Текст книги "Неудачная шутка (СИ)"
Автор книги: TILIL
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 68 страниц)
Недобитый Крейн, разумеется, не ответил, мирно пуская разбитым носом крупные кровяные пузыри.
Джокер отключил голову, становясь, может, и уязвимей, теряя во внимательности, но зато поживее; размахнулся, судорожно втягивая воздух сквозь зубы…
– Хозяин велел не трогать его, – вдруг раздался скрипучий голос за его спиной.
Королевские шавки в количестве пяти штук застыли у прохода в мрачной решимости отстоять свои теплые места под пингвиньим крылышком.
Того, что поближе, можно было бы лишить подвижности с помощью небольшой травмы шеи. Для здоровяка был готов нож, для самого наглого, непочтительно глядящего – десертное повреждение глазных яблок.
В ту долгую секунду, прошедшую с момента, как неудачливые охранники ступили на перепутье своих жизней – какой-то из поворотов всегда ведет в тупик, а от тебя ничего не зависит, да и скорость уже не сбросить – в его сознании весело журчали эритроцитные ручьи, уютно трещали каминными поленьями раздробленные кости, стонали разбитые в крошево зубов презренные рты…
Он вдруг испугался, что не сможет сдержаться и это разъярило его еще больше.
– Интересное дело, – холодно сказал он наконец в лицо жертвы, усиленно сталясь, потому что физические мучения, обильно одолевающие его опытное тело, обычным насилием было не унять. – Кому это велел? Мне? Так и сказал?
Но местная шушера оказалась на удивление уравновешенна и отлично вышколена, и не дрогнула.
– Вам, господин Джокер, он просил передать приглашение на “граппу в качестве аперитива”.
Джокер досадливо скривился, но когда развернулся, выглядел уже совершенно беспечным и полностью потерявшим интерес к Пугалу.
Скоро это унизительное смирение станет его фирменным номером.
Плоть стен напряженно давила: но здесь он был герметично закупорен. Можно было утешиться хотя бы этим, раз уж все было так непрочно – и да грядет исполнение желаний…
Стайка разжиревших, разнеженных обильным питанием крыс чуть не получила массовый сердечный приступ, когда зеленоватые воды канала вспенились, являя темноте внушительную черную фигуру.
Разъяренный Бэтмен, бодро разгребая бедрами сточные воды, выбрался на бетонный бережок, и рывком содрал с себя плащ, разбрызгивая гниль.
Захлебнуться говном не лучший исход, это уж точно: отличная шутка.
Тоннель на поверку оказался не только, как и ожидалось, огромным сортиром: вдобавок к мерзкому облику выгребной ямы, поток под основной толщей воды оказался весьма бурным – о, его определенно должно было смыть в канализацию, если бы кое-кто беспечный просчитал бы все тщательней в своих подрывных работах.
Чертов случайно выбранный бортик, прежде такой раздражающий, оказался худшим местом, чтобы сбрасывать его со счетов навсегда.
Ярость мутировала, расплавилась в довольно сносную плазму ненависти, и Брюс отстегнул кислородную маску, являя темноте несколько диковатую усмешку.
По его плечам мутно текло, за поясом обнаружилась трогательно спасшаяся вместе с ним банановая кожура, и он отшвырнул ее в сторону, равнодушный к любым лишениям, кроме одного.
Из него сделали дурака.
Придирчиво изучая возможные повреждения в шлеме, он с удивлением обнаружил, что сигнал от заблаговременно поставленного на Крейна жучка существует, и мигает относительно недалеко.
Вне зависимости от того, чего он хотел на самом деле, двигаться он мог только в одном направлении.
На ходу вычищая больше всего остального снаряжения пострадавший плащ, он ускорился, чувствуя гнетущую усталость; его снедала растревоженная совесть: в глубине души от этой новой, случайной потери он ощущал темное удовлетворение.
