Текст книги "Неудачная шутка (СИ)"
Автор книги: TILIL
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 68 страниц)
За каких-то сраных полчаса он разнес в щепки все свое самое обустроенное убежище.
Шатаясь, словно упругий маятник с низким центром тяжести, он рыскал по своей запыленной норе: Бэт злорадствует, должен был уехать, вместо этого кувыркается с продажным мясом в крытых бассейнах.
Эта мысль – как любое уродство и гадость, привычно привлекающие его своей нескрываемостью, а потому честностью – на некоторое время увлекла его: он видел, как лопаты ладоней рассекают фарш, которым полн резервуар, как капли мясного сока дрожат и перетекают; как ныряет между островков котлет серьезное, холодное, красивое лицо героя; чужие руки с острыми ногтями полосуют обивку его собственности, и пенные плевки шлепают по темным губам…
Это бы так занятно, что он замечтался.
Стоя на коленях без рубашки и ботинок, замер с занесенным для удара кулаком над крысиным ходом.
– Никому не доверяй… – приговаривал он не-про-себя быстро, потому что одолеть оковы неудачи оказалось нелегко. – Не показывай никому спину…
Его изможденный голый торс, сухой от недоедания и влажный от пота, сам кулак-орудие и прилегающее к нему предплечье были забрызганы красной кашицей, и периодически он принимался хихикать, когда представлял себе тот недовольный интерес в серых глазах: какая-то тайна.
Но это и была его тайна, больше ничего – о, как это было смешно: кому-то захотелось узнать такую незначительную вещь, ему самому такой пустяк оказалось желанно скрыть!
Сдерживаться было нелегко, и он вздрагивал, когда от шоссе под его норой раздавались локальные вскрики сирен, прерывающий мерное дыхание утренней доработной пробки.
В глубине тоннельчика, в черной арке норки показались любопытные звериные усишки – пегие от налипшей пыли, он едва заметно двигались, когда грызун принюхивался, не умея понять, почему убийца мышей ждет так долго остается без движения.
До того не замечавший своей охоты на вредителей Джокер не двигался, но паниковал: воздержание после стольких лет не пошло ему на пользу, и он иссыхал прямо у корня. Был ли он достаточно хорош, чтобы покрывать серебро? Нет, нет, какая мерзость.
Его руки были грязны для чистейшего, и шершавы для шелков и ночных туманов. Не удивительно: он не мог быть уверен, но знал точно, что с самого начала был воспитан воинством – даже если то была лишь армия кипарисов, арьергард висячих мхов у казарм трейлеров, стройные ряды сухих камышей…
– Я научился этому в Квотере (да не сосать хуи, а…), – сказал он крысам, чье лоно захватил без спроса, чтобы укрываться от дождя и снега: в дурке с этим не было проблем. – Вылезай, животное, давай смахнемся.
Новый удар о кафель пробудил его – грязь с ботинок попала в трещины ожога, защипала: инфекция.
– Проклятье, – пробурчал он, вскакивая на ноги. – Микки, ты ведь ничем не болен? – тревожно спросил он у мертвого грызуна. – Проклятье… Проклятье…
Крысиный труп с разможденной головой среди осколков крохотных челюстей имел уцелевший серо-розовый язык, но ничего не ответил.
Джокер вновь обратился к зеркалу, будто мог увидеть в отражении проходящие по его крови инородные частицы заразы, но его разбитое отражение ничем не отличалось от нормы.
Эти нестандартные для него хлопоты приносили ему удовольствие: прежде не было необходимости думать о пропитании, о работе мозга, о гигиене (теперь он весь был кожное сало, коросты на ранах, смегма, пот, сухие ногти, зубной налет), о чистке кишок, об облетающих волосах и ресницах, о вирусах – папилломы, бешенства, ВИЧ – микробах, бактериях, паразитах…
Словно он снова был подростком, эти страхи не оставляли его, и пробуждались, стоило исчезнуть лаванде, спиртовому сандалу, проявиться запаху тела.
Следующие двадцать три минуты, запершись в служебном душе, плюющемся небольшими порциями ледяной, воняющей тиной воды, он до скрипа натирался одной из своих футболок, щедро умазав ее мылом.
