Текст книги "Неудачная шутка (СИ)"
Автор книги: TILIL
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 68 страниц)
– Это мерзко. Мне мерзко. Тебе не мерзко? – заинтересовался псих, верный своей миссии исследования летучих мышей.
Брюс недовольно вздохнул, но не стал отстраняться.
– Нет, не мерзко. Они мне нравятся. – он почувствовал непрочное натяжение, и дал им передышку, протягивая руку, поглаживая психа по нижней грани челюсти, не осмеливаясь подняться к его гадким, отвратительным, побелевшим от стыда рубцам. – Красивые.
Джокер понять всего этого не смог и признал эксперимент открытым.
– Мне уже похер, я уже закинулся. Навалил на печень, мм?
Брюс снова проигнорировал принуждение к спору – откровенную ложь – и провел рукой по левому рубцу.
По правому – он услышал участившееся дыхание – по центральному.
– Не лги мне, – зашептал он. – Это бессмысленно.
Его рука слишком откровенно скользнула по выпирающей тазовой кости: случайно, но дышать стало тяжелее.
Он вдруг прижался ближе, провел языком по центральному – самому интересному – рубцу, присосался к нижней губе, вдумчиво исследуя реакции чужого тела, вялого, непривычно мягкого, апатичного из-за болезни; переместился к правому шраму, разлизывая кожу, скользя по каждой неровности, лаская левый шрам пальцами.
Теперь все будет по-другому, все изменилось? Про запрет не испытывать больного на прочность он уже не помнил. Нет смысла использовать слова – все и так понятно.
Оторвался, изучая реакцию: Джокер следил за ним так, словно он заслужил премию Дарвина.
Надежда погасла. Это единение было иллюзией. Он не понимает его и никогда не поймет.
– Постараюсь тебе доказать, – угрюмо заверил злодея потемневший герой, забывая отстраниться, только снова покрепче сжимая пальцы на плененных бледных руках, и это было довольно важное обещание.
Воспламененный Джокер разочарованно потемнел в ответ, между делом отмечая себе новую точку нажима.
– За пяток нашивок я отвечу на твой вопрос, – благосклонно выдал он, обещая себе устроить катастрофу, таясь и скрываясь, словно дикий, но хитрый зверь, обсессивно не умея терпеть азартных ставок.
– Вопрос? Что ты сделал Короне? – незамедлительно подхватил Брюс, отводя глаза – лжец, задает вопрос, ответ на который ему не интересен.
– Наобещал золотых гор и предал при первой возможности, – честно ответил Джокер, хотя мог бы и сохранить этот неприятный секрет, раз уж подобное не важно. – В основном я виновен в том, что воспользовался ими, чтобы… мм… спровоцировать твое возвращение.
Брюс взглянул на него слишком серьезно: был уверен, что они оба сейчас видят ужасный полутруп героя, заключенный в склеп старого дома.
– Спасибо.
Джокер, впрочем, ничего такого не видел: смуглые руки тяжело придавили его предплечья, и он отвернулся, мечтая поскорее заполучить свою волю обратно: его раздирала темнота.
Он мог бы и предположить, что старик был прав – так, как он его понял – все верно, уходи как можно дальше, все будет осквернено.
Реальность это иллюзия, когда было иначе?
Джокер надолго завис, выглядя совершенно безумно, и Брюс взглянул на часы, чтобы занять паузу – было уже без пяти шесть утра.
Просто отлично, он разбудил ослабшего от болезни человека в шесть утра, чтобы найти его бритву? Серьезно?
Глаза Джокера были закрыты, но он знал, что это иллюзия, что он наблюдает – Бэтмен, Брюс Томас Уэйн придирчиво препарируется его незаточенным скальпелем эмпатии.
– Все нормально. Уходи. – вывел вердикт Джокер, вяло двигая горящими чужой слюной губами, как и многие дни прежде правильно истолковывая все жесты напротив – движения навстречу, невидимые удары, одинокие поклоны.
И он ушел.
На следующий день началась осень.
========== Глава 58. ==========
Привычная форма двоилась – Брюс Уэйн/Бэтмен – и никакой он не шизофреник, просто и правда существовать в иной плоскости он не мог.