Это злило его слишком сильно, почти ранило. Сравнение с чудовищем, которое он периодически производил, подводя местные итоги – тот самый черный монстр с перепончатым крылом, жаждущий владеть и приказывать, напитанный его вечным беспокойством и агонией несогласности – было привычным; но сходства с Джокером сейчас он мог бы и не выдержать и сорваться в безграничность бешенства.
Тоннель, как и ожидалось, поднимался наверх, и путь оказался проложен под Грэнд-Авеню, как раз под зданием “Круга” – было еще совсем не поздно, как раз время для финального акта последнего спектакля.
Там, в городе, в другом мире, люди ходят на неудачные постановки “Бутыли серебра”, и жизнь продолжается – сохнет, желтеет листва на деревьях, зима обещает быть холодной, жужжит людской улей, рождаются чужие дети и угасают чьи-то старики, и в эту ночь выползают грабители, ковыляют потерянные бездомные, а он пропустил пару сотен важных встреч и только тратит тут время зря…
Одно только было неизменно – не существует никакого Джека.
Его он тоже придумал? Может, его тоже не существует, по крайне мере в том виде, в котором он его знал…
Думал, что знает?
Можно ли было поверить в то, что этот человек сам по себе всегда взвывает, стоит нажать на него в тонком месте, или выждать редкий момент угрюмой тьмы – его настоящего лица – “меня нет, ты не докажешь обратного”?
Это абсурд, но разве он был экспертом по душевнобольным?
Лукавый вид принимался не тогда, когда он таил какие-то мысли, может и злые, но ему приятные?
Брюс не верил в его смех, но знал моменты, вызывающие интерес, те, что в своем роде веселили его – сгоревшая ферма, юдоль печали, в которой печальному рыжему мальчику родная рука предателя сломала жизнь и забрала его разум; убийца, нападающий только на молодых азиаток в темном парке при студенческом общежитии; он сам, запертый в темноте тоннеля, жрущий крысиную кровь и возжигающий никому не видимый свет на ладонях, и жаль только, что не в одиночестве; жертва, у которой есть свои жертвы, парализованная в момент охоты, самое сладостное время; герой, которого трясет ярость так, что он не соображает, что творит…
Последнее, пожалуй, было лишним: Джек не выглядел довольным тогда…
Вспомнить тот момент четко, впрочем, не представлялось возможным – все забылось, растаяло под толщей отречения: и огненные знаки, и тонкие руны, и бензиновые зарева, и взгляды из темноты…
Печаль, самая неожиданная его эмоция, страдание и болезненные воспоминания, которыми наполнялись его глаза в периоды тошноты и приступов – это была только маска? Или скука, что ничем не лучше?
Скупая дрожь, отмененные стоны, горящая кожа, подставленное плечо – все это было только иллюзией?
Все чаще Брюс Уэйн приближался к мысли, которой прежде стыдился: он сам достоин исполнения своих желаний, аскетизм в конце концов погубит его; невозможность погасить вечный гон охоты – только отговорка, потому что иные задачи выполнить куда сложнее, чем обезвредить сотню агрессивных наркоманов в темном переулке.
Но как только он прекратил считать потери, как опустошение исчезло без следа.
Явственно начало теплеть, словно он отдалялся от старицы мороза.
Путь ему преградила стена – за поворотом ждала цель, бормотали голоса расслабившихся убийц.
Содержимое бетонной коробки – какой-то обширной комнаты – проверить не представлялось возможным из-за мощной защиты чем-то обитых стен, но когда он приблизился, время для сомнений не осталось: не было нужды даже ломать двери – он застал кортеж подручных в самый неподходящий для них момент перегруппировки.
На плече у самого мощного располагался перепуганный Крейн, в который раз прощающийся с жизнью с помощью визгливых причитаний – определенно, для этой особенной эмоции выполняя главное условие – был вполне жив.
В узком проходе в какое-то помещение вся группа охраны попрощалась с сознательным состоянием.
– А ты крепче, чем кажешься, да? – просипел Брюс, из-за динамика настолько невнятно, что и сам бы не расшифровал своих слов, рывком устанавливая переносного психиатра на ноги, чтобы оценить степень повреждений, гипотетически заполученных им с последней встречи.