Что-то сделал не так – где-то пережал, где-то недожал – черт его знает, это темный лес – рука на плече, внимательный взгляд…
Выскользнул из душа, стремительно, словно стыдливая девушка, облачаясь прямо по мокрому в уцелевшую одежду.
Устроить лежбище между ног женщины прежде казалось ему отличной шуткой.
Теперь в чреве железной Леди Справедливости – вечному символу, огромной полой статуи, купленной и оберегаемой каким-то-там-другим-Уэйном, было не так уютно – почил безвозвратно хлипкий однодолларовый журнальный стол, пришли в негодность кипы бумаг – газет, газетных вырезок и записей – он изорвал рубашки, изорвал брюки, попытался изорвать галстуки, рассыпал отмычки, и больше ни одной не найти, шмякнул пулелейку об стену так, что даже в этом немудреном приборе, похоже, начались неполадки…
Брюс впервые не стал ему Бэтменом. И он опустил руки, оттого теперь громил об стену захватанные жирными пальцами стаканы и запыленные, засиженные мухами справочники, аппаратуру и ящики с инструментами…
Прежде он никогда не оставлял незаконченных дел.
Не оставлял. Нет? Он не мог вспомнить, но… Не оставлял. Никаких принципов, но тогда он ничем не отличался бы от…
Мужская фигура – отвратительно огромная, значимая, устрашающая – в последнее время все реже тревожила его – и вот теперь, в черную полосу неудач, он явился опять, серый, блеклый, неизвестный…
Он собрал на влажные голые ноги пыль и хлебные крошки с пола, подскользнулся на гниющей апельсинной корке, но не заметил этого.
Кто-то задумал зло, кто-то тоже занес кулак, но экстрасенсорных способностей не существовало, это он, просто болен, ужасен, искривлен, мог только облизываться у накрепко закрытых ворот: кто следит за ним из-за угла? Он знает его имя, его лицо не узнать невозможно. Кто еще готовит на героя нож, кто точит зубы?
Это не он. Не только он сам. Крейн тоже видел доказательства существования этой тени… Шизофреник, во время шмонов встречающийся с ангелами и чертями из преисподней: так себе гарантия, так себе свидетель.
Он просто должен лучше питаться.
Крысы перестали забавлять его и, выпрямившись во весь рост посреди разгрома, он вдруг успокоился: омыть ноги, но сперва надеть пиджак – какая расточительность существовать без щитов и копий, без портянок и власяниц…
Верно, такое уже бывало: даже самый терпеливый человек временами срывается. Он же все свое терпение потратил на путь сюда, в это чертово гнездо отборной дури и лютой хуеты.
И стоило закрыть глаза, как он чувствовал потоки воздуха и видел…
Оставив в покое пиджак, он повернулся, и ухватился за хрусткое горло: пусть во внезапно появившийся из воспоминаний ветер верят всякие психи.
Бьющийся от удушения Робби смотрел на него с легкой укоризной.
– Смотри-ка… – проворчал Джокер, сильнее сжимая пальцы. – Ни хера не сделал, мм?
– Гррх! – смущенно просипел слуга, и закашлялся, когда захват исчез. – Там. Бэтмен, – доложил он довольно, посматривая на дверь, не тратя времени на жалобы. – В центре. Два квартала.
Джокер кисло скривился, заходясь отвращением.
– Какой… Бэтмен, малыш, восьмой час утра, – проворчал он. – Это же ночное животное.
Робби торжествующе усмехнулся, и сунул ему в руки кулек с итальянским фаст-фудом.
========== Глава 93. ==========
Это было в ту ночь, когда Джокер ходил клянчить деньги под проценты.
Джонатан Крейн, достигнув небывалых высот душевного спокойствия, вполне себе посверкивал через мерклость своей мелкодушности – обозревал свое положение в ложе преступного сообщества топовым (еще бы, как он мощно наследил!) – поэтому теперь радостно вздыхал, довольно отдувался: не мог нарадоваться на себя – красавец.
