Текст книги "Неудачная шутка (СИ)"
Автор книги: TILIL
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 68 страниц)
Прежде уверенный в том, что сможет отбить любую из представленных в этом зале потенциальных жертв, Брюс хмуро вскинулся, но огромные руки сжали Линду сильнее, пусть и не сумев высечь из нее крик, но определенно доставляя боль: о, он мог так же взять любую из женщин, проклятое чудовище, так же возвести над ней свой печальный знак смерти. Но он выбрал эту, прошаренное создание…
И Брюс был готов уйти, бежать, позорно отступая, и это не осталось незамеченным.
– Вот же больной ублюдок! Он абсолютно нелогичен! – с восхищением зааплодировал Освальд, внимательно следящий за предложенным представлением. – Уйти, мы тебе, конечно не дадим… во избежание недоразумений. Руки за голову и на колени.
Джокер вяло усмехнулся, буквально отступая в тень – за свой придворный насест – с презрением глядя, как Бэтмен и правда подчиняется.
– Нелоги-ичен, пожалуй, – недовольно протянул он, устало следя, как мягко укладывается на пол драпировка геройского плаща. – Да, это т’а-акая проблема, мм…
Брюс счел это вызывающее игнорирование фактов с его стороны тоже не слишком логичным: ни эта поза, ни отступление ничем помешать ему уже не могли, и как можно было этого не понимать? Так он все равно ничего не терял.
Все эти раздражающие примеры словоблудия, замаскированные под намеки, были, между тем, слишком пассивными.
Что мог потребовать Пингвин, он мог себе представить – ничего особенного, сорвать маску или оборвать жизнь, и если последнее врагу заполучить объективно не светило, с анонимностью все обстояло куда хуже. Его собственные пальцы, словно захваченные инструменты, были готовы вскрывать любые запоры, подчиняясь непреодолимому препятствию в виде представленной угрозы.
Что мог искать в этом месте Джокер, понять было невозможно: ему не нужно ни лица, ни имени.
И даже его жизнь он забирать не спешил.
– Ну что ж… – спокойно заключил Пингвин, потирая своей клешней с ловко зажатой в ней сигарой запястье другой недоруки. – Дело твое, Джек. Ты мое мнение знаешь. Этот молодой человек в прошлый раз ускользнул от меня так быстро, что я даже не успел его поприветствовать – хвалю, очень впечатляет: исчез, словно растворился в воздухе! Но теперь уже – все.
Его старомодный, вызывающе необычный монокль от этого движения рванулся из глазницы на свободу, и он придержал его резким движением лицевых мышц – словно при ударе невралгии, его облик исказился – округлился рот в фальшивом удивлении, нижняя челюсть резко и на секунду отправилась вниз, придавая ему жалкий и комичный вид.
– Вы предпочитаете поприветствовать меня теперь – и таким спорным образом? – не удержался от скепсиса Брюс, хотя уже был готов смиренно участвовать в очередном безобразном представлении.
– Я предпочитаю не делать лишних движений, – степенно ответил ему Освальд, неожиданно неодобрительно покачивая головой на уважительное обращение, и его густые, кустистые брови взлетели недовольно и грозно. – Жизнь так коротка! Вижу, вы не очень понимаете меня? Какое характерное для вас поведение… Я, знаете ли, родился в месте, которые вы уничтожили. Столько сентиментальных чувств превратились в воспоминания… Это был отличный источник дохода.
Верный куртуазным представлениям о ведении беседы, какой бы она не была, Брюс неторопливо оценил список значимых мест, которые мог уничтожить (бандитские норы от номера первого до номера пятьдесят шестого, мрачный наркоманский притон в заморских горах, свою нормальную, обычную жизнь без рисков и противления государственным законам, и прочие, менее важные просторы), но остался в недоумении, не сумев приладить куда-нибудь нелепую фигуру Освальда.
За спиной тихо, по-бабьи вздыхал не-спасенный психиатр.
