Текст книги "Неудачная шутка (СИ)"
Автор книги: TILIL
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 68 страниц)
– Заткнись.
– А что тебя заставляет все это делать, властная мать? О, или наоборот: папочка учил, что мамочка хрупкая драгоценность? Пусть она думает, что ты непогрешим? А теперь ты вдруг обнаружил, что только Джей способен…
Чертов психиатр…
– Заткнись, или я тебе что-нибудь отломаю.
– Вы мешаете. Решите свои проблемы позже, – вдруг строго подал голос врач. – Угрозы жизни нет, но его надо перевезти в больницу.
Брюс стиснул зубы, Крейн опустил глаза и убрал серп. Наконец заметив, что Бэтмен без перчаток, он закатил глаза, достал видавший виды носовой платок, и начал вытирать все, что ему казалось отмеченным.
Прилежная горничная черного дворца.
– Нет, – наконец сказал Брюс, – вы можете быть свободны. Машину верну позже.
Он чуть не пустил Пугало в расход, но сдержался и просто отогнал его, совершенно серьезно пытаясь пленить, и поехал домой самым коротким путем – к пещере у восточной части, где вход начинался на побережье.
Тишина угнетала его.
– Хватит валяться, Джек.
Ему, конечно, никто не ответил, и он постарался больше не смотреть на койку.
Пока Альфред возился с бессознательным телом, Брюс мешался ему под ногами, ревниво не давая перекладывать, потом раздевать его. В конце концов его смогли оттеснить до оконца, и он уставился на тисовую рощу, шумящую на другом конце парка, ничего не соображая.
– Идите спать, сэр. Кстати, полицию я туда вызвал. Нельзя же так терять рассудок… – глухо сказал наконец старик, мечтая переодеть Джокера в нечто менее грязное, чем его фиолетовый костюм.
Слишком тонкое нижнее белье. Эти простыни слишком легкие, шерсть одеял слишком жаркая. Неужели нет ничего лучше?
Но к коричневой сумке Брюс не прикоснулся, и старика отогнал от нее слишком резко. Не важно, сейчас не важно.
– Сначала скажи нормально, что происходит. Крейн только глумился…
Дворецкий поджал губы.
– Кома.
Брюс непонимающе уставился на свои ботинки.
– Насколько…
– Идите спать, сэр, – ласково ответили ему, – эта не самая тяжелая. Вы не можете ожидать, что после такого он не пострадает. Это нонсенс.
– Ясно. – Брюс был слишком спокоен, ничего еще не осознавая.
– Дайте осмотреть ваш левый бок и идите спать. Это сильный ушиб…
Да ладно, скоро все кончится. Он очнется очень быстро.
– Оставь меня в покое, Альфред.
– Сэр!
– Нет. И буду тут. Не обсуждается.
И он остался в медотсеке – шорохи деревьев за окном, крики ночных птиц, меловой, тревожный запах дезинфекции, тени и пятна света из коридора, жужжание аппаратов, все что-то замеряющих, подсчитывающих – несерьезно, просто на всякий случай.
Он же не может снова пропасть? Теперь по-настоящему.
В результате Брюс сделал себе внушение, откинулся на спинку кресла и заставил себя заснуть.
Через восемь часов он все также смотрел на белые руки Джокера, не осмеливаясь потрогать его – холоден ли он или слишком горит – вместо этого погружаясь в темные пучины вины и тревоги.
Обычные мысли не находили на него, и образы не мелькали в перед глазами, как всегда это бывало, стоило вспомнить его, словно этот человек рядом не был тем, кого он держал в клетке, как зверя.
Тем, кто невозможно подставлялся для поцелуев. Тем, кто легко опустился перед ним на колени, хотя это было так непросто… Этим постоянным сосредоточием всех его мыслей. Не был собой. Не был Джеком.
Он не знал его, не слышал. Не существовал сейчас?
Брюс смутно отдавал себе отчет, что эти мысли слишком эгоистичные, но что-то, больше всего похожее на сильный удар в горло, мешало ему даже пытаться сосредоточиться.
Альфред оставил попытки прогнать его, и тоже провел у койки весь день – сначала смывал грим, подключал капельницу, потом просто носился туда-сюда…
Пустота эта не давала Бэтмену покоя. Джокер ее тоже ненавидел.