– Да. Нет, – занервничал тот, и правда не поняв вопроса, и только суетливо огляделся, чтобы скрыть торжество облегчения, забывая принять печальную позу пострадавшего.
В этом не было необходимости: этот статус сам по себе давал ему определенные преимущества.
Между тем ненарушенная цельность физической оболочки Крейна жирно намекала на не слишком спорный факт: Джокер не стал бы его щадить, значит ему помешал кто-то достаточно влиятельный.
Между местными авторитетами существует разлад, напряженное трение?
Пока Брюс жадно боролся с собой – разумно было отступить, спасти эту чертову жизнь вредителя, презреть, что в чреве Айсберга то самое трение заставляло преть гниль – и было время не только на унылый побег, но и, кажется, и для гексогена – раскрылись двери, словно полог на сцену.
Он хладнокровно наблюдал за этим, насупясь.
– Не буду ничего обещать, – прохладно выдал он в результате, не оборачиваясь, и понизил голос. – Если я подам знак, сбегай. Не особо радуйся, получив свободу: я найду тебя еще до того, как ты сумеешь избавиться от наручников. Задумаешь пакость – лишишься зубов.
В конце концов, эти глупые коридоры неудобны для того, чтобы показывать спину.
На входе он наткнулся на встревоженный рой бандитов и вызывающе глядящие дула автоматов, и скромно улыбнулся, с наслаждением разбивая для начала парочку-другую голов – преимущество пока было на его стороне.
– Гумберт, проводи господина рыцаря к нам, не толкайтесь в прихожей, – вдруг распорядился кто-то приятным, почти певческим баритоном. – Какая пошлая глупость подходить к нему там, в этом узком, темном проходе! Обзавелись кошачьими глазками и бессмертными тушками? Хотите, чтобы он всех вас по одному уложил?
Несмотря на бодрое, местами весьма здравое сообщение, невидимый хозяин этих странных охранников в своем голосе содержал что-то пассивное и вялое – совершенно не подходящее моменту – Брюс было распознал это как тонкую тоску, но в результате пришел к выводу, что это скука неверно пробивается через почти явное нежелание влезать в неприятности.
Это являлось привычной, почти обязательной наглостью криминала – незачем было затевать свои грязные заботы, если не хочешь однажды встретить на своем пороге неодолимую помеху, пришедшую наказать тебя.
Высота потолка здесь достигала добрых шести метров.
Строй расступился, являя суровому геройскому взгляду полуосвещенный зал внушительных размеров – какую-то пародию на тронный, потому что у противоположной стены на возвышении торчал самый настоящий престол, четко темнеющий на фоне багряных драпировок.
Табачный дым окутывал помещение плотно и удушливо.
На обитом кованым декором внушительном кресле, по периметру окруженном стоящей и лежащей вповалку прямо на полу в окружении бархата челядью – все теми же странными мужчинами и неожиданно обнаженными, отборными женщинами, молчаливо облепившими гигантскую чашу, доверху наполненную подозрительной белой пылью – восседал хозяин – нервный коротышка, туго затянутый в не по размеру узкий, дорогой смокинг.
Подземный король собственной персоной был весьма странен: облеченный властью, влиятельный, по слухам, жесткий и определенно давно перешагнувший возрастной рубеж в добрых две четверти века, он прятал руки, нетерпеливо вздыхал, поблескивая зажатым у правого глаза моноклем – одинокая линза в позолоченной оправе влажно блестела в дрожащем от переливающегося света полумраке – не скрываясь, этот человек сильно нервничал.
Брюс с недоумением оглядел миниатюрные ножки – крепенькие ляжки, неожиданно худые голени; ноги были обуты в ботинки от силы шестого размера, стоящие, наверное, как приличный Мазерати.
