Текст книги "Неудачная шутка (СИ)"
Автор книги: TILIL
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 68 страниц)
Брюс вдруг обнаружил, что давно так не развлекался.
– Они хотели с тобой познакомиться.
– Кто?
– Мои вчерашние проститутки.
========== Глава 47. ==========
Клоун приподнял брови в искреннем удивлении.
– Знаешь, когда мне было шестнадцать, одна шлюха укусила меня в плечо… – он замялся, пытаясь вспомнить, что нельзя договаривать о том, что он за это выпустил ей кишки.
Он и правда не был любителем бессмысленных повреждений: предпочитал убивать не под влиянием момента от действий наглецов, а с холодной головой, как любой профессионал.
Жертвам типа Уэйна об этом, конечно, знать совсем необязательно.
Джокер поднял руки над столом – наручники, снова мерещатся наручники – и размял кисти, выигрывая себе время.
– И что? – равнодушно поднажал Брюс, неосознанно и нервно кривя губы.
– Недолюбливаю их больше, чем прочий контингент. Встреча с штучкой подобного типа меня вряд ли устроит.
Он покосился на Уэйна, внимательно рассматривающего его. Его глаза потемнели, губы тоже – от прилившей к ним крови.
Джокер постарался на слишком пялиться и поерзал на стуле.
– Ты же не решил на самом деле, что я тебе это предлагаю?
Брюс подавил порыв опустить глаза. Что – это? Женщину? Что он несет?
– А ты еще и предлагаешь? Прости, я объяснял, почему не вижу смысла вообще замечать их. Не можешь меня понять? Не удивительно. Я же псих.
– Джокер, – предостерег его бэт-гордец, но это, конечно, прозвучало только как очередное приглашение.
Его голос звучал чуть ниже, желваки заходили под кожей… Жаль, под одеждой не разглядеть, двигается ли беспокойно остальная плотная, упругая мякоть.
Джокер повел плечами и поспешил снять пиджак, вдруг начавший давить на него.
– Что-то мне сегодня не везет, – подозрительно самодовольно просмеялся он через паузу, но заподозрить его в ментальном влиянии на колоду было бы, конечно, глупо.
Это был уже восьмой проигрыш.
– Можешь расслабиться, Джо-кер. Я пожалею тебя и не стану добивать.
Джокер вздохнул: он никогда ни в чем не ограничивал себя прежде, и теперь так тяжело осваивать эту тягостную науку. Но порыв разнести здесь все к чертовой матери он смог направить внутрь, теперь нерационально тратя ресурсы самоуважения.
– Вот это да, ты смеешься надо мной? Давай до девяти и я расплачусь с тобой, не хочу быть в долгу.
Он чуть не сказал “в большем долгу” и весело приподнял брови, насмехаясь над собой – жалкий пес, унылый безумец, взведенный курок.
– Просто ответишь на вопросы, – равнодушно разрешил пытливый герой.
– Как скажешь! Без проблем, – смиренно согласился на все притаившийся дракон. – У тебя есть столько времени?
– Не совсем, – признался Уэйн. – А у тебя?
– О, – ответил лукавый Джокер, с наслаждением принимая колоду, – пока я тут, мое время только увеличивается.
Это было довольно печальное замечание, жестокое, как все его редкие суждения о себе, и отвратительно справедливое.
Он раздал карты, и Брюс положил перед ним свои: туза червей и пикового короля.
– Блэкджек.
– Блэкджек, Бэтти. Пиковый туз и червовый король, – продолжил глумиться над собой Джокер, только чтобы совладать с наплывающим странным – тягучим, неопределенным – состоянием.
– У тебя дислексия, Джей? – поддержал его Брюс, но глаза опустил: так и есть, масти загадочный псих перепутал.
Нечто совершенно невозможное – Джокер путает карты.
Джокер сложил колоду, провел над ней рукой и она исчезла. Брюс улыбнулся этому ничем не замутненному игривому самолюбованию.
– Лови момент, мышара, – чертов клоун встал и подошел слишком близко, внимательно рассматривая его сверху вниз.
Его темные глаза сейчас напоминали глаза ворона – блестящие, пустые, никуда не ведущие. Губы почти сухие. Все это – дым, шрамы – накладные.