– Высокая толерантность. Но этот человек, сэр: это удивительно. В него вбухали столько, что можно было…
– Хватит! – прошипел Брюс, и Альфред стал выглядеть присмиревшим. – Прости, я просто…
– Я понимаю.
Их могла бы захватить ненужная печаль, но Брюс уже позабыл обо всем.
– Твои дурацкие газеты пришли. Что тебе почитать? – глухо спросил он у тела. – Объявления? Криминальную сводку?
– Он любит Шекспира.
Если удача повернется к ним лицом, и Джокер не сильно пострадает от их самолечения, будет ли хозяин снова испытывать его верность?
Пройдут ли эти испытания бесследно? Есть ли вообще, что там испытывать?
С тем, что Брюс однажды попадет в беду, старик смирился, и только готовился к худшему. Но к тому, что он будет страдать таким образом – оказался не готов.
– Что? Почему ты так думаешь?
– Часто цитирует его. Я понимаю, что вы сами предпочитаете более… концептуальную художественную литературу…
– Это совершенно неважно.
Они не смотрели в сторону клоуна, словно его тут не было.
– Можете почитать ему оружейный каталог или буклет от снотворного. Это же Джокер, именно это его развлечет. И не смотрите так, это не оскорбление.
– Я вовсе не…
– Я скоро вернусь, – рот старика отвердел, как всегда, когда он готовился говорить жесткие вещи. – Его надо будет обслуживать, мастер. Вам лучше не…
Брюс мрачно уставился на свои руки.
– Никто не притронется к нему. Забудь, я сам все сделаю.
– Боюсь, вы не понимаете…
Он все-таки поднял глаза, желая раз и навсегда прояснить этот вопрос.
– Все я понимаю.
Альфред посмотрел на него в таком отчаянии, что Брюс застыл.
– Это буду делать я. Прошу, вы не должны видеть его таким… Он вам не простит. Дайте мне неделю, потом можете делать, что хотите.
Он не простит – отличный аргумент. Но этот срок…
– Ты думаешь, неделю…
– При самом смелом прогнозе.
– Ладно, но это ты не понимаешь. Мне не сложно. Это же он, – Брюс сказал лишнего и вспыхнул. – В любом случае, он не пролежит так долго. Он скоро очнется. Он сильный. Не говори ему только, что…
– Ваша уверенность весьма прочна. Надеюсь, что так и будет.
Но он видел, что Альфред уверен в обратном. Какая чушь, никто не понимает, что он такое, даже примерно не знает ничего о Джокере. В любом случае, сам он постарается стать к нему ближе, чем все остальные могут даже мечтать.
Брюс стиснул зубы, достал смартфон и ввел в строке поисковика “Шекс…”.
========== Глава 56. ==========
Очередной платок слишком пропитался слюной и был небрежно отброшен.
И за эти две недели Шекспиром он был сыт по горло.
– И мой голову почаще. Очнись и поешь наконец нормально, потому что твой живот больше всего похож на стиральную доску. Ты мерзкий, Джек Нэпьер, просто зараза.
Он все-таки осмелился прикоснуться к Джокеру только через много дней – неопределенной температуры кожа, сейчас больше похожая на набивную ткань – и растирал ему потихоньку руки и ступни, хотя импровизированный лекарь ему это строго запретил, черт знает чего опасаясь.
– Ты такой придурок, Джек. Сонеты мне совсем не нравятся. Не хочешь разбить мой карминовый Контач? У меня все равно их два. Только понял шутку с “Пасификом”. Я не нежный, очень смешно. И не заразный. Я тогда думать не мог, а ты даже издевался… Хладнокровный ублюдок.
Занимался рассвет: если дворецкий догадается, что он провел здесь три дня безвылазно, то замучает нравоучениями.
На это у него нет ни времени, ни сил.
– Тоже думаешь, что мой отец был идеальным? И откуда ты все это узнаешь… Это совсем не так, он был вовсе не… Но я любил его. Когда мне было шесть, упал в пещеру, полную летучих мышей. Рейчел, помнишь ее? Ты помнишь. Ненавижу тебя. Надоел твой Шекспир, никогда не любил его. Раньше мне нравился Оден. Предпочитаю третий размер.
Небо на горизонте все светлело, воздух становился все прозрачней, но Брюс противоестественно не хотел встретить утра.