С некоторых пор властителя Маленькой Италии он видел впервые: даже с его аномальным, пускай и вполне понятным интересом к преступным личностям любимого города, особенно таким значимым, Освальд Кобблпот был слишком удобно скрыт завесой собственной предусмотрительности и относительной миролюбивости: под полом он сидел тихо, словно мышь, еще с тех самых пор, как был жив отец героя.
Это вполне объясняло его несколько противоречивый вид – нафабренную сытной жизнью изможденность затворника.
Дорогой загар – намек на неполное заточение в подземелье – не скрывал синих теней под крохотными королевскими глазками, ясно отливающими неожиданно пронзительной синевой: Айсберг, его надежная крепость, все-таки не часто лишался присутствия своего хозяина.
Седеющие на висках волосы, пока еще сохранившие глубокий черный цвет, лихо закинутые назад по какой-то давно ушедшей моде, влажно блестели, затейливо уложенные волнами, явственно напоминая собой распластанное вороново крыло.
Внушительный, загнутый хищным клювом нос периодически двигался, словно его хозяин принюхивался, оценивая обстановку.
Его кличка отлично шла к нему, но все это вместе взятое – тайные палаты и новые лица – было не так впечатляюще, как то, что за его спиной, у монстроподобной книжной полки, тяжело беременной старыми книгами в красивых кожаных переплетах, безэмоционально застыл чертов вездесущий клоун.
– Силы небесные, Бэтмен, ты точно хочешь моей смерти! – громким шепотом взвыл невоспитанный Крейн, униженно съеживаясь.
Брюс решительно встал перед ним, закрыл спиной слабое тело, декларируя свое покровительство, и это вдруг произвело неожиданный эффект: Джокер неуловимо помрачнел, почти прямо глядя.
Поголовье огнестрельного оружия в зале было, конечно, велико, и дрожащий психованный химик прилично сковывал геройскую подвижность, но все равно – ничего больше не мешало разгромить этот морозный улей.
На незакрытые маской губы поползла злая улыбка.
Комментарий к Глава 76.
Привет вам, товарищи, и хорошего настроения)
1. Чертова реальная жизнь все что-то требует от меня, поэтому эту главу я фактически писала вот прямо сегодня..
2. Меня тут несколько раз спрашивали, последняя ли это арка – не-не, там еще неблизко до конца (хотя как посмотреть, конечно). Мне хотелось создать ощущение последнего акта (хз, как именно неловко это выходит) исключительно в качестве сопутствующей атмосферы для некого духовного переосмысления Б. собственных рамок..
========== Глава 77. ==========
– Иди сюда, присядь, – ласково позвал Джокера Пингвин, и тот вдруг покорился, оставляя в покое многотомник Британники – шагнул в сторону, мимоходом почесываясь бедром о тяжелый дубовый стол, заваленный утонченной снедью.
Огромный ледяной лебедь, раскинувший крылья над нагруженной посудой, покачнулся от этого некрасивого, шелудивого жеста, но с него не упало ни капли талого: температура была все так же дискомфортно низка.
Брюс никогда не понимал людей, до таких высоченных степеней обожающих роскошь: на добре, заполняющем эту комнату, можно было бы жить годами, и жить весьма неплохо – если, конечно, есть вкус медленно сходить с ума в этом карцерном подземном заточении, потребляя вместо воды – вино, вместо хлеба – сладости, в качестве духовных радостей пробавляясь кокаином.
Джокер с размаху рухнул в услужливо подставленное слугами кресло подле своего нового хозяина, и удобно устроился – вытянул ноги, являя партеру стертые подошвы своих непростых ботинок, прикрыл глаза, растекся по украшенной замысловатым узором шелковой обивке, совершенно незнакомый.
И этот таинственный незнакомец только хмурился, словно в приступе скуки или раздражения, кривя отливающие жиром грима губы, когда улавливал движения в полутьме или слышал слишком резкий звук – на это обстановка была щедра: в обширном пространстве зала было слишком многолюдно.
Пингвин поднял руку, разом вызывая особенную, плотную тишину, и стало понятно, зачем ему хотя бы некоторая часть слуг – кисть, обтянутая черной тканью выходной перчатки, оказалась трехпалой и недоразвитой – что-то вроде генетического уродства?
