Текст книги "Тирант Белый"

Автор книги: Жуанот Мартурель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 82 страниц)

«Снижающие» элементы связаны в африканской части и с образом самого Тиранта. Так, он рассказывает подобравшему его знатному вельможе короля Тремисена вымышленную историю своей жизни, которая носит явно «сниженный» характер, хотя в общем имеет аналогии с тем, что на самом деле имело место. В результате Тирант, как и Услада, действует в Африке «под маской», как бы постоянно разыгрывая спектакль. И здесь он не забывает о военных хитростях, помогая королю Тремисена победить врагов с помощью проделки с пушками (см. гл. 304).

В конечном итоге и в африканской части возникает дистанция по отношению к «романной материи» и происходит трансформация заимствованных жанровых элементов: изменениям подвергаются как мотивы византийского романа, так и главный герой. Протагонист «Тиранта Белого» получает новое качество, поскольку не только сопоставляется с персонажами иных рыцарских романов, но и вводится в художественный универсум греко-византийского романа.

* *

Помещение нового героя Тиранта в контекст византийского романа помогает Мартурелю лучше прояснить и по-новому оценить такие категории, как «частный человек» и «судьба», «случай», которые являются – в той или иной форме – важнейшими образующими художественного универсума любого романа и которые были в наиболее четком виде представлены, в частности, в византийском романе^[828]. Для Мартуреля, по-новому переосмыслявшего проблему соотношения утопии и реальности, понятия «частный человек» и «судьба» оказываются особенно актуальны, поскольку «авантюрное “время случая” есть специфическое время вмешательства иррациональных сил в человеческую жизнь»^[829]. Настаивая на принципиальной возможности осуществления утопии в реальности именно благодаря усилиям протагониста, автор «Тиранта Белого», отдавая основную инициативу в руки Тиранта, одновременно исследует и пределы этой инициативы, границу свободы действий своего героя. Для этого, в частности, используется сопоставление моделей мира рыцарского и византийского романов.

Как указывает М.М. Бахтин, в греческом романе авантюрное время является чужим для героя, и, соответственно, вся инициатива в этом времени принадлежит иррациональным силам. В рыцарском романе преобладает все то же авантюрное «время случая», с той принципиальной разницей, что оно для героя становится «своим»^[830]. Поэтому при всей своей зависимости от фантастических, иррациональных сил герой находится с ними в союзе и, соответственно, обладает гораздо большей инициативой, чем герой греческо-византийского романа. Кроме того, инициатива героя рыцарского романа повышается и благодаря появлению в нем «внутренней коллизии любви и социальных обязанностей»^[831] рыцаря.

Мартурель, как уже отмечалось, сохраняя любовную линию, необычайно расширяет социальную сферу деятельности героя. При этом протагонист «выводится» из хронотопа рыцарского романа (лишь до некоторой степени смоделированного в английской части произведения), то есть перемещается из своего авантюрного мира в чужой. Не случайно в основной части романа постоянно подчеркивается мотив Тиранта-чужестранца. Это связано с тем, что рыцарь из Франции попадает в Греческую империю, и об этом часто говорят многие персонажи, в первую очередь – Кармезина. Закономерно, что тема фортуны возникает именно в Константинополе, причем «взаимоотношения» ее с героем рассматриваются в двух измерениях – в сфере любви и в сфере «социального поведения».

В целом взаимоотношения эти строятся следующим образом. В сфере «общественных» поступков фортуна в конечном итоге оказывается к герою благосклонной, поскольку Тирант действует во имя христианской веры, а фортуна подчиняется Господнему Провидению. В определенном смысле действие иррациональных сил в данном случае соответствует их действию в универсуме рыцарского романа. Недаром Тирант благодаря своим многочисленным достоинствам и неустанным усилиям побеждает турков, становится маршалом, а затем и цезарем Греческой империи. Но в любовной сфере, где герой раскрывается именно как «частный человек», фортуна имеет гораздо больше власти над ним и гораздо чаще оказывается враждебной. Не случайно он, храбрый воин и стратег, в любви оказывается, в общем-то, пассивен, нуждается в помощнике-трикстере (Усладе) и становится жертвой обмана героя-злодея (Заскучавшей Вдовы). Причем образ злодея, как указывает М.М. Бахтин, уже сам по себе достаточно явно ассоциируется с вмешательством судьбы.