Встревоженный Брюс постарался не вскакивать, чтобы не наделать новых глупостей.
– Ты просто не можешь нормально, да? – слишком надменно спросил он.
Все шло бы так же – вполне прилично, в пределах здравомыслия – если бы Джокер смог удержаться на своем стуле.
– Первый вопрос. Замечательный выбор. Нет, не могу. И что такое это “нормально”? Мой взгляд на это может отличаться…
– Умник. Так не годится. Скажи, кто составляет Корону, – взял себя в руки железобетонный герой, ловко избегая хотя бы одну из многочисленных ловушек на своем пути.
Джокер засмеялся и отошел к окну – раскачивался на бесполезное блуждание, одну из самых отвратительных своих поз.
– Мне уже надоело ждать этого вопроса, Брю-юс. Кан, Дмитриев, Райли и еще один, вроде француз, я его не смог… выявить. Скользкий.
– Проклятье, Джек, это же вся чертова… Забудь. Разберемся.
В горле вдруг пересохло, и Брюс попытался сглотнуть, что было не слишком просто, и прикрыл глаза, чтобы не смотреть на клоунские бедра. Это было ошибкой – под веками понеслись образы, явно сейчас неуместные.
Он встал и сам подошел слишком близко, как и всегда, вдыхая его запах, вряд ли соображая, что делает.
– Не мы, а я. Я разберусь. Райли, кстати, мертв, – попытался удержать себя в руках Джокер, устало игнорируя новое вторжение. – У ирландцев там война. Горит.
Брюс снова закрыл глаза и попытался не трогать его, совершенно не слыша того, что он говорит.
Каждое слово было словно иголка. Приятно.
– Джокер, – позвал он.
– Это не вопрос, – почти печально откликнулся злодей.
Брюс кивнул, рассчитывая на инфернальный клоунский обзор на триста шестьдесят градусов, и жадно уставился на полоску кожи над его воротником – небрежно подрезанные ножом волосы, светлые корни.
Новая волна возбуждения с такой силой ударила ему в голову, что он еле устоял на ногах. Откуда только силы берутся?
Он снова сглотнул, обнаруживая горло раздираемым каким-то сильным ожогом, и прижался к Джокеру сзади, с успокоением ощущая грудью его твердую спину, трепет жизни в его теле, возможность видеть его шрамы, хотя бы только краем, но так близко, следить, как они двигаются – хотя бы так, украдкой.
Ниже он не стал даже и думать прижиматься, не способный его так оскорбить.
– Не думай, что это… неуважение, Джек. Просто ударь меня.
Джокер горестно вздохнул, не способный понять чужие тонкости, но ощущающий горечь на уровне инстинкта.
– Это тоже не вопрос. “Откуда у тебя такие уродливые шрамы?” или что-нибудь столь же весомое – вот это вопросы. Тебя научить?
Брюс вздохнул, приживаясь губами к его уху – обоих ударило одной молнией и они содрогнулись – укладывая руки на его плечи, придавливая их, словно и правда хочет причинить ему боль.
Он и хотел этого?
– Почему ты убил Рейчел?
Джокер снова дернулся, быстро пытаясь вспомнить то время, справедливо опасаясь, что поврежденные части больного мозга могли все растерять или перепутать.
– Это было забавно. Мне было весело! – солгал он, потому что правда была неподходящей: это было удобно ему, и больше ничего.
Брюс опустил голову, обреченно рассматривая зеленую ткань рубашки на тощих плечах под своими пальцами, все так же борясь с желанием прижаться туда губами, сожалея только о когда-то недоведенных до конца поцелуях в голую спину, в бедра, в плечи – куда попало.
– Очень приятно было рассказывать тебе, где они. – подтолкнул его вкрадчивый низкий голос, и он нажал сильнее.
Захрустели хрящи, участилось дыхание Брюса, загорелись губы.
– Поцелуй меня, – приказал он тогда, надеясь только, что бьет достаточно сильно.
– Я тебе не шлюха. Довольно, – прошипел неудачливый кукловод, и попытался сбежать.
Но Бэтмен был гораздо сильнее и теперь крепко фиксировал бездушную плоть на месте.
– Какие фантазии, Дже-ей. Какая скромность. А у самого уже давно стоит на меня.
Джокер неожиданно усмехнулся.