Осаживалась тугая мышечная плоть о розовые, кровавые кости; терялась острота мыслей, язык не поворачивался, не способный произнести и слова.
Кожа исходила потом только когда наступала ночь. Бежала яркая кровь, только когда он действовал, в иных случаях все замирало, словно покрывалось коркой льда.
Но, вопреки всему этому, можно было признать, что он ненавидел свои доспехи.
Яркие тряпки (О, какая честь! Но это же не ваш размер?) были только тряпки; простыни, выстиранные и тщательно отглаженные – были только простыни; пустые комнаты, библиотека, сад, гараж, нулевой этаж, хранящий след промедления – все это было огромным ледником, царством заблуждений.
Брюс не спускался в подвал и исправно появлялся в главном офисе шестое утро между десятью и десятью двадцатью, приводя сотрудников компании в ужас этой неожиданной привычкой.
Крутился в кресле в своем кабинете, читал Кундеру и доставал Фокса по телефону.
Пару часов после обеда флиртовал по углам с самыми некрасивыми сотрудницами, убеждая себя, что ищет сообщников Риддлера и, в целом, налаживает отношения с людьми.
Только бы не сидеть в кабинете отца.
В пятницу он даже не одел галстук, чтобы изобразить облегчение дресс-кода, и приехал к офису, но вспомнил, как тоскливо смотрели на него там, и повернул назад.
Проехал любимый ресторан и даже не заметил этого. Вернулся и провел там почти пять часов, так и не заставив себя заговорить хоть с кем-нибудь, в свою очередь отметая любые разговоры.
Проще говоря, он отлично держался подальше от Бэтмена, но на выходе – на углу квартала – его совратила самая простая телефонная будка.
– Уэйн-менор, – сразу же ответил Альфред.
– Дай мне номер психиатра.
Альфред назвал цифры, ни о чем не спрашивая, хотя стоило ожидать несколько логичных, хлестких шуток.
“Наконец вы решились обратиться за помощью к специалисту, мастер. Давно пора”.
Когда он ждал ответа, настраивая на смартфоне исказитель голоса, вполне серьезно опасался услышать Джокера, не отдавая себе отчета, что Крейн и телефон в его сознании теперь накрепко связаны тревожным воспоминанием.
– Если это ты, Киган, то иди на… – прорычал Пугало.
– Это Бэтмен.
Показалось, или Крейн и правда тревожно всхлипнул – словно жена солдата над похоронкой?
– Что с Джокером? – после паузы храбро спросил он.
Брюс даже умилился этой нежной привязанности, начиная закипать, не подозревая, что для экс-психиатра страшный клоун только важная гарантия безопасности.
– Сомневаешься в нем?
– Почему тогда…
– Не зли меня, чучело.
– Почему? Не хочешь встретиться лицом к лицу? Без своего сраного костюма?
– Боюсь, ты не выживешь. Ты сильно накосячил, Крейн – к следующей встрече тебе надо серьезно подготовиться. Купи себе мыла для больничной душевой. Пока ты должен найти место, где примерно может быть Фобос…
– А я все уже нашел, – нагло перебил чертов Пугало, – Джокер все предусмотрел. А что, не все спокойно в Датском Королевстве? И где он тебя все время прячет, хотел бы я знать. В твоей кадавровой яме проведен телефон?
– Пошел ты.
Брюс вдруг подумал, что проще всего определить положение Крейна у ног двинутого клоуна, используя сложные, смутные понятия: не звездочет или придворный маг, а нижайший паж.
Это его сильно смутило.
– Поищи Фобос сам, умник, – прервал его тонкие изыскания хриплый голос почти забытого Пугала. – И скажи ему, что меня выпирают из Котла.
Брюс вспыхнул – последняя издевка на самом деле задела его – и поспешно положил трубку, преступно забыв про самый важный вопрос.
Будто он мог просто пойти и говорить с ним…
На исходе ночи Джокер уже знал, где здесь столуется Алый, и что нужно сделать, чтобы попасть в местную элиту.
Снова Котел постарался. Но Крейн будет полезен и в Палубе.
– Он обещал… – гундосил неприятный женский голос толпы справа.