Но можно задернуть шторы и сидеть с ним в темноте, лишь бы не видеть его почти улыбающегося лица.
– Это были ужасные дни, когда я думал, что ты мертв. Теперь не избавишься от меня так просто. Я тебе все покажу. Хотел бы увидеть гейнер в твоем исполнении. Посмотрел, что такое боген. Очень смешно. Или ты правда можешь это сделать? Вот этого я видеть бы не хотел. Ты слышишь меня? Достигает ли…
Он не должен позволять себе печали, иначе с его характером реакция… Что это будет на этот раз?
Наслаждение от его беспомощности? Полная власть..
Какой же он сам на самом деле монстр… Брюс выпустил руку Джокера, разглаживая его пальцы уже совершенно бесполезно – кровь так слабо не гоняют – и совершенно бессознательно.
Некстати вспомнил про холодный прах и зеленый дерн кладбища – плод долгого чтения Гамлета вслух – теперь вечно связанные в нем с жарким, мучительно прошедшим июлем.
– Я такой же свихнувшийся, как и ты. Ты был прав. Шрамы все в моем распоряжении, могу делать с ними все, что захочу. И я буду кормить тебя и мыть, пока ты не сможешь делать это сам. Забавно, да? Считаешь это смешным? Ты такой гордый, может стоит мне помешать?
– Не… вот это… сейчас… было совсем… не смешно… – вдруг глухо прозвучало в тишине.
Галлюцинации? Брюс придирчиво осмотрел Джокера и обнаружил морщинки у его глаз. Очнулся. Снова насмешничает…
– Джек, – позвал он лениво, потому что вдруг заскучал.
Слишком бледен и все это – синяки под глазами, шрамы, вены, руки, все его тело – не имело значения, когда он не в себе.
Бледные губы попытались растянуться, но он ни черта еще не владел собой.
– Ты разбудишь… даже мертвого… Мне… похер на Контач…
Брюс позволил себе улыбнуться.
– Хорошо погрел уши? Ты такой подлец…
Злой клоун нашел в себе силы продолжить разговаривать с ним.
– Ага-а… Неожиданно…
– Не пропадай снова, ладно?
Выражение лица не изменилось, но дрогнули брови, пытаясь сложиться в хмурую гримасу.
– Не могу… обещать. Как? Чертово… тело… – Джокер, как всегда, мыслил отличными от эмоциональной сферы категориями.
Когда он полностью придет в себя, он наверняка будет в ярости от того, что он видел его таким беспомощным. Альфред снова был прав..
– Просто пообещай. Это важно.
– Ла-адно…
Он сразу же затих и Брюс обнаружил, что и правда относился к его состоянию недостаточно серьезно. Что он сейчас чувствует? Это странное жжение в венах, облегченное дыхание…
Мысли путались – не очень-то он отдыхал последние сутки – и он отложил выяснение до поры, положил голову на руки, и заснул.
Ему сразу же приснился сон, и впервые за двадцать шесть лет это не было полноценным кошмаром.
Ничего особенного: светлое поле, заполненное пожухлой травой: осокой, сердечником, дикими астрами и люпинами, сухие коробочки которых тихо шуршали, движимые ветром.
Он знал, что все это нереально, но видел садящееся солнце и чувствовал этот теплый ветер.
На фоне высохших цветов, всего в двух шагах, раскинулись бледные – словно выцветшие под южным солнцем – полосатые шатры.
Цирк. Он попятился и чуть не повернул обратно.
Стоило ему об этом подумать – нет, только не это, сколько можно, хватит – и вдали как будто заиграл “Выход гладиаторов”.
О, ужасное клише…
Он мог видеть быстро вращающийся силуэт карусели, мелькающие цветные огни, услышать жуткий шум толпы, ощутить стремительно падающую на него ночь, даже уловить смрад подгоревшего поп-корна и яблок в карамели…
Брюс понимал, что это сон. Более того, что Квин и Меркель никогда не могли быть… Или могли?
Луг вдруг оказался обнесен прочной деревянной оградой: не уйдешь, ты в ловушке.
Музыка утихла, огни начали гаснуть, ветер сильнее зашуршал травой под его ногами, и он вдруг вспомнил, как на самом деле одинок.