– У меня стоит от одной мысли о тебе. Это не сенсация.
Ошарашенный Бэтмен содрогнулся от этого сильного удара – бессмысленная, жестокая схватка – и переместил руки на талию чертового психа.
Перед глазами промелькнула окровавленная шерстяная ткань, краснота гидроудара, укрытые плащом плечи.
– Проклятье. Нельзя было…
– Это просто повязка на двух-трех царапинках, Бэтси, ничего серьезного. К делу не относится.
– Джек…
Джокер потерял остатки самоконтроля – еще бы, настали минуты, когда Уэйн кается: лучшее время для того, чтобы тоже начать сожалеть, переводя дух.
Он развернулся, чтобы иметь возможность оценить вражескую мимику, и начал оглаживать рубцы на внутренних сторонах щек языком, сатанея от мысли, что и правда ведет себя как…
Брюс поцеловал его сам.
Желанное противостояние, да как практично – не взорвано ни одной бомбы, не пришлось даже выходить за порог…
Он не выдержал, запустил руку блуждать по ткани зеленой рубашки, проглаживая пальцами все выступающие места спины – мелкие косточки, ребра, зубчатые мышцы, позвонки – и это было слишком хорошо, чтобы терпеть это.
Начал с нижней губы, опасно близясь к нижнему шраму. Но сдержался, не стал его трогать, хотя исследовать вопрос уродства в глазах этого человека – прикосновение к шраму равно пощечине – было бы… приемлемо. Обвел языком кромку губ – самая изощренная ласка в мире – скользнул в преддверие рта, не спускаясь к языку, пересчитал некрасивые зубы, вернулся назад, прижался губами к губам слишком аккуратно – одно из самых эротичных действий в его жизни: несмотря на кажущуюся невинность, это возложение значило нечто среднее между трогательным поцелуем в лоб и горячкой обладания.
Терпеть снова было невозможно – Джек Эн восхитительно запрокидывает голову, когда принимает язык поглубже, и это не похоть, а познание…
Брюс незамедлительно проверил исходные данные, и углубился, и в самом деле вызывая желанную реакцию – прогиб.
Воздух кончался, и это развеселило марионетку, сжатую геройскими руками, да и от черного пиджака тяжело тянуло незнакомцем, и это тоже было забавно, но улыбаться с языком в глотке Джокер, конечно, не мог.
Важный момент не доверия, но чего-то вроде уважения, призрака нормальности: непозволительно желать пиков, нет никакого смысла думать о червах; мужским рукам нет смысла хвататься за мужские руки вне фальшивых приветствий и заключения сделок. Какой смысл смотреть снизу вверх, когда ты выше этого? Всю жизнь учиться ждать смерти, и обнаружить страх в самом неожиданном месте.
Открытость рождает презрение – закономерность их зеркального отражения.
И Джокер, конечно, все контролировал, особенно когда смог дышать в тот редкий момент, когда кровопийца на время отпустил его рот, но все равно запрокинул голову, выставил шею – самое время для нового эксперимента, почему нет…
Жар становился все сильнее. Брюс зло усмехнулся, наклонился и провел языком по правой части улыбки Глазго, с жадностью наслаждаясь горячим рубцом, грубо захватывая желанную границу – абсолютный доступ.
И все рухнуло.
Джокер вырвался и отступил: не смешно, вот это совсем не смешно.
– Джокер?
– Все нормально. Не делай так больше. Никогда.
Холода паузы и жара стыда нельзя было терпеть – базовые самонаказания.
Бэтмен стянул с себя пиджак и устало опустился на стул.
Джокер суетливо облизнулся, пряча руки в кармах брюк: отличная концовка, поклон, аплодисменты!
– Да хватит, Бэт. Не обращай внимания. Меня от этого выворачивает наизнанку, – миролюбиво сказал он, вдруг не желая выглядеть большим психом, чем является: до приступа безумия было очень далеко. – Остался последний вопрос. Я обещал. Никаких долгов, а уж карточных!
Брюс стиснул зубы и снова поддался исходящей от этого человека темной волне… Нет. Поддался злу, которое в нем создавалось собственной тяжелой натурой как противодействие его мягким, человеческим, неожиданным и невозможным сторонам.