Вдобавок он узнал, где именно тут работала Линда, веселая доярка местного божка – о, к этой женщине у него даже с учетом реальной ситуации было несколько вопросов – многое о нем самом, снова лихо переходя дорогу новому влиятельному человеку – если его, конечно, кто-то сможет узнать.
– Я люблю его! – смутно звучало в нутре человеческого шума.
– Исповедь нужна, – без запинки вторили пьяные голоса, – исповедь. Я схожу туда завтра.
Это было даже много: тяжело оставаться незамеченным, но он больше слушал. Задавать правильные вопросы, не используя нож – та еще задача.
Он с ненавистью смотрел на пластиковый снег, щедро наваленный под ногами – он уже чувствовал его залежи в своих ботинках и, казалось, даже в носках – на чудовищно безвкусные сталактиты искусственного льда, нависающие с потолка, подсвеченные яркими огнями…
Хуже всего было терпеть местную музыку.
Даже пульсация голосов от кишащих вокруг людей была терпимей.
– Умерла королева… – выл патлатый певец. – Ладья-а!
– Я могу это сделать! – нагло заявила толпа юношеским голосом, глухим и нелепым. – Двух курочек за раз.
Джокер приподнял брови, страдая от гнили Айсберга сильнее ожидаемого.
У его локтя материализовалась официантка, одетая как служанка из девятнадцатого века, и поставила перед ним полный стакан.
– Ваш напиток, сэр.
Джокер злобно прищурился, скромно, нежно улыбаясь.
– Я не заказывал, сладкая.
Девушка извлекла из наколки в волосах крохотный блокнот.
– Третьему столику от мистера Асканио Собреро. Заказ с кухни. Не волнуйтесь, уже оплачено.
Ее лицо не озарилось никакими мыслями от этого в крайней степени нитроглицеринового имени, и она бодро поспешила прочь.
Прежде он был уверен, что сработал чисто, а под нынешним гримом – прямые черные волосы, чахоточная кожа, голубые глаза – его не узнает даже Линда.
Она, впрочем, оказаться здесь никак не могла.
– Мой отец, – продолжал тот же голос, что вещал про “курочек” сзади. – Впрочем, неважно. Но знаешь, кто еще здесь? Уэйн. Ненавижу мудака. Прямо убить готов.
Осаженный со всех сторон новостями Джокер подавил свирепый вздох, собственнически оглядывая новую информацию, не слишком уважительно, но вполне справедливо полагая, что в подобных местах такому, как этот неугомонный бэт-мужик, делать нечего.
По крайней мере на такую глупость, как этот чертов стакан, он способен не был.
Мимо проскакала все та же взмыленная официантка, крепко сжимающая в кулаке чаевые.
Джокер взмахнул рукой, задирая рукав. Циферблат его Гамильтона зеркально отразил диван за его спиной и юношу, проклинающего Брюса, а приличный диаметр стекла позволял все хорошо рассмотреть.
Сопляк-тинейджер, хрупкий и зеленый. Не угроза Бэтмену, пустобрех.
Сразу же потеряв интерес, он вернул рукав на место, равнодушно игнорируя нешуточные приливы ненависти.
Незаметно проверил стакан на дополнительные примеси и ухватился за него, делая вид, что собирается пить. Это оказался рутбир, и он нахмурился.
– Управляющий маслосклада. Вот кто, а как ты думал? – шуршало слева. – Ненавижу урода…
Все это слишком опасно – эти хождения по злачным местам – и он не мог позволить ему повторить подобную глупость. Под пулями безопасней, чем тут.
И под пулями лучше, чем тут… Ему тут тоже плохо? Его так же тошнит? Или для него это место – храм веселья?
Через пару отшитых шлюх пора было менять угол обзора – удержаться от любознательного изучения Бэтмена в новой обстановке он, как придирчивый эксперт-хироптеролог, не мог.
Самодовольный Брюс Уэйн – длинные ноги нахально выставлены в проход между стульями, на плечах нагло улегся мерзкий неоновый свет – обнаружился в самом людном месте, в середине вип-зоны.
По крайней мере фальшивая улыбка означает, что он еле терпит местные красоты.