На темном полотне неба – просто полог шатра – зажглись и погасли тусклые звезды. С востока тряпичный потолок начал молниеносно светлеть – ночь прошла быстрее, чем за две минуты, пока он дрожал от предчувствия беды.
Когда он опустил глаза, на ограде сидел мальчик – не больше двенадцати лет – равнодушно оцепеневший в неудобной позе, одетый в тонкое черное пальто явно с чужого плеча. Светлые волосы тревожил ветер.
Шрамов не было, но он знал, что это Джокер. Это и был он.
Брюс разлепил губы, чтобы привлечь его внимание, но это же было бессмысленно. Но на самом деле – нечего сказать ему?
Он вдруг понял, что все это было в действительности. Это память? Он попытался вспомнить, но тогда все начинало темнеть. Этот день уже был?
Можно не торопиться: все уже закончилось.
Когда он сказал старику-невольному лекарю, что его пациент приходил в сознание, тот пришел в бурное негодование.
– Господи, мастер, что с вами такое? Позвать меня: вот все, что вы должны были сделать.
– Прости.
Этот снисходительный взгляд было не вытерпеть.
– Я понимаю, как вам сейчас тяжело…
– Мне не тяжело. С чего? – искренне возмутился негибкий мастер, излишне опустошенный прошлым месяцем.
Альфред подавил неуважительный свирепый вздох, и оглядел его так, словно он недавно снова подрался в детском саду из-за девчонки.
– Забудьте. Идите в свою комнату, примите душ и ложитесь спать.
– Хорошо, но я скоро…
Старик оттеснил его от койки к двери.
– И не забудьте главное: чем меньше он будет напрягаться, тем раньше придет в норму.
– Мог бы и не говорить, это и так понятно…
– Понятно ли? Не тревожить его. Никаких ваших… бурных отношений.
Брюс замер, подозрительно оглядывая наглеца.
– Альфред? Что это значит?
Дворецкий явно вознамерился наговорить ему каких-то отчаянных вещей.
– Это значит не хватать его на руки, не устраивать сцен. Он нестабилен и не только в физической плоскости. Он слишком нагружает свое тело, но и разум тоже.
– Что?
– Спросите точнее у Джонатана Крейна.
При упоминании этого мужика Брюс Уэйн всегда начинал закипать.
– О, твой новый друг. Все обсудили?
– Выслушайте меня, сэр, – смиренно избежал ссоры верный слуга.
– Очень.. внимательно слушаю.
– Не напрягайте его. И не давайте ему скакать туда-сюда, ни дай бог он доберется до перекладины. И никаких романтиче…
– Альфред! – его возмущение не произвело на старика никакого впечатления. – Почему ты…
Ему показалось, что дворецкий был готов расхохотаться, но он только пожал плечами.
Брюс покосился на койку, оценивая обстановку, но все равно сказал:
– Не заблуждайся, думая, что знаешь хоть что-то про наши отношения. Они не романтические.
Совершенно непростительная тема. Совершенно иные плоскости близости – пот, кровь и кости – объединяют их.
– Прошу прощения, сэр. Лезу не в свое дело.
Джокер снова очнулся – снова ли? Может, это был сон – и увидел потолок, стену, пустое кресло.
За пределами его зрения кто-то был – он так тяжело не ступает, старик – и он попытался смочить горло, жмурясь от небывалой слабости.
Когда он перестанет устраивать этот парад беспомощности?
Какой предел нужно перейти, чтобы проиграть?
Сколько времени прошло? Был ли он тут? Правда видел его крах?
– Фред.
Звук откладываемой книги, шаги приблизились.
– У него. Есть. Контач?
– О, вы снова с нами, мистер Джей. Есть, даже два. Очередная гадкая выходка? Но вам еще рано вставать, придется потерпеть…
– Какая. Выходка?
– Шучу я, не беспокойтесь. Конечно же, я знаю, что вы… А, ясно.
Джокер раскрыл глаза и попытался посмотреть на старика вопросительно.
– Все нормально. Я не давал ему даже раздевать вас.
– Спасибо.
Альфред кивнул, отошел к приборам, и начал что-то накручивать на осциллографе.
– Я не умею говорить с вами прямо, Джокер, но мне все надоело, – внезапно сказал дворецкий, слишком непохоже на себя, или это только кажется?