Другую руку, похоже, постигла та же участь не обрести стандартную форму при рождении.
– Вы что-то хотели, виджиланте? – спросил он в сторону неожиданно спокойно, куда-то растеряв всю необычную нервную суетливость.
У стены проклинающий свою недальновидность Крейн немного расслабил ягодицы, успокоенный непроявлением к нему внимания – порка за предательство человека, так толком и не ставшего ему хозяином, откладывается – может, и вообще не случится…
Он принял задумчивый вид, активно эволюционируя в сверхсущество, способное сливаться с поверхностями на манер хамелеона, и принялся потихоньку разминать заведенные за спину руки.
– Сдавайтесь, – объявил его верный герой-покровитель, не отягощенный похожими проблемами, гневно поглядывая на опьяненных злым зельем несчастных девушек, коченеющих в прокуренной прохладе. – Сдавайтесь и не пострадаете.
К чести окружающих, смеяться никто не стал, помня о приказанной тишине, хотя многочисленные обращенные на Бэтмена взоры загорелись в возбуждении.
– Он всегда такой? – удивленно вопросил Пингвин, и Джокер, тоже следуя запрету, отвернулся, чтобы зайтись в приступе беззвучного хохота. – Можно поинтересоваться, молодой человек, почему это я должен сдаваться? Интересное дело! Сие замечательное место, в которое вы вторглись – частная собственность. Я свои права знаю, – зачастил он на подчеркнуто правильном английском. – Покажете документы? Скорее, было бы логично с моей стороны задержать вас до приезда властей. Это приличное заведение, я каждый квартал исправно плачу взятки и, уж поверьте, это куда дороже, чем осуществлять налоговые выплаты. Судебный случай! Но у меня отличный адвокат. И, знаете ли, масса охранников.
Договорив, он льстиво взглянул на своего порядком заскучавшего союзника: очередное особое умение придурочного клоуна – ядреная доза обольщения всего живого. Было ли место в этом городе, недосягаемое для его любопытного носа? Существовал ли человек, способный противиться ему, когда он решал удобно поселиться у него в печенках?
Не сделавший верных выводов из внезапной чужой уверенности Брюс скромно потупился: по его расчетам, охрана Айсберга поредела процентов на семьдесят – когда он выбрался из канавы, полной нечистот и локальных крысиных поселений, по пути с каждым встречным он был несколько более резок, чем следовало.
– Я так думаю, люди делятся на два типа. Верно, девочки? Верно, разумеется, – тем временем вещал Пингвин, обнаруживая еще одну деталь, роднящую его с остальными самыми невыносимыми злодеями многострадального Готэма: предельно раздражающую многословность. – Те, кто болеет за Найтс и те, кто за Гриффинс, вот как можно это выразить. Вот вы, Бэтмен, за кого болеете?
В ответ ему раздался недвусмысленный скрип зубов.
– Верно, глупость какую-то спросил, – расстроился стыдливый злодей. – С другой стороны…
– Хватит, – выплюнул Брюс.
– Да ладно, – посерьезнел Пингвин. – Вы же не можете ровным счетом ничего. Так что внимайте, молодой человек, внимайте. От избытка сердца глаголют уста, как верно… Верно, девочки?
Прекрасные женщины встрепенулись, блаженно улыбаясь красным, бордовым и розовым ртами, так густо напомаженными, что не было видно их настоящей формы.
– Верно! – звонко подтвердили они в унисон друг другу, и рассмеялись, серебристо и пусто.
Глядя на сравнимые с цветочными бутонами бессмысленные девичьи улыбки, Брюс тоже мрачно оскалился, излучая неудобный для самого себя гнев – особенный, рожденный бесконечной чередой ударов по его самолюбию, и такой плохо скрытый, что Джокер, с отвращением оглядывающий его сверху вниз, весело присвистнул.