Чувствовал он себя совершенно замечательно, хотя выспаться толком – даром, что он только и делал, что спал и ел – было довольно проблематично: его будили каждый час совершенно без всякой надобности.
Присматривая за раненой ногой, возложенной на подставку дорогущей больничной койки, он, задремывая после очередной побудки, пытался насладиться некоторыми местными неудобствами: яблочным пюре вместо настоящей мужской жрачки и французским журналом про приключения девочек-волшебниц вместо приличного чтения, понимая только через слово.
Персонал, наверное, издевается!
Он не знал, кто заполучил для него эту блистающую большим баксом тюрьму-больницу, без, однако, и тени ГПУ (медсестрички были явно не на государственном обеспечении, и все как на подбор полногруды, белокожи и волооки), но был уверен, что это не секрет.
Все-таки он знает Джокера лучше других: умудрился услужить ему невзначай!
Ну получил пулю, так это глупый герой не уследил за тонкостями циркового представления! Все-таки даже Джокер не всемогущ, что отлично подтверждается также и фактом его нынешнего заключения: предпочтительней, разумеется классическая больница, с табачным автоматом и энергетиками, а лучше кабинет с хотя бы небольшим перегонным кубом…
В мерцании ночника и неторопливом шипении перестраховочной аппаратуры все шло бы шикарно и дальше, но вдруг в палате стало небезопасно: он чутко понял это по увесистому тумаку, сразившему его больной затылок.
Но предпочел промолчать, вжимая голову в плечи.
– Привет, Джонни, – не стал затягивать молчания Брюс, жалея только, что его не примут из-за динамика за чертового клоуна.
Со своих высот рассудочности о наглых предположениях его личного-заключенного-психиатра об источнике достатка (коим, разумеется, и являлся) он предполагать не мог, не имея в себе шаблонов пассивной подлости.
– Здарова! – проскрипел Джонатан, страдая: черная рука подняла его за шиворот, и прочные швы облачающего его хлопка больно врезались в подмышки. – Я вел себя хорошо, прошу заметить…
Договорить он не смог, заткнутый ударом под дых.
Пока он, лежа ничком на полу, отплевывался слюной и несчастным пюре, черный рыцарь внимательно следил за ним совершенно умиленно.
– Давай начнем с вопроса, – как мог надменно проговорил Крейн, отдышавшись. – Забыл правила? Сначала ты спрашиваешь, я решаю, отвечать или нет, потом уже ты треплешь меня, и я снова решаю…
Бэтмен усмехнулся – важнейший атрибут его секретной личности, темный, аккуратный, по-злому тонкогубый рот, скрывающий вызывающе красивые зубы, уродливо искривило – и выдал увесистого пинка подстреленному бедру.
Внимательно глядящий в его лицо в ожидании казни Крейн взвыл и выл еще пару минут, но замолк, только когда этот тяжелый черный ботинок прошелся пару раз по его ребрам.
– Геката… – бормотал он обиженно, и на его пушистых черных ресницах вскипели злые слезы. – Ну… Конечно… Геката, что еще…
– Врач, исцели себя сам, – веско просмеялся Брюс, спохватившись, что позабыл об истинной цели визита, пустился цепко осматривать камеру на предмет лазеек для побега, и походя поднял придурка одной рукой самым неформальным образом – за лицо.
У него не было времени следить за Джеком, не было времени спасать чертову жизнь Пугала, и насилие никогда не содержало в себе ни опыта, ни красоты, и не имело смысла.
Но он был почти счастлив.
– Не бей меня больше, я все расскажу! – взвизгнула хищная жертва, и он обнаружил, что его пальцы слишком сильно сжали впалые щеки, прохрустели височные кости и рамки десен, исказили белую кожу как резиновую маску. – Эффективность… превышает даже самые смелые предположения… Ты знаешь, в целом и рассказывать нечего…
– Боже, Пугало, кто экспериментирует на себе? – самодовольно возмутился Брюс, отлично выпустивший пар, и разжал пальцы. – Не понимаю, почему ты думаешь, что я здесь за этим. Меня твоя дрянь не интересует.
– Интересует!