Чертовы расползающиеся мозги, непрочные мысли, зыбкое состояние..
– Что? Тебе нужен палач?
Альфред повернулся к нему, уже не такой решительный.
– Предпочту воспользоваться услугой профессионала со стороны. А если серьезно, то мой мастер немного растерян сейчас…
Видно было, что старик немного утешился неудачной шуткой.
– Знаю. Что ты. Хотел?
– Скажите ему все правду о себе. Любую, все что помните. Откуда вы вернулись, прежде чем узнать его, куда вы собираетесь. Это лучше той лихорадки, в которую вы хотите обратить его жизнь.
Джокер полыхнул глазами с каким-то таким опасным, сложным предупреждением: злая обида, угроза, беспокойство.
– Просто хотел помочь, – поспешил добавить старик-бывалый-смертник. – Я вам не враг.
– Мне судить, отче.
– Верно. Но… – не найдя причин, по которым мог бы и правда вмешаться, не наломав еще больше дров, дворецкий отвернулся.
Но клоун хозяина снова удивил его.
– Не смешно. Но можешь не бояться меня, – Джокер снова использовал скрытый ресурс организма: заставил себя, и теперь мог хотя бы не говорить, как живой труп. – Там, откуда я вернулся, было весело. Как тебе это? Только боли было слишком много, а ножа не хватало, вот я и дернул обратно на родину.
Альфред удивленно прикрыл глаза: откровенность это очень любезно, но реальности не касалось ни в коем разе.
– Один только совет. Два.
Джокер улыбнулся.
– Ваше последнее слово?
– Раз уж вы себя так взбодрили, первый: не делайте так без особых причин. Это вас расходует.
– И?
– И однажды вы не вернетесь в сознание.
– Вот это номер, Фредди, ты…
– Мне и так тяжело, мистер Джокер…
– Ладно. Поживи. Еще.
– Даже если это самый удивительный, самый сильный человек в этой стране, он все еще отвергнут ладонью, которая должна была его оберегать. Яснее нет смысла объяснять: вы не знаете ни слез, ни улыбки, где вам знать не отданное прощение? Просто запомните эти слова, и однажды они вам пригодятся.
Джокер закрыл глаза, чувствуя себя очень глупо.
– Я выслушал. Ненавидеть меня опасно, старик.
– О, я вас вовсе не ненавижу, мальчик, – жестко, но вдохновенно осадил злодея бесстрашный Альфред. – Мне все равно.
Это было, пожалуй, куда хуже – отлично гармонировало с его жизнью – но не имело никакого значения.
Дворецкий наконец успокоился и с удвоенной энергией принялся за уборку и прочие свои любимые обязанности.
Местное общество моральных инвалидов, к которому он сам по праву принадлежал – одинокий семилетка в мировой войне, смертоносный слуга родины впоследствии – больше не могло от него ничего получить.
Комментарий к Глава 56.
Не сильно прессуйте меня, я в печали.
========== Глава 57. ==========
Бэтмен шатался по городу всю ночь, апатично наблюдая течение жизни Готэма – совершенно зря, его город все так же был щедр на грязь, и не мог позволить ему отвести взгляда, смотреть в чье-то черное лицо еще; вздувался, бурлил, гнил, отбирал – как и прежде.
С усилием пытаясь осознать, почему ему не сидится спокойно, он заставил себя снять костюм и даже принять душ, но не проверить медотсек было выше его сил.
Джокер уже спал – лежал, неподвижный и беззвучный как покойник, на спине, почему-то неприятно напоминая момент, с которого все началось – “в тот раз в шнопс я тебя пожалел” – и он вошел без его приглашения, мучаясь этим больше, чем стоило.
Предварительно он подложил в смежную ванную свежекупленные в городе мягкие фиолетовые брюки и зеленую футболку.
Он искренне сожалел об этом: это было неловко.
Невольный узник больничной койки подношение проигнорировал, и прежде усиленно изображал то сон, то равнодушие. Отличная тактика.
Но иллюзия прочности пока держалась – они тут, оба, и ночь изошла, и лето навсегда истекает за пределами старого дома; краткий дождь по оконным стеклам, птицы пируют на кусте шиповника, все еще шумят липы за домом – да так, что сжимается сердце.