Что-то вроде памяти предков? Против неизведанного. Бей первым, даже если ни черта не понимаешь. Такое возможно?
Он вдруг обнаружил, что его пиджак на лацканах явственно хранит приятный восточный след женских духов и надолго завис, осмысляя это открытие.
– Вопрос? – он наконец попытался собрать недостойные, мелко разбегающиеся мысли, разглядывая ботинки, таящие лезвия. – Что у тебя с Крейном? Трахаешь его?
Твою же мать…
У Джокера отвалилась челюсть. Он потратил пять минут на дикий смех, потом они с Бэтменом долго смотрели друг на друга, наверняка думая об одном и том же.
Или нет.
– Не думал, что меня что-то может так удивить. Ты настоящий псих, Уэйн, без шуток. Не отвечу, пусть будет интрига, мм? Расплачусь другим. Хотя не знаю, стоит ли говорить, особенно теперь…
– Джокер?
Джокер придержал улыбку, стремящуюся разорвать ему лицо окончательно, пытаясь остановить ее пальцами.
– Меня уже давно не берут токсины. Не в таких дозах. Никакого контроля разума для вашего покорного слуги.
Брюс выдержал его взгляд, почему-то лишенный сейчас превосходства.
– Я не сделал ничего, чего не хотел. И от своих слов не отказываюсь.
– Я тоже.
И, разумеется, такие основательные – по крайней мере, для этих двоих – вершины откровенности не могли не обернуться пропастью отчуждения.
Покушение на чужое достоинство, вихревые потоки намешанные из запретного, но такого правильного неясного чувства сродства и примитивной похоти, массивные скопления приступов самоидентификации и локальные вспышки все того же гадкой властности – все это слишком мучило.
Проще говоря, Бэтмен стал сам себе невыносим.
Джокер оценил перспективы и невозмутимо попытался просочиться к сушилке, мечтая сбросить напряжение в тридцать-сорок стоек и эндо.
Брюс выставил перед ним плечо в неосознанно властном жесте.
– Повредишь раны. Не надо.
– Это не твое дело. Я думал, мы все прояснили.
– Что же мы прояснили? Я не дам тебе пострадать.
Несносный клоун фыркнул и снова попытался уйти, сатанея от того, что его удерживают.
– Подожди. Просто послушай меня, ладно? – неискренне попытался продлить свое влияние Брюс. – Я не собираюсь мешать тебе.
Джокер приладил непослушную зеленую прядь за ухо и посмотрел на него с таким насмешливым видом, что он вдруг почувствовал себя мальчишкой.
Ураган будет невиданной силы.
– И? Что?
Но Брюс отмахнулся от него, опасаясь наделать глупостей, и поспешил сбежать в свой кабинет.
Джокер снова остался, был рядом, плавный и мрачный; пусть и из-за болезни, но предпочитал его Готэму уже двое суток.
Восхитительное чувство иллюзии избранности – но Брюс решил не встречаться c ним, по крайней мере старался вести себя так, чтобы ничем не задеть его больше.
Но не вышел к завтраку, пока не убедился, что он там будет: когда он поднимал этого человека на руки – какой-то приятный, теплый стыд пронзал его неизменно при этих воспоминаниях – он определенно поднимал не больше семидесяти килограммов.
Постарался не смотреть на него и не сказать ему ничего, кроме приветствия. Не понял ничего из того, что прочитал в газете. Укатил на весь день к Фоксу, хотя это было ему совершенно не нужно.
Ночью надел костюм и бродил по городу четыре часа, вернулся, ничего не соображая.
Вынужденно пошел мимо гостевой спальни – теперь он решил, что подойдет та, что в его крыле – и когда увидел там свет, поспешил убраться подальше.
Неплохой результат… Если он хотел выставить себя трусом, разумеется.
На следующий день Джокера не было ни у сушилки – после которой у него всегда выступала кровь из неловких разрезов кое-чьего скальпеля – ни в спальне, ни на кухне.
И Брюсу пришлось идти к дворецкому, несмотря на опасения перед разговором с ним.
Пока он шел, понимал, что это закономерно. Он не был из тех, кто лелеет свое геройское кредо – напротив, его сила всегда исходила из его слабости. Он достоин судить Джокера. Он пообещал его поддержать – так почему же теперь…
– Он в японском саду, – не оборачиваясь, формально чтобы не отвлекаться от натирания полов, недовольно сказал старик, услышав его шаги, – пока еще там.