Джокер усмехнулся и сменил дислокацию, ревниво оглядывая иные угрозы, способные встать перед этим человеком помимо него самого.
Он ожидал увидеть новую красотку-на-вечер и поэтому не удивился, увидев руку Бэтса на ее плече… Это что, юноша?
Это же неимоверно забавно, особенно если попадет в газеты. Какое поле для подколов…
Или нет, не так уж и забавно – грязная шлюшка вполне сошла бы за его собственную имитацию – шесть из восьми параметров под черный пакет – есть даже отупелые от наркоты карие глаза.
Это подобие показалось важным: это что-то означало?
Что это за чувство? Он с недоверием понял, что это что-то вроде покровительственного расположения.
Не обычное удовольствие от занятных вещей, подтверждений собственной силы, темных мыслей, возможностей повлиять на этот мир, пусть и с помощью насилия.
Это напоминало… Как если бы он узнал, что им известны одинаковые вещи? Что-то не то. Общность интересов? Нет.
Скорее, признание его существования. Доказательство влияния.
В Джокере вдруг возникла какая-то странная снежная буря, даже буран: опасения, прежде никогда не возникающие в нем, вдруг ясно встали перед глазами.
Обостренное чувство ответственности, особое видение справедливости – совершенно безумное – вся эта чушь не угрожала никаким планам, и в расчет не принималась: прежде не касалась его самого.
Это ему совершенно не понравилось.
Идея исследовать Айсберг была глупа до уродливости.
На следующий день у Брюса Уэйна было много времени осознать все глубины своей глупости и всласть насамобичеваться: его дневное воплощение было обречено присутствовать на скучных человеческих сборищах ровно семь рабочих часов.
Он выслушивал специалистов, стараясь не отвлекаться, но, к сожалению, это было невозможно.
Вернулся домой, скинул пиджак, растирая пальцами виски и походя пытаясь забыть навсегда о игривом мальчишке – полутьма ресторана, тонкая косточка плеча, хрупкого, словно крылышко птички – который десять странных минут занимал его, потому что смутно напоминал о чем-то, и был с ужасом изгнан, когда Брюс понял, о чем.
Он определенно был болен уже много месяцев. Это его отвращало? Если бы.
Иронично хмурясь, вошел в холл, наткнулся на дворецкого и попытался избежать пристального взгля…
– Ваш гость вернулся.
Брюс сжал челюсть и излишне прытко устремился в северную библиотеку. Вместо тревоги, или гнева, или что там приличествовало случаю, он чувствовал какое-то болезненное биение под желудком.
Джокер – привычный, но никаких зеленых волос, никакого грима, только кожа позолотилась солнцем еще сильнее – окаменел в неудобной позе на библиотечном диване, живой, прямой, настороженный.
Игнорирующий его появление.
Когда тень от коридорных ламп появилась на его пути, он повел плечами в старом-добром жесте удовольствия.
– Важное заседание, – вместо приветствия сказал уязвленный английским прощанием и новым витком каната Брюс. – Мог бы послать кого-нибудь вместо себя, но это про приют для стариков.
– Купить тебе этот приют? – насмехаясь, его незваный гость сложил свою книгу (какой-то атлас по военно-полевой хирургии), и нахально откинулся на спинку чертового дивана, умудряясь в одно движение перетечь из камня статуи в нахальнейшую, вызывающую желейную позу.
– Если было так просто. Благотворительность всегда привлекает полчища крыс, за мои же деньги и добрые намерения.
– Полчища крыс! Беззаботное детство, – умилился Джокер. – Тут еще должна была быть шутка про флейту…
– А как же Шекспир, Джек? – быстро перебил его высокомерный герой, определенно не желающий слушать очередную мерзкую шутку про чью-нибудь флейту. – Надоел?
Клоун изящно развернул ладонь, безмолвно отвергая приглашение к спасительной сваре.
– В больнице только Крейн мог читать, потому что консультировал пару лентяев, а его вкус был для меня слишком… художественным. Море впечатлений. А так я предпочитаю справочники.
Осаженный агрессор остыл и улыбнулся: оружейные каталоги и вкладыши из упаковок с лекарствами.
– Ты бы не пробивал людям головы книгами и тоже мог бы читать.