Он сел на кровать не таясь, но Джокер не проснулся. Тогда Брюс протянул руку и пальцами раздвинул губы, а потом и челюсть чертового клоуна: искал лезвие, потому что так и не решился сделать это в том ужасном непроглядном сне – это казалось бескрайне оскорбительным.
Он оглаживал пальцами розовые десны и желтые зубы, но не встретил сопротивления добрых четыре минуты, пока челюсть вдруг не сомкнулась.
Брюс не спешил вызволять пальцы, хищный клоун не спешил их выпускать.
Он довольно щурился, выглядя в полумраке как оживший детский кошмар. Не разозлился…
– Джек, – невозмутимо позвал пойманный герой.
Пальцев коснулся горячий язык. Джокер изучал его, поблескивая глазами, с каждым движением языка все больше оживляясь. Плененные фаланги сладко заломило.
Это было уже слишком – чувственный пожар перекинулся с пальцев на все тело, издевательски яркий, чудовищно правильный.
Брюс отреагировал, как всегда – все разрушая на своем пути.
– Почему ты все превращаешь в секс, чертов клоун?
И сразу смог убрать руку, на которой не было ни следа от зубов, только слюна.
Осталось только заставить себя вытереть пальцы.
– А я вот не могу найти, на что пожаловаться, светлейший рыцарь! – разозленный Джокер вызывающе ожег его взглядом и поджал губы.
Не надо было называть вещи своими именами.
– Ты это чертово лезвие однажды проглотишь, – неловко выкинул белый флаг исстрадавшийся герой, пытаясь не сожалеть о больничном режиме, потому что на самом деле мечтал разомкнуть острые колени, присосаться к лукаво выставленной твердой плоти бедер, пронзить плотное, каменное тело, великолепное, удивительное. Мужское.
Это бы все наладило. Наверное. Вернуло бы мозги на место. Какая чушь..
Опасные мысли изменили атмосферу, и Джокер смягчился, сонно щурясь на него.
– Печальная оценка моих возможностей, – коварно улыбнулся он, оскаливаясь, не очень удачно, однако, выдавая болезненную слабость в повторении привычного злого жеста.
– Что? – растерялся Брюс, упустивший смысл слов: был слишком занят чтением по губам.
– С таким же успехом ты мог спросить, не могу ли я случа-айно проглотить свою рубашку, – терпеливо объяснил Джокер, разыскивая силы на привычные игрища.
Открытая мягкость этого человека – обманчивая, но слишком привлекательная, чтобы не быть жертвенной – сводила с ума.
– Но вдруг. Что ты сделаешь, если это вдруг случится? – отводя взгляд, выдал скверный бэт-агрессор, пялясь на мертвые табло приборов.
– Ну-у, я попытаюсь расслабить горло..
– И потерпеть гастроскопию.
– Ого, шутник, тренируешься, чтобы побить меня на моей территории?
Брюс улыбнулся, неосознанно приподнимая брови, растягивая губы.
– А есть за что?
– Кто знает… Там давно нет бритвы. Забудь про нее.
– Почему?
– Спрятал ее там, куда детишками не добраться.
Брюс проигнорировал очередную гадкую шутку, собрался с силами, и прекратил их обоюдное решение игнорировать стыдный инцидент – долгий сон, не прошедшее простенькую проверку доверие.
– Прости, я сдал твою девушку в полицию.
Джокеру потребовалось некоторое время, чтобы победить удивление – слишком отвлеченное определение было использовано – и сложить картину событий.
– У меня нет девушки, – попытался сказать он равнодушно.
– Арлекин.
– Последний раз виделись, когда ей было восемь лет.
– Да? Она теперь очень красивая. Немного только… не в себе. И стреляет хреново. Расскажи про нее.
Это был третий день после комы, чертовы третьи сутки, когда Бэтмен смотрел на него, как на инвалида, и Джокер наконец не выдержал – хлынула злоба, искривились губы.
– Проваливай, Уэйн. Ты меня заебал.
Строгий к подобного рода вербальным вольностям Брюс Уэйн вздрогнул и приподнял брови в самом возмущенном жесте из всех, что имел в наличии.
Но он не ушел, и Джокера снова заполнил стыд, единственная эмоция, которую он хорошо распознавал в себе: он даже не знал, что было после того, как он раздавил шприц. И спросить не мог, потому что никто не должен был узнать, что он не всегда контролирует себя – не в таких степенях.