– Нет.
Трефовые глазенки Крейна комично округлились: в очевидном тоне он увидел то, чего там не было.
– Ты! Ты уничтожил Гекату?! Это был последний экземпляр… Убийца! Она была мне как дочь! – он вдруг вспомнил, что для соблюдения техники безопасности слишком много причин, и продолжил как мог спокойно. – То есть, делай, что хочешь конечно, это был подарок. Да-да, подарок для моего старого знакомого героя, с кем не бывает? Можешь сказать, что я слабонервный и впечатлительный, но это черта всех творческих людей! В конце концов мы, можно сказать, коллеги… Не в таком смысле старого… Не хочу сказать, что про песок было тактично со стороны моего временного босса, уверен, что ты в отличной форме для своего возраста…
У уголков геройского рта красноречиво собрались легкими складками мимические морщины – то ли улыбки, то ли вечной ярости.
Брюс не собирался его больше бить, но такое блуждание злодейской мысли через тернии к звездам предугадать было невозможно, и придурок, хитроумно набравшийся методов обращения с героями у Джокера, за “коллегу” заслужил еще.
Ему было неприятно услышать про “последний экземпляр”: один стрескал сам создатель, один он хранил дома, значит, еще как минимум один был испробован на ком-то невинном…
– Тебе тут удобно, да? Достаточно света? – ласково прорычал он, выдавая по побелевшей щеке стыдную доминирующую пощечину, как особенный для него самого жест. – Геката? О нет, нет-нет. Я пришел не за этим. Мне вообще ничего от тебя не нужно, у меня все есть, больше даже, чем я мог бы захотеть. Я просто осматриваю свои владения. Имею право. Хотел узнать, как ты тут устроился, не мочишь ли пеленок? – и все в таком духе.
– Конечно, за этим! – промычал Крейн, мотая головой, чтобы сбросить оцепенение. – Зачем еще?
Зачем еще? За утолением печалей: Джек поднял руку на своего Джесси Джеймса, и они оба, и он, глупый герой, и Крейн, ублюдочный злодей, были виновны в этом.
Брюс вины и искупления не избежал; Крейн тоже должен был получить сполна.
– Не приходило в голову, что я тоже человек? – весело поинтересовался он, кровожадный, теряясь от удовольствия. – Ублюдок, который мне противен, в моей власти. Это очень приятно. У меня в последнее время так мало приятного в жизни…
– Ты путаешься, и это та твоя аддикция к сованию носа куда попало, да? Нет? Все есть у тебя – в жизни? Все есть? Но так мало приятного… в жизни? Странно. И ты не такой, – с сомнение пробулькал въедливый Крейн разбитым ртом. – Ты не такой, именно поэтому ты такая задница. Было бы иначе, мы могли бы договориться: я не мешаю тебе, ты закрываешь глаза на мои важнейшие, между прочим, исследования. Ты – добряк, поэтому должен понять, что это – все, что есть моя жизнь. Только это, больше ничего. Спас мне жизнь на водокачке, спаси ее снова, ты обязан. Ты великодушен, поэтому… Святая дева Мария, ты выбил мне зуб!
Брюс легко поднял его за грудки, прерывая глупые откровения, и наклонился так близко, что почти коснулся губами безумного лица.
О, как же он был зол – на Пугало, на любимого старика, даже на Томми – и знал, почему: Джек виновен, он сам – виновен еще больше – виновен, виновен, сошел с ума, совсем свихнулся…
– Все твое существование – это только болтание в моем городе в виде сраного падальщика, Джонатан. У меня есть решение, удовлетворяющее мой кодекс, которому ты должен быть благодарен за твою относительную сохранность – и меня самого: ты будешь здесь совсем один, и даже на секунду не забудешь, кто теперь тебя кормит. Твое жалкое тело излечат, и я подобрал для тебя самых красивых женщин – смотри, но не трогай. Да, ты прав, я и правда добряк.
Даже если смерть внезапно настигнет его, чертово Пугало не сможет выбраться: Брюс щедро проплатил его захоронение в этой пропахшей лекарствами гробнице, должной стать памятником его прегрешениям, лет на сто сверху, но об этом, конечно, сообщать было бы опрометчиво: это и правда были большие деньги.