Кто бы мог подумать, что рваный рот не помеха для этого…
– Ух ты, какое у него сложное выражение лица! – глухо захихикал чертов шут, наклоняясь в сторону соседнего кресла. – Будет буря, мм?
Тот Джек, которого он знал, и тот, которого не-знал, снова исчезли – и у кого тут еще шизофрения…
Джокер, даже наполненный тягучей темнотой, склонной принимать и вбирать, тем не менее всегда был слишком тверд и прямоустремлен – а этого человека, застывшего на возвышении, он не знал: слишком слаб и неуверен в себе был тот приторный слюнтяй, который явился ему теперь.
Но теперь точно освоивший нюансы этих перевоплощений, Брюс терпеливо вздохнул, прекращая в своей жизни долгий этап дымовых завес: что там, у него внутри, не узнать никому и никогда, и он не имитирует смирение, а практикует, оборачивая в него свою пустоту – собирается что-то получить сегодня, а с кого из них – будет ясно лишь когда наступит выбранное им время.
– Нет, Шутник, – издевательски выдал он, неосознанно откликаясь этому разуму, а не-телу, как и прежде, оглушая динамиком пространство зала. – Скорее укрощение строптивых.
Джокер впервые не усмехнулся его шутке, и он вдруг ощутил мощный прилив чего-то, больше всего похожего на азарт – о, ему не было покоя в этом мире, верно?
Местный правитель с умилением осмотрел игрища, развернувшиеся перед ним, и ласково усмехнулся новоприобретенному слуге у своего плеча, но Брюс видел, как стабильно холодны его яркие глаза.
– Ну что ж… Для начала… Схватите его, – добавил Пингвин, и он почти умиротворенно окаменел, предвкушая выпуск пара на остатках чужой стражи – сеча, мясо, битва, которой ему так недоставало – злорадно оценивая очередную глупость, отмоченную с легкой клоунской руки: самоуверенный подход в переигрывании сильных мира сего никогда не приводил ни к чему хорошему…
Расслабляться он больше не собирался, и сейчас, прямо в этот момент, стартовал последний акт той чертовой пьесы, в которую превратилась его жизнь, и без того странная, окончательно пущенная под откос в тот самый миг, когда он однажды поднял глаза от книги и даже не сразу понял, что изможденный больницей придурок, белый и бледный, стоящий перед ним, не плод его воображения – так часто он мерещился ему, принесший хаоса больше, чем он сам мог бы даже представить.
Это был, разумеется, шаг к человекоубийству – то, как он теперь поднимал голову – но губы сами складывались в непрошенную, настоящую улыбку, даром, что в паре метров от него находился умелый комедиант: неверная, она рисковала превратиться в оскал.
Чтобы сохранить жизнь каждому ублюдку в этой комнате, придется попотеть – и если не будет выбора, сможет ли он не изгнать этот порочный дух из этого твердого тела? Просто сжать пальцы на этом говорливом горле – и все снова станет реальным.
Просто немного сильнее ударить, и потом усиленно игнорировать последствия – только один раз, это будет правильно. Всем станет лучше, и он наконец сможет выбрать только себя.
Встать на его место, поддержать баланс – количество злодеев не изменится, когда он обретет его черты…
Быть готовым уничтожить только его, не тратя время на сомнения и попытки извернуться в привычном достоинстве – вот оно, исключение из всех правил, нечто особенное, что-то в крови, на крови, основополагающее…
И он попытался перестать ухмыляться, и уже был готов шагнуть вперед, сожалея только, что не подготовился к этому отдельно, особенным образом – как направление казалось бы прямого, тщательно высчитанного пути снова совершило странный поворот: Джокер фыркнул и отвернулся.
– Минуточку! – незамедлительно отреагировал местный князь, прежде с предвкушением ждавший его реакции и оставшийся, очевидно, разочарованным, и все застыли, словно послушные заводные куклы. – Медведик, ты чего? – с чувством продолжил он, наклоняясь в сторону своего разряженного клоуна.