– Когда питаешься отходами в застенках канализаций, невольно появляется вкус к иному, вот такой вот однозначный факт, – пустился в разглагольствования раздраженный царящим в зале спокойствием Пингвин. – Все так амбивалентно, вы не находите? Когда Джокер одним махом убрал моего делового партнера и, по совместительству, главную угрозу моему благополучию, я был впечатлен и обрадован. Когда следом появился ты, паренек, и разрушил пенаты моего детства, мою Аркадию подгородную, я был несколько… уязвлен. Всего одно явление на новом месте – и как разнится эффект!
– Не очень понимаю твою уверенность, Освальд, – не выдержал вдруг Джокер, беспокойно почесывая свое плечо-без-клейма, непринужденно, но скорее всего с большой вероятностью просто проверяя какую-нибудь хранимую там до поры секретную гадость. – “Паренек”? Ты так уверен, что эта махина еще молода? Как по мне, у него уже песок сыплется.
Пингвин придирчиво осмотрел впечатанные в пол колени Бэтмена, словно и правда ожидал увидеть под ними бархан-другой.
– Или я чего-то не знаю? – продолжил Джокер, и Брюс знал, что это: одна из редких обсессий этого человека, возводящего любую информационную жилу в ранг золотоносной, даже если подобные драгоценности были ему ни к чему.
– О чем ты, Джек? – невозмутимо воскликнул его странный соратник. – Неужели ты думаешь, что я стал бы сомневаться в тебе? Или это я, быть может, о чем-то не осведомлен?
– Если бы тем, ради чего я сегодня прею здесь, в подвале, вместо твоей башни, была тайна его личности, я бы перестал себя уважать! – горячо в тон ему возразил проклятый шут подкупающе неловко, не соврав, разумеется, ни на гран, но совершенно неестественно.
Неожиданная петушиная раскадровка какой-то схватки самомнений немного отвлекла подневольного героя от брезгливых воспоминаний о “Подземной Аркадии”.
Освальд, похоже никакими тайнами и правда не интересовался – весьма разумный подход для того, кто полагает, что может стянуть маску с беззащитного трупа.
Но этот человек, застывший на возвышении, слабый, хитрый и подверженный частым, хоть и незаметным сменам настроения был, без всякого сомнения, прилично вышедшим за рамки здравомыслия.
Брюс уже привычно заскрежетал челюстью, и ужаснулся себе – усталость обуяла его, он почувствовал себя бессильным. Чертовы психи, и нет никакого просветления в черном торнадо его жизни – весь город показался ему огромным Аркхемом, мрачным больше всякой меры, диким и неадекватным…
– Завязывайте с этим, – грубо выплюнул он, не отводя взгляда от раздражающего циркача. – Отпусти заложника.
Лицо Пингвина вдруг исказила такой силы ярость, что несчастная линза наконец отправилась в бреющий полет, но была поймана безразличной клоунской рукой у самого пола.
– Держи себя в руках, – суховато прокомментировал чужую неожиданную эмоциональность Джокер, присваивая позабытый предмет. – Мое терпение тоже не безгранично.
Где-то вдали вдруг раздался еле уловимый скрип лебедки подъемного привода, услышанный только геройскими приборами – старомодная конструкция – не ведет ли она к той самой вышеупомянутой башне?
Пингвин через силу улыбнулся – так, словно это он был в заложниках, и не в равнодушных руках плутоватых дельцов, вроде них, шута и короля, а в лапах кого-то легендарного, вроде невидимого Зодиака – кого-то, кого нельзя подкупить в его униженном, безвольном хищничестве, тупоумном и непреодолимом.
Но он не был напуган, отнюдь: все беспокойство было направленно на какое-то абсолютное нежелание потерять присность Джокера.
– Да, разумеется, – он слабовольно хихикнул, суетливо разыскивая платок, призванный промокнуть выступивший на лбу пот, влажно выплевывая банальность. – Я немного отвлекся… Не люблю, когда в моем доме заводятся вредители вроде грызунов!
Чертов клоун отлично его обработал – знать бы еще, что он такое пообещал ему…
Но Брюс знал, что любые сильные эмоции в любом случае исходят из пыльного угла, хранящего страх – по крайней мере, был в этом уверен – и если он боится не Джокера, уповая на него, кто же тогда так сильно его пугает?