За стеной птицы что-то не поделили – или, может, встретили хищника – и истошно загалдели.
Бэтмен все еще гневался – желваки ходили, глаза потемнели – и Джокер позволил себе порассматривать его.
Забыл с утра побриться. Просто еще не ложился? На рукаве легкого бежевого лонгслива свежая графитовая краска, а под ним змеится шрам из Саппоро. Прямые мышцы бедер напряжены, их обтянула ткань узких черных брюк. Можно ли рассмотреть портняжную? Нет? Его прокол на ухе появился так же, как и татуировка у него самого? Аресова стая заломала его, и клеймила насильно, он вырывался. Бэтмена им было не сломить, но могло ли быть так, что он сам вышел к ним из леса, дал пометить себя добровольно?
Он бы хотел иметь право вскрывать его, хотя бы на пару минут. Право? Неограниченные возможности. С чего бы он начал? Со ступней? Жалкий черный клоун…
Насколько рассчитан этот человек?
Можно ли поверить, что эта кожа сморщится и истлеет? Что время раскрошит его кости? Что черви – Джокер моментально разъярился – будут жрать его тело?
Он никогда не умел ничего скрывать от себя, и был при этом весьма безжалостен.
Слабость… Это все должно было давно надоесть – но он чувствовал, что может еще продолжать, может и даже нуждается в этом.
Если его будут снова лечить, вылечат от этого? Тогда нельзя больше никогда попадать туда живым. Обстоятельства. Важны обстоятельства: если там будет враг. Если вдруг там будет Брюс Уэйн, допрыгавшийся до дурки – тогда другое дело.
– Если узнаю, что с девочкой что-то случилось, пеняй на себя, Джек, – неожиданно властно заговорил Брюс: выводил итог каким-то своим мыслям. – Я серьезно.
– Что с ней может случиться? – немедленно оскалился раздраженный Джокер. – Кто осмелится тронуть мою женщину, мм?
Брюс вдруг улыбнулся, разбивая лед общей гордыни вдребезги.
– Боже, Джокер, неужели ты не можешь нормально… Ну да, точно. Нормально, – легкомысленно протянул он, подавляя порыв снова спросить о том, как на самом деле себя чувствует пленник медотсека: последние дни он только молчал, тревожный, раскруживаясь в тошноте, и выглядел весьма тускло.
– Нормально? – сонно подхватил Джокер. – Причем тут я? Как у человека-летучей-мышки у самого с “нормально” – плохо, верно?
– Верно. Но я хотя бы губы не подкрашиваю.
И Бэтмен протянул правую руку, мечтая о рукопожатии. Кровожадничающий по полной в своих мыслях последние пять минут Джокер не принял ее.
– Пойдем прогуляемся? – вместо этого сказал он, уныло глядя в сторону.
– Отдыхай. Не хочу снова ждать тебя из комы, – отстраненно подступился страдающий герой снова, и достал из кармана брюк связку нашивок Алого, увязанную нейлоновым шнурком.
Джокер представил, как он с каменным лицом нарезает одежду, склоняясь над телами, и пришел в восторг.
– О, ты нечто, Уэйн. Я теперь должен тебе автограф, мм?
Брюс предпочел бы роспись краснеющей кожей, тонкой пленкой похоти, или слюной – неважно.
– И не думал об этом, – солгал Брюс. – Не слишком возмущайся, что я преследую его тоже. Это мой долг.
Джокера никогда не волновал никакой долг – даже когда он исполнял его, рискуя собой, или когда приходило время быть плененным теми, кого этот долг вел в свою очередь.
Он ничего не ответил, сочиняя шутку, основанную на спорной концепции пожирания иных пик иными червами.
– Я усомнился в тебе, – торжественно объявил наконец главную тему общих метаний наивный рыцарь.
Джокер постарался подавить смех – ничего не получилось – и доверчиво оставил правый шрам на виду.
– Ты каждую секунду сомневаешься. И правильно: не верь мне, мышонок.
– Просто не давай мне усомниться и впредь, Джек. Это очень важно, – довольно жестко проговорил Брюс, игнорируя очередную пустую угрозу, и не успевая за своим языком в тысячный раз – не с этим человеком, при котором нужно было следить за всем или вообще не думать ни о чем – какой в этом смысл?