До начала греко-византийской части взаимоотношения судьбы и героя рассматривались параллельно в личной и социальной сферах жизни Тиранта. В эпизоде кораблекрушения судьба впервые оказалась враждебной по отношению к великой общественной миссии Тиранта – по крайней мере на первый взгляд (на корабле он собирался отплыть на место сражения с турками). На самом деле все обстояло гораздо сложнее. Для раскрытия концепции «судьба – герой» в романе Мартуреля крайне важен разговор между Усладой-Моей-Жизни и Тирантом, который они ведут на унесенном бурей корабле, уверенные в том, что их ждет гибель. Сетуя на судьбу, Тирант поначалу удивляется, как Всемогущий Бог допускает, чтобы рыцарь, имеющий столь высокое предназначение, как он, погиб не в доблестном сражении, но в бою с рыбами и к тому же «не имея ни малейшей возможности сопротивляться», иными словами – «как игралище случая и судьбы». Затем он вспоминает и о разрыве с Кар мезиной, но не может связать одно несчастье с другим. Характерно, что, вспоминая о Принцессе, он называет ее «фениксом мира», а Заскучавшую Вдову, совершившую по отношению к нему «вредоноснейшие злодеяния», считает «причиной грядущего падения греческой императорской короны». Таким образом, уже в речах Тиранта поначалу непонятное (а значит, и несправедливое) действие фортуны во вред спасителю Греческой империи связывается впрямую с его «частным» поведением – таинственный феникс-Принцесса и ведьма-Вдова имеют власть лишь в любовной сфере. Эта связь окончательно проясняется в реплике Услады, сводящей воедино все поступки Тиранта, говорящей о необходимости гармоничного сочетания в нем общественного и частного человека и недвусмысленно обвиняющей героя в том, что он поверил Вдове: «Не судьбу, а себя самого должно вам корить теперь, ибо не заставляла вас судьба ни любить, ни ненавидеть – не таков ее обычай, и бессильна она там, где властвует свободный выбор. Хотите ли знать, кто вас принудил? Собственное неразумие, затмившее разум и отдавшее его на откуп безудержным желаньям. Богатство, власть и почести – вот дары фортуны, но любить иль ненавидеть, достойно поступать иль подло, желать иль не желать, – свободны решать мы сами, здесь каждый себе господин» (с. 485).

Значение слов Услады необычайно велико для понимания всей концепции романа и нового героя. Безусловно, проблема выбора была поставлена задолго до Мартуреля, уже в эпоху раннего Средневековья (в самом христианском учении). Присутствовала она и в византийском2 и, конечно, в рыцарском романе. Однако Мартурель переносит основной акцент на ответственность самого героя за свои поступки, обосновывая его автономность по отношению к иррациональным силам: не надо забывать, что козни Заскучавшей Вдовы (фортуны) – не что иное, как спектакль. Таким образом, герой оказывается уже не в подчинении неподвластных ему волшебных чар артуровского романа и не в орбите христианского «испытания», как Парцифаль, – фортуна, выступающая в образе Вдовы, соразмерна, одномасштабна Тиранту.