И его ненависть к Бэтмену, тоже, похоже, и правда происходила из того же источника, что и его симпатия к Джокеру; впрочем, назвать так то слепое, беспокойное поклонение, щедро замешанное на опасениях и депрессивных жестах, что он оказывал чертовому клоуну, было нельзя.
– Но я все равно готов намотать твои кишки на кулак, твое счастье, что я способен держать себя в руках! Будем мудры, как змеи и кротки, как голуби! Солнышко, налей мне еще стаканчик, – закончил Освальд, обращаясь в конце спича куда-то в сторону, и Брюс уныло вздохнул: точно, еще один безумец.
– Ух, какой ты опасный, Ося! – восхитился Джокер, полыхая карей темнотой своих предательских глаз, и взмахом руки останавливая челядь, чтобы принять на себя почетную обязанность виночерпия.
Пингвин легко принял бокал из его рук, и был моментально окрещен стороной добра сраным экстремалом.
– Благодарю, – довольно проворчал он. – Не будь так строг к старику…
– Да-да, как я… строг, мм…
– Ваш гость прибыл, хозяин, – провозгласил какой-то и Гумбертов, и шагнул в сторону.
Впервые растерявшись, Брюс уставился на дверной проем.
Несмотря на то, что вопросов сразу стало больше чем ответов, кардинальным, как и прежде, остался единственный: что, черт возьми, должен был такое наплести тут проклятый гениальный клоун, чтобы получить желаемое?
Все эти игры слишком напоминали липкие паучьи сети…
– Вот, мишутка, а ты не верил! – одобрительно потирая свои странные руки, воскликнул Освальд, и правда готовый так дорого заплатить за их проклятый союз.
Чертов сыскной клоун нашел-таки подозреваемого – быстро-непредсказуемо-смертоносно: за спиной слуги спокойно стоял ждущий своей очереди Алый – неужели то самое сокровище этой ночи?
Брюс мгновенно все понял, и сжал губы, пытаясь определить, чем ему лично грозит эта новая смена направления.
Осматривая местный главный приз, он снова удивился его узким плечам, хрупкости и небольшому росту. Просторный красный бомпер под пафосным бордовым плащом не могли скрыть узких плеч, тонкой талии и очень худых ног, хлипких как беззащитные полевые тростинки.
Его неприятного слуги-азиата рядом не было.
Алый признаков беспокойства не проявил – напротив, казалось, был доволен – его лицо закрывала трикотажная балаклава, поэтому точно сказать было нельзя.
Джокер тоже пришел в благоприятное состояние духа – и Брюс был готов биться об заклад, что этот этап его мутных планов должен был проходить как-то иначе.
Менее гладко.
– Присаживайтесь, господин посол, – умиротворенно подал голос держатель балагана, копаясь в сигарной коробке. – Только давайте сперва за дело, а потом можно и шутки шутить.
Новоприбывший преступник ничего не ответил, словно не услышав обращения, но неторопливо прошел пару шагов и застыл поодаль, чтобы пуститься в жадный осмотр возвышения – его глаза быстро двигались в прорезях маски.
– Ах, я серьезный человек! – воскликнул Джокер, подходя поближе к креслу хозяина. Раздались жидкие смешки из толпы королевской свиты, и он пожал плечами, усаживаясь на подлокотник трона.– С таким не шутят, Освальд. Даже если это очень весело.
– Весело? – нежно вопросил тот, окончательно расслабляясь, и позабыл про то, что собирался встать. – Тебе здесь весело?
– Ага-а! – с наслаждением протянул чертов мерзостный клоун, размазывая красный грим перчаткой по шрамам – от уголка губ к уху. – Ты мне нравишься, Ося.
– Правда? – почему-то удивился Пингвин.
– Правда! Вы только посмотрите на этого парня: король! – продолжил непрочный, хрупкий, уязвимый Джокер, наивно глядя на местного божка стороной. – Как не покориться?
Проявив к новоприбывшему минимальный интерес, он вдруг крупно вздрогнул, злобно щурясь, словно встретил на своем пути порыв ледяного ветра, и Брюса тоже передернуло от омерзения.