Проблема лихой ухмылки пропала сама собой, и теперь Брюс боролся с другим выражением, в равных долях ошарашенным и гадливым, неумолимо набежавшим на его лицо после знакомства с новой кличкой чертового клоуна: прав был Фокс, не надо было выбирать полумаску…
– Что-то не так? – продолжил Пингвин взволнованно, словно ему и правда не было все равно. – Скучно? Тебе скучно у нас?
Джокер благосклонно повернулся к властителю Айсберга, надменно кривя губы, словно холеная содержанка, получившая недостаточно дорогой подарок.
– А ты как думал, мм? – низко просмеялся он, впервые взрезая тишину этого подполья настоящим голосом, и обвел своей фиолетовой рукой зал, удостаивая взглядом только Крейна, притихшего в тени подмороженной фигурой. – Грубая работа. Свалка. Все эти… физические… групповые упражнения. Прошлый век. Не слишком престижно для таких, как мы с тобой, мм?
Брюса пронзила острая догадка, отложенная до времени как совершенно невозможная: но сколько раз он это слышал у себя в голове – все тот же скрежет, неостановимый.
– Опять же, – продолжил Джокер, и уложил ногу на ногу в отвратительно изящном жесте, прежде ему совершенно несвойственном: циничный и отвратительно грубый в каждом своем обычном движении, в этих кривляниях он был особенно мерзок. – Вдруг возникнет необходимость к некоторому… поспешному отступлению? Это чудо уже приготовило газовую шашку, – он махнул в сторону Брюса, без стеснения демонстрируя трусливую уравновешенность. – А у меня тут еще есть дела, или ты позабыл?
– О, нет-нет, не забыл, как я мог? – пришел в комичный ужас его странный союзник. – Я свое слово, может, и не держу, но не перед тобой! Все в силе!
Джокер едва заметно скривился, маскируя скуку чем-то исключительно сладким.
– Лучший союз в моей творческой деятельности… – пробормотал он льстиво. – Я в долгу не останусь, Освальд. Вот тебе моя идея. Можно представить?
Судя по выражению, затуманившему прозрачные глаза Крейна, остававшегося под бдительным присмотром героя, тот тоже впервые слышал, чтобы старый-добрый чудовищный клоун спрашивал у кого-то разрешения.
Пингвин пожал плечами, самодовольно поглаживая сигару, которую достал прежде, но в дело пустить не успел.
– Иногда сигара это только сигара! – не удержался от экстремальной шутки его уродливый бордовый комменсал, и наклонился, подзывая кого-то, словно собаку, из угла под портьерой. – Вот мое, джентльмены, практичное предложение. Встречайте, наша прекрасная прима, м-м.
Из темноты закутка, волнуя тяжелую ткань занавеса, появился шутовской слуга, отметившийся в чертовой итальянской гостинице, и в его бревноподобных ручищах мрачно извивалась многострадальная Линда.
Брюс приобрел кусок в льда в грудь, прямо под желудок, явственно слыша, как с дребезгом разлетаются его отточенные схемы действий.
– Приветик, сучары, – весело произнесла бедовая преступница, но крупная дрожь то ли гнева, то ли страха, сотрясающая ее тело под больничным халатом, испортила впечатление от на-гора выданной игривой дерзости. – Кому-то тут нужны салфетки для снятия макияжа, или мне показалось?
Умудряясь паясничать так, что ее изнуренное, бледное лицо оставалось невыразительным, она издевательски подмигнула Джокеру, и тот мрачно усмехнулся в ответ, имитируя галантность – окрашенный алым рубец пополз к белому уху по грязной, осыпающейся штукатуркой загримированной щеке.
– Заложник, – довольно продолжил представление его отвратный дирижер, и уложил свой помоечный подбородок на руку так вяло, словно и правда заскучал.
И даже не важно было, выкрал ли он ее загодя – незаметно и эффективно – потому что предсказывал будущее на ход вперед, рассовывая по карманам миллиард полезных мелочей, или походя, собираясь изничтожить, как найдется свободная минутка, раз уж теперь не действовали никакие запреты – все это действовало в равных долях удручающе.