Джокер фыркнул, и Брюс вдруг ощутил сосущее желание контроля.
Он расстегнул рукава белоснежной рубашки, отбросил запонки на кофейный столик и неторопливо ослабил пару пуговиц у воротника, внимательно осматривая чертового клоуна на наличие слабости после болезни.
Ничего не нашел и прикинул, как взваливает гибкое тело на плечи.
Джокер его сразу понял и оскалился. Наклонил голову как всегда, по-птичьи, но теперь это движение казалось вынужденным.
– Читаешь мысли, Джокер?
– Ты очень жестокий, Бэтс. Мне это нравится.
– Я говорил тебе, что мне не все равно?
Темные глаза пусты, и это непростительно. Непочтительно искривлены губы. Галстук – снова чайки – слишком затянут – раздражает.
– Не по-омню такого, мисси. Хочешь меня задеть?
Совершенно серьезно собиравшийся его задеть, Брюс рухнул рядом на диван, нагло располагая собственное плечо у его горячего плеча, и только жадно вглядываясь в неожиданно четкие, неровные точки веснушек у прямой клоунской переносицы.
– Не обольщайся. Хочу кое-что получить от тебя.
Это прозвучало как грубейшая пошлость, и Джокер уставился ему прямо в глаза – оскорбленная кобра.
– Будь осторожней в своих желаниях, Бэт, а то вдруг и правда получишь. Что-нибудь.
Брюс только усмехнулся, чувствуя, как тяжелая болезненная хмурь – последствие скучнейших юридических разборок – покидает его.
– Как тебе будет угодно… Покажи мне то, что доставляет тебе боль. Взамен можешь… – он не успел ничего придумать, потому что совершенно непознаваемый клоун резко сказал:
– Сделка. Очередная. Идет.
Он вдруг начал распускать сиреневый галстук, пока Брюс осторожно устраивался на проклятом диване, цепенея от того, что может увидеть.
Джокер расстегнул ворот.
========== Глава 59.’ ==========
Шею охватывал бордовый рубец – прорванная кожа, кровоподтеки, жуткий контраст с привычной белизной.
– Это след от проволоки?
– Не важно.
Как он представляет себе это – “Да, как хочешь, гибни”?
– Кто это сделал?
Они встретились взглядами, не смогли проникнуть даже за преграду похоти, и помрачнели.
– Я разучивал новый фокус, – наконец нагло выдал неосторожный клоун, вскинул руки и вдруг развел между ними металлическую перемычку лески. – Могу продемонстрировать.
Мрачный герой дернулся изъять возмутительный флаг беды, но придурок захихикал и леска растворилась в воздухе.
– Обожаю эту твою эмоцию, – вдруг признался Джокер, и стал выглядеть немного лучше, по крайней мере, чем бледная тень чудовища, поджидающая героев по холодным библиотекам старых домов.
Брюс вдруг почувствовал, как тяжелеют веки, словно от чада опиумной курильни или под взглядом какой-нибудь мистической твари-гипнотизера.
– Ладно. Взамен… – он взял в свои руки странную ладонь и распрямил, словно хотел что-то положить туда…
…ладонь была торжественно и крепко сжата в стальных пальцах.
Джокер помрачнел:
– Я уже говорил: я не баба.
Привычные глупости, словно жабы или змеи соскакивающие с розового языка, было тяжело терпеть, но от иных властных проявлений, помимо насильственно сорванного рукопожатия, удержаться было еще сложнее.
– Я никогда не делал так, – с удивлением обнаружил изрядно раздраженный неожиданной реакцией исследователь клоунов, – с женщиной.
Джокер снисходительно улыбнулся, отстраненный и холодный, истасканный городом, уязвленный слабостью, приводящей его в бешенство.
Брюс не отдал ему столь хитро полученной руки, и все еще крепко сжимал ее – и он разрешил: протянуть культю, измазать его своим черным гноем, но считать это чем-то совершенно обыденным – привычная схема.
Эти мысли почти передались по воздуху.
– О, кто ты, доппельгангер? Ты так похож на него, – неловко пошутил жестокий Бэтмен.
Он ожидаемо разозлил его – привычные сомнения в собственном существовании, и что-то еще, бурое, зрелое, налитое – жесткая рука под его пальцами вздрогнула, попытались перекатиться твердые спицы костей.