Юркие пальцы оправили шелковый хвост вызывающе яркого шейного платка у освальдова горла, и физическое отвращение в геройской груди перетекло во что-то безусловно иное, рожденное инстинктом.
Оставшийся без должного общего внимания Алый хмыкнул и оперся плечом о книжную полку подле возвышения, неуловимо воспроизводя движения проклятого шута, и всем своим видом выражая готовность ждать своего часа.
Брюсу даже показалось, что он рассматривает и его маску тоже – и не мог же он не догадываться, что его ждет? Совершенно спокойный, тщедушный в обрамлении своей вызывающе спортивной одежды, он наводил на мысли о довольстве и покое – будто все, или почти все, чего он желал, уже исполнилось.
– На эту тему есть отличный анекдот! Заходят как-то в бар врач, педофил и вор… – совершенно непринужденно вдруг начал Джокер, вялый и равнодушный, но осекся, откашливаясь.
Участь Алого вызывала разумные опасения.
Чертов клоун снова перетек, бескостный, словно собирался опуститься перед Пингвином на колени – окружение удивленно застыло, затихли даже обнаженные наяды, почуявшие нестандартное назначение движения даже через плотный дым дурманов, качающий их.
Крейн глубокомысленно уставился на свои ботинки.
Брюс потратил мгновение паузы на оценку обстановки, но глаз отвести до конца так и не смог: Джек и правда это сделал.
– Джокер! – рявкнул он, разглядывая служью позу, в которой застыло легкое клоунское тело, словно тот был ремонтником или рабочим сцены, и стиснул челюсть, чтобы не сказать лишнего: слишком много ушей.
– Бэтмен! – весело откликнулся преклонивший колени перед троном Джокер, поглаживая окаменевшую от неожиданности ногу сообщника.
Но никакого созидательного мастерства этот человек бы не проявил – по крайней мере, не в этих стенах.
– Не делай этого, – угрожающе прорычал Брюс. – Дурная привычка. Последний раз предупреждаю…
От ожидания он совсем сдал, и это было не благое гневное величие – на лбу под маской выступил пот, под глазом забился, набух особенный сосуд – нервическая жилка гнева – по спине прошли мурашки.
Он же не мог так с ним поступить, только не так…
Джокер подзакатил глаза в преувеличенном жесте, должно было изобразить, как он устал от чужой тупости – но получилось что-то инфернальное в желтизне и розовости лишенных зрачков склер.
– А бармен такой: “О, привет, Джо!”, – закончил он, и совершил одновременно два особенных действия: всадил неожиданно – для всех, кроме Брюса – возникший в его предательских пальцах нож в плотную плоть бедра своего обманутого союзника и, скалясь, воздел в сторону руку, предусмотрительно наводя ствол на единственного способного ему сейчас помешать человека – Алый хладнокровно уставился на угрозу, но позу побежденного принял немедленно, все такой же спокойный.
По дорогой угольно-черной ткани, покрывающей хозяйские ноги, потекла слабая струйка крови – не хлынула, живая – чертов опытный мясник намеренно выбрал верный угол, удобно отсрочивая активное развитие событий.
Поднялся невообразимый гвалт.
========== Глава 79. ==========
Если Джокер вцепится во что-то, челюстей он не разожмет.
Вскрик Освальда, растерянный и ошалелый (к тому же рискованно близкий к тональности фальцета) некоторое время еще звонко стоял в ушах, защищенный воцарившейся тишиной, и Брюс вдруг понял, что ему страшно – может, впервые за долгое время.
И не надвигающаяся смерть или реальные страдания, не чудовище устрашили его – ему показалось, что еще немного, и он стал бы любоваться этой сеющей разрушение рукой, кромсающей мясо.
