаешь его, чем я: он сейчас наверняка молотит челюстями, прожирая себе путь наверх преступного сообщества, я его не интересую. Иди, уложи доспех в тайник.
Тайники у них были рассыпаны по всей агломерации под фальшивыми ливневыми решетками.
Автомобиль, говорящий о его присутствии больше, чем удостоверение личности, стоило поскорее покинуть, что он и сделал, с тяжелым вздохом аккуратно разрывая обличающую бумагу, чтобы скинуть клочья в алеющие пикарантовые кусты.
Ему нужна незарегистрированная машина, и частный дом, и Фокс мог бы предоставить ему это, но его теперь трогать нельзя…
– У тебя еще осталась та комната в Петле, Альфред? – отстраненно спросил он, вяло прикапывая землей выброшенное ребром ботинка, хотя, конечно, ни в какую людную Петлю не собирался.
Тем более на Фантоме.
– Дело в том, сэр, что пока вы необходимы, чтобы дать показания, нам лучше не появляться в указанных местах, – неожиданно согласился с его мыслями обычно упертый в таких вопросах старик. – Сообщник…
Брюс моргнул. Он, без всяких сомнений, беглец? Это было даже забавно.
– Надо сменить машину, – проговорил он четко, хотя голова плыла от усталости, и газетные заголовки застали его врасплох. – Ты, наверное, сейчас не менее знаменит, чем я… Ничего, но у меня такое ощущение, Альфред, что нас повсюду теперь ждут не только полиция, журналисты и бандиты. Как бы так выразиться, пара внимательных глаз, горящих ненавистью…
Он подавил порыв тяжело вздохнуть: успел понабраться от кое-кого… Дурацкое чувство юмора заразно? Боже…
Забавно? Но он и правда так думал.
Но было кое-что важное – Альфред.
Упрямый старик, обычно рвущийся в Англию к родственникам, теперь наверняка заартачится, и не отойдет ни на шаг.
Его здоровье и благополучие… Это было слишком опасно: быть тут. Рядом с ним – опасно.
Попасться было бы очень глупо, но можно ли было жалеть о спасенной жизни… Он в чертовом розыске. Фальшивый Бэтмен угрожает его городу, пока он сам должен скрываться или быть задержанным…
Джим знает, где его искать, и искать будет – или его уберут. И все страховки, которые он разложил по швейцарским банкам на такой случай, вскрывать, привлекая внимание, неразумно. Домой ехать просто глупо. Но обеспечить Альфреду безопасность и кров иным путем было невозможно, а он не может даже приближаться к дому Фокса…
Брюс собрался с силами и открыл рот, чтобы начать уговаривать дворецкого уехать: он запросто мог купить себе небольшой город в качестве укрытия, мог уйти куда угодно – весь мир был ему мощеной дорогой – и будь что будет, но семью свою доверить такому убежищу не мог.
Враг ждет за каждым углом.
– Не надо, мастер, даже не начинайте, – чопорно выдал старик, и оправил свою старомодную клеенчатую куртку. – Не беспокойтесь обо мне, и избегайте идентификации, пока мистер Фокс все не наладит.
За зарослями туи остановился автомобиль, и они синхронно повернулись на свет фар, бледный в голубеющих осенних сумерках.
Брюс похолодел, цепко запоминая номера другого штата. Раздражение наполнило его: сегодня он не мог подрабатывать волонтером в коррекционной группе.
– Мы с тобой ни о чем не договаривались, Альфред, – быстро сказал он, и получилось грубо. – Уходи. Проклятье, я даже не знаю, плачу ли я тебе…
Водительская дверь открылась и оттуда выскользнул растрепанный Джокер – без грима, но в своей странной одежде, обильно забрызганной свежей грязью. Мерзкие зеленые кудри, небрежно стянутые в хвост на затылке, выглядели куда поганее обычного.
Он морщился, страдая от невозможности пользоваться своей харизматичной мимикой: разбитый нос горел и пульсировал.
Разумеется, он… Кто еще догадается приехать на такси без таксиста? Все встроенные в Бэтмена приборы тревожно фонили при его приближении.
– Джекпот! С отсидкой! – бодро проурчал он вместо приветствия, щедро скалясь прозрачному осеннему вечеру, и слова посыпались из него обильно и глупо. – Когда откинулся? Долго чалился? Не уйти ли нам подальше с открытого воздуха, милорд?
Ну вот, то, чего Брюс осторожно опасался, уже началось – теперь быть ему объектом непрекращающихся насмешек. Хмурясь, он почти явственно услышал бубенцы с его колпака и башмаков, и шорох его невидимого плаща.
– Проваливай к херам, Джек, мне сейчас не до тебя, – грубо прошипел он, косясь на старика-жреца приличий.
Альфред ожидаемо осатанел и стал весьма смиренен.
– Заткнись и садись в машину, мужик, – не обиделся чертов клоун, полыхая своим насмешливым темным взглядом, и ему завторил алый подклад пальто, беззвучный, не-шуршаший, зловеще взметнувшийся у бедер будто его злой, агрессивный флаг. – Не заставляй взваливать тебя на плечо, – но все же он, прежде только жадно рассматривающий смуглые ключицы, четко просматривающиеся в расстегнутом воротнике темно-серой шелковой рубашки, похоже, почувствовал, что бить бэт-лежачих не самое плодотворное дело, потому что помрачнел и устремился к черной рыцарской фигуре. – Флетти в управлении извелись уже, у меня там прослушка. Садись в машину, Фред, и я подам тебе стакан воды, если ты понимаешь, о чем я… – походя махнул он, совершенно зарываясь, и ухватился за собственный воротник неожиданно блеклой голубой рубашки, словно не мог согреться. – Не волнуйся, я разберусь. С вождением, мм.
Неожиданный галстук-бабочка на его шее неопрятно содержал на своем пестром крыле яркое красное пятно весьма подозрительного происхождения.
Невозмутимого даже в условиях отверженности Альфреда тоже привлекало обнаженное горло Брюса – ноябрьский ветер! – и он, тайно даже от себя, строил козни по наверчиванию туда своего шарфа, что, конечно, было излишней дерзостью даже в мечтах.
Он невозмутимо покорился клоуну хозяина, пытаясь только скрыть улыбку – это ему удалось легко, потому что и в целом за долгие годы общей практики, и в частности тех недавних часов пожарищей, когда эти два человека испытывали его терпение, он этой наукой овладел в совершенстве.
Джокер подошел вплотную, к сожалению, не отягощенный необходимостью смотреть снизу вверх, и сильно прихватил упрямца за предплечье правой рукой в перчатке, не жалея содранные ногти.
Глок, который он оглаживал в тайнике потайного кармана, остался незамеченным.
– Брюс, – прошипел он, остро оглядывая пыльно-голубые можжевеловые и бордовые огнешипниковые кусты. – Поедешь со мной. Не дергайся, не хватало только окончательно попасть под камеры.
Мрачнейший Бэтмен вырвал руку и отправился к машине, желая себя наказать.
Джокер скривился: надеялся, что теперь начнется настоящая бойня, проявятся все скрытые намерения даже если это было невыгодно; нетерпение сжирало его и могло, похоже испепелить: серьезная игра, где вместо банка разыгрывают героев – заманчивая, опасная…
А вместо этого Брюс равнодушен, холоден и собирается отсиживаться!