Подобная концепция определяет и дальнейший характер «взаимодействия» героя с жанром греко-византийского романа: практически все элементы, заимствованные из этого жанра, направлены на то, чтобы оспорить необходимость подчинения «частного человека» иррациональным силам и, с другой стороны, доказать необходимость «общественного» героя быть «хозяином своей судьбы» и в частной сфере, без чего он не может совершить свою историческую миссию. С этой точки зрения моменты «театрализации» и «снижения» в африканской части приобретают новое значение. Все они направлены на выявление особой активности Тиранта – ведь именно от его поведения зависит и его собственная судьба, и судьба Услады.

Недаром, скрываясь под видом мавританки, Услада как бы испытывает Тиранта: важно, что он сам решает быть милосердным полководцем и пощадить хозяйку «мавританки», а также спасает ее от смерти не от того, что узнал в ней Усладу-Моей-Жизни, но потому, что совершает правильный выбор и ведет себя как подобает благородному рыцарю. Очень важно, что и в данном случае все то, что в византийском романе свидетельствовало о случайности (то есть зависело от высших сил) – случайная встреча героев, благополучная развязка сложных перипетий, в которые они втянуты, – теперь оказывается «в руках человеческих», а именно – Услады-Моей-Жизни.

Полностью концепция судьбы в романе раскрывается тогда, когда завершаются африканские приключения Услады-Моей-Жизни и Тиранта. Надо сказать, что в определенный момент оба героя «меняются ролями», и теперь Тирант устраивает жизнь Услады, выдавая ее замуж за сеньора д’Аграмуна и таким образом делая королевой Феса. Правда, Услада безусловно заслужила столь счастливую судьбу, активно помогая Тиранту. Что же касается Тиранта, то с ним фортуна обошлась гораздо более жестоко. На первый взгляд неожиданная и случайная смерть, заставшая его в ту самую минуту, когда он почти добился всего, о чем мечтал, победил, казалось бы, судьбу, для Мартуреля, судя по всему, вполне обоснована и многозначительна.

Финал «Тиранта Белого» обусловлен именно введением в его универсум категории судьбы греческо-византийского романа, которая позволяет автору изменить сюжетные схемы используемых разновидностей жанра. Судьба-случай у Мартуреля внезапно нарушает счастливую развязку, свойственную греко-византийскому роману: после благополучной встречи Тиранта и Кармезины, на короткое время объединившихся наконец в объятиях друг друга, они умирают (хотя читатель и ждет хэппи-энда). Кроме того, нетрудно заметить, что в последней части «Тиранта Белого» линия Тиранта, героя, близкого к креть– еновскому типу романа, и линия Ипполита, более связанного с циклом романов о Тристане, как бы меняются местами. Тирант, имя которого не случайно созвучно с Тристаном, достойно прошедший всевозможные испытания, умирает вместе с Кармезиной, которая, подобно Изольде, не может пережить своего возлюбленного. Ипполит же не только остается жив, но занимает место Тиранта – становится греческим императором, женившись на императрице. Многие исследователи считают, что таким образом Мартурель, отражая реально происходивший в ту эпоху процесс, констатирует «уход в небытие» прежнего благородного рыцарства и «восхождение» «рыцарей» нового, более «прагматичного» поколения, своего рода выскочек и парвеню, которые добиваются высоких титулов и положения не истинными подвигами, но одной ловкостью.

Возможно, доля истины в этом и есть, но это скорее – истина человека нынешнего века. Важнее, на наш взгляд, подчеркнуть здесь «экспериментаторский» дух романа, в котором присутствует свободное обращение с прежними сюжетными схемами средневековых романов, с их «мифологией», с концепциями иных, предшествующих «Тиранту Белому», разнообразных жанров, а не с реальностью впрямую. Очень важно также и то, что даже Тирант, являясь новым героем, не воплощает до конца идеал, о котором говорит Услада-Моей-Жизни, беседуя с Маршалом на корабле перед тем, как разыграется буря. Ведь ни в одном из героев романа Мартуреля не сочетаются гармонично две важнейшие составляющие линии жизни и судьбы – частная и социальная. И если Тирант способен встать над судьбой в социальной сфере, одерживая своими собственными силами победу над маврами или устраивая счастье других людей (недаром христианские воины видят в нем Спасителя и молятся на него как на Бога), то в отношениях с Кармезиной он оказывается бессилен самостоятельно добиться желаемого, он, по существу, пассивен и даже совершает непростительный промах, поверив Заскучавшей Вдове. А вернувшись из Африки в Константинополь, обретает наконец желаемое счастье с Кармезиной опять-таки благодаря Усладе. Его «случайная» смерть на самом деле оказывается закономерной, она – символ бессилия перед судьбой в частной сфере, ибо наступает тогда, когда великая социальная миссия исполнена.