Когда-то он думал, что не сможет улыбнуться ему, глупец; теперь стоило рыдать от отчаяния? Нежизнеспособная, мертворожденная, но подлость, скользящая по закоулкам мыслей: дождаться момента, как они переубивают друг друга, и сразиться с победителем. Не поднимать рук, оживляя потрепанного по своей глупости наркомагната и сутенера, не поднять взгляда, когда убийца и похититель тел получит пулю в лоб…
Чертов клоун мог бы стать отличным… крайним в пределах этой ночи. Гнев, все еще бурлящий в крови – честный или исходит только от эгоистичного коктейля из бессильной злобы, загнанности в угол, потерянного чемпионства?
Коленопреклоненный Джокер, между тем, пришел в еле уловимое сердитое уныние, которое маскировал под привычное своему облику лихорадочное, мрачное веселье.
– Неплохо, да? Какой улов, – довольно проурчал он, и все, что он говорил для Бэтмена, произносилось в сторону книжных полок. – Смотри, мышара, не отводи взгляд. Но ты прав. Между нами не так уж и много разницы. Просто я работаю куда эффективней.
Брюс был уверен, что большей разницы, чем у него с Джеком, нет даже у помилования и приговора. И разве он считал так, произносил такую галиматью вслух? Не было такого.
Прежде сонный клоунский слуга, застывший в углу, встрепенулся и, скалясь, облапал промежность заложницы прямо через хлопок больничного халата – то ли пользуясь моментом, пока наниматель не может за ним проследить, то ли искренне считая, что пришла пора идти вразнос.
Огромные грубые пальцы с усилием сомкнулись на мякоти лобка, нежной даже у этой суровой женщины, пробились, оскверняющие, к запретному лону.
Челядь глупо дернулась, рискуя окончательно лишиться своего покровителя теперь и в физическом плане, но была остановлена взмахом дрожащей хозяйской руки.
Джокер сверкнул желтизной зубов, еще более явной у красноты рта и белизны маски.
– Заигрался, Ося? – сочувственно захохотал он, и всадил нож чуть глубже, высекая новый жалобный всхлип. – Рассмотришь мои условия, и твои мячики не пострадают. Если они, конечно, у тебя есть. Проверим?
Его положение, пускай столь ловко достигнутое, не позволяло ему обращаться к зрителям напрямую, и это производило впечатление тягостное и мерзкое; но злобный прищур, обращенный в сторону, намекал на то, что санкций на самоволие Джесси не получал – никаких глаз на затылке, просто скорый анализ данных.
Единственный, кто мог встретиться с ним взглядом, был Алый, чем тот и пытался тщетно воспользоваться.
– Понять тебя невозможно, Джек, – попытался сохранить остатки достоинства несчастный Освальд, продолжая стремительно бледнеть. – Неужели ты готов отказаться от всего ради… ради чего вообще? У нас был договор, и гарантией по большому счету являлась твоя выгода. И какая, какая тебе тут выгода?
Неожиданное нападение безусловно поразило его слишком сильно – даже вне неудивительных в его положении смятения и страха, он как-то особенно сник, и даже его косматые брови, казалось, обвисли.
– Нет никакого Джека, Освальд. Забудь, – перебил его отвратительный предатель, и это раздраженное ворчание, быстро вывалившееся из его рта вместе со словами, можно было считать искренним. – Я рассчитывал услышать что-то вроде “почему”, и мог бы ответить какую-нибудь глупость, например: “Ты слишком долго кис в своей комфортной скорлупе, чтобы понять, как незначительны все эти ценности”. И это, конечно, будет неправдой.
– Ты не можешь не понимать, что предавая меня ты лишился места в этом городе! – через силу выдал Освальд, собравшись с духом: цена за промедление была слишком высока. – Ты знаешь условия. Ты хочешь поделить все на стороне?
Он задышал чаще – приступ злого возмущения выбил у него холодный болезненный пот на висках и над верхней губой. Казалось, он готов потерять сознание прямо сейчас.
– Хва-атит притворяться, – недовольно протянул Джокер, косо осматривая нарочитые физические страдания бывшего союзника. – На данный момент тебе не может быть так плохо. Голова кружится немного, да и все. Пока все. – он мерзко захихикал, самодовольный.
Его косой, тонкий рот, видимый сбоку только алым рогом полумесяца, раззявился, и между губ замелькал розовый язык.