– Злой двойник? Это страшно представить! – тем не менее спокойно подхватил Джокер, но в голосе его явственно проскользнула больная хрипота удушения.
– Думаю, он был бы добрым. Ты сам такой злющий, – нерв момента всерьез принять было сложно, кроме того одно лицезрение золотистого запястья – край зеленого рукава, фиолетового, ремешок часов – пьянило. – И суровым. С отличным чувством юмора…
– Ты хотел бы увидеть такого Джокера? – темные глаза, сейчас больше похожие на глаза рыбы или стеклянные пуговицы, придирчиво осмотрели неосторожного героя, словно игривого щенка, тупого и бесполезного.
– О, да хватит. Я всего лишь хотел…
– Чего ты хотел?
– Да что ты…
– Что, Брюс. Что я?
Брюс подавил порыв пожать плечами, хотя уже начал воспринимать всерьез чужое дурное настроение, но вызывающе приложил плененную руку к своей шее, сублимируя желание замолить след от попытки удушения.
Джокер непроницаемо следил за ним.
– Бэтс.
Учитывая привычное владение первенством, легкомыслие не истаяло, и Брюс усмехнулся, неопределенно показывая, что слушает.
– Ты не можешь быть так глуп, чтобы ходить по преступным кабакам без маски. Граница с Маленькой Италией, Бэт. Трефовый туз. Влиятельный.
Изумления скрыть не удалось, и пойманного с поличным Бэтмена захватили ледяные волны гнева.
– Не думаю, – только смог ответить он, не справляясь с высотами собственного свободолюбия, – что понимаю тебя.
Джокер вскинул подбородок – о, эта тонкая материя гордости и самооценки – выглядя весьма опасно, застывший и серьезный.
– Не дергайся, если хочешь, чтобы я тебе объяснил это. Если, конечно, не боишься, Бэт-мен.
Ненасытная темная, лихая часть Брюса, отвечающая за контроль, пришла в восторг, одновременно нейтрализованная каким-то основательным, склизким чувством опасности.
Но было еще кое-что. Что-то новое.
– А ты? Ты можешь быть так глуп, Джо-кер, чтобы целыми днями обтирать ребрами ботинки в этом городе? И Айсберг место достаточно дорогое и закрытое, чтобы моя персона не была там сенсационным событием.
Джокер вдруг наклонился и вцепился зубами в мочку правого геройского уха.
Брюс с интересом оглядел свирепо изогнутый шрам, откровенно наслаждаясь нежданным интересом к себе, и подавил разочарованный выдох, когда челюсть наконец разжалась и острый язык зализал глубокие следы.
– Я уж думал мне конец, Поль, – насмешливо выдал он, под шумок укладывая руку на крепкое бедро, утянутое фиолетовой тканью, но на деле впервые сталкиваясь с иной концепцией близости: настороженным ожиданием. – Что ты там делал? Искал Фобос?
– Фобос? Пожалуй. Да, Винсент, искал Фобос, – сухо проговорил хищник, все такой же смутный и неясный, но хотя бы откликнувшийся на незамысловатую шутку. – Ты не ответил на мой вопрос.
– Я бы тебе не советовал шутить со мной, – теряющий терпение Брюс подцепил пластичную подтяжку, натянул-отпустил, ощутимо выщелкнув на чужой груди грубую ласку, ожидаемо добившись этим более пристального внимания. – Давай-ка начнем с начала.
Тело под его руками вздрогнуло, выгнулось, зашипело, и возбуждение, которое он немедленно почувствовал, только войдя в комнату, сдерживать стало невозможно.
– У тебя проколото ухо, – невнятно объяснил свое поведение дезориентированный Джокер, мутно, но прямо глядя своими чудесными темными глазами.
– Уже нет, как видишь. Джек… – попытался вернуться в объективную реальность Брюс.
Возбуждение все нарастало, и можно было признаться хотя бы себе, что он продолжал ждать у койки, только что несчастный Шекспир был, к счастью, забыт. Порыв собственничества подавить не удалось, и он запустил пальцы в жесткие, измученные краской светлые волосы, с неутолимым интересом инспектируя акрхемский шрам.