Брюс постарался не обращать внимания на невысказанные обвинения.
– Спасибо.
Ноги понесли его в сад, словно он был на привязи.
Комментарий к Глава 47.
*мучается похмельем* не воспринимайте меня всерьез.. я не смогла наступить на горло собственной песне и урезать блуждания замкнутых в самолюбви волчар (все-таки пока еще идет текст, который я весело фигачила только для себя).. Так что ругайте, чо). Не, правда..
Чего у меня все шутки такие неудачные? Не знаю, но объяснять их не буду, потому что хуже хреновой шутки шутка которую надо разжевывать. Мб юмор это не мое, хз.. “народу нравица”. В любом случае, например, Джилл=Джек, а так же используется в качестве простого обозначения пола. A good Jack makes a good Jill в смысле “у хорошего мужа жена хорошая”.. У меня этой херни по тексту куча разбросана(
========== Глава 48. ==========
Джокер и правда был там. Аккуратное песчаное покрытие было истоптано, пару камней явно отпинали – его привычная элегантность.
В игре, помимо самого психа и сэкитея (расположенного между прудом с карпами и беседкой) приняли участие неизвестно откуда взявшиеся: помятый бумажный стаканчик, неоновый мяч-прыгун и незнакомая черная трость, которая исполняла роль клюшки.
Брюс подошел ближе и понял, что это не трость, а увесистая телескопическая дубинка.
Занимающий все его мысли клоун заметил его приближение, взмахнул рукой и дубинка сложилась, исчезая в его рукаве.
Чертов фокусник…
– Джей…
Джокер внимательно оглядел его, отерся горстью и пошел вперед, через траву, прямо по буддлеям: розовые кисти соцветий нежно гладили его брюки.
Волнующее зрелище.
– Бэтти?
Они уставились друг на друга, не имея возможности прекратить эти глупости.
Джокер вдруг закрыл себе рот ладонью и медленно провел ей вниз.
Точно, снова слюна.
Летний день неумолимо приближался к концу. Или сейчас вечер? Поднять руку и взглянуть на часы было совершенно невозможно.
– Как твои раны?
Но Джокер слишком долго был серьезен.
– Мне скучно, давай ограбим зоопарк, мм? Угоним жирафа, например.
Брюс моментально расслабился, забывая обо всем.
– Что за? Зачем тебе…
– В Иллинойсе нельзя удить рыбу, сидя на спине у жирафа.
– Что?
– Ты слышал.
– Джокер?
Джокер горестно вздохнул, и Бэтмен словно только вспомнил про реальность: про то, что у него есть на все свое мнение, что он не удивительное приложение к его безумию, не яркая кукла, не мираж.
– Черт, Джей…
Джокер попытался не засмеяться: так можно прорвать чужое приятное оцепенение.
– Меня тут ничего не держит.
– Да. Да, я понимаю. Но если я узнаю, что ты опять убиваешь, похищае…
– Не будь таким доверчивым, мышара. Дели каждое мое слово надвое.
Брюс дернулся, пытаясь выразить лицом нечто независимое: полупризнательное, полуравнодушное.
– Джек…
– Ага-а. Меня ищет один человек, поэтому я уезжаю из штата.
– Вот как.
Джокер, неприлично чему-то довольный, подмигнул ему и пошел в дом. Забрать вещи.
Точно, тут же его сумка, давно, еще после Японии.
Он не заметил, что Джокер меняет одежду.
Сперва была зеленая рубашка, потом горчичная, с черным узором в виде пчелиных сот. Теперь голубая.
Ясеневая роща за домом зашумела, напоминая ему о Дне Независимости.
Все эти игры вдруг показались ему гадкими; на задворках разума заныло мимолетное предостережение инстинкта, тревожное и простое, и потухло, ненужное.
У этого человека нет права на свободу; он слишком опасен и слишком много нажил врагов. Он сам так много должен узнать о нем…
Брюс выпрямился и пошел запирать Джокера в подвале.
Коридор портретов, любимое место Альфреда, всегда казался ему слишком мрачным, смехотворным, настоящим могильным камнем, то лицемерным, то печальным – любимый отец, добрая мать – но теперь он прошел по нему, ничего не замечая.