– Условия. Тебя нигде не примут после этого, – не унималась жертва. – Мне плохо… Я не переношу…
– Это страх. Страх ты не переносишь, – устало возразил Джокер снова. – Не примут? Я слышал подобное уже много раз, и некоторое количество из них в этом вашем… Готэме. Взрослые дяди не возьмут меня поиграть! Прямо чувствую, как на глазах вскипают слезки! Только вот не прошло и полугода после очередного отлучения старого клоуна от приличного преступного общества, а вот он я, здесь с вами сегодня. Прекрасно принят, мм? – глумясь, он, между тем, придумал, похоже, очередную пакость, поэтому продолжил спокойней. – Условия? Да, пожалуй. Ради сегодняшнего праздника я даже выполню свое обещание. Бэтмен, – обратился он в сторону, не поворачивая головы, и так Брюс вдруг снова стал достоин внимания. – Хочешь прибрать бизнес этого обрубка к своим загребущим лапам?
– Что? – от неожиданности Брюс даже ответил, не успевая за событиями, и мысль о величественном молчании даже не пришла ему в голову. – Это какая-то чушь, Джокер. Я никогда бы не…
– Вот и все, – оборвал его Джокер, активно подбадривая себя. – Угроза устранена! Я молодец. А все очень просто: каждый из вас несется к очередному сундуку, перебирая ножками, не умея догадаться, что никому на нем не удержаться.
Ему давно уже все надоело – и вся эта ночь, и чертов груз, отягощающий ему плечи – но разве можно было бросить дело на полпути?
Этот герой временами совсем не казался забавным.
И все, что было не так, все, что изменилось – выносливый боец и непревзойденный хищник, он вдруг сдал, уныло приветствуя свою самую ненавистную беду: отсутствие всякой мотивации за пределами сиюминутных желаний, импульсов и ветреных порывов.
Пока Бэтмен считал его чем-то не самым реальным, он самодовольно забавлялся над ним; пока ухватывал за шкирку, можно было потешаться; и даже когда он предлагал помощь, можно было еще повеселиться над собой.
Но не теперь.
Оттого он всегда радостно встречал чужие правила игры – только так он мог их нарушать.
Осуществляя полный оборот, он несся без ограничений – прежде; совершение самого страшного для всех окружающих преступления мало развлекало его, поскольку было обыденным.
Но когда, надкушенный невозможными клыками посреди жажды триумфа и безразличной кондиционированной прохлады гостиничного номера, он обнаружил источник скверны и единственного своего и абсолютного в своей жалобности страха, то пришел в восторг.
Орудуя бессердечным даже к самому себе лезвием мясника, он шагнул дальше, еще дальше, даже просыпаясь в поту по ночам и взбивая до пены слюну от ярости, не остановившись – и почему так приятно было изводить себя?
Существовать без этого казалось уже невозможным; более того, то, что раньше было подобно ядерному взрыву, теперь едва равнялось пощечине.
Этого было мало, его обуревала иная, отличная от тривиальных потуг местных дураков жадность.
– Ты сказал, что Бэтмен… – не успокоился Пингвин, и Брюс счел, что это проявление воли: перед лицом смерти и краха расставлять все точки.
Джокер в свою очередь счел это глупостью, и подзакатил свои воспаленные недосыпом глаза.
– Я только сказал, что у нас общий враг, – перебил он нетерпеливо, хотя мог вообще не отвечать, и Алый задержал дыхание от удовольствия, полагая, что речь наконец пошла о нем. – Тот, кто теперь держит Котел. Похожа эта черная фея с перепончатыми крылышками на мафиози, мм?
Пингвин замотал подбородком, полагая, что “черная фея” невозможна без какого-нибудь злого, имущественного, хапужьего секрета. Набивать себе влияние, заставлять ночь опасаться своего появления – и не воспользоваться этим? Пускай в подобное верят наивные дети – всегда есть всему причина, и она обязана быть весомой.
Все эти слова о нем не были правдой, только грязными инсинуациями – не жадность, а страх толкнул его в пропасть, и прежде он думал, что этот странный, властный киллер из недостатков имеет только страсть к непомерному использованию грима.