– Не бей меня больше! – не выдержал Крейн. – Прошу, не бей! Не бей, а то я разозлюсь… Неужели спасти меня было так неприятно? Это же твой фетиш, герой. Неужели ты бесишься, потому что разозлил его? Он недоволен тобой? О, я знаю, что такое – он недоволен!
Последняя фраза вышла у него несколько смазанно.
– Пугало больше не приходит? – участливо поинтересовался Брюс, хотя обещал себе не поддаваться искушению токсина. – Это из-за Гекаты?
Крейн отвернулся, поджимая нижнюю губу, но его глаза вдруг прояснились.
– Ты знаешь, что он хочет вытащить меня, – вдруг почти понял он, с усилием выбираясь из пучин своей грандиозности. – Что Джокер вернется за мной! И тебя это невозможно бесит. Черт, да ты ревнуешь, даже если сам не понимаешь этого!
Брюс усмехнулся, оттаскивая жертву за ворот больничной робы обратно на койку – швырнул туда лицом вниз, подавляя порыв двинуть ботинком по откляченной заднице.
– В точку, – подтвердил он, давно перешагнув границу равнодушия. – Ревную, с этим нехорошим чувством у меня в последнее время не складывается. Только ты совсем немного ошибся: он хочет твою жалкую жизнь, а я не хочу этим делиться. Ни кусочка не оставлю.
Собственничество его и правда переходило все границы – Джокера Брюс Уэйн ревновал даже к Бэтмену.
В целом, это был отличный день для него, как героя и как одиночки, лучший многих – концепции садизма в отношении Крейна не существовало, Джек скрылся с глаз, утихший ночной ветер был теплым, почти заметным глазу, а потому золотым в видимых из зарешеченного окна ветвях каштанов, окрашенных светом фонарей..
Песня покоя, заведенная им на днях, почти работала.
Альфред заливался в динамике тревогой, и он наконец заметил его, стряхивая с плеч негу мстительного удовольствия.
– Мастер, совершенно не время для этого… нового опыта, – звал он, и в его голосе кипела тревога. – Вам следует срочно вернуться на базу. Срочно, вы слышите?
Брюс резко развернулся, забывая о придурке – вышколенный персонал, преданно дежуривший у обзорницы двери, засуетился, хлынул внутрь, тяжело и надежно запирая его скулящего питомца в клетке – и когда он уходил, видел горящие отчаянием глаза, какие бывают у самого несчастного человека.
Не разрешив себе пожалеть уродца, нашел себе укромное место на пожарной лестнице – в нем зрело, оформлялось желание закончить все, и это значило, что для Джека это “все” закончится в тот же момент.
Вид на город с точки зрения серого голубя всегда приободрял его.
– Что происходит? – спросил он строго.
Может, он и нуждался в дружеских или мудрых советах, но своевольность окружающих достала его до печенок.
Дворецкий и правда обнаглел в последнее время.
– Срочно, мастер, возвращайтесь! – гудел он в динамике, но в его голосе не было той, особенной опаски, которая возникает при неотвратимых угрозах – а значит, он вполне может доложить, а не увиливать. – Вас не должны видеть. Даже меньше, чем обычно, вы меня понимаете?
– Альфред, – злобно прорычал Брюс, улыбаясь так криво, что чуть не защемил лицевой нерв с правой стороны лица. – Приказываю.
– Мастер…
– Достали, – не выдержал “мастер”, и рисковал сказать лишнего. – Вы меня все достали. Я не твой сынок, которому ты можешь подтирать сопли. Я – не потерян. Достали со своими тайнами. Достали. Есть проблема – я разберусь. Я – Бэтмен.
Он даже не пожалел о своих словах – так был разочарован и разозлен.