Северное крыло, место добровольного заточения.
Джокер переодевался.
Брюс встал в проеме распахнутой двери, и следил как он ловко завязывает галстук – очередную странную, пеструю вещь с геометрическим рисунком.
Кровать была разобрана, простыня примята его телом.
Джокер подхватил свой пиджак, не глядя на него.
– Ты что-то хотел? Все-таки поймаем жирафа? – ласково спросил он, кривляясь: Бэтмен делал именно то, к чему его принуждали невидимые стропы.
– Никаких краж.
– Ла-адно. У меня как раз есть четыреста тысяч на него, – легко согласился вороватый клоун, влезая в пиджак. – Даже останется еще полторы где-то. Подарю тебе на память, ищи место для него. В гараже не ставь, он там все обгадит. И жрут, кстати, эти твари немерено. Мм. Может, и правда, нахер жирафа.
Брюс тяжело вздохнул, борясь с опускающимися плечами.
– Боже, Джокер, откуда ты знаешь эти цены?
– Работа такая.
Он определенно чувствовал себя совершенно потерянным, а эти глупости из его кривого рта звучали очень правильно.
– Останься тут, – он сказал это и скривился, ожидая бури.
– Брю-юс…
– Что?
Джокер шагнул к нему, приподнимая брови, растягивая губы – почти животное, почти не в сознании – грубый способ вернуть ускользающее влияние, но зато стопроцентный.
– Средняя школа графства Готэм. Четыре бомбы. Осталось пятнадцать минут! – просипел террорист, заставляя Брюса вздрогнуть: уважение для подлеца можно исключить? Применить к этому человеку нормальный подход, или и правда держать на цепи?
Нетерпеливый злодей снова широко отерся ладонью, прищуриваясь: все рассчитывает что-то, чудовищная машина ерунды…
В этот момент дикое желание, бушующее в Бэтмене каждый раз, как этот человек появляется в его поле зрения, подавлять стало невозможно.
– Подойди ко мне, – насмешливо потребовал он.
Джокер попытался скрыть предвкушающий блеск в глазах, надеясь только, что теперь все будет иначе.
Что он не посмотрит на него, как на всех остальных.
– Не-е. Зачем? Времени мало, Бэ-этмен…
Как на одну из своих подстилок.
– Да хватит тебе.
Брюс сам шагнул вперед и замер, снова подло отдавая всю инициативу, и постарался не двигаться, словно встретил в лесу волка, пускай и игнорирующего его существование.
– Крейн… – вкрадчиво попытался утвердить существование бомб растерянный злодей: любая угроза подобного вида плюс Бэтмен равно…
Терпеть сразу стало тяжелее.
– Крейн. Что Крейн, Джокер?
– Сегодня облачно. Мрачно. Мне нравится.
Брюс нахмурился, на деле наслаждаясь победой. Нужно было искать другой путь, если он хотел…
Чего он, собственно, хотел?
– Знаешь, чего бы я хотел? – вкрадчиво сказал он, нагло оглядывая худое, поджарое клоунское тело.
Джокер пожалел, что успел надеть пиджак: его обдало жаром и желанием столь нестерпимым, что ему показалось, что он почувствовал его вкус на языке.
– Не думаю, что хочу знать.
Брюс вдруг улыбнулся, становясь разом далеким и недоступным.
Джокер переступил с ноги на ногу, не подозревая, насколько сильно искажена реальность в его глазах. Он полагал, что это хитрость. Но было ли что-то прекраснее его внимания? Даже если он рисковал сломать этого удивительного черного рыцаря, все равно.
– Правда?
– Возможно.
Они помрачнели, не желая снова рушить систему ценностей, невидимо опутывающую их подобно тонкой паутине, к тому же отяжеленной противовесами.
Но покорность может обернуться презрением, даже ненавистью. Отчуждением.
– Мне бы хотелось, – подлый герой сделал мерзкую паузу, проводя рукой по своим черным волосам, – узнать название твоего одеколона.
Джокер захихикал, сраженный, но все еще пытающийся держать себя в руках.
– Ты себя слышишь? Кого это интересует?
– Меня.