– Еще в тот момент, когда ты появился на пороге, я знал что моему дому грозит беда, – горько заключил он наконец, прикрывая глаза, и наблюдающего его сдачу героя сразила острая жалость. – Забери хотя бы девочек, Джек.
Джокер только равнодушно пожал плечами.
– Все с твоими девочками будет в порядке, – не выдержал Брюс, грозно обстреливая клоунские руки, предательские и смертоносные, плотоядными взглядами.
– И это говоришь ты! – нашел в себе силы на гнев Пингвин, и зачастил слабовольно и бессвязно, не контролируя себя. – Ты, причина всех моих бед. Ты, ужасная угроза моему благополучию… Что я сделал тебе? Даже тут – так не поступают… Вы просто беспредельщики, вы оба! Я никого не убивал. Я просто продавец наслаждений. Менеджер гедонии…
– Ты что-то путаешь, – нахмурился Бэтмен, прикладывая последний кусок мозаики к темной истории о Подгороде, касающийся тайны снабжения разрушенного подпола. – Я знаю, что ты не убийца. Я и не трогал тебя поэтому… Разве я мог заниматься вашей ерундой, когда у меня под носом убивают? Ты калечишь тела и души, и я пришел бы за тобой – но потом.
Но это было бессмысленно – еще один псих, верно. Сумасшедший – уже привычная почва.
Лишившись пристального клоунского надзора, он снова поспешно оценил расстояние до невозмутимой Линды, не имея права на ошибку, и осторожно повернулся, чтобы оценить состояние ее припадочного сопостельника.
Пассивное наблюдение никогда не давалось ему слишком легко.
Вопреки ожиданиям засекший запретные телодвижения Джокер выпрямился, и комично сморщил нос, чтобы не скривиться – весьма обходительно с его стороны.
Почти черный в местном освещении зрачок быстро скользнул по Брюсу.
– Довольно о делах, время для праздности, мм? Как водичка, Бэтси? – весело поддел он, умудряясь выделить время для слежения и за гипотетически недоступным ему геройским углом, и его мерзкий глухой голос упал понизу, словно булыжник.
Паясничающий в своей публичной манере, он постоянно двигался, словно не мог унять себя – в ход пошли все доступные ему выразительные средства от отвратных причмокиваний до драматичного опускания ресниц – но в тот редкий миг, когда он замирал, оставалась одна хвастливая торжественность, которую не стоило путать с торжеством: почти неуловимая, но принципиальная разница.
Но отводить от него взгляд было бы неразумно, даже если был риск травануться, обожравшись.
– Водичка? Сойдет, Джекки, – в тон ему ответил Брюс, досадующий на его предусмотрительного: любой заложник, даже душегуб или насильник, неоном жег совесть. – А что, решил все-таки искупаться?
Сигарный дым, все еще полнящий помещение, начал наконец таять.
– Сойдет? – умилился картинный злодей, суетливо принимая положение поудобней – полностью повернуться он не смог, но прилично увеличил себе обзор, попутно чуть не пожертвовав заложничьей жизнью. – Верно, сойдет, не все же тебе выходить сухим из воды… Иногда, старик, надо позволить крепкой дружеской руке списать тебя со счетов, мм?
Обычное дело: убил, сожрал, переварил и выделил.
– Прекрати, клоун, – разъярился Брюс, потому что недостаток информации разом превратился в настоящую путаницу из недоступных для его понимая предательств, мотивов и выгод. – Ты об этом пожалеешь не позже, чем кончится эта ночь. И весь этот каламбур вышел чертовски неловким, разве ты не видишь…
Все эти ужимки он находил недостойными, и даже без учета ущерба, который уже был нанесен и еще ожидался, это эффектное правление на коленях было слишком… отвратительным. Как Джек может быть не унижен этим? Как это вписывается в его систему ценностей, пускай непостижимую для нормальности, но определенно существующую?