– Какой-то неизвестный, совершивший пустяковый поджог, устроил погоню с полицией, и объективно, они весьма серьезны, – сухо сказал не имеющий своего мнения слуга. – Этот человек… Он угрожает вам. Я серьезно. Эта тема стоит того, чтобы обсудить ее тщательно и в спокойной обстановке…
– Какой-то “этот человек”, Альфред, – Брюс почувствовал злорадство. – Не ожидал от тебя подобного малодушия. Почему ты не говоришь прямо? Это какая-то особая метода по воздействию на меня? Отлично, дай угадаю, он выглядит как клоун-убийца.
– Как вы могли подумать, что я… – начал дворецкий, но впервые на памяти хозяина не окончил фразы. – Не выглядит он так, сэр.
– Да-а? – улыбнулся пустившийся во все тяжкие герой (не страшно, с ним такое периодически бывало). – И как же он выглядит?
Старик снова вздохнул так, что стало понятно – смирился с фактом, что от живейшего участия в криминальной жизни города никак не уклониться.
– Как вы.
– Что? – замер Брюс, нахмуриваясь. – Я думал, с этим всеобщим маскарадом покончено моей хреновой репутацией. Где он сейчас?
Альфреду пришлось признать за собой необходимость прислуживать хозяину и тогда, когда он этого не хотел – а это случалось крайне редко…
– В самом центре Петли.
Брюс, закованный в броню своего Акробата, пожал плечами: формальному уничтожению любой фальшивки, принимающей его облик и берущей его имя он посвящал время вне очереди.
– Эти твои… секреты, Альфред… – устало злился он, юля под городом по тоннелям, и от его визжащих шин оставались четкие черные полосы на бетоне и асфальте: тюрьма Пугала располагалась в Милуоки, у старого парка, в котором прежде – до его вмешательства – функционировал убийца, выбирающий студенток с азиатской внешностью.
– От меня у вас тоже есть… секреты, сэр, – невзрачно огрызнулся расстроенный отчуждением Альфред, с ненавистью глядящий там, далеко, дома, на замолкший о фальшивом Бэтмене полицейский передатчик – и к добру ли это, или к неприятностям…
Он был уверен, что это очередная шутка Джокера.
Застанный врасплох Брюс поджал губы, представляя себе, как он выглядит со стороны – вожделеющий клоунский суповой набор, праздный, свихнувшийся: даже если для них обоих – злодея и героя – ничего в сущности, не изменилось, и только каждое столкновение вело к последнему обрыву – всем остальным было не понять…
Он ведь это имел в виду?
– Первое появление в марте этого года, – вздыхая, декламировал дворецкий. – Очередная ваша копия, совершившая мелкое хулиганство. Вы собираетесь броситься в толпу разозленных двойником полицейских, я правильно понял?
Брюс, нырнувший в очередной позеленевший от времени железнодорожный проем в скале, не использующийся со времен его прадеда, вздохнул с укором.
Это был тот максимум, в который он смог превратить их острый конфликт.
– И мне знать было не надо, да? Почему они серьезны? Очередной ряженый… – начал он, но еще не договорив, наконец понял, что имеет дело с чем-то убедительным, раз это так всполошило округу.
Пока он, замедлившись, наворачивал круги вокруг статуи Справедливости, почему-то не решаясь покрыть незначительное расстояние до места назначения, его глодало странное, тревожное чувство.
Какой-то молодой человек – не больше двадцати, с огромным клеймом низкоуровневого, вышибалистого бандита на лбу, совершенно не подходящий для этого дорогого района, пафосного и удушающе чистого – уставился на бэтмобиль во все глаза, прижимая к груди какой-то сверток.
Брюс усмехнулся, и взобрался повыше, на соседнюю со зданием городского совета крышу, обозревая черный абрис города, графично уложенный на серое ночное небо, тут и там испачканное ваксовыми мазками туч, такое асфальтовое, какое бывает только в Готэме и, вздохнув копченый многочисленными шоссе воздух, обомлел.
Влажная ночь, уже почти раннее утро, облепила странный силуэт – и правда Бэтмен?
В обыденности – шуршании листьев под козырьками парадных входов, отдаленном грохоте белоснежных, едва видных вдали барж мусорщиков – даже предупрежденный по полному разряду, он почти обрадовался, что наконец он окончательно сошел с ума – к черту рассудок вместе с преградами реальности…
Зеркальный Бэтмен вдруг поднял руку, и Брюс подавил разумное желание отступить назад, с отвращением наблюдая развивающийся черный плащ за его спиной.