– Ах, рыцарь без страха и упрека! – закривлялся мерзостный шут. – Что я могу?
– Не понимаю тебя, – вздохнул Брюс, равнодушно гоня отвращение к себе, скрывая его под маской безразличия.
Джокер отвернулся к окну: желание предупредить о себе Бэтмена почти напугало его.
– Я не в себе, Бэтти. Не просто крашу губы, сечешь? – неожиданно взорвался он. – Разумеется, ты не понимаешь.
Они встретились взглядами.
Эгоистичный герой замер – стальные пальцы прижали отвратительно слабую клоунскую кисть – и Джокер почувствовал иррациональное желание хоть что-то сказать.
Конечно, этим чем-то стало рассудочное сообщение, полезное и информативное:
– Я тогда видел людей Алого. Если он привез сюда ее и Буча, есть больша-ая вероятность, что вся чертова Луна тут, – он затих, и вдруг впервые откровенно сказал, вскрывая нарыв, мучивший его – не самое важное ранение, какой смысл питать его? – Огреб от кучки пиздюков. Не рассчитал.
Удивленное внимание было получено, и он продолжил:
– Собирался их убить.
Это подействовало резко и неожиданно благостно – он не понял, почему – и чаша весов склонилась в третью сторону: в его сторону.
– Теперь это не имеет значения, – невозмутимо ответил Брюс, на деле совершенно теряясь. – Ты этого не сделал.
Джокер не мог этого понять – отмена обещания? Или какая-то метафора? Непонимание приводило его в ярость. Пока он водил героя за нос по серой стороне, пока подталкивал к краю – все было ясно и блевотно; но когда вдруг он так протягивал руку, доверчиво и жарко – как было кусать ее?
Слабость приводила его в бешенство.
Он постарался успокоиться, но желанный момент все не наступал, и он протянул руку, ухватился за черное колено Бэтмена, сжал посильнее, чтобы причинить боль: хоть немного почувствовать себя менее пустым.
На привычную, хоть и креативную безмолвную угрозу Брюс, вспыхнувший и машинально подавшийся вперед, ухватывая наглые руки, все же отреагировал необычно: желанная хмурь, омрачившая серые глаза до искомых полутонов была заполучена, но..
– Ах, мениски, мои слабые места! – с неприкрытой издевкой вдруг зашептал он, прищуриваясь и неожиданно мягко раздвигая губы в полуулыбке. – Серьезно? Но что в сухом остатке, Джек? Как там у вас говорят? Мацаешь меня за коленку?
– С чего бы мне это делать? – изобразил невозмутимость Джокер, удивленный неожиданным отказом в работе привычного оскорбления. – И где это “у нас”? В тюрячке?
Брюс фыркнул на “тюрячку”, но рук не убрал.
– С чего? Не знаю. Может, потому что ты дрожишь и тлеешь, когда я зажимаю тебя?
Эта насмешка неожиданно попала в цель: и по обоим, но неполученное отрицание автоматически закреплялось как согласие, а значит провокация как минимум обернулась против легкомысленного создателя.
Непотопляемый герой вдруг решил, что все это годится. Сойдет.
– Может и… Поговорим об этом? Но лучше о деле, а дело в том, виджиланте, – повел его в сторону хитрый злодей, – что это не существенно. Никакой разницы. Ярость можно убрать и медикаментозно. А иное убийство спасает жизни, как тебе такое?
Брюс вдруг оказался очень близко.
– Однажды ты достанешь меня так, Джек Эн, – жестко и жарко выдохнул он в бледную грудь, неудачно скрытую хлопком, – что я тебя и правда подвяжу под осину в зимнем лесу.
Джокер сделал вид, что оскорбился очередным сравнением с псиной или иудой, и герой-марионетка подостыл, между тем выглядя так, словно для следующего разговора с ним будут нужны особые документы.
Обманул?.. Но он вдруг почувствовал, что его самого обдурили – застыл, осмысляя это открытие. Им пользуются, словно вещью?
– Джек?
– Что? – занервничал Джокер, понемногу впадая в самое опасное состояние – жалобное и слюнявое.
– Можно? – не замечающий его невозможных реакций Брюс уже почти коснулся изуродованной шеки, но вспомнил про запрет. – Ты сам… часто трогаешь их.