Что же до Ипполита, то в любви он оказывается более хитроумным и активным, чем Тирант в отношениях с Кармезиной, и не упускает своего счастливого случая, воплотившегося в любви к нему императрицы. Не случайно у этой пары нет такого помощника, как Услада-Моей-Жизни, – он им и не нужен. В случае с Ипполитом гармония, таким образом, также нарушена, но в этом герое «перевешивает» частное. Ипполит, как и Тирант, оказывается в финале «игралищем» судьбы, только к нему судьба более благосклонна и он пассивен в сфере социальной, становясь императором «случайно».

Итак, в «Тиранте Белом» диалог, существующий на уровне жанровых разновидностей средневекового романа, способствует складыванию новой концепции отношений человека и судьбы, раскрытию представления о сложном взаимодействии и взаимосвязи жизненных линий разных героев и разнообразных возможностях их сочетания, различных столкновений в них частного и социального. Сама судьба и отношения с ней человека представлены Мартурелем гораздо более неоднозначно и многообразно, в постоянном диалоге и взаимоосвещении существующих на сей счет точек зрения. И в этом – еще одно открытие Мартуреля, отразившего наступление новой эпохи в литературе и в сознании его аудитории.

* *

«Тирант Белый» явился важнейшей вехой в истории рыцарского романа и всей словесности в целом. Произведение Мартуреля свидетельствовало о возможностях дальнейшего развития жанра, пережившего новый расцвет в эпоху Возрождения и открывшего пути к созданию романа Нового времени. Благодаря «Тирангу Белому» становится понятно, что переход к роману Нового времени в рамках рыцарского романа был явлением вполне логичным и закономерным. В произведении Мартуреля присутствуют важнейшие компоненты средневекового романа: интерес к личной судьбе героя, развертывающейся в череде испытаний; мотивы инициации и «воспитания» героя; мотив «тождественности» героя; и наконец, «самое существенное» – открытие проблемы в «отношениях личности и социума»^[832]. В отличие от авторов средневековых романов, генетически связанных со сказкой и мифом и подчиненных мифологическим архетипам, Мартурель оперирует литературным материалом, прежде всего самим средневековым романом, который «знаменует начало осознанного художественного вымысла и индивидуального творчества»^[833]. Таким образом, «Тирант Белый» включается в начальную стадию процесса демифологизации литературы^[834], характерного для эпохи Возрождения. Симптоматично, в связи с этим, что все отмеченные нами компоненты романа в «Тиранте Белом» подчеркнуто «олитературены», а основной конфликт рассматривается в плоскости соотношения героя «высокого» рыцарского романа и героя «низких» жанров.

В целом изучение «Тиранта Белого» позволяет глубже понять, каким образом совершился переход от средневекового романа к роману Нового времени, а также почему и как Сервантесу удалось именно в рамках рыцарского романа, по определению – одностильного и одноязычного, создать один из величайших образцов романа нового типа, в которых происходит «полное и оригинальное воссоединение языка и материала» и которые «вводят социальное разноречие в состав романа, оркеструя им свой смысл и часто вовсе отказываясь от авторского слова»2. Именно «Тирант Белый», по-новому представляющий соотношение художественной реальности и действительности и преодолевающий разрыв между материалом и современной действительностью, является важнейшим звеном в той цепи эволюции жанра, которую реконструировал М.М. Бахтин.