Он был истощен и подавлен вот уже много-много дней – нервы дрожали, натянутые до предела – из-за Джека, что скрывать – но блаженная иллюзия сумасшествия не была жизнеспособна: человек напротив был настоящим.
Но не дешевый двойник в самодельном костюме – на двойнике был бэт-доспех, по крайней мере отличная внешняя имитация оного.
Вот только рот его был подвязан трехцветной банданой в национальных цветах на манер роббера-налетчика, только уголки платка комично топорщились на затылке, бодро двигаясь от каждого шага опущенными от страха кроличьими ушами.
Сам он полагал, что маски вполне достаточно для сохранения анонимности – что же скрывалось там, под ней, что требовало таких предосторожностей?
– Мастер, – увещевал его Альфред, не имеющий на мониторах изображения из-за отключенной во время избиения ирландских младенцев камеры, – вот теперь вам точно нет никаких причин…
– Вот он, – довольно перебил его Брюс, включая камеру.
– Вы о чем? – удивился замотанный капризами воспитанника старик, сквозь очки вглядываясь в разгорающееся на мониторе изображение полуутренней готэмской темноты, арматурной и бетонной. – Есть информация, что он давно задержан.
И место было другое.
Не-Бэтмен тем временем выбросил вперед воздетую прежде в жесте неожиданности руку – он был, пожалуй, достаточно высок, но слишком худ, чтобы полностью сойти за него самого – и выстрелил тросом в стену рядом с плечом Брюса.
В шуршании пусть спящего, но еще живого Готэма дребезжание каната терялось, но было почти слышно.
Брюс нахмурился, когда он остановился слишком близко, напротив, сохраняя, однако, странную дистанцию, бесполезную, будто издевательскую: в ближнем бою его оригинал побеждал неизменно.
Он собирался пуститься в погоню за наглым, странным, слишком хорошо экипированным самозванцем, собирался пленить его – а тот не собирался сопротивлялся?
Не-Бэтмен вдруг отвесил ему низкий шутовской поклон, и поднял руку, прикладывая черный палец к своей патриотической маске, словно призывал его хранить молчание.
========== Глава 94. ==========
Очередной псих – или (неужели!) тот самый “мужик с медбратом”, явившийся причиной огроменной трещины на незамутненной излишними событиями обыденности последних лет Бэтмена? Этот город кишел придурками – и даже если последнее время было относительно спокойным (и на данный момент тоже хотя бы миллионам граждан ничего не угрожало), сбрасывать со счетов специфику безумцев не получалось.
Да и было бы неразумно.
Брюс здраво счел, что дознаваться о происхождении чужого кевлара лучше у надежно зафиксированного тела, и устремился вперед, готовый в захвате сжать пальцы на предплечьях обнаглевшего чужака.
Мозг уже видел результат – от передачи Джиму этого странного груза до чая перед сном.
Звездная бандана была уже у него под носом, и он хмыкнул, но схватил только воздух.
Развернулся, уставился на издевательски тихую жертву, бодро отскакнувшую в другой угол полукрыши.
Безликий бетонный затон с невеликими бортиками, огороженный с одной стороны геометричным скатом крыши – панели под проводку, углы, набитые сухой бурью листвы, налетевшей из ближайшего парка, серые от пыли внешние блоки кондиционеров – не перегруженная обстановка, но стоило оценить диспозицию.
Раз уж противник оказался не таким медлительным, как все остальные.
Это все пневматический привод в ботинках, даже если он бесполезен для нетренированного тела – выходит, у этого человека были не только деньги (или связи, которые в качестве валюты ничем не хуже), но и некоторый… опыт.
В этом вакууме анонимности чутье рисовало Брюсу этот опыт тюремными свалками – в каком-нибудь популярном заведении, вроде Марион или Аттики, разве что не Блэкгейта – притом состоящий в основном из упражнений в оздоровительном беге от заточек.