– Что? – через силу отреагировал Джокер, ступая в глубины беспамятства дальше.
– Мы с тобой встречались раньше?
– Когда?
Брюс замялся, не желая показывать свою уязвимую, безумную ночную сторону.
– Тогда… До шрамов.
Джокер помрачнел, его глаза окончательно опустели – и неожиданно показался совсем старым, усталым, изможденным – что-то яркое кольнуло героя в шею, в районе седьмого позвонка, и понадобилось достаточно времени, чтобы осознать, что это не нож или игла шприца, а реакция его собственного тела.
– Теоретически возможно, но на практике – нет. Они у меня сколько я себя не-помню. Лет в шесть уже были, – практичный ответ никого не обманул: сквозняк старого дома остужал выступивший на висках пот.
Прежде дававший шрамам на глаз не больше десяти лет, Брюс вдруг захотел попросить черт знает за что прощения, утешить чудовище – это ведь был миг совершенного доверия? Да и жадный интерес к исследованию уродства привычно смутил его – но неясное ощущение опасности не угасало.
И даже светлая откровенность не нейтрализовывала ее.
– Напомни свой вопрос, – потребовал он, окончательно путаясь в своих деструктивных и чужих больных реакциях.
– Я по два раза не повторяю, Уэйн, я не твоя секретарша. Но я могу показать тебе. – холодно прошептал странный клоун в несчастное ухо.
Он попытался встать – готовил давно знакомое хаотичное блуждание по комнате, щедро сдобренное пространными, совершенно бессмысленными рассуждениями – но обнаружил, что не может сдвинуться с места.
Брюс крепко удерживал его, пытаясь только не принимать сочувственного вида.
– Видишь? Ничего не получается, Джек Эн. Теперь ничего не получается.
Никчемный Джокер зарычал от бессильной злобы, походя рванул пуговицы на его рубашке и болезненно впился в услужливо подставленный рот.
Податливое непротивление его еще больше разозлило – разумеется – вот теперь длинные пальцы родили лезвие и белая нательная майка была не слишком ровно взрезана.
Карие глаза придирчиво осмотрели налитые соками мышцы, жесткие, выступающие под кожей словно корни тиса или каштана – дрогнули губы, готовые сложиться то ли в улыбку, то ли в гримасу.
Движение – жизнь, и Брюс одобрительно улыбнулся, ухватывая зубами злобный, ничем ему не угрожающий язык.
Он должен был помочь этому человеку? Он хотел ему помочь? Дать ему что-то, чего он никогда не знал? Отнять это от себя?
Но любой психопат не усваивает свет, обращает его в темноту…
Когда Джокер наконец оторвался от его рта, апогей пограничья был достигнут: подчинить его казалось правильней всего остального.
Это ужасало: снова забылся, вспыхнули злые мысли – он так беззащитен, а значит жалок – и стоило осадить себя.
Брюс тревожно вздохнул, и ухватился повыше поврежденной шеи, попутно жадно оглаживая рубцы Улыбки большими пальцами, надеясь подтянуть опасную пасть поближе.
– Хватит, Джокер. Довольно, уже хватит. Отойди, – нелогично предупредил он, не умея сейчас выбрать между похотью, тревогой и рыцарством.
– Хва-атит? Довольно? Мне уйти? – понимающе протянул Джокер, и уложил руку на геройское колено, вызывающе находя выемку коленной чашечки уже привычным жестом: слабое место. – Ты такой благородный, мм…
Тяжелое, темное горение полыхнуло, обуглило остатки осмотрительности.
– Да. Уходи, а то я тебя переломаю.
Настала пауза, в которой руки сжимались на ткани чужой одежды, словно были полны агрессии – какая чушь, это все не имеет значения – беззащитные жертвы, холодные мертвые тела, гибель, кладбище, болезнь, в этот момент несуществующий темный город…
Джокер быстро избавился от подтяжек, расстегнул на себе рубашку, сбросил ее, сбросил футболку, изогнулся.
У левого соска алел след от импровизированного хлыста, и Брюс устыдился.
– Все, вольные упражнения с холодным оружием закончены? – обескураженно поинтересовался он, истратив все запасы притворного превосходства.