Особое отношение Сервантеса к его каталонскому предшественнику объясняется прежде всего тем, что Мартурель вплотную подошел к совершенно новому пониманию художественного вымысла. Новые приемы художественного осмысления действительности были по достоинству оценены и подняты на новую ступень автором «Дон Кихота». Однако вопрос освязи «Тиранта Белого» с творчеством Сервантеса в целом и с «Дон Кихотом» в частности – это отдельная тема для дальнейших исследований.

–

Роман Жуанота Мартуреля и Марти Жуана де Галбы, повествующий о полной приключений и подвигов жизни благородного Тиранта Белого, – один из крупнейших памятников мировой литературы. По достоинству названный М. де Сервантесом «сокровищницей удовольствий», он представляет собой важнейшую веху на пути от средневекового рыцарского романа к роману Нового времени. Многообразие персонажей и сюжетных линий, умелое сочетание серьезного и комического, а также жанрово-стилевая полифония делают это произведение увлекательным и для современного читателя.

Стоящий в одном ряду с такими шедеврами, как «Смерть Артура» и «Дон Кихот», «Тирант Белый» впервые за свою более чем полутысячелетнюю историю переведен на русский язык. Издание снабжено подробной статьей о поэтике романа и обширным научным комментарием.

Многие из вас, по-видимому, догадываются, сколь сложно в нынешних экономических условиях выпускать книги этой старейшей в нашей стране и авторитетнейшей среди отечественных ученых и библиофилов серии. Ведь к участию в ней привлекаются лишь лучшие специалисты. Между тем затраты на новые «литпамятники» давно не покрываются доходами от их реализации. От некоторых заманчивых, но чересчур финансовоемких идей приходится отказываться.

В то же время известно, что успешные коммерческие организации, пекущиеся о будущем страны, расходуют значительные средства на благотворительные цели, в том числе и в сфере культуры. И потому научно-издательский центр «Ладомир» имеет честь предложить состоятельным предпринимателям-книголюбам стать спонсорами новых и продолжающихся проектов серии, о чем в книгах будут, разумеется, сделаны соответствующие памятные записи. Требуются не такие уж большие деньги, но это позволит осуществиться тем интереснейшим замыслам, которые по прошествии некоторого времени, возможно, уже некому будет реализовывать. Истинным знатокам и ценителям настоящих «литпамятников», останется тогда лишь горестно вздыхать и сокрушаться об упущенных возможностях.

Давайте вместе не допустим этого!

Наш адрес:

124681, Москва, ул. Заводская, 6-а Научно-издательский центр «Ладомир».

E-mail: [email protected] [email protected]

М.А. Абрамова. Перевод, статья, 2005.

Е.Э. Гущина. Примечания, 2005.

Г.В. Денисенко. Перевод, 2005.

П.А. Скобцев. Перевод, 2005.

Сочинения

Мари-Мадлен де Лафайет (1634—1699) – родоначальница жанра любовно-психологического романа, безусловно, наиболее яркая и талантливая из славной плеяды женщин-писательниц XVII в. Ее творения, относящиеся к вершинам французской прозы, отечественному читателю практически незнакомы.

В предлагаемой книге впервые в России собраны все известные художественные произведения легендарного автора «Принцессы Клевской». Более трех веков они восхищают любителей изящной словесности динамизмом сюжетов, выразительностью языка, незаурядным мастерством в передаче любовных переживаний героев.

Переводы осуществлены с французского специально для данного издания, снабженного обстоятельной статьей и подробными примечаниями.

Любые книги «Ладомира» можно заказать наложенным платежом по адресу: 124681, Москва, Заводская, д. 6а, НИЦ «Ладомир». Тел.: (095) 537-98-33; тел. склада: (095) 533-84-77.