Если еще помедлить, спасать уже будет некого: кровотечение останавливало зажатое в плотной массе плоти лезвие – слабое утешение для раненого – и эта задержка, густо умазанная чертовой болтовней – гирляндами, каскадами, пышными бантами слов – печально указывала на то, что без жертв не обойтись – алогичный, но незыблемый факт.
Не отягощенный подобными переживаниями Джокер насмешливо вздохнул, полагая, что и шутка про хождение по водам, и весь этот нудный, долгосрочный финт, наконец близящийся к финальной стадии, вышли весьма неплохими.
– И меня есть еще некоторые развлечения, которые я был бы рад предложить тебе, – тускло, словно в полусне, выдал он, не умея справиться с прорывающимся унынием, в которое его с некоторых пор безостановочно вгонял Бэтмен. – Но все и правда идет слишком гладко. Обещаю неземные кары тому, кто осмелится переступить мне дорогу. Не буду, конечно, показывать пальцем, но есть тут у нас один матерый кайфолом, мм? Сегодня он так разозлил меня, что даже пришлось за ним побегать!
Весь обращаясь в глумление, он вдруг прогнулся в спине, не удерживаясь от демонстрации своих способностей вкупе с издевательской невозможностью тыкать указующе – нож снова повело, и его бывший союзник глухо застонал.
Все ближние Джека неумолимо становятся дальними – неумолимый факт, не требующий доказательств; все они такие – никто не исключение.
Брюс вдруг явственно увидел, как снова хватает его за шею до хрустов и хрипов, и даже кивнул мороку, хотя прежнего взрыва агрессии и той жалкой, истеричной свалки стыдился, и у порога чего-то бесконтрольного теперь медлил и исходил сожалениями; но гнев – это отлично, пора прекратить сансару прощения…
Он сам был виновен в том, что взял на себя роль прокурора неловко и громоздко, но змея под боком, верно…
– Джокер, – вкрадчиво позвал он, совершенно теряясь от обилия противоречий, охвативших его, – я тебя отмолочу. Я предупреждал. К ноге.
Оскорбление цели, разумеется, не достигло.
Впрочем, за этой лихой выходкой стояла не столько злость, сколько желание произвести впечатление – непримиримое, враждебное и, желательно, бескомпромиссное – если, конечно, можно выглядеть непреклонным, раз за разом без пропусков идя на уступки.
Джокер захихикал, игнорируя приглашение отвлечься.
– Поиграть с вами, мышки? – совершенно иным, ночным тоном заурчал он, заставляя Брюса вздрогнуть. – Люблю карточные игры. Неожиданно? Итак, трефовая дама. На откупе. Ее двусторонний валет. Ах, еще был онер. Трефовый король… Некоторые тузы настолько мелки, что не имеют разницы с королями, мм? Эй, Бэтти? Понимаешь, о чем я? У нас тут есть некоторые онеры, мм? Собралось отличное общество! Отважные короли, трусливые вальты, прекрасные… хмм…
– Джокер, – угрожающе подал голос Брюс, содержа в этом рыке доступные для адресата предостережения, укоры и обещания, но был дистанционно оглушен ручищей уставшего бездействовать Джесси, сомкнувшей пальцы на хрупком женском горле.
– Погоди, – вскинулся чертов психованный клоун,немедленно реагируя на невидимое движение, – пусть мальчик скажет, мм. И когда это ты стал выступать в полковой самодеятельности, Джесс?
Громила озадаченно застыл.
– Я тебя выдеру, Джей, – насмешливо отомстил за “мальчика” Брюс, и такая революционная для него манера речи произвела должный эффект: высыпались редкие вздохи толпы, шелестя, словно бумажные листы, в него воткнулись противные в своей беззащитности взгляды, угрожая его асоциальной оболочке: каждый требовал от него принять меры. Каждый заслуживал спасения.
Крейн, последнюю пятиминутку исходящий завистью в сторону Джокера – насколько мог открыто, то есть глядя в пол и не меняя выражения лица – иронично усмехнулся: красавец-клоун – махом заработать себе статус у этого инфантильного нарцисса, обосноваться так прочно; глядишь, и подмять под себя всю ночную империю… И тут ему было готово уютное гнездо… А он сам снова поставил не на того.