Вместо ответа загадочный клоун помог ему стащить разодранный верх, словно одежда хранила след неловкости, словно, обнажаясь, можно было просто оставить все позади.
Он щелкнул языком, провоцируя – Брюс снова вздрогнул, внушительные мышцы заходили под гладкой кожей – вжался в него покрепче и позволил себя снова поцеловать.
– Это ты все еще можешь уйти, Брюс Уэйн, – предупредил Джокер между жадными поцелуями и не улыбнулся. – Я не обещал ничего, кроме того, что вошло в наше чертово соглашение.
– Я вовсе не… Не пытайся обмануть меня.
И Брюс Уэйн противоречиво стал выглядеть как человек, который загибается без наказания: почти попался, почти пропал?
Джокер поджал губы, но наклонился в новом поцелуе, следуя за печальным мастерством обманщика – нужная кондиция безволия жертвы пока достигнута не была.
Изуродованный рот властно прижался к потемневшим от возбуждения губам, пальцы сжались на горле, продавили кадык, жало языка вдумчиво исследовало сокровенные недра – зубы, щеки – щедро залило в глубины горькой слюны.
Брюс сглотнул, туго проглаживая пальцами позвоночник психа, надеясь только, что тот никогда не узнает, какое на самом деле это доставляет ему удовольствие.
Он попытался упрятать грубое желание поглубже, забыть о его существовании: вдохновенное горение хоть и не заменило жаркое жжение в паху, но сублимировало жажду проникновения в его желанные глубины – пробиться под чужую кожу пальцами, распластать, растянуть гибкие ноги, проверить на прочность сухожилия; казалось, даже хруст костей сейчас не остановил бы его.
Это казалось секундным промедлением, но когда они прервали исследования оскаленных друг в друга ртов, оказалось, что их покрывает пот и волны жара.
Здесь всегда было так жарко? Словно в печи.
– О, не переживай, Бэ-этмен. Я пока тут, – подсказал занимающий все его мысли преступник, когда Брюс попытался на глаз определить его состояние, растирая по тощим плечам собственный пот.
Джокер наконец добрался до брюк, и теперь сдирал ногти прежде таких ловких пальцев о застежки.
– О, черт, Джек…
– Ага-а…
Брюс потерся губами о правый шрам, разглаживая пальцами левый – этого было даже много, он мог не выдержать – почти в исступлении чувствуя, как Джокер положил ладонь на его пах, слышал как он шипит и прижимает пальцы так сильно, словно от этого зависят их жизни.
Он лег пониже, давай полную власть над собой, игнорируя яркий, активно предупреждающий об неясных намерениях огонек инстинкта.
И фиолетовые, и черные брюки пали на пол, в кучу остальной одежды.
Нож мешался и тоже был отброшен.
Джокер снова прижался с поцелуем к чужому рту, давая завладеть своим языком, и наконец уничтожил хлопковую преграду нижнего белья…
Злобно выгнулся, опускаясь на колени перед несчастным диваном.
– Джокер?!
========== Глава 60.’ ==========
Но удивление не продлилось – шершавые пальцы на беззащитной коже внутренних сторон бедер были той еще мукой, и Брюс следом забеспокоился о том, как бы не слиться раньше времени.
– О чем бы ты не думал, сейчас это не важно, – просипел проницательный клоун, и беспечный герой только понял, что он уже давно не улыбается.
– Джокер? Ты…
Джокер не ответил, наклонился – жадный рот присосался к разгоряченному бедру как тупая, а потому бесстрашная пиявка – потерся губами о принстонский крикетный след над правым коленом – незнакомая инициатива, неопознанный жест, неопределенные намерения – подключая к ласкам вторую руку, пока довольно невинно поглаживающую мошонку.
– О, черт, Джек, не провоцируй меня…
Горячая ладонь легла на возбужденный орган Брюса, пальцы сжались.
– Ты обнаглел, Бэт. А я не выношу наглецов.
Брюс, разумеется, застыл – легкомысленно предоставлял ему управляться самостоятельно – только уложил руку на клоунскую спину, когда острый язык основательно разлизал вену у него в паху, на границе бедра.