E-mail: [email protected] lomonosowbook @mtu-net. ru Для получения бесплатного перспективного плана издательства и бланка заказа вышлите по этому же адресу маркированный конверт.

notes

1

Впервые роман Ж. Мартуреля и М.-Ж. де Галбы «Тирант Белый» вышел в свет в Валенсии в 1490 году .На сегодняшний день наиболее авторитетным признано издание, подготовленное Марти де Рикером (см.: Martorell J., Galba М. J. de. Tirant lo Blanc i altres escrits / Ed. a cura de M. de Riquer. Barcelona: Ariel, 1979. (Classics Catalans)), которое в точности следует первопечатному тексту (за исключением модернизированной орфографии). Предлагаемый первый русский перевод романа с каталанского языка осуществлен именно по этому изданию. При передаче имен собственных соблюдалась традиция, сложившаяся в русской переводческой школе, – сочетать принцип благозвучия с принятым в русском языке обозначением топонимических названий. При подготовке справочного аппарата учитывались новейшие достижения в области изучения «Тиранта Белого» западноевропейскими и отечественными литературоведами. Авторы перевода и примечаний выражают благодарность за помощь в подготовке настоящего издания каталонским коллегам Р. Алеманю (R. Alemany), Л. Ба– дия (L. Badia), М. Видал (М. Vidal), И. Грифоль (I. Grifoll), М. Калм (М. Calm), Ж. Перере (J. Регега), А. Эспадалеру (A. Espadaler).

2

Фернандо Португальский (1433—1470) – сын короля Дуарте Португальского и Лионор Арагонской и, таким образом, племянник Альфонса Великодушного, короля Арагонского и Неаполитанского. Инфант Фернандо являлся наследником португальского престола с 1438 по 1451 г. Однако Мартурель обращается к нему как к наследнику престола Арагонской Короны, которым тот считался после 1464 г.

3

...осмелился я перевести книгу эту... с английского на португальский... – Называя себя переводчиком романа, автор отдает дань широко распространенному литературному приему мистификации, позволяющему, как считалось во времена Мартуреля, повысить в глазах читателя авторитетность и достоверность текста, и вместе с тем – обращаться с ним достаточно свободно, активно прибегая к художественному вымыслу. Можно с уверенностью сказать, что английского оригинала романа не существовало, хотя «Тирант Белый» тесно связан с Англией. В основу первой части, среди прочих источников, Мартурель положил англо-норманнский роман «Ги де Варвик», написанный между 1232 и 1242 гг. по-французски, а на английский переведенный в начале XIV в. Существовала его версия и по-каталански (наиболее ранняя рукопись, дошедшая до нас, датируется концом XV в.).

Канадский исследователь Курт Виттлин (Curt J. Wittlin) выдвинул следующую версию, описывающую историю создания романа: 1) Мартурель во время поездки в Англию между 1438 и 1439 гг. делает перевод романа «Гиде Варвик» с французского на валенсийский; 2) Перевод посвящает дону Фернандо Португальскому (затем посвящение без изменений переходит на титульный лист «Тиранта Белого»); 3) После 1437 г. собирает материалы, чтобы написать трактат о том, как следует себя вести настоящему рыцарю. Затем присоединяет их к роману об истинном рыцаре – Ги де Варвике; 4) Параллельно начинает работать над собственным произведением о благородном рыцаре Тиранте Белом; 5) В 1460 г. объединяет все вышеперечисленные материалы и включает в роман «Тирант Белый», над которым продолжает работу до самой смерти; 6) В 1465 г. умирает, оставив роман практически завершенным; 7) Марти де Галба готовит в 1490 г. издание романа, подвергая его стилистической правке и дополняя по своему усмотрению. В частности, как предполагает исследователь, авторскую фразу Мартуреля из посвящения: «<...> осмелился я перевести эту книгу в Англии для принца Португальского на валенсийский язык <...>» Галба понимает как «<...> осмелился я перевести книгу эту не только с английского на португальский, но и с португальского на язык валенсийский <...>».