– Сдавайся, и я не причиню тебе вреда, чужак, – мрачно прогремел он, оставшись ни с чем, недовольно оглядывая свои пустые руки, и фальшивец схватился за живот, будто от смеха, лукаво наклоняя голову в подозрительно знакомом птичьем жесте.
Мимо его платка пролетел бэтаранг, но он равнодушно уклонился, и его черные пальцы вдруг сложились в пару чуть менее очевидных, чем оскорбительные, символов.
“Не хочу”.
Знание Брюсом языка глухонемых никак не отразилось на ожидаемых результатах этой странной встречи, и он, облегчая себе движение, вдруг снова оказался в миллиметре от чужого черного плеча – объект его неожиданной охоты игриво взвизгнул (что-то защелкало, вспыхнули помехи, и из-за его динамика его неопределенный в тональности голос получился больше всего похожим на кашель китоглава).
Исказитель не настроен – это первые пробы маски? Он впервые использует этот доспех? Или раньше ему не было нужды говорить?
– Полагаю, пора вызывать “желтую” скорую… – против воли пробурчал незадачливый герой, хотя болтать зря не любил.
Просто было что-то совершенно нестандартное в этой встречи с незнакомцем – он казался слишком знакомым – какое абсурдное наблюдение…
Двойник всплеснул руками, изображая легкий урон от непочтительной грубости, и отмахнулся, принимаясь увлеченно копаться в своем бэт-поясе.
Он был ловок, верно – но как-то отчаянно.
– Сдавайся, – безапелляционно добавил Брюс. – Сдавайся, и я пожалею тебя.
Враг довольно убедительно получил урон от новой, призрачной стрелы этих слов, и даже потратил некоторое время, чтобы с усилием извлечь ее, несуществующую, из своего кевларового бока.
Это было смехотворно, но казалось не опасным.
Пока придурок отряхивал руки, Брюс рванул, произведя почти успешную попытку его пленения: трос пролетел в миллиметре от его удачно сведенных запястий, но цели не достиг.
Враг – умелый или слишком хорошо знающий свой правомерный оригинал – издевательски-судорожно отер пот со лба, пока неудачливый слуга справедливости внимательно всматривался в себя, пытаясь обнаружить изъян – в быстроте реакции ему мог составить конкуренцию только Джек. Это его надо было излавливать, изнывая, превышая возможности бескровности: не стрелять чем-то не серьезнее лезвия, и то он ускользнет, слишком ловкий; не бить слишком сильно, поскольку рискуешь врубиться в стену, у которой он крутился лишь миг назад; не сжимать рук – поймаешь только воздух…
На циркача эта фальшивка никак не походила.
Он излишне хорошо узнал этих артистов, рыцарей манежа, булав и поев – акробатов и гимнасток, силачей, карликов, клоунесс…
Чертовых фокусников.
Тем временем не-Бэтмену снова захотелось высказаться, и он закрутил неловкими пальцами.
“Все это – только образ. Маска под маской”. – просигналил он какую-то чушь. – “Вот такой ты на самом деле – свой самый лютый враг”.
– По крайней мере я не ношу аксессуаров… – пробормотал Брюс, совершенно сбитый с толку.
Не-Бэтмен вдруг тревожно указал куда-то в сторону – туда, где в тихую шипели шины облавы – в этом не было нужды, но его оригинал и так знал уже о приближении ГПУ и без него, и без своего престарелого помощника.
Можно было признать, что этот человек провел последние годы в упорных тренировках.
Картинно отдышавшись, чертова фальшивка поежилась от холодка фальшивого страха и почему-то отвесила ему воздушный поцелуй – его неспешные поиски в поясе закончились, и под бледный свет больнолицей городской луны, разбавленный мерцанием реклам и фонарей, явился увесистый черный Смит-Вессон.
Магнум, пятьсот – отличная дубина, способная завалить даже его – если попадет, конечно.
Это было просто – иметь дело с посерьезневшим вооруженным человеком, и между двойниками развернулась непродолжительная схватка, вся состоящая из резкости, взмахов и стука полимерных подошв по покрытию многоэтажки.