Он вдруг оказался сверху, Брюс допустил его туда. Но теперь он не знал, что с этим делать: не умел просчитать такое – откровенность, самоусмирение.
– Я не пользуюсь. Только мыло. Пятьдесят центов за четыре куска. А знаешь, что меня интересует?
Брюс выпрямился.
– Что?
– Что будет, если я сейчас опущусь пе…
– Джокер. Хватит. Ты меня не понимаешь.
– Неужели? Проверим?
Эта идея была чертовски плохой. Но может он себе раз в жизни позволить…
Что? Что позволить?
Но не было возможности больше медлить и Брюс шагнул вперед.
– Ты же знаешь, что не прав. Просто дай тебе помочь, оставь свои глупости. Ты сам…
Он шагнул еще ближе, и не смог удержаться от влечения к нему даже на такой серьезной ноте: протянул руку, коснулся его плеча, словно подбадривая друга…
Это смешно. У него не было друзей. Ни одного, уже много лет.
Джокер молчал с непроницаемым лицом, словно не слышал его и ничего не чувствовал. Брюс улыбнулся: разумеется, он же психопат. Он не может, просто не способен.
Это было не важно.
– И я уважаю тебя. Ты мне… – он замялся – что он несет? Что он хотел сказать? Что он ему? – Можешь стать другом, верно?
Только друзьям не пытаются насильно всунуть язык в рот. Разлизать шрамы, почувствовать вкус слюны, остро прогладить спину…
Брюсу стало мерзко, его охватило множество чувств: жалость к себе и к нему, тяжелая, темная похоть; чистая, горячая радость…
– Ты просто нечто, Брюс Уэйн. Я сейчас проглочу свою бритву! – вдруг заговорил Джокер, сам от себя не ожидавший сейчас очередной шутки: совершенно непонятный момент требовал активных подсчетов, а он развлекался, как дурак.
– Удержи свои остроты в пристойном месте, и постарайся не сдыхать, ладно?
– Ладно. Почти без проблем.
Джокер снова отер губы, посмотрел куда-то в сторону и вдруг оказался рядом, оглядывая его кругом.
– Мне нравилось, когда все было проще. Не могу вспомнить, почему я дал себя поймать. Запереть. Зачем? Глупость какая. Я мог бы расковыривать твои раны те два года. – Его глаза, бегающие по комнате, остановились и изучили реакцию на это неуместное признание.
– Мог бы. – не стал отталкивать его Брюс, хотя не считал, что раньше было проще.
– Энцефалит. Не могу много вспомнить. Почти ничего. Или все помню, и слишком хорошо, – Джокер тревожно задрожал.
– Ты все еще болен…
– Болен: у тебя есть моя карта, вот что за болезнь. Но это… Не могу вспомнить только про начало. Иногда помню место…
Он вдруг замолк и расслабил плечи. Брюс уже понял, что и правда, кружение в вихре опасностей было бы для них идеальными условиями.
Можно было приближаться – так остро – отдаляться, может даже они схватились бы на смерть?
Всегда быть этом состоянии: гнев, ненависть, небывалая близость, готовность причинить боль, готовность принять ее.
Но такая жизнь закончится трагедией. Он представил себе какой-нибудь склад – вроде того рыбного, где он, затаившись, впитывал прикосновения его пальцев. Место, похожее на те, где он рискует жизнью просто потому, что это забавно. Джек, которого покидает жизнь – пуля в голову, бам! Самоубийственная шутка…
Он приблизился к Джокеру, почти прижимаясь к его груди. Мысль о подчиненном положении полоснула, как лезвие, и если бы продлилась, то могла бы, наверное, оскопить его.
Есть предел и для этого человека? Джокер чувствует то же самое? Ему так тяжело?
Они были совсем рядом.
Это было не слишком любезно с его стороны, но Брюс позволил ему уложить ладонь на свое бедро уже знакомым жестом, моментально входя в яростное возбуждение.
Возвышенные мысли и низменные страхи испарились.
Остановиться было не слишком легко и ладонь попала в плен, удерживаемая на том же месте.
– О, такие нежные мальчики не должны подходить к незнакомым дядям, как ты думаешь? – невнятно усмехнулся Джокер, впервые невысоко оценивающий бурное развитие событий: выбранный прежде способ манипулирования этим человеком был слишком тревожным и болезненным. – Ты так не считаешь?