4

...с португальского на язык валенсийский... – В средние века каталанский язык называли романским, лимузинским, валенсийским. В XV в. из-за того, что Валенсия имела серьезный экономический и культурный вес, его преимущественно позиционировали как валенсийский. Следует также учитывать, что именно там родился сам Мартурель. В настоящее время язык, на котором написан «Тирант Белый», называют каталанским.

5

...года тысяча четыреста шестидесятого. – Следует отметить, что свое посвящение Мартурель практически полностью позаимствовал из романа испанского автора Энрике де Вильены «Двенадцать подвигов Геракла» (1417). Однако такой плагиат не был для того времени чем-то исключительным. Как известно, сам Сервантес заимствовал посвящение первого тома «Дон-Кихота» у Фернандо де Эрреры в его «Примечаниях к сочинениям Гарсиласо де ла Веги».

6

В Священном Писании читаем... о жизни... Отцов Церкви, о благородном Иосифе и Царях, обИове и Товии, о... Иуде Маккавее. – Первоначально Ощами Церкви называли епископов христианских общин, но с кон. IV в. так стали именовать церковных авторов прошлого, которые имели особый вес в богословии; Иосиф – сын патриарха Иакова, герой Книги Бытия. Был продан братьями в рабство в Египет, но затем благодаря уму и благородству возвысился и стал начальником над всей землей египетской (см.: Быт. 30—50); говоря о Царях, Мартурель, видимо, имеет в виду трех первых, самых известных Царей Израильских – Саула, Давида и Соломона; Иов – библейский праведник, история жизни которого излагается в Книге Иова Ветхого Завета; Товий – герой Ветхого Завета. О приключениях, происшедших с ним и его хранителем архангелом Рафаилом, рассказано в апокрифической Книге Товия; Иуда Маккавей – вождь еврейского народа, защищавший иудейскую веру в кровопролитных битвах с сирийским царем Антиохом Епифаном (175—164 гг. до н. э.).

7

...о раскаянии святого Иоанна Крестителя и святой Магдалины, святого Павла Отшельника, святого Антония, святого Онуфрия и святой Марии Египетской. – Говоря об Иоанне Крестителе, Мартурель ошибается. Скорее всего, он имеет в виду позднесредневековую легенду о другом Иоанне – Иоанне Златоусте, который, будучи отшельником, возлег с юной девушкой и та понесла от него. По наущению дьявола Иоанн убил ее, а тело зарыл. Однако затем раскаялся и признался в совершенном злодействе. Тогда убитые им обнаружились целыми и невредимыми. По традиции, святая Магдалина – та самая женщина, которая, в знак раскаяния, омыла ноги Христа слезами, отерла волосами и умастила драгоценным миром (см.: Лк. 37—50). Святой Павел Отшельник – живший в III в. христианский святой Павел Фиванский, считающийся первым из пустынников Египта. Святой Антоний – христианский святой, отшельник, основатель монашества. Святой Онуфрий – Онуфрий Великий, христианский отшельник IV в., проведший в египетской пустыне шестьдесят лет. Был известен своей святостью, однако считал себя великим грешником. Святая Мария Египетская – раскаявшаяся блудница, жившая в Александрии предположительно в V в. После обращения в христианство удалилась в пустыню за Иорданом, где стала праведницей.

8

Святая Юдифь (Иудифь) – героиня апокрифической части Ветхого Завета (Книга Иудифи); ради спасения родного города вошла в доверие к ассирийскому военачальнику Олоферну и отрубила ему голову.

9

...говорит... святой Лука в своем Евангелии. – Имеется в виду цитата из Евангелия: «Когда сильный с оружием охраняет свой дом, тогда в безопасности его имение» (Лк. 11: 21).