– Заложник, – повторил Брюс, надеясь легким тоном рассеять эти чертовы туманы – густо фиолетовые, разумеется, и частично зеленые. – Это, конечно, не прошлый век, клоун. Творческий подход. Инновация.
Джокер не отреагировал, украдкой поглядывая на свой Гамильтон, имея, похоже, под банальной демонстрацией нетерпения что-то в подкладе.
Но подрывные работы теперь не имеют для этого человека практической пользы.
От обыденности этого, от своей собственной меры понимания клоунской методы в выборе жертвы, по спине Бэтмена пополз холодок: женщина страдает в двух шагах, страдает из-за него, потому что кое-кто тоже слишком хорошо его знает, лучше, чем может знать кто-то другой – не просто слабое, нежное существо, а еще одна темная фигура, достойная исправления, которую он снова не смог уберечь.
Отказавшись от использования и без того спорной газовой шашки, он покосился на Крейна, не умея рассматривать реальность не со своих сторон – чистых и конструктивных или темных и гневных – но тот как стоял, оцепенев, так и остался стоять, прозрачно глядя в сторону возвышения: словно для него в картине конфликта ничего не изменилось.
– По официальным данным, она все еще в реанимации, сэр, – зашуршал в динамике Альфред. – Я все заморожу до выяснения.
Так и не обративший на своего основного врага никакого внимания, Джокер лукаво оглядел Пингвина, застывшего на своем троне с нечитаемым выражением.
– Надеюсь, я не слишком много на себя взял, Освальд? – миролюбиво выдал он, словно искупал какой-то промах, и встал, оправляя на бедрах свои отвратительно бордовые брюки. – Следи за ней внимательней, Джесс, и давай без глупостей.
Слуга понимающе осклабился, сильнее впечатывая под хрупкий женский подбородок слабо опознаваемый из-за теней и пятен света ствол оружия какого-то китайского производства.
– Нет-нет. Не слишком… Для тебя – все, что угодно, Джек, – наконец подал голос Освальд, похлопывая себя по коленям.
Брюс медленно поднял глаза, стыдно сильно удивленный.
========== Глава 78. ==========
Брюс заставил себя смотреть прямо.
Благородный рыцарь в нем, так часто подвергающийся насмешкам, находился теперь на последнем издыхании – тем лучше, тем ближе к человеческому.
Заложница была на время позабыта.
Случайная эпопея с именем закончилась, вопросов больше не осталось, но он никогда бы не смог забыть те четыре жизни – по одной за каждую литеру… Тайна, в уродливом зазеркалье чужого разума достойная жертвенных закланий, разом обратилась в товар, во что-то обменное, непростительно материальное.
Избранность превратилась в подобие, равняя его с остальными обманутыми.
– Не очень мне нравится этот этап за предсказуемость, но продуктивность стирает все недостатки, – несколько сипло проговорил Джокер, заинтересованно высматривая реакцию хозяина: его невидимые в черноте грима глаза пусто оглядывали периметр. – Вот ви-идишь, Освальд, теперь Бэтмен равен брелку на моих ключах, не более. Никаких лишних трат моего времени и твоих ресурсов.
Он бойко кивнул сам себе, хотя давно уже не открывал замков традиционным способом.
Пингвин выразил своим странным лицом сомнение в неоспоримости высказанного факта, и чертов омерзительный клоун лихо выставил ладонь, призывая дать ему возможность продемонстрировать доказательства.
– И не смотри так, ты его просто не знаешь: дал ему немного свободы и раз! на нас уже выписывают ордер. Так что ты – внимай, господа прихвостни – по углам, а ты, Бэтмен, давай-ка, вали отсюда подальше, – распорядился он, намеренно неумело изображая суровость, и деланно оправил свой мрачный галстук, затянутый непривычным немецким узлом.
“Ресурсы” – вооруженные люди – послушно отступили, не дождавшись официального приказания, но время – никому не подконтрольная субстанция – разумеется, не покорилось ему.