– Мальчики, Джек, может и не должны, – жестко возразил Брюс, с удовольствием отмечая тень боли в расфокусированном медном взгляде: признак честности. – И мы знакомы. Еще как знакомы, весьма плотно, ты так не считаешь?
Непонятый псих – в самых лучших намерениях, между прочим – нахмурился и попытался отнять руку.
Лучшие намерения… Возможность проявить со-понимание? А сопереживании и сочувствии и речи быть не может, только соперничество и совокупление.
Но он только кривое зеркало.
– Послушай меня, Бэт, и поберегись, – против воли прохихикал Джокер, все еще сражающийся с самим собой за иллюзию достоинства. – Не хочу зачитывать тебе мой диагноз.
– Так не зачитывай. – почти попросил Брюс.
Понимание и принятие – разве не об этом он всегда мечтал?
– Ладно, – лукаво прошептал человек, способный принять Бэтмена, но не торопящийся с этим; способный его понять, но не знающий об этом. – Я сейчас сдохну, Бэт. Просто тр…
– Джокер! Ну уж нет.
Брюс окончательно забылся – из искаженных губ вытекала слюна, как было не отвлечься – постарался еще не делать глупостей, но растер себе пах чужой горячей ладонью, так и пребывающей в его несдержанных руках.
Джокер снова издевательски захихикал.
Воспламененный Бэтмен не смутился, убрал руки, но только чтобы стать еще ближе. Нащупал застежки на его поясе, щелкнул ими…
– Ты словно открываешь кейс с деньгами, – язвительно прокомментировал жаркие обязанности клоун, полыхая под одеждой гораздо больше, чем мог себе признаться.
Брюс подался вперед, касаясь губами его левого уха и отстегивая подтяжки до конца.
– Заткнись.
Они упали на пол, и беспечный хозяин отшвырнул их ногой в сторону, словно стыдился их существования.
– А если я не заткнусь?
Пальцы стыдно властно проникли за пояс его брюк, высвобождая полы цветной рубашки.
– Если ты не заткнешься, то все пропустишь.
Брюс подавил порыв прижать его так, чтобы услышать привычный злой смех, развязал узел его пестрого галстука, позволил ему, словно экзотической змее, скользнуть на пол.
Пока он болтает, можно следить за ним сколько хочешь, и ничего не существует, только этот человек.
– Следи за собой, Брю-юс.
Он и правда читает мысли?
– Ты просто очень предсказуемый, – умело прочитал с лица Бэтмена Джокер, не удерживаясь от очередной нехитрой забавы.
– Ты серьезно?
– Нет. У тебя всегда есть, чем меня удивить, мастер. А уж у меня для тебя… А где твоя скучная удавка, мм?
– Ненавижу, когда ты затягиваешь узел, – вдруг признался почти побежденный Брюс, поддерживая обсуждение важнейшего сейчас предмета мужского гардероба, и наклонился, чтобы прижаться сжатыми губами к оголенной клоунской шее – впечатляющий результат собственных стараний.
И правда, он уже лишился своего галстука, к тому же Джокер отбрасывал в сторону его ремень. Он даже опустил глаза, не веря в волшебное перемещение предмета, и имел честь видеть, как ловкие пальцы расстегивают его брюки.
– Люблю напоминать себе про виселицу, вот и затягиваю. – беспечно просмеялся совершенно точно нерадостный шутник, марионетка и кукла.
Брюс подавил порыв зажать ему рот ладонью – первый признак надвигающейся беды.
Джокер принялся за другие застежки, которые могли бы помешать им, пытаясь убедить себя, что у него все в порядке: агрессия не превышает допусков, отчаянье не обжигает горло поднимающейся горечью, неясные реакции не требуют внимательных, придирчивых расчетов…
Он вздрогнул, когда нескромные ладони скользнули под его одежду, нетерпеливо огладили крестец, жарко закружили, разгоняя кровь по венам до вполне реактивных скоростей.
– Я хотел бы поверить тебе по-настоящему, – прошептал Брюс, находящий подобное признание в данный момент необходимым.
Он давно хотел сказать это, но не был уверен, какой реакции ему ожидать. Разумно: никакой.