10

...семь планет влияли на мир сей... – Согласно космографической системе Птолемея, принятой в средние века, существует девять небес, в которые входят и круги семи планет (Солнца, Меркурия, Марса, Венеры, Луны, Юпитера, Сатурна). Об этом см. также примеч. 2 к гл. 129 и 138.

11

...все семь частей, составляющих эту книгу. – Гл. 1 представляет собой пересказ первой части Пролога к «Книге о рыцарском ордене» каталонского философа Рамона Люля.

12

...кольцо с гербами.... – Кольцо, остающееся у разлученных влюбленных как залог узнавания, – очень распространенная деталь в средневековой литературе (см., напр., «Тристана и Изольду»),

13

О, смерть, жестокая, слепая! – Цитата из стихотворения XXXVI каталонского поэта XV в. Аузиаса Марка. Не внове для меня слезами обливаться... – Речь графини представляет собой скрытую цитату из «Троянок» Сенеки – римского философа-стоика и писателя, очень популярного в средние века. Его трагедии были в XTV в. переведены на каталанский язык. Текстологический анализ, проведенный исследователями (прежде всего – Т. Мартинесом (Т. Martinez)), показал, что Мартурель читал «Троянок», «Медею», «Фиеста», «Агамемнона», «Ипполита».

14

Александрия – крупный укрепленный порт на берегу Средиземного моря в Египте. С 641 г. находилась в руках арабов.

15

...чудесное Тело Христово. – Имеется в виду причастие евхаристическим хлебом, т. к. в Католической Церкви, начиная с XIII в., мирян вином не причащают. Констанцский собор (1414—1418 гг.) в декрете Cum in nonnullis теологически обосновал закономерность совершения причащения только под видом хлеба.

16

...одетый словно святой Франциск... – Иконография этого святого очень обширна. Ранний биограф святого Франциска – Фома Челанский – описывает его как человека хилого телосложения, с косматой бородой, в грубой рясе бурого цвета.

17

Король Канарии – король Канарских островов, расположенных в Атлантическом океане у северо-западного побережья Африки. В 1344 г. правнук Альфонса X Кастильского был коронован королем Канарских островов, но реально они стали христианской территорией только после 1402 г. Вероятно, поэтому у Мартуреля на Англию идет войной Абраим, король мавров.

18

Порт Антона. – В средневековых текстах так называли Саутгемптон.

19

...его святые останки. – Имеется в виду Фома Кентерберийский (1115—1170), архиепископ Кентерберийский, убитый по приказу Генриха II Плантагенета во время молитвы, прямо на ступенях алтаря.

20

Уэльские горы. – Мартурель под Уэльскими горами подразумевает просто Уэльс. Почти весь Уэльс занят Камбрианскими горами, достигающими максимальной высоты на севере; на юго-запад тянется Бервинская горная цепь, а на юге располагаются Глеморганские горы.

21

Бомбарды, баллисты, кулеврины, люртиры. – Бомбарда – одно из первых и самое крупное из артиллерийских орудий, применявшихся в XIV—XVI вв. при осаде и обороне крепостей. Служило для разрушения стен и укреплений противника. Баллистой Мартурель, видимо, называет аркебузу – ручное тяжелое оружие первой трети XV в., заряжающееся с дула каменными пулями. В XIV—XV вв. Барселона, Жирона и Лейда были европейскими центрами по производству баллист. Кулеврина – артиллерийское орудие калибра 1—2 дюйма и длиной 2—4 фута, использовавшееся в XV—XVII вв. для стрельбы на дальние расстояния. Первое упоминание о кулеврине относится к 1425 г. Мортира – артиллерийское орудие с коротким стволом и крутой навесной траекторией, что делало ее удобной для разрушения особо прочных оборонительных сооружений. Этому способствовали также увеличенная масса снаряда и наличие специальной пороховой камеры, что увеличивало дальность стрельбы. Применялась начиная с XV в.